Крылья бури. Отверженные маги

      Жидкость из бутылки обжигает горло. Красные, розовые, фиолетовые огни города. Знакомого города. Комфортного города. Правая рука держит руль. На повороте голова немного кружится, но бьющий из опущенного окна воздух помогает не сойти с ума. «Жизнь принадлежит тебе», — кричит рекламная проекция. Слова бегут по высотке, вспыхивают и умирают, превращаясь в пояс из звезд.       Новый глоток. Капли стекают по горлышку, ветерок холодит липкие пальцы. Машина замедляется, и они слабнут — бутылка выскальзывает не в силах держаться, падает, но Кай не слышит удовлетворительного дребезга. Она цела. Катится по дороге, исторгая из себя алкоголь. Нужно было ее бросить, запустить прямо в рекламный щит с бессмысленно сменяющими друг друга цветами. Вышло бы гораздо эффективнее, если бы сам ее разбил. Притушив улыбку, Кай замечает: в зеркале заднего вида бутылка трескается под колесом тормозящей следом тачки. Что-то бурлящее внутри выравнивается. Так надо, это было закономерно.       Он прибавляет громкость, буйные ритмы отстукивают в теле. Зажимает тормоз и газ, вибрация пронизывает до самой печенки. Если бы был магом, мог бы взорваться. Кай и есть маг. Мелькает мысль ограничить эсперам возможность вождения — на всякий случай — но загорается зеленый, и по лицу ударяет ветер. Огни сливаются в одну сплошную массу.       ***       Томная мелодия в зале кружит голову, но Кай и так лежит. Под ней мягкие подушки с кисточками, а в мозгу не укладывается, зачем идиоты смотрят на грызню бесправных уродцев, когда перед глазами могут мелькать стройные ноги на тонких шпильках, а между ними — лишь волнующая полоска шелка. В неоновом свете можно и больше: в любом костюме, в любой позе. У Кая не хватает сил связать и пары слов, открывает рот, лишь чтобы влить в бездну сознания очередную стопку. Сжимает зубами кислую корку, а пальцами — девичье запястье, слизывает соль. Девушка тянется к его щеке, но Кай щелкает перед носом, и получает новую порцию.       ***       Небо подернуто утренней дымкой. Или это сраные выхлопы? В центре не угасает жизнь все двадцать четыре, громко. Но свежо. Воздух холодит немного протрезвевшую голову.       Тачка стоит криво, дверца не закрыта. И как Кай не убился? Нет, он же не чертов неудачник, он Германо. Это столица, его город, Цита не сможет его убить.       Кай заваливается в салон и обмякает на холодном кресле. Руки подрагивают, но сна ни в одном глазу. Открывает сообщения — от Бруно ничего нового. Да и с чего бы.       Бессмысленно пролистывает список неинтересных людей, взгляд утыкается в контакт. Была в сети вчера. Последнее фото в профиле: пальцы со свежим маникюром сжимают кружевную ленту на шее, лиловые губы игриво прикушены. Поделилась треком про любовь. «Страсть впивает в душу свои ядовитые когти».       Кай ставит на повтор.       Мотор урчит, тачка резво двигается с места.              Сквозь плотные тканевые жалюзи сложно было разобрать время, по внутренним часам Кай еще пьян, но сердце скакало так, будто самому что-то вкололи. В руках хрустела оберточная бумага. Сотню раз облизал губы, а они все сохли.       Чертовы медики бесконечно долго проверяли инфу, так, что Кай потерялся в пространстве. Не пускали на порог больницы, названной, между прочим, именем его матери, но наконец-то уладилось, и теперь он увидел эсперку. Кровоподтеки, лицо раздуто, уродливые повязки на носу. Ее глаза слабо моргнули, когда Кай подошел. На обезболивающем, но в сознании. Если бы могла, Фин бы отвернулась, готов был спорить, но сделала это лишь взглядом: шею фиксировал жесткий воротник.       Темные волосы неловко разбросаны по подушке — то, что напоминало о ней еще вчерашней, старой версии, а смуглая кожа, пусть и раскрашена в неестественные для жизни краски, заметно бледнее, непривычно бледнее. Сейчас бы девушка не взмахивала обиженно гривой, не надувала губки. И уж тем более не хотела бы выкладывать себя в сеть. Ночь, одна ночь… Эта девушка выглядела так, будто попала в аварию, будто кто-то впечатал со всей дури в стену, разбил кулаки и душил. И это не несчастный случай, не особое происшествие и не результат катастрофы — другой чертов эспер сделал это. За деньги. Просто чтобы выиграть.       