Спектакль: Акт Второй / Acta est fabŭla

Голова раскалывается, нет сил открыть глаза, ощущение реальности куда-то пропало, живот болит, тошнит, где-то отдалённо слышно голоса… кажется, два, или нет, три разных человека что-то обсуждают. Незнакомых. Или знакомых? Почему-то они кажутся такими чужими, но в то же время — до боли в груди родными. «Как же хреново…» — вокруг лишь тьма и пустота. Хочется открыть глаза, но это выше его сил. Тело болит. Каждая клеточка словно горит, обжигает и разъедает. Чьи-то тёплые пальцы опускаются на холодную ладонь. Тяжело. Глубокий выдох, а вместе с ним — случайный болезненный стон. Голоса в ту же секунду замолкают. Давящая тишина… — Вы слышали? — чей-то аккуратный тихий шепот. — К-кажется, да… — отвечает мягкий мелодичный, но слегка хриплый голос. — Я тоже слышал… — неуверенно проговаривает кто-то третий. «Всё-таки трое…» — к чему вообще этот подсчет? Всё тело ужасно ноет и болит, ощущение, словно на нём нет живого места. Хоть глаза и закрыты, всё плывет. Какие-то странные образы, силуэты, тени — всё смазанное и сливается. — Мммхм… — бубнит что-то несвязное и наконец открывает глаза. «Что? Где я? — взгляд быстро пробегается по комнате, оценивая ситуацию: светлые стены, различные приборы, большое окно, белое покрывало, экран, на котором отображается сердцебиение, пульс и температура. Вывод складывается сам собой. — Я в больнице…? Но почему…?» Парень пытается приподняться, но ничего не получается. Видя его тщетные попытки, кто-то из присутствующих аккуратно приподнимает спинку больничной кровати. — Так удобно, Альбедо? — спрашивает голубоглазый блондин, одетый в мягкий бежевый свитер. Он не знает этого человека, но почему-то глядя на него появляется ощущение тепла и уюта. Он пытается что-то сказать, но вместо этого получается очередной набор букв. Увы, сейчас это выше его сил. Он был в сознании всего ничего, и вот, тело вновь погружается в сон. Встревоженные взгляды голубых, алых и янтарных глаз направлены на него. Кто эти люди? Что произошло? Почему так больно? Не получается говорить, и он просто засыпает, надеясь, что проснувшись вновь — всё вспомнит. Как ни странно сон кажется мимолетным. Когда он открывает глаза в этот раз — в палате довольно темно. Кажется, солнце уже село. На его руке кто-то лежит. Парень поворачивает голову — пепельные волосы и алая прядь на макушке. Похоже, это — один из тех людей, кого он видел утром (?) или днем (?)… сколько было времени? Какой день недели? Какое сегодня число? И месяц? Вроде бы, он видел на подоконнике снег… сейчас зима? «Голова раскалывается… ничего не помню… — он поднимает руку, намереваясь приложить ее ко лбу. Взгляд падает на катетер и подключенный к пальцу прибор для измерения пульса. — Отлично, блять… что происходит вообще…?» Оголенное предплечье покрыто мелкими, аккуратно стянутыми скобами, порезами, рваными ранами, так бережно зашитыми врачами и огромным количеством ссадин. — А-Альбедо…? — тот самый мелодичный и немного хриплый голос заставляет его перевести взгляд на говорящего. Юноша уже поднял голову с его руки и сейчас смотрит широко распахнутыми глазами. Он будто бы не верит тому, что видит. В алых глазах собирается влага, и как бы сильно Кадзухе не хотелось сейчас обнять медика, он не может, ведь отлично понимает, что из-за потери воспоминаний любой излишний тактильный контакт может вызывать приступ фобии или расстройства. Видя полную растерянность в голубых глазах, Каэдэхара осознает — избежать амнезии не удалось. — К-как ты себя чувствуешь…? — мягко