Гасадалур
— Одна, еще одна и… все… — крепко держась за поручень перил и подтягивая себя вверх, омега упрямо продолжает свое восхождение, мечтая поскорее очутиться на островке лестничной площадки. Бисеринки пота прозрачными жемчужинами начали украшать поседевшие виски мужчины, с трудом переставляющего подрагивающие от быстрой ходьбы, а в его возрасте практически спринтерского забега, ноги. — Ну нет, на такое я не подписывался, — грузно приваливается он к ближайшей стене и отчаянно вдыхает такой недостающий сейчас кислород. — Вот видит Бог, сегодня я все выскажу господам. Где же это видано — так издеваться над престарелыми людьми? — отчаянно восклицает омега. — Я столько лет верой и правдой… А что взамен? Давай, бегай, Мун Чоль, за этим егозой по всему поместью? Да и разве мне угнаться за этим длинноногим олененком? — продолжает сетовать мужчина, отрываясь от надежной опоры и с силой цепляясь за перила, готовясь к очередному подвигу — покорять второй лестничный пролет. — Он шаг сделает, а мне нужно десять! Вот правда, все выскажу! — зло восклицает Мун Чоль, сердцем понимая, что ни за что не сдаст своего воспитанника, — пусть потом как хочет, так перед папеньками и оправдывается. А то ишь взял моду: то на дерево залезет в беличье дупло заглядывать, то конные трюки осваивать начинает… Будь он трижды неладен этот бродячий цирк!.. Бедный-бедный альфа, которого господь покарает подобным омегой. Я же хоть стар и мне уже терять нечего, а он же всю кровищу из несчастного выпьет, а нервы в клубок смотает… Зато, Чольи, — нежно обращается к себе мужчина, зло усмехаясь, — у тебя с высокородным господином будет одна эпитафия — «Умер в муках от детей и Ким Тэхена», а знаки препинания ставить на свой вкус… Ну почему он не может быть, как мой «цветочек»? Нежный, ласковый, умный… даже слишком, — седовласый мужчина переключает свое внимание на другого подопечного, — а еще упрямый, безумно любящий и посему покрывающий младшего брата! Старый нянь даже с уверенностью мог сказать, что этот шилохвост сейчас прячется именно в покоях его любимца. Нет-нет, он и Тэ-Тэ, и старшего отпрыска Кимов любит до безумия и душу и тело за них, как говорится, отдаст. И ни за что родителям не сдаст тех тайн, свидетелем которых был по роду профессии. Просто младшенький слишком шустр и активен для стареющего няня или нянь слишком медлителен от накопившихся годов для этого комка энергии, а монолог этот так, обычные сетования старшего поколения на подрастающее. Но его «цветочек», его маленький «Чиминушка», как мысленно называет его Мун Чоль, навсегда будет занимать особенный уголок в его сердце. Пятнадцать лет назад мужчина явно не был обрадован новостью от господ Ким, что теперь под его присмотром будет еще один подопечный. Будто мало ему было входящего в подростковый период альфы и двухлетнего ребенка на руках! Да, ему было безумно жаль кроху, так рано потерявшего родителей, но себя и свои нервные клеточки куда жальче! Но маленький мальчик с закусанной трясущейся от сдерживаемых рыданий нижней губкой и робким взглядом из-под кукольных ресничек беспрепятственно ворвался в сердце старшего омеги, оставаясь там и по сей день, хрупким образом потерянного ребенка, крепко прижимающего к себе видавшего виды зайца со странным именем Куки… Мун Чоль останавливается у искомой двери, проверяя все ли пуговицы его новенькой габардиновой ливреи находятся в петлицах и правильно ли расположился узел шейного платка, — не хватало еще перед воспитанником предстать в непотребном виде, — коротко стучится в белое полотно, аккуратно и бесшумно входя после тихого: — Войдите. Время уже перевалило за вторую половину дня, а значит Пак Чимин по обыкновению помогает дядюшке-альфе, делая очередной перевод или ведя переписку от имени родственника. — Молодой господин, — осторожно зовет нянь. В ответ юноша лишь молча в предостерегающем жесте поднимает руку, прося тишины для завершения начатой мысли. Мун Чоль, немного потоптавшись на месте, решает провести время с пользой и, сощурив старческие, но по-прежнему острые глаза, медленным взглядом сканирует помещение в поиске виновника, ежедневно добавляющего седых волос к его и без того белой шевелюре. Мужчина, осторожно ступая, делает несколько шагов по направлению гардероба и резко распахивает дверь шкафа, едва удерживая победное: «Ага!», изумленно рассматривает аккуратно развешенные по цветам сорочки и визитки. Воровливо бросив опасливый взгляд в сторону увлеченно что-то пишущего пером омегу, Мун Чоль досадливо закусывает губу, максимально быстро прикрывает двери шкафа, ретируясь с места своей оплошности — не хватало еще опозориться перед юношей. Омега движется дальше и бегло осматривает ванную комнату, находя там ровно — никого. Подбирается к кровати: придирчиво оглядывает постель и, с несвойственной для человека в его годах прытью и гибкостью, даже заглядывает под ложе… Где не наблюдается и клочка пыли, не говоря уже о вредных мальчишках. Омега проводит рукой по балдахину и, приподнимаясь на носочки и пытаясь заглянуть на верх массивной конструкции, опасливо пятится назад, открывая себе все больший доступ. Но глухое покашливание и ерзания со стороны младшего заставляют забыть об изучаемом объекте. Вместо этого Мун Чоль деловито проходит к окну и, под предлогом резкой заинтересованности открывшегося пейзажа, методично сканирует пространство за портьерами, и изучает открытый балкончик. Не может быть, чтобы Тэ-Тэ нашел новое место для схрона, он явно где-то здесь… — Чоль-ним, вы что-то ищите? Старший нервно подпрыгивает от тихого и мелодичного, словно перезвон хрустальных колокольчиков, голоса и приклеив на лицо широкую улыбку медленно оборачивается. — Ну что вы, молодой господин! — притворно возмущается он, отчаянно придумывая более-менее годный повод для своих