Гасадалур
С глухим ударом разлетающихся капель соленой воды, волны, подобно колыбели, баюкали в ласкающих объятиях парусник, даря мнимое ощущение безопасности, спокойствия и умиротворения. И словно находясь под неведомыми чарами гипнотизера, веки, сидящего на краю кровати каюты, постепенно наливаются свинцовой тяжестью. А у тела, обласканного комфортом зазывающих волн, нет сил сопротивляться накатывающей дреме. Глаза закрываются, а все больше поддающийся силе притяжения человек начинает заваливаться на бок… Но плачуще-лающий крик пролетающих мимо чаек заставляет альфу быстро сбросить сонное оцепенение, вновь переключаясь на монотонные движения друга. — Ты уверен, — Чон Хосок прокашливается, чтобы убрать свойственную после долгого молчания хрипотцу, — что сюртук был правильным решением? Вместо ответа ему был послан молчаливый кивок в отражении. Мужчина нетерпеливо поерзал на месте, с легкой усмешкой наблюдая за потугами Мин Юнги сложить шейный платок в правильный узел: — Хён, ты уже битый час возишься с этим дьявольским самовязом. Может, ну его? — не унимался Хосок. — Вот мне ханбок никогда не приносил столько неудобств. Старший упрямо продолжает переплетать длинные концы ажурного платка, наконец складывая их в приемлемый вид. Мужчина слегка крутится перед зеркалом и довольно кивает своему отражению. Подгоняемый необъяснимыми чаяниями чего-то… Альфа и сам не может объяснить чего именно, он словно маленький ребенок в ожидании вручения долгожданного подарка или зеленый юнец, предвкушающий переступить черту отделяющую мальчика от мужчины и вступить в первую близость с омегой… Такое чувство, будто должно произойти нечто… прекрасное? Мин встряхивает головой, разгоняя стайку нелепых дум, позволяя волосам длинными, темными змеями заструиться по спине. Юнги выуживает из внутреннего кармана искусно вырезанный и украшенный тонкими тесненными пластинами золота гребень. Со стороны может показаться, что подобная дорогая безделица слишком вычурна и явно не подходит человеку его гендера, статуса и характера. Но Юнги, если честно, плевать. Для него это не просто украшение или предмет гигиены. Этот гребень куда ценнее. Он хранит воспоминания о самом родном человеке его жизни. Альфа проходится нефритовыми зубчиками по волосам и вместе с холодными прикосновениями минерала чувствует фантомные, теплые прикосновения папы, готовящего его к обряду инициации в мужчину. Но сегодня он собирает привыкшие к пучку, а посему слегка вьющиеся, пряди в низкий хвост, фиксируя его у основания черной лентой, и выпускает несколько длинных прядей с правой стороны, чтобы скрыть… — Вай, хён, — вновь переключает внимание на себя неугомонный друг, — беру свои слова обратно. Ты прям вылитый гасадалурский денди! Хочешь усыпить их бдительность? — Нет, — коротко бросает Мин. — Не хочу привлекать к себе лишнего внимания. — Да? — хитро прищуривается друг, — а у меня создалось впечатление, что ты не на встречу с господином Кимом готовишься, который кстати альфа, а к свиданию. — Вот кто-то пошутил неудачно, — беззлобно парирует Юнги, улыбаясь, — а завтра зубов не досчитается… Ладно, все. Пора, — и напустив на себя безразличный вид, Мин направляется к двери. — А я что, — семенит следом за ним Хосок, — я ничего. И уже давным-давно готов был, в отличие от некоторых. После относительно тихой и размеренно-спокойной жизни во время путешествия суета и шум, царившие на палубе, казались сущим адом — грузчики, тащившие по узким проходам чемоданы и поклажу, то и дело сталкивались, а подгоняющие их громкими окриками задержавшиеся пассажиры лишь усугубляли положение. Хосок, бережно придерживая полы своего верхнего халата, старался не отставать от ловко лавирующего между рабочими и одновременно пытающего высмотреть гасадалурского аристократа Мина. Идущий впереди альфа раз за разом осматривал пирс, пытаясь рассмотреть в его представлениях высокого, крепкого, мужчину средних лет... Вместо этого замечает уныло бродящего в неком отдалении от гербового ландо невысокого… юношу? Что же внешность порой бывает обманчива. Не дав удивлению наползти на свое лицо, Юнги устремляется к нему. Медленно прохаживаясь вдоль бурлящего пирса и злобно пиная попадающиеся на своем пути камешки, Пак Чимин, в ожидании «важной дипломатической миссии», то и дело бросал взгляды в сторону собирающего паруса барка. Перетаскивая клети с грузами на корабли, над головой противно скрипели лебедки. Брезгливо скривившись, юноша, желая унять выступившую на зубах оскомину, отправился в обратный к карете путь. Он вновь дословно вспоминал присланную дядюшкой записку, поражаясь возложенной на него сегодня ответственности. Ким Намджун, конечно, и раньше часто прибегал к помощи смышленого племянника, но доверить встречу высокопоставленных гостей пусть и разбирающемуся во всех тонкостях дипломатии похлеще любого чиновника, но омеге… Это было слишком даже для столь прогрессивного родственника. Да и положа руку на сердце, Чимин и сам был крайне взволнован происходящим. Хотя нет. Не так. Ему боязно, страшно до жути, до холодного липкого пота и подрагивающих коленей. И Чимин ни в жизнь бы не согласился на подобные геройства, если бы не сложившиеся обстоятельства. Юноша нервно одернул полы своего пиджака, запуская трясущиеся от волнительного ожидания пальцы в карманы. Черт бы побрал этот камурастский каганат! Совсем страх, честь и совесть потеряли, изуверы! Не гнушаются теперь нападать на целые товарные караваны. Черт бы побрал эту купеческую гильдию! Не могли для своей демонстрации другой день взять? Зря что ли в календаре их аж 365 штук? Вон выбирай, не хочу. Так нет, именно сегодня понадобилось! Или демонстрировались бы себе по-тихому. Ну, или громкому. Но точно без захвата государственных зданий! Ведь дипломатическое ведомство и так эту встречу затеяло в надежде им