***
Дети не подозревали, что их ментальному здоровью что-либо угрожает. Наступил декабрь, а значит, очень скоро наступят новогодние каникулы. Экзамены, следующие за каникулами, ментальному здоровью тоже не грозили, особенно у первоклашек. Их жизнь в старшей школе ещё не омрачилась выбором университета и профессии. И всё, что волновало, например, Жана Кирштайна — предстоящий матч с Марлийской Академией, тонны домашки, попытки помимо волейбола успеть ещё и на художественный факультатив, и с Марко они договорились погулять, пока совсем не похолодало, и вообще-то в сутках жуть как мало часов, чтобы всё успеть! У Марко Ботта тоже со временем стало туго. Его избрали президентом школы, потому что выпускники теперь усиленно готовились к экзаменам, вот и передали все полномочия новому поколению. Новое поколение в лице Марко вроде успевало и на допзанятия ходить, и учиться хорошо, и рисовать после уроков с Жаном, и быть главой студсовета, но какой ценой... Короче, у Марко и Жана не было времени, чтобы просто, блин, порисовать. То один пропускает факультатив из-за студсоветской деятельности, то у другого матч на носу. Вот и сегодня не выйдет встретиться. Жан, держа в зубах булку, бежал к выходу, на бегу вытряхивая ногу из сменки (Леви готов был в школу не пустить, если в грязных ботинках по помытому пойдёшь!) и засовывая руку в рукав пиджака. Тренировка закончилась, ему нужно срочно бежать домой и готовиться к завтрашнему тесту по физике, опять не пойдёт к Петре порисовать, уже вторую неделю не появлялся... Они столкнулись лбами, ну, Жан лбом точно, потому что Марко всё-таки немного выше, на пороге. Жан выронил булку и замахал руками, пытаясь её поймать. Марко рассыпал какие-то бумажки, они ещё раз случайно треснули друг друга. В итоге Жан поймал тетрадки, а Марко — шуршащую упаковку с надкусанной булочкой. — Привет! — хором воскликнули оба и засмеялись. — Ты куда? — снова одновременно заговорили они. Марко замолчал, улыбнувшись, протянул запоздалый обед, и кивнул, чтобы Жан говорил первым. Жан, просмеявшись, замолчал тоже, неловко сунув другу бумажки. — Я... — заговорили они. Марко рассмеялся, откинув голову назад, Жан устало хлопнул себя по лбу. — Да говори уже! — воскликнул он, выхватывая булку. Марко, хихикая, быстро выпалил: — Я на допзанятия, после собрания иду, а ты после тренировки, да? — Ага, домой, к тесту надо подготовиться, — тоже протараторил Жан. Он помог Марко подняться и, пока тот говорил, стряхивал с его формы пыль. Негоже президенту школы быть неопрятным! — У нас сегодня был. Ужас,— вздохнул Марко. — Да?.. — дрогнул голосом Жан и поник. Марко, сдерживая слишком весёлую улыбку, печально покивал. Оба помолчали над своими оценками по физике. — Как на факультативе? — спросил Жан, подняв взгляд. Уходить не хотелось. Они наконец-то увиделись, им не мешали ни сокомандники, ни студсоветники, ни учителя, даже Леви не наблюдалось поблизости. — Я у тебя хотел спросить, — улыбнулся Марко. — Меня там недели две не было. — Меня тоже! — воскликнул Жан и вздохнул, потирая переносицу. — Петра расстроится. — Да она уже, — кивнул Марко. — Встретила меня в коридоре утром, спросила, почему я больше не прихожу. А я бы рад, да времени нет вообще! — Жиза, — протянул со вздохом Жан и покосился на тетрадки Марко. Из выпавших листов на него поглядывали формулы по высшей математике. Жана передёрнуло. — Ну... давай, что ли, увидимся? — Угу, давай, — Марко улыбнулся, наклонив голову. Они замерли, молча, и всё смотрели друг на друга, чего-то ожидая. — Ну, да, пока, — встрепенувшись, кивнул Жан и неловко протянул руку для рукопожатия. Марко, смешно вздрогнув от громкого звука, кивнул, тихо рассмеявшись, и пожал руку. Они не виделись всего ничего, но Жану всё равно почему-то было страшновато снова, как обычно, обняться, пихнуть друг друга в плечо, потрепать по волосам. Жан мотнул головой и сурово