***
Music: Queen — Love of My Life
Дождливую погоду наконец сменило солнце. Теплый ветер раздувает прозрачные занавески больничной палаты. На столе около постели пациента стоит ваза с большим и пышным букетом сесилий. Аромат цветов витает в воздухе, даруя всем присутствующим ощущение чистоты, свежести и какой-то гармонии. Альбедо стоит около окна, прижимаясь спиной к стене. Он с некой грустью и болью смотрит на лежащего под ИВЛ Венти. Состояние адвоката напоминает ему резкие волны на идеально ровной морской глади. Ещё вчера Барбатос мог более-менее шевелить руками, даже пытался как-то жестикулировать, но уже сегодня утром он едва ли повернул голову. В помещении играет тихая и спокойная музыка, увлажнитель воздуха пахнет морем, что отлично оттеняет сесилии. Как бы ни хотелось, чтобы этот день был праздничным и торжественным, получается так себе. Даже присутствие близких людей не особо помогает разбавить эту давящую атмосферу печали. — Согласен… — тихо проговаривает Алатус, отвечая на вопрос регистратора. Сотрудник слабо кивает, смотря на Сяо с жалостью и сочувствием. Он тоже одет в защитный медицинский костюм, как и сам Алатус. Помимо них в палате есть только Альбедо и Авис. Мама Барбатоса, похоже, побоялась прийти, а Нигредо и Кадзухе Альбедо запретил. Этот день совсем не такой, как им всем хотелось бы, но даже так Сяо счастлив. Он мысленно ругает себя за то, что так сильно затянул, но при этом продолжает улыбаться, смотря на лист с договором о браке перед собой. — Вашу подпись, пожалуйста, — напоминает сотрудник, постукивая пальцем по прочерку, где Алатус должен расписаться. — Да, конечно… — Сяо поворачивает голову и смотрит на Венти: бирюзовые глаза следят за каждым движением возлюбленного. Адвокат не может ничего сказать, особо не может пошевелиться, но даже так он чувствует нечто тёплое и уютное в груди. Ему спокойно, несмотря на учащённое сердцебиение. Ему комфортно, хоть он и в больничной палате. Ему тепло, потому что он чувствует любовь Алатуса. Поставив подпись, Сяо возвращает документ регистратору. Тот слабо кивает и поворачивает голову на Альбедо, как на лечащего врача Венти: — Поможете? — Конечно, — медик отталкивается от стены. Альбедо забирает у мужчины из рук бланк, подходит к Венти и наклоняется над ним: — Вен, моргни один раз, если «да» и два раза, если «нет», хорошо? Барбатос моргает один раз в знак утверждения. Медик подзывает сотрудника ЗАГСА ближе и кивает головой: — Он Вас слышит, можете спрашивать… Сяо с болью в сердце слушает речь регистратора, и ещё больнее ему от того, что в уголках глаз адвоката собираются слёзы. Это похоже на слёзы счастья, но разве могут быть слёзы счастья, когда он прикован к постели и не в состоянии даже ответить краткое «да». Можно было бы ненадолго отключить ИВЛ, просто для того, чтобы Венти проговорил свой ответ, но Альбедо, оценив состояние адвоката, запретил подобное. Сегодня Барбатос не может даже кивнуть, и это проходится по сердцу Сяо ножом, оставляя после себя кровоточащую живую рану. — … — на вопрос свадебного регистратора Венти моргает. — Тогда, Вашу подпись, пожалуйста… — мужчина поворачивает голову на Альбедо. Медик понимает без слов. Он присаживается около постели Венти на корточки, шепчет ему на ухо, что сейчас нужно, чтобы тот нашел в себе силы поставить подпись, и подкладывает ему под руку договор. Чтобы бумага не порвалась, под документ он кладёт твердую картонную папку. Альбедо помогает Венти взять ручку и отодвигается, чтобы в этот важный для них с Сяо момент не мешаться на фоне. Алатус завороженно смотрит, как дрожащая рука возлюбленного опускается на поле для подписи. Ослабленный, бледный, худой