помочь, найти выход из ситуации. И теперь само в ловушке оказалось без возможности хоть кому-нибудь из сотрудников наружу выбраться. А в итоге успешность старта намечаемых переговоров ложится на плечи хрупкого омеги, который то ли волею судьбы, то ли злого рока, оказался единственным адекватным, свободным из более или менее компетентных людей. Благо еще дядюшка Намджун не гнушается иногда пассеизм проявить, вон, как сегодня его голубиная почта пригодилась, будут теперь его коллеги знать как насмехаться! Так и где эти высокородные иностранцы запропастились? Как говорится, раньше сядешь — быстрее выйдешь. И вообще омега зря себя накручивает. Тут делов-то всего ничего: встретить, объяснить ситуацию, сопроводить до места их временного пребывания — и все, конец мучениям, разбирайся дядюшка Намджун со своими подопечными дальше сам, а Чимини свободен аки птичка! — Господин Ким? — Боже, до чего же приятно-обволакивающий голос, да таким голосом можно даже список покупок читать, а омеги рядом будут с открытыми ртами сидеть, затапливая все вокруг... Юноша быстро прогоняет не вовремя нахлынувшие эмоции и, приклеив к лицу самую вежливую улыбку из своего арсенала, оборачивается. — Добрый день, — бодро проговаривает он, не глядя, отвешивая уважительный поклон. — От имени короля Ёнсагуна II приветствуем вас на гасадалурской земле. К сожалению, господин Ким не смог лично присутствовать, поэтому… — а дальше все слова застревают где-то в горле, теряясь на задворках сознания, а Чимин тонет в глубоком, грубом, горьковато-дымчатом аромате, окружающем его безопасностью и… Пак не может сказать, чем еще именно, но так спокойно, так защищено и так правильно он себя чувствовал только в далеком детстве, когда были живы родители. Его сердце заходится в бешеном ритме, колени дрожат в желании пасть ниц перед признанным самцом, а белье начинает влажнеть. А спящая большинство времени внутренняя омега начинает бесноваться, биться, пытаясь вырваться наружу, отвечая многогранному запаху ветивера тонким, игривым ароматом ирисов. Мин, хищно раздувая ноздри, непроизвольно тянет воздух сильнее, стараясь вобрать как можно больше, забрать, сохранить такой потребный запах. Чимин, меж тем, выпрямляется, наконец, смотря на человека перед собой. Их взгляды встречаются. И мир окончательно замирает. А двое погрязают в чувстве дежавю. Им не нужны слова, не нужно время, чтобы принять на уровне инстинктов и сущностей свою недостающую часть, свою половину, своего человека. Они неотрывно смотрят друг на друга, общаются взглядами, будто давние знакомые после долгой разлуки. Не замечая, как неразрывная нить судьбы неумолимо притягивает их ближе друг к другу, опутывая толстыми канатами, связывая воедино, ложась красивым узором шибари. Альфа первым приходит в себя, холодея от осознания, что опасные чувства любви и привязанности заполняют его душу, расцветая сиреневыми цветами ириса в сердце. Нет-нет-нет. Нужно прекратить, оборвать, вырвать с корнем. Он больше не вынесет! Пусть лучше сразу переболит. Он не готов еще раз это переживать, возрождать себя из жалкой кучки праха. Юнги крепко сжимает кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони, бросает едкое: — Очевидно, Гасадалур крайне заинтересован в нефрите раз на встречу был отправлен протекающий омега, — его душа кричит от боли, когда видит, как незнакомый юноша со сверкающей в глазах обидой буквально отшатывается, словно от пощечины. Ярость, злость, гнев, ослепительной вспышкой проносятся по омежьему существу, стирая все неправильные ощущения, заменяя их враждебностью и негодованием. — Да как вы смеете! — злобно цедит Чимин. Нет, он не намерен терпеть подобное унижение. Пусть дядя сам общается с этим хамом! Пак резко разворачивается, сердито топая к карете, намереваясь скрыться и умчать на ней в закат, а точнее домой, и плевать на старого брюзгу, сидящего в экипаже, а этот… этот… Придумать достойный эпитет для альфы омега не успевает. В этот момент с троса лебедки срывается грузовая клеть, рассыпаясь упаковочными коробками, а Чимин ошалело поворачивает голову на громкое: — Осторожно! И заворожено смотрит, как на него несется металлическая решетка. Омега не успевает сообразить ужас происходящего, как его больно дергают за руку, оттягивают в сторону, крепко прижимая к себе. Чимин непроизвольно прижимается к сильной опоре, вновь погружаясь в запаховый кокон безопасности, для надежности цепляясь короткими пальчиками за ткань сюртука. — Ну вот, — ехидно раздается сверху, — а говорят, что омега только на корабле к беде. Чимин пыхтит, пытаясь вырваться из резко опротивевших объятий, но злобный альфа не отпускает, продолжая прижимать к себе. Юнги просто не может заставить себя разжать руки, а спустя мгновения и вовсе позволяет себе немыслимую слабость — прижаться на мгновение к пушистой макушке губами, благо занятый своим освобождением омега ничего не заметил. Боги, да у Мина вся жизнь пронеслась перед глазами от осознания, что он мог потерять того, кого никогда так и не обретет. — Как вы? — слышит со стороны Чимин даукарскую речь и едва не падает. Его отпускают, отступая. — Все в порядке, — споро отвечает он альфе в традиционных одеждах, быстро спохватываясь о цели своего присутствия здесь. Пак бегло осматривает собеседника, отмечая натуральные и хорошей выделки ткани ханбока и кат украшенный дорогой ниткой катккына. — «Вот же он, посланник», — ошибочно полагает он и низко кланяется, наконец, представляясь: — Я Пак Чимин. Господин Ким Намджун, к сожалению, не смог вас сегодня встретить лично. В городе возникли беспокойства. Поэтому мне велено сопроводить вас к месту вашего проживания. Прошу пройти в карету, господин Мин. Альфа странно улыбается на речь Пака: — Слышали? Господин Мин, следуйте за господином Паком в карету, — обращается альфа к стоящему за спиной Чимина