༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Опираясь на дверной косяк и нервно постукивая перчатками по бедру, Ким Сокджин то и дело бросает взгляды на лестницу в ожидании племянника. Сегодня одно из значимых событий высшего света — ежегодный бал семьи Чжи, и с блеском и роскошью этого мероприятия может сравниться разве что капризность и злопамятность супруга главы семейства. Хотя чего еще ожидать от двоюродного брата самого правителя Гасадалура? Посему, не смея перечить и желая всячески угодить, практически все гости приходили вовремя. И горе семьям, опоздавшим более чем на пятнадцать минут. Несмотря на то, что Намджун уже был там — альфа отправился на торжество сразу после работы, и сам Сокджин планировал прибыть сегодня пораньше. Часовой шкаф переливчатым эхом курантов оповестил крайний срок их отбытия, и, нервно выдохнув, омега оторвался от временной опоры, намереваясь лично сходить и поторопить слишком долго капающегося племянника, но не пройдя и пары шагов Сокджин замирает, восторженно созерцая младшего. Точеная фигурка, затянутая в темный комплект, смотрелась более чем эффектно: брюки из мягкой ткани выгодно очерчивали манящие изгибы и округлые бедра; бесчисленные складки черной атласной блузы изящно льнули по груди и, перехваченные на тонкой талии широким поясом корсета, ниспадали кокетливой волной на бедра; оттянутый в сторону «любовным узелком» и не до конца застегнутый ворот открывал обзор на соблазнительные ключицы; а густые локоны, уложенные струящимися прядями, ловко были перехвачены нитью с драгоценными каменьями. Взгляд Кима скользит выше, и мужчина удовлетворенно отмечает слегка затемненные глаза и подчеркнутые, приготовленным по тайному рецепту Мун Чоля красильным пигментом на основе свеклы, губы. Под нечитаемым взором Чимин спускается, подходя ближе к дяде, а не в силах сдерживать чувство гордости Сокджин тянется вперед, любовно очерчивая мягкую щеку, восторженно произнося: — Вот ты и дорос до папиных украшений, — Ким украдкой смахивает выступившую слезу. — И такой же красивый, — голос Сокджина вдруг становится строже, и он, не отрывая взгляда от племянника, громко бросает: — Ким Тэхен, можешь прекращать изображать предмет интерьера, — ответом ему служит тишина, прерываемая сопением, отчего омега добавляет холода надвигающейся угрозы физической расправы. — Ну? Я жду! Из укрытия темноты соседней с холлом комнаты, нервно теребя край ночной рубахи, несмело выходит юноша. И пройдя несколько шагов, останавливается в аккурат под горящими свечами и вне досягаемости рук своего папы. — И почему вы еще не в постели, молодой человек? — со всей строгостью вопрошает Сокджин. — Я хотел попроситься поехать с вами…. — Сегодня не маскарад, — смерив сына язвительным взглядом, роняет омега, — да и в его случае, я думаю, твой наряд был бы слишком экстравагантен и вряд ли оценен по достоинству. — Я быстро переоденусь… — В этом нет нужды. Ибо ты остаешься дома, — Сокджин набрасывает на плечи накидку. — Но только на вечерах у Чжи подают шоколадный трайфл. — Нет. — Но хоть в окошко посмотреть, — предпринимает очередную попытку младший Ким. — Нет! Нижняя губа мальчика предательски затряслась, а глаза увлажнились, подросток шумно сглатывает принимаясь слегка раскачиваться взад-вперед. — Тэхена, — ласково тянет Чимин, подходя ближе к кузену, и слегка приобнимает его за плечи, — пройдет еще немного времени, и ты тоже будешь ездить с нами на вечера к Чжи, да хоть к кому угодно. А если ты сейчас пойдешь отдыхать, клятвенно обещаю привезти тебе целых два шоколадных трайфла. — Честно-честно? — громко шмыгнув носом, вопрошает младший, восторженно глядя на Пака. — Конечно, — пухлые губы расходятся в нежной улыбке, — разве я тебя когда-нибудь подводил? — Чимини, ты лучший, — Тэхен делает быстрый рывок, повисая на шее у кузена, и тут же спохватившись отпрыгивает. — Ой, — омега скептически осматривает костюм Чимина и довольно выкрикнув, — не помял! — уносится смотреть свой положенный десятый сон. — Ты слишком его балуешь, — журит с напускной серьезностью Сокджин. В противовес своему тону мужчина не в силах сдержать довольной улыбки от взаимодействия младших омег. — Всего лишь пользуюсь моментом, — в ответ усмехнулся Чимин, — он слишком быстро растет. Да и кто, если не мы? Дворецкий Чжи громко объявил о прибытии господина Кима с племянником. Подчеркнуто игнорируя повернувшиеся в их сторону головы и изучающие взгляды, Чимин со всем присущим ему изяществом спускался по мраморной лестнице. Еще никогда омега не позволял себе появиться в столь дерзком наряде, но сегодня он как нельзя лучше подходил как к настроению, так и цели юноши — он ощущал себя восхитительно-провокационным, ровно на столько, чтобы один конкретный альфа изнывал от потребности присвоить омегу себе. На середине лестницы он слегка притормаживает, отстраненно осматривая переполненный бальный зал, в поисках Мина или на крайний случай Чона, но ни тот ни другой на глаза ему не попадаются. Дядюшка Намджун, активно жестикулируя, стоит в компании альф с дипломатического ведомства, Сокджин же, поприветствовав супруга, устремился в сторону почтенных матронов. Чуть поодаль, у стены ютились незамужние омеги в ожидании приглашений на танец, обреченно