действий. — Просто… ммм… буквально в эту среду я прочел одну занимательную статью в газете, в которой говорилось о вреде пыли, — против воли уголки губ младшего устремляются вверх, говоря, что он абсолютно не верит заверениям своего няня. Не замечая реакции Пак Чимина, Мун Чоль начинает увлеченно повествовать на выбранную тему, стараясь припомнить все, что ему известно об этом загрязнителе. — Милый мой мальчик, вы даже не представляете каким количеством невидимых глазу, но опасных паразитов кишат эти мельчайшие частицы. А к каким хворям приводят? Да этот список бесконечен! И я решил лично проверить все ли у вас качественно убрано и не зря ли горничные получают свою плату. Вот. Юноша уже открыто улыбается, поднимаясь со своего места: — Ах, вот ни за что бы не подумал, что во «Временах» будут писать про пыль. Вот мне и показалось, что вы что-то ищете, а точнее кого-то, — с акцентом на последнем слове младший омега подходит ближе к няню. — А если дело только в уборке, тогда ладно. — Что вы! — восклицает старший, предательски румянея щеками. — Все исключительно ради вашей безопасности! — Даже если хоть один мельчайший паразит умудрился притаиться здесь, уверен, что не выдержав, он был бы изгнан из этого помещения, да и из поместья в целом, лишь вашим суровым взглядом. — Ой, ну что вы такое говорите… — бормочет нянь, чувствуя, как напускная строгость дает брешь под очарованием его «цветочка». — Да-да-да, даже не спорьте. Ваш взгляд изгонял самых страшных монстров моего детства, что ему какая-то пыль. Старческое сердце, не выдержав напора приятных слов и ласковых глаз, предательски тает, буквально тонет в похвале. Вот от Тэхена таких слов в жизни не дождешься! — Чоль-ним, разве вы не должны были быть сейчас на ярмарке? Вы же так хотели попасть в Марашвиль… — Должен был, — мужчина, вспоминая недавние события, повышает голос, чтобы быть услышанным в любой части комнаты. — Поэтому, когда увидите Ким Тэхена, передайте, что старый Мун Чоль крайне зол на него и обижен! И что подобное поведение недопустимо для молодого омеги и практически дебютанта! — Ну что вы, Чоль-ним, — ласково обращается Чимин, пытаясь остудить градус кипения старшего. — Вы же знаете, что Тэ-Тэ добрый мальчик. Я не ведаю, что он совершил, но уверен на то были весомые причины… — Да? И скажите на милость, зачем было добавлять измельченную кошачью шерсть в нюхательный табак учителя музыки? Беднягу накрыл знатный аллергический приступ! — Почему вы решили, что это он? — с холодцой в голосе осведомляется юноша, готовясь броситься на защиту младшего кузена. — Да потому что видел! Видел вот этими, своими собственными глазами, как этот мальчишка вчера остригал дворовой кошке хвост, а сегодня случайно нашел потерянную табакерку учителя Ченга. Моя оплошность — я не сразу смекнул что к чему. Но когда во время занятия учитель зашелся истошным кашлем, выпучил глаза и, едва не харкая кровью, спросил есть ли в доме кошка… — Уверен, что на то была причина… — упрямо повторяет юноша. — Какой бы она не была, убийство человека явно ее не оправдывает! — Учитель Ченг умер? — в ужасе прикрыл рот ладошкой Чимин. — Слава богам все обошлось. — Дядюшки? — Конечно не в курсе, — обреченно проговаривает Мун Чоль. — Я с ним поговорю. — Уж надеюсь! И построже. Иначе, еще одна подобная выходка, и я больше молчать не буду. Сразу пойду к господину Сокджину и выложу ему все как на духу! — Чоль-ним, раз никто не в курсе, — уточняет юноша волнующий его вопрос, — зачем вы разыскиваете Тэ? — Они с вашим папенькой должны сейчас ехать к портному. Вы же знаете с каким трудом можно записаться к этим модистам в разгар сезона… — Передайте дядюшке, — с нажимом на обращение оборвал Чимин, — что я сам съезжу с Тэ. Мне через пару дней к ним нужно будет за тканями для детей… я договорюсь, его примут. — Ох, Чиминушка, мальчик мой, — старший не успевает удержать ласковые обращения, как он мог забыть, что цветочек в последнее время вместо привычного «батюшки» стал называть ближайших родственников «дядюшки». — Простите меня старика. — Все в порядке, — юноша, смахивает непрошенную слезу, моментально оказываясь в крепких объятиях няня, — я не сержусь. Просто чувствую… чувствую в последнее время, что это неправильно… — Все хорошо, — тихо шепчет Мун Чоль, бережно гладит светлые пряди, слегка раскачиваясь, отгоняя нехитрым способом дурные мысли с хорошенькой головки, — вы не предаете их, мой цветочек. Они бы сейчас очень гордились таким сыном, — Мун Чоль скользит взглядом по рабочему месту своего подопечного и, замечая новые книги с непонятными названиями на корешках, предпринимает попытку отвлечь. — Молодой господин, — осторожно начинает омега, — ваших книг становится все больше, а их названия все непонятнее. — Ах да, — юноша отстраняется и вторит взгляду старого няня, — нужно было изучить дополнительную информацию, чтобы помочь дяде. — Молодой господин, вы же знаете, что я вас люблю, но простите, как такому умному омеге как вы можно будет подыскать подходящего альфу. — Я полагаюсь на дядюшку в этом вопросе. — И это отрадно, но я сомневаюсь, чтобы господин Ким Намджун навязывал вам партнера без вашего согласия. А по вашим отзывам в сторону светских альф: вы об одной половине слишком низкого мнения, а в другой разочарованы из-за их не альфьих поступков. Да образованность и начитанность — это хорошо, и очень похвально, что господа Ким уделяют обучению своих омег столько внимания. Молодой господин, вы бегло говорите на шести языках и можете писать на них, вы самостоятельно изучаете такие дисциплины, что всем этим альфам даже в ихних институтах и не снились! Но если человек подле вас не оправдает ожиданий, станет для вас неинтересным, вы начнете скучать, а скука — это разрушающий фактор. В итоге ваша жизнь превратится в кошмар, а вы в отместку сделаете ее