Schlatt, Wilbur and Co. meeting the horrors of the World

I. На дворе стоял первый месяц лета. Они все набились в душный, жаркий класс, где каждый день новая муха стучалась в стекло, пересдавать экзамены, которые Шлатт не помнил, как завалил. Может, он просто не помнил, как на них не пришёл. Но почему-то он не удивлялся, что экзамены завалили — или пропустили, — именно они пятеро. Скучающая математичка — Шлатту было весело представлять, что учителя скидывались, и короткую палочку вытянула именно она, — объяснила им правила. Две недели, десять дней. Первые пять — подготовка, вторые пять — экзамены. Всем всё понятно? В ответ последовала тишина. За окном колыхалась трава, гудели провода и пчёлы, чирикали птицы, скрипели качели на школьном дворе. Шлатт подпер щёку рукой и зевнул. Он мысленно пообещал себе, что будет приходить каждый следующий день в гавайской рубашке и смешной шляпе, чтобы хоть чем-то себя взбодрить. Но первый день, к сожалению, им пришлось сидеть так, как есть. Математичка расписывала на доске формулы и чертила треугольники, бормоча что-то себе под нос; иногда вспоминая, что у нее была аудитория, и повышая голос, отчего разобрать можно было только отдельные слоги или слова. Все откровенно скучали. И то ли потому, что Минкс единственная действительно почти спала на парте, то ли потому, что она отпросилась в туалет уже второй раз, математичка потребовала, чтобы Минкс следила за уроком, а ещё лучше, встала и намочила тряпку для того, чтобы она могла стереть формулы с доски. Тогда-то и произошла первая странная вещь. Потому что когда Минкс, вздыхая и гремя своими цепями, подтащилась к раковине и открыла кран, воды не потекло. Ни капли. Она повернула вентиль, но кран не откликался. В недоумении Минкс постучала по крану кулаком. В ответ на это из крана послышался хрипящий, булькающий звук, а затем оттуда хлынул бурный поток тёмно-бордовой жидкости. Жидкость была глубокого красного цвета, комковатая, с тяжелым, металлическим запахом; часть её брызнула Минкс на грудь, та вскрикнула и отшатнулась. Дрожащими руками она попыталась повернуть вентиль; излив в ее руках, казалось, извивался и шипел как змея, отплевываясь темной, плохо пахнущей жижей. Ей едва удалось перекрыть поток, хотя кран не переставал зловеще булькать, хрипеть и грохотать, пока Минкс не закрутила вентиль досуха. — В чём дело? — недовольная математичка оглянулась на раковину, — О чём шум? — С водой что-то не то. — смогла выговорить ошарашенная Минкс. Она дышала нервно и глубоко. Проснувшийся Шлатт, стараясь задавить позывы к панике, разглядывал мокрые красные пятна на ее груди. Математичка вздохнула так, как будто Минкс только что показала ей средний палец. — Сядьте на место. — сказал она разочарованно, — Видимо, мне придётся пользоваться сухой тряпкой. И она заскрипела тряпкой по доске. — Можно мне в туалет? — уточнила Минкс. — Нет! — рявкнула математичка, — Сядьте на своё место! Минкс вздохнула и всё-таки показала ей в спину средний палец. Шлатт немного перевёл дух. Её свойственный жест не особенно смягчил обстановку, как и не смог прогнать тяжёлый, висящий в классе запах, которым, казалось, пропитывалась даже бумага. Это было… — Странно. Это было очень странно. — сказала Минкс уже на улице. Её рот улыбался, но её зрачки бегали по их лицам в поисках отклика, в поисках знака того, что она не сошла с ума. Было странно видеть Минкс в этой жуткой эмоции, в которой так часто находил себя Шлатт, — Правда, ребята? — Ага. — сказал Шлатт из вежливости, чтобы она не чувствовала себя одиноко, но на самом деле он не хотел об этом говорить. Он хотел дойти до дома и убедить себя в том, что ничего странного не было. Что это совершенно обычное событие, с разумным объяснением, о котором он не будет думать, потому что вот настолько оно обычное. Он справлялся с жизнью