Уборкой школу не испортишь

Ноги так и гудели после насыщенного дня. Марко остановился и, сев на корточки, шумно выдохнул. Жан остановился и обернулся к нему. — Ты чего? — Устал! — Да мы прошли всего-то... — Жан махнул рукой в сторону школы. Здание потемнело на фоне оранжево-сиреневого неба, лишь кое-где горели окна кабинетов. Некоторые ещё продолжали уборку, однако от главных ворот в направлении станции или в противоположную сторону, к автобусной остановке, двигались группки учеников. — Я не спортсмен, как ты, — Марко улыбнулся, склонив голову на плечо. — Обязательно пешком идти? — Минут пятнадцать. Мы дольше будем ждать электричку и потом от остановки идти ещё квартал. Давай, здесь недалеко, — Жан протянул руку. Марко схватился за его ладонь и поднялся. Шумела красная листва над их головами. Пока никто не успел задохнуться от новых экспериментов учителя Зое, Жан шепнул, оттягивая платок от лица, что мама разрешила ему позвать Марко в гости. Марко вежливо согласился, делая вид, что он не слышал, как Жан отпихивался от госпожи Кирштайн, пока она ворковала: «И своего друга приводи, Жанчик, обязательно!». Уходя из школы, Марко всегда садился на поезд в сторону центра. Путь, по которому шёл домой Жан, был ему незнаком: в той части города он не бывал, ни родственников, ни знакомых там нет, да и мест, куда бы там сходить, он не знал. Ему казалось, что за деревьями и редкими домиками, сползающими по холму, только поля и ничего больше. Ну, может, одинокие домишки охотников... как в старых фильмах... За рощей оказался всё тот же город, просто здания были ниже, чем в центре, в основном спальные районы, лишь кое-где магазинчики и закусочные. На перекрёстке, среди невысоких домов старой застройки, путаясь покатой крышей в проводах, возвышалось двухэтажное здание с красной дверью и вывеской, приделанной сбоку: «Семейный ресторан Cuisine des rizières». — Твои родители любят Францию? — спросил Марко. — Вовсе нет, с чего ты взял? — ответил Жан. Среди привычных белых домиков ресторан казался вышедшим со страниц книжки о европейском Средневековье. Или даже из европейских сказок. Марко засмотрелся на красную черепичную крышу и на кирпичный узор на стенах. Жан махнул рукой, приглашая внутрь: пока они шли, уже порядком стемнело. — И ты тут живёшь? — Марко даже у двери остановился, рассматривая резьбу на дверной ручке. — А где ещё? На первом этаже ресторан, на втором квартира, — Жан подтолкнул его внутрь, в приглушённый рыжеватый свет. — Ещё насмотришься, — закатил он глаза на весёлую и немного смущённую улыбку Марко. Тот кивнул, придерживая лямки рюкзака, и вдохнул тёплый воздух, в котором витали запахи домашней еды. Посетителей в ресторане было немного. Пожилые мужчина и женщина у окна (Марко только сейчас заметил, какие большие здесь окна) да молодые родители с двумя детьми в противоположном углу. Жан повёл Марко через зал, обходя столики в белых скатертях с красными ленточками по краю, мимо стеллажей с керамическими фигурками маяков, корабликов, домиков, мимо больших горшков с растениями и окон в полупрозрачных занавесках. Около витрины с булочками, круассанами и пирожными Марко хотел остановиться, желательно навсегда, но Жан потащил его к скрытой двери. По узкой лестнице, окружённой тёмно-зелёными стенами с цветочным узором, они поднялись на второй этаж, как дверь тут же распахнулась. — Жанчик, наконец-то вы пришли! — их обоих втянула в небольшой коридор уже знакомая Марко пухлощёкая невысокая тётушка с русыми волосами и морщинками около губ, показывающими, как она часто улыбается. — Мама! — взвился Жан, тут же выдернув руку. — Мы в комнате поедим, не мешай! — Извините за беспокойство, — Марко слегка поклонился, стягивая ботинки. — Что ты, Марко, добро пожаловать! Я очень рада, что Жан привёл друга, — тётушка, кажется, совершенно не обращала внимания на возмущённые возгласы сына. — Чувствуй себя как дома. — Спасибо, — Марко улыбнулся, снова поклонившись. — Какой у тебя вежливый друг, Жанчик! — восхитилась мама Жана ещё больше. — Ну мам! — продолжал возмущаться её сын. Толком рассмотреть коридор Марко не успел, ибо Жан сразу потянул его в глубь квартиры, в свою комнату. Комнатка была небольшая и узкая, кровать напротив письменного стола, а между ними — маленькое пространство для одного человека. Вместо шкафа с одеждой в углу стояла напольная вешалка. Марко разглядывал постеры с музыкальными группами, пока Жан что-то торопливо срывал с пробковой доски и упрятывал в ящик стола. Марко улыбнулся, отведя взгляд, и показал на окна, занимавшие обе стены: — Классный вид. — На провода? — хмыкнул Жан, расслабив плечи. Плюхнулся на пол, на ворсистый ковёр. Положив сумку на стул, Марко аккуратно сел рядом. Наверное, одному жить в таком тесном пространстве нормально, но Марко так и боялся что-нибудь задеть. — Но вот так — согласен. Красиво. — Жан указал головой, куда нужно смотреть. Марко вопросительно взглянул и, подвинувшись ближе, чтобы рассмотреть с того же ракурса, восторженно выдохнул: с пола из окна виднелись не провода и черепичные крыши соседних домиков, а небо. Дожди и тучи наконец-то прошли, и на темнеющем небе мигали первые звёзды. — Ого! А, погоди! Да чего ты «провода, провода», у тебя ж даже холмы видно! Почти как из школы, — Марко привстал, руками опершись на кровать, и засмеялся, обернувшись к Жану. Тот оказался слишком близко, и они тюкнули друг друга: один подбородком, а другой лбом. — Ой, прости, блин, — Марко снова