13 лет назад
Уже привычная светлая комната, больше напоминающая ему камеру-одиночку, белые стены и мягкая кровать, какие-то приборы около постели, бежевые простыни и светло-голубая пижама в клеточку. Голова перевязана бинтом, пепельные волосы неаккуратно выстрижены на боку — как напоминание о проведенной не так давно операции. Мальчик свешивает ноги с высокой постели, но до пола всё ещё не достаёт. Он знает, что упадёт, как только попытается встать, но как же надоело лежать. Ребенок робко ступает на холодный пол, ноги тут же складываются, и он опускается на плитку на колени. В ту же секунду дверь в палату открывается, и перед ним вновь стоит она — женщина, которую он, по непонятной для себя причине, боится. Сегодня она пришла не одна: за её спиной стоит высокий мужчина со светлыми волосами, почему-то напоминающими ребенку лёд, и алыми, как рубин, глазами. — Я же говорила, что он будет в порядке, — проговаривает женщина, протягивая руку к ребенку. Не в силах сдержать эмоции, мальчик отползает назад, вжимается спиной в постель и начинает плакать, понимая, что бежать некуда. Ему страшно, он дрожит, его руки трясутся, а она так холодно смотрит на него, равнодушно и с неким презрением. — Не трогай его, — довольно строго говорит мужчина, одергивая женщину назад. — Не видишь что ли, что он напуган. — Пхах, — она скрещивает руки на груди и одаривает собеседника пронизывающим взглядом. — Как видишь, теперь он не овощ, скажу больше — через пару недель он будет чувствовать себя здоровее всех здоровых, а через пару лет он станет просто гением. И это все благодаря мне. Я выполнила свою часть уговора, так что теперь… — она расплывается в ехидной улыбке. — Ты уж постарайся и выполни свою. Моему мальчику уже совсем скоро шестнадцать. Надеюсь, что могу на тебя расчитывать. Удобно, конечно, что ты его учитель, но нужно придумать более правдоподобную историю. — Хорошо, что нужно делать? — А, об этом, — она опускает ладонь на его плечо и придвигается ближе к его уху, — потом скажу. Женщина уходит, оставляя мужчину наедине с напуганным мальчиком. Видя, что она ушла, в алых глазах ребенка проскакивает слабое облегчение. Он явно боится её, причем довольно сильно. Мальчик поворачивает голову на мужчину: высокий, кажется строгим, одет в черную рубашку, брюки и белый халат. Ребенок быстро приходит к выводу, что перед ним — очередной врач. — Вы доктор…? — спрашивает, перебарывая робость. — Ты можешь называть меня Доктор, Кадзуха, — мужчина мягко улыбается и присаживается рядом с ребенком на корточки. — Как ты себя чувствуешь? — Голова болит… — Понимаю… — он сочувственно качает головой, затем опускает ладонь на щеку мальчика и вытирает слезы. — Это скоро пройдёт. Потерпи немного. — Доктор… Вы не знаете, почему моя мама не приходит? Мужчина отводит взгляд в сторону, пытаясь подобрать правильные слова, но ничего не приходит в голову. — Твоя мама просто занята, она обязательно придет. Ты поправишься и вернёшься в дом Каэдэхар- — Нет, — перебивает. — Я про свою родную маму… она отдала меня в приют, потому что не любит? — Нет, это не так, — подавляя сильную боль в груди, он продолжает мягко улыбаться. — Твоя мама тебя очень любит, но обстоятельства сложились так, что она не может быть с тобой. Иногда такое случается. К сожалению. — Мою маму зовут Розалина, да? Я уже научился писать её имя, хотите покажу? Дотторе опешил. Он смотрит на сына широко распахнутыми глазами, искренне не понимая, откуда у него такая информация. Разве Синьора виделась с ним? Разве есть хоть кто-то, кто знает, что Кадзуха — её сын? Не может быть. — Написал… — проговаривает мальчик, показывая неровно написанное имя Синьоры желтым мелком на белой плитке. — К-какой ты умница, — он поглаживает мальчика по голове, избегая травмированной области. — Это тебе госпожа Рэйндоттир сказала, что твою маму зовут так? — Не-а, — с улыбкой отвечает мальчик. — Мне сказал мой новый друг. Он и сейчас здесь, но почему-то его никто не замечает. — Что? В каком смысле? Можешь показать, где именно он находится? Я бы очень хотел с ним познакомиться. — Да, — воодушевлённо отвечает ребенок и прикладывает указательный палец к красному пятну на белоснежном бинте на своей голове. — Он здесь. Прямо тут. И он знает всё.***