кивнул: — Удачи на занятиях. — Спасибо, — несчастно улыбаясь, вздохнул Марко. Они потоптались, отходя в одну и ту же сторону, отчего оба не смогли пройти. Жан закатил глаза, взял Марко за плечи, заставляя стоять на месте, сам его обошёл, кивнул, махнул рукой и пошёл к выходу. Пиджак сползал с одного плеча. — Пока, Жан! — крикнул ему вслед Марко. — Ага, да, пока, Марко! — кивнул Жан, открывая дверь. На него налетел ветер. Жан захлопнул дверь. Марко удивлённо захлопал глазами. — Куртку забыл, — пробормотал Жан, оборачиваясь. — Я с тобой! — заявил громко Марко, уже почти сделавший шаг в сторону лестницы. Завалившись в раздевалку, они начали болтать обо всём сразу: как прошёл тест, крутой был матч, что у вас в студсовете, а как Райнер, он недавно руку повредил, да нормально, он ж бронированный, даже царапины не осталось, видел новый фильм вышел, я тоже не сходил ещё, да вообще времени нет, а порисовать хочется, у меня вчера Елена тетрадку забрала, где я вместо перевода вид из окна рисовал, а ещё... Болтовня и смех прекратились, когда они дошли до входной двери. Ветер прекратился. На землю с тихим звоном падали хрупкие снежинки. Марко за разговорами и не вспомнил, что ему надо снять куртку, так и остался в ней, а Жан не успел ещё застегнуть молнию до конца. Так и стояли, разинув рты, смотрели на первый снег. — Вау... — оба повернули головы друг на друга и тут же посмотрели на покрывающийся белым двор. Жан почесал затылок, Марко поправил шарф. Снег занимал их уже немного меньше. Восхищённый взгляд карих глаз встретил такой же восхищённый взгляд золотистых глаз. И теперь оба задерживали как можно дольше этот образ в своих мыслях. — Эм, Жан? А когда ты собираешься на факультатив прийти? — первым спросил Марко. — Завтра, — тут же ответил Жан и тише спросил: — А ты? — И я тоже завтра приду! Жан улыбнулся глуповато, уже не боясь ни теста по физике, ни выговора от англичанки за безделье в классе, обнял Марко за плечи и потащил его под снег. На дополнительные занятия по высшей математике президент студсовета почти не опоздал.***
Учитель Йегер придумал проводить классные часы, посвящённые психическому здоровью, сразу после последних уроков, пока ученики не успели разбежаться по клубам и секциям. Разумеется, ученики были не в восторге, особенно те, кто не наедался обедом в столовой и перед клубами бежал в ближайший магазинчик (а ближайший был чуть дальше станции) за сэндвичами, рисовыми пирожками и чаем. Разумеется, классный час не означал один только час. Иногда учитель Йегер расплывался мыслью по древу и мог задержать своих подопытных, в смысле, подопечных и на пять, и на десять, и на двадцать минут. — А знаете, почему вы недовольны? — спросил у детей учитель Йегер, когда после последнего звонка он вошёл в класс, и ученики вынужденно сели обратно за парты, закатив глаза к потолку. — Очень часто недовольство какой-то ситуацией, выбивающейся из привычного порядка вещей, связано с недовольством жизнью в целом. К счастью для вас, это поправимо, ведь все корни проблем можно найти в самом себе. Например, вот ты, Эрен, как думаешь, какие у тебя могут быть проблемы? Эрен, предпочитавший отсиживаться на таких часах психологического здоровья молча, пожал плечами: — Нет у меня проблем. — А я скажу: не бывает такого! Они точно есть! — настоял Зик. — Ты отрицаешь свою семью. Конечно, бунтарский дух очень понятен в вашем возрасте, но всё-таки семья — это то, что было и будет с вами всю жизнь, какой бы ваша семья ни была... — вдохновенно глаголя, учитель Йегер ходил по классу. Эрен, схватив пенал, прицеливался, чтобы бросить в учителя тире старшего брата от папиного первого брака, и замахнулся для броска, но Армин, пискнув, схватил его руку. Пенал грустно плюхнулся на парту и попал в руки Микасе. Зик не заметил, как в миллиметре от его виска засвистел воздух, а через мгновение в стену что-то врезалось — в