адом для бедняги, ставшим вашим мужем. Вот скажите мне старику, каким вы хотите видеть своего мужчину? — Ну, умным, добрым, смелым, заботливым, щедрым, способным защитить себя и свою семью, с хорошим чувством юмора… и дальше по списку, — робко начал юноша, неловко теребя ажурные манжеты. Мун Чоль смотрит испытывающим взглядом, молча говоря, что не верит в банальное объяснение. Чимин мнется и тушуется, несмело шаркая ножкой, отводит глаза, не в силах выдержать пронзительный взор. — Понимаете, — тихо начинает Пак. — Просто я смотрю на большинство альф, а вот здесь, — парень легко прикасается к своей груди, — ничего. Ни забившегося, как пойманная в силки птичка, сердца, ни устроивших шабаш бабочек… И хочу того же, что, наверное, и большинство омег — настоящего альфу, такого чтобы от его взгляда ноги подкашивались в желании подчиниться… — юноша и вовсе переходит на шепот. — Какой же вы еще все-таки малыш, — восклицает Мун Чоль, по-отчески обнимая юношу. — Вы только что описали не настоящего, а не существующего. Где вы найдете такой сборник добродетели? Да и как отличить настоящего от ненастоящего? Вот дам вам совет: ум, доброта, смелость — это все конечно важно, как и альфья харизма, сущность, аура, которую он не проявит, если вы не дадите мужчине шанс, не подтолкнете его. На округлых щечках расцветают маковые цветы от подброшенных подпитанным любовными романами воображением способов подтолкнуть альфу. — Но вы, — тем временем продолжает седовласый нянь, размыкая объятия, — образованнее большинства альф, а развитый ум для омеги может стать погибелью. Альфы не любят, когда их превосходят, боятся смелых и прогрессивных омег, коим вы и являетесь, мой мальчик. — Я не стараюсь никого превосходить… — Да что вы? А кто этой весной обошел в скачках лорда О? Да горемычный полгода отсиживался в своем родовом поместье у черта на рогах. — А нечего было говорить, что омеги только для одного дела и гаденько при этом ухмыляться. И вообще, пусть благодарит, что я не участвовал в джостре и из седла его не выбил, — воинственно упирается кулачками в бока Чимин. — Вот тут конечно да. Для этого у нас просто есть юный господин Тэхен. Родного брата не пощадить! — Вы знаете? — охает младший. — Конечно. Я воспитываю его с пупешка и эту вертлявую попку узнаю из тысячи! Какими бы нелепыми бриджами она прикрыта не была. Бедные-бедные мои господа! Послали же Небеса омег в семью! — всплеснул руками нянь. — Но вернемся к вам и вашему не превосходству над альфами, под влиянием которого вы благополучно самоутвердились на прошлом балу за счет лорда Хео. Ладно лорд О и его предубеждения в отношении омег, но Хео Джун ведь неплохой парень и почти близок к вашему идеальному альфе. Но нет, вам чертовски необходимо было загнать беднягу в тупик своими умными словечками. Да я уверен, что он решил будто вы заклинание читаете! А как же правило — не использовать слова длиннее двенадцати букв и не начинающиеся на букву «э»? Да у него после вашей «эклектики эволюционизма экстерриториальности иностранных послов» едва кровь носом не пошла! Чимин звонко хохочет, вспоминая недавние события. — Это не смешно! — Вот даже ты запомнил, а он не смог! — улыбается юноша. — К тому же господин Чжу Сикенг сказал, что так ему и нужно. А ты знаешь, он альфа уважаемый. — Ой, тоже мне, — недовольно тянет нянь, — авторитет нашли. Да он же старше вашего прадедушки! Да будет вам известно, что вашего Чжу Сикенга уже там, — старший поучительно указывает на небо, — заждались все его восемь жен, пятеро сыновей и трое внуков. — Ой, все. — миролюбиво выставляет впереди себя руки Чимин. — Можешь не переживать, он скоро уезжает на воды, и сам знаешь, что до конца весны от туда не вернется. А в остальном, — младший мило и почти искренне улыбается, — Чоль-ним, я клятвенно обещаю, что больше так не буду поступать со свободными альфами брачного возраста. — Ну да, и меньше тоже, — язвит в ответ старший. — Честно не буду и обещаю дать окружающим мужчинам шанс проявить себя настоящими альфами. Лучше скажи, как твои колени? Помогла мазь с мумие? — Понял-понял, увлекся ты, Мун Чоль, со своими нравоучениями. — Нет, я правда беспокоюсь. — Получше уже, — улыбается мужчина, тронутый такой заботой, какой же Чиминушка все-таки замечательный, это ж надо, выпросил у королевского лекаря для старого слуги целебное снадобье, — только на погоду иногда крутят. Замирающий звон курантов разлетелся по комнате. — Что-то засиделся я с вами. Нужно ж еще господину Сокджину про поездку к портному сказать… — засуетился старший, направляясь к выходу. На пороге он вдруг резко остановился и круто обернувшись, громко произнес: — Ах да, не забудьте напомнить господину Тэхену, что его нянь очень любит зефир в шоколаде. — Обязательно передам, что без взятки примирение не состоится. Мун Чоль согласно кивает и подмигнув покидает комнату. Чимин подходит к двери и деликатно надавливает на ручку, приоткрывая щелочку, осторожно выглядывая — Мун Чоль ушел. Выпустив все скопившееся напряжение через глубокий выдох, он притворяет дверь, благоразумно запирая ее на ключ. — Тэ, можешь спускаться. Со стороны кровати раздается нетерпеливое ерзание. Вдруг с балдахина свесилась стройная ножка, затянутая в белый ажурный чулочек. Затем к первой присоединяется вторая, являя за собой облаченное в алый атлас место своего крепления и, собственно, всего владельца в целом. Тэхен уверенно хватается за край балдахина, полностью свешиваясь со своего убежища. Ноги немного поболтали в воздухе, словно искали опору и, не найдя искомой, легко приземлились на пол после недолгого полета. — Небеса, я думал он никогда не уйдет, — отряхивая верх своего платья, возмущался мальчик. — Ну и почему? — сразу идет в наступление старший. — Чимин, ты же знаешь, что за мука ходить с папа́ по магазинам и швейным