Спектакль: Акт Второй / Acta est fabŭla

Семья Венти проживает в пригороде: довольно тесный двухкомнатный домик, маленькая кухня, узкий коридор. Весь интерьер в приятных бежевых тонах, дом украшен большим количеством гирлянд и разноцветных огней. Играет тихая и спокойная музыка. Сяо не помнит, когда в последний раз он встречал Новый год в кругу семьи или хотя бы обедал вместе с родителями за одним столом. Отношения между Венти и его мамой кажутся уютными, хоть детектив и помнит, что в школьные годы женщина заставляла сына ходить в «Селестию» и не доверяла ему. Кажется, сейчас она больше не интересуется религией либо просто бросила попытки навязать свое мнение Барбатосу. Одетый в черную рубашку, черные штаны, белые носки с котами и Новогоднюю красную шапку с помпоном, Сяо сидит за обеденным столом, немного нервно закусывая губу. Венти сидит рядом, на нём — красно-зелёный вязанный свитер, коричневые штаны и точно такие же, как у Алатуса, носки. Заставить детектива прийти в парных свитерах не получилось, но кое-как Барбатос уговорил его на одинаковые носки с котами. Мама адвоката особо не заморачивалась по поводу наряда, она решила встречать Новый год в домашнем халате. Её новый муж последовал примеру женщины, так что тоже «по-домашнему». — Ну и где сестра? — с усмешкой спрашивает Венти, постукивая пальцем по бокалу с шампанским. — Отпросилась встречать с подругами, — пожимает плечами женщина. — Пха, понял. — Венти, сынок, может, расскажешь что-то хоть о своей жизни? Мы с тобой так мало общаемся последнее время… — Последнее время ты «жила» у меня в палате, — напоминает адвокат. — Ты уже вытрясла из меня всю информацию. Тебе бы допросы проводить. — Не груби матери, — фыркает и скрещивает руки на груди. — Я ведь забочусь о тебе. Кстати, как твое самочувствие? Хорошо кушаешь? — Да, я в порядке, мам. — Посмотри, какой у тебя хорошенький парень? Тебе нужно кушать хорошо… — Мама! — А что такого? — искренне удивляется и пожимает плечами. — Для мужчин воздержание очень вредно, нельзя, чтобы… — Мама! — Почему ты так нервничаешь? Мы ведь все тут взрослые люди. Или думаешь, что я не догадываюсь о том, что вы спите? Нет ничего такого… — Дорогая, — мужчина опускает руку на колено своей жены, — не смущай своего сына. Конечно, он уже взрослый, но ты действительно думаешь, что у него есть желание обсуждать свою сексуальную жизнь с мамой, да ещё и за Новогодним столом? Адвокат опускает голову и вздыхает. Он уже и забыл, как же часто мама заставляла его краснеть. По характеру она настолько простая, что совсем не думает о том, что говорить, да ещё и искренне не понимает, почему людям вокруг стыдно. Неловкую паузу прерывает телефонный звонок. Кажется, в этот момент все вздохнули с облегчением. Алатус встает из-за стола и отвечает, удаляясь в другую комнату. «Хоть бы это был звонок с работы…» — Венти мысленно молится всем богам, надеясь, что сейчас Сяо вернётся и скажет, что нужно ехать на работу. — Сынок, — женщина робко оглядывается, чтобы убедиться, что Алатус отошел достаточно далеко, затем придвигается ближе к уху Барбатоса, — а кто в вашей паре актив? — …. — Венти одаривает её весьма пронизывающим и до дрожи пробирающим взглядом. Его лицо не выражает никаких эмоций, кроме раздражения. Алатус возвращается на кухню, и адвокат переводит на него взгляд полный надежды, мысленно умоляя парня сказать, что нужно срочно ехать на работу. — Венти, прости, — Сяо слабо вздыхает, затем поворачивает голову на родителей, — к сожалению, мне нужно ехать… На работе серьёзное дело… — Тц, вот же не сидится преступникам дома в Новогоднюю