Schlatt, Wilbur and Co. meeting the horrors of the World

Был какой-то спор, который Вилбур проиграл. Он не стал посвящать Шлатта в детали самого спора — кажется, ему было очень стыдно, — но проигрыш включал в себя то, что ему нужно было пойти ночью на кладбище. Но один Вилбур ходить боялся, а поэтому: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожа… — Ладно, я схожу с тобой. — согласился Шлатт. Вилбур тут же ободрился. Притворяться раздражающим ему нравилось, но недолго; ко второму раунду «пожалуйста-пожалуйста» он уже начинал уставать. — Супер! — согласился Вилбур, — Спасибо тебе большое. Тогда сегодня ровно в двенадцать у старого кладбища? — Сегодня? — не понял Шлатт, — Завтра учебный день. Нам вставать рано. — сам Шлатт спать не планировал, но Вилбуру об этом было знать было не обязательно. А то он мог начать размышлять о том, почему Шлатт так боялся уснуть. — Придётся. — пояснил Вилбур, — Иначе либо я, либо ты передумаем. Шлатт закатил глаза и очень, очень громко вздохнул. — Хорошо. — согласился он, — Оденься потеплее. И в двенадцать часов ночи они действительно стояли у ворот, ведущих на кладбище, закутанные в куртки и шарфы — погода стояла совершенно не весенняя. Ворота не запирали, потому что, удачно, кладбищенских воров у них в городке не водилось. Впрочем, пышных похорон, где умершего золотом снаряжали в последний путь, у них не было тоже. Чаще всего людей просто зарывали в землю. Они таинственно кивнули друг другу. — Ну что? — нервно спросил Вилбур, — Пошли? Калитка ворот издала скрип долгий и громкий, напоминающий страдальческий вой или стон. От этого заунывного, воющего звука даже Шлатта продрали мурашки. Но отступать было уже некуда. И они пошли между долгими рядами могил, всё вперёд и вперёд. Было темно и сумрачно: луна казалась особенно далёкой сегодня, как кругляш монетки, расчерченный тонкими облаками. Вилбур слышно стучал зубами — то ли от холода, то ли от страха. Сначала Шлатт просто шёл за Вилбуром, но постепенно вопрос «а как далеко он вообще планирует зайти?» всё чётче и чётче вырисовывался у него в голове. Для напуганного человека Вилбур неожиданно быстро пёр вперёд, как комбайн; Шлатту приходилось прикладывать силы, чтобы за ним поспевать. Наконец он набрался храбрости и тронул Вилбура за плечо. Вилбур развернулся к нему, как пружинка. — Куда мы идём? — спросил Шлатт, — Кажется, в задании было только прийти на кладбище… разве нет? — он неловко улыбнулся. Вилбур тряхнул головой, как будто ему в ухо что-то попало. — Да. — отрывисто сказал он, — Конечно. — Ты что-то от меня скрываешь? — спросил Шлатт прямо, — Есть другая причина, по которой мы пришли на кладбище? Может, ты хотел увидеться с кем-то из почивших родственников? — предположил он, подсказывая, потому что Вилбур всё ещё смотрел на него, как олень, когда ты машешь рукой у него перед носом. Вилбур казался впавшим в какой-то странный транс. — Нет, нет. — повторил он и потёр виски пальцами. Его взгляд немного прояснился, — Я просто хотел сказать, что… Я немного задумался, чтобы, ну знаешь, не бояться; а когда я боюсь, я быстрее иду. Ни тени улыбки. Вилбур смотрел на него напряжённо. — Что-то не так, Шлатт? — Нет. — сдался Шлатт, — Всё нормально. Мы можем пойти домой? — Конечно. — Вилбур точно удивился такому вопросу, — Мне только нужно найти доказательство того, что я здесь был, и можем отправляться. Внутри Шлатта почему-то заворочалось глухое раздражение. Он перелез через низкую оградку и отцепил от прислонённого к надгробному камню венка белую широкую «Покойся с миром» ленту. Он перевёл взгляд на Вилбура, но тот смотрел на него так же спокойно, как и раньше. — Что, не будешь бухтеть на меня за расхищение гробниц? — поддел его Шлатт. Слова капнули с языка более ядовитыми, чем он хотел. Вилбур только пожал плечами. — Где бы ни была сейчас его душа, — ответил он, указывая на имя на надгробии, — в раю или в аду, он спустится на землю только чтобы повидаться со своими родными. Зачем ему камни, пластиковые ленты и цветы? Это прозвучало красиво, но Шлатт всё равно разозлился. Достал его Вилбур со своим богом. Что, если рая и ада не существует? Что, если его душа заперта в камне, и он проклят вечность сидеть на этой могиле, и всё, что он видит, это могилы, и Шлатт только что отнял часть его небольшого мирка? Что тогда? Этого Шлатт, конечно, не сказал. Вместо этого