и истощенный Венти даже не может повернуть голову, чтобы посмотреть, там ли он вообще собрался ставить подпись. Он может лишь сквозь слёзы смотреть Сяо в глаза, пока тот с любовью и нежностью наблюдает за адвокатом. Как завороженный детектив прикован взглядом к любимому человеку, что сейчас пытается найти в себе силы поставить эту небольшую отметку. Стержень касается листа, и ручка выскальзывает. Она со звоном падает на пол, разрушая тишину, что царила в палате. Альбедо неуверенно переводит взгляд на ручку, затем — на Сяо. Детектив бегло качает головой, отвечая на немой вопрос в глазах медика — должен ли он поднять её? Алатус присаживается на колени около постели Венти, поднимает ручку с пола и вкладывает её адвокату в руку. — Все в порядке, ничего страшного, — успокаивающе шепчет, видя в бирюзовых глазах панику. Детектив осторожно поворачивает голову Барбатоса в бок, чтобы тот хотя бы краем глаза видел и Сяо, и документ, что лежит под рукой. — Давай, милый, ты справишься, — с любовью говорит Алатус, поглаживая Венти по руке. Адвокат с трудом выдавливает из себя мычание, которое сразу растворяется в тишине. Сяо осторожно гладит Венти по голове, придерживая второй рукой его руку и помогая направить. Стержень вновь касается листа, и Алатус замирает, с волнением смотря на договор. Рука адвоката дрожит от напряжения и усталости, вставленный в кисть катетер сейчас ощущается как никогда болезненно и неприятно. Венти практически не шевелит пальцами, с трудом удерживая их в том состоянии, в которое их поставил Альбедо, когда давал ручку. Так катетер ощущается меньше всего, но все равно больно. «Наверное, со стороны я выгляжу жалко… — думает адвокат, пытаясь удержать ручку. — Не такого Сяо звал замуж, аха…» Ручка оставляет на бумаге первый штрих, и всё вокруг вмиг становится на паузу. Словно сама Вселенная ждёт, пока адвокат медленно, неуверенно и неспешно поставит свою подпись. Взгляд Сяо сфокусирован на руке Венти. Он следит за кончиком стержня, словно сейчас этот шарик оставляет черную изящную полосу не на бумаге, а на его сердце. Линия немного дрожит, но при этом сохраняет свою красоту и аккуратность. Ручка скользит по бумаге вниз, вырисовывая плавную петлю, хвостик уходит в бок, а затем возвращается назад, перечеркивая все, что написано. Финальным штрихом становится точка, после чего уставшая кисть наконец расслабляется, и ручка вновь падает на пол, «снимая с паузы» всех, кто стоит в палате. — Благодарю, — мужчина в защитном костюме забирает бланк у адвоката и отходит к подоконнику. Он достаёт из сумки печать, какие-то бумаги, паспорта Сяо и Венти, которые Алатус передал ему ранее, и бегло приступает к оформлению документов. Детектив поглаживает адвоката по предплечью, смотрит в бирюзовые глаза с теплом и нежностью, пока тот в ответ лишь часто и быстро моргает, пытаясь смахнуть проступившие слёзы. — Поздравляю, получается? — Альбедо хлопает Сяо по плечу. — Теперь ты официально замужняя омега. — Замужний, — поправляет его Алатус. — Ну, главное, что не отрицаешь свою омежность. — Даже твои глупые шутки не испортят этот день, Шиз, — приглушенно отвечает детектив, не сводя глаз с Венти. Ави, все это время стоящий около двери, подходит ближе. Он присаживается на корточки около кровати Венти, слабо улыбается и накрывает его кисть своей ладонью: — Поздравляю… я очень рад за вас. Адвокат не может повернуть голову на близнеца, но его сердце готово вырваться из груди. Конечно, это — не то, что ему представлялось, когда он думал о свадьбе, но сейчас он счастлив, а это главное. — Прошу, — регистратор протягивает паспорта и подписанное свидетельство