эту самую секунду он резко повернул в противоположную сторону и вновь оказался у учительского стола. Армин облегчённо выдохнул, Эрен ударил ладонью по лбу, Микаса воздела полные слёз очи к небу. — Так вот, сегодня я предлагаю вам подумать, какие страхи у вас есть. Страхи рождают комплексы, и мы должны уметь распознавать их в себе своевременно, — Зик, сложив руки за спиной, посмотрел на учеников с самым умным видом. — Но, учитель Йегер, — Конни подал голос, задумчиво почесав в ухе, — у меня нет страхов. — Это от недостатка эмоционального интеллекта, — парировал Зик. — Вы сейчас Конни глупым назвали? — возмутилась Саша. Учитель Йегер поправил круглые очки и с научным интересом посмотрел на Сашу. Конни непонимающе глядел то на учителя, то на подругу. Руку поднял Райнер. Учитель Йегер, обрадовавшись, что сейчас ему всё-таки ответят по делу, кивнул. — Знаете, в Академии занятия с психологом проходили по-другому, — заговорил басовито Райнер, сложив руки на груди. — Либо нам давали какие-то письменные задания, либо каждый ученик разговаривал наедине с психологом, чтобы не смущаться, что одноклассники узнают что-то о нём. — Значит ли это, Райнер, что у тебя есть секреты от твоих одноклассников? — Зик подошёл ближе и прищурился, наклонившись к нему. Райнер, кашлянув, удивлённо смотрел на него. — У честных людей, которым нечего скрывать, не может быть стыда, когда они делятся своими чувствами с другими. Тебе есть что скрывать, Райнер? — Да нет у меня ничего такого... — Райнер... — прошептал рядом настороженный Бертольд. — Ерунда всё это! — воскликнула с первого ряда Имир. — У вас вообще диплом психолога есть? — Я наблюдаю у вас враждебность к окружающему миру, — задумчиво произнёс Зик, выпрямившись, и направился к Имир. — Это свидетельствует о неблагополучном детстве. В вашей семье всё хорошо? — участливо спросил он. — Я не стану вам отвечать, — Имир сдержалась, чтобы не показать учителю средний палец. Хистория, выглянув из-за Зика, взволнованно посмотрела на подругу. — Значит, перейдём к насущной теме, — улыбнулся Зик. — Если никто не хочет поделиться своими страхами, как насчёт поговорить о страхах перед экзаменами? Скоро, конечно, не завтра, но в течение ближайших двух лет, вам предстоит решить, как сложится ваша жизнь в дальнейшем. Вы должны будете решить, продолжите ли вы образование или пойдёте работать, кем вы хотите быть, что вы хотите дать этому миру. Никто не давит, ваши оценки и принятые решения повлияют исключительно на вас самих, — задумчиво глядя вдаль, изрекал учитель Йегер. — Какие же чувства у вас вызывают эти мысли? Он посмотрел на учеников. Те, вжав голову в плечи, посматривали на него, но в целом избегали сталкиваться с ним взглядом, будто он сейчас собирался ставить им оценки за планирование собственного будущего. — Что ж, начнём со старосты, пожалуй? — мило улыбнулся учитель Йегер. Хистория нервно приподняла уголок губ в ответ.***
Петра, зная, что сегодня первому А предстоит прочувствовать на себе психологические знания учителя Йегера, планировала провести занятие, посвящённое абстракциям, а заодно и поспрашивать у Жана, как всё прошло. К счастью, Марко уже сидел за своим мольбертом и ждал остальных, так что факультатив обещал пройти весело и непринуждённо. Но вот в кабинет МХК вошёл Жан. Петра его не узнала. Ей показалось, он постарел лет на десять и даже поседел. С пустым взглядом Жан прошёл мимо, даже не поздоровавшись, и сел за мольберт. — Жан? — пискнула Петра. — Всё хорошо? — У меня склонность к алкоголизму и неконтролируемая агрессия, — пробормотал Жан. Марко недоумённо посмотрел на Петру, ожидая, что та поймёт, в чём дело. — Эм… Это тебе учитель Йегер сказал? — Петра бледнела на глазах. — Ага. Он в конце классного часа предложил нам пройти тест на наши затаённые страхи, — пробормотал Жан и вздрогнул, когда Марко хлопнул его ладонью по плечу. — Ой, Жан, не