выдохнув, Чимин направился к ним. Юноша брезгливо передернул плечами — ближайшее время ему предстоит слушать непрекращающийся щебет и пустую болтовню этих чванливых особ. — Добрый вечер, — Чимин останавливается, царственным кивком приветствуя собравшихся, — ах, ну что за цветник сегодня собрался. — Неужели, сам Пак Чимин снизошел до посещения нашего скромного мероприятия? — вперед выступил Чжи Инёп, единственный из пяти детей сын-омега хозяев сегодняшнего вечера. — И как ваш дядюшка Намджун позволил вам наконец-то выбраться из-под кипы бумаг? — О боги, — в притворном ужасе охнул Чимин, широко улыбаясь, — у вас сложилось неправильное впечатление. Дело вовсе не в дядюшке. — А в чем же? — надменно поинтересовался Инёп, демонстративно раскрывая веер из дорогого французского кружева. — Просто я преследую одну цель, — специально понизив голос, произнес Пак, нарочито вынуждая собеседника податься вперед, тем самым склоняя голову перед человеком более низкого статуса. — Какую? — заинтересовано пробормотал Чжи Инёп, ведясь на уловку. — Стать главным «синим чулком» Гасадалура… — Вы и так ее уже добились, — ядовито выплюнул омега, выпрямляясь. — Чжи Инёп, ваши комплименты, как всегда, согревают мне сердце. — Чимин, положа одну руку на грудь, согнулся в благодарственном поклоне. Визави в ответ надменно поджал губы от неудавшейся попытки ущемить чужое самолюбие. А перехватив со стороны балкона слишком заинтересованный и не причитающийся ему альфий взгляд, последний раз злобно взглянул на Пака и подхватив подол, волочащегося по полу шлейфа, отправился в зал, клятвенно обещая себе, что с этой тварью он еще поквитается. Инёп сделал несколько шагов и нетерпеливо оглянулся, в поисках извечной свиты, к своему разочарованию наблюдая, как верные соратники восторженными взглядами продолжали созерцать Чимина. Инёп с силой сжал кулаки — этот омега всегда его раздражал, а в последнее время особенно. Ни надлежащих связей, ни приличной недуньи, ни толики кокетства при общении с альфами… А последние, словно этого всего не замечают, лишь сильнее липнут к Паку! Кучка, ничего не видящих кроме смазливого личика, идиотов! А он, между прочим, ничем не хуже! Одни только платиновые волосы и голубые глаза чего стоят. Нетерпеливо цокнув, Инёп привлек к себе требуемое внимание, и извечные последователи, словно сбросив оцепенение чужого обаяния, повинно опустив головы, устремились вслед за лидером. — Я уж решил, что от возмущения выпадут все шпильки, удерживающие его накладные шиньоны, — с мягкой улыбкой к Чимину подошел незнакомый омега. — Зато проще было бы держать осанку, и отпала бы необходимость столь высоко задирать свой нос, — весело хмыкнул Пак. — Простите, но, кажется, я не был удостоен чести знакомства с вами… — Мой муж получил повышение, и я совершенно недавно переехал сюда… Ли Джун, представился омега, торжественно протянув руку для приветствия. — Пак Чимин, — юноша ответил на рукопожатие. — И чем, если не секрет, занимается ваш муж? — Совершенно не секрет. Он дипломат. И очень рассчитывает, что сегодняшний вечер поможет ему прочнее закрепиться на новом месте. — Джун подошел ближе, становясь рядом с Чимином. — Вон, видите невысокий мужчина в синем смокинге? — Пак проследил за указывающим перстом и кивнул, замечая того рядом с альфой Ким. — О, так он работает с моим дядей. Рядом стоящий высокий мужчина — это мой дядя Ким Намджун. — Так вы тот самый Пак Чимин? — смешно округлив глаза, поинтересовался омега. — Н-наверное… — Уверен, это точно вы. Если честно, я восторгаюсь вами. Кто бы что не говорил, но вы с честью выдержали такое испытание — в одиночку встречать дипломатическую миссию, а это не под силу даже некоторым специально подготовленным людям, — Джун наклоняется ниже к собеседнику, совершенно не замечая выступивший румянец от воспоминаний как именно прошла их первая встреча. — Мой благоверный по роду службы провел несколько лет в Даукаре и о крутости нрава Мин Юнги знал не понаслышке — холодный, резкий, безапелляционный, но справедливый… А вы, да еще и один… Я восхищен вашей смелостью! — Спасибо, — неловко пробормотал Чимин и расплылся в радостной улыбке, замечая спускающегося Юнги, хорошо бы подать альфе знак, что он здесь… — Ой! — болезненный вскрик раздался совсем рядом. — Ли Джун, что с вами? — обеспокоенный Чимин подхватил под локоть начавшего крениться в сторону омегу. — Ничего сейчас пройдет… Ой! Нет, мне нужно присесть, — Джун мертвой хваткой вцепляется в чужое предплечье. Чимин утвердительно кивает, осторожно интересуясь: — Может, стоит позвать вашего супруга? — Нет! — тут же воскликнул Джун. — Не нужно. Не пристало ему сегодня носиться с беременным мужем. — Так вы… — Да. Помогите мне, пожалуйста, дойти до омежьей комнаты. Такое часто случается, мне просто нужно немного передохнуть. Мысли о себе, как о практически женатом, ну или помолвленном человеке приводили Мин Юнги в непередаваемый восторг. И окрыленный предвкушением скорой встречи мужчина медленно спускался по лестнице, ища взглядом одного единственного человека. Когда ему осталось пройти несколько ступенек, Юнги наконец выхватывает знакомую светлую макушку и едва не забывает как дышать, восхищенно смотря на грациозно-соблазнительного юношу. Мужчина