ночь, — разочарованно вздыхает женщина. — Минутку, я быстренько соберу вам с собой еды. Уже через пять минут они покинули дом. Сяо садится за руль, Венти — рядом. Адвокат облегченно вздыхает и откидывается на спинку: — Блять, прости, пожалуйста, за этот цирк, что моя мама устроила… Иногда мне кажется, что она вообще не соображает, что и когда можно говорить. — Да всё в порядке, она очень милая и забавная, — отмахнулся, — поехали. — Что-то случилось на работе, да? — Нет, — пожимает плечами, — мы не на работу. — Что? А куда? — На место происшествия поедем сразу. — А что случилось? — Убийство, — так легко и свободно проговаривает. — Случилось оно уже давно, пару лет назад, но едем мы только сейчас. — Э… что? — адвокат наклоняет голову в бок. — Это как…? — Вот и посмотрим. — Ты ведёшь себя странно… — Венти сводит брови и вопросительно смотрит на водителя. — Ситуация вынуждает, не бери в голову. *** Нигредо сидит на краю постели, где мирно спит его брат. Психолог обнимает Скарамуччу, стоящего рядом, утыкается лицом в его живот и зарывается в мягкую ткань чёрного худи. Он устал, но брюнет так нежно гладит его по волосам и слабо улыбается, что большего и не нужно. — Всё будет хорошо, — тихо шепчет, перебирая мягкие пряди. — Скар… ты ведь не бросишь меня, да…? — еле слышно проговаривает, не отстраняясь от мягкой кофты. — Что? Странный вопрос… конечно, нет. — Прости, я не должен был такого спрашивать… Не хочу, чтобы казалось, что я манипулирую или ещё что… непрофессионально… — усмехается сам с себя. — Глупый, — брюнет поглаживает возлюбленного по голове, — я уже говорил, чтобы ты выключал психолога дома. — Думаю, придется задержаться… наверное, снова открою кабинет здесь… на полное восстановление после такой травмы уйдёт порядка восьми месяцев… я не смогу уехать, зная, что он ещё не полностью здоров. Вдруг что случится… потеряет сознание на работе… вспомнит что-то неприятное… панические атаки или обсессии… я должен быть рядом… так что… — Я всё понимаю. — Тебе придется просто сидеть дома… взаперти. Кажется, запирать в своей квартире милых мальчиков у нас с Альбедо семейное, хех… — Буду твоей домохозяйкой, получается, — задумчиво протягивает брюнет. — Ладно, найду какую-то удаленную работу… не смогу сидеть без дела. — Я хочу снять квартиру где-то в этом районе… но… из-за того, что он вспомнил твое лицо… прости, но мне немного не по себе… такое неприятное чувство, будто от меня вот-вот ускользнет что-то важное… — Не накручивай себя, — Скарамучча опускает ладони на щеки блондина и поднимает его лицо вверх, — никуда «оно» не ускользнет. Парень мягко целует Нигредо в нос и едва заметно улыбается. Он не привык проявлять свои эмоции и чувства, но, кажется, сейчас психологу это нужно. Словно вспомнив о чем-то важном, блондин вдруг вздрагивает. Он опускает взгляд на часы: — Ой, пора уже… Как думаешь, разбудить Альбедо? — Уже? Как быстро время прошло… не знаю даже. В комнату тихо проходит Кадзуха: — Я вернулся, спасибо, что посидели с ним… — Казу, — решив, что лучше, чем Каэдэхара, Альбедо никто из присутствующих не знает, Нигредо обращается к нему, — мы едем к Сяо, как думаешь, стоит ли взять Альбедо? Думаю, Венти соскучился… да и Альбедо не помешало бы развеяться. Но с другой стороны, если мы уедем только вдвоем со Скаром, то вы сможете побыть наедине… но будет как-то некрасиво… Сяо и Альбедо приглашал… — Я не знаю… — Кадзуха вздыхает, ощущая себя максимально бесполезным. — Вот и я не знаю… — Я бы позвал… ну, хотя бы предложил ему, — тихо говорит Скарамучча, стараясь не смотреть на спящего Альбедо. — Будет как-то