он криво сложил ленту, запихнул её Вилбуру в карман куртки и, не оглядываясь, зашагал в обратную сторону. Тяжёлой ватой и тяжестью внизу горла на него накатила сонливость — сонливость, которую он не мог удовлетворить. Сонливость размывала края между реальностью и галлюцинацией, шаловливо подпихивая двадцать пятые кадры в его сознание темнотой, когда Шлатту казалось, что в любой момент он может упасть и потерять сознание, и не заметить этого, и остаться спать на кладбище в декабре, и скорее всего простудиться, и подхватить воспаление лёгких, и проболеть Рождество. Чтобы сосредоточиться, он вглядывался в портреты на проезжающих мимо могилах. Спокойные и улыбающиеся лица в темноте казались одинаково отчуждёнными. Он затормозил только тогда, когда увидел на ближайшей могиле знакомые инициалы. Знакомое с лицо улыбалось ему с фотографии, на которой он был моложе, чем сейчас. Хотя у него, наверное, не было современных фотографий. Раньше его фотографировала мама, но сейчас она перестала, и Шлатт не мог её винить. Где бы она его сфотографировала? Они даже гулять не ходили вместе. — Я бы так хотел, чтобы это было реально. — горько сказал Шлатт, глядя на могилу своего живее всех живых отца. Он мог бы ущипнуть себя или потрогать её, или проморгаться, но ему было и горько, и приятно смотреть на эту выдумку, — Ты же это не видишь, конечно, ты это не видишь. Последнее было обращено к Вилбуру, хотя Шлатт даже на него не смотрел. На этот раз Вилбур коснулся его плеча. — Чего тебе? — развернулся Шлатт. Голос вышел из его горла злым рыком. Совсем не таким, как он бы хотел. — Мне кажется. — осторожно сказал Вилбур, — мы уже прошли больше, чем до этого. Мы идём уже около двадцати минут. Кладбище недостаточно большое, чтобы идти по нему быстрым шагом двадцать минут и не дойти до конца. — Ну, значит, мы заблудились. — буркнул Шлатт, — Потерялись. Как-то. Он не хотел решать Вилбуровские деликатные головоломки. Он хотел спать. Раздражение цвело в его груди чернотой. — Я не думаю, что мы потерялись. — поправил его Вилбур, — Я думаю, что мы заперты здесь. Глаза Шлатта сузились. Подозрение. Он развернулся к Вилбуру, неприятно тыча пальцем ему в грудь. — А не ты ли меня здесь запер? — Нет? — Вилбур казался ошарашенным самый возможностью такой мысли, — Разве я тебя хоть когда-то запирал? Шлатт выдохнул, но не потому, что почувствовал облегчение, а потому, что не мог закричать. — Иногда я чувствую, что ты от меня так далеко. — сказал он в сердцах. Наступила тишина. А потом Вилбур медленно, неловко, точно подступаясь к ядовитому животному, потянулся и обернул его ладонь в свою. — Ох, Шлатт. — сказал он нежно, — Что случилось? Шлатт как стоял, так и сел. Он привалился к надгробию, и честно, плевать, что подумали бы ее хозяева. В голове ворочались тяжёлые, тёмные мухи. Перед глазами стоял туман. — Я навлёк кое-что на себя. — признался он, гладя в землю, — Кое-что ужасное. И теперь оно идёт за мной. Мне очень страшно. Но это не то, что он хотел сказать. Он хотел сказать «может, мне не стоило спасать тебя от проклятия, чьей силы я не знал и не знаю». Может быть, он жалел о том, что сделал это. Может, он жалел себя сильнее, чем Вилбура, как глупое, нежертвенное, самонадеянное животное. — Ты совсем не спишь. — сказал Вилбур мягко. Это был не вопрос. Но Шлатт всё равно ответил: — Я боюсь, что оно будет преследовать меня во снах. — Давай-ка мы вот что сделаем. — сказал Вилбур рассудительно и взял Шлатта за обе руки. Шлатт поднял на него недоуменный, смутный взгляд, — Садись. — он указал на скамейку рядом, и Шлатт сел, потому что не видел смысла сопротивляться. — Закрой глаза. Шлатт закрыл глаза, но тут же почувствовал, как всё тело сводит дремотой. Он тут же — не без сомнений, — открыл глаза. — Нет, так не получился. Я начинаю вырубаться. — объяснил он. — Тогда держи их открытыми, но смотри мне в глаза. И не отводи взгляд, иначе не сработает. Шлатт не спросил «не сработает что». Он переплёл пальцы Вилбура со своими и немного затаил дыхание. Это был, наверное, первый раз, когда Вилбур был с ним так близко, напротив; в сердцевине его глаза, почти совсем рядом со зрачком, бултыхалась одна темно-рыжая искорка. И Вилбур заговорил: «Я вынимаю из тебя всё страшное и злое, что в тебе есть. Оно кусается и царапается, но я не разжимаю рук. Я вытаскиваю его и запираю в клетку в своём доме, потому