Возможно всё

Там где нельзя всё, обычно всё можно...но не всем. Лань Чжань много думал о разном после знакомства в Вей Усянем: о правилах, морали, соответствии видимости содержимому, о нарушениях и наказании... и о себе он размышлял непозволительно часто. После нападения ордена Цишань Вэнь на Облачные Глубины наивный молоденький заклинатель вдруг оказался лишенным защитной раковины родного дома и увидел окружающий мир с бездной непривычных, странных и страшных вещей... Он был ранен, растерян, расстроен, напуган... Он чувствовал себя совершенно беспомощным и слабым, одиноким и не мог найти причины жить дальше. Но опять случился Вей Ин и ощущение жажды дышать, двигаться, чувствовать вернулось сторицей... Разве могло ТАКОЕ чувство быть неправильным? После событий на горе Муси (точнее, под нею), Лань Чжань перестал казнить и истязать себя за любовь, но не видел выхода. На войне многое и многие изменились. Молоденький идеалист разом осознал множество вещей: что действовать иногда надо не думая, на инстинктах; что не бывает правил на все случаи жизни, как бы кто не старался предусмотреть решительно всё, поэтому собственное мнение и решительность важнее чужих стандартов и представлений о совершенстве; что геройствовать, когда любишь, очень легко и просто, а терять и разлучаться - невыносимо больно, надеяться же на что-то - рвать душу и сердце на части; что убивать людей технически намного проще, чем нечисть (хотя всё его обучение твердило об обратном и недопустимости подобного иначе, чем ради самозащиты в самых тяжёлых ситуациях), но даже мораль и совесть прогнутся и позволят лишать жизни не то, что нескольких, но многих разом без разбора и суда, без всяких мучений и тяжести, ритуалов поминовения, искупления и прочего; что верить словам как раз недопустимо, даже если человек занимает высокое положение и хорошо известен, даже если это родственник, как верить глазам порой ошибочно, хотя на зрение он никогда не жаловался, - душа и сердце часто видят больше и чётче. С Вей Ином, теперь темным заклинателем, пришлось знакомиться заново: тот, вроде, стал сильнее, но сердце кричало обратное, тот стал злее и холоднее к людям, но сердце... Лань Чжань сходил с ума от беспокойства, но не мог себе позволить сделать и сказать именно так, как хотелось больше всего: если и был человек, которому Ванцзы верил и которого уважал, это стал Вей Усянь, существенно потеснив брата на пьедестале. На большой охоте в Ланлин Цзинь все его чувства к Усяню прорвались разом. Жалел ли он потом, что не признался? Он и так почти не разговаривал, а от волнения слова теснились в горле, оставляя рот немым; рядом с Вей Ином беспокойство и трепет достигали максимума - едва выдавливая из себя хоть какие-то звуки, что он мог объяснить?! Во время войны он научился смотреть на многие вещи проще и без содрогания, не раскаиваться в содеянном и не колебаться, выбирая меньшее из зол. Он продолжал соблюдать правила по привычке, когда мог, но не расстраивался, когда это было невозможно. Он перестал считать образ жизни Гусу единственно верным, а свой клан - единственно правым, всемогущим и незыблемым. Он больше не считал стену правил святыней: она была просто стеной, отражающей чьи-то ожидания и непомерные требования, - поэтому перестал её замечать. То, что случилось через несколько месяцев после того, как Магистр освободил и увел на Луанцзан пленных Вэней... Подарок? Не имело значения, каким образом, но события столкнули их вместе, не развели в стороны. Пусть Вей Ин говорил за двоих... Ванцзы ошеломленно принял на себя груз ответственности и счастья любить взаимно. Ничто больше не имело над ним такой власти, как необыкновенно прекрасное чувство быть вдвоём с возлюбленным. И опять мир открыл заклинателю новые грани и стороны, ошеломил множеством знаний и ощущений, из которых физические занимали не последнее место. Когда Лань Чжань был