Сердце Кая сжалось, как и пальцы, невольно обхватившие холодную ладонь. Девушка слабо откликнулась, и в этом Кай не услышал ничего из того, что мог бы. Ни «я тебя ненавижу», ни «иди к черту», ни «прости». Только «мне страшно». Перед Каем обмяк щенок. Коробку разодрали, сжали челюстью и мотали. Щенку не повезло, окружили псы много больше. Глупый, дерзнувший щенок.       «Это мусор. Ты стоишь их всех».       В горло Кая вонзились когти, может, те самые, из песни. Послушал кучу раз по дороге, пока объезжал Циту уже на своей тачке, наматывая бездарно круги, так и не решаясь заехать в больницу. Он не герой, он не успел, да и не смог бы, город в часе езды, а вечер в Данте в самом разгаре. Если бы Кай мог узнать раньше, если бы мог отговорить… Но, положа руку на сердце, возможно, не стал бы. Что он мог сделать? Фин упрямая, но вилась мысль, что ей всего лишь хотелось внимания, хотелось его позлить. Если бы Кай был чуть мягче, если бы за ней следил… В голове стучали слова о любви, той, что подсаживает, той, что губит, ради которой хочется совершать безумства. И все же, и все же…       Она не мама. Мама была доброй, внимательной к людям, даже — к прислуге. Помогала Элле, горничная фактически одна на весь дом, они надолго задерживались на кухне, начиняя пасту. Отцу всегда это не нравилось, ужин начинался и заканчивался истерикой, орал, чтобы мама немедленно шла в столовую, но ее руки неизменно оказывались в муке. Ей бы не пришло в голову подставлять, использовать, издеваться… Кай сжал крепче ладонь Фин.       Она не его забота.       Упаковка зашуршала, когда Кай положил цветы на одеяло. Белые лилии, они ей нравились. Нравились красивые цветы и мучить людей. Может, ей самое место там, на арене, ей нравилась жестокость. Запах лилий смешался с лекарствами и показался удушающим. Кай не должен был быть тут, ему было противно, но он бы себе не простил.       — Это ничего не значит, — хрипло произнес он, отпуская ладонь. — Не рассчитывай. Просто знал, что твоим родителям не скажут.       Никакого шума. Никто не пострадал. Жертвы не было, ведь она подписала договор. Кай не слышал, чтобы эсперы на арене умирали, но, если так, можно было списать любое дерьмо, полиции это несложно. Как и положить в отделение с высоким уровнем секретности, уж с ее-то владельцем.       Кай подал знак, и в палату вошел Надж. Его глаза тоже мутные, вечер явно удался. Кай не знал, срослось ли у них с той фифой, желающей заклеймить всех эсперов, но было интересно, как быстро после звонка парень окажется тут. И вот Надж собственной персоной, помятый и обеспокоенный. Явился, ждал, пялился. Видеть Фин такой ему тоже было больно.       — Он о тебе позаботится, — сказал Кай, отворачиваясь.       Надж вопросительно смотрел.       — Вы можете быть вместе, — пояснил Кай так же ровно.       — Это твоя девушка, Кай.       — Уже не моя, так что забирай.       — Но она же не вещь…       — Я тебе что, зря адрес давал??? — вырвалось из пасти, а сам Кай взвинтился, схватил парня выше себя за куртку. — Чего приперся тогда!       — Но мы друзья!!!       — Ты издеваешься?! А нахрен ты с ней спал!       — Я не спал, брат! — Надж поднял руки.       Кай заржал от наивности этого придурка.       — Я тебе не брат, — прорычал он.       — Хва… тит… — слабый голос Фин.       Теперь Кай и Надж пялились на нее.       — Ни… кто мне… не… нуж… — несмотря на то, что слова давались с трудом, девушка сжала букет. — Ты не… нуж… — Лилии яростно затрепетали. Фин намеревалась их запустить, но плыла на обезболивающих, получилось косо: цветы уныло слетели на пол, не достигнув Кая и на сантиметр. — Хватит… тут… указывать…       Кай пялился на беспомощно лежащую девушку: что с ней? Он никому не указывал, да его никто и не слушал! Как будто если он скажет, Надж станет прислуживать Фин и все такое. Кай сделал это потому, что она парню явно нравилась, вот и все. Они бы прекрасно смотрелись вместе, и тогда Фин никто бы не трогал, а она нашла себе хорошую партию и наконец отъебалась. Но… все шло как-то иначе.       