о заключении брака с печатью Алатусу. — Примите мои поздравления. — Спасибо, — детектив слабо улыбается, хоть под респиратором этого не видно. — И… спасибо, что согласились на выезд в больницу. — Что вы, не стоит, — он качает головой. — Я понимаю, как это важно для вас. Что ж, я пойду. — Я Вас провожу, — Сяо жестом приглашает мужчину выйти и сам идёт следом. Альбедо наклоняется над Венти, который взглядом провожает Алатуса. — Давно пора было это сделать, — усмехается медик. — Мяочка совсем от рук отбился, да? Альбедо бережно вытирает слёзы, стекающие по лицу адвоката сухой салфеткой. — Ты умница, а теперь нужно немного поспать, — он проводит Венти по волосам. — Тебе лучше не напрягать истощенный организм, поэтому постарайся уснуть, ладно? Барбатос моргает в знак согласия. Адвокат закрывает глаза и погружается в собственные мысли. Эта странная церемония ощущается такой нереальной, будто бы и сейчас он уже спит. Да и вообще, словно он уснул ещё тогда, во время теракта, и до сих пор не проснулся.***
Music: Adele — Skyfall
Инженер щелкает по клавиатуре, бегло просматривая мелькающие на мониторе окна. Он прочитал уже не одну статью и книгу о психологии человека, но так для себя и не понял, что значит «быть человеком». Он запомнил десятки тезисов и «правильных» реакций на те или иные слова и действия, но в груди по-прежнему пустота. Его сердцебиение всегда ровное, его дыхание всегда спокойное, его пульс не учащается. Тело реагирует на внешние раздражители, но никакие мысли и «бабочки в животе» не заставляют его сердце пропускать удар. — Паймон думает, что Итэр просто не умеет чувствовать, — звучит девичий голос с той стороны экрана. — Да, — инженер кивает, отталкивается от стола и откидывается на спинку стула. — Итэр тоже так думает. — Авис научит Итэра чувствовать, — продолжает Паймон, которую инженер для себя прозвал компаньоном, ведь она всегда рядом — всегда в его телефоне. — Скорее, имитировать чувства, — поправляет её инженер. — Но ведь биологически Итэр — человек? — настаивает компаньон. — Значит, все эти химические процессы происходят? — Это я уже пробовал, — вздыхает. — Если просто вызывать тот же химический процесс, что и, например, во время страха, то страха я не чувствую. А это — самая сильная эмоция человека. Раз я не чувствую её, значит и с другими не сработает. — Зачем Итэр хочет чувствовать? — объемная 3d моделька Паймон, сделанная на основе рисунков Альбедо, летает по экрану туда-сюда, пытаясь привлечь внимание хозяина. — Хм… потому что это — путь к развитию. Идеальный ИИ — это тот, который полностью может заменить собой человека. И не копировать или имитировать, а чувствовать. — Паймон чувствует грусть за то, что обидела Кадзуху. — Правда? — Итэр тут же подвигается ближе к экрану. — И как это ощущается? — Паймон не может подобрать слово, но ей это не нравится. Инженер вздыхает. Живот неприятно крутит, и парень вспоминает, что последний раз ел больше суток назад. Мотнув головой, он выходит из-за стола, и, оставив Паймон «за главную» покидает лабораторию. В голове всплывают картинки того, что люди называют «уютом» и «комфортом», и Итэр поворачивает голову в окно — погода располагает к прогулкам, но снова звать Ависа на улицу и отрывать его от работы не хочется. Точнее, хочется, но делать этого он не будет. Взяв в столовой кофе и сладкую булочку, он выходит на улицу, где на крыльце сталкивается с Альбедо. Медик курит, и, заметив Итэра, тут же отворачивается в сторону, чтобы не дышать на парня дымом. — Добрый день, Итэр, — бегло здоровается, не поворачивая головы. — Добрый. Инженер проходит мимо медика и направляется в сад, где они с Ави