Возможно всё

Вей Ин привык, что вокруг него вихрь случайностей собирает несчастья и невезение. Не то, чтобы всегда было плохо, но чем лучше и удачнее складывались обстоятельства, тем тяжелее и ужаснее были последующие события. И, конечно, с самого начала проживания в Юньмэне Усянь привык, что никто не замечает его стараний и усилий, только результат. Он прожил на улице несколько лет. Если родители учили мальчика чему-то, ежедневная борьба за жизнь существенно перекроила приоритеты и он многое забыл (как забыл их голоса и лица), поэтому попав в клан стал самым слабым и глупым в глазах учителей, наставников и адептов. Никто не рвался помогать понять, усвоить, запомнить, выучить, чтобы догнать сверстников и оправдать собственное содержание в ордене... Он был один. Поэтому мягкость и спокойствие, доброжелательность Цзян Яньли привязали приемыша к ней раз и навсегда. Их любимая шутка про три и пять лет А-Сяня, понятная только им, появилась именно тогда, когда девочка увидела, как тяжело и страшно худенькому маленькому мальчику на новом месте, где у него не было даже собственного угла. Яньли учила его всему: как себя вести, что говорить, как считать, читать, писать, двигаться, одеваться и многому другому (в том числе притворно мило улыбаться и пропускать ругань мимо ушей), не позволяла ночевать на улице на дереве или крыше... Незаметная для родителей и прислуги, она возилась с ним часами, приносила еду и подбирала одежду, лечила синяки, ссадины и шишки, обнимала, когда он плакал от боли и обиды... Она примиряла его с новой жестокой действительностью. Самый тёплый и светлый человек во всей Пристани, идеальная женщина: всё, чего добился Усянь, было благодаря ей и для неё. Не настаивай она, вряд ли приемыш осмелился бы даже попадаться на глаза наследнику и его грозной матери... Возможно, тогда о нем забыли бы все, включая главу. Но она верила, что мальчики подружатся, и Вей Ин тоже поверил. Он поверил и доверился, увидел всё и всех с других сторон, попытался понять и принять...успешно. Он стал первым учеником ордена, нося маску легкомысленно-добродушного шалопая (продолжая загонять себя на тренировках и над свитками, но так, чтобы никто не видел). Силком тянул Цзян Чена из скорлупы зависти и обиды, полной нравоучений и запретов его матери. Попал с ним в Гусу Лань, ожидая скуку и планируя разнообразные шалости, но утонул в янтарных сверкающих омутах такого же притворщика, как он сам. Сам не заметил как и когда влюбился (разве имеет значение: с первого взгляда или намного позже?)... А ведь у помощника наследника нет и не может быть личной жизни - все его силы и время отданы господину и его судьбе, предназначению и клану. Обучающий лагерь Цишань Вэнь и нападение на Пристань расставили всё по своим местам. Будущее, планы и надежды, рассыпалось, как песочный пирожок... Усянь вернулся не для того, чтобы что-то возрождать... Он мстил за разрушенные связи и иллюзии, растоптанные жизни и мечты, он отдавал последний долг, чтобы, наконец, после спокойно сгинуть где-нибудь подальше от общества "праведных" заклинателей, с которым у него не было больше ничего общего. Он больше не мог созидать, только разрушать, проливать кровь. Наверное, он зациклился и существовал в собственном, пропитанном обидой и тьмой, мирке, пока не явилась целительница Вэнь и не напомнила про другие долги. На Луанцзан было тяжело. Несчастные бывшие пленные не могли себе представить, как их спаситель мучился каждый день, каждый час, старательно загоняя обиду на весь мир в самые темные уголки души, усилием воли сохраняя связь с реальностью, чтобы не сойти с ума и быть полезным. А ведь кроме тьмы внутренней, ему приходилось сдерживать и внешнюю, иначе никто и дня не прожил бы среди проклятых скал и холмов. И так уж вышло, что срыв Магистра темного