лавкам. А эта его страсть нарядить меня во все мыслимые и немыслимые детские цвета, — принялся причитать Тэхен. — Ты видел, как он меня вырядил для дня рождения омеги Джи? Нет? А я расскажу. Я был в лимонно-салатовом безобразии с огромным количеством рюшей, а дополняла этот ансамбль какая-то немыслимая шляпа, имитирующая вазу с фруктами. Я был словно праздничный стол! — плаксиво возмущался омежка. — Ну вот почему он меня так глупо наряжает? Даже Мун Чоль понимает, что я взрослый! Губы Чимина на возмущения кузена сначала дернулись в сдерживаемой усмешке, затем расползлись шире, демонстрируя ровный ряд красивых зубов. Под конец истории юноша не выдержал расхохотавшись в голос. — Вот между прочим ничего смешного, — обиженно протянул Тэхен, — ты просто не слышал и не видел этих ехидных смешков и насмешливых взглядов. А самое обидное, что папа меня не слушает и ведется на заверение этих швачихов, что это «самый писк моды для молодых омег в этом сезоне», и что все альфы будут настолько в восторге от такого меня, что будут сражены наповал. Ну вот скажи, кто позарится на ходячую скатерть? Да альфы падут к моим ногам исключительно из-за озверевших пчел, которые не смогли съесть искусственный виноград, почему-то оказавшийся на омежьей голове. — Ох, Тэ, — Чимин подходит ближе, обнимает младшего брата, подводя его к зеркалу и становясь за спиной, — еще совсем немного и альфы будут падать к твоим ногам и без помощи пчел или жюта. — Уже, — тихо шепчет младший, румянея щеками. — Когда? — удивляется Чимин, пытаясь поймать в отражении чужой взгляд. — И почему я не знаю. — Потому что это стыдно! — восклицает Тэхен, пытаясь вырваться из цепкой хватки коротких пальцев. Поняв, что сопротивление бесполезно, младший медленно выдохнул, обреченно опустив плечи. — Это случилось в прошлую среду в театре. Я тогда еще опоздал с антракта, а на мне еще был этот модный плащ, с волочащимся словно шлейф от фрака подолом, — дождавшись пока Чимин утвердительно кивнет, младший омега продолжил рассказ. — Так вот, я уже возвращался в ложу, когда увидел целующуюся парочку. Представляешь? Прям там. Никого не стесняясь… В общем я максимально ускорился, и в самый ответственный момент мои ноги путаются в дурацкой ткани, а я с глупым воплем начинаю заваливаться назад и машу руками, при этом столь отчаянно, словно стаю насекомых пытаюсь отогнать… — Ты упал? — обеспокоенно спрашивает Чимин после затянувшейся паузы. Младший кивает и сразу отрицательно машет головой: — Упал. Но не я. А Чон Чонгук, который кинулся мне на спасение, и, повалив его на пол, я удержался на ногах… — О, так там еще был и альфа Чон? — Ну да, я же говорил про целующуюся парочку… Чимин, — вновь захныкал младший, пряча лицо в чужой шее, — я же на него теперь спокойно смотреть не могу! Мало того, что я оторвал от… судя по его довольному виду и причмокивающих звуков, чего-то явно приятного, так еще и опозорил перед омегой… По-хорошему бы извиниться… но не могу… Теперь, когда он приходит к Джувону, я краснею, словно любимый сорт папиных помидор и не могу и двух слов связать от смущения… — Не переживай, — утешает его Чимин, ласково поглаживая по голове, совсем как недавно успокаивал его нянь, — я считаю, он понимает, что ты не специально и не злится на тебя. — Думаешь? — младший, выбирается из своего убежища, являя смущенное личико и щенячий взгляд. — Уверен, — твердо произносит старший омега. — Кстати, ты не ответил на мой вопрос. Зачем ты так поступил с учителем Ченгом? А если бы он умер задохнувшись? — Невелика была бы потеря такого альфы для мира. Он заслужил, — фыркнул Тэхен. — Он тебя обидел? — в ужасе охнул Чимин. — Не меня. Тебя. — Да мы с ним за последний месяц и двух слов друг другу не сказали. — А этого и не требовалось. В прошлый раз я не смог с тобой поехать в приют из-за занятия музыки. Помнишь? — Угу. — Так вот, он увидел в окне как ты, управляя своей одноколкой, отправился в путь… Чимини, я еще таких пренебрежительных и гадких отзывов в адрес омеги ни от одного альфы не слышал. Если коротко, он очень нелестно высказался о твоих умственных способностях и самостоятельности… В общем — заслужил. — Ты мой защитник. Хорошо, что обошелся кошкой и не натравил на бедолагу Ёнтана, — плывет в нежной улыбке Пак, ласково ероша темные пряди, моментально становясь серьезным… — Ты кому-нибудь говорил? — Нет. — Хорошо, я разберусь. А ты обещай, что помиришься с нянем. — Обязательно, — квадратной улыбкой улыбается Тэхен. — Осталось только прикупить зефир в шоколаде. Спустя секундную паузу обе омеги заходятся в заливистом смехе, обессиленно повалившись на мягкий ворс ковра. — Чимин, — удобнее устраиваясь на плече кузена, спрашивает младший, — ты же помнишь какой сегодня день? — Пятница. На последнее замечание, мальчик театрально закатывает глаза. — И что ты обещал мне в эту пятницу? — Мммм… ничего? — Что? — Тэхен приподнимается, заглядывая в смеющиеся лицо. — Эй, это нечестно! К тому же, метеоритный дождь — это красиво! — Не настолько, чтобы просидеть несколько часов на холоде на жесткой крыше. Может все-таки отменим? — с надеждой в голосе интересуется старший. — Нет. И я уже почти все приготовил. И подушки отнес, и пледы, и даже, — переходит на шепот мальчик, — припрятал любимый отцовский графин. — Ким Тэхен, — восклицает Чимин, усаживаясь, — только не говори, что стащил у дядюшки Намджуна его бренди! — Хорошо. Но только потому, что это только что сделал ты. Младший морщится от ощутимого тычка в плечо. — Вот же мелкий! — возмущенно пыхтит Чимин, подрываясь на ноги. — И ничего я и не мелкий и, вообще-то, уже на полголовы выше тебя! — дразнится несносный мальчишка, становясь рядом на всю высоту своего роста и показывая острый кончик язычка, и тут же морщится от очередного тычка. — За правду не бьют! — Тэхен предупреждающе