***
Поход на каток всем классом дело серьёзное. А поход на каток двумя классами — дело практически вселенской важности. Страдальцами, то есть, мучениками, да что ж такое, няньками, это уже больше ближе, в общем, сопровождающими были классные руководители классов 1-А и 1-В — учитель Смит и учитель Бернер. Учитель Зое напросилась сопровождать детей с ними, но все прекрасно осознавали, что Моблиту просто придётся следить за одним ребёнком, а не за пятнадцатью. И, решив, что оставлять одного Эрвина на тридцать детей полное бесстыдство, всё-таки в их стране к пожилым инвалидам относились куда гуманней («Учитель Зое, да что вы такое говорите!» — взмолилась Петра, с ужасом глядя на безмятежно-невозмутимое лицо Эрвина. «Рука у него скоро заживёт, и он ведь совсем не старый!»), позвали для балласта Леви. Ну, уж он-то явно поддержит дисциплину среди тридцати детей и одной Ханджи. — Далеко не разбегайтесь, и не мешайте другим! — раздав инструкции суровым голосом и профилактические подзатыльники не менее суровым взглядом, Леви отправил детей в вольный полёт по скользкому льду. Саша и Конни сразу же попробовали снег на зуб. Эксперимент фиксировала Имир, которая, хоть и любовалась милой шубкой Хистории, всё-таки тоже горела азартом ко всякого рода забавам для детсадовцев. Хистория делала тысяча и одно селфи на фоне ёлочки в центре катка, рядом с санями Санта Клауса, около лавки кофе, украшенной гирляндами, в шубке, в шарфике, без шарфика, селфи с классом, селфи с хмурым Леви и довольным Эрвином, селфи с неистово бегущей куда-то Ханджи и испуганным Моблитом, пытающимся выкопать динамит из сугроба... Микаса, Армин и Эрен катались маленькой шеренгой, завернувшись в красный шарф, и ни на кого не обращали внимания. Энни в какой-то момент выкрала из неловкого диалога с Бертольдом Хистория и попросила пофоткать её в прежних локациях, но уже «нормально, а не селфи!». Энни задумчиво рассматривала своё лицо, искажённое фронтальной камерой, пока Хистория принимала красивые позы на фоне праздничных пластиковых оленей. Райнер уговаривал разочарованного своими коммуникативными навыками Бертольда покататься наперегонки, но иногда даже самая крепкая дружба не способна излечить разбитое сердце. Энни всё никак не могла перестать рассматривать свой нос, ставший слишком большим в навороченной камере телефона Хистории. Жан и Марко укатили в какой-то укромный уголок и катались под гирляндами, обсуждая очередное задание по арт-психотерапии Петры... Вот она, идиллия старшей школы Шингеков. — Вы умеете кататься? — улыбнулся Эрвин, поглядывая на развлекающихся детей. Леви фыркнул с видом, что такие вопросы даже и задавать не стоит такому человеку, как он. — Конечно нет, — последовал, однако ж, тихий ответ. Эрвин удивлённо округлил глаза и повернул голову к Леви. Тот, нахохлившись в тёплом шарфе, который ему отдала на время экспериментов по взрыву льда Ханджи, невозмутимо пялился на ёлку, стоявшую в центре катка. Её вид, впрочем, нисколько его не увлекал. — Вы на байке разъезжаете. — И чего? К байку коньков не выдают. Эрвин улыбнулся. — Давайте прокатимся? Я вас научу. — С вашей рукой? — Леви повернулся к нему всем телом, ибо не хотел растрачивать тепло от шарфа. Всё-таки кожанка и узкие джинсы, из-за которых выглядывали щиколотки, не совсем подходят для зимы, которая в этом году решила быть морозной и снежной. Вообще, Леви такой зимы и не видел ни разу. И на катках он никогда не бывал, как уже понял Эрвин без слов. — Во-первых, вы не наденете коньки одной рукой, во-вторых, я упаду и переломаю вам ещё и ноги. — Это угроза? — улыбнулся Эрвин. — Это предвидение будущего, — мрачно ответствовал Леви. — Всё мы сможем, Леви, смелее. Идёмте возьмём