намеревается сразу подойти к омеге, но притормаживает, вовремя замечая, что Чимин осторожно придерживает незнакомого омегу под локоть и помогает тому отойти в сторону. Слегка раздосадованный данным обстоятельством альфа приветствует знакомых и, не желая вступать в праздные разговоры, отправляется на открытый балкон. Нервно потягивая пузырящееся шампанское из своего фужера, Со Убин со злостью отмечает безмолвные попытки взаимодействия пары. А ведь это не юнгиева омега. А Убина. Проклятье! Да если бы он раньше знал, об извращенном вкусе Пака в альфьей внешности, он бы никогда не согласился на этот план. Как бы отец не убеждал! А теперь Убин, имеющий все права распоряжаться Чимином и претендовать на эти восторженные взгляды и нежные улыбки, вынужден наблюдать, как омега, при виде чужого альфы, едва ли не предлагает себя раком и чуть не заливает все смазкой, а Убин чуть не разорвал несчастного, позволившего себе прикоснутся к его омеге… С тихим хрустом тонкая ножка бокала ломается под нажимом чужих пальцев, но захватываемый огнем ревности альфа не замечает этого. Нет, он, конечно, не любит Чимина и даже толики влюбленности в сторону юноши не испытывает. Но, черт возьми, омега красив до безобразия и слишком желанен, чтобы отдавать его какому-то уродцу. Похоть. Вот именно то слово, которое характеризует испытываемые в адрес Пака чувства. Похоть и жажда обладания. Отец постоянно убеждает повременить и потерпеть во благо великого дела, мотивируя, что договор уже подписан и омега от него никуда не денется… Но он всегда с особым трепетом относился к принадлежащему ему: будь то земли, вещи, лошади или омеги. Особенно омеги. Убина даже не коробит тот факт, что ему, скорей всего, предлагают косить траву после сбитой росы. И как бы альфа не желал отведать первым такую конфетку, как Чимин, он перетерпит, сотрет все воспоминания о прошлых альфах, помечая желанное тело отметинами, негласно накладывая печать «мое». И он обязательно сделает это. Правда не сейчас, немного позже. Пока у него связаны руки, ну ничего, вот окольцуются, и Убин враз выбьет всю блажь о сказочных заокеанских принцах и гендерном равенстве из светлой головки. — Хотя, — коварная усмешка зарождающейся мысли тянет губы Убина в стороны, — если Пак поплатится за свой интерес к другому мужчине немного позже, то Мин может сделать это прямо сейчас. Ведь кто если не он откроет глаза очарованному посланнику на предполагаемый адюльтер? Швырнув сломанный фужер в ближайшую кадку с цветком и враз ощутив всю духоту запруженного людскими телами помещения, Убин направляется вслед за Юнги. — Прекрасный вечер, очаровательные омеги, а вы скрываетесь здесь в темноте, — небрежно роняет Со, подходя ближе к Мину. — Вы, как ни странно, тоже, — саркастически заключает Юнги. — Что вы! — охает Убин. — Мое сердце навеки отдано одному единственному омеге, а пока его нет в зале, то и мне там делать нечего. — Ммм… — Знаете, — спустя небольшую паузу продолжил Со, — иногда в нашем мире на плечи омег перекладывают непосильные ноши, поручая выполнить ответственные задания. — И они с честью их выполняют, — Юнги ведется на чужое лукавство, вступая в беседу. — История полна примерами о героических омегах. Чего только легенды об омеге Годиве или Жанне д’Арке стоят. — И вы совершенно правы, но я сейчас о других. О тех омегах, кто ценой своей жизни и поступлению личных желаний и принципов, во благо своего государства соглашаются лечь даже под меченных жизнью уродцев. Юнги дергается, словно от пощечины, понимая какое русло приобретает разговор, но в ответ лишь сухо поджимает губы, скупо бросая: — Что-то я не припомню подобной легенды… — А это и не миф вовсе, а современные реалии. Ответом Убину служит тишина. — Но вы молодец! И я искренне вами восхищаюсь, — раззадоривает и дальше собеседника Со. — Простите? — Юнги оборачивается к собеседнику, испепеляя того взглядом. — И от подложенной омеги не отказались, и ни единой лишней пяди в добыче нефрита не отдали, — злобно скалится Убин. — Что вы хотите сказать? — голос Мина звучит устрашающе тихо. — Только правду. Вы знали, что мы с Пак Чимином обручены? — Смесь неверия и обиды острой льдинкой вонзается в чужое сердце, оседая болью в глазах. — Вижу, что не знали. Но это так. Помолвка состоялась в аккурат перед вашим приездом. Но узнав о вашей заинтересованности моим женихом, решили повременить с оглашением до вашего отъезда… Но смею вас заверить — Чимина никто не заставлял. Это была исключительно его инициатива — соблазнить вас, чтобы расслабить. — И замечая сцепленную до ходящих желваков чужую челюсть, Убин наносит последний сокрушительный удар. — Неужели вы действительно рассчитывали, что такой привлекательный юноша всерьез заинтересуется вами? Ну право, вы же хотя бы раз в день непременно смотритесь в зеркало… — И вы не были против? — холодно бросает Юнги, игнорируя остаток фразы. — Как можно? — возмутился Убин. — Это же для родины, для Гасадалура. Правда теперь придется обладать пользованным товаром и довольствоваться вторым местом… Хотя, учитывая прогрессивность Пак Чимина, вы, скорее всего, тоже не были первым… Мин молча смеривает собеседника яростным взглядом и, грубо задев Со плечом, направляется к выходу. Нет. Не может быть. Чимини не