выставляет руки вперед, видя занесенную для еще одного удара чиминову руку. — Будут твои любимые грейпфруты! — на одном дыхании выпаливает он. — Я их даже почищу. Рука опускается, так и не достигнув своей цели: — Умеешь же ты говорить, — бормочет Чимин, проглатывая вязкую слюну, наполнившую рот, лишь от одного упоминания любимого лакомства. — Отлично! — радостно подпрыгивает на месте младший, поднимаясь. — Жду тебя в девять. Густой, растекающийся словно растопленный шоколад вечер медленно опускался на поместье, заглядывая в каждый уголок засыпающей природы. На небосводе уже вовсю вспыхивали лампочки-звезды, разбавляя своими тоненькими ниточками лучиков темноту безлунной ночи. И уже неразличимыми становятся тени, смазываются очертания предметов, превращаясь лишь в неясную картинку. А все бегающие по двору кошки приобретают единый серый оттенок, делая невозможным узнать страдалицу с неаккуратно отрезанным ворсом на кончике хвоста. Но двум пьяно хихикающим омегам было не до этого. Плотно замотавшись в один плед на двоих и щедро делясь теплом своих тел, они поочередно потягивали обжигающую жидкость из одного стакана, напевая старинную песню, при этом жутко фальшивя: — Одну надежду я таю, что, как ты жестока ни будь, — выводит Тэхен, совершенно не смущаясь ломающегося на высоких нотах голоса. — Любовь несчастную мою вознаградишь когда-нибудь! — моментально подхватывает Чимин, разливаясь мягким успокаивающим тембром над засыпающим поместьем. — Твоим зеленым рукавам я жизнь безропотно отдам, — затянул младший, протягивая последнюю гласную все громче и громче. И громче. Перекрикивая ночную тишь. Обрываясь в конце звонким фальцетом и частым дыханием обессиленных легких. — Ты начал не тот куплет, — упрекнул старший. — Да ну ее, слишком длинная, — отмахнулся Тэхен, пытаясь протолкнуть в себя кусочек горького грейпфрута. И что только старший в нем находит? Но терпит неудачу, брезгливо морщась. Мальчик плотнее кутается в плед, крепче прижимается к старшему, завистливо втягивая легкий цветочный аромат кузена. Ну почему одни —идеальное воплощение омеги: хрупкие, нежные, притягательные, даже запах не навязчивый, а манящий… А другие обычные! Бесцветные, серые и ничем не выделяющиеся. Разве что… ну, и это больше минусы чем плюсы. Вот Тэхен уже ростом на уровне с половиной альф высшего света, а он между прочим еще растет и исправно добавляет пару сантиметров в год! А какой мужчина потерпит подобного спутника рядом с собой? Правильно ни-ка-кой. Да еще с запахом просто беда и насмешка природы! Вроде бы он и пахнет, как и положено омеге сладко ванилью, но аромат настолько концентрирован, что отдает приторной горечью, портя все на корню и заставляя окружающих морщить нос и отворачиваться. И Тэ ничего не выдумывает, неоднократно замечал подобное к себе отношение. А еще у него… Поток саморазоблачения прерывают первые падающие звезды. Мальчик указывает в небесную даль длинным пальчиком. — О, Чимини, смотри-смотри, начинается. — Ва, — не может сдержать своего восторга Пак, не подозревая о внутренних переживаниях сидящего рядом омеги, — согласен, это действительно очень красиво. — А ты слышал, — младший, слегка толкает кузена плечом, — что на падающую звезду можно загадать желание? — Но это же метеорит, — деловито замечает Чимин, делая небольшой глоток и отправляя дольку терпкого фрукта в рот, блаженно жмурясь, — а значит не считается. — Но раньше был ею, — парирует Тэхен. — И вот не пойму, что ты теряешь? Ну давай загадаем. Хоть по одному! — Ладно, — со снисходительным видом позволяет уговорить себя Чимин. С затаившимся дыханием омеги дожидались очередных срывающихся ярких небесных слез. И заприметив очередную гряду, они, крепко зажмурившись и скрестив пальцы для надежности, мысленно протараторили свои мечты. — Что ты загадал? — спустя мгновение поинтересовался Чимин. — Не скажу, — возмущенно буркнул Тэ, отбирая наполовину полный стакан с бренди и кривясь, делает маленький глоток, — а то не сбудется. — Наоборот, — возмущается Чимин, забирая стакан обратно и отхлебывая, — не сбудется, если не скажешь. — Ну ладно, — выдохнул младший и выпалил на одном дыхании почти правду, — я пожелал поскорее стать взрослым, — не признаваться же старшему, что он захотел занять его место. Нет, Тэхен любит, обожает, буквально боготворит кузена, но при формулировке желания что-то пошло не так и взамен «хочу быть как Чимин» нетрезвый мозг выдал «хочу быть вместо Чимина»… — О, — старший не удержал умилительного смешка, — оно уже и так почти осуществилось. — Нет, ты не понимаешь, — начал оправдываться младший, — просто папа… А в прочем не важно. А что ты загадал? — Не скажу, — Чимин озорно прищурился, пряча очередную улыбку в стакане. — Эй, так нечестно! И ты сам говорил, если не озвучить… — Ладно-ладно, так уж и быть, — Пак мечтательно улыбнулся и, потянувшись рукой к небосклону, словно пытаясь поймать одну из светящихся капель, тихо произнес: — Домик на окраине с видом на настоящего альфу…༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Даукара
