Уборкой школу не испортишь

Как-то само собой случилось так, что они стали уходить из школы вместе. Ну, до ворот, не очень-то далеко, но за этот короткий промежуток пути они немного разговаривали. В основном Эрвин. Он рассказывал об учениках и их проделках, делился литературными и историческими фактами, которых Леви нигде бы не услышал, кроме как от него, а ещё интересовался, как прошёл день Леви и скольких он успел покарать мытьём полов. Здесь Леви, усмехнувшись, называл имена и состав преступления, Эрвин посмеивался, затем они подходили к байку. Тут прощались, Эрвин уходил первым и шёл на станцию метро, а Леви, надев шлем, выезжал со двора и ехал к себе. Ничего особенного. Обычно Эрвин ездил на машине. Из-за перелома временно пользовался общественным транспортом. Леви про загруженность метро и электричек знал не понаслышке и терпеть их не мог из-за отвратительно большого количества людей, сжатых в одном тесном пространстве. Ездил на байке, наслаждаясь отсутствием людей и пробок. И наслаждался бы дальше, никто его не просил идти на суровые жертвы своего личного комфорта. Но вот время шесть утра, и он стоит на станции около дома. Ждёт поезд. До школы на метро около сорока минут, как выходило, что на байке он забирался минут за двадцать, оставалось для Леви загадкой. Глупая затея. Глупая, повторял он, заходя в вагон. Народу оказалось не так много. Леви ещё раз повторил себе, что всё это бессмысленно, может быть, Эрвин даже не в этом вагоне, или вообще с другой стороны едет, или такси взял именно сегодня, к чёрту это, он ещё успеет доехать на байке, да и не надо ему так рано... — Леви? — Кто-то осторожно дёрнул его за рукав куртки. Леви узнал низкий, уверенный голос, в нём слышались нотки удивления, ну, Леви и сам удивился мысли, которая пришла прошлым вечером ему в голову. — Здравствуйте, — Леви сдержанно кивнул и, зыркнув на человека сбоку от Эрвина — тот в мгновение ока испарился — сел рядом с ним. — Как ваше самочувствие? — Прекрасно, — Эрвин не сводил с него глаз. Леви хмурился сильнее, упорно делая вид, что ничего странного не происходит. — А вы?.. — А я решил попробовать новую дорогу, — быстро ответил Леви. Не соврал. Одна из причин так и звучала. — А, — Эрвин кивнул. — Тогда... добро пожаловать, — шутя произнёс он. Леви кивнул. — Расскажете, что у вас сегодня на уроках будет? — спросил он. За окном мелькал город, полупустые улочки и бледное солнце. Оно робко согревало; прохладный осенний воздух срывал со рта белый пар. В вагоне свежо, а от бока Эрвина тепло так, словно у него под пальто печка. — А вам интересно? — Эрвин взглянул на Леви и, получив кивок, добавил: — Я боялся, вы устали уже слушать от меня столько бесполезных фактов. — Если бы устал, не спрашивал бы, — ответил Леви. — Мне действительно интересно. Я... — он замолк, обдумывая, стоит ли делиться чем-то настолько личным, и сказал иначе: — У меня не было учителя истории и литературы, которого я бы с интересом слушал. Вы хорошо говорите. — Благодарю за комплимент, — Эрвин улыбнулся краем губ слегка удивлённо, или только Леви так показалось. — И вовсе не бесполезные, — Леви чуть не пихнул его локтем, покосился на загипсованную руку и передумал. — Они нужны, чтобы уметь находить причины и следствия. Вы же не сухим фактам учите. Я прав? — Кто-то слушает мои уроки лучше, чем ученики. — Когда они въехали в тоннель, в отражении стекла Леви заметил улыбку Эрвина. — Я польщён. Так, — учитель Смит взглянул на часы на другой руке. — У нас ещё около получаса. Хотите послушать про японскую