здесь так же, как он справлялся с подозрительными силуэтами в темноте — закрой глаза и убеди себя в том, что ты ничего не видел. Не чини то, что не сломано. На улице Минкс и Чарли с отвращением вылили из своих бутылок с водой жидкость, которая тоже была комковатая и бордовая. Тоже была странно похожа на кровь. II. Второй день начался отлично, потому что, во-первых, Шлатт надел свою рубашку и шляпу, а во-вторых, когда они разместились по партам и достали свои учебники и тетради, в дверном проёме возник никто иной, как… — Тед! Они все подбежали и обнялись, потому что когда Тед появлялся, это всегда было немножко праздником. Тед, радостно улыбаясь, обнял всех, кого смог; а потом принюхался. — Пахнет кровью. — заявил он, — Откуда здесь кровь? Всеобщее объятие тут же неловко расцепилось. — Вчера было что-то не то с трубами. — пояснила Минкс. Казалось, она чувствовала себя ответственной за вчерашнее, как будто это она прокляла кран, — Поэтому кран забило, и из него течет то ли ржавчина, то ли грязь. Я так и не поняла, если честно. Но это от неё запах, наверное. Это не кровь. — Нет, кровь. — абсолютно спокойно перебил её Тед. Он быстро обнюхал всех стоящих вокруг него, а потом быстрым, неровным шагом направился к доске. Обнюхал доску, наклонился над раковиной. А потом, на глазах у заинтригованной публики, провел пальцем по ободку раковины и засунул его в рот. — Иу! — не выдержал Шлатт. — Тед, что за хрень? — спросил Чарли, и действительно, что за хрень. — Это кровь. — настаивал на своём Тед, — Попробуйте. — Мы не будем лизать раковину, Тед! — сказала Минкс, и сдавленно засмеялась от того, как по-идиотски это прозвучало, — И ты прекращай! — Ладно, ладно! — и Тед направился к свободной парте, шуточно ворча: — Что за люди, даже раковины им для меня жалко. Следующие пятнадцать минут прошли в молчании. Никто больше в классе не появлялся. Дверь стояла неподвижно. Наконец, Вилбур с первого ряда (он всегда садился на первый ряд) решился заглянуть на стопку бумаги на учительском столе. — Тут записка. — оповестил он окружающих. Содержание записки, в целом, было следующим: географ очень занят и не сможет подойти, но он оставил задание для подготовки. «Оценки пойдут в журнал,» — эта новость вызвала волну «буу!» и «отстой!» по занятой части класса. — Ну что же, — сказал Вилбур, звучащий отвратительно довольно, — придётся делать географию! Вилбур был хорош в географии. Раздражающе хорош. «Угадает любой город в мире по фотографии»-хорош. Настолько хорош, что сидеть и рисовать контурную карту полезных ископаемых для него было развлечением. Он и закончил раньше всех — причём настолько, что Шлатт за это время успел найти в школьном учебнике только два или три угольных бассейна. И к тому же, не был уверен в их расположении на карте вообще. — Как ты так быстро справился? — прошипел он сквозь зубы. — Я просто знаю, где они находятся! — сказал Вилбур легкомысленно, — А вы не знаете? Так что да, — Вилбур, конечно, был его другом, очень близким и дорогим; но вот в такие моменты Вилбура очень хотелось прибить. И теперь, вместо того чтобы собрать все свои вещи и пойти домой, Вилбур остался в классе и пытался себя развлекать. К сожалению, за счёт остальных. Он пытался завести разговор, предлагал помочь, тыкал пальцем в разные места на карте и лез под руку. Наконец, не выдержав, Тед громко сказал ему заткнуться. Это было настолько неожиданно и так нехарактерно для Теда, что Вилбура это немного успокоило. В любой другой ситуации Шлатт бы пожалел Вилбура, но сейчас, если честно, он был даже рад. Хоть помолчит немного. Вилбур тут же как-то побледнел, но спокойно кивнул и ушёл в заднюю часть класса, чтобы никого не отвлекать. Шлатт закончил с углём и перешёл к металлургическим шахтам, когда Вилбур, затаившийся где-то на задней части класса, подал оттуда