человеку. — Я Чон Хосок, — представляется он с учтивым поклоном на недоуменный взгляд, — сопровождающий господина Мин Юнги. Глаза омеги неверяще округляются, а рот удивленно приоткрывается. Какой позор! Но Чимин быстро берет себя в руки и, бросив нечитаемый взгляд на бесящего альфу, молча идет в сторону ландо, ни разу не удостоверившись последуют ли за ним следом. Легкий сверкающий новизной черного лака экипаж плавно покачивался и подпрыгивал на неровностях мостовой, унося своих пассажиров все дальше от столицы. Пак Чимин горестно выдохнул и, задумчиво прикусив щеку изнутри, рассеянно осмотрел своих попутчиков, бросив задумчивый взгляд в окошко ландо. Сквозь легкую ткань занавесок проскальзывали живописные виды, утопающих в буйстве зелени, одиноких домов. Омега вновь позволил себе нетерпеливый вздох. Они только-только выехали за черту города и еще по меньшей мере час будут трястись по проселочной дороге. Изнывающая от скуки и безделья активная натура юноши требовала подыскать себе занятие, и, недолго думая, омега решил развлечь себя светской беседой — осталось лишь выбрать кандидата. Он с опаской посмотрел на восседающего справа от него и уже порядком клюющего носом пожилого альфу. Нет, этого человека он ни за что тревожить не будет — себе дороже. Чжи Хёнджун — еще в пору былой молодости был олицетворением совокупности синонимов к слову «занудный», а сейчас и вовсе стал старым брюзгой. Закоренелый холостяк, недоверчиво относящийся ко всем и вся вокруг и в частности к омегам. Особенно к омегам. Ярый ненавистник слабого пола часто любил повторять: «Гасадалуру омеги не приносят никакой пользы. Они не ходят на войны, не переписывают бумаг, не строят железных дорог и домов. И имеют прескверную привычку запирать от альф графинчик с виски. А это, на минуточку, способствует снижению акцизных сборов и падению экономики!» И если Чимин не желает быть высмеянным за любое неосторожное слово или жест, то альфу лучше лишний раз не провоцировать. Изначально вся тяжесть встречи господ из заокеанского государства была возложена именно на Чжи Хёнджуна, как на бывшего работника дипломатического ведомства, а Чимин был послан к нему «на всякий случай». Но то ли не с той ноги вставший, то ли разобидевшийся, что ему в помощь прислали Пака, мужчина решил поступить по-своему. В общем, с первых секунд встречи старый маразматик заявил, что он никого встречать не будет, ни в каких разговорах участвовать не собирается и, вообще, у него сейчас по расписанию обеденный сон, и если бы не просьба господина Намджуна он бы ни в жизнь не принял участие в этом мероприятии. Посему, будьте благодарны, что столь важная персона, как он, вообще почтила сие действо своим присутствием. А от всяческих попыток Чимина упросить хотя бы выразить положенные приветствия гостям мужчина отмахивался, словно от стаи назойливых мух. — Молодых да ранних у нас много, вот сам и справишься, — гнусаво бурчал мужчина, ехидно поглаживая при этом жиденькую бородку и щуря выцветшие глаза, становясь по сути дуэяном при Чимине. А после незаладившегося знакомства с посланником Мином омега был точно уверен в чужом торжестве. Чего стоило одно это лебезивое приветствие для разместившихся в экипаже альф: — Господа, уповаю, что вы простите меня старика за то, что лично не смог выйти вас встретить — старая травма разбушевалась, прям ногой пошевелить не могу. Надеюсь, омега Пак выказал положенные вашему статусу почести? Иначе мы могли бы… Чимина в этот момент разрывало от двоякого желания: провалиться куда-нибудь подальше отсюда или треснуть мерзкого старикашку так, чтобы он не только на словах, но и на деле и шагу не мог ступить. Полыхая стыдливым румянцем, юноша неуверенно поерзал на своем кресле, готовясь к ответной отповеди Мин Юнги. Встретились, как говорится, два омегоненавистника. Но вопреки ожиданиям, младший альфа смерил престарелого мужчину пренебрежительным взглядом и оборвал пресмыкания коротким: — Все было на должном уровне. Чжи Хёнджун в ответ лишь брезгливо поджал губы и надменно отвернулся к окну, словно мелькающий пейзаж за окном куда более люб его сердцу, чем собравшаяся компания, а спустя минут пятнадцать пути этот недодуэян и вовсе стал подремывать, оповещая о своем присутствии редким, но громким храпом. А омега, ошеломленный поведением неожиданного защитника, бросал долгие изучающие взгляды в сторону альфы, постепенно сменяя любопытство на заинтересованность. Чем дольше Чимин смотрел, тем больше ему нравился объект исследования, а характеристика внешности из обычных фактов постепенно украшалась эпитетами. Высокий, пропорциональный, атлетического телосложения, с очевидным рельефом, и Пак эту рельефность собственноручно смог ощупать… кхм. Пальцы длинные, слегка узловатые, про такие говорят музыкальные, интересно, а альфа играет на каком-нибудь инструменте? Чимин вот вполне его может представить за спинетом или верджинелом… Кожа светлая, оттененная темными отливающими горьким шоколадом волосами, хищный разрез глаз, аккуратный, слегка широковатый нос, небольшие, но правильной формы губы, явно мягкие на ощупь... — Чимин, опять тебя несет не туда! — буквально вопит внутренний голос. Испугавшись собственных мыслей, омега вздрагивает, мысленно отвесив себе затрещину. Никогда! Никогда до этого он не изучал человека, мужчину, альфу с подобным интересом и под этим уклоном, словно примеряя этого Мина в качестве… партнера. Щеки покрываются предательским румянцем, хотя положа руку на сердце Чимин не может не признать красоту сидящего напротив человека. А когда мужчина слегка сместился на своем сидении, располагаясь к омеге полубоком, юноша увидел то, на что до сих пор попросту не обращал внимания — длинный темно-бордовый шрам, опасной бороздой проходящий от середины лба по веку и заканчивающийся на скуле. Но вопреки ожиданиям, данная