засмеялся. Жан, потирая лоб, пожал плечами. — Да ладно, я ж знаю, что тут тесно. Зато только моя комната! Я сюда никого не пускаю, — он довольно сложил руки на груди. — Что, совсем? — Марко показал пальцем на себя. — Ну-у, я имею в виду, семью. Тут только пацанская территория! Марко кивнул, и тут же дверь с шумом отодвинулась, показывая лицо мамы Жана: — Мальчики, точно не хотите с нами поужинать? Мальчики сдержали в себе позорный визг от испуга. Жан, всё же сдавая голосом, закричал, что мама должна лучше читать табличку на двери и вместе с ней вышел из комнаты. Марко не успел сказать, что был бы не против поужинать и на кухне, но остался один. На пробковой доске, помимо расписания и стикеров с записями о матчах и тренировках, он увидел карандашные скетчи. В основном на них были фигуры без лиц и отличительных черт, тренировка анатомии, перспективы, неуверенные, неправильные; некоторые листки казались помятыми, а присмотревшись поближе, Марко понял: они не только мятые, но ещё и порванные и склеенные вновь скотчем. На самых истерзанных Марко увидел даты: июль, май, август, июнь... более новых эскизов он не встретил. На столе стояла рамка с фотографией. Молодой мужчина, девушка с пухленьким мальчиком и рядом пожилая женщина в сине-белой юката. Мама Жана выглядела изящнее в молодости, но улыбалась так же жизнерадостно, как и сейчас. Марко заулыбался, глядя на щекастого Жанчика в её руках. — Ты был таким милым ребёнком! — воскликнул Марко ещё до того, как Жан вошёл в комнату. Тот взвизгнул и, схватив рамку, швырнул её под подушку. — А ещё фотки есть? — Ничего не милым! — вспыхнул Жан, подумав, забрал рамку из-под подушки и ушёл из комнаты. Через секунду заглянул обратно: — Ты же ешь спагетти? — Это потому, что у меня имя такое? — уточнил Марко. — Я серьёзно! — Жан отчаянно краснел ушами, косясь в коридор. Оттуда послышались женские голоса. — Погоди! — Жан снова задвинул дверь. Марко вздохнул, усмехнувшись. За столом Жан явно чувствовал себя неловко. Он то и дело шикал на маму, когда она звала его Жанчиком, и возмущался, когда о нём говорили в третьем лице. Марко вежливо кивал и слушал, но в основном уплетал пасту с фрикадельками и хрустел салатом. Бабушка Жана не обращала внимания на эмоциональные возмущения внука и пила зелёный чай из керамической кружки. Со времён на фотографии она уменьшилась, превратившись в стереотипную седую старушечку. — Давно вы ходите в клуб живописи? — улыбнулась бабуля. Интонация её голоса была мягкой и спокойной, как шелест ивы над рекой. — Ну ба! — снова взвился Жан. Марко легонько пнул его ногой под столом, поймав его взгляд: всё в порядке! — С начала осени. Учитель предложила директору факультатив по рисованию, там мы с Жаном и познакомились. — Талантливый у меня внучок, — прошамкала довольно бабуля, степенно делая глоток чая. — Весь в деда. — Ваш муж тоже рисовал? — спросил Марко. Жан удивлённо посмотрел на бабушку. — А то как же. Картины внизу — его рук дело, — бабуля умиротворённо прикрыла глаза. — В смысле? — влез Жан. — Это которые в рамках, в ресторане? Такие, как фотографии? — Конечно, внучок. Ты в детстве всё спрашивал, чьи картины, я же тебе рассказывала. Марко покосился на Жана. Тот угрюмо мотнул головой, мол, не помню такого. — А можно взглянуть? — спросил Марко. — Конечно, покушаете и пойдёте, — бабуля размеренно кивнула. — Марко, а твои родители кем работают? — улыбнулась мама Жана. Жан закатил глаза, явно выражая, как он относится ко всем светским разговорам, и на очередной пинок под столом пихнул Марко в ответ. Они скрытно завозились, даже руками, пряча их снизу, стали бодаться, пока Марко вежливо отвечал, а Жан злорадно хихикал: — Отец адвокат. Мой старший брат пошёл по его стопам, учится в столичном университете. Мама врач. Они поэтому часто пропадают на работе. На этих словах Жан прекратил пихаться, взглянув на Марко. Бабуля потягивала чай. Тётушка Кирштайн покивала с участливым видом: — Наверное, ты часто один остаёшься? — Бывает, но я тоже в школе допоздна задержаться могу, клубы, допзанятия, ну вы знаете, — Марко пожал плечами. — Сегодня вот тоже один переночую. Папа в командировке, мама уехала на выходные к родителям, а я остался ради фестиваля. — Ах, точно, Жанчик! — тётушка, всё время кивая, вдруг всплеснула руками: — Покажите бабуле вашу картину! — Мы её в школе оставили, и я не Жанчик! Посуду они мыли вдвоём — Жан мыл, Марко стоял рядом. Бабуля ушла в гостиную вместе с чаем, мама Жана спустилась вниз: скоро закрытие ресторана. — Слушай... а ты серьёзно часто один остаёшься? — намыливая кастрюлю губкой, спросил Жан. — Ага, — Марко протирал полотенцем тарелки. — Что, завидуешь? — Не то слово, — усмехнувшись, кивнул Жан. Боднул его плечом. — Ну, тебе, наверное, не очень нравится одному. Это у меня такие предки, у тебя нормальные. Шкафы, вон, собирать не умеют, весёлые. — Почему? Нормальные у тебя предки. А я привык, да и мне в школе интереснее с друзьями. Только иногда не очень удобно самому готовить, я ж даже лапшу плохо варю, — они рассмеялись. — Или забываю, ну, как сегодня. — Ты поэтому чуть не опоздал? — Жан включил воду, смывая пену. — Чуть не спалил сковородку, — Марко серьёзно кивнул. — Пожара удалось избежать жертвой завтрака. — Помянем, — приняв скорбный вид, кивнул Жан и поставил кастрюльку на сушилку. Марко потянулся забрать её из рук Жана, чтобы протереть полотенцем, их пальцы соприкоснулись, они неловко взмахнули руками, пока один пытался то ли