Мотнув в ярости головой, Кай вылетел из палаты, а Надж сразу за ним. Преследовал по коридору, хватал, что-то шипел — ну просто фанатик какой!       — Да отъебись! — крикнул Кай, в очередной раз отбрасывая.       — У тебя все в порядке??? — Надж повысил голос, даже немного злобно. Но все еще недостаточно для того, чтобы Каю вмазать. — Какой «спал»!!! Фин не со мной и никогда не была!       Парень поравнялся с Каем и с усилием тормознул, смотря упрямо и решительно. Живо представилась сцена боя, но Кай отвлекся, оглядываясь: никого в приватном этаже больницы имени Арианы. Да и не стоит здесь такое устраивать.       — Один раз по пьяни перепутала нас, — пробормотал Надж. — Мы просто… ну типа столкнулись в темноте, вот и все. Это даже поцелуем назвать нельзя! Я и не думал, я бы не стал спать с твоей девушкой…       Кай стоял и пялился в полное таким виноватым гневом лицо Наджа. Было смешно. Столкнулись, перепутала?.. Что за бред он нес и как, как можно было перепутать его с Каем? Они же совсем разные. Да и пофиг. Как-то не интересно. Будто Кай не знал, что Фин всегда искала свою выгоду, от ответа ничего не поменялось бы. Кай уже все решил.       — Она больше не моя.       — Даже с бывшей — нет, это не по-братски!       Кай закатил глаза:       — Какой же ты идиот. Ты вообще понимаешь, что для меня «брат» — это бранное слово? И нахрен ты за мной пошел? А как же «спасение дам»? Давай, вперед, вон одна уже ждет, утешай…       — Ты бухой! Уже умотал один раз — не знаю, в какое дерьмо впишешься снова! Тачка на парковке — сам пригнал?       Губы Кая немели в вызывающей улыбке: сам, а что?       — Кошмар, так и убиться можно… — Надж сжал его плечи и замотал головой. — Или убить других, ты хоть думал?! Я тебя отвезу… но потом вернусь к Фин, если ты не против. А лучше вместе вернемся.       — Ты сам бухой.       — Я давно пил, я в норме.       — Вот это мне и не нравится, нужно исправить. К черту, едем в бар!       — Кай…       Надж снова попытался его задержать, но безрезультатно, просто шел следом. Кай был уверен, они сядут в машину, и друг повезет, как и сказал. В бар, в ресторан, снова в Делишес… да куда угодно, лишь бы открыто. Они будут пить, Надж — через силу, потому что ему совсем неохота, а Кай сквозь рвотный позыв, потому что хочет. Закажут какое-нибудь вычурное дерьмо — подождут, пока рыбаки с особым разрешением сгоняют за свежими устрицами — потому что могут. Будут пить, жрать и веселиться, наблюдая за шлепающими по улице неудачниками…       Ноги подкосились. Кай остановился, тяжело дыша, задержался у стены. Наверное, он действительно еще был под градусом. Скорее, накатывало похмелье. Чертова жизнь стучалась в двери: открывай, скотина, я тут!       — Какого хрена вы таскались за мной в академии… — выдавил Кай.       Надж пожал плечами:       — Ты крутой.       — Да ты, блядь, издеваешься.       — Ты шаришь, тебе плевать на правила. И с тобой весело.       — Шарю — в чем?       — Ты же всегда говорил нам, что делать. Про положение, людей, планы на эсперов и все такое.       — Указывала Оля.       — Да, но с оглядкой на тебя. Думаешь, она бы пошла против?       Тут Надж был прав, Оля — никто. Ее мать — изгой, бежала с любовником через границу. Позор, для жены военного — вдвойне, а для него — лишение чина. Никто об этом особо не знал, только Кай. Место прилежной курсантки в академии было шатко, особенно в начале, она могла бы быть второй Элиной, не Крыловой, конечно, с ее дикостью, но и не лидером. Кай же не был против, чтобы Оля присутствовала, не акцентировал внимание на ее семейных делах, даже, наоборот, отводил разговор. Было в ней что-то такое, знакомое. Может, потому что ее тоже воспитывал отец, и Кай отлично понимал эту военную муштру. В академии Орлова всегда поддерживала его, не помнил, чтобы спорила.       — Слушай, — неловко начал Надж. — Я говорил с Фин про то, что было, ну, когда ты пропал…       — Когда меня слили.       — Да…       — Только меня не слили, это дура так посчитала.       