сидели под высоким деревом. Тогда Итэру показалось, что ему было уютно, и сейчас он надеется испытать это снова. Инженер садится на то же место и в ту же позу, пальцы постукивают по стакану, нос улавливает запах выпечки и шоколада, но что-то не так. Парень поднимает голову к небу. «Тогда был дождь… — вздыхает. — Может, для уюта нужна определенная погода? — он опускает взгляд на свою руку. — А ещё я был с какао, а не с кофе…» Несмотря на то, что уже изначально что-то пошло не так, он все же решает остаться в саду и немного посидеть в тишине, вспоминая детали того вечера с Ави. — Я присяду? — непродолжительное молчание прерывается голосом Альбедо. Итэр поднимает голову и смотрит на медика. В голове тут же выстраивается несколько вариантов того, почему он вдруг решил заговорить, и большинство из них — это обвинения Итэра в том, что случилось с Нигредо. — … — кивнув, инженер отодвигается в бок. — Тебя что-то беспокоит? — Альбедо садится рядом, протянув ноги. Бедро неприятно ноет, и он только сейчас понимает, что слишком много времени проводит на ногах. — Ты злишься на меня из-за своего брата? — Итэр наклоняет голову и роняет взгляд в стакан. Он так пристально рассматривает кофе, будто бы пытается там найти ответ на свой вопрос. — Нет, — медик пожимает плечами. — Я уже сказал, что твоей вины в этом нет, тебя просто использовали. — Тогда почему ты решил сейчас со мной заговорить? Не для того, чтобы обвинять меня, значит, тебе что-то нужно от меня? — Нет… — он отрицательно качает головой. Альбедо упирается ладонями в мягкую высокую траву за спиной и отклоняется назад. — Мне показалось, что ты растерян, поэтому решил спросить, все ли в порядке. — Просто так? — Итэр хмурится. — Ну да, а что тебя смущает? — Я привык, что люди разговаривают со мной, только когда им что-то от меня нужно. В целом, я понимаю их, ведь я им не ровня. Никто не спрашивает, как дела у микроволновки прежде, чем разогреть в ней еду. — Хех, — Альбедо смотрит на голубое небо, по которому гуляют пышные объемные облака. — … — вспомнив про свой обед, Итэр наконец отпивает немного кофе и заедает его булочкой. Альбедо тихо выдыхает и закрывает глаза. Воображение подбрасывает ему воспоминания с Нигредо и Кадзухой, по которым он соскучился, и отдельно — со Скарамуччей, чье лицо заставляет сердце неприятно сжиматься от боли. — Ромашка? — удивление в голосе Итэра заставляет Альбедо открыть глаза. — Разве сейчас время, чтобы ромашки цвели? Медик поворачивает голову и замечает, что инженер смотрит на белые садовые ромашки, что так умело прятались в густой траве, которую сейчас немного прижало вчерашним дождем. — Может, это знак? — усмехается Альбедо. — Знак? — Вселенная вещает тебе гадать о любви, — пожимает плечами тот. — Это что значит? — Ну, смотри, — Альбедо подсаживается к цветку. — Я против бессмысленного издевательства над растениям, поэтому просто покажу, но срывать цветок не буду. Задаёшь вопрос, например: «Кадзуха меня любит?» и гадаешь по лепесткам — «любит», — он проводит пальцем по широкому лепестку, — «не любит», — касается второго. — И вот так до конца. — У этой ромашки 21 лепесток. Значит, Кадзуха тебя любит? — Итэр вопросительно смотрит на цветок. — Конечно, любит. Разве меня можно не любить, аха? Попробуй погадать на Ависа. — Но здесь 21 лепесток, — инженер хмурится. — Если начинать с «любит», значит будет «любит», если с «не любит», значит будет «не любит». — Возьми другую ромашку, — Альбедо пожимает плечами. — У всех ромашек этого вида по 21 лепестку. — А вдруг у какой-то окажется 20? — Это невозможно. — Всякое ведь бывает, — медик поднимается на ровные ноги и стряхивает с тёмных