***
Автомобили Ависа и Нигредо стоят на стоянке на территории отельного комплекса. Скарамучча, конечно, приехать не смог, ведь рисковать, разъезжая по стране, Нигредо ему не позволил бы. Блондин и сам ехать не хотел, в последнее время он чувствует странную тревогу, от которой никак не получается избавиться. И, если бы здесь не было Альбедо, по которому психолог уже успел соскучиться, то он точно остался бы дома. Авис же приехал вместе с Кадзухой. Ему нравится компания Венти, да и вообще он постепенно начинает проникаться к адвокату родственными чувствами. На тест ДНК он всё ещё не готов, но Барбатос, кажется, и без него воспринимает Ави как брата. — Шарики приехали, — в номер проходит Альбедо, держа в руках целую связку шариков с гелием. — Супер, давай сюда, — Нигредо жестом подзывает брата к себе. Сам он стоит на подоконнике, развешивая поздравительную гирлянду. — Док, ты похудел, — подмечает Альбедо. Медик опирается поясницей о подоконник и смотрит вверх, изучая тощие ноги брата. — Кушать надо хорошо, тебе ещё мужа ублажать. — Я отлично справляюсь, — фыркает психолог. — И не тебе говорить про «похудел». Ты себя в зеркало видел? — Ой, то есть сейчас я не в зеркало смотрю? — «Ха-ха». — Холодный сарказм, — драматично протягивает Альбедо. — Режешь без ножа. Я потёк. — Убери только за собой. — А мой братик не для этого приехал? — медик делает щенячьи глаза и жалостливо всхлипывает. — Да, приехал тебе жопку вытирать, — Нигредо присаживается на подоконник, свесив ноги. — Обоже, неужели я становлюсь омегой? Это все из-за того, что я много работаю с Сяо, — он качает головой. — Кстати, футболки таки заказал? — Аха, я купил две и сам нарисовал. Черная футболка с «омегасяо» и белая с «альфавеном». — Сяо тебя убьет. Я приехал, потому что соскучился по тебе, так что постарайся выжить хотя бы до моего отъезда. — Так точно, — он прикладывает ладонь к голове. Тигнари, конечно, тоже приехать не смог. Как итог, из приглашенных приехали только трое: Нигредо, Авис и Кадзуха. Тем не менее, пока Венти утащил Сяо из номера, они быстро принялись тематически всё украшать. Близнецы остались заниматься декором, в то время как Хэйдзо, Кадзуха и Авис отправились в круглосуточный ресторан около бассейна, чтобы заказать еду. «Кадзуха Каэдэхара… — Сиканоин смотрит юноше в спину. — Сын Синьоры… а ещё — главный свидетель по делу Фатуи… Они оставили главного свидетеля в живых? Хотя, по его показаниям, они где-то удерживали его… почему не убили…? Из-за того, что он её сын…?» — Хэйдзо, Вы тут? — поток мыслей прерывается голосом Ависа. — Хэйдзо…? — А? Что? — Сиканоин вертит головой по сторонам. — Вы что-то спрашивали? — Да, предлагал Вам посмотреть меню. — А… я… мне безразлично. Я пошел с вами только чтобы помочь все принести в номер. — А, понятно. Авис догоняет Кадзуху, который стоит у стойки официантов, внимательно вчитываясь в меню. — Хэйдзо сказал, что ему все равно, — пожимает плечами Ави. — Тогда можно взять одинаковое на всех? — Да, кроме Альбедо. Подберу ему что-нибудь полегче, чтобы его не так тошнило, — соглашается Кадзуха. — Я тогда пойду сделаю заказ. Подождёшь тут? — Я отойду к Хэйдзо, а то, мне кажется, он чем-то расстроен. — Хорошо, тогда встретимся у главного входа. — Окей. Авис выходит из ресторана, ведь Сиканоин остался стоять снаружи. Детектив смотрит в небо, задумчиво и завороженно, будто пересчитывает звезды. — Красиво, — психиатр нарушает тишину, комментируя яркие звезды на ночном небе. — Жаль, метеоритные дожди здесь бывают только в августе… я бы с радостью посмотрел. — Зачем…? Бессмысленная трата времени… — равнодушно проговаривает Хэйдзо. — На то мы и люди, — Авис ведёт плечами. — Нам свойственно тратить время «впустую», ошибаться, терпеть неудачи, начинать все сначала, и вот так по кругу. Все в этом мире циклично. — … — Сиканоин отворачивает голову в бок. Он знает, что