Дневник Дина Винчестера.

19 ноября. Что вообще чувствует человек утром? Усталость, несмотря на сон, лень? Я никогда себя так не чувствовал, да и сейчас не чувствую. Просто такое ощущение, что не хватает какого-то жизненно важного органа. Может быть, все считают, что если я маленький, то не смогу чувствовать себя как и все взрослые? Это большая ошибка, они все глубоко заблуждаются. Я просто не показываю ничего и никому, храню все внутри, как отец, чтобы казаться сильным. Но мою силу они воспринимают всего лишь как за детское непонимание происходящего. И часто я задаю себе вопрос: да что они вообще понимают? Сегодня утром отец уехал, ничего мне не объясняя. Просто посмотрел на меня, так по-обычному, как будто вовсе ничего и не произошло, и сейчас, он никуда не уходит. Он просто нанял нам няньку, которая не выпускала изо рта банановую жвачку. Она была похожа на корову, которую я видел на ферме отцовского армейского приятеля этим летом. Ее звали Дафни. До обеда мы только и делали, что смотрели телевизор, точнее, она смотрела телевизор, а я следил за Сэмом. Я не понимаю, как можно смотреть индийские сериалы? За несколько серий одного я понял их смысл: « О нет, во имя Аллаха, Мустафа не умирай. Ну, хорошо, не буду, Зухра». Дафни удосужилась покормить нас только тогда, когда на экране телевизора увидела рекламу про мусорные мешки. Когда я попробовал ее стряпню, я понял, почему обед у нее ассоциируется с мусорными мешками. Сэму повезло больше чем мне, ведь он ел кашу, а мне выпало на долю большое блюдо с жалким подобием плова. Лучше уж быстрорастворимая каша, чем около часа готовки еда Дафни. Хотя, казалось бы, что может быть хуже нее? Разложив еду по тарелкам ,она усадила Сэмми на высокий стульчик и пыталась запихнуть ему в рот разбавленные теплым молоком злаки. Поначалу, первые несколько ложек, все шло отлично, а потом Сэм затеял истерику. Мне ничего не оставалось, кроме того, как перенять эстафету у няни, на что она лишь хмыкнула с высока и вновь принялась за свои сериалы. Половину тарелки ушло в рот к Сэму под видом пассажиров медного самолета, а затем хватило просто двух слов «за маму». Укладывать спать Сэма пришлось мне, на самом деле, это было совсем не трудно: просто посидеть с ним возле кроватки, о чем-то поговорить, поразмышлять вслух. Обычно его сильно бесили эти разговоры, и он старался побыстрее заснуть, чтобы не слышать их. Сразу после него в кровать ложился и я, но уснуть долго не удавалось. И я рассматривал потолок, с треснувшей побелкой по углам. Мне сразу вспоминаются мультики, ведь из трещин всегда выбегают большие пауки. Именно в такие моменты я осознаю, как же мне не хватает домашнего тепла и уюта. Мотель не идет ни в какое сравнение с домом, таким далеким и забытым. В глубине души я все же лелею надежду, что однажды я проснусь от нежных прикосновений мамы. Вновь услышу ее мягкий голос, увижу ее добрые светло-карие глаза, почувствую любовь, жаль, что Сэму так и не удастся запомнить все это. Он ничего о ней не запомнит, забудет. Но я не должен этого допустить, не дам забыть маму. С плохими мыслями уходит и бодрость. Веки слипаются, надеюсь, во сне я увижу ее… Кусочек побелки бесшумно упал на пыльный ковер номера, и из трещины вылез паук. Быстро шевеля своими лапками, он переполз к другому углу, где стал пускать паутину и делать ловушку для глупых мух.