Спектакль: Акт Второй / Acta est fabŭla

Возможно, если бы не сообщение Тигнари, то Альбедо спал бы и дальше, совсем забыв о том, что сегодня понедельник. Немного пообщавшись с фенеком по мессенджеру, медик, укутавшись в одеяло, лениво ползёт в ванную. Голова болит так сильно, что он уже успел не один раз пожалеть о том, что выпил лишнего, да и вообще, что пил. Проходя курс лечения, снова находясь на антидепрессантах и нейролептиках, не самой лучшей идеей было пить спиртное. Воспоминания смешиваются, отчего ему тяжело разобрать, что из вчерашнего было реальностью, а что ему снилось. Кое-как он умывается, чистит зубы, но, посмотрев на себя в зеркало, решает всё же принять душ, надеясь, что это поможет ему прийти в себя. Прохладная вода, конечно, освежает, пробуждает и заставляет его хоть немного собраться, но этого недостаточно, чтобы развеять туман в голове. Выбравшись из душа, он кутается в полотенце, забирает с собой плед и возвращается в комнату. Взгляд хаотично бегает по коробкам и разбросанным на них вещам, выискивая домашнюю одежду. Наконец, на одной из коробок он находит мягкий черный спортивный костюм, испачканный пятнами оранжевой краски. Вспоминает, что последний раз надевал его, когда рисовал кленовые листья, после чего не смог отстирать и так и оставил. Шаркая домашними тапочками по полу, он проходит на кухню. Кадзуха, одетый в разноцветную плюшевую пижаму, которая принадлежит Альбедо, но сам он ее никогда не надевал, стоит у плиты. Медик молча подходит к нему со спины, и, судя по всему, погруженный в себя юноша, его совсем не замечает. Альбедо смотрит ему через плечо — тот варит картошку, которую потом, похоже, пустит на пюре. Запах в кухне довольно приятный и даже отдаленно знакомый, но медик сразу хмурится, как только понимает, что уже обед, а он ничего не ел, еще и проспал приём лекарств, не говоря уже о том, что пропустил работу. — Доброе утро, — холодно проговаривает Альбедо, и от неожиданности Кадзуха вздрагивает и оступается, сделав шаг назад, но упирается спиной в грудь медика. — Соре, я не хотел напугать. — Доброе утро, — Каэдэхара выключает плиту и разворачивается. — Как спалось? — Голова болит… — хмурится, пытаясь в голове собрать всю информацию о том, что произошло вчера. — Неудивительно, — хмыкает юноша. Кадзуха возвращается к готовке, забирает кастрюлю с плиты, сливает воду и ставит на стол, бросает масло, вбивает яйцо и принимается все перемешивать и толочь, чтобы сделать пюре. Альбедо молча наблюдает за ним. Чувствует неприятный привкус во рту, а мысли о том, что нужно поесть, вызывают легкий приступ тошноты. Вздыхает, чувствуя себя ребенком, затем закатывает глаза и скрещивает руки на груди: — Решил заделаться домохозяйкой? — А с тобой можно по-другому? — не отрываясь от пюре, саркастично спрашивает юноша. — Ты ведь сам себе не готовишь. Чем ты вообще питаешься? — Фотосинтезом. — Смешно, конечно, но ни разу не смешно, — он вновь разворачивается и одаривает медика довольно холодным взглядом. — Садись. — За что? Я протестую! Ты же совершеннолетний, я ничего не нарушил. — Тц… я уже и забыл, как с тобой бывает сложно, — он вздыхает, но губы растягиваются в слабой улыбке. — Присаживайся за стол. — Казу, спасибо, конечно, твоя забота мне приятна и всё такое, но… — Мы разве не друзья? — Каэдэхара наклоняет голову в бок. — Друзья. — И в чём проблема тогда? — Неловко, что ты тратишь своё время на старого вонючего депрессивного медика, который не может ответить тебе взаимностью. — Хм, — юноша ставит на стол кастрюлю с пюре и скрещивает руки на груди. — Тебе важно что-то дать мне взамен на моё желание заботиться о тебе? — Мне важно не дать тебе ложной надежды. — Позанимайся со мной химией, Бедо. Я ведь говорил, что летом поступаю в мед, но после музыкального колледжа в голове нет ничего особо полезного для меда. Ты сказал, что я могу обратиться к тебе. Вот, обращаюсь. Так у тебя не будет чувства обязанности и бесполезности? — … — он поднимает брови, смотрит прямо в алые глаза, как обычно холодно и равнодушно. — Потому