Нигредо проходит в комнату и обессилено падает лицом в ноги Скарамуччи, сидящего на диване. Они сняли эту квартиру, как только нашли. Она находится в паре минут ходьбы от Альбедо. Оставлять брата одного было тяжело, но Кадзуха казался надежным, а давить и навязываться не хотелось, так что психолог всё же решил съехать, а теперь… теперь, когда он знает, что Каэдэхара испытывает нездоровые чувства к Альбедо, становится страшно, но вернуться они не могут. В этой комнате довольно мало мебели: угловой диван, который можно разложить, круглый столик, телевизор на стене, несколько полочек и стеклянная дверь на просторный балкон, с которого видно окно квартиры Альбедо. Психолог тихо мычит и зарывается лицом в мягкие домашние штаны Скарамуччи. Тот усмехается и опускает руку возлюбленному на голову, мягко поглаживает и едва заметно вздыхает: — Тяжелый день? — Очень… чувствую себя морально истощенным и разбитым. — Ого… нечасто у тебя такое от клиентов. Что-то серьезное? — Угу… — поворачивается на бок и утыкается парню в живот. — Прости, я не могу тебе рассказать. — Да, я понимаю, так что спрашивать не стану. Эм… хочешь, могу заварить тебе чаю или ещё что? Может, снова ванну набрать? Кажется, в прошлый раз помогло. — В этот раз не поможет… — вздыхает. — Как думаешь, если обратиться к «Ордену», может, они смогут помочь Альбедо скорее вернуть память? — Мм? Разве не ты говорил, что всё должно быть постепенно? Типо через психотерапию, аккуратно и всё такое? — Да… я… это была минутка эгоизма, забудь. — Что-то серьезное случилось? — Скар аккуратно поглаживает Нигредо по волосам, чувствует, как сильно тот сейчас прижимается к нему, словно обиженный котенок. — Ох, да… нужно, чтобы Альбедо всё вспомнил… Или хотя бы начал вспоминать и меняться. Почему-то мне кажется, что в данной ситуации поможет только это… ну или крайние меры… Ох, прости, врачебная этика, я не могу тебе рассказать полностью, так что просто побудь со мной, пожалуйста… Я отдохну и возьму себя в руки. — Конечно. Переживания за брата, не совсем понятная ситуация с Кадзухой, полное моральное истощение и ощущение какого-то бессилия заставляют Нигредо провалиться в сон. Каэдэхара так и не сказал прямо, но его слов вполне хватило, чтобы психолог всё понял. Нужно продумать для него терапию, хорошо бы подобрать лекарства и уже сейчас приниматься за лечение, этим парень и планирует заняться завтра. Ему тревожно, что сейчас его брат в одной квартире с Кадзухой, сбитый с толку, растерянный, беззащитный, да ещё и считающий себя чужим для всех. Нигредо не может рассказать Скарамучче, не может просто прийти в чужой дом, ведь это проблему не решит. Остаётся лишь надеяться на благоразумие Каэдэхары и будущую терапию. Заметив, что возлюбленный уснул, брюнет аккуратно встает и подкладывает ему под голову подушку. Он бережно укрывает Нигредо пледом, нежно целует в лоб и выходит на балкон. Глубоко вздохнув, он опирается о перила и смотрит на окно квартиры Альбедо. Конечно, с такого расстояния он не видит, что происходит внутри, он лишь видит, что в кухне включён свет, и как дёрнулись занавески. «Разве твоим клиентом был не Кадзуха…? — Скарамучча задумывается, пытаясь найти в памяти расписание приёмов Нигредо за сегодня. — Что он такого сказал тебе, что ты так измотан? Это касается Альбедо? Хм… жаловался на жизнь? Снова ныл, что ему тяжело? Нет, вряд ли тебя так утомило бы это… тут что-то другое…» Нервы берут своё, и Скарамучча закуривает, хоть и обещал себе, что больше не будет. «Надеюсь, Альбедо в безопасности…?» — продолжает смотреть на окно чужой квартиры, хоть и отлично понимает, что ничего не увидит. Кадзуха стоит у окна, его взгляд направлен на балкон пятого этажа дома напротив. В отличие от Скарамуччи, которому из-за занавесок и угла обзора особо ничего не видно, Каэдэхара отлично видит его. Хоть он и не может точно сказать, куда направлен взгляд брюнета, но даже так он абсолютно уверен, что