Импровизированная, окруженная столами со зрителями сцена, в центре большой комнаты, «цвела» пестрыми красками тканей. Яркие костюмы танцовщиков распускали переливчатые блики от щедро украшенных пайетками и каменьями лифов и полупрозрачных шаровар. Словно по команде омеги плавно подняли руки вверх и, обжигая томными взглядами присутствующих, плавно качнув бедрами, начали свой танец. Робкие, мелодично расплывающиеся звуки каягыма, разбавленные нарастающими ритмами барабанов, вторили каждому их мимолетному па. Музыка постепенно нарастала, оттеняя и подчеркивая эротичность и плавность соблазняющих движений. А действующее в противовес ей постепенно приглушающееся освещение погружало комнату в легкие сумерки, подчеркивая интимность момента. Большинство завороженных происходящим действом зрителей со сладострастной заинтересованностью подались вперед, жаждая впитать в себя каждый момент. Музыка становится все неистовее, а узор движений обольстительнее, околдовывая и зачаровывая наблюдателей окончательно. Волосы, охватывающие извивающиеся станы при очередном повороте, кажутся сияющим в редких свечах дамасским шелком. Глаза, бросающие редкие взоры, становятся подобными влекомым звездам. А губы, словно сладчайший мед, так и тянут к себе в желании прикоснуться и испить сладкий нектар. Сидящий во главе стола седовласый мужчина, как и положено императору, с налетом легкой скуки и равнодушия к происходящему осматривал своих гостей, а точнее их реакцию на представление. Ли Кай тихо усмехался про себя, замечая немигающие масляные взгляды, частые плотоядные облизывания губ и замершие в поднятом тосте и так и не достигшие своей цели кубки. Он плавно переходил с одного вельможи на другого, наконец, с надеждой взирая на юношу справа от себя. Возможно, хотя бы этим омегам удалось его увлечь. Но натыкается лишь на безучастно-равнодушный взгляд и холодность… Их план с Чон Исо провалился с треском… А танец все длится и длится, танцовщики, казалось, впали в неистовство. Опустившись на колени, они извиваются в пылающих страстью и жаром желания движениях. Музыка смолкает, а омеги, откидываясь назад, изламываются в дуге, замирая на пике. Зала погружается в темноту, завершающую собой представление. Минуту стоит тишина, прерывающаяся восторженными аплодисментами. Постепенно загораются свечи. А лежащие на полу омеги грациозно начинают подниматься и выстраиваются в ряд, словно ожидая чего-то. — Хочешь кого-нибудь из них? — слегка наклонившись вправо, негромко интересуется не теряющий надежды император. — Юнги, одно твое слово, и ты можешь выбрать любого или любых… Парень дергается на последних словах, словно от удара и, брезгливо сморщив аккуратный нос, тянется за игристой жидкостью в кубке. — Спасибо, ваше величество, но вынужден отказаться, — с максимальной учтивостью отвечает младший, избегая прямого взгляда на опустивших голову танцовщиков. Император Ли заколебался на мгновение, потом, вздохнув, мимолетным взмахом руки приказал присутствующим покинуть помещение: — Почему? Тебе не могло не понравиться… — допытывался он. — Ты же молодой альфа… и тебе… нужен постоянный наложник… — Нет. То есть да. Спасибо, конечно, — упрямо качает головой юноша, поворачиваясь к Ли Каю, пробивающимся сквозь грим и исполосовывающим щеку, длинным шрамом. — Но это не для меня. Вы знаете, что принуждение — это не лучший выход, ваше… — Дедушка, — спокойно обрывает император, хоть сейчас его сердце сжимает когтистая лапа печали от невысказанной боли, кардинально изменившей близкого человека. — Здесь никого нет. Зачем нам эти формальности? — Хорошо. Ваш… Дедушка, почему я здесь? Вряд ли вы вызвали меня только из-за обеспокоенности хладностью моей одинокой постели. — Строптивец, — беззлобно усмехается Ли Кай, но взглянув на лицо Юнги понимает, что уговаривать бесполезно. Гордость, непоколебимая воля, решительность, сила, ум — делали внука одновременно доминирующим и недосягаемым для других альфой, и не способным на проявление поблажек, слабости и жалости по отношению к себе человеком. — Ты абсолютно прав, — уступчиво меняет тему мужчина. — Дело есть, а точнее даже два. — При последних словах Юнги заметно расслабляется — наконец неприятно-деликатная тема на сегодня исчерпана. — Хо Туэн в положении, и астролог утверждает, что по всем расчетам и гороскопам в этот раз будет альфа, и он станет будущим императором Даукара. — Я искренне рад за вас с наложником Хо, вы так долго к этому стремились, — Юнги бросает скупые, но искренние слова, как бы он не относился к этому омеге, но честно рад за дедушку. Император качает головой на поздравления, продолжая севшим голосом: — Я уже не молод и вряд ли доживу до совершеннолетия своего сына. Я уверен, что после моей смерти Бин сошлет Туэна с детьми на какую-нибудь окраину, а наследника и вовсе задушит в его постели. — Кузен уже знает? — при упоминании ненавистного родственника юноша непроизвольно сжимает кулаки. — Нет! — в ужасе воскликнул император. — Что ты! Конечно, нет. Знает лишь доверенный круг… Юнги согласно кивает на предпринятую безопасность. — Я подумаю над возможными мерами предосторожности и разработаю программу убеждения министров, в случае чего назначить Хо Туэна регентом до совершеннолетия наследника… — Как жаль, что несмотря на то, что ты тоже мой внук только Ли Бин может претендовать на трон. А как было бы проще и лучше для Даукара, если бы ты мог пусть и не стать императором, то хотя бы выступать протектором. — Дедушка, вы же знаете, что я никогда и не стремился к высшим чинам власти. Да и с моей внешностью… — Юнги, прекрати! — вскричал император. — Ты же понимаешь, что дело вовсе не в этом! Сенат ни за что не допустит к трону наследника от принца-омеги. Как будто твой папа, приобретя фамилию «Мин», разорвал всякие связи со своими корнями и семьей… Но все же ты пользуешься уважением и любовью как у простого народа, так и у основной части вельмож, — продолжает мужчина. — Поэтому я прошу, чтобы в случае чего ты позаботился о своих малолетних дядюшках и Туэни, — ласково улыбается император при мыслях о своих омегах. — А если, по воле Небес, все же родится альфа… Я уверен, ты сможешь и его защитить. — Дедушка, уверен, что провидение дарует вам многие лета во здравии, и вы сможете сами… — Пообещай, — Ли Кай впивается во внука требовательным взглядом. — Но… — Пообещай, — просит мужчина. — Обещаю… — обреченно выдыхает Мин. Старший довольно кивает, обессилено откидываясь на спинку стула. — Теперь о втором деле, — устало потирает переносицу император Ли. — Отряды Камураска стали все чаще пересекать