что тебе это нужно или потому что хочешь заставить меня думать, что я чего-то стою? — Потому что мне это нужно. Сам я точно не разберусь, а лучшего репетитора, чем ты, нет смысла и искать. Ты слишком горишь своей работой, чтобы чего-то не знать. Плюс у тебя большой опыт за спиной, так что сможешь мне дать не только теорию, но и практику. — Ладно, хорошо, — Альбедо наконец присаживается за стол и довольно громко и обреченно вздыхает, уже предчувствуя предстоящую борьбу с пюре. Кадзуха слабо улыбается, невольно вспоминая их совместное проживание три года назад. За последние полгода произошло слишком много всего, что кардинально изменило их жизни, но даже так, смотря на Альбедо, Каэдэхара вновь задумывается, что он не изменился. Накрыв на стол, юноша присаживается рядом и опускает взгляд в свою тарелку. — Хм… — он нарушает тишину и поднимает голову. — Бедо, ты считаешь нас друзьями? — Считаю, — равнодушно отвечает тот, сверля взглядом пюре. — Тогда… как ты смотришь на то, чтобы я помог тебе разобрать вещи в доме? У меня, конечно, руки немного из жопы растут, но… — Да тут бы для начала ремонт сделать. Знаешь там, стены покрасить, потолки и всё такое. А потом надо заказать и собрать мебель… а потом уже вещи разбирать. Однажды, может быть, но это не точно, я дойду до того, чтобы всем этим заняться. — А если нанять кого-то, а самому пока пожить где-то на съеме? — Да тут делать особо ничего не надо. Стены тут ровные и оштукатуренные, окна только поменяли, проводка и вода в порядке… так-то дом готовили к продаже. Да и не хочу чужого никого пускать. — Давай я тебе с ремонтом помогу тогда? — Кадзуха подпирает ладонью подбородок и с интересом смотрит на равнодушное лицо, пытаясь выцепить хоть намёк на эмоции. — Заняться нечем? К экзаменам готовься. — Ну при чем тут экзамены? Я тебе просто хочу помочь, как друг. — Разве я просил помощи? — Ты никогда не просишь… даже, когда она тебе нужна. Хотя… — он поднимает задумчивый взгляд вверх. — Вчера… — Вчера? — переспрашивает, чувствуя, как сердцебиение немного ускоряется. — А что было вчера? Кадзуха расплывается в неоднозначной улыбке, а Альбедо растеряно хлопает глазами, смотря на юношу. — Ты кое о чем просил меня вчера, — Каэдэхара упирается локтями в стол и немного наклоняется вперёд, чтобы быть ближе к Альбедо. — Мм? И о чём же? — за внешним спокойствием скрывается волнение, которое Кадзухе удалось заметить в леденящем взгляде голубых глаз. — А ты как думаешь? — юноша улыбается, продолжая вести эту странную игру, а Альбедо хмурится, явно начиная рыться в голове, выискивая обрывки воспоминаний. «Мы пришли домой, оставили кошку в комнате и пошли спать, — начинает проматывать вчерашний вечер. — Хотя… я был без одежды… а он в моей пижаме… вчера был дождь… промокли и переоделись…? Вернее, он переоделся, а я просто разделся и забрался под одеяло…? Думай, Альбедо, думай… о чем я мог попросить…?» Он продолжает отчаянно перебирать воспоминания, пока в голове не всплывает сцена, как он нагло и властно впился в чужие губы, а затем утянул юношу за собой на кровать. Сердце замирает, он чувствует, как постепенно повышается температура его тела, как становится жарко и душно, ладони потеют от нервов, а взгляд полностью теряет фокус. «Мы ведь не переспали с ним…? Точно не переспали… Я бы помнил… Так, думай дальше…» И правда, следующим он вспоминает, как Кадзуха аккуратно его отшил, не позволив себе воспользоваться ситуацией. От этого на душе становился легче, но далее в голове всплывает то, что он предпочел бы забыть. Он плакал. Вчера, изнывая от одиночества, просил Каэдэхару не уходить и плакал. Эту свою сторону он не готов обнажать даже перед собой. Кожа сразу же леденеет, лицо становится бледным, а губы — сухими и белыми. — Ты… ты в порядке…? — Кадзуха, который всего лишь вспомнил, как Альбедо просил его помочь помыть кошку, совсем не рассчитывал, в какую сторону завернут мысли Альбедо. — Лучше б мы переспали… — сдавленно проговаривает медик. — Ч-что…? Мотнув головой, Альбедо встаёт из-за стола: — Казу, спасибо, было