отметина не вызвала у омеги отвращения. Он и вовсе еле преодолел порыв потянуться вперед, прикоснуться... Прогнать боль... Пожалеть… Их взоры встречаются и вновь, как на пирсе, не желают отпускать друг друга. Омега ловчился в скрывающем целый неизведанный мир взгляде найти потаенную дверцу души, купаясь при этом в теплых водах карих вишен. Альфа же пытался отыскать положенное отвращение или ставшей привычной неприязнь. Но сколько бы не старался в ответ находил лишь… нежность и восхищение? И эти чувства «обливают» Юнги, кружат голову, учащают сердцебиение, сигнализируя симптомами начинающейся простуды с непомерно высокой температурой. Иначе как альфа может объяснить отчетливые ощущения колебания воздуха от парящих вокруг Амуров?.. И вопреки своей непоколебимости и свойственной большинству альфам мужественности, Юнги трусит. Он пугается тех чувств, которые вызывает в нем этот хрупкий омега. И наперекор протестующе кричащему нутру, альфа вскидывается и едко бросает циничное: — Надеюсь, вы удовлетворены осмотром? Щеки юноши вспыхивают стыдом, застилая глаза мутной влагой намеренного унижения. Но омега ничего не говорит в ответ, лишь горько отводя взгляд в сторону и ерзая на мягкой обивке, двигается ближе к двери, словно пытаясь увеличить расстояние между ними. Чимин часто-часто промаргивается, болезненно прикусывая нижнюю губу, и весь как-то сжимается, становясь еще крохотней. Нет, он не будет плакать, омега натужно сглатывает застрявший в горле ком, этот поганец не достоин ни одной его слезинки! — Вот и провел время за приятной беседой! — сокрушенно хмыкает Пак, намереваясь до конца поездки занять себя добавлением к выявленным плюсам альфы установленные минусы. Но надежде Чимина не суждено было сбыться. Удрученный сложившейся густопсовой атмосферой и привычный к поведению друга Чон Хосок приложил максимум усилий, чтобы отвлечь и успокоить омегу. А Пак совершенно не ожидал, что альфа окажется столь приятным попутчиком. — Не стоит упускать возможность насладиться теплыми деньками, — с банальным трюизмом мужчина тянется вперед, резко раскрывая занавеси со своей стороны и не взирая на тихое ворчание Чжи Хёнджуна, пропускает приветливо-ласковые солнечные лучи. Так неожиданно для себя Пак Чимин нашел интересного собеседника. А подхваченная фраза о погоде вылилась в полноценный диалог, успевший затронуть, казалось, все: от особенности путешествия альф, до эксклюзивности культур двух государств и специфики медицины, останавливаясь в итоге на шахматах. — Вы играете? — нескрываемое восхищение вырвалось у Чона. — Боюсь, я не слишком хороший игрок, — чинно ответил Чимин, скоро опуская глаза и пряча лукавые огни. Не пристало омеге кичиться перед альфами своими достижениями. Ибо он играл так «не слишком», что Ким Намджун черным цветом обвел день в календаре, когда решил обучить племянника этому древнему искусству. Он был настолько «нехорошим шахматистом», что дядя часто приводил более опытных игроков и консультантов, чтобы те попытались отобрать у Чимина победу. — А вы часто играете? — невинно интересуется омега, переводя внимание с себя. — Ох, что вы, — лучисто улыбается Хосок, — я довольно слаб в этом деле. Партии обычно затягиваются, и я быстро теряю интерес к происходящему на доске. — Как жаль, — печально выдохнул омега, сожалея, что даукарца не будет в его списке поверженных. А если честно, альфа Чон относится к тому типу людей, с которыми ему действительно интересно, и он был бы не против провести с ним время. — Юнги хорошо играет, — невинно тянет Хосок, внимательно следя за реакцией обоих. Чимин резко дергается, словно одно имя альфы вызывает у него острую зубную боль и, вопреки данному ранее обещанию даже не смотреть на этого человека, бросает на Мина наполненный обиженной уязвимостью взгляд. А Юнги чувствует, как непролитые омежьи слезы тонкими осколками раскаяния проникают глубоко в душу, принося с собой сожаление. Альфа надсадно выдыхает, начиная лихорадочно придумывать несвойственные для себя слова извинения. Экипаж резко останавливается, а ринувшиеся опускать подножку и помогать господам спуститься лакеи позволяют Мину оставить свои отговорки при себе. Хосок же вежливо прощается с Чжи Хёнджуном и, спустившись первым, круто разворачивается, подавая раскрытую ладонь Чимину. Омега бормочет благодарности, вкладывая маленькие пальчики в теплую ладонь, и принимает помощь, ярко улыбаясь альфе: — Вот мы и приехали, — деловито сообщает омега, ровняясь со все еще не выпускающим его руку мужчиной. — По всем вопросам вы можете обращаться к дворецкому Ли Ю, он бегло говорит на даукарском. Выбравшись последним, Юнги останавливается рядом с ландо, прожигая темным взглядом любезничающую и игнорирующую его парочку. Гнев огненным жалом впивается в сердце, стирая прежние благие намерения. Альфа, шумно прочищая горло, громко хрустит пальцами и, сцепив руки за спиной, принимается раскачиваться с носка на пятку, изо всех сил желая привлечь к себе внимание. Зря. Пара продолжала манкировать им. — Не переживайте. Вы и так сделали более чем достаточно, — успокаивает Хосок омегу, упиваясь неоднозначной реакцией друга. Уму непостижимо, Мин за последние несколько лет впервые заинтересовался представителем противоположного пола! Альфа специально нежно оглаживает большим пальцем нежную кожу аккуратной ручки, прежде чем слегка приподнять ее и прижаться на несколько мгновений губами. — Мы взрослые мужчины, и со всем разберемся. Чимин благодарно улыбается и, очаровательно краснея и щуря глаза, быстро вынимает ладошку из приятного тепла, пряча ее за спиной: — В случае чего — наш дом соседний, — все же добавляет омега. — Ах, да, — спохватывается юноша, — здешний повар специализируется на даукарской кухне, так что смело можете заказывать любимые блюда, — омега лучисто улыбается Хосоку, провоцируя