сейчас перед ним психиатр — один из тех, кого Сяо планировал попросить о помощи и, возможно, тот самый, кто возьмется лечить Хэйдзо. — Вы знали, что как планеты вращаются вокруг Солнца, так и Солнце вращается вокруг центра галактики. Кстати, на один такой оборот ему требуется около двухсот миллионов лет. — … — Хэйдзо хмурится. Паранойя продолжает твердить, что в его словах есть скрытый смысл, но остатки здравого рассудка не позволяют озвучить свои опасения. — Ох, прошу прощения, я просто подумал, что тема звезд Вас интересует. Уж больно увлеченно Вы рассматривали небо. — Как думаете, небо может упасть на землю? — Я думаю, что у каждого из нас свое небо. И, увы, иногда оно и правда падает… А ты, стоящий между небом и землей, превращаешься в бесформенное нечто, собирая свои осколки воедино и упорно притворяясь «нормальным». — … — рот Хэйдзо приоткрывается в удивлении. Он поворачивает голову на Ави и смотрит на врача широко распахнутыми глазами. — Метафора, — Ави решает уточнить, заметив искреннее недоумение. — В детстве наша воспитатель говорила, что когда в мире кто-то умирает, то на небе зажигается звезда. Интересно, были ли люди, которые верили в это настолько, что шли убивать, лишь бы устелить все небо звездами? — Ох уж эти истории про «звезд» и «аистов»… — он качает головой и вздыхает. — Грустно, что взрослые заставляют детей жить во лжи, прикрываясь фразами типа «хотел продлить детство» или «подарить чудо». — Думаете, было бы лучше, чтобы взрослые говорили детям, что их любимый котик не стал на небе звёздочкой, а превратился в разлагающийся труп в коробке из-под обуви? — Детей нужно знакомить с понятием смерти. Они должны понимать, что такое бывает, что это нормально, и что звезды на небе — это массивные самосветящиеся небесные тела, состоящие из газа и плазмы, в которых происходят, происходили или будут происходить термоядерные реакции. А вот то, что нам дорого, оно находится здесь, — парень прикладывает ладонь к груди. — И, несмотря на смерть, нам под силу сохранить это. Ни к чему приплетать сюда скопления газов из космоса. — И вот так забирать у ребенка детство…? — Правду можно тоже по-разному подать. Можно сказать про разлагающийся труп и травмировать ребенка, а можно опустить детали и просто поддержать, что условный Пушок умер. Дети неглупые, не вижу смысла сюсюкать… в таком случае у них формируется неправильное отношение к смерти. — Вы много работали с детьми? — Хех, нет, — он отрицательно качает головой. — Мои пациенты, в основном, взрослые люди. Но все мы родом из детства. — Вам нравится работать с психами? — Хэйдзо слегка истерично усмехается. — Они не «психи». Многие из них живут обычной жизнью и работают над собой. Они все прекрасные люди, которые заслуживают большего. Знаете, я привык к тому, что жизнь — это постоянная борьба. С обстоятельствами. С окружающими. С собой. Мы ни на секунду не перестаем бороться, и я нахожу людей, способных бросить себе вызов, вдохновляющими. Закрыться дома и не выходить… либо пересилить себя и взяться за свое здоровье… принять вызов и бороться с трудностями… каждый сам выбирает свой путь. Никто не скажет, как было бы правильно, в какую сторону идти, какую дорогу выбрать. Но всегда можно начать заново. Пока ты, конечно, жив. — Красиво Вы говорите… — Хэйдзо с интересом рассматривает лицо психиатра, будто изучая каждый миллиметр. — Вы же врач, да? — Я закончил военно-медицинскую академию. — Служили? — Да, потом работал в нацбезопасности. Вообще я закончил кафедру психиатрии, так что — да, я врач. — Почему именно психиатрия…? — Хэйдзо скрещивает руки на груди. — Мне кажется, это куда тяжелее, чем другие медицинские специальности. — В любой профессии есть свои плюсы и минусы. — Разве заниматься распутыванием чужих психических расстройств не утомительно? — А поиск преступников? — Хм… Авис, да? — Сиканоин протягивает ему руку для рукопожатия. — Рад познакомиться поближе. — Взаимно. И можете называть меня Ави.***