мог с ним так поступить, и Юнги практически со стопроцентной вероятностью может говорить об искренности омеги. Или… Или он настолько хороший актер? Нет-нет-нет. Наученный прошлым горьким опытом Юнги не будет рубить с плеча и делать поспешных выводов… Сейчас ему нужны объяснения от Чимина. Альфа входит в зал и, слегка сощурив глаза, вновь сканирует помещение на наличие омеги. Пак не обнаружен. Невдалеке раздается звон стекла — Ким Намджун слишком активно взмахнул рукой, выбивая у проходящего рядом официанта поднос с напитками. Что же, альфа тоже вполне подойдет для прояснения ситуации. Подойдя ближе и не утрудив себя демонстрацией хороших манер и соблюдением этикета, он сразу просит Кима уделить ему минутку наедине. А оказавшись в отдалении от шумной толпы спрашивает в лоб: — Это правда? — Ч-что? — заикаясь переспрашивает Намджун. — Что ваш племянник помолвлен с Со Убином? — Д-да… но… — Давно? — грубо прерывает его Юнги не желая вникать в подробности. — Чуть больше месяца, — тихо отвечает Ким, виновато тупя взор. — И вы не поглумились подсунуть его под первого встречного альфу? — скорее утверждая, чем спрашивая роняет Мин. — Вам не понять! — еще тише произносит Намджун и, вскидываясь, принимается оправдываться. — Но Чимин… — Довольно! — О Небеса! Это все правда! А Пак вовсе и не особенный, а очередной… Юнги кажется, что он опять слышит звон стекла, только теперь в отличии от посуды на миллионы осколков стеклянной пыли разлетается его израненное сердце. Внутренние переживания никак не отображаются на альфьем лице, он лишь сжимает губы в жесткую линию и жестом приказывает старшему замолчать. — Я получил ответы на интересующие меня вопросы. Юнги идет вперед не разбирая дороги и не реагируя на лебезение вокруг, пока не ощущает рядом знакомое тепло и столь любимый до недавнего времени аромат весенней свежести, вызывающий сейчас лишь легкое чувство дурноты. — Я ждал вас. — Чимин на свое откровение тупит взор, пряча смущенную улыбку. — Задержали дела, — сухо роняет Мин, окидывая омегу презрительным взглядом. Пак передергивает плечами от чужой показной холодности, никак не списывая ее на свой счет. У каждого из нас бывают неудачные дни, а одна из обязанностей хороших омег, отвлечь своего альфу от неприятных дум. Юноша взмахивает подрагивающими ресницами и, незаметно для чужого глаза, опускает руку на чужое предплечье, нежно сжимая: — Может потанцуем? Мин смотрит на покоящиеся на его руке пальцы, словно на мерзкого слизняка, но все же кивнув, выводит Пака в круг танцующих. Альфа властно прижимает изящную фигурку к себе, а пальцы с силой впиваются в тонкую талию, не заботясь о сохранности чужой хрупкости. — Юнги, — омега слегка морщится, осторожно обращаясь. — Все хорошо? Я видел, что ты беседовал с дядюшкой… Если он против, я непременно с ним переговорю и сделаю все, чтобы переубедить… — Нет нужды. — Альфа, всматриваясь в нежные черты, находил объяснение каждому поступку. Наконец-то причина изменения отношения омеги к нему найдена. Глупец! Последний идиот, поверивший в лживые сладкие речи и страстные прикосновения. — Так он согласился? — омега озаряется радостью, которая тут же тухнет от безжалостных слов. — Нет. Мне нет нужды связываться с омегой подобной вам. — Что? — глаза Пака удивленно распахиваются, застилаясь предательской влагой. — Вы, кажется, под хмельком? — пытается найти оправдание действиям любимого Чимин. — Увы, я трезв. И отвечая на ваш вопрос — хоть я и «меченный урод», но даже меня претит от мысли связывать свою жизнь с пользованным, да еще и обрученным омегой. — Юнги, что ты… вы такое говорите? — вероломные слезинки, не удержавшись, скатываются по щекам, привлекая внимание кружащихся рядом в вальсе пар. — Правду, — жестоко припечатывает альфа. И как бы искренне и правдиво омега сейчас не выглядел, больше он не поведется на этот концерт этой лживой суки! — Даже у меня есть гордость. И если вы забыли, то в Даукаре процветают гаремы, наполненные безотказными омегами. При таком количестве бесплатных дырок, встает вопрос: зачем мне утруждаться обзаводясь еще одной? Оглушительный звук пощечины заставляет альфу, дернув головой, остановиться, а всех вокруг с интересом замереть, позабыв об играющей музыке, но Чимин этого уже не видит. Вырвавшись из чужих рук и стирая слезы рукавом, он убегает прочь. Мин же, наоборот, потерев ушибленное место, направляется к столу с напитками. Завтра он уедет и забудет все это, как страшный сон. Пусть не сразу, но альфа приложит максимум усилий, чтобы стереть воспоминания о вероломном ангеле. Но это потом. Сегодня он будет заполнять внутреннюю пустоту алкоголем… Спектакль окончен, и постепенно отмерший зал начинает негромко переговариваться, обсуждая произошедшее. Стоящий в окружении поклонников и льстецов Чжи Инёп злобно усмехается, радуясь такому подарку судьбы. Омега жеманно поправляет прическу и нарочито громко произносит: — Чего и следовало ожидать, — и заметив, как в его сторону повернулись не только любопытные головы, но и уши, продолжил: — А вы знали, что наш Пак Чимин был однажды застукан с конюхом на сеновале…༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Холодный проливной дождь косыми струями опускался на землю, забирая с прогретой поверхности