коньки напрокат, — Эрвин верил в лучшее. Пока он верил, Леви приходилось пыхтеть. Сначала он помогал обуть коньки Эрвину, затем себе. Затем пытался не навернуться, пока они добирались до, собственно, льда. И в придачу ему ещё и нужно было следить, чтоб не навернулся Эрвин — его навыки за давностью лет слегка покрылись пылью. Но вот они оба медленно и плавно скользят около бортика катка, Леви с сосредоточенным видом, Эрвин с видом предовольнейшим. Леви сначала долго сохранял остатки гордости, пока ноги несмело дрожали на припорошённой снежком поверхности льда, а потом обхватил руку Эрвина своими лапками (в красных варежках, которые ему отдала Ханджи, потому что проводить опыты с взрывчаткой всё-таки лучше ловкими пальцами, а не неуклюжими плюхами), сказав, что так сумеет быстрее сориентироваться, если Эрвин поскользнётся. Короче, оба друг друга поддерживали в столь нелёгком деле. — Дети, время урока прошло, — спустя безмятежные пятьдесят минут (Моблит поймал Ханджи в свой шарф и заставил сидеть на трибунах, пока от его чёлки шёл чёрный дымок, а позади гудела сирена пожарной машины) объявил учитель Смит. — Можете возвращаться в школу за вещами, на сегодня вы свободны. Завтра жду всех на контрольной по эпохе сёгуната, чтоб никто не болел! До свидания. Безмятежное настроение учеников поколебалось, но быстро восстановилось свободой после уроков. В классе, пока Имир, Саша и Конни отогревали попы у батареи, Хистория листала ленту новостей, обновляя странички одноклассников в поисках новых фоточек, и удивлялась, куда подевались её фотки, которые она попросила сделать у Энни. — А я говорю, сосульки лучше грызть! — упорствовала Саша. — Чтоб зубы все отвалились вместе с мозгом? — возмутилась Имир, закатывая глаза. — Так они же называются сосульки, — задумчиво подал голос Конни, — кто-то первый, когда увидел их, решил первым делом их не погрызть! — ...И о каких мозгах я говорю? — вздохнула Имир. Тут послышались странные звуки со стороны Хистории. Имир подозрительно осмотрела помещение класса на предмет Райнера, но обнаружила только свою подружку, съезжавшую от сдерживаемого хохота вниз по стенке. Саша и Конни переглянулись синхронно, как близняшки, и подлетели к старосте с немым, но явственным вопросам на их лицах, авторская орфография и пунктуация сохранена: «Чавось???». Хистория молча показала им фотку на экране своего телефона. Учитель Смит выложил новый пост с подписью: «Прогулялись с детьми на катке». На фоне в гирляндах застыли Ханджи и Моблит, Моблит героически пытается спасти счастливую Ханджи с нездоровым румянцем от удушья праздничной петлёй, на переднем плане Эрвин строит лицо строгого и сдержанного работника ритуальных служб, а где-то сбоку стоит Леви, скрестив руки под шарфом, и улыбается. Саша и Имир настороженно переглянулись. Всё-таки их больше поразил уборщик, чем учителя, но, взглянув на Хисторию, они успокоились. Смех её был скорее истерическим, чем весёлым. Не каждый день смотришь на уборщика и заместителя директора, проводящих так славно время вместе.***
Всё-таки декабрь Леви не любил. Холодно, темно, ещё и люди вокруг сходят с ума. Сейчас, например, он наблюдал помутнение рассудка у своего дяди. — Это чё? — задал Леви уточняющий вопрос тоном, с каким разговаривают сотрудники специализированных учреждений с душевнобольными. — Подарок, малой! Не видишь что ли? — криво улыбнувшись во все белые и золотые, ответил Кенни. — Мы с Ури уезжаем на праздники, но я ж помню про своего любимого племянничка, негоже оставлять тебя без гостинцев. Дядя Кенни молодец, правда же? Откроешь двадцать пятого, понял? Там и от Ури подарок, а, и он просил передать привет. — А сам он где? — вздохнул Леви и положил ключи от