***
Всё-таки пары дней отгула Алатусу не хватило, он вышел на работу лишь спустя неделю. Детектив сидит в своем кабинете, просматривая итоги допроса и материалы по делу об убийстве Ноэлль. — Наставник! Наконец-то ты вернулся! Как адвокат? Как Альбедо? — стоило Хэйдзо войти в помещение, Сяо обреченно вздыхает. — Я уже и отвык от того, насколько ты шумный. — Ой, прости, я просто… соскучился как-то… без тебя в участке совсем не то. — Вот тут согласен, — в кабинет проходит Чун Юнь. — Не хватало твоей некой странной ауры. — И вечно недовольного лица, — дополняет Дайнслейф. Вернуться в участок — как глоток свежего воздуха. Все эти переживания и нервы, жизнь в пустой квартире и тяжелая атмосфера в палате судмедэксперта ужасно давят. — Сяо, тебя Райдэн вызывает, — Люмин заглядывает и бегло осматривает всех присутствующих. — А, Хэйдзо, там адвокат Сян Лин пришел, хочет с тобой поговорить. — О, иду, — Сиканоин пулей вылетает из кабинета. — И что ей надо от меня… — раздражённо шипит Алатус, уже направляясь на выход. — Не знаю, — Люмин отвечает на риторический вопрос. — Но, кажется, она на тебя очень злится. — М, супер, надеюсь, меня уволят. Такой отстранённый и холодный разговор, и Сяо уже быстрым шагом идет в сторону ступенек. Ещё несколько шагов, и он стучит в кабинет. — Входи, Алатус. «Раздражает…» — детектив проходит в кабинет и становится около стола. — Присаживайтесь, лейтенант. — Благодарю. — У меня к тебе важный разговор, — она упирается локтями в стол и глубоко вздыхает. — Для начала расставим все точки. Да, ты мне не особо симпатизируешь, особенно после того, как по твоей вине, если вообще уместно так говорить, мой сын был приговорён к смерти. Ты поступил правильно, по закону и все дела, но я всё-таки его мать, так что, очевидно, держу на тебя обиду. На этом всё. — Вы ведёте себя непрофессионально… — Да, я знаю. Это просто было лирическое отступление, чтобы ты понимал, почему я отношусь к тебе так, как отношусь. — Вы вызвали меня для этого? — Нет, — мимолетный страх, пробежавший в глазах женщины, вдруг заставил Алатуса вздрогнуть. — Что-то случилось? — Дело Синьоры… оно ведь у тебя? — Хах… — вот оно что, очевидно, Райдэн собирается просить его закрыть дело. Только к чему формальность? — Да, у меня. — Я отдам дело Дайнслейфу и объявлю об этом официально. — Хах, я понял, — Сяо поднимается и слегка истерично усмехается. — Я свободен? — Это не всё, лейтенант. — Мм? — Официально дело будет у Дайна, так что журналисты будут следить за ним. А неофициально дело остаётся за тобой. Я хочу, чтобы ты нашел всё, что сможешь найти. Про нее, про ее сына, про тот приют, про человека, убившего ее. Только никакой утечки быть не должно. С тобой в кабинете сидит Чун Юнь. Он в отношениях с Син Цю, так что следи за словами. Этот разговор должен остаться только между нами. — И, я так понимаю, отказаться я не могу, да? — Этот человек убил твою сестру, — напоминает Райдэн. — Ты уверен, что хочешь отказаться? — Нет. — Тогда договорились? — Эи протягивает Алатусу руку. — Только между нами, Сяо. И… я предоставлю тебе свой ключ. У тебя будет доступ ко всей базе. В обход официальных запросов. — Договорились.***
Альбедо сидит на больничной койке полулежа, совсем недавно ему укололи обезболивающие, так что медик совсем ничего не чувствует. Он все так же растерян и сбит с толку, его окружают чужие люди, которые, хоть и кажутся близкими, но остаются незнакомыми. От этого появляется неприятное чувство одиночества и тоски. Он пришел в себя в мире, где у него нет ничего. Страшно. Синий карандаш скользит по белому листу альбома. Рука с катетером держит альбом, вторая — карандаш. Штрих за штрихом он рисует образ, который внезапно всплыл в голове. Удивительно спокойно. Кажется, впервые с того момента, как он очнулся, его оставили наедине с собой. Он ощущает себя так, будто бы сидит на краю пропасти, впереди нет ничего, только тьма. «Ну и кто это…?» — Альбедо слабо морщится, всматриваясь в нарисованный цветными карандашами портрет. — Можно…? — с тихим стуком в палату заглядывает Нигредо. — Угу. Альбедо опускает альбом и случайно роняет карандаш на пол. Он тут же поворачивается, намереваясь поднять, совсем забыв о своем положении. — Тише, я подниму, — мягко проговаривает Нигредо, уже наклоняясь за карандашом. — Вижу, не зря Казу тебе карандаши и альбом привёз. — Когда он сказал, что я умею рисовать, я думал, что мой потолок — треугольное солнце в углу листа. Но, по итогу, вот, — он протягивает альбом брату. — Не знаю, кто это, просто откуда-то это лицо есть в моей голове. — Мм… — Нигредо принимает альбом и опускает взгляд: на листе так небрежно, из-за дрожи в руках, нарисовано такое дорогое сердцу лицо. — Это мой муж. — Оу… прости… не знаю, почему он всплыл в моей памяти. — Ничего, — улыбается и убирает альбом в сторону. — Я приготовил сегодня пюрешку и супчик. Я, конечно, не повар, но немного лучше больничной еды готовлю. Покушаешь? — Не голоден… — Давай хотя бы чуть-чуть, ты принимаешь много лекарств, так что не стоит игнорировать приёмы пищи. — А где… эм… Кадзуха Каэдэхара…? — Скоро придет, он на работе, но ночевать будет с тобой, если ты не против. Как ты себя чувствуешь? — В порядке… Доктор говорит, что когда выпишет меня, то ещё какое-то время мне придется пить таблетки, а из-за ранения в ногу я буду хромать. Такой себе доктор Хаус на минималках, получается. — Хех, твои клиенты не особо привередливы. Ввиду того, что они мертвы, конечно. — О, очевидно, я — мастер своего дела раз ни один мёртвый не восстал. — Ну как «ни один»… Ты, вот, восстал. По крайней мере выглядишь именно так. — Иронично слышать это от близнеца. Нигредо облегченно выдыхает и усмехается. Эта непринужденная беседа на две минуты с такой лёгкостью вдохновила его на то, что все будет в порядке, так просто развеяла тревоги и подарила надежду. — Кстати, Нигредо… А как выглядит наша мама? — Мм… ну… она была выше нас ростом где-то на голову… светлые волосы и голубые глаза… я бы показал тебе фото, но… — Хм… значит, не она. — Что? — Пока тебя не было, приходила женщина… расспрашивала всякое. Она сразу не представилась, а когда поняла, что я ничего не помню, то сказала, что она — моя мама…