остатки тепла и отбиваясь медленно поднимающейся в воздух густой белоснежной завесой пара. Зябко ежась и кутаясь в легкую для такой погоды визитку, омега брел вперед не разбирая дороги в поисках… Ведомый лишь потребностью идти, он до конца и не знал где закончится его путешествие, и что именно он должен найти. Рядом, совсем близко раздается протяжный вой. Омега испугано вздрагивает и против воли оборачивается на звериный зов, обмирая в ужасе — из пустоты на него смотрят сотни пар горящих злобой и ненавистью глаз. Юноша в панике прижимает руку к горлу и громко вскрикивает, когда бестелесные духи начинают приближаться. Он бежит напролом, врезаясь на ходу в стволы деревьев и продираясь сквозь кустарники. Преследователи нагоняют, а некоторые из них, утробно порыкивая и норовя урвать кусок омежьей плоти, умудряются дотронуться шершавыми языками до пальцев рук и оголенным, из-за разорвавшейся одежды, щиколоткам. Юноша устремляется вперед с новой силой и, подбежав к краю обрыва, не мешкая прыгает с него — уж лучше погибнуть в морской пучине, чем быть разорванным на тысячи кусочков. А не достигшие цели зубы с устрашающим клацаньем смыкаются вокруг пустоты… Омега парит, но, вопреки срывающимся слезам, счастливо улыбается — скоро все закончится, еще мгновение, и он будет по ту сторону, рядом с единственными людьми, которые его действительно любят. Он воссоединится со своей семьей, после стольких лет разлуки, наконец-то, встретится с папой и отцом.Юноша жмурится, заставляя соленые капли стекать активнее — все же жаль, что все так заканчивается… А в следующий миг, вместо ожидаемых холодных объятий водной пучины, его прижимают к теплой груди сильные руки… Словно по щелчку пальцев, веки спящего раскрываются, вынуждая омегу встретиться с холодной реальностью. Это там во сне неизвестный альфа раз за разом спасает его, в реальности же — он один. Один против целого мира. Глаза предательски начинает щипать, но омега гонит от себя печальные мысли и, ценой невероятных усилий, заставляет свое тело подняться с постели. Чимин устало бредет к ванной комнате, невольно бросая взгляд на свое отражение. В ответ на него смотрит осунувшееся и исхудавшее тело — жалкая копия привычного образа, надломленный и измученный, практически уничтоженный человек… Уже прошло две недели с их последней встречи с Юнги, того самого вечера, когда жизнь Чимина пошла под откос. Несмотря на разбитое жестокими словами альфы сердце и вырванную с корнем душу, омега пытался притворяться, доказывать окружающим — все хо-ро-шо! Все как раньше! Ничего, совершенно ничего не изменилось! А произошедшее между ними — не что иное как размолвка. Некрасивая, неправильная, но поправимая ситуация. Поэтому утром следующего дня и несмотря на практически бессонную ночь, юноша поднялся раньше обычного. Он, подгоняемый желанием все прояснить, наскоро оделся и, кое как пригладив волосы, приказал оседлать ему Фриса. Постоянно подстегивая коня, омега, выпущенной из лука стрелой, несся к соседнему дому, пока еще не зная, что вся проделанная дорога будет зря. Дворецкий Ли Юн, озабоченно осматривая взъерошенного юношу, сообщит, что «господа еще в предрассветные часы покинули имение и отправились в порт, а оттуда ближайшим кораблем в Даукару.» Словно в тумане, Чимин обратно взбирается на коня, направляя того неспешным шагом в сторону дома. Раздосадованный и пристыженный своим порывом юноша, не сразу замечает непринужденно беседующего с главным конюхом дядюшку. Поэтому, когда проезжая рядом с омегой, Фрис был грубо остановлен резким движением руки, ухватившей поводья, Чимин невольно вздрагивает, едва не валясь с лошади. — Слезай! — Злой тон приказа вместе с холодностью в глазах Сокджина заставили сердце Пака предательски сжаться. Ким, видя нерешительность племянника, грубо хватает его за руку, буквально стаскивая с седла. А следующий за этим звонкий звук пощечины оглушительным эхом растекается по придомовой лужайке. — Не смей покидать дом без моего ведома! — рявкает Сокджин. —Ты хоть представляешь, что вчера натворил? И сколько потребуется сил, чтобы замять все это? — рычит омега и, больно впившись пальцами в плечо Чимина, тащит его за собой под фраппированные взгляды грумов и конюхов. — Вместо того, чтобы сидеть дома тихо, как мышка, ты шляешься неизвестно где и, словно продажный молодчик, заявляешься домой под утро! И знаешь, — старший оборачивается возле черного входа в дом, — судя по твоему внешнему виду, все эти слухи не такие и беспочвенные. В тот день Чимин долго будет изливать в подушку горечь обиды на близкого человека, который, как думал омега, стал для него вторым папой. Под конец дня, успокоившись и придав хоть каких-то красок своему бледному лицу румянами, Пак как ни в чем не бывало, спустился к ужину. Юноша все старался убедить себя, что все произошедшее не более чем недопонимание, и нужно просто объяснить дяде… Тихой поступью омега входит в холл и замирает, заслышав голоса посторонних людей, — очевидно, у Ким Сокджина сейчас гости, — и разъяснения следует оставить до завтрашнего утра. Чимин уже собирается уходить, как неожиданно громкая фраза заставляет его застыть на месте, доказывая в очередной раз за сегодня, что его объяснения никому и не нужны. — Ох, Сокджини, воистину