маленьким, его украдкой обнимал брат, когда матери не стало... Никто не касался без острой необходимости. Он искренне считал, что это всё - лишнее. Даже устная скупая похвала дяди - излишне, не стоит. До Вей Усяня. Сколько в его памяти этих касаний? Он хранил, перебирал, как драгоценности. Теперь можно не считать, даже лучше не считать, потому что возлюбленный дотрагивается, прижимается, ластится постоянно, пока может дотянуться хоть кончиком пальца. Ванцзы нравится касаться Вей Ина: будь то случайность, когда сталкиваются руки, или падение (на дороге или с дерева - он обязательно поймает), или помощь в передвижении ("своя ноша не тянет", как говорят в народе)... или объятия и поцелуи. Впрочем, ему и смотреть нравится: чем ближе, тем лучше. Прекраснее всего, когда Вей Ин улыбается тепло и радостно, всё равно кому и по какой причине, но когда покрасневшие и припухшие от поцелуев губы с любовью произносят "Лань Чжань", а взгляд затуманен негой... Ничего лучше, красивее и роднее на свете нет. По правилам ордена, Ванцзы не имеет права на большее: то, что он себе позволяет, как к этому относится - уже нарушение. Но они на Луанцзан, здесь нет правил Гусу или Юньмэна, или других орденов. Рядом с Усянем по-другому не бывает: его правила внутри, идут от души и сердца. Ванцзы старательно учится жить также, и дышать на Луанцзан теперь легче, чем в Гусу Лань. Ванцзы сначала следовал за возлюбленным, но нарвавшись на обидное шипение, что тот беременный, а не больной, и ловкое, почти пространственное, исчезновение, перестал: за Вей Ином есть кому присмотреть - каждый в деревне считает своим долгом помогать спасителю от унизительного истребления, оставшемуся рядом и делящему наравне тяготы и лишения, а ещё есть разумный мертвец, который и глаза не мозолит, и всегда рядом. Было очень тяжело привыкать не цепляться за меч и гуцинь при виде Вэнь Нина. Лань Чжань очень старался, но вбитые с детства рефлексы так просто не изменишь. Лютого мертвеца даже мысленно не хотелось считать вещью: словно живой, только не ест, не дышит, не спит... Усянь, бесспорно, гений, пусть и получилось столь продвинутое создание случайно (зная Магистра, можно смело считать, что теорию тот вывел и даже практические рекомендации написал вместе с подробными характеристиками, составленными совместно с Вэнь Цин), но от этого тревога лишь больше: заклинатели в среднем ничем от обывателей не отличаются и пугаются всего нового и непонятного, только у них возможностей уничтожить причину больше, последствиями никого не остановишь. Пусть Великие ордена передумали бороться с Магистром темного пути, но это даже не половина цзянху. Конечно, рано или поздно люди привыкнут и смирятся с существованием Старейшины Илин, но до того времени всякое может случиться. И ужаснее всего толпа благоговеющих перед "дармовой" силой последователей с желающими присвоить носителя силы, как артефакт или оружие невиданной мощи. Лань Чжань бродил по деревне, наблюдая и помогая по мере сил (что бывшие пленные оценили по достоинству и перестали игнорировать вездесущую фигуру в белом). Он бывал во многих городах, деревнях и резиденциях кланов, но никогда раньше не пытался понять, узнать, как живут обычные люди. Жизнь в Гусу Лань была не похожа ни на что, ее он знал досконально. Но весь мир успешно существовал по некой хаотической системе веками и разваливаться не собирался. Более-менее понятно было происходящее за стенами орденов и кланов. Но тысячи правил и порядков, иногда отличных в соседних домах, не то, что в разных частях заклинательского мира... Как люди не путаются фатально во всем этом? Сначала Ванцзы, естественно, был холоден и отстранён, как привык себя держать в незнакомых и неприятных лично ему местах. Но столько времени наблюдать и не проникнуться, как минимум, сочувствием, было невозможно. Раз Вей Ину небезразличны эти люди, он обязан понять и принять как