парься. Какой алкоголизм? Нам пятнадцать, мы ещё сто раз поменяемся, — бодро проговорил он и уселся рядом с Жаном, пихнув его коленкой, чтоб не раскисал, и открыл галерею в телефоне. — Смотри, у меня тётя завела собаку… Петра выдохнула. Жан начал приходить в себя, лицо его вновь приобрело нежный юношеский цвет, волосы вернули себе естественный русый цвет, избавившись от седины, и мальчик через пару минут уже в голос хохотал вместе с другом. На этот раз Петра решила не расспрашивать более детально о методах психологической помощи учителя Йегера у Жана, но бдительность её возросла.***
— Да не пойду я! — упирался Эрен. — Твой бунтарский дух мне понятен и знаком, — пыхтел Зик, — но всё-таки давай побеседуем если не как братья, то как психолог с учеником! — но затолкать Эрена в кабинет у него не получалось. Краем глаза он заметил странный отблеск; то была Микаса, сжавшая в кулаке пластиковую вилку из готового бенто, купленного в круглосуточном у станции. Попытки применить орудие сдерживал Армин, уговаривая подругу не поднимать руку на учителей. Учитель Йегер последовал примеру коллег из Марлийской Академии, предложив ученикам по одному беседовать с ним о своих проблемах. Энтузиазмом и не пахло. Эрен, Микаса и Армин вообще наотрез отказывались входить в аудиторию. Имир свалила, схватив под мышку Хисторию, раздала подзатыльников Бертольду и Райнеру, чтоб тоже ноги уносили, но те остались неловко стоять рядом с товарищами, дабы не отбиваться от коллектива. Страдать, так всем вместе! Энни, взяв рюкзак и забросив его за плечо, ушла на подработку в приют, сказав, что ей обсуждать нечего. Жан, закатив глаза, наблюдал, как Зик в третий раз пытается затолкать кого-нибудь из тройки в класс. — Да давайте я пойду первым, надоели! — воскликнул он, привлекая внимание. Саша и Конни тут же вытолкнули его к двери, да и остальные сразу расступились, открывая дорогу. Эрен напоследок цапнул Зика за руку и скрылся, схваченный Микасой и Армином. — Признаки нервозной аномальной шизотипии, — задумчиво разглядывая след зубов на ладони, произнёс учитель Йегер. Все замерли, силясь разглядеть, насколько он сам понял, что сказал. — Жан, прошу! Жан нервно сглотнул подступивший к горлу ком. — Вы знаете, — заговорил он, когда они сели друг напротив друга, Зик за учительским столом, а Жан за первой партой, будто действительно на экзамене, — у меня нет проблем особо. Я не парюсь про экзамены, если это вас волнует, я ж отличник и ваще, — Жан самодовольно ухмыльнулся, — красавчик! — показал он на себя большими пальцами. Учитель Йегер, не шелохнувшись, поднял взгляд к его лицу. И улыбнулся. Жан аж вздрогнул. — Как думаете, связано ли ваше стремление быть лучшим во всём с затаёнными комплексами? — невозмутимо заговорил Зик. — Может, в детстве вы были несчастны, а затем решили забыть об этом. Над вами издевались? Из-за внешности, ума? — Э, да нифига подобного, — Жану казалось, он говорит уверенно, но учитель Йегер почувствовал его растерянность. — Не волнуйтесь, многие в детстве проходят испытание издевательствами со стороны сверстников, — подхватил он свою же мысль. — Это лишь означает, что объект издёвок и насмешек сильно отличается от большинства. Все, кто хоть чем-то не похож на большинство, на массу, подвергаются гонениям, — вздохнул Зик. — Вы же рисуете, Жан? Может, знаете какие-то примеры из искусства, когда художник был отвергнут обществом? Жан мрачно помотал головой. — Ну-у, давай подумаем вместе! Например, кто у нас там озёра любил… О, Чайковский, точно! — Но… он вроде не рисовал, — пробормотал Жан. Он уже не доверял даже собственным знаниям. — Я слышал про его Лебединое озеро. Моря, значит, рисуют, а озёра нет? Вот поэтому над ним и смеялись, Жан! Никто не верил, что озёра тоже можно рисовать! — с жаром сказал учитель Йегер. — А с чего вы взяли, что над ним смеялись? — удивился Жан. — А почему над ним