голос. — Здесь жаба. — сказал он тихо. Шлатт обернулся, и, если честно, не он один. На одной из пустых книжных полок, совсем рядом с глобусом, действительно сидела большая зеленая лягушка. — Настоящая? — шёпотом спросил Чарли. Вилбур потрогал лягушку пальцем. — Холодная. — утвердительно ответил он. Ненадолго все помолчали. Никто не хотел возвращаться к контурным картам. Куда любопытнее было думать, каким образом лягушка оказалась в классе, ещё и на полке. Окна были закрыты только сверху, и вряд ли лягушка смогла бы запрыгнуть туда, даже если бы очень захотела. И лягушка была странная: не убегала и не спасалась, сидела себе спокойно. Но была живая: она дышала, раздуваясь своим лягушачьим брюшком, и даже издалека казалась мягкой и влажной. Загадочная лягушка. — Я выкину её в окно. — наконец постановил Вилбур. — Я могу дать тебе мою шляпу. — предложил Шлатт, но Вилбур безо всяких сомнений уже взял лягушку в руки. — Не стоит. — он лучезарно улыбнулся, — Я люблю лягушек. Лягушки, люди, — все мы твари Божьи под Его небом. Понятно. У Вилбура был очередной божественный приход. Ничего нового. Вилбур открыл окно пошире — в класс пахнуло листвой и пылью, — а потом бережно высадил лягушку за окно в траву. Затворил окно. Шлатт отвернулся. Начал перечитывать страницу заново. — Тут ещё две. — сказал Вилбур, но на этот раз его голос звучал немного тревожно. Шлатт снова обернулся. На этот раз на полу, вокруг Вилбура, сидели не две, а целых четыре лягушки. Сам Вилбур стоял, приподняв руки, точно боялся как-то их задеть. Лягушки не двигались. Вилбур тоже. — Я-я открою окно. Он сделал шаг, и тут же послышался отвратительный, громкий чавк. Под ботинком Вилбура расползались останки лягушки. Вилбур вскрикнул. Звук, отчаянный, скрипящий, зазвенел у Шлатта в ушах. Он моргнул, моргнул её раз, и попытался встать, чтобы помочь Вилбуру, или как-то успокоить его, но тот только замахал руками. — Стой! — заверещал он, — Не двигайся! Лягушки заполонили весь пол. Их становилось всё больше, и больше, и больше, стоило Шлатту моргнуть или перевести взгляд. Скоро между лягушками не осталось свободного места. Скоро пола перестало быть видно от зеленых дышащих спин и бочков. — Не двигайтесь! — дрожащим голосом потребовал Вилбур. Его голос дрожал, и он дышал так, как будто вот-вот заплачет. Лягушачьи кишки скрипели под его подошвой. Усилием воли он на секунду пришёл в себя, — Просто… делайте задание, и сдайте его, и всё будет хорошо. Усилием воли Шлатт заставил себя отвернуться. Посмотреть в учебник. Буквы плясали перед глазами. Обычно, если он видел что-то не то, он отводил взгляд; но сейчас перспектива отвезти взгляд казалась невозможной. Отводить взгляд было некуда. Потому что куда не глянь, везде были лягушки. На полу, на шкафах, на столе и стульях. Пара лягушек примостилась на парте Шлатта, разглядывая его своими водянистыми глазами. Они не прыгали и даже не квакали — сидели молча, неподвижно, раздуваясь от дыхания, и пахли мокрой тиной. Они не мешали ему, и Шлатт заставил себя посмотреть в учебник. «Всё будет хорошо», — повторил он себе. — Я сейчас перестану плакать, простите, мне жаль, мне жаль. — прошептал Вилбур дрожащим голосом, и Шлатт заставил себя не поворачиваться. Поразительно, как быстро они приспособились к этой ситуации. Если не считать лягушек, можно было подумать, что они на обычном уроке. Через пот и слёзы Шлатт закончил с металлом и добрался до алмазов. На алмазы ушло немного пота и слез, потому что алмазных месторождений было поменьше. Его товарищи по классу понемногу заканчивали свои карты, и, из рук в руки, передавали их на учительский стол. Вставать, да и в целом, двигаться, никто не решался. Тишину нарушал только тихий шелест бумаги и прерывистое дыхание Вилбура, которому приходилось стоять на одном месте без возможности пошевелиться, и