говорят, благими намерениями выстлана дорога в ад, — вещает неизвестный собеседник. — Вы пожалели, обласкали, приняли в свою семью чужого ребенка, а в ответ такая благодарность! И не говорите, — Чимин не слышал, что ответил дядя в ответ, но по словам соболезнующего мог практически с точностью предположить, — какой позор! И неизвестно, как это еще отразится на семье в целом! А у вас же подрастает Тэхен. Ой, непросто будет найти для мальчика подходящую партию. Глотая вновь подступившие слезы, омега отправляется обратно в свою комнату. Каждый шаг дается Чимину с трудом, и юноша то и дело останавливается, цепляясь за стены. Вот так, за один день, из «любимого племянника» он превратился в «чужого ребенка», а из любимца общества и блистательного омеги — в отверженца и парию. Но, о втором, ему еще предстоит убедиться. Утро следующего дня Чимин встречает преисполненный решимостью во что бы то ни стало разобраться в ситуации. Да, он поступил опрометчиво, бросив партнера по танцу (омега, ради собственного душевного спокойствия, решил всячески избегать упоминания имени Мин Юнги всуе, заменяя его безликими определениями) посреди бальной залы, и глупо — отвесив пощечину и убежав в слезах… Но в этом его поступке нет никаких оснований делать предположения на счет его распутного образ жизни «продажного молодчика». А как известно, главное место стекания сплетен в их королевстве — это швейные ателье на Мод-стрит. Одного его теперь из поместья не выпускают, но Пак идет на хитрость, убеждая Тэхена составить себе компанию. Но стоит ему ступить на мощенную дорогу улицы домов кутюрье, как юноша моментально жалеет о своем решении: злобные косые взгляды, порицающие тыкающие указательные пальцы, шипящие перешептывания из категории — «это он!» и прилипшие к окнам ателье перекошенные предвкушением новых сплетен лица — явно не внушали решимости. Но Чимин берет себя в руки и в ответ лишь гордо расправляет плечи, и, вздернув подбородок, направляется в любимую мастерскую… Унижение — вот то слово, каким можно охарактеризовать этот день в жизни юноши. Все попытки омеги выведать что-то по сути, вначале не увенчивались успехом. От его вопросов отмахивались или вообще делали вид, что омега стал невидимым. От его запросов на пошив отказывались, либо предлагали столь дальние сроки выполнения, что отказывался сам Чимин. Пару раз его и вовсе попросили покинуть магазин, ибо у них сейчас пересмотр и прием товара. А позже, из обрывков разговоров, юноша узнает, что он, оказывается, совершенно беспринципный омега, со столь заниженной планкой при выборе партнеров, что готов подставить зад первому лучшему. Главное, чтобы у того «лучшего» был статус повыше, да мошна пополнее. И если два первых пункта совпадали, то ему, Чимину, не претило раздвинуть ноги даже перед столь неприятным и грубым и воняющим травой «меченым уродцем», как внук императора Даукары — Мин Юнги. Ах, да, еще было установлено, что омега Пак персона нон грата не только для швейной улицы, но и для всего Гасадалура. И, омега честно недоумевал, как все происходящее могло случиться из-за брошенного посреди зала партнера… Взбираясь обратно в карету, Чимин все больше сомневается в своей былой уверенности, что сможет справиться, но посмотрев на сидящего рядом младшего, взгляд его теплеет, а губы против воли улыбаются в нежной улыбке. Он не один… Ему еще есть ради кого бороться… Во всей же этой ситуации Пака радовало одно — к Тэхену относились по-прежнему. Стоило его любимому младшему кузену только войти в помещение и одарить присутствующих своей широкой квадратной улыбкой, как швеи молниеносно бросались выполнять все его прихоти. Сидя в карете, омега глупо усмехается, бормоча про себя вспомнившуюся шутку: «молоток попал по пальцу, хорошо, что кость не задета…». Этот старый прием в поиске решений на казалось бы неразрешимые ситуации, юноша почерпнул в одной из книг в семейной библиотеке. Способ назывался «теория шляп», в старой с потертыми и пожелтевшими листами от времени книге говорилось, что нет неразрешимых ситуаций, есть лишь не всестороннее изучение проблемного вопроса. И в качестве совета рекомендовалось использовать шесть разноцветных шляп, надев каждую из которых о проблеме можно было отзываться лишь в обусловленном ключе. Особенно омеге запомнилась желтая шляпа, при которой советовалось искать положительные моменты во всем. Чимин уже и не помнит, кому из них троих: ему, Тэхену или Джувону принадлежала фраза про молоток, вариантов тогда было много, и каждый веселее и абсурднее предыдущего… Жаль, что прошлого времени уже не вернуть. И если Чимин еще некоторое, отчаянно старался взирать на мир сквозь покрытые частой «паутинкой» трещин розовые стекла очков, пытаясь искать положительное в происходящем, то с приездом Ли Джуна его напускной оптимизм сдулся словно шарик. Ворвавшийся в его покои, через два дня после поездки в город, омега внес больше ясности в происходящее. Причина крылась не в чем, а в ком — в Чжи Инёпе. В этом злобном и коварном сученыше! Воспользовавшись случаем омега вероломно отомстил Чимину за все их многолетнее противостояние и негласную конкуренцию, распустив слухи о паковской порочности. А те, словно попавшие в плодородную почву семена, молниеносно