данность. Сначала попытки запомнить всех и разложить в логические ряды чужое поведение приводили к долгим головным болям (он не жаловался: после первой встречи с Усянем было так же и прошло), зато из статистических живых единиц население деревни начало превращаться в рациональной голове в полноценных интересных личностей. Не идеально, но все они действительно были единой общностью, которую принято считать семьёй, хотя кровными родичами были не все. Лань Чжань каждый день видел общение Старейшины с бывшими пленными: как сияют его глаза, если удалось помочь или похвалили, как нарочито дуются щеки, если сразу ничего не вышло или поругали, как летят в стремительных жестах ловкие руки, притоптывают или покачиваются ноги; на каждом шагу с Усянем спорили или в глаза обличали как в некомпетентности, так и в скромности - могли похлопать по плечу, отпихнуть и даже обнять! То, что для Ванцзы было неприемлемо, недопустимо, и раньше рядом с Усянем казалось естественным и... каким-то теплым: он так мечтал стать частью мира Вей Ина, что незаметно врастал в абсолютно непонятную среду, восхитительную непредсказуемостью каждого дня, по-своему честную и открытую, интересную. Уже через неделю Ванцзы без особого сожаления сменил дорогие белые одежды на менее маркий и более мягкий наряд (в отличие от брата, стирать он умел, но делать это в холоднющей воде было затруднительно, а заставлять и так занятых жизненно важными хлопотами людей - совесть не позволяла). Своим он, конечно, не стал, но о помощи его просили без долгих хождений вокруг и около, открыто удивляясь силой и ловкостью; не замолкали резко и не меняли тем при его приближении, не переговаривались украдкой. В конце концов Лань Чжань расслабился достаточно, чтобы вставлять в общие беседы несколько слов, в чем ему, бесспорно, помог надоедливый Вей Усянь. Отношения... Ванцзы не с чем было сравнивать. Как любой образованный молодой человек, он имел некоторое представление о близости, но исключительно с практической стороны; он хорошо знал этикет, но... Но для общения с Вей Ином это всё было либо лишним, либо недостаточным. У него были мечты и представления, за которые под крышей собственного дома приходилось себя же наказывать, порой довольно жестоко. Если в глазах окружающих он казался льдом, Усянь был пламенем, но если приглядеться... всё было наоборот. Укрощать темперамент урожденных Ланей учили с детства: никаких уговоров и объяснений, очень жёстко, порой, безжалостно. Чем чище кровь предков текла в жилах, тем бОльшей катастрофой могло обернуться попустительство чувствам и инстинктам. Лань Чжань был уверен, что брату проще - рассудок, логика, опыт всегда преобладали над ощущениями и настроением, а вот он сам кипел и плавился по малейшему поводу. Если бы не узда запретов и правил (для главной ветви Лань - металлическая клетка), то вспыльчивостью они смогли бы поспорить с Не, а чувственностью с Цзинь, легко теряли голову и частенько не помнили, что творили. Чем дальше от прямой линии, тем проще Ланям было жить. Лань Чжань боялся снять внутренние ограничения, "выйти из клетки" - вдруг он сделает что-то неправильно и причинит вред? Что, если от проказ внутреннего зверя пострадает Вей Ин? -Ты долго будешь бродить кругами, как потеряшка? - голос был холоден и груб. Вэнь Цин была существенно ниже ростом, однако смотрела на заклинателя свысока. Она в совершенстве знала этикет: дворцовый, клановый, обрядовый, - но не считала нужным в угоду воспитанию Ванцзы делать усилие над собой. Несомненно, очередной пример влияния войны в целом и Вей Усяня в частности. Да, неприлично, но открыто и без утайки выражать мысли и чувства могут немногие мужчины, что уж говорить о женщине... Второй нефрит Гусу Лань немного побаивался бывшую главу клана лекарей: любой разумный человек стал бы, зная насколько искусна дева Вэнь в иглометании и акупунктуре, - и очень уважал. Вэнь Цин была старше и на своей территории, поэтому имела право "тыкать" и указывать даже ему, чем никогда не злоупотребляла: если поучала, то по делу. И Ванцзы слушал так же послушно и внимательно, как дядю Циженя...