неправильно уехать… пусть он и не помнит всех нас, он ведь остаётся нашим… мм… другом. — Думаешь, ему не будет неуютно в компании чужих людей…? — Думаю, это будет одно из хороших и приятных новых воспоминаний, — с грустью продолжает Скарамучча. — Пусть он не помнит прошлого, но ведь мы можем подарить ему новые воспоминания, нет…? — Пожалуй, ты прав, — психолог усмехается сам с себя, — что-то я совсем растерялся, раз очевидного не понимаю… вернее, не подумал об очевидном. Блондин склонятся над близнецом и кладет руку ему на плечо: — Братец, вставай. Долго будить не пришлось, медик почти сразу проснулся, видимо, его сон стал довольно чутким. Он поднимает уставший взгляд на Нигредо, затем переводит на Кадзуху, потом — на Скарамуччу. Растеряно осматривает комнату, пытаясь понять, где он находится, и только потом неуверенно отвечает: — Д-доброе утро? — Доброе, через два часа Новый год… наши друзья пригласили нас встретить вместе. И тебя тоже… понимаю, что мы все для тебя — чужие люди, так что давить не стану, но… — Хорошо, — перебивает. — Только… эм… поможешь мне собраться? Не в пижаме же ехать… а сам я буду до следующего Нового года переодеваться. — Конечно. Кадзуха молча наблюдает за происходящим, мысленно ненавидя себя за то, что ему не хватает смелости сказать, что он бы хотел сам помочь Альбедо. Хотел бы… но как же больно. Этот взгляд такой холодный и неживой, отрешенный и равнодушный. Сердце буквально разрывается на части, когда медик смотрит вот так. А ещё… этот пресловутый портрет. Из головы никак не идет, что за все эти два года Альбедо рисовал что угодно и кого угодно, но только не Кадзуху. Почему? Неужели настолько обидел? Настолько «не заслужил»? Настолько всё равно…? И сейчас, взгляд, которым он посмотрел на Скарамуччу… больно. Каэдэхара закусывает губу, пытаясь переключиться с душевной боли на физическую. Ему искренне хочется уйти, бежать, спрятаться куда-то, просто вычеркнуть это всё из своей жизни. Он больше не нужен Альбедо, рядом с ним — брат и его возлюбленный, а Кадзуха… он просто не нужен. — Вот так, — Нигредо застегивает мягкую бежевую зимнюю куртку, надетую на брата, затем перекидывает на шею шарф. — Удобно? — Да, спасибо. Со стороны они выглядят как настоящая семья, два брата, которые друг друга любят и заботятся. Семья, которой у Кадзухи никогда не было. В голове вдруг всплывает воспоминание, как Альбедо с лёгкостью отбил Каэдэхару от напавших в переулке парней, или как недавно заступился за него возле универа. «Тогда… ты был моей семьей… а сейчас…? — он смотрит на сидящего на кровати уже одетого в верхнюю одежду Альбедо, и завязывающего ему шнурки на ботинках Нигредо. — Кто ты такой…? Ты больше не моя семья… Как и я — не твоя… мы больше друг другу никто… зачем это всё продолжать…» — Если ты просто будешь стоять и жалеть себя, то ничего не изменится, — холодно проговаривает Скарамучча. — Ему сейчас куда тяжелее, чем всем нам. Но он старается. — Я не спрашивал твоего мнения, — шипит на него Кадзуха. — Была бы моя воля, я бы тебя на порог дома не пустил. Фыркнув, он уходит в коридор и быстро надевает верхнюю одежду. «Раздражает… Как же он раздражает…» — Казу? — звучит такой родной голос, с лёгкостью избавляя юношу от раздражения и ненависти. «Он назвал меня Казу…? Или это был Нигредо…? Нет, я бы точно не перепутал…» Каэдэхара влетает в комнату и смотрит на медика широко распахнутыми глазами: — Т-ты звал меня…? — Да… извини, что прошу тебя… но не мог бы ты помочь мне с… эм… дойти до машины и вообще… — его голос тухнет с каждым словом. Кажется, ему неловко за свое положение, но из всех троих