* * *
Из-за возвращения в общину Матвей явно нервничает, однако когда в доме Завьяловых их с порога всасывает в поток предпраздничной кутерьмы, а Глеб со свойственной ему манерой быстро увлекает Матвея в гущу событий, даже если это лепка имбирного печенья, и начинает о чем-то воодушевленно вещать — Матвей расслабляется и улыбается, переключаясь на помощь с готовкой. Помимо Полины, на кухне обнаруживается и Лия, усердно мнущая тесто для пирога. Всеволод же, покинув дом еще до появления Радмира с Матвеем, уже крутится где-то на главной площади, руководя установкой палаток, ярмарочных домиков и прочих украшений, которые обязательны для проведения дня середины осени. Узнав, что праздник этот не сугубо общинный, а весьма традиционный в их крае еще со времен древних славян, Матвей искренне удивляется и отчасти стыдится, что такой важный, фактически профессиональный нюанс остался для него неизвестен. — Его не везде как-то особенно отмечают, — говорит Лия, украшая верх пирога сочными ягодами. — У нас этот день приурочен и к благодарению духов природы, — она усмехается, очерчивая пальцами воздушные кавычки. — Ну вроде спасибо им за урожай и здоровый скот, за дары и все подобное. И заодно попросить у них благословения, чтобы и будущий сезон стал урожайным. Еще чествуем предков. А, — вспоминает она, слизывая с кончика пальца каплю ягодного сока, — еще мы благодарим тот самый дух волка, который защищает оборотней. Так что, сам понимаешь, мы заметно подкорректировали смысл дня середины осени. Но в других поселениях это просто повод повеселиться и часто надраться, благодаря себя за все летние труды. Дом постепенно наполняется ароматами выпечки, шоколада, карамели и специй. Радмир, вынимая из духовки противень с готовой партией румяных коричных булочек, наблюдает за сидящими бок о бок Глебом с Матвеем, собирающими фруктовые корзины, часть из которых будет украшать двор и крыльцо в знак признательности духам природы, а часть будет отправлена для угощения непосредственно на саму ярмарку. Когда дело доходит до украшения дома, Матвей, расставляя свечи в специально отведенные для них стеклянные фонари и размещая крупную тыкву в похожем на гнездо комке соломы и сушеных трав, вдруг восклицает: — А это ведь своего рода местный Самайн. — Который как Хэллоуин, только раньше был? — уточняет Лия, помогая Радмиру развешивать на перилах гирлянды. — Ага. Я однажды даже участвовал в праздновании Самайна, когда был в Ирландии, — вспоминает Матвей с ностальгией. — Впечатляющее зрелище. — Это ты еще наше не видел, — с легким хвастовством замечает удачно появившаяся из дома Полина. — Кто хочет первую пробу яблочных пирожков снять? — Мы! — кричит Глеб и подбегает к Матвею, закидывая ему на плечи руку. — А с фонариками уже закончил? — интересуется Полина и спускается во двор, чтобы оценить фасад дома для проверки. Кивает головой, довольна. — Неплохо. Еще и не свалился со стремянки, точно заслужил, — шутит она — Ну мам! Мне же не пять, — дуется Глеб. Подойдя, Полина нагибается к сыну и чмокает в лоб, а затем вручает пирожок. — Так и быть, заслужил награду. Когда Полина с Лией уходят на площадь, а до начала празднования остаются несколько часов, Радмир с Матвеем ждут дома. Глеб, кажется, изначально планирует зависнуть с ними, но затем говорит, что уходит с матерью на случай, если неожиданно понадобится подсобить, хоть Полина и уверяет, что уж на площади достаточно тех, кто не откажется помочь, потому что все, кто задействован в организации, именно там и собрались. Однако не спорит, только просит Радмира запереть дом, когда он с Матвеем позже присоединится к празднику. — Ты как? — беспокоится Радмир, пока Матвей на крыльце возится с псом, подставившим для ласки пузо. — В норме, — отзывается Лукин, почесывая мохнатые собачьи бока. — Честно? — сомневается Радмир и присаживается на корточки рядом с ним. — Помнишь, что я сказал утром? Рука Матвея замирает, отчего собака кратко