взять, то ли не мешать, а другой то ли поставить, то ли отдать — в итоге выронили с грохотом кастрюлю в мойку, столкнулись плечами и, ойкнув, оба отошли от раковины. Марко неловко кивнул, показывая, что не намерен мешать хозяину дома. Жан неловко кивнул, показывая, что не против помощи. Постояли в тишине. — Эм, слушай... а раз мы завтра всё равно на фестиваль пойдём, может, эм... — Жанчик? — послышался в коридоре голос тётушки Кирштайн. — Вы где, сынок? — Да чего ещё? — Жан с треском отодвинул кухонную дверь. — Вы завтра с Марко на фестиваль-то пойдёте, в городе? — заглянула к ним тётушка и улыбнулась, поймав приветливую улыбку Марко. — Да, мам, не мешай, иди уже! — Жан попытался закрыть дверь. — А твои родители как, Марко, не приедут? — женщина крепко стояла на своём и в дверном проходе. — Нет, тётушка, они только к понедельнику вернутся, — Марко преувеличенно грустно вздохнул. — Я про это щас и говорю! — взвился Жан. — Не хочешь ли у нас... — Так ночуй у нас! Жанчик, ты чего Марко не предложил остаться, а? Друг, называется! — тётушка Кирштайн закивала под звуки сверчков со стороны сына и, сказав, что сейчас быстренько найдёт футоны, скрылась в коридоре. Марко засмеялся, глядя, как Жан медленно превращался в песок от такого возмутительного игнорирования своей персоны. — Давай сделаем вид, что я пригласил тебя первым? — Увы, Жан, с твоей мамой конкуренция бесполезна. Леви с омерзением сбросил перчатки в урну. В ней что-то зашипело, входя в очередную за этот день химическую реакцию, и струйкой поднялся дым. Леви вздохнул и с тяжким сердцем залил пакет водой. Только спустя полсекунды до него дошло, что небезызвестная аш-два-о могла только усугубить реакцию, но, вроде, обошлось. Леви быстренько завязал мешок и понёс его к контейнерам. И куда вот это чудо на стыке двух дисциплин? В пластик, пищевые отходы или перерабатываемый мусор? Ханджи, чтоб тебя. Фестиваль прошёл для Леви отлично — мимо. Он засел в библиотеке в старом корпусе, нашёл книгу по истории английской живописи и несколько часов рассматривал иллюстрации. Те же картины, что они видели на выставке. В уменьшенном виде и искажённой цветокоррекции они казались совершенно неправильными. Леви попытался почитать текст, которому и была посвящена книга, но почувствовал, что может впервые за последнее время крепко заснуть. Поэтому просто смотрел. Ближе к обеду в старый корпус зашёл ещё кто-то. Никаких мероприятий в деревянном, ветхом на вид здании не планировали, так что любой звук здесь слышался так, словно ходят или говорят около самого уха. Леви с равнодушным интересом глянул на дверь. Она отодвинулась. — О, здравствуйте ещё раз, — Эрвин кивнул с улыбкой и прошёл к стеллажам. В здоровой руке он держал стопку книг. Леви снял ноги с подоконника — сидел на стуле, откинувшись так, что две ножки зависли в воздухе — и забрал у него книги. — Боюсь, с этим я вынужден справиться сам, — Эрвин указал взглядом на верхние полки. Леви сделал вид, что не понял его низкого намёка. Эрвин издал смешок. — Благодарю, Леви, я сам справлюсь. — Я подаю книгу, вы ставите на полку. Так пойдёт? — Леви встал к нему боком, показывая, что книжки отдавать не намерен. Эрвин сдался и указал нужное направление. — Вы разве не должны следить за порядком на фестивале? — Обычно учителя мало вмешиваются в такие мероприятия. Ученики учатся ответственности и самостоятельности, так что практику некоторых своих коллег в помощи детям с организацией я, можно сказать, не одобряю, — Эрвин аккуратно ставил книги на полки, поправлял корешки, смахивал пальцами пыль. Леви записал в мысленный список покупок стремянку, чтобы школа ему выдала её в качестве рабочего инвентаря. — Судя по Ханджи, она только мешает ученикам, — Леви фыркнул. Эрвин улыбнулся, заметив, как он смотрит на пыль. — Учитель Зое всё ещё сохраняет непосредственный взгляд на учебный процесс, так что в случае с их помощью простительно. — Их? — Моблит должен следить за Ханджи, иначе нашей школе придёт конец. — Факт, — согласно кивнул Леви и посмотрел на оставшуюся книгу Эрвина. В тёмно-фиолетовой обложке, с теснёнными буквами, не кандзи. Леви открыл, ища аннотацию, но даже не узнал язык. Спустя несколько долгих секунд чихнул от количества непонятного текста. Закрыл, протянул Эрвину. Посмотрел на него с нескрываемым уважением. — Это всего лишь Вергилий, — Эрвин сдержанно улыбался, все эти секунды наблюдая. — Вы вот сейчас лучше не делаете, — кивнул Леви с видом, что он очевидно в курсе, кто такой Вергилий. Вроде слышал однажды, как ребятня около магазина с видеоиграми про кого-то с таким именем говорила, да? — Мне было нужно несколько цитат для конспекта. — Оправдывайтесь, профессор, оправдывайтесь, — Леви хлопнул рука об руку, стряхивая пыль, и поправил униформу. — Почитать вам на латинском? — Эрвин склонился к нему. — Кхм, блять, в смысле, благодарю, — Леви едва дёрнулся — точно кот, всем телом. Эрвин прикусил губу, чтобы не засмеяться. — Ай-ай, какой неподходящий регистр для подобного места. — Добить решили пропастью между моими знаниями и вашими? — Леви цокнул языком. — Вовсе нет, напротив, я восхищён контрастом между храмом знаний и тем, как резко и свободно вы выражаетесь, Леви, — покачал головой Эрвин. — Ой, бля, — Леви закатил глаза. Эрвин сдержал смешок. — Да вам нравится, смотрю. — Не представляете, насколько, — кивнул Эрвин совершенно серьёзно. — Почти что глоток свежего воздуха. — Кхм, — Леви всё-таки прикусил язык и не сказал: «Не