Спектакль: Акт Второй / Acta est fabŭla

Скарамучча сидит на кровати, прижимая к себе Нигредо, укутанного в одеяло. Звук городской сирены порядком напугал психолога, в частности из-за того, что у него нет возможности посмотреть в окно и самолично убедиться, что все в порядке. Остаётся лишь верить словам мужа и брата, которые могут недоговаривать, желая поберечь его нервы. Страх неизвестности и непонимания сковывает, вынуждая его ластиться к Скарамучче, словно котёнок, которого подобрали с улицы, и теперь он ищет защиты в добром человеке. — Тебе не о чем переживать, правда, — успокаивающе шепчет брюнет, поглаживая того по спине. — Угу… — хоть и соглашается, но он продолжает дрожать и жаться сильнее. — Ты слишком напряжен, — Скарамучча немного стягивает с него одеяло, кладёт ладони на плечи и невесомо массирует. — Попробуй расслабиться хоть немного… постоянно в таком состоянии находиться тяжело… ты себя изматываешь. — Будто я могу быть в другом состоянии… — бубнит Нигредо. — Я… я ведь теперь неполноценный… несамостоятельный… просто обуза, которая свалилась на ваши головы… — дрожащим голосом он озвучивает то, что беспокоит его с того самого приема у офтальмолога. Как бы ни хотел надеяться, но ещё тогда он отдаленно понимал, что больше никогда не сможет видеть. Ещё тогда в голову закрылись мысли, что Скарамучче было бы лучше с Альбедо. Ещё тогда для себя он понял, что было бы лучше, чтобы его убили. — Это неправда, — сдержанно отвечает брюнет. — Никакая ты не обуза… — И это мы ещё до стадии депрессии не дошли, — Нигредо истерично усмехается. — Брось меня, Скар…? Брось и живи нормальной обычной жизнью… Нет смысла возиться со мной… ставить крест на своей молодости и жизни… Тебе ведь всегда нравился Альбедо, да? Это я влез между вами… это из-за меня вы сейчас не вместе… я же знаю, что внутри вы продолжаете друг друга любить… — Ни… Пожалуйста… — ладони на хрупких плечах дрогнули, и психолог сразу понял, что задел живую тему. — Всё верно… — он вздыхает и опускает голову. — Было бы лучше, чтобы они просто убили меня… ты бы тогда не мучился… ты хороший человек, поэтому теперь до конца жизни будешь сопли мне вытирать, потому что я сам не в состоянии… аха… — Пожалуйста, прекрати… — еле слышно шепчет, дрожа от переизбытка эмоций. — Прекратить говорить правду? — переспрашивает Нигредо. Блондин поднимает голову и поворачивается на голос. Хотел бы быть со Скарамуччей лицом к лицу, но совсем не может собраться. — Я больше не его копия… я больше не такой, как он… да ещё и инвалид. Я больше не привлекаю тебя… я не смог быть заменой ему… а ведь мы близнецы, и мне достаточно было просто существовать, аха… но я даже этого не смог… Не дал вам быть вместе, встал между вами, а теперь делаю тебя несчастным! В конце он срывается на повышенные тона. Щеки уже залиты слезами, голос ломается, а тремор никак не отступает. Воздуха катастрофически не хватает, и подступающая паника вынуждает его задыхаться. Он растеряно вертит головой в поисках помощи, хоть и знает, что ничего не увидит. Скарамучча слабо встряхивает его за плечи, чтобы выдернуть из этого состояния и вернуть в реальность. Он глубоко и шумно втягивает воздух, затем как можно показательнее выдыхает. Нигредо же, уловив его ритм, неумело повторяет. Воздух приходится хватать ртом, потому что ему кажется, что он вот-вот закончится. Стук сердца становится тише. Голова безвольно склоняется на бок, а тело просто расслабляется и падает Скарамучче в руки. Этот короткий нервный срыв буквально сжег его дотла. Голос погас, движения стали вялыми и блеклыми. Он будто смирился со всем, что сам и сказал. Выдохнув, Скарамучча проводит ладонью по его светлым волосам: — Глупый… я ведь люблю тебя… — Даже… даже таким…? — шепчет психолог. — Любым, — брюнет кладёт ладони на его щеки и поднимает голову вверх. — Ты не замена Альбедо… ты тот, кого я люблю, и с кем хочу