подает недовольный голос, требуя продолжения. — Может, мне не следует появляться на площади, особенно после вчерашнего? — обернувшись, спрашивает он, глядя на Рада. — Я не могу тебя заставить и потащить туда насильно, — признается он. — Но люди будут веселиться, не думаю, что они станут обращать внимание. К тому же… — Радмир поднимается и ненадолго заглядывает в дом, а затем возвращается, держа в руках маски, и протягивает Матвею. — На празднике многие носят их. Если хочешь скрыться. Матвей усмехается, но берет в руки простую картонную маску с изображением совы и резинкой на затылке. — Серьезно? — Глеб оставил для нас. Свою уже забрал. Матвей медлит, а затем напяливает ее на голову. — Ну как я тебе? Неузнаваем? — Ну… я-то все равно различу тебя по запаху, — хмыкает Радмир и проводит кончиками пальцев по кромке его уха. — Я пахну чем-то особенным? — удивляется Матвей, поднимая маску на лоб. Радмир осекается. Нет, рассказывать о том, что в Матвее пробудился запах его пары, он не будет — вешать на Матвея это знание совершенно излишне и не ко времени. — Мы неделю прожили вместе, — отвечает он. Не врет, просто выбирает безопасный путь. Поправляет на шее Матвея шарф и поясняет: — Я успел к тебе привыкнуть, как и к твоему запаху, чтобы найти его даже в человеческом облике. Кажется, Матвей верит. Да и какие у него причины сомневаться? Ведь учуять запах пары способен лишь волк — не человек. — В любом случае я буду рядом, — напоминает Радмир. Бросив взгляд за его плечо во двор и дальше, на дорогу, Матвей шагает ближе и, привстав на носочки, тянется к губам Радмира. Подхватив его вокруг пояса, Рад с удовольствием отвечает на нежный поцелуй, не позволяя тому быстро окончиться — на улице довольно темно, а его фигура так или иначе закрывает собой Матвея, так что даже самые любопытные зеваки не смогут их разглядеть при всем желании.* * *
На подходе к площади становится ощутимо многолюднее, голоса звучат громче, сливаясь в плохо разделяемый на части общий гул, а череда аппетитных запахов дразнит нюх. На головах некоторых сельчан действительно нацеплены маски, сплошь звериные, и в основном на молодом поколении — свои же Радмир с Матвеем предпочли не надевать, надеясь не расстроить тем Глеба. Практически все дома по пути украшены в той или иной степени: на крыльце стоит хотя бы одна корзина с фруктами, ограды и сами избы переливаются огнями гирлянд, под крышами зажжены фонарики или свечи. Матвей шагает как можно ближе к Радмиру, хотя заметно, что обстановка его увлекает, снижая чувство тревоги. Это обнадеживает. Пару раз Матвей жмется Радмиру в бок, когда мимо проносится кричащая ребятня, не разбирая пути, но в остальном сельчане разве что мимоходом бросают на него взгляд, в основном приветствуя Радмира и далее устремляясь к эпицентру празднества. Главная площадь встречает их живой музыкой: молодые парни на небольшом возвышении вроде сцены играют нечто бодрое с налетом народных мотивов, а девушки — вероятно, их спутницы — пританцовывают и смеются, время от времени кидая на юношей кокетливые взгляды. По окружности площади в деревянных домиках-палатках на лотках выставлены разнообразные угощения от сладостей, вроде тех, что готовили у Завьяловых, до наваристых горячих похлебок и огромных мясных окороков, испускающих божественный копченый аромат. Жители активно курсируют между домиками, дегустируя то, что состряпали на праздник соседи, молодежь начинает участвовать в несложных забавах и развлечениях вроде попадания кольцом на колышки или метания дротиков в воздушные шары, словно на городской ярмарке. Радмир предлагает Матвею остановиться и взять что-нибудь перекусить, хотя дома оба успели покусовничать пирогами. В итоге выбор падает на печеную с маслом и зеленью картошку и жаренные на огне колбаски. Радмир предлагает принести ещё и пива, однако Матвей, вспоминая, как подействовала на него прошла бутылка, отказывается. — Не хочу, чтобы меня развезло в самом