проросли и обвились новыми подробностями и придуманными историями, делая из Чимина порождение самого римского блудника Мессалина. В тот день омеги еще долго переговаривались и смеялись, придумывая варианты отмщения для Инёпа, в конце концов сходясь во мнении, что лучшей карой для чванливого и кичливого своими титулом и родословной омеги будет лишение привилегий, дарованных ему знатной фамилией. При прощании Джун крепко сжал юношу в своих объятиях и, расцеловав в обе щеки, наказал не падать духом, заверяя, что все образуется. Чимин в ответ счастливо улыбнулся, заключая друга в ответные объятия и робко спросил, сможет ли омега навестить его в ближайшем времени. В ответ Ли отстранился и, виновато пряча глаза, сообщил, что из-за беременности вряд ли сможет это сделать. Пак лишь кивнул на омежьи заверения, всем сердцем благодаря этого человека за подаренные минуты радости, которые, как окажется, будут последними в конце недолгой жизни юноши. Когда вы думаете, что это предел, то глубоко заблуждаетесь. У судьбы есть еще масса вариантов, чтобы проверить вас на прочность. Только вот маленький омега уже вовсю сомневался в силе своей выдержки, опасаясь, что еще чуть-чуть, еще немного, и он сломается. Одним непривычно солнечным и теплым осенним днем Ким Намджун пригласил Чимина в свой кабинет, и это, наверное, был первый случай после поручения присмотреть за тем самым иностранным посланником. Коротко постучав, Пак вошел и, сев в одно из кресел, чинно сложил ладошки на коленях, чтобы скрыть свое волнение. — Чимин, — сразу приступил к делу Намджун, — я пригласил тебя сообщить, что через три недели состоится твоя свадьба. Юноша в ответ лишь округляет глаза, не находясь с ответом. — И тебе настолько все равно, кто твой будущий муж? — саркастически роняет альфа. — Нет-нет, что вы, дядюшка, — омега нервно теребит ткань своих брюк, готовясь к неизбежному, — просто это так неожиданно. И… и кто же… выбранный… вами альфа? — омега уже заранее не ожидает ничего хорошего от этого разговора. — Не буду долго юлить, — Ким встает и, обойдя стол, становится напротив юноши, опираясь спиной на столешницу. — Это Со Убин. — Что? — глаза Чимина в ужасе округляются. Как может судьба быть к нему столь жестока, пожизненно связав с самым ненавистным человеком в Гасадалуре? — Но… но я против, — все же находит в себе крупицу смелости омега, дабы возразить. — Ты, прости, что? — голос Намджуна раскатистым громом сотрясает пространство. — Знаешь, милый мой племянник, ты сейчас далеко не в том положении, чтобы перебирать женихами. И вместо того, чтобы буквально не в ноги семье Со упасть за оказанную милость, смеешь воротить нос? — Но я же… но как… — по бледным щекам, начинают течь слезы, и с громким шмыганьем, омега заканчивает начатую мысль. — Тэхен… он же влюблен в Со Убина. — Тэхен еще слишком мал и глуп, — отмахивается Ким, — и если это единственные возражения, то готовься: завтра они приедут к нам, дабы обсудить подробности предстоящего брака. Коротко кивнув, Чимин медленно выходит и, зажав рот рукой, едва ли не бегом бросается в сад. Уже там, спрятавшись в одной из беседок, он дает волю слезам. Мечась между вопросами «За что?» и «Почему?», омега горько усмехается своей былой уверенности в лучшем дядюшкином выборе для него… Еще раз осмотрев свое исхудалое тело и осунувшееся лицо в зеркале, Чимин зло усмехается: так этому Со Убину и надо! Не особо уделяя внимание своему внешнему виду, омега облачается в первый лучший костюм, спускаясь вниз. Обед проходит относительно спокойно, несмотря на то, что семья Ким была в неполном составе — Джувон еще не вернулся с занятий, а Сокджин и Тэхен отсутствовали по причине поездки в город, и Пак руку готов дать на отсечение, что отсутствовали они не просто так. Посему, как единственному оставшемуся омеге, Чимину пришлось выполнять роль хозяина, и за время этого испытания юноше удалось отделаться малой кровью. Переговаривались альфы в большинстве своем между собой, а к Паку обращались скорее из вежливости, чем за надобностью. Обед закончен, и Чимин уж собрался ретироваться в свою комнату-келью, в которой он находится практически безвылазно в последнее время. Но его надежды, словно карточный домик, рушит Ким Намджун: — Мы пока обсудим рабочие вопросы с Со Югемом, а тебе, Чимин, почему бы не показать Убину нашу библиотеку? Пак встает, сразу направляясь в указанном направлении, молча глотая едкий ответ, что альфа эту библиотеку уже десяток раз видел. А стоит двери комнаты только закрыться за ними, как омегу резко разворачивают, впиваясь безжалостным прикосновением. Чимин в ответ с силой стискивает губы и беспомощно извивается, пытаясь вырваться. Нос неприятно щекочут прелый запах листьев и подступающая истерика. Омега предпринимает отчаянную попытку — до крови кусая альфу за нижнюю губу. — Отпустите меня! — разъяренно шипит Чимин стоит мужчине отстраниться, не прекращая тщетных попыток вырваться из чужих рук. — Странно, — цинично тянет Убин, все же отпуская трепыхающееся тельце и стирая тыльной стороной руки выступившую кровь. — Для омеги с подобной репутацией вы слишком плохо целуетесь. Поэтому в следующий раз, не забудьте открыть рот. Пак ощутил, что от возмущения сейчас взорвется, напрочь забыв об