тем более сесть. — Чёрт возьми. — пожаловалась Минкс негромко, — Из-за этих лягушек поссать не выйти. Что, опять же — очень прагматичный, обыденный подход. И когда Шлатт наконец завершил свою замызганную карту, в потных отпечатках от пальцев, почти вместе с Чарли, и они передали её на учительский стол, все лягушки неожиданно исчезли. Все одновременно. Были — и не стало. Задумываться об этом времени не было. Вилбур обрушился на пол. Минкс с довольным выдохом выбежала из класса. Оставшиеся оглядывали пол, полки и столы. Ни единой лягушки. Ни единого даже мокрого пятнышка. Кроме останков на кроссовке Вилбура. — Ты… в порядке? — спросил Шлатт. Хлопнула дверь. Это вернулась Минкс. Вилбур шмыгнул носом. — Я это заслужил. — сказал он. — Это было моё наказание. За то, что я был… — он не сдержался, и слёзы опять потекли у него по щекам. Он оплакивал бедную лягушку, и может, немного себя, — раздражающим. — едва выговорил он. — Ох, нет, нет, Вилбур, — взволнованно сказала Минкс, — ты самый лучший мальчик! И мы все очень сильно тебя любим. И потом она тоже начала плакать. Это уже совершенно точно не имело никакого смысла. В том, чтобы симулировать слезы по щелчку, Минкс была профессионалкой, но вот так, искренне расплакаться с ничего было совершенно не в ее стиле. «Я схожу с ума.» — решил Шлатт. — Только не обнимайте меня. — Вилбур шмыгнул носом, более спокойный, чем прежде, — Я отвратительный. На улице он долго-долго обтирал кроссовок о траву. III. На следующий день Шлатт снова надел рубашку и шляпу, наперекор судьбе. Тед всё ещё был в классе, что Шлатт счёл за хороший знак. — Я никуда не уйду. — сказал ему Тед, будто бы прочитав его мысли, — Я не собираюсь бросать вас одних со всем этим дерьмом. — Давай надеяться, что дерьмо закончилось. — вздохнул Шлатт, — И остались только задания. — Худшая часть. — согласился Тед. Никто даже не удивился, обнаружив, что учительница английской литературы не утрудила себя приходом. Извинительной записки от неё не было, зато были упражнения на грамматику и десять тем на выбор по книгам этого года. Шлатт постарался не жаловаться. — Что за херня? — возмутилась Минкс, — Когда мы всё это читали? — «Повелитель мух» есть в библиотеке. — посоветовал Чарли, — Можешь сходить за ним. Он самый короткий из списка. — Не. — Минкс лениво развалилась на стуле, — Просто придумаю что-нибудь. Шлатт склонил голову и сосредоточился на грамматике. Он ненавидел английский и литературу одинаково, но английский, наверное, все-таки чуть меньше, потому что там часто были тесты. Если ему было совсем влом проходить тест, он мог выбрать вариант наугад. С сочинением так не сделаешь. Приходилось корпеть и страдать. А Шлатту всегда очень плохо удавались слова. В классе было жарко. Шлатт потел. Жужжали мухи. Мухи, если честно, в этот день жужжали особенно громко. А всякие мелкие фруктовые мушки липли к его рукам так настойчиво, точно Шлатт сам был фруктом. Не худшие существа — не хуже, чем комары, — но Шлатт всё время очень боялся, что они заберутся ему в горло или в нос, и это будет отвратительно. Жужжание становилось всё громче и громче, и Шлатту совершенно невозможно было думать из-за этого жужжания. Не глядя, он периодически махал рукой у уха, но муха, или кто там, совершенно не затыкалась. Он решил, что напишет введение позднее, но к своему шоку, уже почти ответил на половину вопроса. Это было три предложения, но все же! Только тогда, не поднимая головы, он услышал, как Минкс сказала неестественно низким голосом. — Что за херня. И следом за ней радостный голос Чарли. — То есть я не один это вижу? Ух ты! Обычно спирали — дело моего воображения. Только после этого Шлатт отвлёкся. Все смотрели на потолок. Он перевел взгляд, и, если честно, лучше бы он не смотрел. Мухи и мошки непрерывно двигались под потолком, создавая то