Schlatt, Wilbur and Co. meeting the horrors of the World

Их было семеро — семь неудачников, семь храбрых войнов, семь дьяволов. Вместе они могли противостоять кому угодно. Вместе они бы дожили до конца — любого конца, которого потребовалось бы. Шлатт любил их так сильно, что ему было почти не стыдно за свою прямоту. Шлатт нашёл Вилбура в первый свой день в Холивуде. Хо-ли-вуд: Через «х», с одной «л». Видимо, кто бы ни основал этот затерянный городок, очень любил Голливуд, и захотел себе свой. Когда душная, прокуренная машина его матери въехала мимо таблички с этим возмутительным названием, утопая в тумане, переваливаясь с боку на бок на ухабах, Вилбур стоял на краю дороги и махал им. Шлатт сощурился, его мать опустила очки, и они остановились, чтобы понять, кто этот странный ребёнок, и знает ли его кто-то в машине. Шлатт опустил стекло окна и озвучил вопрос вслух. — Я Вилбур! — сказал странный ребёнок, — Привет! Он протянул руку в окно, и Шлатт пожал её — она была тонкая и очень, очень холодная. До конца жизни Шлатт будет удивляться тому, насколько же холодные у него руки. Поэтому сначала, осенью, их было только двое. Потом Шлатт нашёл Минкс — привалившейся к парапету, с потёкшим макияжем (как потом Шлатт выяснил, это был просто её повседневный макияж), с всколоченными обесцвеченными фиолетовыми волосами, всю в чёрном, в рваных колготках, в цепях и в таком огромном количестве ремней, что Шлатт начал считать их на подходе к ней, и так и не досчитал. Она курила на входе в школу, пускай и задолго после уроков, и Шлатт немного зауважал такую крутость, поэтому подошёл к ней сказать хотя бы короткое «привет». Она тут же назвала его педиком, гомиком сразу же после этого, после чего затянулась, глядя в небеса с такой скорбью, что даже Дьявол бы подавился своими следующими словами. Шлатт не нашёлся, что ей ещё сказать. Как потом выяснилось, её уже знал Вилбур, поэтому она нехотя согласилась по касательной тусоваться со Шлаттом. Тем не менее, она без зазрений совести нескончаемо стреляла у него сигареты, которые Шлатт стрелял у своей мамы (она прятала их в тонкой жестяной коробочке между книг, Шлатт нашёл её спустя неделю, когда от скуки шарился по полкам); поэтому в их компании восстановился некий баланс. Ненадолго. Они встретили Чарли, когда тот случайно чуть не убил человека. Шлатт шёл поссать, Вилбур боялся остаться один (у него бывали такие дни), и вот, таким образом, они случайно оказались на пороге мужского туалета, где два каких-то крупных парня почти карикатурно зажимали кого-то в угол. На самом деле, они добрались до туалета, когда один из этих парней стекал по стене, а второго кружило в воздухе какой-то невидимой силой, так, словно тот был тряпочкой, долбая его о кабинки, стены и потолок. Парень вопил, как сумасшедший. Третий парень, похожий на карикатурного задрота (что очень подходило к ситуации), сидел на кафельном полу, невзирая на его грязность, и сжимал свою грудь так, точно вот-вот задохнётся. — Отойдите, блять, чего встали! — чьи-то сильные руки отпихнули его с дороги, и в комнату ворвался четвёртый парень, темноволосый и широкоплечий. Он плюхнулся на пол («Да что сегодня со всеми? Что они забыли на туалетном полу? Грязь?»), схватил задрота и прижал его к себе, — Чарли, Чарли. Я здесь, смотри на меня. Я здесь. Всё в порядке. Парня с воздуха шлепнуло на верх какой-то из туалетных кабинок. Он глухо застонал, но не выговорил ни слова. Чарли прижимался к стене так, словно хотел врасти в неё; у него была неудачная стрижка и квадратные очки, он дышал тяжело и хрипло, а его крошечные зрачки метались по комнате, точно не узнавали её. Впрочем, казалось, он успокаивался понемногу. Второй парень отпустил его, поднялся с коленей и развернулся. Он был крепко сложенный, но очень бледный; у него были странные зубы, кривые, но не совсем, а ещё нечеловечески страшные мешки под глазами. Он выглядел подтянутым и поджатым, спокойным, как болото — единственные разы, когда Шлатт видел Теда действительно взволнованным, это когда в опасности оказывался Чарли. И немного — если в опасности был кто-то из них. — Чего уставились? — спросил Тед, изо всех сил стараясь быть грозным (а когда он хотел быть грозным, у него никогда не получалось, сейчас Шлатт это знал), — Посмотреть больше не на что? Сохраняя остатки самообладания — к сожалению, чтобы не прыснуть, — Шлатт указал на стекающее с задиры красное пятно. — Кто-то же должен помочь отмывать стены. — серьёзно сказал он. Купер должен был появиться у них… как-то. Не может быть, чтобы в их жизни просто появился настолько крутой человек. Возможно, их познакомила Минкс; возможно, Чарли как-то прознал про его королевскую коллекцию настолок, а может, Вилбур нашёл в нём себе друга точно так же, как Вилбур находил себе друга в каждом, в ком как следует пожелал. Они совершенно точно не тусовались в тех компаниях, в которых пользовались услугами Купера — он сдавал заброшенный фургончик, в котором раньше жил один из его отцов, подросткам и изменщикам, для секса, почасово. Он был классным парнем: выгоревшим на солнце — и совершенно непонятно, откуда он это солнце взял, — постоянно на расслабоне, в тай-дае, воняющим марихуаной, с глубокой, затаённой болью на самом дне его зрачков. У него была коллекция, наверное, всех настольных игр в мире, которые только можно представить; он умел гадать, делать оригами, плести венки и вязать. Шлатту казалось, что удача улыбнулась в его сторону, когда они познакомились с Купером. Минкс знала больше, чем выдавала, а ещё всегда выходила сухой из воды, без единой царапины, и никогда не просила помощи. Чарли рисовал жуткие фигуры, чёрные силуэты, круги и надписи на незнакомом, неземном языке в своих тетрадях, вдавливая ручкой до того, что стержень уходил глубоко в бумажную плоть. Тед иногда пропадал месяцами, и возвращался без единого слова. Купер иногда говорил такое, что Шлатту скорее хотелось понизить голос, чем переспросить. У них в городке не было жутких оленей, потому что Вилбур отлично заменял этот образ. А седьмым был Эдвард, ручная канарейка Минкс, — в честь Эдварда Каллена, разумеется. Вот и всё.