пути подарил ему чудо, причину и желание жить, причем долго, хорошо и спокойно: искра жизни, зафиксированная ошеломленной Вэнь Цин, перевернула в их представлении мир с ног на голову. Вей Ин из кожи лез, вспоминая и выискивая вокруг что-нибудь хорошее, чтобы вцепиться зубами и держать на лице придурковатую улыбку, хоть немного поверить в завтрашний день, и что тот будет лучше и легче, чем вчерашний. И если расчётливость главы Гусу Лань подарила Усяню возможность сблизиться с Ванцзы... Вэй Ин не делил личное чувство и выгоду: он развернул подарок и присвоил его себе целиком и полностью, навсегда. Позволил себе быть жадным и убедительным, но, вот странно, не смог Лань Чжаню соврать ни единым словом: стоило их глазам встретиться, и Магистр, Старейшина исчезли, остался только настрадавшийся мальчишка Вей Ин, влюбленный и открытый. Первый караван из Юньмэн Цзян (а как иначе назвать огромный обоз телег и повозок, растянувшийся от границы Луанцзан до Илина?) ошеломил и лишил дара речи всех встречающих. Глаза дядюшек блестели непролитыми слезами, руки тряслись, а сами они кланялись всем без разбора: грузчикам, возничим, рабочим, охране. Старейшина Илин обозрел мельком прибывшее богатство, довольно вежливо спровадил людей со скотом в город. А Вэнь Нин до полудня следующего дня таскал добро в посёлок. Вей Усянь рад заботливости и предусмотрительности брата и его помощников: если что и забыли, будет куплено в Илине на деньги Гусу Лань, но то мелочи и вещи, которые есть везде (посуда, мотыги, корзины, семена и тому подобное). И привередничать скромности даров не собирается: Юньмэн всё ещё отстраивается, и там условия немногим лучше (географически удобнее, работы начаты намного раньше), чем на нищей Луанцзан, разве что народу побольше и заклинателей не три штуки на поселение. Он и такого разнообразия не ожидал, думал, пришлют доски, бревна, брус, гвозди попроще, и ладно. Приняв груз, пользуясь неразберихой и сгущающимися сумерками, дрожал в кустах, вытирая едкие слезы рукавом: брат не забыл, не отвернулся, ждал подходящего момента; хотя Вэней ругал и поносил, постарался облагодетельствовать всех. И обнимал большой лакированный короб, переданный от имени сестры: всего лишь знаменитый лотосовый суп с ребрышками под талисманами сохранности, но как трогательно, что по мисочке хватит на всех! Рабочие, присланные Цзян Ченом, немного нервные и пугливые вначале, но работают на совесть, хотя в последнем больше заслуга тяжёлого взгляда Ланя, которого узнают по белоснежной ленте на лбу. Качество материалов и сборки он тоже проверяет сам: с его силищей даже инструменты не нужны. Первая партия строительных материалов уже подходит к концу. Вей Ин вдруг замечает, что Ванцзы не только спланировал застройку, но и очередность определил. Самый первый дом весьма просторен и универсален: пока в нем живут Вэни и хранят вещи клана, в будущем сгодится, как место для собраний и приёмов. Он ничуть не похож на крестьянские дома и таверны: высокие потолки и крепкие колонны, широкие проемы, много съемных панелей, - но и с Ланьскими хоромами мало общего. И стоит он так удачно, что легко вообразить достроенные павильоны и галереи, ведущие... Усянь понял, что зря не ознакомился с проектом: интересно, какую резиденцию отгрохает Ванцзы? Увидев развешанные по стенам центральной комнаты ковры, Усянь ненадолго лишился дара речи, тыкая полотно пальцем. Даже самые простые светильники и жаровни смотрятся произведениями искусства после самоделок стариков. Из привезенных рулонов и отрезов тканей женщины споро нашили подушек и одежды. Только для господина и госпожи наряды привезли готовые: от повседневной одежды и нижних рубах, до внешне скромных и простых выходных одежд. К счастью, украшений глава Цзян не прислал, понимая - вышлют назад немедленно, но