самое жужжание, из-за которого так отвлекался Шлатт. Их было великое множество — Шлатт никогда не видел такого количества насекомых в одном месте. Разных размеров, они образовывали тёмное облако под низким потолком класса. Точно стремясь к цели, они все двигались по некой гипнотической спирали, с боков к центру, под аккомпанемент оглушительного жужжания их маленьких крылышек. На этот раз вопроса «как они сюда попали» не стояло, но, как и сказала Минкс: что за херня. — Повелитель мух. — прошептал Тед. Это было очень остроумно, но Шлатту было не до этого. Несмотря на то, что спираль продолжила двигаться, и не сбавляла темпа, Шлатта накрыло волной ощущения того, что их взгляды заметили. Что за ними наблюдают. Что вот сейчас произойдёт что-то ужасное. — Бежим. — скомандовал Шлатт. Никто из них не успел подхватить свои сумки, потому что мухи дождем обрушились вниз. Шлатт закрыл голову руками, но было бесполезно: он чувствовал, как мушиные комочки бьются о мягкую голую кожу его рук. От ощущения его чуть не вырвало. Врезаясь в парты, они чудом добрались до выхода, и только убедившись, что все снаружи, захлопнули дверь. Минкс тут же прижалась к ней спиной, а Шлатт тут же сделал пару шагов от двери — на случай, если дверь прорвет, чтобы он не оказывался на пути. Но дверь стояла крепко. Пара мушек просочилась из-за двери и закружилась в воздухе. Инстинктивно, Шлатт зажал себе рот. Кошмарная мысль билась у него в голове, картина из страшного сна: мухи забиваются в его рот и ноздри, забивают его дыхательные каналы, шебурша своими крохотными лапками, ворочая своими маленькими слюдяными крылышками. Но мухи, в целом, были безобидны. Мухи и мухи. Тогда Шлатт осторожно убрал ладонь. Все казались потрёпанными, но страх довольно быстро улетучивался (ужасная шутка!), оставляя пространство для кромешно-серой нерешительной апатии. За его спиной всё ещё жужжали мухи. — Что будем делать? — спросил Тед. Все головы одновременно повернулись к Вилбуру. Шлатт почти рассмеялся от того, как они не могли это объяснить, и в жизни не согласились бы об этом говорить, но при этом твёрдо понимали, к кому нужно обращаться. Под таким пристальным вниманием Вилбур сглотнул. — Сначала нам нужно забрать тетради. Оттуда. Как-то. — сказал он одновременно уверенно и неуверенно, — Сделать задание. И сдать его. Тогда мухи уйдут. — Кто-то должен зайти. — сказал Чарли. После этого никто не произнёс ни слова. Никто не хотел никого посылать, но никто не хотел идти сам. Шлатт выдохнул. Ты должен быть готов делать жертвы ради тех, кого ты любишь. Сейчас — очень хороший для этого момент. — Я пойду. — сказал он прежде, чем успел обдумать эту мысль. Люди вокруг него издали успокоенный, удовлетворенный вздох. «Это должно быть хорошо. — напомнил себе Шлатт, мокрый от холодного нервного пота, — Ты должен гордиться собой». — Ты можешь взять мои очки. — сказал Вилбур. Он снял с себя очки и протянул их Шлатту дужками вперед. Он моргнул, на его губах светилась лёгкая улыбка, и Шлатт в очередной раз поразился: как это, посредине гребанного апокалипсиса, с долбящимися в дверь мухами, Вилбур способен заставить Шлатта не замечать никого, кроме себя. — Я буду выглядеть по-идиотски. — буркнул Шлатт смущённо. Но он принял очки и надел их, и весь мир тут же расплылся перед его глазами и застыл в самой мучительной для глаз позе, — И не вижу нихрена. Как ты в этом видишь? Вместо того, чтобы ответить, Вилбур — розовое пятно — смеялся: очевидно, над Шлаттом в очках. — Зато очки защитят твои глаза от мух. — сказал Тед, и Шлатт с сожалением вспомнил, что Тед здесь. И все. И мухи. И, если можно было руководствоваться лягушками, Шлатт понимал: с каждой секундой будет только хуже. — Я пойду. — сказал Шлатт. И, не оглядываясь, он открыл дверь, втолкнул себя в класс и тут же закрыл дверь. Он едва мог