литературу конца эпохи Эдо или про перемены в стране в то же время? — Если та же эпоха, значит, они связаны, вы наобум не предлагаете. Давайте всё, что успеете. Дорога до школы пролетела незаметно. Осень с разбега взбежала на холмы и обвязала город полупрозрачным платком пожелтевших листьев. Не дав ни дня на ленивую раскачку после душного лета, сентябрь снял поводья с холодных ветров и отправил их в свободный полёт по светлым узким улочкам и тёмным черепичным крышам. Резкое похолодание не вызывало никаких желаний, кроме укутаться в сто слоёв одежды и вылезать на улицу как можно реже. Да и погода, бездумно сменявшаяся с утреннего ясного неба на гром и ливень в обед и к вечеру заканчивающимся радугой от моросящего дождичка под лучами закатного солнца, не располагала к романтическим поездкам на байке от дома до работы. Очень быстро найдя подходящее и наименее подозрительное объяснение, Леви каждое утро садился на электричку, где уже ехал до школы Эрвин. Ветер вырывал зонтики из рук, так что по пути от станции до здания они молча бежали. В холле, где ещё царила тишина в отсутствие учеников, они стряхивали с себя примерно два ведра воды, отряхивали зонтики, выжимали волосы и одежду, поливая пластиковые растения на подоконниках, и, кивнув друг другу, расходились в разные стороны. Эрвин — в кабинет, с мокрым дипломатом под мышкой, Леви — в подсобку, на вытянутой от себя подальше руке держа куртку. Думать о том, что не по социальному статусу ему, уборщику без образования, общаться с заместителем школьного директора, Леви не собирался. Точнее, подобные мысли возникали в его голове, как их прогонял внутренний голос, подозрительно напоминающий голос Ханджи, говоря: ты дурак? И простецкое «ты дурак?» отрезвляло. Общаются и общаются, чёрт с ним, с социальным статусом. Леви вообще не думал, что его пустят в школу. То ли руководство пока не выяснило о его прошлом, а значит, хорошо он позаботился о завершении всех своих прежних дел, то ли всем действительно было наплевать. На последнее Леви, если честно, и рассчитывал. Всё-таки ему нравилось работать. Леви возвращался домой, когда уже темнело, заходил в маленькую квартирку в панельной многоэтажке где-то на окраине, там жильё стоило дешевле и поэтому контингент ошивался соответствующий. Публика не пугала: будто бы Леви раньше таких не видел. Серая комнатка с одним футоном на полу, мизерная кухня с холодильником и стиралкой, ванная и туалет объединены — единственное, на что хватило у него накопленных денег, чтобы поскорее свалить от Кенни. Невыносимый хмырь, он стал ещё невыносимее, когда в один прекрасный день привёл под ручку некого парня с глазами-алмазами и объявил племянничку, что-де они теперь будут жить все вместе. Леви мало понимал в образе мышления богатых, а даже если бы и был награждён таким талантом, не смог бы разобраться, зачем наследнику медицинской компании, известной на всю страну и за её пределами, иметь дело с Аккерманами. Таких важных шишек Леви только по телеку мог увидеть, а тут — стоит под ручку с его бесноватым дядей. Иметь дело с Аккерманами в качестве телохранителей — выбор понятный, хоть и затратный на компенсации идиотам, что додумались пройти хоть в метре близ объекта, что поручено охранять Аккерману. А вот в качестве (Леви сжимает зубы и медленно выдыхает через нос) любовника (Леви считает до десяти и отгоняет сомнительные картинки, нарисованные воображением) надо очень долго думать, а, подумав, бежать подальше. Ури сделал всё с точностью наоборот. Оставил все дела на брата и его