Чужая сказка

День клонился к вечеру, и становилось прохладно. Этого, в сущности, было достаточно, чтобы слегка расстроиться, а тут, как назло, добавилась ещё одна напасть — комары. Кагоме уже замучилась хлопать по голым коленкам и завистливо поглядывала на Санго: у неё — при длинном-то подоле — ноги не страдали ни чуточки, а те кровососы, кто покушался на тело выше пояса, ловились на подлёте, охотница даже не прекращала тихой беседы с Баюном. Кагоме подобралась поближе и прислушалась. — …Ещё бывает, говорят: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. И как раз на Буян посылают. Но это не наш случай, и слава богам. А то мучайся потом с этим «не знаю что», оно ведь капризное, в сказках-то понапишут, понапишут… а ему, например, стол не придётся по нраву — и ни за какие коврижки накрывать не будет! Или накроет, но с подвывертом. — С подвывертом — это как? — Ну… в стиле каком-нибудь заморском, непонятном. Ложек штук шесть, вилок столько же, ножи какие-то чудные. А если неправильно есть будешь — мигом всё пропадёт. Или похлеще бывает. Вот, помнится, Андрей-стрелец, уже после того, как меня добыл, искал этого, который «не знаю что». Ну, нашёл. На обратном пути притомился, сел на пенёк и говорит: мол, жрать хочу — помираю, дай чего-нибудь, чудо-юдо заморское. А этому и не понравилось что-то. То ли что его чудом заморским обозвали, то ли пенёк… Он Андрею корзиночку подсунул. С пирожками и маслицем. Масло, заметь, в горшочке было, глиняном таком, цветочками расписанном… — А разве это плохо? — удивилась Санго, представив горшочек в цветочки. Баюн фыркнул: — Может, и неплохо. Только Андрей корзиночку-то открыл — и сразу волки понабежали. Главный чего-то про шапочку и бабушку выл, да Андрей вслушиваться не стал, мигом на дереве оказался. Ну и сидел цельные сутки, пока волкам не надоело. Пирожки, кстати, они до крошечки подъели. И маслице тоже. Один горшочек оставили. — Сурово у вас тут, — потрясённо сказал Мироку, который, оказывается, тоже слушал. Шиппо согласно покивал. Говорить лисёнок опасался: при мысли о волках у него начали неприлично постукивать зубы. — Так Лукоморье ведь, — Баюн приосанился и подкрутил лапой усы. — Ещё и похлеще бывает. Вот, скажем, когда Андрей меня добывал… Кагоме опасливо замедлила шаг. Лес вокруг стремительно темнел, и ей вполне хватило истории про волков, чтобы начать бояться. Разумеется, никакие волки их компании были не страшны… ни один разумный волк, пожалуй, и близко бы к ним не подошёл... Но это в Японии. А вдруг в этом непонятном Лукоморье у волков похуже с инстинктом самосохранения? В любом случае, лучше быть поближе к Инуяше. Инуяша волков не любит… по разным причинам. Инуяша в кои-то веки не мчался огромными скачками, а шёл нормальным шагом — и немудрено: за спиной он тащил преогромный тюк с награб… то есть с набранной провизией. Кирара ещё в избушке Бабы-Яги оценила масштабы демонского аппетита и тащить поклажу отказалась, демонстративно взмахнув обоими хвостами. Баюн возмущённо взмрякнул «На даму! Как можно!» — и тут же заткнулся, потому что Инуяша повернулся к нему с явным намерением использовать джентльмена вместо дамы. Но тут вмешалась Баба-Яга: шепотнула, плюнула, изобразила сложную фигуру из пальцев (определённо магическую, но при этом до странности напоминающую кукиш) — и Инуяша, разом оставив свои дурные намерения, связал мешки за горловину и взгромоздил получившийся тюк на плечи. Кагоме ехать сверху отказалась. Во-первых, Инуяшу было жалко, во-вторых, конструкция получилась уж больно неустойчивая. «Наколдовала…» — печально подумал Мироку, оценив послушание полукровки, но вслух ничего не сказал. Вредная ведьма вполне могла навьючить и его — просто чтобы не умничал. Колдовство