Уставшие после прогулки и голодные, ведь они так и не сходили никуда поесть, Сяо и Венти возвращаются в номер. Адвокат идёт немного впереди, смотрит в пол и нервно щелкает пальцами. Он знает, что друзья уже должны были все приготовить, но все равно продолжает переживать. Обычно дни рождения они отмечают вдвоем. Идут куда-то вкусно поесть, проводят вечер за просмотром фильма или прогулкой, а ночью наслаждаются друг другом, неспешно и отключаясь от всех переживаний. Сегодня же, вместо похода в ресторан будет обед в номере, а день Барбатос планирует провести за играми. Обсуждая эту вечеринку-сюрприз, он вдруг осознал, что они никогда не собирались большой компанией, чтобы поиграть во что-то вместе. Адвокат останавливается около двери в номер и манерно приглашает Сяо пройти первым: — После Вас. Алатус усмехается, мысленно благодаря всех и вся, что этого не видит Альбедо, иначе очередных шуток про омегу ему было бы не избежать. Детектив прикладывает браслет к двери, замок издаёт тихое пищание и открывается. Сяо проходит в номер и замирает: номер украшен тематическим декором, разноцветными лентами и шарами. Единственное, что выбивается, это несколько летающих под потолком шариков с изображением волков, и цифры «25», которые сейчас стоят как «52». Не успевает детектив открыть рот и обратиться к Венти, как адвокат толкает его в спину, чтобы тот прошел глубже. Алатус видит накрытый праздничный стол, но в номере никого нет. Решив, что это постарался Барбатос, Сяо тянет возлюбленного на себя, а затем толкает того спиной на кровать. Они не спали всю ночь, но сейчас сон как рукой сняло. Детектив принимается хаотично целовать Венти по лицу и шее, оттягивая ворот футболки и совсем не давая тому сказать что-то членораздельное. — Не хватает пива и чипсов, — голос Альбедо за спиной заставляет Сяо подпрыгнуть и отскочить в сторону. Детектив медленно поворачивает голову на медика и только сейчас, внимательнее изучая все вокруг, он замечает прячущихся на балконе друзей. — Блять… — Сяо закрывает лицо ладонями. Альбедо медленно переводит взгляд на лежащего на спине Венти, который даже не попытался встать. Его футболка задралась, оголяя плоский живот, а волосы немного растрепались. — Хорош, — Альбедо вновь обращается к Сяо. — Доказал, что не омега? — Да иди ты, — фыркает Алатус. В последнее время Сяо часто думает о том, что такое «семья», хочет ли он наладить отношения со старшим братом, попробовать снова начать общаться с мамой, да и вообще попытаться создать хоть какое-то подобие семьи. Чем больше времени проходит, тем больше он осознает, что не нужен своим родителям. Они несколько раз пересекались на могиле Ху Тао, но мама продолжает ненавидеть Сяо и винить его в смерти дочери, аргументируя это его работой. Отношения со Скарамуччей наладить не выходит. Хотя, Сяо не особо старался. Отчасти, его устраивает все так, как есть сейчас, ему достаточно знать, что брат жив и счастлив, а то, что они совсем чужие друг другу как-то отходит на второй план. Думая об этом раньше, ему казалось, что это нормально, ведь наладить отношения после всего, что произошло, да и на двадцать втором году жизни — не особо лёгкое занятие. Одно дело, если бы они были знакомы с детства. Другое — когда он в свои двадцать два случайно узнал, что Скар — его брат. Так он думал раньше. Сейчас его мнение изменилось, ведь Авис, который столько раз спотыкался, пытаясь отыскать своих родных, сейчас стремится наладить отношения с Венти, хотя адвокат для него совсем посторонний человек. Собираясь вот так за праздничным столом, Сяо невольно возвращается в детство. После рождения Тао его дни рождения никто не отмечал, но каждый год, сидя за одним столом с сестрой, поедая праздничный торт, он мог на время ощутить себя дома. Сестра любила