спрашивает юноша. Хоть он и решил для себя не давить и не вторгаться в личное пространство, но продолжает крепко держать Альбедо за руку, будто бы без этого медик куда-то исчезнет. — Будто меня катком переехало… — слабо и вполголоса проговаривает блондин. — Пить хочу… — он растеряно вертит головой в поиске воды. — Д-да, конечно, одну минуту. Кадзуха встает и отходит в угол комнаты, и лишь сейчас, сопровождая его взглядом, Альбедо замечает, что в палате присутствует ещё один человек — тот самый «уютный» блондин в бежевом свитере. Он спит, сидя на мягком стуле и опираясь головой об стену. Каэдэхара быстро берет пол-литровую бутылку воды и подходит к медику, присаживается около постели, открывает крышку и протягивает бутылку Альбедо. Дрожащая бледная рука кое-как пытается взять эту несчастную бутылку, которая почему-то сейчас ощущается просто неподъемной. Видя сильную растерянность и лёгкую панику в голубых глазах, Кадзуха мягко улыбается: — Всё хорошо, я помогу. Он подносит бутылку к сухим и шершавым губам Альбедо, тот неуверенно приоткрывает рот, всё ещё с осторожностью посматривая на незнакомца. Но жажда берет свое, поэтому забыв об этом странном ощущении и лёгком испуге, он припадает губами к горлышку. Наконец это неприятное чувство сухости уходит, и Альбедо облегченно выдыхает. — Меня зовут Кадзуха Каэдэхара, — мягко и максимально сдержанно проговаривает юноша. Он не знает, какие именно воспоминания остались в голове медика, а какие — нет, не хочет случайно напугать и психологически давить. По парню и без того видно, что он крайне растерян и сбит с толку. — Эм… а меня…? — неуверенно спрашивает, почему-то ожидая негативную реакцию от незнакомца. — Альбедо. Но… я называл тебя просто Бедо… ты разрешал мне так себя называть. — П-прости, но я тебя не помню. — Да, я… знаю… — почему-то на этих словах голос Кадзухи дрогнул. Подавлять эмоции с каждой минутой всё сложнее и сложнее. Хочется обнять его, прижать к себе и никогда не отпускать, но нельзя. С таким перечнем психологических проблем Нигредо запретил нарушать личные границы до тех пор, пока они не будут уверены, что это не воспримется как давление, а видя сильный испуг в «пустых» изумрудно-голубых глазах, Каэдэхара понимает, что сейчас тактильный контакт — точно не то, что нужно. — Доктор говорил, что ты получил сильную травму головы… поэтому, возможно, потеряешь часть воспоминаний… Всё в порядке… я уверен, что они со временем вернутся. — Кадзуха Каэдэхара, да…? — Угу… эм… Альбедо, прости, но… могу я взять тебя за руку…? Я не хочу на тебя давить, но я очень переживал за тебя эти дни, так что мне важно чувствовать твое присутствие… прости мне мой эгоизм… — Бери, — довольно равнодушно и холодно отвечает. — Я хочу спать… — Спи… доктор говорил, что ты можешь чувствовать тошноту, головокружение и сильную сонливость… так что спать — хороший способ отойти от всего этого. — Ты расскажешь мне, что случилось, Кадзуха Каэдэхара…? — Ох… можешь называть меня просто Кадзухой? Или Казу…? Пожалуйста… — А, да, конечно… Как ты сказал? — Тебе нужно поспать, — юноша мягко улыбается и слабо поглаживает Альбедо по руке. — Давай утром поговорим? — М… да, хорошо… «Полагаю, этот юноша прав… — медик закрывает глаза и глубоко выдыхает. Отдаленно он и правда чувствует головокружение и тошноту, так что, возможно, пережить этот неприятный период, находясь во сне — неплохая идея. — Кадзуха Каэдэхара…» Довольно страшно и неприятно проснуться, не осознавая происходящего, не узнавая лиц вокруг, не понимая, кто эти люди и