видеть из-за количества мух. Он постарался не дышать, не глотать и не создавать никаких складок на своём теле, потому что мухи забивались туда. Они были под его одеждой, прилипали на пот, забивались в уши и в рот, и казалось, пытались пролезть в поры. И мух, казалось, было всё больше с каждой секундой: он едва мог видеть из-за мух, и из-за дерьмовых Вилбуровских очков, и из-за слез, которыми его глаза пытались смыть дерьмовые Вилбуровские очки. Но каким-то чудом (кровью и потом, всё как обычно), шатаясь сквозь слои мух, он собрал все пять тетрадей, пересчитал их вслепую, перебарывая желание откашляться (он боялся, что резкий вдох втянет несколько мух внутрь). Пальцы не подчинялись. Казалось, он находился в каком-то оцепенении; он был настолько напуган и настолько пытался не допускать даже мысли о страхе, что его тело перестало что-либо понимать. Он пересчитал их ещё раз, а потом, прорываясь сквози слои мух и обливаясь слезами и потом, доковылял до двери, с тысячной попытки, совсем отчаявшись, всё-таки нащупал ручку и вывалился на белый свет. Он скорее услышал, чем почувствовал, что кто-то закрыл дверь за ним. Шлатт стащил с себя очки, смаргивая липкие слёзы. Он отошёл от двери и только тогда откашлялся — надсадно и всласть. Ему казалось, что муха застряла у него в горле и шевелила там лапками. Вилбур положил свою холодную руку на Шлатта и поглаживал его по спине. — Вилбур, — выговорил Шлатт удручённо, сипя и хрипя, — так делают, когда человека рвёт. — Ты почти. — уверенно сказал Вилбур. Шлатт немного посмеялся. И разогнулся. Мягким, холодным прикосновением Вилбур забрал у него очки. — Вот. — он выставил руку с тетрадями перед собой. Мухи забились между бумажными складками. — Зачем ты взял все тетради? — спросил Тед, забирая у него пачку и вытряхивая из нее мух, — Мог взять одну, мы бы просто вырвали из нее листочки и переписали сочинение. — Тед, — сказал Шлатт, — иди нахуй. Тед даже не обиделся. — Справедливо. — сказал он и пожал плечами. Чарли где-то отыскал швабру, и они подперли шваброй дверь; а потом расселись у противоположной стены. Чарли шёпотом пересказывал Минкс сюжет «Повелителя мух», Вилбур скреб по бумаге своей недоломанной ручкой, и Шлатт очередной раз поразился тому, насколько быстро в его голове воцарилась спокойная пустота. Мухи всё ещё были в классе, у него на языке всё ещё стоял кислый вкус страха; но его голова уже выстраивала «Образ антигероя в творчестве Вильяма Шекспира», достойный минимум четвёрки. Минимум! Только вот даже собрав законченные сочинения в стопку, они не добились нужного результата. Жужжание за стенкой не прекращалось. — Мы можем просто подпихнуть их под дверь? — капризно спросила Минкс, разминая уставшее запястье. Не сговариваясь, все головы повернулись к Вилбуру. — Наверное…? — неуверенно ответил он, — Должно сработать. Может быть. Они подпихнули бумаги под дверь и прислушались. Жужжание стихло. — Ну, кто откроет дверь? — немного язвительно спросила Минкс. — А мы можем её просто не открывать? — спросил Тед. — Конечно! — Минкс кивнула, — Если ты хочешь вернуться домой без рюкзака. Поэтому дверь в конечном итоге пришлось открыть. Шлатт был даже немного разочарован, узнав, что всё было как прежде. Ни единого трупика, абсолютно чистый воздух. Единственная мёртвая муха валялась у стекла с позавчера. Но укусы остались, и они чесались. Шлатт поскрёб локоть ногтями и вздохнул. Очень хотелось принять холодный душ. На секунду он подумал: что, если он просто не вернётся завтра в школу? Но одна мысль о том, чтобы нарушить очевидные правила, привела его в ужас. К тому же, он уже однажды завалил экзамены. Зачем заваливать их во второй раз? IV. Но когда на следующий день он пришёл и сел за свою парту, всё его тело свело чувством непреодолимого страха. И он знал, что был не один. Они все казались