смеялись? — таким же удивлённым тоном ответил учитель. — Потому что он отличался от других! Ты знал, что он был геем? — буднично уточнил он. Жан чуть не свалился со стула. — Это тут при чём? — Ох, подростки, — закатил глаза Зик. — Это просто пример: люди могут отличаться от других по признакам, которые не зависят от них самих, и из-за этого подвергаются издёвкам! Понятно? Жан неуверенно кивнул. — Вот! — Учитель Йегер торжествующе улыбнулся. — Вообще, Жан, понимаешь, — неожиданно он неформально обратился к нему, хотя всегда с учениками (кроме Эрена, разумеется) держал некую дистанцию и всем говорил «вы». — Гениальные люди, — продолжал он, — страдают от непонимания чаще. Никто не может встать с ними на один уровень, поэтому их идеи долгое время остаются в тени. Но однажды настанет день, когда их признают, и тогда человечество поймёт, что оно снова ошиблось, погубив новый гений! После психологической помощи учителя Йегера Жан вышел из кабинета молчаливый и задумчивый. Одноклассники с ожиданием уставились на него, но Кирштайн не обратил на них внимания. Он стоял и думал о художнике, написавшем Лебединое озеро, и не понимал, при чём тут геи и непонятые гении в лице Зика Йегера, учителя права и экономики. И, главное, что ему самому теперь делать со всей этой психологической поддержкой.***
По прошествии недели учитель Смит выслушал отчёт учителя Йегера, что психотерапия проходит отлично, дети совершенно не беспокоятся о предстоящих экзаменах. Довольный собой, учитель Йегер отправился читать труды Фрейда и Юнга, а учитель Рал, стоило ему скрыться, затрясла Эрвина за плечи: да дети вообще об учёбе больше не беспокоятся! Они беспокоятся обо всём другом! Учитель Смит мягко убрал руки коллеги и заверил её, что обязательно проследит, как всё обстоит на самом деле. — Он ужасный человек! Он детей до истерик доводит! — воскликнула Петра и тут же прикрыла рот ладошкой, оглянувшись по сторонам. К счастью, утреннюю учительскую занимали только она, Ханджи, Моблит и Леви. А последний, к тому же, и не особо вслушивался. Вот ещё. Полы сами себя не помоют. — Ещё бы! — поддержала Петру Ханджи. — Зик страшный человек, — начала учитель Зое и таинственно понизила голос. Леви цокнул языком. Местом и временем для сплетен и обсуждений всех планов учителя выбирали учительскую по утрам, когда в школе совсем мало ушей. — Он же завидует Эрвину, — шептала Ханджи. — Помните сентябрьскую конференцию по педагогике? Из-за Зика Эрвин не смог поехать. Леви громыхнул шваброй, поставив её в ведро. — Чего? — громко спросил он, выглянув из-за книг на общем столе. Петра вскрикнула от испуга, не услышав, когда Леви оказался у них за спинами, Моблит вздохнул, а Ханджи закивала: — Даю руку на отсечение, что это так! Леви с подозрением прищурился. Его тяжёлый взгляд могли выдержать немногие. Эрвин, похоже, был из их числа. — Леви, я чем-то заслужил вашу неприязнь? — спросил он, стараясь скрыть насмешливый тон в голосе. — Уберите швабру, пожалуйста. Я не собираюсь от вас убегать. Леви поймал Эрвина в коридоре, прижал к стене, чтобы прямо спросить — «Что значит вы не поехали из-за Зика?» — но ненадолго завис, пытаясь сделать как можно более угрожающий вид, если кто-то вдруг их заметит. — Раз убегать не будете, отвечайте, — проговорил Леви, убирая швабру. Эрвин усмехнулся. — Что конкретно вас интересует? — Зик как-то связан с тем, что вы не поехали на эту вашу конференцию? — Что ж, — Эрвин качнул головой. — Не хочу показаться злопамятным, — Леви отчётливо услышал непроизнесённое «но». — Перед самой конференцией я сломал руку, когда вызвался помочь учителю Йегеру… — Как? — перебил Леви. — Упал с табуретки, доставая со шкафа книги, необходимые учителю Йегеру для урока, — Эрвин говорил спокойно и достаточно прямо, только вот Леви знал его уже не первый день и даже не второй. — Тогда учитель Йегер предложил заменить меня на конференции, чтобы