начале праздника. Пробираясь дальше сквозь снующих с едой и напитками по площади сельчан, Радмир наконец видит Лию, подзывающую их взмахом руки. — Скоро начнутся первые состязания, — сообщает она с надкусанным яблоком в карамели в руках. — Не желаешь поучаствовать? Лия с вызовом смотрит на Радмира, но он упрямо качает головой. — Ну Рад, — тянет она. — Вон, — он кивает на стоящего возле нее Яшку, молчаливо жующего орешки, — мужа своего уговаривай. — Я больше предпочитаю умственный труд, нежели физический, — с улыбкой отвечает Яша. На вопрос же Матвея, а какие именно состязания впереди, Лия предлагает присоединиться к уже собравшимся на месте проведения и посмотреть собственными глазами. В той части площади, куда они идут, обнаруживается Глеб с двумя приятелями. Они о чем-то весело переговариваются, но едва Глеб видит Радмира, Матвея и остальных, спешно прощается и убегает к ним. — Неужто решил участвовать? — спрашивает Лия. — Не, но ребята будут. — Он кивает за спину. А затем смотрит на Матвея. — Ну как тебе, Моть? — Здорово. Хотя шумно, я немного отвык, — усмехается он, окидывая взглядом окружающую его бурную обстановку, где в общую какофонию сливаются голоса, музыка и яркий смех. Все разом оборачиваются, когда громкий мужской голос наконец объявляет начало первого состязания — перетягивание каната. Разбившиеся на две команды юноши расходятся по сторонам от пока еще лежащего на земле толстого плетеного троса с ярким куском ткани ровно по центру, а когда судья так же громко объявляет начало, парни ловко поднимают каждый свой конец каната и встают на изготовку. По сигналу команды усиленно тянут трос. Зрители активно поддерживают их криками — кажется, всех сразу — хотя отдельные, чаще женские голоса выкрикивают конкретные имена, по всей видимости, придавая духа своим женихам. Лия тоже скандирует, взмывая в воздух кулак. — Ее брат двоюродный участвует, — поясняет Радмир на лёгкое недоумение Матвея, практически касаясь губами его уха. — Второй справа. Глеб же поддерживает товарищей, оказавшихся по противоположную сторону от брата Лии. А когда ребята побеждают, не без труда сумев завалить вторую команду, Глеб хлопает и искренне улыбается. Радмир отмечает, что в компании своих друзей племянник ведёт себя, как и прежде, не выглядя подавленно или удрученно после того, как ему стало ясно об их с Матвеем связи. По толпе проносится довольный, в основном девичий ропот и вздох, когда пара игроков победившей в перетягивании команды снимают с разгоряченных тел футболки и красуются уже не блеклыми мальчишескими, а весьма мужественными рельефными торсами, играя мышцами на молодых телах. Один из приятелей Глеба оборачивается в их сторону и подмигивает, в мгновение заставляя Радмира ревновать. Однако внимательнее присмотревшись и проследив взгляд, со смесью облегчения и удивления осознает: парнишка пялится вовсе не на Матвея, а на… его племянника. В ответ Глеб улыбается и показывает большой палец, после чего полуголый парень виснет на шее товарищей и радостно скачет с победным воплем. Радмир решает отставить вопросы: ничего столь уж странного не произошло. Их с Лией вон вообще сватали и женили за глаза, так что бить тревогу из-за одного мимолётного весьма дружеского жеста, кажется, рано. После короткой паузы, чтобы желающие успели подкрепиться, стартует второе соревнование, на сей раз на скорость и ловкость: кто первым заберется по толстому, почти как дерево, столбу и сорвет с вершины флаг, тот и победит. Лия снова подбивает Радмира на участие и снова не достигает успеха. — Ладно, еще, кажется, будет стрельба из лука, перетаскивание камней и борьба, — перечисляет она, на сей раз отщипывая куски от большого, мягкого соленого кренделя. — А пока пойдем Полину навестим, может, она уже успела раздать все пироги и присоединится к нам. У Полины и правда разошлись практически все приготовленные угощения. — Севу не видели? А то он как-то мимо проходил, а потом его