квартиры, которые ему сегодня не пригодились, на стол рядом с большим подарочным пакетом. Кенни, пряча отмычку в карман, довольно произнёс: — В машине, меня ждёт. — Ну так вали уже. Роль курьера сыграл, гуляй. — Ты сегодня прям светишься, — громогласно рассмеялся Кенни, напугав всех соседей Леви, считавших, что в этой квартире никто не живёт с августа-месяца. — Ну, бывай, малой, звони, если чё! — Ага, каждый день. Подарочный пакет так и остался стоять на столе, а сам Леви, заперев за Кенни дверь и подперев её стулом, со вздохом достал моющие средства и ведро — явно Кенни руки не помыл, когда пришёл и облапал половину его квартиры!***
Всё-таки он не понимал, почему каждый раз соглашался. То же самое кафе, где Эрвин отмечал день рождения, к Рождеству было украшено ёлочками, снеговичками и новогодними шариками красного и золотого цвета, и со всех уголков мигали разноцветные гирлянды на радость эпилептикам. Те же самые люди: Эрвин, Ханджи, Моблит, Майк, Нанаба и — Леви. «Дорогие мои учителя, — в раннее утро, знаменовавшее собой очередное собрание в учительской, начала Ханджи, встав по центру комнаты как раз в тот момент, когда Леви пытался затолкать мешок с мусором поглубже в ящик стола одного учителя права и экономики, — предлагаю нам всем собраться в кафе и отметить Рождество! Возражения не принимаются!». Леви, слушая радостные обсуждения и вопросы о ценах, времени и дресс-коде, с чувством выполненного долга протирал руки салфеткой и прикидывал, через сколько часов его гениальный план возымеет эффект, но был отвлечён от своих дум нежной, но крепкой ладонью Ханджи на своём плече: — А ты куда собрался? — ласково вопросила учитель Зое. — В смысле? — Леви всё ещё витал в предвкушении будущего отмщения. — Ты отметишь Рождество с нами, — уже более не вопрошала, а утверждала ласковая учитель Зое. Леви с настороженностью взглянул в её пылающие восторгом глаза и подозрительно румянящиеся щёки. — С чего вдруг? Я не учитель, — ответил Леви, сбрасывая с своего плеча её ладонь и пшикая на него антисептиком. — Ты часть нашей компании! — удивилась Ханджи. Леви открыл было рот, но тут на них уставились остальные. Нанаба улыбнулась сочувственно, но открыто, и у Моблита взгляд тоже говорил: «Ну что вы, мистер Леви, не стесняйтесь!», Майк хмыкнул из-под своей чёлки, как бы успокаивая: «Не робей, мужик». Леви в жизни своей ничего не стеснялся и не перед кем не робел, так что подобные попытки возымели обратный эффект. Цокнув языком, он положил швабру на плечо и ушёл из учительской. Ханджи с полным непонимания и растерянности взглядом обвела товарищей-учителей, не зная, что и делать. Вечером того же дня учитель Смит объявил, что Леви проведёт Рождество с ними. На вопросы, как ему удалось уговорить его, учитель Смит лишь загадочно улыбался, как бывало всегда, когда он не хотел делиться своими секретами. Отмечать праздник они решили двадцать пятого числа, поскольку это была пятница, а вечером 24-го все готовились к последним контрольным в этом семестре. Вот так бедные учителя тоже не отдыхают в периоды экзаменов! Ну и наконец, вечером 25-го, сидя здесь, в тёплой компании, Леви пытался понять, какой же неясной силой обладал этот опасный, в общем-то, человек. Он не сказал ничего такого, просто спросил, почему Леви не хочет идти, и когда тот сказал, что у него дела, спросил, не смогут ли они подождать ещё вечер. Он сказал, что очень хотел бы, чтобы Леви провёл праздник с ними. Леви посмотрел ему в глаза и согласился. И даже не пожалел о своём решении, когда эти ясные голубые глаза засветились радостью. Музыка и смех наполняли кафе, где они расположились; Моблит увлечённо что-то рассказывал, вызывая время от времени восторженные возгласы