школа не пропустила столь важное в сфере образования мероприятие. — А он изначально не должен был ехать? — спросил Леви. — Я не хотел его отпускать, — Эрвин улыбнулся сдержанно и вежливо. Леви приподнял брови, издав тихий хмык. — Потому что совершенно не согласен с его стандартизированным подходам к учебникам. У нас с ним разные взгляды на обучение, но, как бы мне ни было тяжело его отправлять, оставить школу без участия в межпрефектурной конференции я не мог. — Зик был с вами, когда вы упали и сломали руку? — задал ещё один вопрос Леви. Прозвенел звонок, и дверь в один из классов неподалёку от них открылась. Оттуда вылетели стайками ученики, а следом прошёл учитель Йегер. Леви поймал его взгляд, прищурившись, когда очки блеснули на солнце, и посмотрел на молчавшего Эрвина. По выражению его лица Леви догадался, какой должен быть ответ. Леви цокнул языком и запер дверь подсобки. Ханджи и Петра ждали, что же он скажет. — Я разбирал старьё. Нашёл табуретку с подпиленной ножкой. — Вот, я говорю, это всё Зик! — в возгласе Ханджи было больше радости, чем ужаса. — Желаю ответных мер! — Мы не станем взрывать стол учителя Йегера, — спокойно произнёс Моблит. — Жаль, — вздохнули Леви, Ханджи и Петра. Учительская ранним утром озарилась их печальным вздохом.***
Забота о ментальном состоянии учеников дошла в учителе Йегере до точки абсолюта. Он следил, чтобы в коридорах никто не волновался перед уроками или контрольными. Он следил за каждым признаком депрессии или подростковой неуверенности. Он стоял на страже эмоционального здоровья своих учеников. Однажды учитель Йегер заметил, что Ханна и Франц и первого А уж очень часто находятся слишком близко друг другу. Они сдвинули парты в классе, чтобы держаться за руку и на уроках, их сахарный шёпоток доносился до Зика во время уроков. Данное открытие, повергнув его в шок, дало повод задуматься: а как обстоят дела с половым воспитанием их учеников? — Данные уроки — уже сугубо моя инициатива, учитель Рал, — проговорил он, протерев очки салфеткой и вновь водрузив их на нос. — Я хотел бы, чтобы вы пообщались с девочками, пока я буду беседовать с мальчиками. Всё-таки дело серьёзное. — Эм, простите, а почему вы хотите провести беседы отдельно? — удивилась Петра. — А есть ещё варианты? — осведомился Зик. — Конечно! Мы не можем говорить с детьми открыто, если сами же табуируем подобные разговоры между мальчиками и девочками. В таких вопросах, как любовь и отношения, два человека должны одинаково хорошо знать особенности друг друга, знать, что такое активное согласие, к чему может привести несоблюдение правил гигиены… — От вас, учитель Рал, я такого не ожидал, — лицо Зика скривила гримаса отвращения. — Ваши художества до добра не доведут. Вы хотите совратить молодёжь! Я буду жаловаться директору Пиксису. Нет. Заместителю Смиту. Петра провела остаток дня в размышлениях и даже новый рисунок Марко не вывел её из преддепрессивного состояния.***
— Какой-какой урок? — отпихивая Конни, чтобы расслышать, громко зашептала Саша. Хистория сложила руки рупором и тоже прошептала, что и в коридоре услышали: — Урок полового воспитания! — А чё? Про полы спрашивать будут? — спросил Конни. Имир дала ему подзатыльник. — Ай! Да ты чего дерёшься? — Про мрамор, идиот, — съязвила Имир. — Не ссорьтесь! — яростно прошептала Хистория. — Делать-то что будем? — Валим. — невозмутимо сказал Эрен, сидевший на соседней парте. Микаса и Армин с надеждой посмотрели на него. — В смысле валим? Как? — возмутилась Имир, тоже шепча. Ей вдруг надоело, и она добавила уже в полный голос: — Он же сейчас придёт! — А я только про гранит знаю… его типа грызть надо, — протянул Конни, заложив руки за голову. — Ага, для мозгов полезно, — закатила глаза Имир. — В прямом смысле. Валим, говорю. Я задолбался видеть его рожу чаще, чем раз в неделю! — Эрен резко поднялся и смёл тетрадку и ручки-карандаши