почему они так смотрят, не имея воспоминаний о том, что случилось. Внутри живет лёгкая надежда на то, что после очередного сна он придет в себя и все вспомнит. Убедившись, что Альбедо уснул, Кадзуха выходит из палаты. Юноша опирается об стену и сползает вниз, он поджимает ноги к себе и закусывает губу, руки дрожат, в животе неприятно тянет и болит, нервы вызывают ощущение тошноты. Он забыл. И правда забыл. Он не помнит всего, что между ними было; не помнит того, что он — герой, спасший не одну жизнь в этом теракте; не помнит свою семью и даже имя; не помнит своих чувств, не помнит любви, не помнит Кадзуху. Юноша тихо всхлипывает, справиться с эмоциями сейчас — выше его сил. ~ Венти пока что остаётся в больнице, он пострадал не так сильно, потому что в момент взрыва находился довольно далеко, чего нельзя сказать про Альбедо. Про него уже написано несколько статей в местной прессе, пока медик находился на операции и в реанимации, журналисты брали интервью у людей, которым тот успел помочь. Но пока что, как бы репортёры ни пытались, к Альбедо их никто не пустил. Сяо стоит около стены, скрестив руки на груди. Его голова полностью забита мыслями об амнезии. С одной стороны, кажется, в этом есть свои плюсы, ведь Альбедо забыл не только хорошее, но и плохое; с другой стороны — присутствует страх того, что выбросив кусок своего прошлого, он просто потеряет себя. — Не стоит так нагнетать, — шепотом проговаривает Нигредо. — Да, это тяжело, но повлиять мы никак не можем. Как бы больно ни было, нам всем остаётся только принять ситуацию и помочь моему брату скорее вернуться к нормальной жизни. — Да, понимаю, — Сяо слабо кивает, а затем вздыхает. — Тяжело видеть Шиза таким… — Каким? — психолог переводит взгляд на спящего близнеца. — Он жив, и это — главное. Безумец… вот так сломя голову бежать спасать чужих людей… ох, жизнь его ничему не учит. Учитывая огнестрельное ранение в ногу, он таки смог нарваться на неприятности… Хотя, другого я от него и не ожидал. Кадзуха спит, уложив голову на холодную ладонь Альбедо. Спина затекла, плечи болят, в голове что-то неприятно печёт, а в груди — давит, но он ни за что не уйдёт, он будет спать вот так, сгорбившись и ссутулившись, но ни на секунду не уйдёт. — Кхе-кхе… — со слабым кашлем Альбедо открывает глаза. — Наконец-то ты проснулся… — мягко проговаривает «тот уютный парень», присаживаясь рядом. — Как ты себя чувствуешь…? — Как из комы… ах, да, точно… — слабая, едва уловимая насмешка с самого себя, затем глаза вновь наполняются испугом и растерянностью. — Голова болит… — Ещё бы она у тебя не болела… — Что случилось? И кто вы такие…? — взгляд бегает то на Сяо, то на Нигредо, но задерживается на втором. — Я видел тебя ночью… ты спал в моей палате… ты — мой друг…? — Твой брат, — так спокойно и ровно отвечает психолог, внутри которого сейчас происходит ураган эмоций, но проявлять их ему нельзя. — Близнец, кстати. — А? Э? То есть я выгляжу так же, как и ты…? — Ага, красавчик, да? — …. — Альбедо слабо наклоняет голову и сводит брови, он в полном замешательстве и не может понять, шутят над ним сейчас или нет. — Доктор сказал тебе сейчас нельзя смотреть в экран телефона, компьютера, телевизора и прочее… когда я приду в следующий раз, то принесу с собой наши фотки… ибо зеркалу сейчас лучше не верить, хе-хе. — Как тебя зовут…? — Нигредо. — А тебя…? — он переводит взгляд на стоящего у стены детектива. — Алатус, можно просто Сяо. Мы… в некотором роде мы с тобой коллеги. — В некотором роде…? Ой… кажется, Кадзуха Каэдэхара капает