его, и друзья, с которыми он сегодня встречает свой день рождения, тоже любят его. «Может, это и есть моя семья…? — янтарные глаза бегло проходятся по друзьям: Нигредо о чем-то шутит с Альбедо, Ави увел Хэйдзо в разговоры «о высоком», Кадзуха перемешивает палочки для игры в короля, а Венти улыбается, поедая очередную вкусняшку и запивая остатками вина после длинного тоста. — Если бы здесь был Скар, мы смогли бы разговориться, как Шиз и Док? Или, как Хэй и Ави…? Наверное, я сидел бы вот так молча, рассматривая размазанный по тарелке соус. Плохой из меня брат…» — Готово! — мысли прерываются голосом Кадзухи. Юноша протягивает вперёд руку с палочками, на которых написаны номера, а на одной — «король». — Кто вытащит «короля», тот в этом кругу и главный. — Ура-ура, — Венти вытягивает палочку самым первым, но разочарование на лице выдает то, что вытянул он совсем не то, что хотел. Интуиция Сяо говорит, что если «король» достанется Альбедо, то без шуток точно не обойдется и почему-то кажется, что медик вынудит их с Венти надеть те странные футболки, что он подарил. Делать этого совсем не хочется, но перед игрой, обсуждая правила, договорились выполнять любые желания короля. — Кто король? — Кадзуха смотрит на свою палочку с номером «3». — Я, — с улыбкой отвечает Нигредо. Психолог осматривает друзей, пытаясь найти в голове какое-нибудь задание, но ничего не выходит. Он вздыхает и берет со стола карточку с заданиями. — «В течение часа сообщайте всем игрокам, через каждые пять минут, что прошло пять минут. Если забудете хотя бы раз, то начинайте заново…» — читает задание с карточки. — Какое***
Альбедо сидит на балконе на полу, опираясь спиной о двойную стеклянную раздвижную дверь. На его кровати в номере мирно спит Нигредо, укутавшись в одеяло с головой. На соседней — окруженный котами, спит Хэйдзо. Юный детектив отключился довольно быстро, что и не удивительно, учитывая бессонную ночь вчера. Альбедо откидывает голову назад, слабо ударяется затылком о дверь и поднимает взгляд вверх: на темном небосводе отлично видно яркие звезды. Уличное освещение уже выключено, окна выходят на побережье, а не на город, так что небо особо не засвечено. Прохладный ветер раздувает светлые волосы. Медик вздрагивает и подтягивает колени к груди. Чувствует неприятную тяжесть и даже лёгкое покалывание. Потухший взгляд опускается вниз. Свет на балконе тоже выключен, так что в темноте он едва ли видит белые комнатные тапки отельного номера. Холодно, но заходить не хочется. Сонливость, пропавшая около часа назад, так и не вернулась. Где-то во дворе он слышит голоса. Видимо, свадьба близится к концу, а значит, скорее всего, сейчас что-то около полуночи. Телефон лежит в номере, а наручные часы остановились ещё пару дней назад. Светлая кожа покрывается мурашками. Он потирает ладонями предплечья и плечи, хоть и знает, что это не поможет. Складывает руки на коленях и опускает голову сверху. Она ощущается тяжелой и неподъемной. Раздвижная дверь открывается, но сил на то, чтобы повернуть голову, совсем нет. Впрочем, как и необходимости это делать. Знакомый запах парфюма вперемешку с приятным ароматом какао информируют о том, что на балкон вышел Кадзуха и, кажется, с собой он прихватил горячие напитки. — Ты уже дрожишь, — со вздохом подмечает юноша и ставит две чашки на низкий столик. — Интересно, как ты в темноте это увидел? Лично я вижу только свои белые тапки. Как в гробу, — не поднимая головы, бубнит Альбедо. — Вижу, как дрожат светлые волосы на твоей макушке, — усмехается Каэдэхара. Он берет с руки плюшевый клетчатый плед, который прихватил с собой, и набрасывает его на плечи медика. Этот жест, которого Альбедо явно не ожидал, вынуждает его поднять голову и вопросительно посмотреть на юношу. — Не вижу твоих глаз, но чувствую, будто они меня осуждают, — Кадзуха присаживается рядом, плечом к плечу, и