потрёпанными, точно их лица вытащили из стиральной машинки. Извинительной записки не было, только сканы по биологии — разумеется, такого качества, что детали, которые надо было подписать, разобрать было практически невозможно. Шлатт решил, что математичка точно их ненавидит. Может быть, это из-за крови из крана. Но заданий было немного, все из них — тесты, и на секунду в душу Шлатта закралась надежда. Возможно, если они поторопятся, то успеют справиться с заданием до того, как нахлынет ещё какое-нибудь дерьмо. Как выяснилось, «нахлынет» тоже было ужасной шуткой. Это выяснилось примерно в тот момент, когда Минкс приподняла ноги, а Вилбур — рюкзак, а Шлатт случайно шлепнул ногой и забрызгал себя. Пол в классе был покрыт тонким слоем теплой, вонючей воды — не больше сантиметра. — Трубу прорвало? — сказал трескающимся голос Чарли, точно даже он сам не верил в то, что говорил. — Понятно. — сказала Минкс, но даже у нее не получалось звучать с ее обычным стойким равнодушием, — Действуем по плану. Но когда она открыла дверь, план — какой бы то ни был — рассыпался к чертям. Но на этот раз коридор не был безопасным местом. Невидимая граница, разделяющая коридор и класс, исчезла. Коридор, пустой и светлый, был затоплен. Цвела ряска. Ржавел металл. Вода, по колено, липкая и густая, была тёплой, как пюре. С режущим уши жужжанием над головой вились то ли слепни, то ли оводы. Всего три штуки. Но они были огромными — размером почти что с кулак. Жуткие, тёмные, полосатые насекомые. Шлатт, в своей рубашке с короткими рукавами, в полной мере осознал вес своей ошибки. Поток мутной, тяжёлой воды, хлынул в класс из коридора, и намочил их кроссовки и носки. — Оно адаптируется. — сказал Шлатт, и сам испугался тому, как уверенно прозвучал его голос. Откуда он мог бы знать об этом? Он же ничего не знал. Чужие взгляды неприятно сканировали его в поисках ответа на этот же вопрос. А потом Тед прекратил это. — Значит так. — сказал он решительно и мрачно, — Пока оно не доадаптировалось, я заберу наши задания. Если там будет больше трех слепней, никто туда не зайдёт. Слепень подлетел к Вилбуру и цапнул его. Вилбур ойкнул. — Нет. Я пойду. — сказал Шлатт тут же, на каком-то внутреннем, грудном порыве. Тед отстранил его. — Шлатт, всё нормально. Ты уже достаточно настрадался. — Нет! — воскликнул Шлатт отчаянно, — Нет, не достаточно. Лицо Теда неприязненно искривилось. Даже у чудесного Теда был свой лимит. — Ты серьёзно? — Прекратите спорить. — потребовала Минкс. Слепень попытался атаковать её, и Минкс отбивалась от него тетрадкой, — У меня из-за вас голова раскалывается. Но Тед если начинал, то не прекращал. Он развернулся к Минкс. — И давно ты стала такой капризной? — Тед. Прекрати. — вмешался Чарли, — Если вы не прекратите спорить, я пойду. — Ну уж нет! — Тед тут же успокоился. Чарли оказывал на него какой-то исцеляющий эффект, — Пойти должен самый высокий человек, чтобы намочило его меньшую часть. И не тот, кого смоет водой и утащит в канализацию. — на этой фразе Тед выразительно посмотрел на Вилбура. Вилбур обнял себя руками. — Я нормально вешу. — буркнул он. Ложь вышла неубедительной. Шлатту только от этих слов захотелось отдать Вилбуру свой сендвич, если он ещё не слишком промок. — …Короче. Я пойду. — постановил Тед, — А потом мы все будем делать задания вместе. Потому что если мы не справимся с этой херней побыстрее, нас всех затопит к чертям. — Это уже перебор. — сказал Чарли. Шлатт даже удивился, — Я пойду поищу выход. Тед хлопнул дверью, Чарли удалился по коридору, шлепая по воде, а Вилбур обнял себя руками. Шлатт сначала подумал, может, Вилбура укусил ещё один слепень? Но Вилбур казался кошмарно бледным. Негромко, точно пытаясь привлечь что-то не то, он пробормотал: — …Ты думаешь, он это серьёзно? Про то, что нас ну, затопит? — Вряд