и так же игнорировал всё, что считал нужным: если он будет повиноваться бездумно, то чем тогда отличается от лютых марионеток Магистра? После отъезда Вей Усяня из Глубин, он быстро понял, почему тот не испытывал пиетета к правилам и норовил нарушать (не все, но многие), а образцовых учеников то ли жалел, то ли презирал: жить надо своим умом, воспитывая себя, подчиняя желания и устремления внутренней порядочности, ответственности, состраданию и доброте, направленных не на себя, а окружающий мир - тогда не нужны заумные знаки на стенах и свитках, и ты практически всегда знаешь, какое решение принять, какой путь выбрать... Ванцзы давно хотел спросить, но точно знал, кто не ответит, поэтому "забыл" очередное правило ордена и задал вопрос: -Уважаемая дева-лекарь, расскажите мне правду. Про Вей Усяня. Искренняя улыбка озарила лицо Вэнь Цин, превращая в довольно привлекательную особу, стирая прибавляющие возраста печали: бесспорно, именно о Вей Ине она хотела с ним поговорить и радовалась, что их желания совпадают. -Иди за мной, Лань Ванцзы: окраина деревни не то место, чтобы обсуждать господина. Лань Чжань сожалел, искренне раскаивался во многих словах и поступках: истинно, не стоит открывать рот и судить, пока не узнаешь правду. У него появился не один новый повод уважать, ценить и беречь возлюбленного. Он сам вряд ли поступил также: не отдал бы ядро брату, не обрёл власть над чужеродной силой, не помог бы родичу кровного врага...не поставил бы свою жизнь на ту же грань, где мучаются под гнетом несправедливости невинные люди. -Не восхищайся так открыто и явно, молодой Лань. У всего есть обратная сторона, даже у самых прекрасных вещей и поступков есть цена: хочешь или нет, но платить придется. Теперь ты должен понимать, почему мы все с тревогой смотрим ему в след: он умирает. Медленно и верно ещё с той поры, как попал на Луанцзан в первый раз. Обладая огромной силой с одной стороны, он ничего не имеет, чтобы защититься самому, с другой. Но его можно и нужно спасти. Ты и он, как две части одной монеты, словно разделенное целое, инь и ян. Ему нужна надежда и опора. Ты поддержишь его, он - тебя, разделите надвое все плохое - уменьшится вдвое, разделите хорошее - вдвое увеличится. Инь не может существовать без ян, ян не может обходиться без инь... Твоя сила нужна Вей Ину, чтобы выжить, его сила нужна тебе, чтобы жить. Известная тебе теория совершенствования отрицает возможность развития пары с разнонаправленными силами, однако в природе сам цикл жизни состоит из единства и борьбы противоположностей. Мужчина и женщина носители разных энергий, однако от этого людской род лишь прибавляется и процветает. Я изучила множество старых текстов, действительно древних, ни разу в современности не переписанных человеком: и там полно предостережений о чрезмерном развитии и концентрации однополярной силы в заклинателе. Словно одаренный, начиная с определенной ступени, превращается в подобие омута или воронки, собирая и накапливая силу в ограниченной области, увеличивая резерв и пропускную способность мередианов, на самом деле уже не развивается, а стремительно разрушается изнутри, ведь в ограниченном объеме рано или поздно давление уничтожит границы... Единственным способом предотвратить разрушение сосуда и продолжать совершенствоваться в поисках бессмертия является достижение равновесия противоположных начал. Это не значит, что ты, например, должен впустить в себя тьму, как пришлось сделать Усяню: только первородные элементы чисты и не причиняют вреда при надлежащем обращении, его тьма имеет, скорее, демоническую природу, то есть очень агрессивна и вполне разумна, и не чиста по определению. Уравновесить