Бабы-Яги не выветрилось и к вечеру: Инуяша честно пёр свою добычу и только молча показывал зубы на все участливые вопросы о том, не тяжело ли ему. Причём было совершенно непонятно, улыбается демон, или готов перегрызть горло. Скорее второе — потому что к вечеру, когда комарьё выспалось, собралось с силами и решило поживиться свежей кровушкой, кроме Кагоме, Мироку и Шиппо им поживы не осталось. Санго, как уже было сказано, избавлялась от нахальных насекомых на подлёте, Кирару и Баюна спасала густая шерсть, а к Инуяше просто никто не рисковал соваться: воздух вокруг него дрожал как раскалённый. Похоже, полудемон пребывал в тихой ярости… — Инуяша… — Кагоме пристроилась сбоку и осторожно заглянула в сосредоточенно прищуренные янтарные глаза. — Инуяша, ты не очень устал? — Очень, — ответил сквозь зубы приятель. Хамить Кагоме он не мог, но и поддерживать светский разговор не желал. Кагоме сосредоточенно поморщила лоб и решила зайти с другой стороны: — Инуяша, а Баюн рассказывает истории… — Пусть рассказывает. — Страшные истории! — Да пошёл он. Полудемон явно берёг дыхание. — Инуяша-а-а… Белые уши недовольно дёрнулись. — А вдруг нас съедят? — Чего?! От удивления Инуяша чуть не уронил тюк. Кагоме еле успела увернуться от более мелкого мешка, махнувшего в сторону. Судя по тяжёлому звону, в мешке были не только продукты, но и прихваченная в раже посуда. — Кто это нас съест?! — Ну… волки… — Волки? — Ну, да… Баюн сказал… Полудемон навострил уши, прислушался и вдруг, сбросив тюк на землю, зычно рявкнул вслед удаляющемуся сказочнику со свитой: — Ты! Полосатый! Сдурел, что ли? Баюн от неожиданности рухнул на все четыре лапы и распушил хвост. Вопль застал его врасплох, ведь котик как раз рассказывал, как пресловутый Андрей-стрелец добывал его, кота Баюна, по заказу одного глупого царя. Рассказ дошёл до того момента, когда слишком осведомлённая Баба-Яга посоветовала стрельцу взять с собой три колпака и три прута, — и теперь Баюн, демонстрируя блестящие клыки, объяснял напряжённо внимающим слушателям, почему ему эти колпаки и прутья на один зуб. — Лаской, дамы и господа, исключительно лаской! А прутья, колпаки… мы же приличные люди!.. Мря-а-а-а!!! — Я тебе сейчас покажу приличных людей, — очень ласково сказал Инуяша, беря ещё не пришедшего в себя от звукового удара сказочника за хвост. — Какие ещё волки? Чего ты тут болтаешь, шкура полосатая? Тебя с нами зачем послали? Чтобы ты рамен на уши вешал? Хорош врать, котяра! На небо глянь! Баюн прижал уши. В хвосте стрельнуло. — Не понимаю я вас, молодой человек! Небо как небо… а волки у нас тут есть! — Оборотни? — уточнил Инуяша, угрожающе протягивая к хвосту вторую руку. — Нет! Серые! — Оборотни всякие бывают. И белые, и серые… — Инуяша, отпусти его! — возмутилась Санго. Конечно, кот явно говорил не просто так, всё-таки он был демоном, и сейчас охотница старательно выгоняла из головы стремление немедля отдать Баюну все наличные запасы мяса и начать чесать его за ушами. Хитрый котик, чего уж там. Однако дёргать за хвост… вон и Кирара не одобряет. Она-то хитрости своего полосатого поклонника насквозь видит, но хвост… хвосты… это святое! — Я отпущу, — согласился Инуяша. — Вот он сейчас про волков всё объяснит — и отпущу. Посмотрите-ка на него: пугать вздумал! Слышь, котяра, не забывайся! Мы ж потом вернёмся, тебя бабка-то за такие штучки не погладит! — Ничего не понимаю, — шёпотом пожаловалась Кагоме Мироку. Монах задумчиво позвенел посохом. — Я понимаю. Но Инуяша это зря: Баюн просто… увлёкся. Видишь ли, у него особое волшебство… — Какое? — Да зубы он заговаривает! — ответил вместо Мироку Инуяша, который, оказывается, всё слышал. — Небось, так и промышляет! Заболтает какого-нибудь