переполненную чашу терпения Мина сорваться одинокой каплей. Мужчина пружинисто отталкивается от земли, подходя ближе к парочке, намереваясь… он еще не решил, что конкретно скажет, но более терпеть этот обмен галантностью он не намерен! Со стороны слышится легкий отвлекающий шорох, и все трое, словно по команде, оборачиваются на звук. Ближайший пожухлый куст приходит в движение, а спустя мгновения являет миру комок из шерсти. Нечто приходит в движение и со звонким тявканьем бежит в их сторону. — Ох, Тани, как ты тут оказался? — тут же оживает Чимин, двигаясь навстречу животному. — Тэ будет крайне недоволен тобой. — Омега подхватывает щенка, крепко прижимая к себе и оглянувшись на альф, низко кланяется. — За сим, господа, оставляю вас обживаться, — и соблюдя положенные правила приличия, разворачивается, чтобы уйти. — Куда вы уносите главный ингредиент нашего ужина? — прилетает омеге в спину, заставляя замереть на месте. Чимин пошатываясь оборачивается, а Мин тут же прикусывает язык. Не вовремя проснувшееся остроумие отразилось в расширившихся омежьих глазах со смесью неверия и ужаса. Мин Юнги — ты полный кретин!༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Весть о том, что Мин Юнги приглашен на сегодняшний ужин Чимин воспринял с тем же энтузиазмом будь то приглашение прогуляться к эшафоту. И то второй вариант звучит куда более заманчивей. Однако положение хорошего племянника обязывает омегу присутствовать на этом мероприятии. Поэтому Пак, тяжело выдохнув и распорядившись о послеобеденном чае, принимается за свой туалет, клятвенно обещая себе игнорировать Мина. Вот же, не альфа, а нечистый какой-то! Каждый раз, как рот открывает, того и гляди, что гадюка вылетит. А вообще, непонятно почему Чимин так мандражирует. Ему порой приходилось быть и на более сомнительных сборищах, а сегодня… ну посидит для виду за одним столом с этим человеком, разговаривать же его никто с альфой не заставляет? Но ситуацию еще усугубляет неподдельный восторг Ким Намджуна от присланного переговорщика. Теперь после трудовых будней от главы семейства только и слышно «Мин Юнги то…», да «Мин Юнги се…», поэтому не стоит исключать вероятность неосознанной каверзы со стороны любимого родственника... Ох, да, не стоит забывать о присутствии еще одного дядюшкиного любимца — Со Убина. Молодой, амбициозный, перспективный, красивый альфа — именно тот самый идеальный сын папиного друга, а в нашем случае товарища и по совместительству начальника Ким Намджуна, вызывал у омеги необъяснимое чувство неприязни. И главное, для этой эмоции нет совершенно никаких оснований. Убин всегда безупречно вежливый, внимательный, остроумный, с прекрасными манерами и, как бы охарактеризовал его Мун Чоль, «не из кобелиной породы». Но есть в альфе что-то такое, что ершит все чувства омеги против такой «гладкости», крича о том, что все это ложь и обман… А еще эта отвратительная привычка альфы излишне пользоваться белилами и носить напудренные парики. Брр. Мда, Чимин, как оказалось, до сих пор не подозревал, что у дядюшки столь извращенный вкус на людей. Пак тяжело выдыхает и, бросая окончательный взгляд на себя, кивает своему отражению. Что же, если удача будет сегодня на его стороне, может они не приедут? Если же нет, тогда омега будет уповать на четыре кружки крепко заваренной ромашки. Чимин в унылом предвкушении выглядывает в окошко — два крытых экипажа с интервалом в несколько минут проезжают через парадные ворота. — Эх, а счастье было так возможно… — сетуя на несбывшиеся мечты, Пак спускается в холл для приветствия гостей. И как раз вовремя, дворецкий открывает дверь, впуская в дом Кимов первого из трех альф, и запуская для омеги время обратного отсчета. Три… Со Убин приходит первым, почтительно кланяется хозяевам дома, крепко жмет руку Ким Джувону и, нежно взяв правую ладонь Чимина, оставляет влажный поцелуй на ее тыльной стороне. Омега изображает приветственную улыбку, борясь с тошнотворным желанием стереть прикосновение об брючину, и тактично делает шаг в сторону, желая быть подальше от альфы. С радушным перезвоном дверного колокольчика дворецкий оглашает о прибытии остальных гостей. Убин же, не понимая намека юноши, толи не желая его понимать, подступается ближе к Чимину, якобы давая возможность рассмотреть пришедших. Вынужденный теперь вдыхать сладковатый запах прелой листвы омега внутри брезгливо морщится, но попыток отойти больше не предпринимает. — Господин Мин Юнги, господин Чон Хосок, — радостно вскинулся Ким Намджун, встречая гостей на полпути и являя очаровательные ямочки на щеках, — рад приветствовать вас в своем доме. Надеюсь, сегодняшний вечер вам понравится. — Добрый вечер, — величественно отвечает Мин на устный туш, холодно пробегаясь по собравшимся взглядом, задерживая его на младшем омеге. — Добрый вечер, — вторит широко улыбающийся Хосок, оставляя приветственный поклон, — и мы тоже довольны, что наконец-то добрались к вам. — Господа, позвольте представить вам свою семью, — с горделивой дрожью в голосе начинает знакомить домочадцев с гостями Намджун. — Мой дражайший супруг — Ким Сокджин, — альфа за руку выводит вперед моложавого и приятной наружности мужчину. — Рад наконец-то с вами познакомиться, — царственно кивнул омега Ким и после положенных поцелуев руки отвесил книксен, притворно охая. — Мой дорогой супруг столько о вас рассказывал. — Надеюсь только хорошее? — весело хмыкнул Хосок. — Исключительно и полностью хорошее, восторженное я бы даже сказал, — кокетливо улыбнулся Сокджин, становясь рядом с супругом. — Мой старший сын и наследник Ким Джувон, — и дождавшись альфьего обмена потискиванием рук, Намджун продолжает знакомство. — Со Убин — друг, да что там друг, практически еще один член семьи, мой крестник и будущий глава дипломатического ведомства. Знакомство между Хосоком и Убином