пиздите». А то бы профессора точно удар хватил. На сегодня свежего воздуха ему достаточно. И, похоже, под конец дня им обоим свежего воздуха было уже многовато, так что Ханджи помогла решить им данную неурядицу и взорвала, в очередной раз, кабинет химии. Или биологии. Или лаборантскую. Леви не разбирался, пока заставлял её оттирать колбы, а сам драил раковину. Так что фестиваль прошёл мимо — и как обычный рабочий день. Красный кружок солнца закатывался за поля, когда они шли к станции, а над холмами уже сияли звёзды. Казалось, даже кожанка пропахла тухлым запахом экспериментов Ханджи. Леви покосился на Эрвина. Тот выглядел неотразимо. После взрыва и на уборке они не виделись. Скорее всего, Эрвин улаживал дела с дирекцией и, даже более вероятно, с прессой. Всё-таки местные газетчики на школьный фестиваль пришли. А тут такое стихийное бедствие по фамилии Зое... Эрвин шёл в распахнутом пальто, под ним виднелись выглаженные, словно и не носил весь день, рубашка и галстук. Волосы ещё уложены так, ну вот не прикопаешься. Леви сдул чёлку сбоку, носом шмыгнул вдобавок. В художественно-рваные джинсы поддувал прохладный ветер. На кожанке гремели цепочки. — Вы завтра придёте? — спросил Эрвин, когда они уже стояли на станции и ждали поезд. По выходным электрички ходили редко. — Куда? — не понял Леви. Его вопрос заставил Эрвина немного смутиться. Поначалу Леви даже не понял, что произошло: Эрвин просто потупил взгляд и приоткрыл рот, подбирая слова. Даже прядь золотистых волос выбилась ему на лоб! Леви схватился бы за сердце, но застыл в непонимании. — Прошу прощения, я неправильно выразился, — Эрвин слегка склонил ему голову, действительно извиняясь. Леви решил, что они оба точно надышались ядовитыми парами. — Завтра проходит городской фестиваль, наш школьный фестиваль в этом году был его открытием, в какой-то мере. Я хотел бы пригласить вас пойти вместе, если у вас нет никаких планов на завтра. — Ну приглашайте, — Леви всё же отвис и пожал плечами. Эрвин от столь простого ответа, кажется, снова сломался. Леви мысленно хлопнул себя по лбу. Но всё обошлось. Эрвин улыбнулся, чуть склонив голову, и заходящее солнце ударило Леви в глаз. Он цокнул языком, прищурившись. — Пойдёмте? — Конечно. Тем более, никогда на таких штуках не был. Подъехала электричка. На перроне они стояли вдвоём, поскольку уходили позже всех, вдвоём и зашли в полупустой вагон. Эта часть городка больше напоминала деревню своим размеренным темпом жизни. Леви медленно привыкал к такому ритму. — В смысле? — Эрвин опять что-то не понял. Как-то сегодня Леви постоянно ставит его в тупик. Обычно это была прерогатива учителя Смита заставлять Леви скрипеть мозгами, когда он рассказывал о поэтах или исторических походах. — На каких штуках? — Ну, фестивали эти, — Леви сел спиной к окну, отвернувшись от солнца. — Никогда на фестивалях не был. Сегодня тоже, хоть и номинально я присутствовал. — А в детстве? Родители вас не водили? И в школе в фестивалях вы не участвовали? — Эрвин смотрел на него с неподдельным удивлением, даже повернулся к нему. Часть его лица была озолочена светом, другая пряталась в сиреневатых тенях. Леви засмотрелся. — Ну, у родителей времени особо не было, — Леви, замявшись, пересел так, чтобы тоже быть к собеседнику вполоборота. Странное состояние Эрвина передалось и ему. — А в школе я... был занят. — Что, ни разу на фестивалях не были? — учитель Смит сильно приблизился к нему, желая, видимо, узнать больше. Леви невольно отодвинулся. — Нет, — он снова посмотрел в голубые глаза и цокнул языком, отведя взгляд. — Понятия не имею, если честно, чем там заниматься. — Исправим, — убеждённо ответил Эрвин и улыбнулся. Они въехали в тоннель, но улыбка сияла ярче солнца. Леви заворожённо кивнул. Ему вдруг очень сильно захотелось на фестиваль. Если мимо городской площади, где стоял музей, Леви и приходилось раньше проезжать, то к храму местного божества он не поднимался никогда. Он не был религиозен в том смысле, в каком это привычно старикам, не был и агностиком, как заведено нынче у молодёжи. Ему редко приходилось задумываться о том, кто создал их мир — в их мире ему приходилось выживать, а не философствовать. Но маленькие алтари у дорог, статуи божков на перекрёстках, ленты и фонарики с иероглифами-пожеланиями, замечаемые им в праздничные сезоны, напоминали ему о смутных, полустёртых воспоминаниях о детстве, когда кто-то рассказывал ему старые сказки и легенды. В богов и чертей Леви не верил, считая, что люди и сами прекрасно распределяют между собой их роли, но всё-таки храмы, алтари и отголоски привычных, но всё же незнакомых ему традиций рождали в нём чувство чего-то родного. Не самое частое ощущение для него. Каменная лестница поднималась к красным воротам. Деревья вокруг ещё не потеряли пёструю листву, и вся дорога наверх была похожа на переход в мир духов. Над входом колыхался на воздухе плакат: «Добро пожаловать на осенний фестиваль!», написанный чернилами и толстыми кистями, так что на концах толстые линии расходились мелкими нитями. Особенной атмосферы добавляли и бумажные фонарики, развешанные по перилам и до самых ворот. Чем выше поднимался Леви, тем больше фонариков и тёплого желтого света впереди видел. Сегодня было теплее — наверное, первый тёплый день за эту осень. Леви даже был вынужден отказаться от берцев и надеть кеды, а вместо тёплой куртки лёгкую кожанку. И то, что Эрвин придёт не в пальто, а в настоящем традиционном кимоно, оказалось