в рюкзак. Армин поймал ластик и линейку, Микаса подскочила собирать и их вещи. — Райнер, — Хистория тут же выпрямилась. — Посмотри, нет ли учителя Йегера в коридоре. Будем отступать. — Поздно, он уже рядом, — хмыкнула Энни, сидевшая в самом углу класса, у окна в коридор. — Конни! Из чего сделаны в школе полы? — Саша в панике трясла друга за плечи. — Из… пола? — выпучил глаза Конни. — В окно! — скомандовала Микаса. — Эрен, я помогу вылезти! — проворковала она. Похватав рюкзаки, ученики класса 1-А открыли окна. Благо, их класс находился на первом этаже. Райнер предложил помощь Хистории, та бросила ему сумку и, зажмурившись, спрыгнула. Пищащую принцессу поймала Имир, отпихнув Райнера. Бертольд помог выбраться Энни — поднял её под мышками и переставил на улицу. Энни поправила юбку и кивнула, сказав, что она так же делает с кошками в приюте, а Бертольд отвернулся, покраснев, и сказал, что очень любит кошек. Тройка, заорав, выпрыгнула с разбегу в кусты. — Я не полезу через окно, я через коридор! — заорал Жан. — Трус! — Конни пихал его в спину, пока Жан держался руками и ногами за оконную раму. — Ты и то больше про полы знаешь, рисуешь вон, а мы вообще троечники! Выпрыгивай, кому сказала! — рявкнула Саша и дала ему поджопник. Завизжав, Жан вывалился из окна, а следом на него рухнули Саша и Конни. Орущие в кустах Армин, Микаса и Эрен, увидев их, засмеялись. Имир, поглаживая Хисторию по голове, сказала, что ничего не грозит её принцессе и злобно зыркнула на Райнера. Тот, вздрогнув, отошёл к Бертольду и не узнал друга, приобретшего помидорковый оттенок лица. — Ребят, — тихо позвала Энни. Крики и смех затихли. Все увидели сугробы и белое, белое покрывало, спрятавшее школьный двор. Выпал первый снег. Мокрый, он быстро таял под ногами и становился водой в ладошках меньше, чем за секунду, но всё-таки он первый, настоящий, самый белый. Забыв о половом воспитании, о стрессе из-за экзаменов и о жутких учителях, ребята побросали кто куда рюкзаки и побежали по двору, кидаясь друг в друга снежками, лепя снеговиков и просто прыгая носом в сугробы, вполне подходившие для таких занятий, а кто-то просто упал спиной на снег и смотрел с глупой улыбкой в небо, любуясь, как снежинки витают под облачным, серо-синим небом. Из открытого окна класса послышался звук открывшейся двери, а затем там появилось лицо учителя Йегера. Он кричал, чтобы они немедленно вернулись, особенно Эрен, я вам всем неуды в семестре поставлю, а все с визгом разбежались по другим углам двора, и когда совсем замёрзли, обогнули кабинет и, влетев в раздевалку, схватили куртки и прямо в сменной обуви рванули на стадион, покрытый первым снегом.***
— Учитель Смит, так не может больше продолжаться! — Петра была решительно настроена убрать Зика с поста школьного психолога. Ей хватило пустых взглядов учеников, она слышала, как Райнер (Райнер!) плачется Бертольду в плечо под лестницей, она видела мрачную Имир, обычно беззаботную и невозмутимую, и она боялась, что может наговорить учитель Йегер детям на уроке полового (полового!) воспитания. Отрепетировав пламенную речь, Петра ворвалась в кабинет Эрвина. Сначала она увидела Леви, оторопела, но быстро овладела собой. — Мы должны принять меры, — подытожила она. Учитель Смит, ничего не сказав, поднялся из-за стола и взял пиджак. Леви закинул на плечо швабру. В классе… никого не было. Эрвин поймал недоумённый взгляд Леви, а Петра подбежала к открытым окнам, отмахнувшись от занавесок. — Они там! Стадион шумел криками и смехом. Кто-то из детей валялась в снегу, кто-то лепил подружку снеговику, кто-то ловил языком снежинки. Эрвин, Леви и Петра замерли у открытой двери, выходящей к стадиону. Из окон на первый А смотрели другие учителя, качая укоризненно головами, а другие ученики завидовали. Жан заметил Марко на втором этаже, махнув рукой, крикнул, чтоб бежал сюда. Райнер и Бертольд увидели, что