сосуд можно не только изнутри, но и снаружи... другим сосудом. Инь Вей Усяня настолько избыточна, что постоянно источается и рассеивается вокруг: его даже немертвые, мелкие и средние темные сущности принимают за своего, а люди побаиваются и опасаются, не смотря на всё его обаяние и стремление помочь нуждающимся. Аналогичное можно сказать о твоей ян: она настолько сильна, что даже обычным людям неприятно находиться рядом, заклинатели же подсознательно соревнуются и провоцируют конфликты. Однако, когда вы недалеко друг от друга, рассеивающаяся энергия не конфликтует, а притягивается и нейтрализуется. Искры между вами можно почувствовать без применения каких-либо техник... И я рада, что кроме абсолютной совместимости ци, вы по-человечески друг другу приятны и симпатичны. Ванцзы хотел сказать, но Вэнь Цин остановила его жестом: он не успел произнести и звука. -Не надо объяснений и признаний: я знаю. Братец рассказал мне всё. Сложно было игнорировать, когда он заливался соловьём, расхваливая возлюбленного, не давая сосредоточиться на работе. Мне не нужны доказательства твоей искренности: я видела и слышала достаточно и верю проницательности обоих братьев. Только теперь мне кажется, что молодому господину не хватает уверенности либо знаний. Я лучший медик в цзянху, не воспринимай меня, как женщину, в крайнем случае, считай старшей родственницей, и расскажи, что тебя тревожит. -Я... - заклинатель так сильно покраснел и напряг горло, что раскашлялся. -Ну, что там? - Вей Усянь хотел слышать подтверждение своих догадок. - Она всё ему рассказала? -Да. Я сожалею... - отучить Вэнь Нина кланяться и извиняться по сто раз за день за себя и окружающих пока никому не удалось: впрочем, при Лань Чжане немертвый предпочитал молчать и лишний раз не шевелиться. -Не стоит, друг. Поверь, это самый лучший выход из ситуации. Сестра не станет говорить лишнее или высказывать своё мнение: она коротко и четко изложит события, обстоятельства и текущее состояние дел. Мне не удалось бы подобное, так что лучше уж она сообщит Лань Ванцзы, кто я есть теперь и как дошел до жизни такой. Лань Чжань предпочитает именно такой способ получения информации, выводы он сделает сам, - Усянь поерзал на камне, сдерживая нетерпение: долго находиться в неподвижности и бездействии он мог только на охоте. - Она читает ему лекцию? Вэнь Нин покраснел бы, если бы мог, но смущение отпечатались на его лице достаточно явно. Он кивнул. -Обстоятельно... Столько времени прошло... Наверное, сестрица рада, что хоть кто-то её слушает от начала до конца и не перебивает. Бедняга Лань: несколько лет назад он бездумно уничтожил отличную книжку, а теперь вникает во все тонкости на слух. Всё-таки образование Гусу Лань чересчур строго и выборочно. Сильно краснеет? Вей Ин представлял себе сцену за сценой, иногда тихонько хихикал. -Краснеет и бледнеет. И снова краснеет. Молчит. "А что бы он мог ей сказать? Ничего. Впрочем, лучше учиться по выверенной чужой практикой теории, чем собственному наитию", - в конце концов, молодому Старейшине пришлось прослушать целое собрание лекций от Вэнь Цин не по одному разу и узнать много нового, в том числе о собственной безалаберности и удачливости: от возможных вариантов он был в ужасе, и кошмары стали явно красочнее и пессимистичнее. -А-Нин, сигналка на тропе сработала. Судя по всему, молниеносный братец обобрал-таки орден и прислал нам целую гору того, что посчитал нужным. Свистни дядькам посолиднее, пойдем принимать груз. Тележку пусть оставят тут: всё равно ничего не поместится, и придется тебе, дорогой друг, изрядно побегать вверх-вниз, перетаскивая добро. А рабочих мы отправим в Илин: пусть отдохнут с дороги в комфорте, отоспятся, а завтра с утра начнется настоящее светопреставление. Как думаешь, план строительства господин Лань уже переделал по своим высоким требованиям? -Хороший план. Красиво расчертил и