провести остаток своей жизни, помнишь? — он проводит пальцем по обручальному кольцу психолога. — Это здесь не из-за того, что ты похож на Альбедо… — То есть… то есть я не стал для тебя противным или менее привлекательным…? — Конечно, нет… с чего ты вообще так подумал…? Глупый… — Скарамучча целует его в висок и трётся носом о мягкие светлые волосы. — Мне… наверное… слишком мало тебя… теперь, когда я тебя не вижу… мне ужасно тебя не хватает… чувствую себя одиноко даже находясь в твоих объятиях… — «… в болезни и в здравии…» — цитирует обрывок клятвы, которую давал у алтаря. — Я ведь говорил это все не просто так… Если бы со мной случилось подобное, то ты бы бросил меня? Разлюбил бы? — Нет. Ни за что бы не разлюбил… но ведь… — Так почему думаешь, что я должен тебя бросить? — Скарамучча перебивает, и этим вопросом ставит Нигредо в тупик. Первый ответ, который приходит в голову, это «потому что это я», но он и сам понимает, что ответ из этого так себе. Брюнет отстраняет Нигредо от себя и, держа его за плечи, смотрит на сухие приоткрытые губы. Наверное, парень задумался о том, что больше не привлекательный, из-за того, что Скарамучча за все это время даже ни разу не поцеловал его. На самом деле, ему просто страшно. Нигредо кажется слишком нежным, хрустальным, таким, который может рассыпаться от одного неаккуратного касания. — Я… я не знаю… — еле слышно шепчет психолог, склонив голову на бок. — Ты ведь всегда говорил мне анализировать все мысли, что приходят в голову… — Скарамучча кладёт ладонь ему на шею и ведёт вверх, останавливается на щеке и аккуратно поглаживает возлюбленного чуть ниже повязки. — А сам…? — Помогать другим понять себя и свои проблемы куда проще, чем разобраться со своими собственными делами… — он продолжает шептать, потираясь щекой о ладонь Скарамуччи. — Сейчас, когда я не вижу тебя… не вижу, как вы с моим братом обмениваетесь взглядами… не вижу, как ты смотришь на меня… не вижу, как расширяются твои зрачки… у меня ощущение, будто я полностью потерял контроль над ситуацией и над своей жизнью в целом… Я просто боюсь, что ты уйдёшь, вот и отталкиваю тебя сам… Боюсь услышать от тебя, что ты меня больше не любишь… боюсь узнать, что у тебя снова что-то с Альбедо… мне страшно, Скар… Это так глупо, да? Я тебе доверяю, но почему-то начал ревновать… Мы живем втроем… Альбедо ничего не помнит… а я боюсь, что между вами снова что-то будет… боюсь, что я больше не достойная замена ему… — Ох… — Скарамучча вздыхает и приподнимает опущенную голову Нигредо за подбородок вверх. — Между мной и твоим братом ничего нет и не будет… нет никаких «взглядов», и то, что мы сейчас живем вместе, никак не изменит ситуацию… И ты ему не замена… Не знал, что ты у меня такой собственник, — хмыкает брюнет. — … — психолог лишь нервно сглатывает, не находя в голове слов. — Прости, что заставил тебя думать, словно ты меня больше не привлекаешь… Я просто испугался, вот и всё. Ты самое дорогое, что у меня есть… сейчас ты очень нежный и уязвимый… вот я и испугался. — А ещё ты чувствуешь вину, поэтому считаешь, что больше не имеешь права даже находиться рядом со мной… — бубнит, уложив голову на чужое плечо. — Хех… правду Альбедо говорил… ты всегда видел и будешь видеть куда больше, чем все мы. — Я просто хорошо тебя знаю, — он выдыхает куда-то в шею. — А ещё я знаю, что в твоей голове уже зреет план мести… надеюсь, ты откажешься от него… хочу, чтобы это все закончилось… бесконечное колесо насилия… кто-то ведь должен это закончить… Скар, пусть это будешь ты…? Дверь в комнату тихо приоткрывается, и Нигредо резко поднимает голову и поворачивает на звук. По телу сразу проносится табун мурашек, а страх неизвестности заставляет психолога невольно вжаться в Скарамуччу плечом, отчего в голове брюнета вновь зреет ненависть на тех, кто довёл его любимого человека до подобного состояния. — Прошу прощения, что