для него совершенной неожиданностью. — Говорят, духи благословили сегодняшний день — погода замечательная, — улыбнулся Эрвин. Леви молча таращился на тёмно-синее кимоно, широкий серый пояс и накидку. Он вообще не разбирался в названиях традиционной одежды, хотя этого и не требовалось, чтобы признать очевидный факт — Эрвину к лицу всё, что он ни наденет. — Да не только с погодой благословили, — сумев оторвать взгляд от учителя Смита, ответил Леви и сунул руки в карманы. Мимо пронеслась толпа детишек, восторженно визжа, Леви немного отскочил, чтобы его не снесли — детишки были почти с него ростом. Не зная, что ещё сказать, он посмотрел на Эрвина, ожидая, куда тот скажет им идти. — У вас есть какие-то предпочтения в еде? — спросил Эрвин. Леви глянул на названия десятков палаток за воротами и пожал плечами. — Тогда позвольте мне выбрать. — Да пожалуйста, — Леви цокнул языком, опуская голову. Эрвин точно заметил его усмешку. Он не особо хотел есть, привык всегда есть мало, но устоять против вкусных запахов (и выражения лица Эрвина, когда он приносил очередную причудливую сладость) было не под силу даже ему. Играла весёлая музыка, люди смеялись, болтали, откуда-то доносились песни и хлопки ладоней. Леви попробовал розовый шарик данго, поймал внимательный взгляд Эрвина и пожал плечами. — Вкусно. Что? — Начинаю подозревать, что вы не гурман, — Эрвин с улыбкой вздохнул. Леви закатил глаза. — Я и не пытался им выглядеть. Правда, вкусно, — сказал он, прожевав и белый шарик. — И не думаю, что данго входит в список самых изысканных блюд. Их же часто на фестивалях продают. — А говорили, что не бывали никогда. Откуда знаете? — Сам не был, но видел со стороны. В конце концов, мы с вами выросли в одной стране. Леви сделал глоток холодного зелёного чая и вздохнул. Эрвин осмотрелся, читая названия палаток. — Вы же не хотите, чтобы я попробовал всё? — Если вы хоть раз в жизни не объедались фестивальной едой, вы не познали одно из главных её удовольствий, — Эрвин улыбнулся. — Это вы Вергилия цитируете, правильно понимаю? — в ответ Эрвин кивнул, и Леви усмехнулся. Они вышли из-за палаток с едой на широкую дорожку. Здесь фонарей было отчего-то меньше. На них дыхнуло горячим воздухом и запахом дыма. Леви по привычке хотел нащупать позади себя швабру, но наткнулся только на рядом стоящего Эрвина. Тот выглянул из-за его головы — впереди, на небольшой сцене, танцевали люди с огнём на концах длинных палок, кто-то дышал огнём, кто-то просто крутил огненные снаряды. Молча переглянувшись, Эрвин и Леви пошли в противоположную сторону. Экспериментов со стихией им уже хватило. Внимание Леви привлёк тир. Около него столпились в основном подростки, наблюдавшие с интересом за тем, их товарищи пытаются попасть хоть в одну цель. — Умеете стрелять? — спросил Эрвин. Он попросил было два пистолета, но, глянув на гипс, передумал. Леви, покрутив в руке лёгкую пластиковую игрушку, пожал плечами и вставил пульки. — Так, видел, — Леви осмотрел мишени. Пучеглазые черти, как сошедшие с древних гравюр, искривлённые змеи и драконы, всякие современные мультяшки. На любой вкус, очевидно. Самая дальняя — небольшой карп кои. Леви прицелился, держа пистолет обеими руками, и нажал на курок. Вопреки ожиданиям, руки даже не дрогнули. — Игрушка, — задумчиво произнёс он, покрутив пистолет на пальце. Ребятня рядом восхищённо выдохнула. Кажется, он услышал и тихий вздох Эрвина сбоку от себя. — Ого! Который год эту мишень почти никто не берёт! — хозяин тира присвистнул. Леви поднял задумчивый взгляд на сбитых карпа и парочку чертей. — У вас хороший глазомер, господин. Выбирайте любой приз. Леви пожал плечами, взглянув на Эрвина. Учитель Смит понял его взгляд и указал на какую-то игрушку в верхнем ряду. — Что это, бурундук? — Леви крутил в руках красное, полосатое существо с большим хвостом и кругленькими ушками. Эрвин улыбнулся: — Малая панда. Чем-то напомнила вас. Леви посмотрел на него исподлобья. Эрвин, держа вежливую улыбку, отвёл взгляд. Всё-таки низко с его стороны делать такие намёки. — Вы должны нам с Хисторией сладкую вату! — от хрипловатого и грозного голоса Имир задрожали праздничные фонарики. — Это ещё почему?! — бас Райнера заглушил писк Эрена. Жан замер, когда услышал одноклассников где-то за палатками с засахаренными фруктами. Вчера он не принимал участия в их соревновании и теперь чувствовал что-то вроде стыда: как это такой крутой парень, как он, не попробовал обогнать выпендрёжника Йегера и громилу Брауна, да ещё и бешеную собаку Хистории, а просто... рисовал? — Жан, ты в порядке? — Марко обошёл его и заглянул в лицо. Он не улыбался, но брови его были чуть приподняты и в тёмных глазах сверкали смешинки. В свете рыжих фонариков его веснушки сияли золотой пылью на щеках. Жан глупо поморгал несколько мгновений и замедленно кивнул. Какой-то девчачий образ золотой пыли никуда не исчез, как бы он не пытался отогнать его из мыслей. — Д-да, ваще супер, — пробормотал Жан, разглядывая Марко, словно они давно не виделись и не ночевали вдвоём прошлую ночь. Словно он не узнавал его черты каждый раз, когда руки сами рисовали лица и фигуры в блокноте. Вот и что выбирать? Соревнование за звание самой крутой фестивальной активности — или тихое, личное ощущение, когда рисуешь рядом с кем-то? Жан, кажется, выбрал: — Пойдём туда, я слышал, там пострелять можно, — он, схватив Марко под руку, потащил его в противоположную от голосов одноклассников сторону. Вчера вечером