один из стариков уже любовно гладит полный набор инструментов и трясется над заготовками: видимо, и не надеялся вернуться к ремеслу. Рядом ворчит, гладя бородку, ещё один, перебирая разложенные на столе тонкие досточки и палочки для инкрустаций и панно. Даже практичная А-Цин не стала разгонять творческий кружок: конечно, повседневные дела важны, но жизнь клана уже столько раз менялась, пугая стариков и прочих, что возвращение привычных занятий не менее важно, чем словесные увещевания: теперь всё будет хорошо. Ничего страшного не случится, если каждый выкроит в течение дня время на поделки, которые пригодятся потом, а любоваться можно уже сейчас. Об огородах временно позаботится брат: ему отдых не нужен, а слоняться без дела - грех. И малышу тоже нашлось занятие: от "Что это? Для чего это? А когда?.. А зачем?.." уже голова кругом идёт, но по крайней мере, не пристает к Сянь-гэ и не роется в грязи. Над своими "дарами" Вэнь Цин трясётся в одиночестве, перебирая лекарства, бинты, травы, минералы и прочие лекарские ингредиенты, расставляя баночки-скляночки, оглаживая разнообразные ступки и миниатюрные весы с жаровнями, прижимая к сердцу хирургический набор и акупунктурные иглы. Усяню проще: Ванцзы, увидев короба с бумагой, тушью и кистями, ящички для хранения, сразу прогнал Магистра погулять, а сам занялся обустройством стихийного кабинета на привычный манер, заодно сортируя чужие бумаги и клочки и безжалостно избавляясь от мусора, обеспечив после всё поселение бесплатным представлением "а где же...", настолько похожим интонацией и мимикой на причитания А-Юаня, что смеялись тоже все. И никто, кроме Ланя и лютого мертвеца, не понял, что это нарочно: ничего Старейшина не забыл и не потерял, просто вспомнил старую привычку поднимать окружающим настроение за свой счёт. Наверное, это правильно: чтобы выстроить что-то новое, сначала надо разрушить всё старое. И не страшно, что Вей Ин столько раз едва не умер, ведь вкус жизни стал богаче и каждый рассвет радует... Точнее, должен бы радовать, если бы на Луанцзан было видно восход и закат, но увы, пока в поселении господствуют сумерки, чередующиеся с темнотой. Вей Усянь соскучился по звёздному ночному небу. А практически бывшие Вэни нет-нет, а посматривают вверх, ожидая увидеть не тусклый свет, а солнце. Они не просят, не ропщут, даже вздыхать стараются, когда им кажется, "глава", то есть Старейшина, не видит. Лань Чжань вообще редко голову поднимает: его взгляд ощутим физически, настолько внимание сконцентрировано на одном человеке (и Вей Ину приятно, ведь настороженности и упрека в янтарных глазах нет, и это непривычно - обычно все ждут, когда он что-нибудь вытворит, чтобы наругаться всласть). Он обязан увидеть их лица, когда пелена исчезнет и небо-таки появится, как должно: с солнцем, луной, звёздами, облаками, тучами. Главное, не забыть притащить с собой Ванцзы, а то ещё покалечат на радостях... Примерно через неделю... Если ничего неожиданного не случится... Или чуть-чуть позже. Солнце и луна нужны не только людям, но и растениям. Луанцзан преподносит Магистру сюрприз за сюрпризом: если в первый раз он едва не сошел с ума от своей и чужой боли и злости, то вернувшись, кроме реальных и воображаемых ужасов уже чувствует надежду, видит её овеществление. Ни к чему вспоминать первые дни тут, когда все ютились в пещере, прижавшись друг к дружке, а Вей Ин почти не спал, разгоняя духов и мертвецов с помощью Вэнь Нина. Со своими кошмарами он справится обязательно, ведь смотреть в выспавшееся разомлевшее со сна лицо Лань Чжаня гораздо приятнее, чем на мертвенно бледное, осунувшееся и с мешками под глазами. Это только в начале Ванцзы пытался соблюдать приличия и ночевать отдельно, но попрыгав босыми ногами по ледяному полу несколько раз за ночь, устроился рядышком, осторожно