опять увели, даже на празднике не могут работу оставить позади, — сетует она и тут же с улыбкой заворачивает в бумажный конвертик сладкую сдобу для подошедшей девочки. — Я могу папу поискать, если надо, — вызывается Глеб. — Спасибо, родной, пока не нужно, — отмахивается Полина. — Вот закончу и пойдем вместе. Развлекайся пока. На состязании по стрельбе Радмир снова замечает друзей Глеба и на сей раз ненароком следит за их взаимодействием. Тот самый, что подмигивал, снова лучезарно улыбается Глебу, то и дело касается его плеча или обнимает за шею. Впрочем, и с остальными товарищами он ведет себя крайне открыто, однако Радмир делает зарубку, возможно, расспросить племянника или сестру о том, что из себя представляет этот мальчишка. Не сказать, что сам Глеб как-то особенно реагирует на контакт и вниманием, да и возле Матвея по-прежнему с удовольствием ошивается, хотя — может быть, Раду лишь кажется — иногда Глеб будто осаживает свою прыть и пытается предоставить им с Матвеем больше времени и пространства наедине, уж насколько это осуществимо в собравшейся на одной площади толпе. Такое поведение Глеба легкой иголкой вины колет Радмира по совести. — В одном поселении, куда я ездил с исследовательской группой, жило много лучников, и там мы застали нечто вроде турнира, — вспоминает Матвей, наблюдая, как мужчины, юноши и даже несколько девушек выходят для участия и приноравливаются к лукам. — Я сам пробовал стрелять, но у меня не особенно ловко вышло. — Может, тогда испытаешь себя сейчас? — предлагает Радмир. — Что? Нет! — Матвей, усмехаясь, мотает головой. — Еще ненароком попаду в кого-нибудь, тогда община точно меня возненавидит. Рука Радмира уверенно ложится ему на плечи, прижимая к себе. — Не волнуйся, ты со мной, поэтому тебя точно не тронут. — Обнадеживает, — хмыкает Матвей. — Но рисковать все же не буду. Кстати, — отвлекается он и понижает голос: — Возможно, я неправильно понял, но есть ощущение, что вон тот мальчик, — Матвей кивает на стоящего в величественной стойке с луком в руках паренька, — по-моему, ну… заинтересован в Глебе. — Так, значит, не только мне одному это привиделось. — То есть раньше ты этого не замечал? — Не то чтобы я часто заставал Глеба в компании, в основном они общаются в школе или когда гуляют, — поясняет Радмир. — А кто он? Ты его хорошо знаешь? — интересуется Матвей. — Если не путаю, его Богдан зовут, сын Полькиной приятельницы, — вспоминает Радмир. — Иногда мне кажется, что из-за жизни отдельно ото всех, ты даже не в курсе, кто еще живет в общине, — смеется Матвей. — Это работа Всеволода, — отшучивается Радмир. А затем оба следят, как Богдан уверенно выпускает стрелу в цель и попадает вблизи от центра, вызывая бурю положительных возгласов зрителей. Глеб ставит ладони рупором и кричит что-то ободряющее. — Но за этим шкетом я теперь понаблюдаю повнимательнее. — Говоришь, как его отец. — Быть дядей тоже серьезная ответственность, — парирует Радмир и улыбается Матвею в ответ. Состязание по борьбе проводят в самом центре площади, и сельчане собираются кругом в ожидании зрелища. Юноши вновь щеголяют торсами, позируют и красуются перед девушками; кто посерьезнее — разогревается, разминая мышцы. Радмир косится на Матвея и следит за его взглядом, заинтересованно изучающим оголенные тела. — Ждите тут, — говорит Радмир и по-боевому шагает вперед, оставляя позади Глеба с Матвеем. Подходит к судье и сообщает: — Я тоже участвую. — Ву-ху! Дядя Рад, надери им всем зад! — воодушевленно кричит за спиной Глеб. Радмир, готовясь к первому же бою, начинает расстегивать рубашку, а когда снимает, оборачивается и кидает ту прямо в руки пребывающего в легкой степени замешательства Матвея, чьи глаза, однако, притягательно заливаются янтарем. В результате Радмир проводит четыре боя, но в конце уступает молодому, активному волку, позволяя юнцу вкусить прелесть победы. К Глебу с Матвеем в толпе зрителей за это время вновь присоединяется Лия