старшую дочь и побежал не от, а навстречу Кенни Аккерману. И стали они жить-поживать да добра наживать, хэппи-энд, занавес, аплодисменты. Слушать их «долго и счастливо» за стенкой Леви выдержал лишь на одну ночь, а после в спешном порядке нашёл отдельную квартиру и свалил. Он и не собирался надолго задерживаться у Кенни. Это была такая небольшая месть. Изволь, дядя, если уж ты мне устроил весёленькую жизнь в самом начале её пути, так и я тебе красок добавлю, раз ты на покой от дел ушёл, телохранителем устроился, вы посмотрите на законопослушного члена общества. Но план по бытовой мести пришлось сворачивать. Да и Кенни его потуг особо не заметил. На уборку ему было всё равно, так что страдал от нестиранных носок и немытой посуды лишь Леви, на бедность Кенни не жаловался, поэтому Леви мог брать в долг сколько унесёт, питались они вообще в разных местах, так что лапшу пересолить тоже возможности не представилось. Однако, услышав о переезде племянника, Кенни всё-таки удивился, хотя Леви решил, что все эмоции теперь отныне посвящены ненаглядному Ури. — Да живи сколько угодно, пацан, места полно, — ходил за ним по пятам Кенни, пока Леви перемещался из ванной в комнату, собирая вещи. — И на твою рожу постоянно пялиться? Нет. — преисполненный нежных родственных чувств, отвечал ему Леви. — Давай мы тебе квартиру снимем, где-нибудь в этом же районе? — Ури любезно выглядывал из-за плеча Кенни. — Нет. — дабы не обижать любимых родственников, Леви благоразумно не добавил про ещё одну рожу, чтоб на неё пялиться. Кенни на свой счёт не принимал ничего, зато за любой хоть на долю неуважительный взгляд в сторону Ури мог и врезать. На то и Аккерман, ещё и из службы охраны. Леви вздохнул. — Кенни, вот все деньги, что я у тебя занимал. Спасибо. — Вместо благодарности молодожёнам послышался скрежет и помехи, будто механизм резко забарахлил, столкнувшись с системной ошибкой. — Отдал бы, когда устроился на работу, малой, — Кенни бы перекрестился, да некрещёный. — Я и устроился, поэтому переезжаю, — ответил Леви и, закинув на плечо сумку, ушёл из квартиры дяди. Ему даже чемодан не понадобился, за душой ни одной нажитой вещи. К вещам Леви не привязывался сильно, главное, чтобы вокруг чисто было, а мебель и одежда — дело приходящее. Хотя у многих из его знакомых из той, прошлой жизни, с обретением денег появилось желание окружить себя всяким барахлом, разной степени нужности. Все по-разному справляются с травмой нищеты. Леви считал, что у него травм от жизни нет. Это ей от него досталось, вот она и смеётся над ним. Иногда. Про шутку с устройством в школу он не забыл. Но был даже благодарен. Из маленькой, оскорбительной даже своим существованием квартеронки он приезжал в большое светлое здание. Подслушивал чужие голоса, смешки, подсматривал за чужой, обыкновенной жизнью, у которой на горизонте маячило довольно безоблачное будущее. Мог даже прикоснуться — не по-настоящему, а так, это, метафорически — к чему-то ему доселе неизвестному. К химическим опытам, пусть в виде взрывов в лаборантской, к школьным фестивалям, пусть подметая конфетти в коридоре, к искусству, слушая лекции по истории и литературе в электричке по пути на работу. В школе Леви почти забывал, что не принадлежит этому миру. В серое утро, ставшее менее мрачным, пока мерно жужжала электричка, Леви, отряхиваясь от дождя и выжимая водопады из одежды, увидел на экране старенькой раскладушки входящий вызов от контакта под именем «Не брать трубку». Красноречивое предупреждение высвечивалось ещё с десяток раз, пока