согревая своим телом и шепча на ухо всякие глупости. Фактически, запертый на огромном могильнике (после визита глав великих орденов Вэнь Цин запретила ему покидать Луанцзан, опасаясь возможных покушений и прочих недоразумений, провокаций), Вей Усянь занимает день бурной (иногда бесполезной) деятельностью. Конечно, больше всего времени он проводит в пещере, изобретая новые талисманы и печати, выдерживая многочисленные "мгм", "убожество", "не так", "надо переделать", "что это?", "ошибка", "опасно", "запрещено", иногда нарушаемые сдержанной похвалой. И если рисует возлюбленный так себе, то чертит и пишет быстро и аккуратно, что очень кстати (ведь свои наброски незадачливый темный разобрать может не всегда, а переписывать начисто ленится), кроме того, знает из древних языков достаточно, чтобы можно было не мучиться с современными наборами символов. Уже всё поселение увешано обновлёнными лентами барьеров и прошедшими испытания талисманами, могущими пригодиться на проклятой земле обычным людям. Даже Вэнь Нин носит на себе заговоренную ленточку, чтобы не привлекать внимания рабочих и спускаться в Илин в одиночку. И бабушке спокойнее, когда егоза А-Юань обшит оберегали и сигналками с головы до ног (оказывается, Ванцзы весьма искусен в шитье!). -Я не специально! - Усянь сам ошарашен собственной неловкостью, а стоило подумать, прежде чем лезть в гущу событий: живот уже не твердый и плоский, а мягкий и округлый - центр тяжести изменился, вот ставшее неловким тело и не справляется с нагрузкой. Лань Чжань понимает и сердится именно за это: -ВОН!!! Вей Ин понимает и не обижается ни капли, хотя плакать почему-то хочется. Он покорно собирает конечности и плетется на выход. -ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! - растрёпанная Вэнь Цин налетает на него в дверях, но удерживается на ногах сама и поддерживает парня. -Я упал, - глаза Усяня уже на мокром месте. -ЧТО? Где? Как? Как ты себя чувствуешь? - лёгкие ловкие руки ощупывают тело, запускают диагностику. - Вей Усянь! Так нельзя! Ты же... Там же... Темный Магистр бессовестно рыдает в узкое женское плечо. -Все в порядке? - Ванцзы встревожен, но кто-то должен не поддаваться панике в устроенном возлюбленным беспорядке. Вэнь Цин вздыхает, обнимая А-Сяня и поглаживая по растрёпанным волосам: -Всё хорошо, не волнуйтесь. -А почему... -Он беременный! У него настроение меняется. Ты больше так не кричи, даже по делу. Сейчас отведу к себе, заварю травок, напою, и успокоится. -Я... - Ванцзы верит, но хочет убедиться лично: большая ладонь нежно прижимается к животу. И у него, и у неё округляются глаза: в ответ на импульс ци, плод двигается. Усянь охает и оседает в объятия Ланя. Так не должно быть, но, похоже, ребенок воспринимает заклинателя, как отца. -Ещё раз, - лекарь строга, и Лань Чжань послушно кладет ладонь на прежнее место, передает чуть-чуть ци: благоговейная тишина и все взгляды сосредоточены на чужом животе. - Гладь! Ванцзы едва ощутимо поглаживает Усяня. Ребенок успокаивается и больше не ворочается. -Ох, красота какая... А я всё не мог понять, что ему надо. Весь день покоя не давал! - Усянь спокоен и расслабленно улыбается. -Почему я узнаю об этом только сейчас?! - сестрица шипит, но вправлять мозги Магистру дело неблагодарное, поэтому злости в словах нет, только усталая укоризна. - Ванцзы, бросай этот бардак и ходи за ним попятам: чуть что, зови. И почаще так делай: ребенку это нужно, ты знаешь. Лань Чжань ошеломлен: беременность Вей Ина он как-то осознал и принял, но чтобы чужой ребенок посчитал его за родного... -Ой, что будет, что будет... - бабушка мечтательно закатила глаза. - Это А-Юань егоза, а этот?... Все вздрогнули и дружно понадеялись на спокойствие второго, получается, отца: им и одного хаоса с улыбкой достаточно, больше не надо.