с Яшкой и даже Полина. — А говорил, что не хочешь участвовать, — по-лисьи произносит Лия, выйдя вперед и подавая Раду заранее подготовленное для борцов полотенце. — Но не зря старался, кое-кто с тебя глаз не сводил. — Она пихает его локтем под ребра и косится, как бы невзначай, на Матвея. — Что у вас там, а? — Перемирие у нас, — бурчит Радмир, вытирая лицо. — Ага, ладно, молчи, если хочешь, — улыбается Лия, а потом обращается ко всем, пока Рад одевается: — Ну что? Отметим? Если у Епифановых еще всё рагу из лося не съели. Матвей обязан его попробовать. — Я согласен, — отвечает Лукин. — Еда у вас тут и правда удивительная. — Домашняя, — гордо заявляет Лия. Приобнимает Матвея за плечи и поглаживает. — А тебе и вовсе надо хорошо питаться. Не отпустим тебя, пока щеки не отрастишь, — шутит она. — Ну прямо-таки каникулы у бабушки. Неожиданно налетевшая свора подростков — лет шестнадцати, вряд ли старше, — заигравшись, перекрывают путь и в кураже и угаре азарта тянут за руки Глеба с Матвеем. — Парни, погнали с нами, нам двоих для игры не хватает! На лицах подростков — маски волков. Говорят наперебой и в каком-то праздничном (а может, и не только, хаотично пролетает в голове Радмира) перевозбуждении весьма настойчиво, с напором пытаются увлечь своих «жертв». Радмир с опозданием улавливает перемену состояния Матвея: глаза нараспашку, остекленевший взгляд, будто он не здесь, не с ними на площади. Где — Радмир угадывает за секунды, особенно когда Матвей начинает неразборчиво причитать и оседать на землю, зажимая уши руками. — Хватит! — грозно рявкает Радмир на будто нарочно ничего не замечающих и галдящих подростков. Всем телом закрывает и ограждает Матвея, садится рядом и крепко обнимает, пряча его, сжавшегося в комок. — Мотя! Что с ним?! — реагирует уже Глеб. Вырывает озлобленно руку, в которую так и стоит вцепившись один из парней. Кажется, они наконец осознают то, что натворили, хотя вряд ли целиком понимают причину. Радмир краем уха слышит, как Полина с Лией пытаются что-то объяснить и отогнать юнцов прочь. Радмиру сейчас не до них. — Нет… не хочу… не трогайте меня, пожалуйста… Прошу, отпустите… — лопочет Матвей. Дыхание рваное, быстрое. Его трясет, руки мгновенно холодеют. Идущие мимо сельчане ненароком окидывают его взглядом, перешептываются. Кто-то останавливается понаблюдать, возможно, желая помочь, однако никто не рискует, особенно чуя давящую ауру защищающего свою пару волка. — Надо срочно вывести его из толпы, Рад, — командует Лия, заграждая Матвея с другой стороны. — У него паническая атака. Не обращая внимания на любопытные взоры, Радмир поднимает Матвея на руки и, рыкнув, так что перед ним расступаются и опасливо освобождают путь, спешно несет прочь с площади. Лия следует прямиком за ним, а Матвей, впиваясь пальцами в рубашку в просвете распахнутой куртки Рада, судорожно ловит ртом воздух, шепча почти беззвучно. Отойдя на достаточное расстояние, Радмир опускается на колени на обочине, продолжая держать лежащего у себя на руках Матвея. Рядом лишь Лия — больше никого. Вероятно, Полина остановила Глеба, за что сейчас Радмир был крайне благодарен сестре — лишняя суматоха очевидно губительно скажется на состоянии Матвея. — Матвей, дыши глубже, — наставляет Лия, беря его за запястье и проверяя пульс. — Рад, прикрой ему уши, надо устранить лишнее влияние шума. Прижимая голову Матвея одной стороной к груди, свободной ладонью Радмир накрывает открытое ухо. — Здесь только мы, всё хорошо, я рядом, — произносит он. Наклоняется и целует Матвея в лоб. Плевать, что Лия увидит — она и без того уже заподозрила. — Ты в безопасности. Дыши медленно и глубоко, ладно? Рад на момент переводит взгляд на Лию — она кивает, одобряя и продолжая следить за пульсом. Матвей уже не говорит. Молчит. Лишь жмется лицом в грудь Радмира, видно, как его спина вздымается от вдохов — еще не плавных и размеренных, но постепенно менее резких и ломаных. Радмир медленно