происходит более чем обычно, альфы крепко жмут друг другу руки, говоря стандартные клише. Приветствие между Мином и Со со стороны становится больше похожим на петушиные бои. Сначала мужчины играют в своеобразные гляделки, смеривая друг друга оценивающими взглядами, затем Убин предпринимает попытку занять доминирующую позицию, подавая руку ладонью вниз. Юнги на этот жест лишь холодно приподнимает уголок губ и одновременно с взятием руки делает шаг вперед, вторгаясь в личное пространство другого альфы. Он становится немного сбоку от него, неожиданно встряхивает руку соперника и разворачивает ее в уступчивое положение. — Господин Мин, господин Чон, у вас есть какие-либо пожелания по пребыванию здесь? — сипло бросает «поверженный» Убин. — Благодарю, — сухо роняет не скрывающий своего превосходства Юнги. — Нет. — Я рад, что вы наконец-то смогли познакомиться, в ближайшем времени нам всем предстоит тесная и плодотворная работа, — предпринимает не самую лучшую попытку снять градус напряжения Намджун, представляя последнего из присутствующих. — Ну и с моим племянником Пак Чимином вы уже знакомы. Словно только этого и ждавший, Мин делает стремительный шаг в сторону омеги, совершенно забывая про незадачливого соперника, и бережно обхватывает длинными пальцами узкую ладошку. Но прежде чем прижаться к ней губами, приподнимает ее до уровня своей груди, делая приветствие более близким и интимным. И неожиданно для себя Чимин понимает, что в отличие от предыдущего поцелуя он не хочет, чтобы тот прекращался. — Рад снова видеть вас, господин Пак, — низкий голос неожиданной теплотой обдает все еще удивленного своим открытием омегу. — Я тоже, — хрипит в ответ юноша, прочищая горло вынужденным кашлем. — Рад снова встретиться, господин Мин. — Я слышал, что у вас есть еще один сын? — отвернувшись от омеги, интересуется Юнги, все еще не выпуская несопротивляющихся маленьких пальчиков из своей руки, а Убин не сводит злобного взгляда с этих двоих. — Да, — удивляясь осведомленности посланца, кивает Намджун, — самый младший — Тэхен, но он еще не был представлен свету. — Намджун, что же ты держишь гостей на пороге? — вступает в разговор второй хозяин дома. — О, Небеса, простите, — отвечает мужчина, одновременно тушуясь и неловко взмахивая руками, задевая при этом рядом стоящую антикварную вазу. Сокджин не глядя ловит падающий предмет, возвращая его на законное место. Взаимодействие супругов выглядит столь органично и правильно, что со стороны это кажется отработанными действиями пары воздушных гимнастов, намекая всем окружающим, что подобное случается достаточно часто. — Я немного неловок сегодня, — виновато почесывает бровь Намджун, тут же улыбаясь. —Не каждый же день принимаешь в гостях внука самого императора Ли Кая. Прошу проходите. Ким Намджун извинительно кланяется и приглашающим жестом указывает собравшимся направление главной гостиной, а плетущийся в самом конце процессии Пак мысленно присвистывает, переваривая и сортируя услышанную информацию. Во-первых, Мин Юнги у нас, оказывается, птица высокого полета, теперь понятно, откуда у этого человека столько гонора и спеси. Во-вторых, Небеса, Чимин дерзил потомку самого императора Даукара, но раз он еще не брошен в Консьержери, его наглость сошла ему с рук. И в-третьих, Мин Юнги и Со Убин явно что-то или кого-то не поделили. И то как оба альфы странно реагируют на него, у Чимина закрадывается чувство, что камнем преткновения между мужчинами стал именно… он? Два… Все еще находясь под впечатлением собственных умозаключений, очутившись на пороге комнаты, Чимин замирает и быстрым взглядом окидывает помещение, взвешивая недостатки и преимущества каждого места. Немного потоптавшись, омега решает занять нейтральную позицию — расположившись не на диванах, а в одном из кресел, чтобы всякие там альфы не позарились на его личное пространство. Чон Хосок решил поддержать мнение Чимина, опускаясь в соседнее кресло, чета Кимов расположилась в стоящем под прямым углом к камину диване, Ким Джувон и Со Убин облюбовали мягкую софу, Мин Юнги же предпочел стоять, разглядывая выставленные на каминной полке миниатюрные семейные портреты. Когда все заняли облюбованные места в комнату тенью проскользнул лакей с подносом аперитива, чинно вручая всем бокалы наполненные игристым просекко. — У вас прекрасный дом, — Хосок первым прерывает скованное молчание, делая небольшой глоток. — Благодарю вас, — чинно склонив голову, ответил Сокджин, — но боюсь после роскоши даукарских дворцов наш дом вам покажется более чем скромным. — Ну что вы, — снисходительно улыбается альфа, — ни я, ни господин Мин не живем во дворце. И бываем там больше по роду службы и необходимости, чем на постоянной основе. — Ох, Небеса, — спохватывается омега, — извините, я в некоей мере не хотел вас обидеть. — Вы и не обидели, — потягивая вино, спокойно отвечает Юнги, — в большинстве случаев, когда узнают о моем родстве с императором, люди почему-то делают именно такие предположения. А о красоте дворцов Даукара вы сможете сложить свое впечатление, ведь в случае удачного соглашения господин Ким Намджун станет частым гостем в наших краях. Спустя мгновение дворецкий объявляет о подаче ужина, и весь септет поднимается со своих мест. Намджун под руку с Сокджином первыми начали движение по направлению столовой, а заметивший в свою сторону движения Юнги и Убина Чимин бросает в сторону сидящего в кресле такой молящий и красноречивый взгляд, что альфа просто не мог ему отказать. Взяв под руку Хосока, Чимин старался одновременно не отводить глаз со спин удаляющихся дядюшек и не поддаваться искушению — хоть одним глазком посмотреть, что же делают остальные. Расположение за столом оказалось для Чимина не самым выгодным, — сидя напротив противоборствующих альф, омега надеялся на защиту отделяющего его от них высокого