придурка — а потом жрёт! — Я протестую! — Баюн извернулся и таки выдернул свой хвост из когтистых рук. — Я уже давно никого не жру! Да! Раньше жрал! Но потом повзрослел, поумнел и осознал всё неприличие такого поведения! Я почти вегетарианец! — Кто-кто? — Серьёзно? — Почти! — подчеркнул Баюн, глянув на удивлённо вытаращившую глаза Кагоме. Она была единственной, кто понял, как себя назвал кот, и теперь пыталась сопоставить вчерашнего Баюна с окороком в лапе и тихих травоедов-вегетарианцев. — Но нет предела совершенству! И вас я точно… жрать не собирался! — А ведёшь ты нас куда? — Инуяша ловко сцапал кота за шкирку. Баюн взвыл: когти почти пробили толстую шкуру. — К волкам? — К Балде! Как велено! — На небо глянь, говорю! Стемнеет скоро — и где твой Балда? Жильём даже не пахнет. Баюн покосился на верхушки деревьев, чётко вырисовывающиеся на фоне красного закатного неба, на тропинку, почти утонувшую во тьме, на спутников — и виновато фыркнул. — Простите, — тихо сказал он. — Привал надо делать. Увлёкся я, в самом деле. Но и вы хороши, могли бы просто остановить… — Таких как ты остановишь, как же, — проворчал Инуяша, отпуская чужой шиворот. Кот явно не врал. Дурных намерений у него не было — разве что слишком много дури в круглой башке. А теперь придётся устраивать ночлег впотьмах. Ну, хорошо, он в темноте видит. А люди? Значит, опять всё об его, Инуяшину, голову… — Хвост бы тебе оторвать, — мечтательно сказал полудемон, подбирая свой тюк и оглядываясь. — Вон, полянка ничего. И от дороги близко. И… Мироку, а, Мироку? — Что? — с подозрением спросил монах. — Твоя очередь рубить дрова! — сообщил полукровка радостно и свернул с тропинки прямо в высокую траву. Полянку, кроме него и прочих демонических личностей, никто не видел, но Инуяшу это, разумеется, не смутило. Через полчаса на полянке горел костёр из набранного сухостоя (Мироку дрова рубить отказался, сославшись на отсутствие топора, зато лично принёс аж два толстых сука), а над костром висел котелок с непонятным варевом, которое Санго соорудила из копчёного мяса, крупы и каких-то корешков, извлечённых из Инуяшиных мешков. Над котелком сидел Баюн с длинной деревянной ложкой и ожесточённо мешал против часовой стрелки: охотница сурово сказала, что он должен искупить свою вину, Кирара кивнула — и кот не посмел возражать, хотя, если честно, не очень понимал, в чём его вина состоит. Сама Санго, озадачив Баюна, прихватила Кагоме и Шиппо, и теперь они втроём разбирали добычу полукровки. В мешках нашлось много нужного и ещё больше ненужного. Лисёнок уже устал восторженно привизгивать от очередного сюрприза, извлечённого на свет божий. Например, чугунок с присохшими остатками тушёных овощей его просто удивил, а десяток гирлянд из сушёных грибов заставил расчихаться. Мироку, отвлёкшись от вдумчивого тыканья палочкой в костёр — он почему-то называл это поддерживанием огня, — недоверчиво принюхался, но ничего не сказал. По идее, на Инуяшин нюх можно было положиться, и отраву он прихватить был не должен… ну, совсем уж отраву. Лишь бы не какая-нибудь новенькая трава, вроде той, что вчера подсунула ему Баба-яга. Всё остальное можно пережить. — Инуяша, зачем ты это унёс? — укоризненно спросила Кагоме, вытягивая из мешка уголок вышитой скатерти. Полудемон, развалившийся по другую сторону костра, дёрнул ушами. — Пригодится, — коротко ответил он. — Зачем? — Понятия не имею. Пригодится. Кагоме, кинь мне во-о-он ту полосочку… — Обойдёшься! — отрезала Санго, предусмотрительно подтягивая к себе свёрток с вяленым мясом и запихивая туда вывалившуюся «полосочку». — Не перебивай аппетит! Сейчас доварится — и будем есть. — Да я сдохну, пока оно там доварится! Попробуй, потягай эту дрянь! — Никто тебя не