расписал весьма грамотно. Старики впечатлились. Кажется, он рискнул заложить резиденцию ордена до официального объявления. Красиво, просто и надёжно. От первоначального варианта остался только пруд. -Конечно! Его-то рисовал я сам! - Вей Ин отлично понимал, что его знаний и опыта недостаточно, тут и житейские примеры и притчи дядюшек и тётушек не помогут, а вот заместитель главы крупного ордена, похоже, знал и умел многое - великолепное подспорье. - Раз он сам ввязался в это, пусть расхлебывает. Завтра же. Как бы то ни было, но пусть подпорченный им нефрит обоснуется на Луанцзан как можно основательнее... Это обнадёживает и дарит долгожданную уверенность. Вэнь Нин определенно поддерживал изменения, связанные с присутствием Лань Ванцзы в жизни клана: его господин посвежел и стал чаще улыбаться по-настоящему, без притворства; а ещё больше не было необходимости напоминать и силком тащить оного есть, спать и мыться, отрывая от опасных теорий и экспериментов. Заклинатель (уже не в ослепительно белом) все ещё немного пугал его холодными взглядами и хваткой на мече, но процесс привыкания медленно и верно двигался в лучшую сторону: они оба были нужны и полезны, это примиряло их друг с другом. -Лань Чжань, я хочу поговорить с тобой. Напускная дурашливость слетела с Вей Усяня шелухой: он казался старше, серьезнее и очень уставшим. Ванцзы вспомнились завершившие представление артисты, которых он видел во время путешествий по цзянху: сняв яркие одежды, маски или грим, они переставали источать заразительную жизнерадостность и улыбки, превращаясь в обычных мужчин и женщин, измождённых трудом и множеством забот, а то и болезней; даже дети и подростки теряли прыть и еле волочили ноги. Аналогия была явной и заклинатель весь подобрался: беседа не обещала быть лёгкой и о пустяках. Магистр увел его за собой в самый безлюдный угол, максимально далеко от деревни, ближе к барьеру. Умостившись на коряге, Вей Ин привычно поправил одежды и мимолётно огладил живот, наклонил голову, пряча глаза. -У меня нет времени и сил на приличные и приемлемые намеки издалека, которые, оказывается, мы оба склонны понимать превратно... Это даже не смешно: с Вэнь Цин ты общаешься вполне нормально, так почему со мной молчишь или заставляешь расшифровывать гуевы ребусы? Что с тобой происходит, Лань Чжань? Чего ты боишься? Как я могу тебе помочь? Преодолеть собственную закостенелость, навязанную традициями, тяжело. Ванцзы всё понимает: чувства, физиологическую потребность, объективную целесообразность... Но, если бы речь шла только о нем одном, продолжал бы страдать молча. Да, он порой злится ничуть не меньше Вей Усяня на систему воспитания Гусу Лань, только легче и проще жить от этого не становится. Рациональный Лань пробовал подойти к проблеме, как к освоению знаний и навыков, - кончилось всё быстро и довольно неприятно: быть беспощным пациентом разъяренной лекарки ему не понравилось. Ванцзы привык считать тело лишь инструментом, не признавая животную суть человека, инстинкты. Смешно сказать, но дева Вэнь учила и заставляла его погружаться в медитацию не для усмирения и стабилизации духа, а для познания, изучения и принятия самого себя, существа из плоти, крови и костей, с огромным набором потребностей. Наверное, иначе он бы не понял, насколько разрушительна для тела практика самоограничения, подавления, принятая в клане. Если бы не ядро и постоянные прогоны большого объема ци по всему телу, он точно не был бы здоров... Сколько же энергии примерный адепт тратит только на поддержание жизнеспособности?! Вэнь Цин объсняет и показывает ему каждый обнаруженный диагностикой дефект, как что возникло, почему вышло так, а не иначе, как должно быть. Теперь Ванцзы понимает, какая обширная проблема скрывается за кажущимся изученным в теории термином "искажение": достаточно дистабилизировать потоки энергии или заблокировать полностью или