канделябра. Чем дальше продолжался вечер, тем оживленнее становились беседы и острее темы, а молчание вяло ковыряющегося в очередном блюде Чимина, казалось, никто не замечал. Подумав, что раз все так прекрасно справляются и без него, омеге простительно будет досрочно покинуть ужин, сославшись на какое-нибудь недомогание. И только юноша собрался обратиться с просьбой к Сокджину, как следующая ядовитая фраза заставила его замереть на месте. — Может, вы еще и считаете, что вашим омегам стоит разрешить осваивать точные науки? — пренебрежительно бросил Убин. — Господин Со, — в шутливой манере обращается к гостю Намджун, — что за странные разделение омег на «ваших» и «наших». — Ох, извините мою грубость, господин Ким, — пытается оправдаться Убин, — возможно, я неправильно выразился… Просто, учитывая устоявшиеся догмы общества Даукара и их ведущее вероучение, все сказанное господином Мином звучит иронично и сюрреалистично. Признайтесь, — обращается он к альфе по соседству, — ведь у вас все происходит абсолютно не так? — Конечно, — иронично кивнув отвечает Юнги, тут же добавляя, — так. Если, как вы выразились, «наши» омеги пожелают осваивать будь то точные науки, либо же игру на музыкальном инструменте, да хоть езду на пенни-фартинге — мы им не препятствуем. Они могут заниматься всем тем, чем сочтут нужным и интересным, главное, чтобы без вреда для себя. Глазки Чимина удивленно округлились, вот уж кого он не ожидал увидеть в поборниках прав омег так это точно даукарца. — Очень странное умозаключение, — реакция сидящего напротив омеги не проходит бесследно для Убина, и, гневно вскинувшись и с силой сжимая ни в чем не повинную вилку, он предпринимает очередную попытку деморализовать соперника, — от жителя страны, где омеги, по сути, являются живым товаром, не имеющим права по улице пройти без скрывающей их лица накидки. — Вы совершенно правы, — безропотно принимает туше Мин. — Не все устои прошлого еще преодолены в нашем обществе. Но повторюсь, в быту желания омег практически всегда стоят в приоритете. Что же касается сокрытия лица, — ты мой, могут сказать лишь руки снимающие чадру. Только связанный жизнью с омегой альфа может любоваться его красотой. А изучение точных наук, как вы понимаете, на это любование никак не влияет. — Ну вот тогда ответьте мне, — раззадоренный неудачными попытками вызвать собеседника на эмоции Убин не унимался, — какова польза от геометрии омеге? По правильным граням провести вышивку на платке для своего мужа? Чимин метнул на альфу гневный взгляд и, отчаянно скомкав лежащую на коленях салфетку, приготовился сам ринуться в бой. Один… Оглушающий грохот выстрела наполнил вибрирующим эхом все пространство особняка Кимов, вынуждая собравшихся подорваться со своих мест и броситься к его источнику. Ведомый неизвестностью и взбурлившим адреналином Пак бежал не разбирая дороги, а в мозгу пульсировала только одна мысль — где-то там сейчас находится Тэхен. Еще буквально несколько секунд, и он окажется на улице… Но в последний момент его бесцеремонно хватают за локоть, затаскивая в ближайшую комнату. Не удержав от неожиданности равновесия, Чимин начинает заваливаться на спину, но от встречи с горизонталью пола его спасают сильные руки, прижавшие к широкой груди. Омега сопротивляется, пыхтит, пытается выбраться, но приятно обволакивающий травяной запах снова, как и на пирсе, заставляет замереть, подчиниться и успокоиться. — Там может быть опасно, — волосы мягко шевелит хриплый шепот, и юноша вопреки всему затихает, позволяя более сильному позаботиться о себе. Юнги, не разрывая объятий, смещает их в сторону окна и, приоткрыв одну из створок, прислушивается к происходящему на улице. А Чимин практически до конца уличных разбирательств не предпринимает никаких попыток вырваться. Хосок кружит вокруг сидящего на земле и шумно не то плачущего, не то воющего Сокджина, поочередно подавая ему воду, нюхательные соли и просто обмахивая полотенцем, при этом уговаривая успокоиться. Убин и Джувон под руки держат рвущегося совершить над младшим сыном телесную расправу Кима. А заламывающий руки Мун Чоль кружит вокруг хозяина, бормоча сбивчивое «хорошо закончилось» и «все обошлось». Но когда грозный голос Намджуна рыком разносится по подворью, неспособные терпеть конкуренцию более слабые младшие альфы отступают на несколько шагов назад, а нянь замолкает, обессилено привалившись к ближайшей опоре. — Ким Тэхен, — грозовой тучей движется на омегу мужчина, чеканя каждое слово, — я в последний раз тебя спрашиваю — зачем? Зачем ты стащил мои дуэльные пистолеты?! — Хотел потренироваться, — дрожа от агрессии отца, но не отступая и не теряя твердости в голосе, отвечает подросток, ковыряя носком своих туфель землю. — Хорошо, — обессилено, но от этого не менее угрожающе отвечает альфа, устало запуская пятерню в волосы. — Поставим вопрос по-другому — для чего ты хотел потренироваться? — Чтобы уметь защитить себя, папу и Чимина, — тихо бормочет юноша, не поднимая головы. — Ким Тэхен, — суровеет Намджун, — давай договоримся: я не вытягиваю из тебя по слову клещами. А ты мне все рассказываешь, и я, как любящий родитель, подумаю о скостении твоего пожизненного домашнего заключения на пару недель. — Я хотел научиться защищаться, — упрямо повторяет подросток, вскидываясь и смотря открытым и горящим отсутствием даже доли раскаяния взором. — Вас с Джувоном часто нет дома, а о бесчинствах бандитов ходит все больше и больше историй. — Тэхен, ты же знаешь, мы их обязательно изловим, — сдувается, словно продырявленный надутый шарик Намджун. — Да, — пристыжено от постоянных неудач в поимке разбойников вступает Джувон, — регулярные рейды скоро принесут свои плоды! — Вы сами в это не верите! — возмущается омега. — Они даже в дом деревенского старосты забрались! И их не остановил ни высокий забор, ни