Леви набирал воду в ведро, пока мыл коридоры, пока, ближе к обеду, отлавливал поросят и превращал их в чистоплотных школьников. — У тебя новое развлечение, Кенни? — вместо приветствия спросил Леви. — Леви! — на другой конце раздался взволнованный голос, показавшийся вначале незнакомым. — Кенни попал в больницу, ты сможешь приехать? За всю жизнь у Леви не было особо близких людей, так что жизнь решила, что шутка получится очень и очень забавной. Леви не запаниковал и не сорвался с места. Леви не выронил взволнованно телефон. Леви не расплакался от эмоций, вспоминая время, проведённое с дядей. Вот ещё. Они не виделись несколько лет, они почти что незнакомцы друг другу, какую бы ересь не нёс этот упырь про их общую кровь. Кажется, от случайного сочетания «упыря» и «крови» Леви усмехнулся, чем напугал до чёртиков проходящих мимо второклашек. Ничего, у них, кажется, сегодня должен был быть тест по химии, пусть не расслабляются. Леви задумчиво посмотрел на перчатки, на полное ведро с мыльной водой, на тележку. Потащил всё в подсобку. Мыслил он спокойно и взвешенно: сейчас нужно переодеться, вылить воду, убрать швабры, выйти из школы, пойти на станцию... Думать, «а что, если...» нет необходимости, он решит на месте. Из сдержанного, обманчиво спокойного состояния его вывел гулкий глухой звук где-то наверху и мелкая рябь, прошедшая по школе. Леви закатил глаза. Тест по химии прошёл замечательно. — Ты с ума сошла? — Леви прикусил себя за язык, подобрав более приличный синоним. На них смотрели огромные десятки глаз на чумазых лицах в окружении вставших дыбом волос. — У нас совместное занятие с Моблитом, мы ставили эксперимент! — Ханджи, такая же почерневшая и всклокоченная, в догорающем халате, в очках с треснутым стеклом, заливалась радостным соловьём. — Ты понимаешь, это ведь может быть прорыв в научной мысли, мы же!.. — На фоне бегал помятый Моблит и тушил остатки локального пожара огнетушителем. У Леви дёрнулась бровь, когда пена долетела и до его кожанки. — Блять... — выдохнул он тихо. Ханджи замолкла, Моблит споткнулся о поваленные колбы, ученики ожили и уменьшились в размере раза в три. Смотреть, как их страшный уборщик отчитывает учителей, казавшихся до сей минуты неприкосновенными, и так казалось чем-то нереальным, а услышать ещё и мат от взрослого, да в школе, убило их последние мозговые импульсы. — Вместо опытов все на уборку. Живо. — Мы ещё не закончили с описанием полученных результатов! — Ханджи затрясла тетрадками с загадочными письменами химических формул и карандашных рисунков инфузорий. — Учитель Зое, там в раковине что-то шевелится, — пролепетала ученица. Леви открыл было рот, собираясь поминутно разложить Ханджи, что они уже все опыты закончили, но поднялся визг. Поэтому пришлось ему самому разбираться с последствиями научных открытий. Всё заняло где-то часа полтора. Леви уже не переодевался обратно в униформу: под воздействием то ли пены от огнетушителя, то ли визга, но неведомая дрянь принялась бурно расти, Моблит убежал за чем-то, что Леви окрестил противоядием, Ханджи вилась вокруг и надиктовывала в диктофон разворачивающиеся события. Вокруг стоял шум от девчонок и писк от парней, ученики, хоть и боялись безумно, не посмотреть на чудо природы не могли. В итоге, избавившись от следов новоиспечённого биологического оружия, отряхиваясь от остатков пены, пепла от сгоревших тетрадок и пылая праведным огнём, Леви побежал на станцию. Байк остался дома, что тоже подбешивало. Где городская больница, Леви представлял смутно. Ещё и добираться