они разложили на полу комнаты футон, с пыхтением и кряканьем, ибо развернуться в маленьком пространстве оказалось для двоих настоящим испытанием. — Давай, я держу здесь, а ты расправляй, — Марко упёрся спиной в стену под окном, схватив край матраса. Жан, кивнув, вдохнул поглубже и, растопырив ноги по сторонам от футона, с силой расправил матрас на полу, поскользнулся и плюхнулся пузом вниз, растопырив руки и ноги звездой. Марко позади зааплодировал: — Юху, получилось! — Если ночью услышишь крики, это я врезался лбом в стол, — бурчал Жан, взбивая подушку и устраиваясь на полу поудобнее. Марко забрался на свежезаправленную кровать и выглянул оттуда. — Так, может, я на полу? Я всё-таки гость. — Ещё чего! Поэтому на полу я, а ты гость, — сказал Жан что-то, что явно звучало логичнее в голове, отмахнулся и взбил тонкое одеяло. Вопреки двум большим окнам, в комнате даже на полу было тепло. — Давай спать уже, лады? Несмотря на попытку Жана выглядеть серьёзным и ответственным, они до полтретьего ночи болтали про прошедший мастер-класс и вообще весь день. Мама Жана обещала отстирать все пятна краски с одежды Марко, а когда Жан возмутился, что родного сына она заставляет стирать самого, предложила ему компромисс: пусть Жанчик постирает и свои вещи, и вещи Марко. Скрипя зубами, Жан перестал возмущаться тому факту, что, кажется, мама нашла себе новый объект обожания. Жан ждёт не дождётся, когда Марко получит своё уменьшительно-унизительное прозвище. Марчик? Маркушка? От попытки придумать что-то обидное у Жана заалели уши, и он оставил данную, с самого начала провальную, затею. — А помнишь тот рисунок от девочки со светлыми волосами, у неё там прямо космос какой-то, а не наши поля? — Марко вытянул руку к потолку, и её силуэт тенью выделялся на фоне тёмно-синего ночного неба за окном. Жану была видна только она, самого Марко с пола он не видел. — Она сидела тише всех, я даже не понимал, рисует она там или что, и вдруг такое. Даже звёзды нарисовала, хотя вроде у неё там день. Сказала, что отдала зелёную краску кому-то, и у неё остались только синий и голубой. — Блин, точно. У неё ведь и листва синяя, и поля. Как море. — Ага-а, — судя по голосу, Марко улыбнулся. — Очень красиво. Она будто сама так мир видит. Крутые вы, что можете не просто скопировать цвета природы, а дать им своё видение. — Что ещё за «вы», а ты сам? — Я могу, конечно, но это сложно. У тебя вот, по-моему, очень легко получается. Правда же? Жан перевёл взгляд от руки к потолку, сиренево-серому в темноте. Он видел этот потолок каждую ночь, когда засыпал, и каждое утро, когда просыпался, но ещё ни разу под этим потолком так у него не колотилось сердце, будто он только что выиграл самый важный матч в своей жизни. Ничего такого не произошло — но он чувствовал, что происходит очень и очень много. — Зато ты быстро схватываешь движение, как аниматоры. Это ведь тоже особый взгляд на мир. Оно вообще разное у всех, как я понял. Ну, пока мы рисовали. Вот тот дедуля вообще чуть ли не как на фотке сделал. Типа, наверное, у стариков тоже своё восприятие. Им приходилось всё запоминать сразу. Ни телефонов не было, ни интернета. Ничего не сохранить, кроме как в голове. Или, вот, в картине. А очень обидно, когда не можешь нарисовать именно так, как оно есть на самом деле. Когда оно прекрасно, а у тебя руки кривые, и ты будто только испортишь красоту. Учились они хорошо, значит... — Жан зажевал последнюю фразу, смутившись, что темнота и невозможность видеть собеседника, а только слышать, сделали его таким откровенным. — Ага, я понял, о чём ты. Время было иное. Вот на картинах твоего деда заметно, как замедленно текла жизнь, ритм, движение, свет там совершенно иной. Кажется, просто картина, да? Но в ней всё равно чувствуется умеренность, м, нет, другое слово... умиротворённость, спокойствие в жизни, которая была сложнее, чем наша, но почему-то спокойнее. — Ага... — Ты в него пошёл с чувством цвета. — Да блин! Захвалишь! — Жан закрыл глаза сгибом локтя. Марко засмеялся, и под веками у Жана заблестела золотая пыль. — Попались! Кирштайн, ты должен нам с Хисторией сладкую вату! — Имир вынырнула из толпы неожиданно, словно телепортировалась, и схватила Жана за плечо. Тот собрал всё своё мужество и всю свою гордость, чтобы не взвизгнуть, покосился на Марко и медленно обернулся к однокласснице. Та ожидала явно другого эффекта и изогнула непонимающе бровь. — Он даже не участвовал в нашем соревновании, Имир, — Эрен хлопнул себя рукой по лбу. — Вот именно, — его поддержал Райнер. — Имир, ты победила честным путём, — Эрен из-за его плеча фыркнул «Ни хрена», за что получил лёгкий подзатыльник от Микасы и шиканье Армина «Не ругайся, тут взрослые!», Райнер продолжал: — Но это не даёт тебе право обманывать всех и вся. — Душнилы, — Имир закатила глаза. Жан вздохнул. Здесь все. Эрен в толстовке и спортивных штанах потирал пострадавший затылок и высказывал Микасе в чёрно-розовом кимоно с черепушками свою искреннюю обиду и удивление, за что она так с ним поступает, Армин в кимоно с почему-то розовой накидкой с узором из белых котиков. Райнер, хоть и был ниже, чуть ли не полностью загородил собой Бертольда, тот стоял позади всех и молчал, скромно косясь на Энни. У той в руках была стопка каких-то флаеров, а сама она надела ради фестиваля милое кимоно. Так сразу и не скажешь, что одна из сильнейших участниц клуба по борьбе любит заколочки в форме зайчиков и розовые наряды. Жан бы меньше удивился, надень