забирается под плед. — Я взял только один, ты не против? — А если против? — Альбедо приподнимает брови и ехидно улыбается. — Тогда придется греться другим способом, — парирует юноша. — И каким же? — медик поворачивает голову и выдыхает Кадзухе в щеку, раздувая пепельные пряди. — Какао. Юноша тянется к столу, берет оттуда чашки и передает одну в руки Альбедо. В отличие от судмедэксперта, зрение которого упало ещё три года назад, а после теракта ухудшилось ещё больше, зрение Кадзухи позволяет ему более-менее отчетливо видеть Альбедо в лунном свете. — Спасибо, — медик благодарно принимает чашку, обхватывает холодными пальцами и глубоко вдыхает такой приятный и вкусный запах. Пустой желудок тут же начинает болеть, и живот издает довольно громкое, как Альбедо показалось, урчание. — Приготовить тебе суп, похожий на понос, и картошку с комочками? — усмехается Кадзуха. — А ведь и правда… — медик опускает голову и смотрит в белую чашку, которая отражает лунный свет. — От твоей еды меня не рвало. — Сочту за комплимент. — Не обольщайтесь только, Кадзуха Каэдэхара, повар из Вас так себе. — Справедливо, господин старший судмедэксперт, — с сарказмом подыгрывает юноша. — О, кстати, я ведь обещал тебе песню, помнишь? Правда, гитару я с собой не брал… но спеть могу. — В номере спят три котика и зоофил, не очень хочу их разбудить. — И нестрашно было котиков оставлять с зоофилом? — Кадзуха приподнимает одну бровь. — Очень страшно, но тронуть хотя бы одного из этих котят, значит получить билет на мгновенную бесплатную кастрацию. Не думаю, что он рискнет. — Знаешь… удивительный ты человек, — с восхищением проговаривает юноша, — я ведь вижу, что тебе больно… — он забирает у Альбедо из рук чашку и ставит её на стол. — Но ты продолжаешь шутить… и вместо того, чтобы сейчас высказаться о том, что тебя беспокоит, ты говоришь о кастрации зоофилов. — Это всё шиза, — медик машет ладонью перед лицом, затем сильнее натягивает на себя плед. — А ведь и правда болит… — Я знаю, — Кадзуха протягивает руку и прикладывает ладонь к груди Альбедо. Чувствует, как сильно и быстро бьется чужое сердце, с головой выдавая волнение человека, который изо всех сил пытается сохранить внешнее спокойствие. — И откуда же…? Если ты о том, что меня стошнило, то я просто перебрал с едой… — Которую почти не ел, — подмечает юноша. — Ты очень чувствительный, Альбедо, а эти случайно сказанные слова задели даже меня… так что… очевидно, тебе больно. Хлопок и вспышка на ночном небе заставляют их обоих переключить внимание. Судя по всему, свадьба наконец закончилась, и в честь молодоженов запускают салют. Не особо большой, но довольно красочный и яркий. Разноцветные огни расплываются по темному небу, подсвечивая всё вокруг. Только сейчас, когда лицо Альбедо хоть немного освещается вспышкой, Кадзуха видит, как блестят слёзы, стоящие в голубых глазах. Медик не позволит себе плакать. Он смотрит на салют широко распахнутыми глазами, поджимает губы и нервно перебирает пальцами край пледа. Ладонь Кадзухи наконец соскальзывает с чужой груди, и юноша слышит облегченный выдох. — Я всё равно чувствовал, что ты дрожишь, — комментирует Каэдэхара. — Это от холода, сам же сказал, что я замёрз. — Разве что от внутреннего, — со слабой усмешкой и обреченностью в голосе проговаривает юноша. — Когда работаешь в морге, то температура души постепенно опускается до комнатной, — хмыкает тот в ответ. — Я бы не смог быть судмедэкспертом, если бы относился к жизни и чувствам не так, как отношусь сейчас. Пропускать все через себя, переживать… да ну нахуй это говно. Я устал. — Я говорил не о работе, а о жизни. — Моя жизнь и есть работа. «И почему я снова чувствую себя так, будто бьюсь об стену, которую ты выстроил перед собой…?» — Кадзуха вздыхает и опускает голову. Чувства бессилия и безнадеги разъедают изнутри, но он совсем не понимает, что должен делать, чтобы