табличка про злую собаку! А если следующей их целью будем мы? Или они решат напасть на нас по дороге? — Тэхен, — роняет сдавшийся Намджун, — давай договоримся: я обещаю, что разберусь со всеми угрозами в ближайшие сроки, а ты в свою очередь больше не будешь так своевольничать. Мальчик испытывающе долго смотрит на отца, а затем едва заметно кивает, медленно спуская скопившийся воздух, еще никогда, как сегодня Тэхен не был так близко к наказанию. — А сейчас, — уничижительно бросает старший альфа, — приведи себя в порядок. Если ты не заметил, то у нас гости. Мун Чоль, а ты следуй за мной, — не глядя на седовласого мужчину, бросает Намджун. Спустя буквально пятнадцать минут он пожалеет о проявленной к младшему отпрыску строгости и озлобленности, но порой требующая мщения уязвленная альфья гордость может быть жестока даже к собственным детям. Младший с обидой смотрит на удаляющихся, в особенности буравя спину уходящего отца, часто промаргивая непрошенные слезы. И нервно вздрагивает, когда перед его глазами воспаряет белая ткань. — Вот возьмите, — сквозь шум в ушах слышит Тэхен, — он вам сейчас нужнее чем мне. Юноша поднимает взор и замирает. Перед ним ослепительно… нет чертовски привлекательный альфа, с приятным горьковато-сладким запахом осенней листвы. Тэхен, как завороженный, смотрит на подошедшего, не предпринимая попыток ни взять платок, ни оттолкнуть протянутую руку. — Что ж, — предлагает прекрасное видение, — тогда вы не будете против, если я все сделаю сам? Омега зачарованно кивает, а Убин не без тени улыбки тянется к его лицу, нежно оттирая с омежьих щек грязь и остатки пороха. — Вот так гораздо лучше, — комментирует свою проделанную работу мужчина, — а ты милашка, — улыбается альфа, ударяя по несопротивляющемуся омеге семипудовой волной своего обаяния. — Давай договоримся, что в следующий раз ты позволишь сильным альфам во всем разобраться. Идет? — после очередного утвердительного кивка, Со Убин ерошит напоследок непослушные пряди, возвращаясь в дом. А мальчик еще несколько длительных мгновений стоит совершенно неподвижно, сжимая оставленный платок с вычурно вышитыми «С.У.». Он с нечитаемой улыбкой прикасается кончиками пальцев к только что обласканным щекам. А где-то в поместье скрывающийся в покровах ночи омега вновь порывается выйти на улицу. — Как вы не поймете? — Чимин пытается убрать со своих плеч цепкие пальцы. — Я должен пойти к нему. — И обязательно пойдете, — продолжает гнуть свою линию Юнги, не больно, но крепко удерживая вырывающегося юношу, — но не сейчас, а спустя несколько часов. — Но… но я нужен ему! — не унимается омега. — Никто и не спорит, — послушно соглашается альфа. — Но позвольте ему пережить все перенесенное сегодня, — в ответ юноша протестующе машет головой, а Юнги предпринимает последнюю попытку. — Вспомните свою первую влюбленность, дайте ему время принять эти чувства. Чимин замирает и сконфуженно осознает, что альфа по сути прав — омега кузену сейчас ничем помочь не сможет: ни делом, ни советом, ни словом. У него и этой первой влюбленности до сих пор не было, не говоря о чем-то большем… Чувство личной неполноценности и ущербности с кошачьей грацией забралось под кожу, запуская острые коготки прямиком в сердце. — Отпустите, обещаю, что не пойду сейчас к Тэхену, — бросает юноша, и стоит Мину его отпустить, как омега не прощаясь уносится прочь, проглатывая жгучие слезы на ходу. А Юнги тяжело выдыхает — он вновь что-то сделал не так. Прогоняя холод осенних ночей, в камине весело танцевал огонь, потрескивая мерно поющими свою колыбельную поленьями. Но возлегающему на кровати омеге было не до сна. Обложенный подушками Чимин задумчиво наблюдал за игрой причудливых теней на балдахине своей кровати. Недавние слова Мун Чоля, а теперь и даукарца всерьез заставили омегу задуматься о том, что с ним не так. Чем он отличается от окружающих его омег? И почему одних посчитали достойными этого светлого чувства, а его, старшего на три года, нет? Чем он так плох? Да и вообще, существует ли в мире человек, который будет ему мил и люб? Или омеге придется довольствоваться в качестве спутника жизни действительно тем, кого выберет для него Ким Намджун?.. Чимин быстро вытирает влажные глаза рукавом ночной сорочки. На ум вдруг приходит один из деревенский способов увидеть предначертанного, и пусть тогда у омеги ничего не получилось, все же попытка не пытка. Чимин вскакивает, хватает первую попавшуюся подушку, одеяло и потрепанного плюшевого зайца, отправляясь спать… на тахту. Он как может обустраивает комфорт своего нового ложа и перед тем как прикрыть глаза, на удачу, крепче сжимает лапку Куки, бормоча в темноту: — На постели, не на телеге, приснись жених омеге. Сон незаметно накидывает свои чары, вступает в игры с воображением и подкидывает картинку из потенциальной семейной жизни омеги: вот он сидит у камина, ловко штопая рукав разорвавшейся белоснежной сорочки. В комнату входит альфа и, с любопытством заглядывая сквозь плечо Чимина, начинает что-то говорить. Сквозь толщу дремы юноша не может разобрать слов, но потому как семейный, он начинает улыбаться, омега делает вывод, что мужчина явно хвалит его работу. Чимин во сне с нежной улыбкой поднимает глаза на альфу, но видит только прорисовывающиеся сквозь марево лисьи глаза. На этом моменте, нервно вздрогнув, он просыпается и весь остаток ночи пытается вспомнить обладателя сих знакомых очей. Это была первая ночь, когда этот альфа пришел в его сны. В одной из соседних комнат так же не спится и младшему омеге. Только вот в отличие от Чимина кузен ворочается вовсе не от безызвестности, а от вполне конкретных фантазий с одним прекрасным альфой в главной роли. Тихо хихикая от очередной мысли, омега под покровом ночи решает во что бы то ни стало завоевать Со Убина. Во что бы то ни стало для альфы, естественно.