границу наших вод, а недавно и вовсе напали на приграничную деревню… — Каган Хан? — Отказывается от любых переговоров. — Чем же я смогу помочь? — Amicus mues, inimicus inimici Mei, — царственно изрекает Ли Кай. — Ты отправляешься в Гасадалур для заключения соглашения о взаимном сотрудничестве. Они готовы поддержать нас в борьбе с каганатом. — Но какая им выгода? — удивленно приподнимает брови юноша. — Камураскцы разоряют их купеческие судна и топят их корабли, — коротко отвечает император и добавляет под испытывающим взглядом. — А еще они очень хотят принять участие в добыче нашего нефрита… — Юнги понимающе кивает, уже не первый раз Гасадалур выходит с просьбой о добыче камня жизни, а тут такая возможность. — Так что готовься — отправляешься через два дня. Спустя полчаса Мин Юнги открывает дверь в темноту отведенных ему покоев. Довольствуясь проникающим светом из коридора, мужчина сразу проходит к окну, резко распахивая тяжелые шторы. Мириады мерцающих звезд, трепещущими каплями рос, всеми силами цепляются за небосвод. Не пропустил. Он еще успеет показать малышам красоту плачущего неба. Альфа спешно роется в вещах в поисках так не вовремя спрятавшейся от него зрительной трубы. Тихий голос заставляет его резко дернуться, круто обернувшись на месте: — Мне зажечь свечи, ваше высочество? Юнги молча стоял в темноте, пытаясь рассмотреть… судя по запаху сладкого жасмина омегу. Но ничего не мог увидеть, пока вспыхнувшая искра огнива не зажгла свечу. Теплый свет заполнил комнату, заставляя привыкшего к мраку альфу болезненно сощуриться… Плавно покачивая бедрами, омега двинулся к стоящему на столе канделябру. А вернувший способность видеть Юнги узнал в нарушителе его пространства одного из танцовщиков. Гладкие длинные волосы были небрежно переброшены через плечо, открывая вид на единственный предмет гардероба — легкий газовый шарф, не скрывающий от чужого взора плавных изгибов и округлых выпуклостей гибкого стана омеги. Покончив с зажиганием свечей и беспрепятственно позволив рассмотреть себя, омега, бросая любопытный взгляд из-под густых ресниц, улыбается: — Я приготовил купальню, — игриво протянул он, направляясь к альфе, — на случай, если ваше высочество устал. Юнги в ответ лишь молча стерев с лица остатки краски рукавом, разворачивается так, чтобы неровный свет упал на его правую щеку, где неровной темно-бордовой бороздой проходила его отметина, внимательно следя за реакцией омеги. На красивом лице танцовщика пробежала мимолетная волна отвращения, но он, вскинув черной гривой, словно отгоняя ненужные сейчас мысли, продолжил приближение. Омега останавливается напротив и легонько скользит кончиком пальца по крепкой груди, проходится по шее, подбираясь к лицу. Юнги перехватывает ладонь, несильно сжимая: — Как твое имя? — Хуонг, ваше высочество, — чувственно произносит омега, стараясь прижаться своим телом к альфьему. — Так вот, Хуонг, можешь быть свободен, — резко бросает Юнги, отходя на шаг. — Но, ваше высочество… — Я не нуждаюсь в твоих услугах, — безжалостно припечатывает альфа. Позабыв оставленные на столе сладости и недопитый ароматный чай, Ли Сухо радостно бросился к дверям, услышав запах приближающегося человека. Малолетний омега пока еще точно не знал, как охарактеризовать этот аромат, но точно мог сказать, что так приятно пахнет только один человек в мире — его Юни. И он наконец-то пришел к ним! Сухо с нетерпением ждал приход оппы, приносящего с собой всегда что-нибудь необычное: будь то лакомства из разных уголков мира, необычные переливающиеся камушки, или продолжение истории про Мальчика, влюбленного в Звездочку. — Юни-оппа! — звонко кричит ребенок, и стоит двери только распахнуться, оказывается в крепких объятиях. — О, Хони, — подхватывает альфа мальчика, немного подбрасывая в воздухе, вызывая восторженную реакцию, — как же ты вырос за это время, наверное, на целых полметра! Мальчик заливисто смеется, доверчиво обнимая Мина, и проказливо показывает язык сидящему за столом старшему брату. — Вот видишь, Иан, все кроме тебя заметили, что я стал выше! Старший поднимается со своего места, почтительно кланяется альфе, делая несколько шагов в их сторону, возмущенно насупливаясь: — Значит наш племянник Мин Юнги для тебя «оппа», а я даже не… — Что за глупости ты говоришь, — обрывает его Сухо. — Как Юни может быть нашим племянником или каким-то там хубэ. Он же такой большой! Оппа, — мальчик доверчиво прижимается к альфе, — Иан же все врет? — Нет, Сухо-хён, Иан-хён абсолютно прав — вы мои дядюшки. — Не может быть, — неверяще шепчет ребенок, смешно округляя раскосые глазки. — Вот видишь, — пренебрежительно передразнивает брата старший из омежек, довольно складывая руки на груди, получая подтверждение своих слов у непререкаемого авторитета для младшего брата. Сухо задумчиво прикасается пальчиком к нижней губке и просяще смотрит на Мина: — Юни-и, а можно, — мальчик, наклоняется к самому уху альфы и переходит на шепот, — я буду и дальше звать тебя «оппа», а ты меня «Хони»? — Конечно, — тут же соглашается Юнги, за что получает звонкий поцелуй в щеку. — Юни-оппа, а что ты нам сегодня принес? — нетерпеливо закопошился в крепких руках омега. — Совершенно необычную вещь, — альфа осторожно опускает ребенка на пол, доставая из рукава ханбока деревянную коробочку и протягивая ее ближе на раскрытой ладони. Ли Сухо с любопытством рассматривает протянутую вещь и топчется с одной ножки на другую, не решаясь даже прикоснуться, не говоря уже о большем. — Не бойся, — подбадривает его Юнги, — открывай. Малыш несмело тянется пальчиком, поддевает крючок и восторженно шепчет: — Ооо, — робко трогая оправу многослойной линзы. Не участвующий во всем этом действе Ли Иан, забывшись, невообразимо сильно вытянул шею и, ухватившись за спинку ближайшего стула, даже встал на носочки, в