ли. — меланхолично и громко отмахнулась Минкс, припечатывая тетрадкой к стене жирное насекомое. Жирное насекомое всё никак не хотело умирать. — Я бы больше волновалась об этих парнях. — О нет. — покачал головой Вилбур. Слепень кружился вокруг него, примериваясь, и Вилбур отмахивался от него рукой. Шлатт брызнул на слепня водой, и тот переключился на Шлатта. Жалились они чертовски больно. Шлатту казалось, что его полоснули ножом. — Я ненавижу слепней. — согласился Шлатт. — Да. Я тоже. — и Минкс врезала по слепню так, что он наконец-то свалился в мутную воду. Дальше они сидели молча. Вода точно высасывала из них силы. Два оставшихся слепня держались на уважительном отдалении, но Минкс всё равно временами махала на них тетрадкой. Вернулся Чарли обессиленный и почти серый, шлепая кроссовками. — Выхода нет. — обречённо сказал он, — везде одинаковые коридоры. Все двери закрыты. Я кричал, никто не отвечает. Шлатт постарался выдавить из себя удивление. Не смог. Из двери вывалился Тед, во все стороны чешущийся и матерящийся. — Слепни и оводы. — резюмировал он между матами, — Целая куча. Проклятые твари. Тед казался поцарапанным и кровоточил в нескольких местах, но в целом был жив. Но Шлатт не мог не подумать о том, что это должен был быть он. Это он должен был быть покусан, и должен был принести задания, и предложить командную работу. Вслух он, конечно, ничего не сказал. Они действовали чётко и слаженно: распределили задания, держали листок в руках, уложив его на книжку, чтобы писать; Минкс записывала ответы, они по очереди диктовали. Не диктующие отбивались от слепней. С каждым укусом они становились всё злее, и злее, и злее. Но они закончили за рекордное время — наверное, даже меньше двадцати минут. На правильность ответов им было по большей части плевать — их, видимо, злой рок не оценивал. — Подпихиваем под дверь? — быстро и нервно спросил Чарли. — А…вода? — попытался остановить её Шлатт. — Она не настоящая. Пропадёт как только мы сдадим. Так и получилось. Но Шлатт, проходя мимо бумаг на полу, чтобы забрать свои вещи, не мог не заметить, что страницы всё ещё были немного влажными. — Никогда больше не буду купаться. — с содроганием пробормотала Минкс. V. На следующий день Шлатт оделся куда более закрыто. Наученный насекомыми, и, если честно, в ужасе от того, что им предстоит (Гусеницы? Червяки? Кузнечики?), Шлатт принёс куртку и джинсы, и теперь сидел в них и потел. Но ничего не происходило. Они разобрали листки с физикой и химией, чесали свои укусы, лениво решали их и пытались говорить. Это было лучше, чем сидеть в тишине. Их не топило, не кусало, не душило и не слепило. Самый обычный день. Никакой крови в воде. Они передыхали. Чарли рассказывал им про кошку, которую он подкармливал в последнее время, и как недавно у нее родился один котенок. Только один — он слышал, что обычно бывает больше, но кошка была старая, и Чарли радовался тому, что у нее получилось оставить себе хотя бы одного наследника. Чарли рассказывал, что пока делает это тайком, но хочет поговорить с мамой, и, если получится, оставить котёнка себе. Они болтали, почти позабыв про задание, придумывали ему имя, и где в доме Чарли он будет спать. Шлатт предложил назвать его Джамбо, потому что так однажды назывался магазин, в который они однажды ходили с мамой, и там продавали шоколадное молоко. Все согласились, что Джамбо — очень кошачье и очень рыжее имя. Близился вечер, становились холоднее, а ни мухи, ни мушки и даже ни капли подозрительных жидкостей не было видно. Шлатт расслабился окончательно. Но когда они дошли до крылечка нужного дома, они нашли маленького Джамбо рядом с его кошачьей кроваткой — картонной коробкой с уложенным флисовым одеялом. Рядом с мисочками с водой и молоком. Скорчившимся и сухим. Безошибочно мёртвым. Чарли был бесконечно убит этим зрелищем.