выбор пал именно на Кадзуху. — Конечно! *** До Нового года осталось меньше часа, во дворе полицейского участка так тихо и спокойно, даже как-то непривычно. Свет в лаборатории не горит, как и в самом здании полиции. Лишь только в одном кабинете на первом этаже включена лампа. — Тц, Хэй, ты забыл выключить свет, — раздраженно проговаривает лис, стоя возле той самой лавочки. — Участок не обеднеет, — отмахнулся Сиканоин. Снег медленно опускается на спящую землю и двух парней, которые, по какой-то причине решили заставить весь двор снеговиками. В кабинете пусто, около рабочего телефона лежит смартфон Тигнари со включенным звонком Хэйдзо. Так они решили, что не пропустят, если на рабочий номер поступит вызов. А сами же — вышли во двор и вот уже который час заставляют территорию разного размера снеговиками. — Хотел бы увидеть лицо Райдэн, когда она послезавтра на работу придет, — усмехается Сиканоин, стряхивая снег с бордовой куртки. — Надеюсь, она вызовет нас к себе и объявит «выговор за снеговиков». Это даже звучит, как сюр. Было бы и правда интересно, — соглашается лис, украшая одного из снеговиков гирляндой на батарейках. — Зато Новый год встречаем не в одиночестве. Хотя, если поступит вызов, нам придется оставить этих ребяток. — Как показывает статистика, вызовы полиции обычно происходят на следующий день после Новогодней ночи, так что, сомневаюсь, что сегодня звонок будет. — Смотри, я слепил снеговика с ушками! Давай назовём его Снегонари? Или Тигнавик? — А хвостик где? Не канон. — Синяков ему тоже добавить? Ну так, для большей каноничности. — Чтобы человек потерял сознание, достаточно правильно пережать сонную артерию всего на десять секунд в среднем, — холодно проговаривает фенек, накручивая на руки гирлянду. — Иногда — восемь секунд, иногда — четырнадцать. Давай проверим сколько нужно тебе? Я же медик… — он подходит к детективу впритык и расплывается в ехидной и немного угрожающей улыбке. — Доверься мне, я смогу всё сделать правильно. — Ладно-ладно, шутка не удалась, — Сиканоин поднимает руки вверх, словно сдается. — Хотя, ты же любишь несмешные шутки. — Хэй, ты бессмертный или что? — Прости-прости, вырвалось. Хоть это и не самое худшее, что может вырваться из меня после столовской еды. — Заведи себе жену. — Ой всё, — отмахнулся и повернулся к снеговику с большими белыми ушами. — А вот Тигновик меня любит, не то, что этот противный зеленый лис. Медик берет с лавочки немного снега и делает из него аккуратный и красивый шарик. Он поднимает взгляд на Хэйдзо — тот продолжает обсуждать Тигнари со снеговиком. Фенек фыркает, и гладкий и идеальный снежок летит прямо в Сиканоина. — Ах, — детектив хватается за грудь, — сражен на повал в самое сердце. — Пф. Мгновение, и в лиса летит ответный снежок. А потом ещё… и ещё… Вывалявшись в снегу с ног до головы, несколько раз мокнув друг друга головой в сугроб и засыпав снега за шиворот, они наконец прекратили этот странный бой. Фенек поднимается на ровные ноги и стряхивает с себя снег, затем протягивает руку Хэйдзо, тот с радостью принимает помощь друга и встает. — У тебя руки замерзли… — с неким разочарованием вздыхает фенек. — Можешь погреть об мой хвост. А я закончу-таки с гирляндами, не хотелось бы подвести детектива. — Спасибо. Пока Тигнари быстро «наводит красоту» из гирлянд на снеговиках, Хэйдзо послушно запускает руки в пушистый хвост: такой мягкий и гладкий, а главное — теплый. В голове невольно всплывают воспоминания со школьных лет, и он слабо усмехается. — Нари, а помнишь… — поддавшись ностальгии, начинает детектив, но его перебивают. — Ничего не было.