штанов пыль. — Не имей привычки все ровнять под один стандарт, мы ведь не в симуляции живем, где все «пиксель к пикселю». — … — Итэр равнодушно смотрит на цветок около дерева. «Молодец, Альбедо, — медик мысленно обращается сам к себе, — даже ИИ твою шизу не вывозит. Успешный успех…» Инженер стоит неподвижно, погрузившись в собственные мысли. Он совсем не заметил, как Альбедо ушел. Атмосфера сегодняшнего дня совсем не такая, как была тем вечером. Кофе остыл, а булочку Итэр не доел, дождя нет, ветра тоже, и даже то, что сидел он точно на том же самом месте, что и с Ависом, особо не помогло воссоздать ощущения того вечера. Недолго думая, инженер пересчитывает все лепестки на всех ромашках, что только попадаются ему на глаза. Похоже, что цветы здесь кто-то посадил совсем недавно, и они, вероятно, были уже цветущими. К такому выводу приходит инженер, когда в памяти всплывает тот вечер — тогда этих цветов точно не было. Либо же он был настолько увлечен чем-то, что не заметил их. Парень хлопает себя по карманам, выискивая телефон, а затем вспоминает, что оставил его в лаборатории. Взгляд вновь приковывают ромашки. «Любит — не любит…?» — вспоминает слова Альбедо, пробегаясь глазами по белоснежным лепесткам. Итэр присаживается на корточки около цветка и протягивает руку. Пальцы касаются шершавого зеленого стебля. Мягкие подушечки скользят вниз и останавливаются около листа. В голове всплывают слова медика о том, что срывать цветы не стоит. Формулировка была сложной и слегка непонятной, но перечитав несколько десятков словарей, чтобы легче воспринимать речевые обороты, он понял, что именно Альбедо имел в виду. — Если по виду не понятно, что больно, это ведь не значит, что ему не больно… — он проходится по стеблю вверх, словно гладит. — Цветы не умеют чувствовать боль. Но ведь и Паймон не умеет, а чувствует… не все в мире так однозначно… «Всякое бывает…» — очередная фраза голосом Альбедо, отчего Итэр хмурится. — Тебе больно? — он обращается к цветку, но, конечно, ответа не получит. «Похоже, то, что цветы не разговаривают, это однозначно… и как тогда разделить то, что однозначно, и то, что неоднозначно…? — Итэр глубоко вздыхает. — Мир цифр куда проще, чем мир людей…» — Вы хотели меня видеть, Итэр? — отзывает его Авис. Инженер медленно поворачивает голову, отрываясь наконец от цветка. — Хотел, — признается, — хотя вслух этого не говорил. — М? О чем Вы? — Авис присаживается около цветка и протягивает инженеру стаканчик с какао. — Я шел на обед, но встретил Альбедо, и он сказал, что у Вас ко мне какое-то неотложное дело. — Эти ромашки говорят, что ты меня любишь, — Итэр кивает в знак благодарности, принимая какао. Ави слабо усмехается, думая, что тот, вероятно, снова что-то неправильно понял, либо где-то прочитал. — На языке цветов ромашки обозначают чистоту, беззаботность и искренность, — спокойно проговаривает психиатр. — Если бы Ваш разум не был обременен кучей дел и забот, я бы сказал, что этот цветок подходит Вам, Итэр. — Ты считаешь меня чистым и искренним? — Да. Вы один из самых светлых людей, которых я встречал, — Ави делает глоток горячего какао и выдыхает. — Нельзя такое говорить, но я рад, что все сложилось так, как сложилось, ведь иначе мы бы не познакомились. — Я был знаком с Валефором, — холодно отвечает инженер, смотря в стакан. — Косвенно. — Можешь рассказать мне о нём? — Ави усаживается поближе, устраиваясь у Итэра под боком. — Почему-то мне кажется, что ты можешь сказать то, что не сможет никто… — Он был зажатым, скованным, скромным и всегда напуганным. Почти не разговаривал, на всех смотрел с опаской, ходил по лаборатории только за руку с