попытке заглянуть брату за плечо. — Юни-оппа, что это? — переводит сияющий взгляд с содержимого коробки на альфу Сухо. — Это зрительная труба. — И зачем она? — Чтобы… Договорить Юнги не успевает, отвлеченный внезапно раздавшимся шумом. Младший омега и альфа весело переглядываются, наблюдая лежащего на полу в нелепой позе Иана. Сдерживая от ощутимого удара слезы, старший мальчик как ни в чем не бывало поднимается на ноги, отряхивая свой ханбок и, отворачиваясь от разъедающей его любопытство парочки, подходит к столу. Как бы он хотел быть таким же беззаботным как Сухо, изучать сейчас вместе с ним новую вещь или хотя бы ощутить эти головокружительные подбрасывания от альфы… Но нельзя. Он уже взрослый омега и принц. И вести себя должен соответствующе… — Папа, говорит, что Иан уже совсем большой, — шепчет на ухо альфе Сухо, — и должен вести себя как подобает принцу. Вот он такой и странный последнее время. Даже в игрушки со мной не играет, — печально завершает свой рассказ мальчик. Альфа понимающе кивает, переключая внимание на старшего из дядюшек: — Иан-хён, не сильно ушибся? — Нет, — уверенно произносит омега и тут же портит все впечатление, громко шмыгая носом. — Ну, хорошо. Тогда, если ты не будешь против, мы с Хо-ни расположимся за столом? Там освещено лучше всего… Ли Иан отрицательно машет головой, составляя все на столешнице в одну сторону. Спустя минуту он, совершенно забыв о боли, с интересом включается в рассматривание непонятного предмета. И даже благоговейно прикасается к нему, когда альфа складывает линзы на манер подзорной трубы. — Это же… — заворожено бормочет старший ребенок, не веря, что видит сейчас… — Зрительная трубка, — быстро отвечает альфа, подтверждая его догадки. Иан довольно улыбается, осторожно беря предмет в руки и смотря в окуляр, пытается узнать очертания комнаты в «поплывших» сквозь призму линз очертаниях. — И зачем она, — не дождавшись объяснений интересуется Сухо. — Чтобы наблюдать метеоритный дождь, — моментально отвечает альфа. — Юни-оппа, ты такой смешной, — улыбается младший из братьев, пытаясь разъяснить глупому взрослому, — зачем эта штука, чтобы на дождь смотреть — его и так видно! — Это необычный дождь, — вступает в разговор Иан, откладывая трубу, — а звездопад. — Звез — до — пад? — по слогам повторяет ребенок новое для себя слово. — Это звезды что ли падать будут? — Почти так, — улыбается Мин. — Будет казаться, что падают звезды, но это будут метеориты — особенные камни в небе. — О, — понимающе протянул Сухо, тут же спрашивая. — А почему они будут падать? — Просто очень большие камни… — Совсем как ты? — спрашивает омега, соизмеряя свой рост с альфьим. — Гораздо больше, — улыбается Юнги, — такие как весь дворец и даже еще крупнее. — Ничего себе, — неверяще бормочет мальчик, прикидывая, как такая громадина может летать в небе и не падать. — «Наверное, все благодаря магии, такой как пыльца фей». — Мальчик довольно улыбается своей догадке и самостоятельному решению сложного вопроса. — Так вот, — тем временем начинает разъяснения младшему брату Иан, — некоторые камни близко подлетают к Солнцу и загоревшись, совсем как поленья в камине, рассыпаются на множество маленьких кусочков, падая вниз. — Совершенно верно, Иан-хён, — тепло улыбается альфа, радуясь, что напускная серьезность омежки постепенно стала сходить на нет. — Ты все-таки прочел книгу по астрономии, которую я привозил в прошлый раз? — Угу, — тихо кивает мальчик, тут же добавляя, — Юнги-оппа, только не говори папе. Он считает, что такое «не пристало читать омегам». — Это будет наш секрет, — подмигивает мужчина, нежно трепля Ли Иана за хрупкое плечико, пусть альфа и невысокого мнения об омежьем роде, но эти малыши, собственный брат и еще пара человек — приятные исключения среди этого лживого вида. — Хо-ни, ты что-то ищешь? — спрашивает Юнги у роющегося в стоящем у стены сундуке мальчика. — Уже скоро начнется, а нам еще нужно добраться до восточной башни. — Я ищу подаренный отцом-императором шлем. — Понятно, — кивает альфа. — И зачем он тебе? — А если этот мете… мете… — Метеорит? — подсказывает брат. — Да! А если он по голове попадет? Будет большая шишка, и папа будет ругаться, — объясняет непонятливым родственникам ребенок, возвращаясь к своему занятию. — Не попадет, — хором отвечают Юнги и Иан. — Точно? — бросает на них доверчивый взгляд из-за плеча Сухо. — Можешь быть уверен, — заверяет альфа. — Ну тогда ладно, — мальчик согласно кивает, захлопывает сундук и, подходя к двери, оглядывается. — Чего стоите? Сами сказали, что скоро начнется. — Идем-идем, — так же в унисон заверяют старшие. — Вон! Вон звезда падает! — восторженно кричит в ожидании своей очереди смотреть в зрительную трубку, а сейчас стоящий напротив раскрытого окна Сухо. — Загадывай желание, — хмыкает не отрывающийся от окуляра Иан. — Зачем это? — насупливается омега. — Это поверье, Хони, — разъясняет Юнги, не отрывая взгляд от небосвода, — говорят, что если загадать желание, когда падает звезда, то оно обязательно сбудется. Ребенок задумчиво кивает, сосредоточенно думая, что бы такое пожелать. Мысли его плавно переходят от Юнги к звездам, затем к историям альфы про одинокого Мальчика, влюбленного в одну Звездочку. Но так как он жил на земле, а она большую часть на небе, то Звездочка даже не подозревала о чувствах Мальчика к ней… Сухо всегда было так обидно за всеми брошенного, ненужного ребенка, что он решает сейчас все исправить. Совершенно не подозревая, что его желание изменит судьбу одного конкретного альфы. — Хочу, чтобы Мальчик и Звездочка наконец-то были вместе! — на одном дыхании выпаливает он. — И чтобы Звездочка его тоже полюбила! На последней фразе, сноп ярких звездных искр рассыпался по темному небосводу, давая понять мелким людишкам — падающие звезды услышали их молитвы.