вкусно, но… я хочу побыть один. — Подожди, — юноша встаёт вслед за ним. — Я говорил про кошку… — Кошку…? — Ты просил меня помочь с кошкой… и, пока ты спал, я ее уже помыл и высушил. Так что… осталось свозить к ветеринару. — А… э… спасибо, да. Эм… могу попросить тебя об одолжении? — Конечно! — Мы могли бы забыть вчерашний вечер…? И… это не из-за того, что ты мне не нравишься или ещё что… тут скорее вопрос во мне, так что… мм… Знаешь… после вчерашнего мне нужно время, потому что я не готов был показывать себя… «такого»… — Какого «такого», Альбедо…? — Кадзуха подходит к нему почти впритык, отчего тот вжимается поясницей в столешницу. — Если ты о проявлении эмоций, то… это ведь нормально, нет…? — Только не включай Нигредо, пожалуйста. Мне и одного психолога вывозить тяжело, — он отворачивает голову в бок и поджимает губы. — Это останется только между нами… — Кадзуха кладёт ладонь на грудь медика. — Здесь… — он берет руку Альбедо за запястье и прикладывает его ладонь к своей груди, — и здесь. Только между тобой и мной… наше маленькое совместное воспоминание… оно дорого мне… и я не хочу забывать. — Эгоистично было просить о таком… — медик опускает голову, утыкаясь лбом в плечо Кадзухи. — Прости. Совсем не соображаю сегодня… наверное, всё же, не стоило пить. — Прозвучит немного странно, но я рад, что ты так напился, — усмехается Каэдэхара. — На какое-то время ты стал таким легким и открытым… думаю, я никогда прежде тебя таким не видел… — Первого апреля я уезжаю, — вспоминает вдруг Альбедо. — Мучачу возьму с собой, наверное… если он захочет… сможешь приходить и кормить кошку…? А лучше немного пожить здесь с ней, если ты не против, конечно, — бубнит, не поднимая голову с плеча. — Всегда рад… а ты надолго едешь…? — только сейчас, случайно дёрнув Альбедо за спутавшиеся волосы, Кадзуха понял, что гладит его по голове. Он совсем не заметил, в какой момент его рука оказалась на этой светлой макушке. — Ау… — медик тянется приложить ладонь к голове. Кожа у корней волос, за которые дёрнул юноша, сразу же начинает чесаться. — Я случайно, — Кадзуха поднимает руки, будто сдаётся. — Даже не понял, как начал тебя гладить, прости. — Почти сразу же, — подмечает Альбедо. — И я бы пошутил на эту тему, но, наверное, будет звучать слишком жестоко по отношению к тебе, так что промолчу. — Непривычно заботливо, — усмехается юноша. — Не обольщайся, я просто с бодуна. — Я так и понял.

***

Сяо опускает голову на свой стол и протяжно и обреченно стонет, чем привлекает внимание коллег. Чун Юнь отрывает взгляд от монитора и поворачивает голову в сторону Алатуса: — Тяжелый день? — Скорее ночь… — усмехается Сяо, не поднимаясь со стола. Конечно, уснул Венти довольно быстро, но и проснулся тоже. Полон сил и энергии он совсем не позволил детективу выспаться, поэтому этот понедельник кажется ещё тяжелее, чем обычно. — Бессонница? — предполагает альбинос, на что Алатус немного истерично смеётся. — И зовут её Венти, — включается в разговор Дайнслейф. — Тебе нужно быть внимательней к деталям. Вон посмотри, у него вся шея в засосах. Сяо резко поднимает голову, чтобы прикрыть шею волосами, на что старший коллега лишь смеётся. — Да не бойся, я же не твоя мама, чтобы ругать тебя, что ты с мальчиками спишь. Алатус медленно поворачивает голову и приподнимает одну бровь: — А ты с кем спишь? Ах да, у тебя же сразу две подружки: левая и правая. Секретарша динамит, но не могу осуждать её, я б на её месте тоже тебя динамил. — Пф, ты б на её месте не оказался, — хмыкает Дайнслейф. — Если б ты был девушкой, то точно был бы плоской. Меня такие не интересуют. — Удивительно, — раздраженно проговаривает Чун Юнь, которого всегда выводят из себя подобные разговоры про его тётю. — У тебя же плоский мозг, Дайн. У вас было бы много общего. — Ой-ой, Чучунь обиделся, — мужчина скрещивает руки на груди. — Она тебе тоже нравится, да? Запал? Хехе. — Дайн, ты идиот, — Сяо ударяет себя ладонью в лицо. — Она же его тётя. — Чего? Я не знал. — Пх, ты слепой что ли? — хмыкает Алатус. — Тут даже в личное дело