помешал, — с улыбкой проговаривает Альбедо. — Зашел сказать, что сбегаю в магазин на полчасика. — Думаешь, что-то работает? — скептично переспрашивает Скарамучча. — Если не работает, значит подышу воздухом, — пожимает плечами Альбедо. Он опускает взгляд на близнеца и слабо кивает головой, пытаясь намекнуть брюнету, что просто хочет оставить их наедине. — Кадзуху с собой возьму, чтоб ему жизнь малиной не казалась. — А? — проходящий по коридору Каэдэхара, замирает, услышав свое имя. — Пойдём в магаз, радио я нашел, осталось добыть батарейки, — он берет Кадзуху за запястье и выводит вслед за собой. Нигредо тяжело вздыхает. Он обнимает Скарамуччу за пояс и утыкается носом ему в шею. — Он слышал, да…? — виновато переспрашивает блондин. — Не думаю, — Скарамучча отстраняет Нигредо от себя и берет за подбородок, поднимает его голову вверх и проводит большим пальцем по сухой искусанной губе. — У твоего брата нет привычки подслушивать… да и ты просто высказал то, что тебя беспокоит… даже если он и слышал что-то, ты не должен волноваться об этом. — От меня одни проблемы, — блеклый голос наполняется разочарованием. — Ты требуешь от себя невозможного. Ты меньше недели дома… не дави на себя. Нормально, что тебе тяжело. Ты имеешь полное право злиться и хандрить. Я подожду, пока ты будешь в порядке… я не стану любить тебя меньше из-за отсутствия физической близости или ещё что. И ты не перестал меня привлекать… просто не торопись, ладно? — Годы терапии пошли тебе на пользу, — усмехается Нигредо. — Я будто разговариваю сейчас сам с собой… с «тем» собой. — У меня просто психолог хороший. Поставил мне мозги на место. — Надеюсь, это и правда так… ты ведь не говоришь это просто для того, чтобы я перестал думать о том, что ты собираешься мстить, да? — Я говорю это просто потому что так думаю, — Скарамучча неуверенно наклоняет голову вперёд. Его взгляд направлен на искусанные губы. Сердце колотится от одной только мысли, чтобы соприкоснуться в поцелуе. Нигредо прав, и парень действительно чувствует себя так, будто не имеет права больше прикасаться к нему. «Как минимум, пока эти твари топчут землю…» — он стискивает зубы и поджимает губы. Шумный выдох через нос обдает кончик носа Нигредо тёплым воздухом. Психолог наугад пятится вперёд, тянется за поцелуем, хоть и не видит куда. «Как слепой котёнок… — Скарамучча с сочувствием смотрит на любимого, пока по телу растекаются жажда мести и ненависть. — Я убил свою маму… аха… а Нигредо лишился глаз… Оборвать круг бесконечного насилия можно и другим способом… просто в этот раз я буду умнее…» — Скар… — тихо шепчет психолог, так и не найдя губы любимого. — Я тебе теперь неприятен…? — Я просто боюсь сделать тебе больно… — Тогда поцелуй меня? Я не хочу отдаляться… это… это больно. — Мы не отдаляемся… — он кладёт ладонь на бледную щеку, и Нигредо сразу накрывает его руку своей, прижимает к своему лицу и тихо скулит от бессилия. — Не хочу… терять тебя… не хочу… — из-под повязки по гладкой щеке скользнула слеза, оставляя за собой влажный след. Перебарывая страх, Скарамучча наконец накрывает бледные уста неуверенным поцелуем. Психолог пятится назад, и брюнету приходится аккуратно уложить ладонь ему на затылок. Этот поцелуй ощущается не таким, как прежде. Брюнет чувствует себя подростком, который впервые прикасается к объекту симпатии — хрупкому, словно хрусталь, и слабому, словно ребенок. Нигредо всхлипывает в поцелуй, и Скарамучча останавливается. Разрывает поцелуй и проводит рукой по повязке у висков. Психолог только и успевает, что открыть рот, чтобы переспросить, почему, но Скар его перебивает: — Даже не думай о том, что это из-за твоей просьбы. Я просто этого захотел, вот и всё. — Угу… — парень облегченно выдыхает и наощупь укладывает голову возлюбленному на плечо. Хоть ненадолго, но он снова ощутил на душе спокойствие. ~ Альбедо сидит на последней ступеньке