Алисой, госпожой Сукой или Амос. — Чего он так боялся? — Их боялся, но в них же искал защиту. Я думаю, ему было одиноко. Сегодня я прочитал несколько книг, благодаря которым могу проанализировать его поведение, и… — Итэр, — Авис перебивает и укладывает голову ему на плечо, — а если без книг и анализа? Можете вспомнить о нём что-нибудь? — Он часто и много плакал. У него есть шрам, вот тут, — Итэр опускает ладонь себе на правое бедро. — В моей голове есть вся информация о каждом, кто когда-либо переступал порог «Ордена» или лаборатории. — Здесь… да…? — Ави опускает руку на свое бедро, и тот незначительный шрам от ожога, который у него с детства, сейчас ощущается открытой раной, которая ноет и гниет. — Отец Валефора продал его взамен на должность, — продолжает Итэр. — При первичном осмотре госпожа Сука обнаружила у него бесчисленные ссадины, синяки, царапины. У него до крови были сломаны ногти, а под ними она нашла опилки и траву. Сердце предательски быстро бьется, когда Итэр с таким холодом и равнодушием пересказывает, словно зачитывает, сухие факты, что хранятся на страницах записей «Ордена». — …полагала, что, забрав Валефора к себе, может искупить свою вину, но по итогу свернула не туда. Когда она заметила, что у неё есть проблемы с памятью, то стала вести цифровой дневник. При пожаре ключ доступа к нему был утерян, но я все ещё могу его читать. — То есть… то есть родители Валефора над ним издевались? — Точно не установлено, кто именно это был. Создательницу эта информация не волновала, а по данным полиции — над ним измывался родной отец. Другой информации у меня нет. Ави поджимает губы и прикладывает ладонь к груди. С уст слетает слегка истеричный смешок, что заставляет Итэра повернуть голову, потеревшись щекой о чужую макушку. — Что это был за странный звук? — Не обращайте внимания, Итэр, — Авис качает головой, продолжая лежать на плече инженера. — Я тебя обидел? — Всего лишь озвучил то, что я и так знал, но во что верить не хотел… знаете, думаю, от Вас я приму любые слова за истину. — Потому что я просто ИИ, которому нет дела до чужих чувств, поэтому он не лжет? — Иногда мне хочется Вас ударить, когда Вы называете себя «просто ИИ»… — хмыкает Ави. — Тогда… «сложно ИИ»? — Аха… — психиатр переводит взгляд на ромашки. — Цветком правды и искренности считается хризантема… может, она бы подошла Вам… — Тогда тебе подходит калла, потому что это цветы, выражающие любовь и уважение. А, как сказала мне ромашка, у которой 21 лепесток, ты меня любишь. И уважаешь тоже. — Ну… это чуть-чуть не так работает, но в целом… Он закрывает глаза и глубоко выдыхает. Зубы впиваются в нижнюю губу. Слишком больно осознавать, что все, что он сумел найти про свою семью, на самом деле правда, и тогда, когда «та женщина» сказала ему, что второго сына у неё нет и не было, она лгала, смотря ему прямо в глаза. С другой стороны эта правда наконец убирает его из подвешенного состояния — у него действительно есть брат. Родной по крови, близкий по душе. Барбатос, на которого Ави смотрел с восхищением, и на кого хотел быть хоть немного похожим, действительно оказался его братом. Слова Итэра для психиатра стали лучшим доказательством, одновременно разбивая и без того израненную душу, и, в то же время, возрождая из осколков. — Ави, ты спишь…? — шепчет инженер, чувствуя, как плечо начинает затекать под тяжестью чужого тела. — Одним глазком… — тихо отвечает тот. «Запах какао, тёплые солнечные лучи, мягкая трава, ромашки под деревом, свежий воздух… и… Авис? — Итэр растеряно хлопает глазами. — Мой уют выглядит так…? Но ведь тогда был дождь, а сейчас дождя нет… получается, дело в какао…? Или в Ави?»