слюной на мою ладонь… — он поворачивает голову и опускает взгляд на спящего на его руке юношу. — Тц, — Нигредо вздыхает, затем слабо усмехается. — Когда мы жили вместе, его подушка всегда была в чем-то влажном. Признаться, у меня были более пошлые мысли. — Жили вместе? Это типо твой бывший что ли? Не слишком ли ты староват для него? — Альбедо приподнимает одну бровь и оценивающе смотрит на брата. — О… это будет длинная история, братец, — психолог мягко улыбается, а затем робко поглаживает близнеца по ноге, прикрытой одеялом. — И, нет, Казу — не мой бывший. Растерянность и страх понемногу пропадают, общение с Нигредо успокаивает. У этого человека словно есть какая-то особая атмосфера или аура, он будто бы является самим воплощением спокойствия. Слово за слово, он понемногу рассказывает Альбедо о «прошлой жизни», он, очевидно, не верит, что воспоминания вернутся, но даже так с улыбкой пересказывает что-то из детства, говорит о семье и друзьях, так ровно и гладко, аккуратно избегая тем, которые, как он считает, лучше не ворошить. — Хм… так вы собираетесь мне рассказать, что вообще произошло…? Как я оказался в больнице…? Что случилось…? — Доктор сказал пока что не поднимать эту тему, но мне понятен твой интерес, — всё так же спокойно говорит Нигредо, с особой любовью смотря в глаза, в которых читается лишь отстраненность и холод. — В двух словах, ты стал одной из жертв теракта. Опустим подробности. Ты ведь тоже врач… должен понимать, что лишняя визуализация тебе сейчас ни к чему. Кадзуха наконец-то поднимает голову. Кажется, он проспал больше двенадцати часов. — А? Э? — он вытирает потекшую слюну и растеряно вертит головой. — А сколько времени…? — Пять, — пожимает плечами Нигредо. — Скоро ужин, раз уж ты пришел в себя, Казу, поможешь Альбедо с едой? Я хочу съездить в порядок себя привести, ну и приготовлю что-то, потом поменяемся, ладно? — Да, конечно! — Славно, — вновь улыбнувшись, психолог направляется на выход. — Спокойной ночи, Альбедо. — С-спокойной… мм… эм… забыл… — Нигредо, — со слабой усмешкой напоминает. — Нигредо и Альбедо… Как стадии алхимии, хех. — Мм… Все так же легко и свободно психолог выходит за дверь, а следом за ним, будто бы прочитав его мысли, выходит и Сяо. Дверь закрылась, ручка щелкнула, и ноги Нигредо тут же согнулись, заставляя буквально упасть на колени на пол. Он упирается ладонями в пыльную холодную плитку, плечи слабо вздрагивают, а глаза тут же наполняются слезами. — Ты устал, — Алатус присаживается на корточки рядом с психологом. — Поехали, я отвезу… — Ничего… — перебивает. — Совсем ничего… ни семьи… ни имени… ни Кадзухи… Сяо… он не помнит ничего… ты видел его глаза…? Мы для него чужие… абсолютно чужие люди… он напуган… растерян… не знает, что ему делать, и как дальше жить… он нуждается в нашей помощи и поддержке… но мы для него — никто… просто никто… не было ничего… два года усердной работы… долгие годы борьбы с самим собой… всё, что было между нами… все ссоры и примирения… Скар… Флео… он не помнит ничего… для него ничего не было… он… он… такой холодный и… такой чужой… — Тише… — Сяо мягко обнимает Нигредо, позволяя тому чуть ли не впервые за всё это время наконец выплакаться. — Он нам не чужой… уверен, мы тоже станем ему не чужими… — Ты видел этот взгляд… он боится нас… всех нас… он будто загнанный в угол зверь… ему ужасно страшно… а я… а я… а я ничем не могу помочь… Нет смысла что-то говорить. Нигредо устал, он истощен морально и физически, ему просто нужно кому-то выплакаться, и этим «кем-то» стал для него Сяо.