в подъезде, постукивая ногой по полу. Он вертит в руках пустую пачку сигарет, покусывая губу. Кадзуха, одетый в черное худи Скарамуччи и мягкие бежевые штаны Нигредо стоит рядом, опираясь спиной о стену. С мокрых волос на пол капает вода, и взгляд алых глаз словно прикован к серой плитке, о которую разбиваются капли. Альбедо вздыхает и поднимается на ноги. В абсолютной тишине они с того самого момента, как медик вытащил Кадзуху из дома вслед за собой. Судмедэксперт выходит из подъезда на крыльцо и окидывает взглядом пустой двор, местами усыпанный обломками шифера, поломанными ветками и мусором. Стихия, что бушевала несколько дней, навела довольно сильный беспорядок. Света по-прежнему нет, а на ближайшем магазине, вход в который видно с подъезда, висит табличка «закрыто». — Мы за батарейками вышли? — нарушает тишину Кадзуха. — Мы вышли, потому что я захотел оставить их наедине, — холодно отвечает Альбедо. — Батарейки у меня есть, но помогут ли они? Думаешь, вышки будут работать без проблем? Сомневаюсь… — Может, спросим у кого-нибудь? — Кадзуха вертит головой по сторонам. — Хотя… тут никого нет… — Слушай, — Альбедо переходит на шепот. — Слышишь? — Нет… — Вот и я о том же. Даже машин не слышно… город будто замер. Что-то я переживаю за Венти. Не стоило его отпускать… — Может, съездим к нему? — Хм… можем попробовать. Капюшон только надень. Простудиться ещё не хватало. — Я думал, если я замерзну, то ты меня согреешь, — драматизирует Кадзуха. — Нормально ты так осмелел, я тебе скажу, — усмехается Альбедо. — Я запомню. Медик делает несколько шагов в сторону своего автомобиля, но его отзывает патрульный. Мужчина выходит из-за угла дома и жестом показывает, чтобы парни не двигались: — Молодые люди, с какой целью вы покинули дом? — … — Альбедо приподнимает брови и скрещивает руки на груди. — За батарейками собрались. — Вернитесь, пожалуйста, в здание, — строго командует патрульный. — А что, собственно, происходит? Кадзуха, чувствуя, как Альбедо начинает заводиться, кладёт ладони медику на плечи и выглядывает из-за него на патрульного: — Мы без связи и света, так что просто не понимаем… Что-то случилось? Сохраняя между ними дистанцию, мужчина кивает. — Эпидемия. Здесь будто остановилось время… — патрульный вздыхает и переводит взгляд на пустой двор и детскую площадку. — Всем приказано запереться и не выходить. С людьми не контактировать. По городу уже ездят бригады медиков, чтобы всех протестировать. Каждый, у кого в крови будет обнаружен вирус, и все, кто находятся с ним, будут изолированы. После этого, как обещают, город откроют снова. — Откроют? — Альбедо вопросительно наклоняет голову в бок. — Да. Сейчас все въезды и выезды перекрыты, так что… да, — патрульный стискивает зубы. — Вам лучше вернуться в дом. Если у вас проблемы с продовольствием, то просто подождите немного. Продукты уже тоже развозят по домам. — Какая подготовленность, — усмехается Альбедо. — Даже жуть берет… — сквозь зубы проговаривает патрульный. — Будто сделали из города полигон для тестирования… — Казу, пойдём, — Альбедо берет его за запястье и уводит в подъезд. Не говоря ни слова, он просто тянет юношу за собой несколько этажей вверх, и только потом отпускает. Каэдэхара слышит, как сбилось его дыхание и явно видит, что медик нервничает, хотя сам юноша, все ещё не осознавая серьезности ситуации, лишь с непониманием смотрит на Альбедо, который изо всех сил подавляет в себе эмоции. — Устал, да? — Кадзуха кладёт ладонь на подрагивающее плечо. — Ты обещал мне песню, помнишь? А ещё обещал сыграть на гитаре… — Прямо сейчас? — юноша морщится, пробегая взглядом по серым стенам подъезда. — Предчувствие у меня плохое… — По поводу? — Думаю, я уже слышал что-то подобное… и сирену тоже слышал… и видел панику в чужих глазах… Кажется, вот-вот и я что-то вспомню… и, почему-то, мне страшно. — Боишься вспоминать? — Похоже на то.