Энни махнула рукой какой-то девочке на третьем этаже, выглядывающей из клуба журналистики. Через пять минут все старшеклассники, как дети малые, носились по снегу. — Думаю, психотерапия не удалась, — донёсся до Эрвина кислый голос Зика. — Дети совершенно не слушаются меня и не хотят открываться. — Благодарю за труд, учитель Йегер, — произнёс серьёзно Эрвин. — Я освобождаю вас от должности школьного психолога… Наверное, все присутствующие затаили дыхание, ожидая, какое будет продолжение фразы, но чудесам суждено случаться только раз в день, если не реже. — Пускай вопросом ментального здоровья детей займётся учитель Петра. Я бегло просмотрел ваше резюме, которое вы прислали в прошлом году, у вас ведь второе высшее — детский психолог, верно? — Ну-у, да-а, только я совсем не практиковалась, — пролепетала смущённо Петра. Зик хмыкнул, пожав плечами. — Если хотите, могу поделиться своими книгами по психологии, — без особого энтузиазма сказал он. Леви, стоя позади всех, целился ему в затылок шваброй. — Что вы, что вы, благодарю! Не смею утруждать вас, — испугалась Петра. Эрвин, взяв Леви за шлёвки в униформе, отодвинул Леви подальше, и наклонился, что-то ему сказав. Леви нехотя опустил швабру. — Как хотите, — Зик поправил очки и удалился, поведя озябшими плечами. — А… Учитель Смит, вы что-то сказали? — Петра, закрутив головой, перевела взгляд с Зика на Эрвина. — …не при свидетелях, — донеслось до её уха, но она тактично сделала вид, что не заметила. — Нет-нет, всё в порядке. Давайте позовём детей обратно, они простудятся.***
Снег тихо падал с тёмного неба, напоминая, что весь предыдущий день был наяву. Эрвин задрал голову, смотря вверх, и улыбнулся: — Они не падают вовсе, смотрите! Они кружатся. — Сейчас вы закружитесь, смотрите под ноги, — проворчал Леви. — Сначала всё покрыло льдом, а теперь снегом. Упадёте. — Всё будет в порядке, — рассмеялся Эрвин и смело сделал шаг вперёд, тут же поскользнулся и плюхнулся в своём красивом пальто в ближайший сугроб. Лев издал смешок и тут же сделал лицо кирпичом, подумал и нахмурил брови вдобавок. Эрвин посерьёзнел, показывая, что всё идёт согласно плану, и устроился в сугробе поудобнее. Краем глаза он видел, что Леви всё ещё молчит и стоит рядом, а затем он опустился и лёг рядом в снег. Поймав взгляды друг друга, они посмотрели на небо. Свет фонаря озарял витающие снежинки, а небо быстро перестало казаться чёрным и непроглядным. Леви указал на разрыв между облаками, Эрвин показал в сторону гор, где ещё виднелась полоска уходящего дня. В тишине пустой улицы они услышали отдалённый писк, будто к ним приближался комар. Огромный такой. В очках. С тягой ко взрывам и генетическим опытам. Ханджи нырнула в сугроб и тут же закидала их снежками. Моблит, которого она тянула за собой, упал коленом в снег и попытался собрать выпавшие учебники и тетради, спасая их от влаги. Леви подскочил, загородив собой с трудом поднимающегося Эрвина, и начал с Ханджи битву, кидая в неё по два снежка в секунду. Моблит наклонился, подбирая книгу, как ему в лицо прилетел ком снега. Зарычав под заливистый смех Ханджи, он бросил сумки и принялся закапывать её в снег. Леви демонстративно отряхивал Эрвина от снежинок, возвращая его пальто и волосам достойный вид. Но их снова повалили в снег. Леви закричал, чтоб не трогали руку Эрвина, Эрвин закричал, что победит всех и станет королём ледяной крепости, Ханджи попросилась стать учёным в ледяной крепости. Выйдя из школы, ребята так и замерли, наблюдая за сим пейзажем. Жан и Марко стояли рядышком, так и не согревшиеся после беготни по стадиону, Эрен, Микаса и Армин втроём завернулись в красный шарф, Саша и Конни где-то раздобыли горячий чай, Бертольд, Райнер, Имир и Хистория шмыгали… но ничто больше не казалось им угрозой здоровью, ментальному или физическому. Разве только учителя и замдиректора, играющие в снегу, как дети малые.