что я знаю, что в своём доме ты держишь зло, принадлежащее мне. Я вкладываю на его место лёгкий, пушистый шарик, похожий на солнце, потому что в своей груди я ношу твоё солнце; и так будет всегда. Если что-то захочет навредить тебе, ему придётся пройти через меня; точно также как злу, вредящему мне, надо будет сначала пройти через тебя. И так, чудовище, рискнувшее покуситься на любого из нас, двинется к первому, потом к другому, и так оно будет заперто в этом лабиринте переходов навсегда. Как два зеркала, смотрящих друг на друга. Аминь.» Он рассмеялся и открыл глаза (они и так были открыты; но тогда почему Шлатту так отчётливо показалось, будто он открыл свои глаза?), так, словно «Аминь» было самым глупым и несерьёзным из всего, что он сказал. В горле и груди у Шлатта скопилось что-то тяжёлое. Ему пришлось продышаться, со свистом и хрипом, чтобы заново научиться дышать. — Ты как будто знал эти слова откуда-то. — только и смог он сказать. Вилбур повёл плечами так, как будто это комплимент. — Может быть, и знал. — туманно сказал он. Но Шлатт не поддавался. — Если бы я не знал тебя, я бы подумал, что это какой-то ритуал. — Ну да. — хихикнул Вилбур, но смех показался наигранным и глухим, — Ритуал на кладбище? Минкс была бы в восторге. — Минкс была бы разочарована от того, что мы не нарисовали пентаграмму на могильной плите и не принесли в жертву пробегающего мимо кота. — поправил Шлатт. Вилбур издал один короткий смешок, но его мысли, казалось, были где-то не здесь. — Тебе нравится Минкс? — задумчиво спросил он, — Как девушка? — Что-о? — удивился Шлатт, — Нет! От удивления он почти что рассмеялся, настолько абсурдным казалось это предположение. Вилбур улыбнулся и торжественно кивнул, разворачивая ладони Шлатта так, чтобы уложить их Шлатту на колени. — Хорошо. Слова… заклинания? всё ещё метались у Шлатта в голове. Ему казалось, что он знал их теперь наизусть, но сбился бы, реши он их обдумать или повторить. Как танец, повторённый за кем-то ещё. Как выученная во сне песня. — Это больше похоже на обязательство, чем на поддержку. — признался он. Вилбур не обиделся. — Но тебе полегчало? — заглянул ему в глаза Вил. — Да. На удивление, да. — в странном, заковыристом, смысле, это будто было то, что он хотел услышать. Что он помог Вилбуру, и Вилбур поможет ему в ответ просто тем, что есть рядом. Шлатту казалось, что Вилбур проделал в его черепе маленькую дырочку, не больше гвоздя, и теперь из неё вытекали его плохие мысли, а внутрь, в разгорячённый недосыпом мозг, задувался холодный уличный ветер. Да, странным, магическим образом… — Подожди, Вилбур. — выговорил он серьёзно, — Последний вопрос. — Да? — Вилбур, казалось, ничего не подозревал, — Что такое? — Ты позаимствовал эту… — хотелось сказать «молитву», но Шлатт подавил этот импульс, — поговорку у своего бога? И тут Вилбур рассмеялся. Это было таким, сука, странным — сидеть посреди туманных могил, и слушать, как Вилбур смеется каким-то нехорошим, тревожащим смехом. — Нет. Не Бога. Бог бы потребовал что-то взамен. Шлатт ничего не понял, но он на всякий случай кивнул. Почему-то он не сомневался, что этот ответ правдивый — теперь ему оставалось только его разгадать. — Тогда, я думаю, пора возвращаться? — предложил Вилбур и потянулся, чтобы встать. — Так ты же сам говорил, что мы заблудились? — переспросил Шлатт, силясь выдавить из себя былое недоверие, но оно точно вытекло в маленькую дырочку в его черепушке, — Что нас здесь заперли? Вилбур смущённо спрятал взгляд. Это было искренне смущение человека, обнаружившего, что он сел на краску или помахал не тому человеку с другой стороны кафетерия. — Может быть. Но я испугался и немного преувеличил. А ещё я только что заметил выход вон за тем кустом. Проще было просто согласиться, рассмеяться и выйти вместе с Вилбуром наружу, в серое, зыбкое утро. Проще было не думать о том, что раньше не было там никакого куста, да и выхода не было, и могилы были совершенно другие до того, как он заглянул Вилбуру в глаза. Если честно, он звездецки устал от того, что этот мир вертел и крутил его, как марионетку; сейчас он просто хотел спать. На пороге дома его встретила мама, раздражённая и встревоженная, в халате и джинсах. — Тебя не было почти неделю! — потребовала она, — Мы с отцом тебя обыскались! Где ты был?! — Принимал наркотики. — сказал Шлатт устало и зашёл в дом.