она кожанку и тяжёлые бутсы. В розовую компанию Энни и Армина прекрасно влилась Хистория в малиновом кимоно с узорами листьев клёна и с ободком, украшенным искусственными ягодами и оранжевыми листочками. Имир в толстовке и джинсах казалась лишней в их девчачьем мире (блин, не совсем девчачьем, там же Армин... хотя...), так что Жан не стал долго задерживать на ней взгляд. — У нас вчера была просто тьма народу, так что мне нет дела до ваших детских соревнований, — Жан задрал нос и демонстративно пошёл прочь, ожидая, что Марко последует за ним. Сделав два шага, никакого Марко рядом с собой он не обнаружил. — Работаем ежедневно, так что приехать можно всегда, только заранее позвони. Телефон тут есть, вот, — Энни что-то показывала ему на флаере. Марко заинтересованно кивал: — Что, прям приехать можно и поиграть с ними? — Да. Хозяин разрешает, говорит, что так больше шанс, что их заберут домой, — Энни была серьёзна, как и обычно, даже не улыбалась. Её розовый наряд и зайчик в волосах от строгого выражения миловидного лица тоже казались более строгими, чем были на самом деле. Возможно, они и придавали ей ещё больше строгости. — Блин, здорово... я в детстве собаку хотел завести. — Приезжай, — Энни серьёзно смотрела на него. — У нас и взрослые, и щенки совсем есть. — Да о чём вы?! — возмутился Жан и выхватил у Энни один из флаеров. Та нисколько не разозлилась, наоборот, Жан почувствовал, что это входило в часть плана, ведомого только ей одной. Флаер рекламировал приют для животных, несколько прифотошопленных пёсиков и собачек, контакты и адрес, а на обратной стороне — Жан подавился — фотография персонала приюта, и в первом ряду — Энни. Он её узнал по заколке с зайчиком. Она широко улыбалась, держа в руках большущего, больше её самой, серого кота. Жан поднял голову на одноклассницу: — А, то есть, ты не робот? — Придурок, Кирштайн, — Энни заехала ему по плечу, легко и прицельно, чтобы было больнее. Жан сдержал стон боли. — Я вчера не успела раздать в котокафе флаеры, из-за сумасшедшей учёной все разбежались. Так что берите все, и друзьям раздайте, а не то голову вам от шеи откручу, — она говорила тихо, но угрожающе. Все послушно взяли у неё по два флаера. У Армина Жан заметил уже три, торчащие из кармашка кимоно. Армин поймал его взгляд и одними губами прошептал: меня заставили. — А вы тоже, значит, гуляете, да? — Хистория повисла на локте Жана, непосредственно улыбаясь и взмахивая косичками. Райнер сопроводил это действие несчастными щенячьими глазами, а Имир загорелась огнём отмщения, скрипя кулаками. — Вы с Марко вчера произвели фурор. Жан попытался сбросить руку Хистории сначала потому, что не хотел получить от расстроившегося Райнера и взбешённой Имир, а потом потому, что его смутило это «вы с Марко». — А чего такого? Ну, рисовали, — пробурчал Жан, отойдя от неё на шаг, и столкнулся плечом с Марко. Тот придержал его, улыбнувшись. Только сейчас Жан заметил, что Марко, блин, выше его. Он несколько секунд рассматривал его лицо близко и немного снизу, пока не вздрогнул от возгласа Хистории: — Ну конечно! Сам подумай: один из подающих надежды волейболистов лучшей команды в городе — и вдруг рисует! Да все мои знакомые вчера там были, отмечали вас на фотках! Я бы тоже сходила, но я готовила омлеты, — Хистория мило улыбнулась. Жан уже не мог понять, искренне она ведёт себя так или нет, но Марко поверил ей и закивал: — Очень вкусно было! Если бы не ты, я бы умер вчера от голода. — О, благодарю! Это домашний рецепт моей горничной, она часто готовила мне, когда родители уезжали заграницу по работе и я оставалась одна в большом особняке, — Хистория мило похлопала ресницами. Имир и Райнер издали влюблённые вздохи, затем Имир дала Райнеру подзатыльник. Жан поймал холодный блеск в голубых глазах одноклассницы: она словно проверяла, поверят ли окружающие, что она такая избалованная аристократка. — Я слышал, ты тоже любил в детстве омлет, — Марко улыбнулся Жану. Тот непонимающе изогнул бровь и вдруг яростно покраснел: да кто вообще маме разрешил про такое рассказывать?! — Хватит уже сюсюкаться, э, — Имир обняла Хисторию за плечи, та не ожидала и чуть не поскользнулась в своих деревянных сандалиях. — Короче, Райнер, Эрен, вы должны нам сладкую вату и лимонад. — Да не стану я вам ничего покупать, задолбали! Это вы проиграли, а мы с бургерами победили! — снова взвился Эрен. Микаса опасно посмотрела на Имир из-за его плеча. Ей казалось, что все на свете мечтают увести у неё Эрена. Жан вздохнул, прикрывая глаза от шума вокруг. — Если у вас остались чеки за вчерашний день, мы могли бы посчитать, кто же на самом деле победил, — попытался Армин внести долю рационализма, но его благополучно проигнорировали. — Я согласен купить Хистории сладкую вату, если она пойдёт со мной в кино, — Райнер усмехнулся. — Эй, это нечестно, гора тупых мышц! — возмутилась Имир. — И тебе говорить о честности, коварная женщина?! — вдруг подала голос Микаса. Подобного, тем более от неё, никто не ожидал, и все расхохотались. Армин и Эрен обняли подругу за плечи. Та, выглядя грозно до этого, смущённо смотрела то на одного, то на другого. Жан устало наблюдал за компанией придурков, как вдруг рядом услышал смех Марко. — У тебя классные друзья, Жан, — стирая слёзы из уголков глаз, сказал Марко. Жан неловко улыбнулся в ответ. — Ладно, пойдёмте, все купим сладкую вату! — Хистория подняла торжественно руку вверх, держа в ней флаер от Энни, и королевским жестом