заставлял, сам набрал. — Зато теперь у нас есть запасы! — Это точно, запасов у нас полно… — задумчиво сказал Мироку, оценивая громоздившуюся рядом с костром кучу. Вяленое мясо составляло малую часть от Инуяшиных съедобных трофеев. Овощи, свежие и сушёные. Грибы. Пара окороков. Немного зачерствевший, но всё равно замечательно пахнущий круглый хлеб. Мешочек, припорошённый белым, — определённо мука. Мешочки с крупами. Какие-то сушёные травы… В общем, еды было предостаточно, и если бы полукровка ограничился только едой, Мироку даже воспел бы ему хвалу — возможно. Но, как выяснилось, Инуяша загрёб всё, до чего смог дотянуться и что полезло в мешок, а полезло немало. Чугунок, к счастью, был один, уже хорошо. Зато мисок — целых семь, и все глиняные, толстостенные, которые и разобьёшь-то не сразу. Весили они прилично. Ложки Мироку пересчитывать не стал, и так было ясно, что хватит на всех. А ещё скатерть, глубокая сковородка, глиняный же кувшин и даже… монах протёр глаза, но наваждение никуда не исчезло: над грудой еды и посуды гордо возвышалась деревянная скамейка. — Инуяша, — слабым голосом сказал Мироку, тыча пальцем в мебель. Демон нехотя повернул голову. — Инуяша, это ты… зачем? Инуяша проследил за пальцем и задумчиво поскрёб в затылке. — Ну… тоже пригодится, — ответил он наконец. — Высоко сижу, далеко гляжу… где-то как-то так. — О, вы тоже знакомы с медведем? — оживился Баюн. Ложка замерла над побулькивающим варевом. — Ах, как мне всегда было жалко это несчастное животное! Мало того что вторглись на его территорию, так ещё и подло обманули! О, женщины — вам имя вероломство! Да-а-а-а… только им доверишься, тут они и подставят подножку! Кирара угрожающе заворчала. Кот спохватился: — Нет-нет, душенька, что вы, это я не о вас, совсем не о вас! Вы, разумеется, не таковы. А вот Мария, в просторечии именуемая Машенькой… — Ты помешивай давай. — Инуяша потянулся и подгрёб к себе скамейку, заодно цапнув из свёртка полосочку вяленого мяса. Санго и глазом не успела моргнуть. — Сожжёшь — я тебя самого на суп пущу. — Из него суп получится не очень. Бархатистый бас, в котором вроде бы не было ничего угрожающего, подействовал на компанию как выстрел: Инуяша и Мироку вскочили, воздев над головами скамейку и посох, а Санго и Кагоме c Шиппо мгновенно исчезли за деревьями. Один Баюн невозмутимо продолжил мешать суп — как и велели. — Здравствуй, волчище, — сказал он, лениво щурясь в темноту. — Так я и знал, что это ты тут бродишь. — Я и не сомневался, что ты знаешь, — В круг света от костра без тени опасения вступил матёрый волчище. Казалось, ни скамейка, ни посох… ни здоровенный меч, лежащий у ног полудемона, его ни чуточки не смущали. Впрочем, вероятно, так оно и было. Инуяша оскалил клыки и, не отводя глаз от зверя, потянулся к мечу. Волк укоризненно покачал огромной головой: — Сударь! Ну как вам не совестно! — сказал он и уселся на границе света и темноты, аккуратно уложив пушистый хвост. — На родню! С железом! Кстати… а, нет, не хладное железо, и то хорошо. А я уж было подумал, что молодёжь совсем не соблюдает традиций… — Какое ещё хладное железо? — возмутился Инуяша, выйдя наконец из ступора. Тессайгу, впрочем, так и не подхватил. От здоровенного хищника, несмотря на угрожающий вид, опасностью совершенно не пахло. Волк философски повёл мордой, не забыв попутно принюхаться. — Пожалуй, я у вас тут немного… задержусь, — сообщил он и облизнулся длинным розовым языком. — Баюн, представь нас, пожалуйста. Кот поспешно проглотил пробу, которую как раз снимал с супа, и простёр перед собой длинную ложку. — Дамы и господа, знакомьтесь! — торжественно сказал он. — Волк. Серый Волк. — Просто Волк, — скромно поправил гость и улыбнулся во всю пасть.