Даже Оля с ее прилежными мозгами. Все они поверили в сказку, что сына Германо могли так просто спровадить, отправить в отряд к каким-то там… даже не в отряд, а так, скинуть на окраины вселенной, посадить на цепь и забыть. Впрочем, они опирались на отношение отца, а он не пропускал возможности показать, как ценил младшенького Германо. Да, репутация папочки как жесткого командира давала о себе знать. Да и слишком загадочен флер морионов, отправили и отправили, и вот они все поверили. Никто о планах не знал, даже… сам Кай. Для него просидеть несколько часов запертым в кабинете под прицелом винтовок тоже было сюрпризом. После того, как его чуть не пришибло, как началась суета, как его друга отправили в больницу. Кай думал, настало время, отец его наконец четвертует.       — Девка запуталась, испугалась, — Надж продолжал что-то блеять о Фин. — Фактически она осталась одна, ни тебя, ни меня не было. Блад просто напоил ее, наговорил ерунды, запудрил голову, ей не к кому было пойти…       — Мне так насрать, Надж, так насрать… — Кай медленно терся лбом о свое запястье, поддерживающее его у стены. Запах больницы с удвоенной яростью пробирался в ноздри, а в памяти всплывала бешенная вибрация двигателя. Руки дрожали, нужно было гнать больше, из головы все еще не вылетели картинки. К ним добавились новые. — Поймешь ты уже или нет…       Не стоило сюда приходить.       Надж что-то толковал, пока все вокруг приобретало формы и тут же ломалось. Жизнь, словно пенопласт, распадалась, стоило сжать руки, только невесомые кусочки липли к пальцам, не стряхнуть. Каю казалось, был на грани, мог выбраться, выползти и где-то там сдохнуть, но даже его наказание оказалось ложью. Отец воспользовался ситуацией, засунул к морионам, чтобы тут же вернуть. Все кругом менялось, ломалось, а Кай жил не по-настоящему. Кай не подходил к пропасти, подходил кто-то другой — и не спасти, оставалось смотреть. С веселым непониманием, с гадкой улыбкой, с хладнокровным принятием… или попросту отвернуться. Плитка на полу казалась такой твердой, что шаг, еще шаг, и вот-вот хрустнут ноги, но с Каем все было в порядке. Страдал кто-то еще. А у него — счастливый билет.       Поздравляю, Германо, ты выиграл в лотерею.       Кольнуло, что-то в пространстве не так. Кай поднял взгляд и вдоль по коридору за стеклянными дверьми увидел высокого мужчину. Темно-серый форменный плащ, острое лицо, длинные волосы, забранные за уши, как у злобного гения из какого-то богом забытого произведения, вот же чертов… Левин. Появился импульс окрикнуть, дернуться, подойти, вцепиться в лацканы этого гладкого отложного воротника!       Кай не знал почему, но тело тормознуло. Не хотелось ни приближаться, ни смотреть на мориона. Что-то внутри зашептало бежать, отвести взгляд, рассматривать стены и потолок, что угодно, только не его. Будто Левин чувствовал. Зрение начало двоиться, все пошло кругом, срочно отвести взгляд, найти, найти что-то еще…       Из палаты на полупустом этаже вышла девушка в джинсовке, с длинными темными волосами, густая челка топорщилась над хмурым лицом, как там ее… Линда? Да, точно, та, что мешалась, не хотела оставлять Кая наедине с коммуникатором, а потом вдруг удачно отстала, будто стало пофиг. Кай еще тогда должен был понять, что это подозрительно, игра. Ему позволили связаться с Серджио, чтобы дать инфу о переправке эсперов в порту, чтобы он сам изнутри настучал!       Взгляд мориона холодно блеснул: все же заметил. Стены и потолок стали сужаться, разыгралась клаустрофобия, будто она когда-то у Кая была… Сглотнул, как же тесно в чертовой больнице! Приложил голову к руке, прячась, протяжно выдохнул…       Когда открыл глаза, морион и девчонка уже ушли, лишь дверь на лестницу глухо всасывалась в раму. Дыхание выровнялось, стены и потолок были в норме, Кая больше не грозило расплющить. Вот это вертолеты, а думал, протрезвел…       — Жуткий тип, — пробормотал Кай.       — Какой? — лицо Наджа сохраняло привычное простодушие.       — Морион…       — Где?       — Там был.       — Правда???       