покачивается, будто убаюкивает засыпающего ребенка, а когда Матвей шевелится и наконец поднимает голову, встречаясь с Радмиром глазами, его ресницы влажные. Радмир без слов чувствует, что в тот момент на уме Лукина — те же мысли, которыми он поделился утром. Опасениями за свое психическое здоровье. Радмиру больно, словно его душа ниточкой соединена с Матвеевой. Впрочем, недалеко от правды: когда твоя пара страдает, отголоски боли ощущаешь ты сам. В том и заключается истинная связь. — Сердцебиение почти в норме, — констатирует Лия, отпуская наконец руку Матвея. Поднимается, отряхивает от сора и пыли колени, но Радмира не подгоняет, ждет. — Ну… как себя чувствуешь? — Радмир проводит ладонью по бледной щеке Матвея, вытирая большим пальцем высыхающую влагу под глазами. — Хочешь вернуться домой? Лукин мотает головой. — Давай тут побудем немного. Опираясь на руку Радмира, он садится и, прикрыв глаза, вдыхает свежий ночной с нотками костра воздух. А Радмир чувствует позади касание Лии к своему плечу и слышит, как подруга тихо уходит, оставляя их с Матвеем наедине, вероятно, понимая, что сейчас ее присутствие лишнее. — Извини, что испортил вам праздник. — Матвей горбится, пялится в траву под ногами. Его голос звучит блекло и устало. — Как думаешь, сколько раз я уже его видел? — хмыкает Радмир, мол, одним больше, одним меньше — никакой разницы. И не врет, однако видит, что чувство вины Матвея эти слова не сильно уменьшат. — Ты ведь понимаешь, что дело не только в этом? — Лукин оглядывается. — Я уже не знаю, когда сорвусь в очередной раз и что меня подтолкнет к этому. — А сейчас ты ведь испугался масок? — Да. Когда эти мальчишки окружили нас, я вспомнил, как люди из культа носили подобные во время проведения обряда. На них были жуткие волчьи маски. Возможно, даже сделанные из настоящих… волчьих голов, — мрачно уточняет Матвей. — Эй, не надо снова думать о них. Радмир встает на ноги и предлагает Матвею руку. Поднявшись, тот не выпускает ладонь Рада, сжимает пальцы, словно боится их отпустить и потерять равновесие — не столько физическое, сколько свое ощущение реальности, — а затем подходит и кладет голову Радмиру на плечо, позволяя обнять себя за спину. — Я уйду после праздника, — тихо произносит Матвей. — Завтра я поговорю с Всеволодом и попрошу меня отвезти. — Я сам могу тебя отвезти. У меня есть права, — сообщает Радмир. Хочется возразить, попросить одуматься, дать себе время на отдых, но Рад прикусывает язык, глотает невысказанные слова, потому что у него нет права пытаться изменить решение Матвея, особенно учитывая его состояние. И провести с ним как можно больше времени — все, что может позволить Радмир в их ситуации, даже если для этого ему самолично придется отвозить Матвея в город, где они, возможно, расстанутся навсегда. На площадь они все-таки возвращаются — Матвей не желает заставлять остальных волноваться сильнее, чем уже есть. Первым, завидев их еще издали, подбегает Глеб и торопливо заваливает Матвея вопросами о самочувствии. — Простите, что снова доставил неудобств. Я уже в норме, — убеждает он с улыбкой и пытается перевести тему: — Вы рассказывали, что в конце праздника будет какой-то обряд. Я ведь не пропустил? Судя по озабоченным лицам, ни Глеб, ни Лия с Полиной в полной мере не верят его словам, однако не давят другими вопросами. — А, да, минут через десять начало. Уже разводят костер, — поясняет Полина. — Сева уже там, пойдемте. Жар огня ощущается уже на расстоянии, а яркие всполохи и разлетающиеся в стороны рыжие искры сверкают на фоне черного осеннего неба. Языки пламени выше человеческого роста лижут холодный воздух, обжигая его, а запах дыма, насыщенный оттенками трав, щекочет ноздри. Все прочие огни на площади для пущего эффекта отключают, отчего костер кажется особенно яростной, но укрощенной стихией, вырывающейся прямо из недр земли посреди площади. Радмир встаёт за спиной Матвея и обнимает его поперек груди — никто не уделяет