Schlatt, Wilbur and Co. meeting the horrors of the World

Шлатт ненавидел своего отца. Из-за его отца они в первую очередь и переехали сюда, в Холивуд — после долгих и слезливых уговоров его матери отец всё-таки согласился поднять свою жопу с дивана и поискать работу. Она была так счастлива — ей было, в общем-то, всё равно, что придётся менять квартиру, что её собственное место работы будет в нескольких часах езды в другом городе, и даже что приняли его простым механиком в зашарпанный автосалон; главное, что он несёт в семью деньги. Или, может, она всё так же не теряла надежды увидеть в нём мужчину, которого когда-то полюбила: небогатого, но трудолюбивого и честного, с гордостью выполняющего свою работу. Она надеялась воскресить в нём образ своего мужа. Шлатт давно перестал видеть в нём отца. Пицца на завтрак, шуточные драки, походы в зоопарк и на бейсбольные матчи каждый месяц, и бейсбольная награда самого Шлатта, гордо водружённая на полку в гостиной — всё это осталось для него в прошлом. Гордость за то, что ему всё детство твердили, что он похож на своего отца, «как две капли воды», «ну буквально копия»? Даже не напоминайте. Обрюзгший, жирный алкаш, развалившийся на пропитанном салом диване, напоминал Шлатту его отца не больше, чем шимпанзе, на которых он водил Шлатта смотреть когда-то давно. И Шлатт ненавидел его. Даже дом ненавидел его, казалось. Дом портился на глазах: слезали обои, расползалась пыль и плесень, в стиральной машинке неделями отмокало его белье. Всё умирало вокруг его отца. Даже в Горшке-Без-Цветка когда-то жил цветок. Но в их прошлом доме за ним ухаживала мама, а когда она перестала приезжать, он завял. Шлатт пытался спасти его, но цветку Шлатт не нравился явно: от его поливов, подкормок и дренажей он только сильнее стремился к смерти. В конечном итоге он засох, и Шлатт, по совету соседки, срезал сухую верхушку, чтобы дать место цветку на тот случай, если он решит прорасти. Такого, пока что, к сожалению, не происходило. Он не думал, что его отец выдумал весь этот сложный план, чтобы согнать маму со своей шеи, и остаться гнить на диване, как он и хотел. Но это то, что получилось: его отец победил и остался при своём телевизоре, Шлатту пришлось жить в городе, где даже у самой последней крысы в водостоке не было будущего, а маме пришлось истощать себя на работе, и вдовесок мотаться из города в город, так, что она и Шлатт говорили раз в две недели, и то сухо, как незнакомые. А ведь мама так старалась! Она молчала на то, во что превращался его отец, его дом; молчала, когда видела, что отец снова забросил работу, что отец ей врал, когда сказал, что переезд взбодрит его. Шлатт видел, как она физически увядала, переступая порог их захламленного домика, хотя Шлатт очень старался прибираться к её приезду. Шлатт боялся, что когда-нибудь она уедет и не вернется совсем. И оставит его здесь навечно. Несмотря на это, он не мог злиться на своего отца. Это как злиться на слизня — как слизень, его отец валялся целыми днями неподвижно, развлекал себя и жрал. То, что он чувствовал — отвращение. Жалость, кислую, как лимонный сок. Из жалости он покупал ему продукты, таскал ему пиво, зажимал уши, когда тот орал поднести ему пульт; вместо того, чтобы подняться, найти этот гребанный пульт и разбить его ему о башку. Шлатт обслуживал его, как инвалида, хотя, он был уверен, его отец был полностью здоров. Приносит-уносить, приносить еду и уносить мусор, день за днём, месяцы — годы; такая жизнь любого свела бы с ума. Шлатт не был фантазером, но иногда, в тайне, он представлял, как бы они жили, если бы его отец исчез. В квартире бы стало чище; ему бы не приходилось вытаскивать киллограммы упаковок полуфабрикатов из-под дивана и таскать ему пиво с остановки, краснея из-за чужого удостоверения личности. Может, его холодная, вечно занятая мама наконец сказала бы ему, что любит его. Может, им бы наконец удалось поговорить о чём-то, кроме того, как её утомляет и раздражает его бездельник отец. Но она «любит его, конечно же». Ну конечно. Поэтому вместо этого Шлатт фантазировал, как убьёт своего отца. Он представлял эту эпическую, кровавую сцену: они на утёсе, внизу плещется густая, мрачная лава, и Шлатт заносит над ним острый меч, а потом скидывает его тело прямо в бурлящую магму внизу. А потом идёт домой и напивается, чтобы это отпраздновать. Это бы заставило его отца поучаствовать хотя бы в чём-то крутом. Это заставило бы Шлатта хорошенько так улыбнуться. Этого пока что не происходило тоже. И очень жаль.