частично, организм не в состоянии справиться с элементарными вещами, тело мучительно и быстро умирает. Заклинатель, лишившийся ядра - действительно калека, причем, чем выше уровень самосовершенствования, тем трагичнее последствия. Лань Чжаню немного страшно. С его уровнем совершенствования, он слишком близко подошёл к границе, за которой ничего нет: только безумие и смерть. Тяжело признавать собственную неполноценность, когда столько лет мучил возлюбленного нравоучениями и попытками заставить идти неверным путем... Невозможно, чтобы никто в ордене не знал, не подозревал о грозящей Второму нефриту опасности... Ради чего его воспитали таким.. жёстким, упрямым, узколобым?! Ради чего его убивали... Он больше не может считать себя адептом Гусу Лань, не хочет даже думать о возвращении в орден. Трудно удержаться и не спалить клановые одеяния и ленту, как символы заблуждений, отбирающих саму жизнь и человечность. Ванцзы долго молчит, но Вей Усянь привык ждать, пока заклинатель обдумает всё, что хочет и может сказать, взвесит все "за" и "против", подберёт слова... -Вей Ин, я виноват перед тобой... -...Хватит извиняться за прошлое! Сколько можно изводить себя? - магистр темного пути в ярости. -Не перебивай, пожалуйста! То, о чем мне приходится разговаривать с Вэнь Цин, не то, о чем ты думаешь! - уши Лань Чжаня стремительно краснеют. Удивительно: оба так молоды, но пережили столько, что чувствуют себя увечными стариками; в общении совершенно разные, но молчаливость одного и болтливость другого больше не раздражает. -Говори, Лань Чжань, я больше не буду прерывать. Только не заставляй угадывать и вытягивать правду... Ты боишься и беспокоишься, от этого страшно и тревожно мне. Я уже такого навоображал и больше не хочу... терять тебя. Скажи мне. Вместе мы справимся с чем угодно! -Вей Ин, я заблуждался. Думал, тебе нужна моя помощь, а оказалось, она нужна мне. Помнишь, мне было плохо? Вэнь Цин проверила очень тщательно: у меня началось искажение ци. Я никогда не думал о таком. Опасался многих вещей, но не этой: так тяжело осознать, принять... Твоя сестра сказала, что можно было бы остановить искажение, заблокировав силы ядра, но слишком поздно: если это сделать, я быстро умру, так как неправильное совершенствование поломало тело изнутри... Я в таком же положении, что и ты. Очень страшно не успеть помочь, терять, едва успев найти... -И всё? Что она пробовала делать? Почему мне не сказали?! Кто тут главный, в конце концов?! - алые глаза сверкают, а давление тьмы становится весьма сильным. - Раз нужна помощь, почему сразу... Вей Усянь злится редко: в его обстоятельствах непозволительно терять контроль и испытывать сильные разрушительные чувства, такие как гнев. Но если это случилось... Ванцзы не особо пугает расползающаяся вокруг возлюбленного тьма, а ярящийся Магистр по-своему прекрасен, сверкая алыми глазами, роскошная грива распущенных волос колышется на невидимом ветру... И если совсем честно, то сейчас любимый похож на распушившегося агрессивного черного кота... Большого котика с острыми длинными когтями, у которого отобрали нечто очень ценное. Вей Ин никогда не злится долго: не умеет и нельзя. Поэтому всем "виновникам" он торопится сделать внушение сразу и по максимуму: заклинатель получает свою порцию язвительного словесного яда за скрытность и молчание, Вэнь Цин достается больше, так как она обязана сообщать важные вещи сразу, и как сестра, и как подчинённая. Другое дело, что лекарка как раз вспыльчива, как все знатные Вэни, и в долгу не остаётся: из перепалки, которую слышит большая часть поселка, Лань Чжань узнает много нового и интересного (не только бранные слова и выражения, принятые в Юньмэне и Цишане), пока благоразумный Вэнь Нин силой не уводит его прочь: Усянь, конечно, языкаст, но самый любимый аргумент сестры против него - иглы, и под раздачу оных лучше не попадаться без веской причины...