указала в сторону палаток. Все дружно закричали, толпой направляясь за ней. — О, тут рыбок можно поймать! — Армин остановился, дёрнув за рукав Марко, тот остановил за локоть Жана, все трое с интересом посмотрели на людей, севших на корточки напротив тазиков с золотыми рыбками. — Погоди, это же... — Эрен, остановившийся с ними, узнал бритый затылок. — А это учитель, да? — дёргая Микасу за кимоно, зашептала Хистория. Ребята в шоке замерли, стараясь не издавать лишних звуков. На корточках, касаясь друг друга плечами, сидели напротив рыбок учитель Смит и школьный уборщик. Леви пытался поймать сачком рыбку, пока Эрвин давал ему вполголоса какие-то советы. — Вы не помогаете, шепча мне на ухо. Отвлекаете. — отвечал Леви, не выглядя при этом кокетливо. Эрвин улыбался, словно специально подаваясь ближе, но оба, ни он сам, ни уборщик, этого не замечали: — Я лишь хочу, чтобы у вас всё получилось. Знаете, в детстве я часто приносил домой несколько рыбок после фестивалей, отец уже не знал, куда их девать. Ребята молча переглянулись и на цыпочках направились к выходу из фестиваля. Хистория и Райнер успокаивали Армина, что он не сможет сегодня поймать рыбку, пока Жан и Микаса удерживали Эрена, чтобы тот не налетел со спины на учителя, как тот посмел дружить с главным врагом всей школы. В пакетике лениво плавали две золотые рыбки, и на асфальте мерцало отражение от воды. Леви рассматривал рыбок, поднеся пакетик близко к лицу. Он уже почти вытащил одну рыбку, как в самый последний момент вторая нырнула к первой в сачок. Вокруг радостно закричали Эрвин и ещё пара незнакомцев, а хозяин палатки уже протягивал пакетик со свежей водой. Леви долго смотрел, как одна из рыбок взволнованно вилась вокруг второй и словно пыталась загородить её от чужого взгляда. — Держите, — Эрвин вернулся откуда-то от палаток. Он попросил подождать его на лавочке под деревьями, где повесили гирлянды и фонарики, но их свет всё равно не был таким же ярким, как на главной аллее. Да Леви и сам больше не хотел идти в шумную толпу. Фестиваль скоро подходил к концу; вдвоём посмотрели на выступления от жрецов храма, послушали песни. Ничего особенного, наверное, для учителя Смита, но Леви такого никогда не видел. Он сидел на лавочке, с одной стороны лежала красная панда, с другой сидел Эрвин. Леви аккуратно положил пакетик с рыбками на колени, так, чтобы он не слишком сплющился, и посмотрел на вафли в форме рыбок. — Совсем про них забыл, — Эрвин протягивал ему одну. Леви вдохнул аромат свежей выпечки и, кивнув, достал салфетки и быстро протёр руки. Взял тёплую рыбку в бумажной упаковке и помог Эрвину протереть руки. — Тайяки. Для первого раза я взял вам с шоколадом. — Там начинка? А обычно там что? — Сладкий джем из бобов. Можете попробовать у меня, если хотите. — Посмотрим, — Леви сделал первый укус. Эрвин смотрел на него. — Ого. — Леви замер, поморгал, ощущая мягкий вкус хрустящей вафельки сверху и мягкого теста внутри. — Ого. — Леви понимающе кивнул, когда по языку растёкся вкус шоколада. — Да. — сказал Леви, понимая теперь, что про такое забыть уж точно нельзя. — Да? — Эрвин улыбнулся. — Да, — Леви прикрыл глаза, тоже улыбнувшись. Выражение его лица наконец стало спокойным и довольным. Эрвин несколько секунд наблюдал, с каким благоговением Леви ест, усмехнулся своим мыслям и тоже начал есть. Спустя какое-то время Леви произнёс: — И как у вас тоже хочу попробовать. — Очень понравилось? Леви вместо ответа несильно пихнул его в плечо. Будто сам не видит. Покончив с тайяки (Эрвин съел половину, Леви полторы), они поднялись и пошли вдоль аллеи, скрытой от основного празднества деревьями в гирляндах и редких фонариках. Тут прогуливались в основном старички, тихо велись разговоры, слышалась вдали музыка. Они остановились на небольшой площадке, откуда открывался вид на раскинувшийся внизу город. Шумела река под самым склоном. За их спинами горел домашним светом фестиваль. — Спасибо, что пригласили. Я восполнил все прошлые годы этим днём, — Леви усмехнулся. — Спасибо, что согласились. Очень рад, что вам всё понравилось. Не был ли я слишком настойчив с едой? Вы, кажется, не привыкли так много есть. — Всё в порядке. Этим вы показали свою натуру, что на самом деле вы, конечно, вежливый и учтивый, но настойчивый. — Сочту это за комплимент. А вы сегодня больше улыбаетесь. — Правда? Не замечал даже. — Конечно. У вас тихий смех. — Сочту это за оскорбление? — Ну что вы! Ваш смех вам идёт. Вы очень естественны, Леви. — Кажется, от тайяки вас развезло. Там точно был джем, а не ликёр? — Тогда вы должны бы опьянеть так же, как и я. — И то верно. — Вот, снова смеётесь. Тихо, но красиво. — И правда. Даже не заметил, как легко с вами. Смеяться. — Скоро завершение фестиваля. — Будут фейерверки, кажется? — Не говорите, что ни разу не видели их. — Я не настолько дикий, как может показаться. Они спустились к берегу реки по лестнице, освещённой красными бумажными фонарями. Флажки и плакаты шелестели на тихом, тёплом ветру в благословлённый день осеннего фестиваля. Эрвин показал куда-то на противоположный берег, чуть наклонившись, Леви проследил за его пальцем, и в ту же секунду в небо взмыл первый фейерверк. Разноцветные искры вспыхивали и гасли в тёмном звёздном небе, играла музыка, радостно кричали люди, провожая и благодаря духов за ещё один прекрасный год. Леви смотрел в небо, рядом наблюдал за салютом Эрвин, и их пальцы невесомо соприкасались под вспыхивающими искрами цветного огня.