Скар сейчас смотрит сюда. — Увидел что-то интересное? — придерживаясь за стену, на пороге стоит Альбедо. Кадзуха тут же отходит от окна и подходит к парню, подхватывает его под руку и отрицательно качает головой: — Тебе нужно быть аккуратным. Без поддержки ты можешь упасть и сильно удариться, это ведь негативно повлияет на… — Знаю, — перебивает и слегка раздраженно вздыхает. — Надоело уже просто. — Хм… Бедо, не хочешь потанцевать? — Чего? Ты же сам только что… — Если я поведу, то у тебя будет поддержка, а значит, меньшая нагрузка на больную ногу… и при этом она тоже будет задействована. Назовём это просто одним из видов практики ходьбы. Ну или как-то так… тебе ведь нужно ходить, а тем более раз ты хочешь через неделю на работу, то хорошо бы за это время уже чтобы ты мог полностью сам передвигаться на дальние расстояния. Думаю, танец будет хорошей практикой, нет? — Да, возможно, — Альбедо поднимает задумчивый взгляд вверх. — Только я не знаю, как танцевать. — Просто доверься мне, — с улыбкой отвечает Каэдэхара. — Я поведу. — Хм… хорошо. Кадзуха уводит медика в комнату, включает на телефоне довольно спокойную, но слегка тревожную музыку, кладет руки Альбедо на пояс и притягивает парня к себе. — Давай, почти так, как мы учились ходить, только я придерживаю и направляю, а ты поддаешься и пробуешь перекладывать нагрузку на больную ногу, договорились? — Да, давай. Каэдэхара прижимает Альбедо к себе, сминает в руке мягкую ткань домашнего небесно-голубого свитера. Медик кладет руки ему на плечи, Кадзуха немного давит, упирается носком в носок, заставляя Альбедо отвести ногу назад. Первый шаг сделан, за ним ещё один, ещё и разворот, и снова и снова… несколько минут, и Каэдэхара чувствует, как сопротивление полностью спадает, Альбедо расслабляется и позволяет юноше вести, это вызывает улыбку и очередные ненужные мысли. Сквозь тонкий свитер Кадзуха может чувствовать торчащие позвонки, тонкие, как верёвочки руки дрожат на его плечах. Каэдэхара делает очередной разворот, и Альбедо оказывается около распахнутого окна. Как на зло холодный ветер врывается именно в этот момент, раздувает светлые волосы, и в нос Кадзухи сразу ударяет такой дорогой и горячо любимый запах. Рука невольно дёрнулась, юноша сжимает пальцы в кулак, сминая голубой свитер. — Хватит… — сквозь сбитое дыхание просит Альбедо, и Каэдэхара тут же замирает. — Прости, я устал. — …. — он остановился, но не отпускает медика ни на секунду. Он чувствует, как быстро колотится сердце, как сильно оно ударяет в грудь, будто готово проломить кости. — К-Казу… ты отпустишь меня? «Никогда не отпущу… попроси меня остановиться… Ещё раз попроси… Альбедо… скажи это ещё раз…» — Д-да, конечно, — Кадзуха послабляет объятия, помогает парню присесть на край кровати и отходит на шаг. — Прости, я просто задумался. — А… эм… мы с тобой случайно не танцевали никогда раньше…? — Альбедо опускает голову и смотрит куда-то в пол. Он сводит брови и явно пытается вспомнить что-то, что на доли секунды пронеслось в его голове. Эти попытки вызывают сильную боль. — Да… танцевали. — К-кажется… ой, нет… забыл… — обреченно вздыхает и закрывает глаза. На руки запрыгивает Мучача. Кот упирается передними лапками в грудь Альбедо и тянется к его лицу, принимается вылизывать, надеясь, что так сможет поднять настроение своему человеку. — Какой хороший, — медик гладит животное и улыбается. — Иногда мне кажется, что ты — единственный, кто не видит разницы между мной этим и мной прежним… возможно, поэтому с тобой я чувствую себя спокойно… Его слова звучат так обреченно и безнадежно, он разговаривает с котом так, будто бы тот и правда единственный, кто принимает Альбедо и таким. Кадзуха присаживается рядом с медиком и мягко обнимает того за пояс: — Это не так… мы все любим тебя таким, какой ты есть. Помнишь или нет, изменился или нет, шутишь или нет, бросаешься сарказмом или нет… ты остаешься нашим любимым и дорогим Альбедо. «Но меня всё больше и больше тянет именно к этому тебе… хочу сломать тебя, чтобы ты стал прежним… своими руками хочу… интересно, ты простишь меня за это…?»