у Ханджи и заинтересованные охи четы Захариасов, Ханджи подталкивала всех спеть в караоке, Майк и Эрвин иногда о чём-то тихо переговаривались и оба посмеивались каким-то общим шуткам. Леви сидел рядом с Эрвином и молча ел, рассматривая их всех. Он наслаждался их обществом, неожиданно открылось ему, когда Эрвин рассмеялся от какой-то шутки Ханджи, а Нанаба хлопотала, чтобы всем досталось поровну вкусностей с их общего стола. Во время тостов Майк с уважением и почтением чокался с Леви бокалом — его невидимая борьба против выскочки Зика не осталась незамеченной, хоть Леви и не пытался скрыть от кого-либо, что чёрную полосу учителя Йегера возглавлял именно он. Ханджи то и дело заставляла Леви отвечать ей, говоря несусветную чепуху, а Эрвин улыбался, слушая их. Хоть Леви и не привык быть частью такой шумной и весёлой компании, он всё же не чувствовал неловкость; наоборот, ему казалось, что он обрёл нечто такое, чего у него ещё не было. — Тайный Санта! Вскрываемся! — провозгласила Нанаба. — Чем? — Ханджи восторженно смотрела то на нож, то на вилку. — Три туза, — ответил Майк, достав неизвестно откуда карты и проводя с Эрвином уже вторую партию. — Чего?.. — не понял Леви, сожалея, что он не пьёт алкоголь, ведь данную картину с лёгкостью можно было бы списать на него. Порешили, что самостоятельно открывать, кто кому дарил подарок, не станут, а будут угадывать. Нанаба тоном серьёзной математички сказала, что в этом и смысл игры. Достали пакет, куда всю прошедшую неделю складывали подарки с указанием получателя, и стали распределять. — Шампунь?! — Ханджи вертела в руках упаковку с ёлочками и бенгальскими огнями в мыльных пузырях, витающих на картинке. — Леви, бог ты мой, хватит намекать, что я воняю! — Я никогда не намекал, — ответил Леви, невозмутимо отпивая свой сок, — а говорил прямо. И я не твой тайный Санта. — Да быть того не может, чистюля, — рассмеялась Ханджи. Леви, поймав взгляд Майка, промолчал. От кого Леви в подарок получил сборник новогодних сказок и тёмный шоколад, Леви не угадал, зато после, столкнувшись с Майком перед туалетом, они пожали друг другу руки как люди, глубоко друг друга понимающие. Иногда эксперименты Ханджи заходили слишком далеко, и их чувствительные носы и натуры просто не способны их выдержать. — Иногда мне кажется, что у тебя дома уже целый винный погреб, — заметила Нанаба. Эрвин, читая надпись на французском на бутылке белого полусухого, улыбнулся. — Так нечестно! Я вот тебе микроскоп подарила, а ты мне — шампунь! — не унималась Ханджи. Нанаба и Эрвин с интересом посмотрели на Леви. Тот пожал плечами. — Да не я тебе его подарил, очкастая. — А кто? — протянула Ханджи и тут-то поймала взгляд Майка из-под чёлки. Тот, усмехнувшись, уставился на гирлянды. — Ах вы!.. — Скажите, а зачем Ханджи подарила вам микроскоп? — Нанаба наклонилась к Леви, пока Ханджи пыталась закидать Майка имбирём. — Да потому что у него день рождения! — между попытками вырубить обонятельные рецепторы Майка ответила вместо Леви Ханджи. Тот невозмутимо жевал салатик. — Сегодня? А почему вы нам не сказали, Леви? — удивился Эрвин. — Я не отмечаю дни рождения, — ответил он и покосился на Ханджи, — а микроскоп мне не нужен, что я, пыль буду через него рассматривать? — Да, и будешь ещё тщательнее проводить уборку, — мечтательно вздохнула та. Уже поздно ночью, когда все начали расходиться, Леви несколько раз проклял про себя Ханджи. Нанаба и Майк обняли его (Майк обнял и за себя, и за жену) и пожелали ему (Нанаба говорила за двоих) счастья и успехов и пообещали (опять же, от лица Майка говорила Нанаба), что не оставят его без символического подарка на день рождения. Моблит горячо пожал ему руку и пьяно поблагодарил