смотреть не надо. Дверь в кабинет открывается и, лениво поднимая ноги, кое-как в помещение проходит Тигнари. Лис выглядит ужасно уставшим и истощенным. Его хвост безвольно волочется по полу, уши практически не шевелятся, а взгляд расфокусирован. Фенек молча кладёт Чун Юню на стол документы и так же безмолвно уходит. Как только дверь за его спиной закрылась, Дайнслейф вопросительно окинул коллег взглядом: — Это что сейчас было…? — «Восстание мертвецов», — усмехается Алатус. — Хотя, нет, «восстание» было бы, если бы Альбедо пришел. Тигнари, конечно, был похож на овощ ещё вчера, но Шиз похож на овощ по жизни, а вчера его явно добило. — А что было вчера? — Чун Юнь задумчиво поднимает взгляд вверх. — Нет, ничего, — Сяо протяжно зевает и вновь укладывает голову на стол. Сосредоточиться на работе совсем не получается. — Кстати, Сяо, — отвлекает его Дайн. — А сколько вы уже с Венти вместе? — Три года почти. — Жениться не пора? — Тебя все равно не приглашу, — хмыкает детектив. — Так какая тебе разница? — Да просто слышал, что кое-кто заинтересовался Барбатосом, вот и подумал, вдруг уведут? — Он же не баран на привязи, чтобы его уводить, тц, — раздраженно цокает Сяо. Дверь вновь распахнулась, и Тигнари, громко ругаясь себе под нос, подходит к столу и меняет документы. — Нари, ты в порядке…? — отзывает его Сяо, на что фенек медленно поворачивает голову. Он выглядит ужасно подавленным, помятым и сонным. Очевидно, вчерашний вечер не прошел бесследно и для него, но, в отличие от Альбедо, он хотя бы в состоянии прийти на работу. — В полном, — холодно отвечает лис. — Выглядишь не очень, — подмечает Дайн. — Ага, ты тоже, — огрызается на него Тигнари. — За что… — Дайнслейф драматично хватается за сердце. — Если собираешься умирать, то сам до секционного стола дойди, — продолжает лис. — Мне твою тушу тащить вообще не в кайф. — По частям можно, — предлагает Сяо, на что Тигнари задумчиво сводит брови. — Грязь разводить. Альбедо ругается за грязь. — Но Альбедо здесь нет. — Но он придёт, а грязь останется, потому что мне будет лень убирать. — Тогда можно той штукой вашей кровь откачать. — Прямо до участка её протянуть? Можно попробовать, но звучит, как геморрой. — Эй, вы двое, — Дайнслейф прерывает обсуждение коллег. — Не надо говорить так, будто вы и правда собираетесь меня разделывать. — Да, правда, Нари, меньше слов, — продолжает Сяо. — Тащи сюда свою трубу. — Ээ…? — на пороге показался Хэйдзо. — Вы о чем сейчас? Вне контекста это звучало странно. Услышав знакомый голос и запах, хвост лиса сразу же начал агрессивно раскачиваться по сторонам. Фыркнув и вновь бормоча себе под нос тихую ругань, Тигнари быстро уходит, громко хлопнув за собой дверью. — Осмелюсь предположить, он всё ещё злится на тебя, — подытоживает Алатус, смотря на замершего Хэйдзо. — Вряд ли когда-то перестанет, — пожимает плечами Сиканоин. — Наставник, есть что-то по работе…? — Есть. Важное поручение, — Сяо достаёт из верхнего ящика стола документ и лениво протягивает его подопечному. Хэйдзо принимает бумагу и бегло изучает текст. Пока взгляд гуляет по строчкам, выражение его лица меняется столько раз, что наблюдающий за ним Дайнслейф сбился со счета. Опустив документ вниз, Сиканоин вопросительно смотрит на Алатуса, который так и лежит головой на столе. — Наставник, за что? — Это только по бумажкам, Хэй. Я не отстраняю тебя, но по документам нужно, чтобы ты был отстранён. Поедешь со мной в командировку, но она не имеет права сейчас послать тебя в поездку, поэтому пришлось отстранить по состоянию здоровья. — Я должен сдать удостоверение и оружие…? — Да, — Сяо наконец поднимает голову. — Но они тебе и не пригодятся. Стрелять там ни в кого не надо, нужно просто искать информацию, а этим мы будем заниматься вместе. Моего значка будет достаточно. — Вы ведь не лжете мне, да? — Хэйдзо немного сжимает лист в руке, поддаваясь нервам. — Нет, не лгу. Едем первого апреля, так что пора бы понемногу собираться. Мы поедем двумя машинами: я с Венти в одной, и Шиз — в другой. Можешь сесть к кому хочешь. — Хорошо…