***

Машина адвоката стоит на границе города. Сяо опирается о капот и безжизненно смотрит в небо. Он так и не смог дозвониться хоть к кому-то. Полиция не пропускает его в город, Хэйдзо мельтешит туда-сюда, пристает к патрульным с расспросами, и каждая мысль этих людей отпечатывается в голове Сяо. От этого становится ещё более тревожно. В голову закрадываются мысли, что с Венти что-то случилось. — Наставник, мы целый день тут стоим. Может, пора возвращаться или хотя бы поехать в ближайший город? Что толку тут стоять…? — А ведь Тигнари тоже в городе, Хэйдзо, — холодно бросает ему Алатус, и Сиканоин вздрагивает. — Нари… — Ну что, поедем в город и будем просто чилить там? — саркастично переспрашивает. — Но ведь нет смысла тут сидеть? Да, я переживаю за Нари и Сайно, но… разве мы можем что-либо сделать? — Я попросил этих патрульных передать наши данные в полицию, так что, когда у них будет пересменка, есть шанс, что они смогут передать всё, что я попросил, в управление, чтобы выбить нам пропуска. Как только починят связь, то буду сразу звонить начу. Я понимаю, что условия тут не «номер уровня люкс», но, будь добр, потерпи. Я хочу попасть в город сразу же, как граница будет открыта. — Я понял, — Сиканоин ведёт плечами. — Тогда пойду хоть осмотрюсь, что тут вообще есть… — На трассе? — Сяо приподнимает одну бровь. — Мы не зарабатываем на то, что есть на трассе. Хэйдзо закатывает глаза и уходит. Алатус смотрит вслед подчиненному, который сходит на обочину и направляется в поле. Чужих мыслей в голове становится хоть немного меньше, и Сяо облегченно выдыхает. — Будете здесь ночевать? — отзывает его офицер. — Да… не вижу смысла уходить. Да и не могу я уйти, — холодно отвечает ему Алатус. — Вы ещё так юны, — мужчина качает головой и с сочувствием смотрит в потухшие янтарные глаза. — Может, было бы лучше подождать, пока все устаканится? — Смеетесь? — Сяо непроизвольно цокает. — Если все закрыто из-за вспышки эпидемии, значит вирус распространяется быстро и просто. Глупо полагать, что за пределами города его нет. — Глупо… но хотелось бы. — А мне хотелось бы попасть домой. И неважно, что там за вирусы… Дома и стены лечат. — Безрассудно, — офицер качает головой. — Вы даже не представляете себе, что на самом деле там происходит… — И после этого думаете, что я уеду? Общение прерывается сигналом автомобиля. Детектив поворачивает голову — на дороге стоит синее легковое авто. Дверь открывается, и из машины неспешно выходит Син Цю. Журналист оценивающим взглядом проходится по перекрытой дороге, затем — по лицам полицейских. — Это что? — он скрещивает руки на груди и закидывает голову назад. — Указ правительства, — пожимает плечами патрульный. — В городе вспышка неизвестного вируса, который убивает меньше, чем за сутки, так что приказано никого не впускать и не выпускать. — Чего? Это что за эпидемия такая? — журналист недоверчиво всматривается в карие глаза офицера. — Максимум, что говорили по новостям, это про очередной грипп или как его там. Откуда вдруг…? — Не могу знать, — строго прерывает его патрульный. — Мне сказано никого не пускать. Всё. — На каком основании, интересно, вы тут стоите и не позволяете нам попасть в наши дома? Вы в курсе, что это ущемление свободы передвижения? — Син Цю продолжает давить, говоря уверенно и холодно, хоть Сяо и