за то, что он следит за порядком в их школе, ведь даже и учитель Зое теперь более ответственно подходит к своим экспериментам, а то раньше в лаборантскую без противогаза и войти-то было нельзя, мы вам так благодарны, мистер Леви, пожалуйста, оставайтесь с нами всегда, мы вас так любим... и прочий пьяный лепет, который доносился до тех пор, пока Ханджи не скрылась за поворотом, закинув Моблита себе на плечо. А Эрвин, пока Леви пытался отделаться от нежданных поздравлений, куда-то скрылся. Леви думал, если честно, что они снова дойдут до дома Эрвина вдвоём и там распрощаются, но, похоже, он слишком много думал. Он отправился в ту сторону один, потому что оттуда было ближе добираться до станции. Вдруг ему пришло сообщение от Эрвина: «Подождите меня около моего дома, Леви. Пожалуйста, пока не отправляйтесь к себе», заставив его глупо улыбнуться. Полчаса он мёрз около подъезда Эрвина, пряча руки в карманы куртки и голову в капюшон с искусственным мехом. Куртка была больше ему на два размера, потому что Кенни очень любил приколы, а ещё не умел словами через рот спрашивать о размерах племянника, а потому спросил тогда с чистым изумлением: «Ты настолько мелкий?!». Ноги в узких джинсах и кедах мёрзли, пока он топтался на месте, пытаясь согреться, и сурово ждал Эрвина. «Я пойду, а то электрички скоро перестанут ходить», — написал Леви, когда время почти показывало полночь. Эрвин не отвечал, и Леви побрёл к станции. — Леви! — окликнули его позади. Обернувшись, Леви увидел уже подбежавшего к нему Эрвина. Шарф на его шее размотан, пальто не застёгнуто и даже загипсованная рука не в рукаве; со рта его срывался пар, а сам он улыбался: — Спасибо за ожидание, Леви, я очень торопился. — Вы сдурели в мороз раздетым бегать? — ворчал, не слушая его, Леви и застёгивал ему пальто, затем повязал ему на шее шарф и, стряхнув мелкие снежинки, удивлённо вздрогнул, когда перед носом у него оказалась небольшая тёмно-зелёная коробочка, перевязанная фиолетовой лентой. — С днём рождения, Леви, — улыбнулся Эрвин. Леви поднял на него взгляд, ещё раз оглядывая учителя Смита: пальто криво висит, где-то под ним прячется загипсованная рука, потому что Леви не рискнул самостоятельно просовывать её в рукав, волосы в аккуратной укладке слегка растрепались, а на щеках горел румянец от бега по морозу. Леви одной рукой взял коробочку, а другой, отодвинув рукав пальто, повернул к себе наручные часы на запястье Эрвина. 00:09. — Мой день рождения уже прошёл, — усмехнулся Леви. Эрвин хлопнул себя по лбу. Леви открыл коробку, и в ней оказался чёрный чай неизвестной Леви марки, на первый взгляд, очень дорогой и качественный. Леви таких никогда не пробовал. — Вы где достать-то его сумели в такое время? — Леви закрыл коробку, сурово хмуря брови, чтобы не улыбнуться. — И надо было вам именно сегодня. Завтра или потом, или вообще ничего не дарили бы, я ж ничего не просил. — Я хотел сегодня, Леви, — ответил Эрвин, разглядев в его хмурости улыбку. — Вчера. Нет, сегодня. Пока мы не легли спать, всё ещё сегодня. — Ладно, — сказал Леви. — Спасибо. Он не поднимал взгляд на Эрвина, стирая с поверхности коробки мелкие снежинки большим пальцем, и упорно хмурился. Эрвин глубоко вздохнул, рассматривая чёрную макушку. — Зайдёте ко мне? — предложил Эрвин. — Уже поздно. Кажется, — оба подняли головы и посмотрели в сторону станции, — последняя электричка уже уехала. — Да не надо, — отмахнулся Леви, делая шаг назад, — я пешком дойду. — Леви, — Эрвин улыбался, — я приглашаю вас. — Делать вам больше нечего по ночам, — хмыкнул Леви и первым направился к подъезду. Если он проведёт на улице ещё хоть минуту, он обратится ледышкой. С сосульками на меховом капюшоне и тонкими ножками.