пришлось с пересадками. На байке он бы попетлял по улочкам минут пятнадцать, на станции он перепутал с непривычки линии и поехал в противоположную сторону. Пока ехал, слушал в вагоне рекламу, просьбы уступать места и прогноз погоды. Вежливый голос настойчиво советовал взять зонтик, из чего Леви сделал вывод, что хорошей идеей было бы в принципе остаться дома. Зонтик он забыл, как и все свои вещи. Буквально вылетел из школы, чтобы не вляпаться ещё в чьи-то великие изобретения. — О, пацан, какими судьбами? — Кенни встретил его улыбкой во все тридцать два на больничной койке, казавшейся игрушечной по сравнению с его тушей. Целой и невредимой, без глубоких ран, несовместимых с жизнью, тушей. — Не говори, что тебя Ури вызвонил? — Вызвонил, — процедил сквозь зубы Леви, подходя ближе. Может, он не знает, а черепно-мозговые вот так, на простой взгляд, не видны. Зная Кенни не долго, но достаточно, он бы не удивился, если бы подобная травма случилась с его башкой ещё в юности. — Что с тобой? — спросил он сухо, глядя исподлобья. — Я жив-здоров, — Кенни заржал от его вида насупившегося хомячка. Леви цокнул языком. Ури сидел рядом на стуле и обеспокоенно смотрел на своего телохранителя тире возлюбленного. — Попал в аварию, малой, ну ты сам понимаешь, там машина и то больше пострадала, чем я. — А нахера в больницу тогда? — Леви сохранял непоколебимое спокойствие, жалея, что не может испепелять взглядом. — Вот и я спрашиваю, нахера? — Кенни весело перевёл взгляд с Леви на Ури. Тот с ужасом вытаращился на них. — Нельзя быть таким беспечным, вдруг ты заработал сотрясение! Мы должны убедиться, что ты в порядке! — Поэтому ты уложил меня в лучшую палату и заставил врачей осматривать меня, как подопытного кролика? — Леви чуть не стошнило от того, насколько восхищённо глядел Кенни на Ури. — Я же волнуюсь, — потупился Ури, понизив голос. Флиртовать на виду племянника своего парня он, похоже, постеснялся. Ну да, не за стенкой же. — Если не заработал в аварии, сейчас заработает, — заверил Леви, закатывая рукава под протестующий возглас Ури и бессовестный ржач Кенни. Волноваться за Кенни так же бессмысленно, как волноваться о том, что рыба задохнётся в воде. В биологии Леви не разбирался, но даже если подобное и было хотя бы теоретически возможно, значит, воду сглазили, рыба и так была полудохлая, а Кенни — он выберется победителем из любой ситуации. Детская привязанность давно испарилась к этому странному дядьке, при их первой встрече спустя много лет Леви даже поразился тому, как выжил в то время и не попался в лапы исправительной колонии, будучи под столь сомнительной опекой. Даже плохо зная Кенни, Леви понимал: при ядерном взрыве выживут тараканы и Кенни, он начнёт торговать боеприпасами и шапками из фольги, поднимет конкурентоспособность среди тараканьего рода до небывалых высот и, почитая на прибыли под шум воинствующих группировок рыжих и чёрных тараканов, обеспечит себе прекрасную старость в условиях ядерной зимы. Короче, Леви не переживал больше, чем требовалось, когда ехал в больницу. Насторожило, что Кенни позвонил не сам, только и всего. И, может быть, перспектива снова остаться одному в мире, где ты никому не сдался. Одному и без мнимого счастья знать, что где-то в другой части города бегает твой вроде как кровный родственник. Какой-то детский страх на мгновение пробрался холодом в вены, пока Леви выспрашивал на стойке регистрации, где лежит один уродливый тип, ну знаете, высоченный такой, кто я ему, племянник я ему, чёрт возьми, да не ругаюсь я, скажите