Кай закатил глаза: друг как обычно считал ворон. Коридор пустой, только они, да те двое за прозрачной стеной, как можно было не заметить? Этаж принадлежал отцу, впрочем, как и вся больница по факту, но здесь размещали особых больных. Тех, кто хотел избежать лишних глаз и официального оформления. Тем не менее каждая зона отгорожена, жаль, Кая не пустят, откуда там они вышли…       Надж собрался двигать на улицу, катить развлекаться, как Кай и хотел, но Кай передумал. Голова начинала болеть, но лучше уж протрезветь, чем начинать круг сначала, тем более с такой побочкой. Может быть, к Фин возвращаться было и не лучшей идеей, но в тот момент это показалось единственно верным. Все же «друзья».       Но когда вернулись к своей зоне, внезапно нарисовался еще один «друг». Из палаты выпорхнул тонкий молодой мужчина, покладистый, как дрессированный голубь. Озорнов улыбнулся, приветствуя бывших курсантов. Надж на подъеме, рад был увидеть куратора, Кай же молчал. Чтец сочувственно посмотрел, отчего внутри забурлило, но, несмотря на это, Кай сказал Наджу заходить, а сам пошел по коридору с Озорновым, будто его надо было проводить. Такой Кай любезный, ну просто чудо.       — Вы на ее повлияли? — глухо спросил он, разглядывая благородные панели из темного дерева, которыми был укрыт весь этаж. Здесь незадолго до смерти лежала мама, хотя не хотела выбираться из дома. Тогда больница еще не называлась в ее честь.       — Немного, больше проверял, — голос у Озорнова такой тихий, ровный. Словно забрел в детскую среди ночи. — Моя помощь Дельфинии не требуется… Проблема в другом, ресурс не критично потрачен, ей нужно восстановиться. В целом восстановиться, понимаешь?       Кай продолжал идти рядом, угрюмо подняв плечи. Вышли на общий этаж, где гораздо более шумно и светло, и Кай понял, что действительно чтеца провожал, будто старого знакомого. Идиот.       Остановился, и Озорнов тоже. Чтец смотрел, больно проницательно, и Кай опустил взгляд, указал ногой на диван у окна. Мужчина чуть улыбнулся, устраиваясь, а Кай поставил ногу на сиденье и уперся в колено локтями. Смотреть на Озорнова не хотелось, поэтому взгляд выцепил его белую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и торчащую из нее тощую шею. Бледный, блеклые русые волосы. Похож немного на Крылову, если б она обернулась приличным учеником из какого-нибудь религиозного училища.       — Почему не сказали, что Фин не сможет? Отец вас слушает, Оля намного сильнее.       — Ты прав, Кай. Я говорил, что она не продержится, не долго. Дельфиния — не то, что им нужно, по крайней мере без подготовки…       — Какой еще подготовки! Он выпустил ее, она участвовала! — Кай оглянулся, кругом уже были люди, пришлось сбавить тон. — Про Крылову вы тоже так говорили, но это ложь! Я знаю, на что она способна.       — Ае точно не стоит там быть. Я уже ошибся, один раз… много раз, по правде сказать. — Озорнов откинул голову и посмотрел в окно рядом. В стекло бился пасмурный день. — Сомневаюсь, что твоему отцу стоит за меня держаться.       Голос какой-то обреченный, и Каю показалось, что чтец просит о чем-то, что, конечно же, было нелепо. Что Кай мог дать? Все, что хотел, дал бы отец.       — Вы же не думаете, что я могу на него повлиять.       — Нет, Кай, конечно… — мягко сказал Озорнов, как обычно, улыбаясь. В помутневших в этот момент глазах отражались облака и печаль неудачника. Он вздохнул: — Я пойду. Не люблю больницы, тяжело здесь быть.       Кай чтеца не отпускал, но, впрочем, и не держал. Просто смотрел ему вслед и топтал со странным негодованием сидушку дивана. Какая-то медсестра подошла, стала вежливо предлагать комнату отдыха и допытываться, кого он ищет, но Кай лишь скривил лицо. Он и сам не знал.       Пару часов с Наджем сидели в больнице, а когда вышли, черной спортивной тачки на стоянке красноречиво не было. И, нет, Кай не забыл заблокировать дверь, не в этот раз. Вместо нее там ждала другая, представительский удлиненный седан. И рядом пара служак.       Не надо было намекать дважды. Рот дернулся, Кай расслабленно подошел, не обращая внимания на псов, что охраняли вожака, и сел назад. Охрана молча прикрыла дверцу.