этому жесту внимания, либо отлично скрывают удивление. Из тишины раздается плавная, мягкая мелодия струнных и флейты, переплетаясь вместе в чарующий мотив, под который в центр, прямо к огню выходят облаченные в свободные белые сорочки молодые девушки и женщины. На голове каждой из них богато украшенный листьями, цветами и ягодными гроздьями венок, а в руках похожие на кубышки стеклянные подсвечники, чье движение в руках напоминает парящие огни. Шаги танцовщиц настолько аккуратные и воздушные, что кажется, будто они не передвигаются, а плывут. Замыкая кольцо вокруг огня, они медленно хороводят и, начиная с тихого напева, постепенно заводят песню громче. Пламя отражается на их лицах, в блеске волос и глаз, придавая происходящему зрелищу загадочности и даже мистичности. Движения манят и завораживают — текучие, волшебные, пленяющие. Даже несмотря на то, что обряд проводят из года в год, танец всегда меняется, как и песня, и сельчане наблюдают за действом едва не с открытии ртами. Радмир наклоняется и с радостью отмечает, что и Матвей увлечен, на время забывая о проблемах. Закончив пение, девушки одновременно задувают свечи в руках и ручейком друг за другом вновь исчезают с площади под треск костра и затаенное дыхание зрителей. Лишь затем на домиках зажигают огни, а сельчане словно оживают и начинают аплодировать. — Безумно красиво! — восклицает Матвей, оборачиваясь к остальным. — Не сомневалась, что тебе понравится, — радуется Лия, стоя сбоку в заботливых, крепких объятиях Яшки. Глядя на них, Радмир невольно завидует, несмотря на ютящегося в собственных руках Матвея, и возвращается к его словам про уход из общины. — А где Глеб? — отвлекается и интересуется Матвей. Радмир наконец тоже замечает, что племянника не видно. — Кажется, его позвал Богдан. По-моему, он уходил домой и хотел попрощаться, — отвечает Полина, вертясь по сторонам и ища сына взглядом в толпе, но вокруг ни намека. — Правда, это было почти сразу после начала обряда. Может, заболтался. Всеволод принюхивается, но вокруг слишком много запахов, мешающих уловить один единственный след. Волнение охватывает всех единовременно. — Он не говорил, что тоже пойдет домой с мальчишками? — спрашивает Лия, как и прочие выискивая знакомую светлую макушку в толпе. Полина мотает головой. — Я поищу, — заявляет Всеволод, поглаживая жену по плечам, однако на лице Полины явно читается тревога. — Не беспокойся. Едва он отходит, как к нему подбегает девочка лет шести. — Лидочка, ты почему не с родителями? Потерялась? — присев возле нее на корточки, задаёт вопрос Всеволод. Девочка качает головой с косичками. — Вот, — она протягивает Всеволоду сложенную в несколько раз бумагу. — Меня попросили вам передать и дали за это вот что, — радостно сообщает Лида, демонстрируя полосатый леденец. Всеволод оглядывается, обмениваясь с остальными обескураженным взглядом, а Радмир ощущает, как напрягаются под его пальцами плечи Матвея. — Кто передал? И почему ты одна? — стараясь не пугать девчушку, уточняет Всеволод. — Ох, вот ты где! К девочке подбегает запыхавшаяся мать и берет за руку. — Но мамочка, я… — Лида, я же просила подождать и никуда не уходить, — отчитывает ее мать и следом обращается к Всеволоду с искренней, хоть и взволнованной улыбкой: — Спасибо, что приглядели. За ней глаз да глаз. — Всё в порядке, Кать, я так и понял, что этот маленький волчонок решил погулять без разрешения. — Всеволод поднимается и обменивается с Катей парой слов, после чего мать с дочерью уходят. — Что там? — первой устремляясь к мужу, обеспокоенно спрашивает Полина. Всеволод разворачивает записку и мгновенно меняется в лице. Даже не видя текст, интуитивно Радмир уже догадывается, о чем говорится внутри, и его буквально выламывает хлестким ударом ярости и страха за племянника. — Секта поймала Глеба. — Всеволод туго сглатывает и вперивает взгляд в Лукина. — Если мы не приведем им Матвея в течение пятнадцати минут, Глеба убьют.