вы, куда придурка этого положили. Позвонить Ури он не смог — в электричке обнаружил, что со всеми вещами оставил в школе и телефон. — Так приятно, что ты так переживаешь за меня, племянничек, — Кенни хохотал и отбивался подушкой, Леви пытался вкатать его в матрас, и только Ури и подоспевший медперсонал удерживали его от исполнения дядеубийственного замысла. — Сорвался ради меня с работы, ну ты даёшь, малой! — Леви, не бей своего дядю! — взывал к гласу рассудка Ури. — Это для профилактики, от предотвращения будущих аварий! — смеялся Кенни, легко уворачиваясь от кулаков и блокируя удары. Тц. На пороге больницы столпились люди, наблюдая за стеной дождя. Внимательные к утренним сводкам открывали зонты, жившие безбедно заказывали такси прямо к дверям. Оставшиеся уныло ждали, когда ливень закончится. Леви ждать не хотел. В вагон электрички он практически вплыл, орошая осенними водами всех желающих. Зато, мокрый до нитки, он избежал участи быть зажатым в час пик — народ просто не хотел сталкиваться с ним своими сухими пальтишками и курточками. Сдувая мокрую чёлку, Леви хмуро доехал до школы и сошёл на станции, в бледном тумане разглядывая школу и думая, что мог бы сразу и до дома доехать. Сегодня звонить ему никто не собирался, один счастливо не почивший родственник уж точно. Хмурое небо сменилось светлым потолком, сырой воздух приобрёл аромат мела, школьных коридоров и ещё чего-то неуловимого, вокруг стало вдруг тихо-тихо, стоило дверям закрыться и отрезать Леви от шума дождя. Он устало дошёл до подсобки, с тяжёлым удовлетворением заметив, что коридоры так же чисты, какими он их оставил в обед, а аромат междисциплинарного сотрудничества испарился. Отчего-то ему показалось, что школа за время его отсутствия могла обрасти тоннами хлама и упаковок из-под чипсов и банок от газировок, покрыться сантиметрами пыли и утонуть в грязи от мокрых кроссовок из-за забытой сменки, не говоря уж о взрывах, пожарах, потопах и прочих издержках образовательного процесса. А школа стояла, чистая, невозмутимая. Ей и до Леви жилось неплохо, это его тяга к стерильной чистоте била тревогу, что нужно извести хлоркой даже малейшее пятнышко, а нормальным людям, наверное, разница вовсе не заметна. Нормальным. Леви поймал свой взгляд в небольшом зеркале над раковиной в подсобке. Из отражения на него смотрит жёсткий, злой, хорошо знакомый ему человек. Без этого человека школа стояла и простоит. Как и общество без опасного человека живёт спокойнее. Схватив рюкзак с телефоном и зонтик, хоть в последнем уже не осталось смысла, Леви захлопнул дверь и, гремя ключами, попытался попасть ими в замок. С пальцев капала вода, они дрожали, розовые и холодные, а ключи невероятно бесили. Снаружи вдруг ударило, Леви смутно, самым краем сознания отметил, что никогда не слышал грома осенью. — А, Леви, я искал вас, вы... — Леви услышал шаги Эрвина слева по коридору ещё до того, как тот заговорил, и невольно захотел побыстрее уйти. — Да вы насквозь промокли! Зонтик забыли? — Прежде, чем Леви успел ответить, ему на плечи легло что-то тяжёлое и тёплое. Пиджак Эрвина. — Вас же всего колотит, — с толикой беспокойства в голосе добавил учитель Смит. — Замёрзли? Леви показалось, что он на мгновение ослеп, когда поднял глаза на Эрвина. То солнце вдруг вспомнило, что оно живёт за тучами, и озарило смущённым сиянием классные кабинеты, и белые лучи пробились через внутренние окна в коридор. — Ерунда, — Леви попытался сбросить пиджак и тихо охнул, когда Эрвин крепко взял его за плечо, наклонившись, и строго произнёс: — Замёрзли. Пойдёмте в кабинет, чая вам налью. Есть у вас сухая одежда? — У Эрвина голубые глаза, красивого цвета, как небо. Не такое, что сейчас на улице, а другое, весеннее. — Униформа, — кратко отчитался Леви, опуская руку с ключами. — Понял. Идите в кабинет, а я принесу, — Эрвин кивнул. Леви точно ослеп и, заторможенно кивнув в ответ, направился в указанную сторону. — Ключи от подсобки, — голос Эрвина его остановил. Леви, обернувшись, на автомате молча бросил связку. Эрвин легко поймал левой рукой и кивком указал Леви идти. В кабинете работал обогреватель. Отопление, как и везде, отсутствовало, резкая смена погоды теплом не радовала. Леви замер на пороге, не желая пачкать своим присутствием хоть миллиметр паркета или, ещё хуже, осквернять кожаную обивку дивана. Он совершенно забылся, прикрыв глаза и подставив лицо тёплому воздуху помещения, отчего Эрвин, вернувшись, врезался прям в него. Леви сделал шаг в сторону, чувствуя себя неловким и не принадлежащим этому месту ни на йоту. — Садитесь уже. — Да я мокрый весь... — Какая разница, раздевайтесь! Проходите, проходите, я ваши кеды тоже взял. Леви переоделся, пока Эрвин бегал за полотенцем, куда, Леви не спросил, в подсобке ведь хранились только тряпки и салфетки. Пиджак не намок, осталась пара влажных пятен, Леви разложил его аккуратно на спинке кресла, а учитель Смит, вовсе не уделив «испорченной вещи» (с чего вы взяли, Леви, вы же под дождь попали, а не под кислоту) внимания, повесил пиджак на вешалку у двери. Леви вытирал полотенцем волосы, что пахло хорошим средством для стирки и немного красками для рисования. Горячий чай разгонял тепло по телу, в сухой одежде, сидя близко к обогревателю, с полотенцем на голове, Леви на мгновение разморило. Он грел ладони о большую кружку и пил медленно, маленькими глотками, чтобы подольше растянуть тепло и распробовать тонкий цветочный привкус. Эрвин шуршал папками и бумагами за столом, погружённый в работу, он, казалось, и не замечал, что рядом рассиживается на его кожаном диване и греется уборщик. Строгий, аккуратный в своём кабинете, с уверенной осанкой и полным осознанием, что в своей жизни он знает, как добиться успеха. На часах показывало полшестого. — Ещё чаю? — мельком взглянул на Леви Эрвин. Леви кивнул и уже поднялся, чтобы дотянуться до электрического чайника. Эрвин остановил его жестом. — Зачем вы меня искали? — спросил Леви, наблюдая, как учитель разливает чай и протягивает ему, не заботясь о неудобстве из-за руки. — Я хотел пригласить вас на выставку в музей, — Эрвин присел на край стола и взял свою чашку. — Вас нигде не было, и я решил подождать. — Из-за меня задержаться решили? — переспросил Леви. — Выставка заканчивается на выходных, сегодня пятница, — Эрвин мягко улыбнулся. Леви потёр переносицу, жмурясь от света, льющегося из окон. Дождь давно закончился. — Боялся, что у вас уже есть планы. — Да вы... — Леви шумно выдохнул, опуская голову и прячась за полотенцем. — Не нужно было ждать. Позвонили бы... ах, да... — У меня нет вашего номера, — произнёс Эрвин, а Леви вместе с ним сказал: — Я его здесь оставил... Они смотрели друг на друга пару секунд, разбирая услышанное. Эрвин рассмеялся первым, Леви фыркнул, проведя рукой по лицу. — Серьёзно, приглашаете? — недолго помолчав, спросил Леви. Как странно звучало это слово, как странно выглядела вся ситуация. Его ждали, чтобы пригласить в музей. Кто бы мог подумать. — Нельзя? — Эрвин улыбнулся. — Вам всё можно, ваш же кабинет, — ответил Леви и наклонил голову, вытирая волосы полотенцем.