понимает, что в случаях чрезвычайных событий, полиция имеет такие права. — На основании указа, изданного мэром накануне перекрытия границ, — офицер отбивается как может, но то, что он не может назвать точной даты или номера этого самого указа явно дает преимущество Син Цю. — Чего? — журналист хмыкает. — Конкретизируйте, пожалуйста. Номер указа? От какого числа он? Как бы я тоже могу сказать, что подчиняюсь какому-то там приказу и не впускать людей в город. И вообще, общаясь с гражданскими, вы как бы должны представиться и предъявить удостоверение. Алатус вздыхает и отходит в сторону. В мыслях Син Цю просто издевается над этими беднягами. Журналист знает, что его слова не дадут никакого эффекта, но продолжает нервировать, потому что ему, кажется, подобное приносит удовольствие. Сяо же, не в силах больше слушать чужие нападки и хаотичные мысли, отходит на обочину и присаживается на сырой асфальт, согнув ноги в коленях. «Лишь бы с Венти всё было в порядке… — он крутит в руках телефон, каждую секунду надеясь, что вот-вот придёт сообщение о том, что адвокат вышел на связь. — Город будто специально отрезали от внешнего мира… даже в экстренные не дозвониться… что у вас там вообще происходит…?» — Ладно, я потерял к ним интерес, — Син Цю присаживается рядом и поворачивает голову. — Давно не виделись, детектив. — Ага. — А где ваш подопечный? — он вертит головой в поисках Хэйдзо. — В кустах сидит, — фыркает Сяо. — Территорию метит? Или мины откладывает? — Пх. — На меня-то чего злиться, — Син Цю хмыкает и поднимает голову к небу. — Так-то я тоже оказался по разные стороны с тем, кто мне дорог. — Я и не злился. — Справедливо. Просто пытаетесь всем своим видом показать, что моя компания вам неинтересна? — Хм, — Алатус наконец отрывает взгляд от зеленой травы на обочине и смотрит Син Цю в глаза. — Почему ты написал ту статью, где отбеливал поступки «N»? — Какой внезапный вопрос, — усмехается журналист. — Времени много, а поговорить о чем-то нужно. — Опять справедливо. Но, если что, я его не отбелял. Я лишь написал то, что думаю, и подкрепил свои слова фактами. Каждый сам для себя решает, что делать с этой информацией. — С появлением «N» в городе стало спокойней, да? — вспоминает Алатус цитату. — Правда так думаешь? — А почему нет? Знаешь, как говорят, враг моего врага — мой друг. Так вот некий «N» стал другом для всего города. Не вижу причин его ненавидеть. Убийца? Бесспорно. Святой и хороший? Однозначно, нет. Но что насчет вас, стражи порядка? Ваши руки не запятнаны кровью? Запятнаны. Все ли заключенные на самом деле виновны? Очень сомневаюсь. — К чему ты клонишь? — К тому, что на любой поступок можно смотреть с нескольких сторон. Сколько невиновных были приговорены к смертной казни? Сколько жизней лежит на плечах следователя и прокурора? Забавно, что при этом они не считаются убийцами. — Извини, конечно, но ты сравниваешь несравнимые вещи, — Алатус тяжело вздыхает. — Хотя, журналисты вечно переиначивают информацию. — Впрочем, как и следователи, прокуроры и адвокаты, — пожимает плечами Син Цю. — Курить хочу… — Сяо хлопает себя по карманам, но в них пусто. Он ведь обещал Венти, что бросит, поэтому сейчас найти хоть что-то кажется непосильной задачей. — Угощаю, — журналист протягивает Алатусу пачку сигарет. — Они не отравлены, если что. — Пх…