избавиться от этого. — Я завтра уезжаю, — с легким разочарованием проговаривает юноша. — Ой, судя по времени, уже сегодня. — То есть… приехал меньше, чем на выходные…? — Альбедо поворачивает голову на него. Вспышки на небе подсвечивают лицо Кадзухи — уставшее, потухшее, истощенное и утомленное. — Получается, так… — Скажи… то, что «случайно ляпнул» Хэйдзо… это правда? Ты можешь быть со мной искренним и, не жалея, говорить всё в лицо… так будет даже лучше и проще. — Отчасти… — Кадзуха поднимает голову и смотрит Альбедо в глаза. — Да, верно, я влюбился и полюбил «того» Альбедо… Но я не разделяю тебя надвое. Для меня нет «того» и «этого»… для меня всегда был, есть и будет только один Альбедо… — Моя вторая личность с тобой бы поспорила. — Ты ведь сам говорил, что мы не грибы, чтобы спорить, — усмехается юноша. — Будь у тебя хоть с десяток личностей… я полюбил бы каждую. Я уже говорил, но скажу это ещё раз… — Кадзуха немного наклоняет голову в бок, кладет ладонь на шею Альбедо и большим пальцем поглаживает его по щеке. — Я люблю этот беспорядок и хаос в твоей голове; люблю запах спирта, которым всегда пропитана твоя одежда; люблю царапины на руках, которые ты сам себе делаешь, когда пытаешься отмыть грязь, которой нет; люблю, когда ты называешь мою еду поносом, а меня — Перкосраком. И пусть ты решил отбросить всё и начать с чистого листа… пусть ты меня не помнишь… но я помню тебя и продолжаю любить. И если ты захочешь, чтобы я отпустил тебя, я отпущу… но… отбросить наше общее прошлое, это ведь не значит, что у нас не может быть общего будущего, да…? — … — Альбедо молча смотрит в алые глаза, отражающие яркие вспышки салюта. Кадзуха сдержан и спокоен, терпелив и аккуратен, он совсем не кажется таким, каким казался четыре месяца назад, отчего в стене, за которой прячется медик, пошла трещина, а в голове поселилось навязчивое «а вдруг?» — Пусть я и полюбил тебя таким, каким ты был раньше… но ведь время идёт, люди меняются… И я люблю тебя не за то, каким ты был… а просто потому, что это ты, Альбедо. — Ты сейчас признаешься мне в любви…? — медик хмурится. Тело, жаждущее внимания и скучающее по ласке, покрывается мурашками, вынуждая Альбедо вздрогнуть. — Прости, я не должен говорить подобное… — Каэдэхара убирает руку и опускает голову. — Я не хочу на тебя давить… и чтобы ты чувствовал вину я тоже не хочу… наши чувства — это наши проблемы. Ты не обязан думать о моих чувствах и брать за них ответственность. Альбедо вздыхает. В голове вмиг стало так пусто и ясно, как не было давно. Мыслей совсем нет. Тревог и переживаний — тоже. Как-то светло и спокойно. И хоть сердце стучит предательски быстро и громко, на лице не дрогнула ни одна мышца. Медик рассматривает сбитого с толку юношу. Он видит его плохо, лишь моментами, когда небо освещается вспышками салюта, но этого достаточно, чтобы прочувствовать его искренность и боль. Все эти две недели, что Кадзуха ни на секунду не покидал голову Альбедо, этот несостоявшийся поцелуй в парке, неловкость, что зависла между ними, всё, что давило, сейчас почему-то испарилось. Альбедо упирается рукой в пол, вторую ладонь кладёт Кадзухе на щеку, тем самым привлекая внимание юноши на себя. Каэдэхара поднимает голову, приоткрывает губы, чтобы сказать, что он в порядке, но не успевает, ведь медик накрывает их поцелуем. Довольно сухим и соленым, с привкусом боли и слез, но таким долгожданным и нежным. Кадзуха запускает пальцы в спутанные светлые волосы на чужом затылке — такие невесомо-мягкие, лёгкие и пушистые, словно проваливается в облако, а этот поцелуй возносит его над землей. Алые глаза, широко распахнутые от удивления, сейчас медленно закрываются, хочется сфокусироваться целиком и полностью на ощущениях. Тело слабо выгибается навстречу Альбедо, чья рука скользнула ниже и поглаживает светлую кожу на тонкой шее, освещенную вспышкой салюта.