инстинкте самосохранения, он вскинулся и, глядя Убину прямо в глаза, отчеканил: — Хорошо, так проще будет откусить вам язык. Звонкая оплеуха разбивает губу и валит омегу с ног, и он, отчаянно цепляясь за стоящие вокруг предметы, опрокидывает столик, разбивая стоящую на ней вазу. Чимин уверен, что звон бьющегося предмета хорошо слышно далеко за пределами комнаты, но на помощь ему в очередной раз никто не приходит. Убин наваливается сверху и для проформы отвешивает омеге еще пару оплеух. Со с довольством в глазах смотрит на чужую беспомощность, мужчина наклоняется ниже, слизывая алые бисеринки крови из разбитых губ: — А ты у нас оказывается любишь поиграть? Мне нравится, прям жду не дождусь того дня, когда ты полностью окажешься в моей власти. —Альфа без особых усилий фиксирует руки омеги по разные стороны от его головы. — Уж тогда… Что именно тогда Убин не договаривает, вновь прижимаясь ко рту юноши, а когда не получает желаемого ответа, принимается злобно сминать израненные губы. Альфа перехватывает омежьи запястья одной рукой, второй скользит по кромке брюк, норовя пробраться под рубашку. Чимин скулит, плачет беспрестанно, не прекращая попыток вырваться, но все прекращается. Убин смотрит в его глаза неотрывно и, смещая руки, сжимает тонкую шею до беззвучных хрипов: — Это ваш первый урок, Чимин. Никогда не смейте мне сопротивляться, — зловеще выдыхает он омеге в лицо. — Думаю, в следующий раз вы будете посговорчивее. И в свете недавних известий, ждать первой брачной ночи не вижу смысла. Поэтому, — альфа разжимает пальцы и ведет носом по длинной шее, — советую подготовиться при следующей встрече. Альфа уходит, оставляя его одного, а Чимин сжавшись в жалкий комочек безучастно смотрит в потолок. Омега пока не знает точно, что предпримет, но уверен, что под предлогом смерти не допустит ни следующего, ни какого-либо другого раза с этим мужчиной. Когда омега немного приходит в себя и, слегка пошатываясь, отправляется к себе в комнату, за окном уже вовсю властвует ночь. Стоило юноше только пересечь порог своей комнаты, как дверь за его спиной с шумом раскрывается. — Это правда?! — Тэхен буквально выкрикивает свой вопрос. — Что именно? — устало спрашивает Чимин, болезненно морщась, ссадина на губе давала о себе знать. — Про тебя и Убина! — Младший принимается прохаживаться из стороны в сторону. — Что вы женитесь скоро. — Раз ты и так осведомлен, зачем спрашиваешь? — Хотел от тебя услышать и в глаза твои бесстыжие заглянуть, — Пак в немом шоке приоткрывает рот, вытаращивая глаза. Это какой-то театр абсурда с Чимином в главной роли, ей-Богу. — Ты же знаешь, что он для меня значит! — Знаю, — спокойно заверяет юноша, — и пытался донести эту мысль до твоего отца, но он меня не послушал. — Значит, не так доносил! — цедит Тэхен. — А знаешь, я уверен, что ты все врешь. Конечно, один из завидных женихов к такой альфьей подстилке, как ты, набивается! — Тэхен, прекрати! — кричит в ответ Пак, задыхаясь от разъедающей душу горечи ванили. Неужели и его солнечный мальчик ополчился против омеги? — Что прекратить? — юноша остановился напротив кузена, упершись кулачками в бока. — Правда глаза колет? Или ты думал я не узнаю того, что за твоей спиной болтают, будто ты словно течная сука, готов подставить свой зад любому? Хотя, если честно, мне и узнавать ничего не нужно, мы с папой и сами все видели! Видели, как ты обжимался с тем иностранцем. И как тебя только не стошнило после такого? — Ким брезгливо морщит хорошенький носик, выказывая свое отношение к Мину. — Совсем все равно с кем спать? Пощечина заставляет Тэхена замолчать и, ошарашено округлив глаза, прижать руку к покрасневшей щеке. — Тэ, я… — начинает оправдываться Чимин, не менее кузена растерянный своим поступком. — Ну ты мразь, — с ядовитой желчью выплевывает слова младший. — Гулящая, похотливая дрянь, опозорившая всю нашу семью! Да знаешь ли ты, что по твоей милости нам приходится переживать? Люди переходят на другую сторону улицы, едва завидев нас! Папа осунулся и часто плачет украдкой, а у отца проблемы на работе. И все из-за тебя. Из-за того, что ты свою блудливую задницу в штанах удержать не можешь! Что рассчитывал получить богатого и знатного покровителя? Так нет, даже этот Мин не захотел связываться с тобой. А я все равно защищал тебя перед другими! Говорил: нет наш Чимини не такой. А ты мне нож в спину! Лучше бы ты и не появлялся в нашей семье никогда! Сгинул так же, как и твой обожаемый папочка. Никто бы даже не всплакнул. А лучше бы тебя и вовсе никогда не было! — Тэхен, ужаснувшись брошенным в лицо кузену словам, быстро развернулся, бегом бросаясь прочь из комнаты. Чимин же, вопреки бегущим слезам, тянет губы в злой улыбке — «лучше бы тебя никогда не было» — что же, это он может устроить. Он уверенно переступает порог своей комнаты и неспешным, но твердым шагом выходит на улицу. В лицо ударяет ветер, принося мелкие капли зарождающегося дождя. Сегодня даже сама погода под стать настроению и целям омеги — идеальный день, чтобы умереть! Чимин заходит в конюшни и окидывает осмелившихся преградить ему путь к Фрису таким взглядом, что почтенно склонившись конюхи отступают назад. Омега подходит к стойлу и, нежно потрепав вороную гриву, пытается снять седло с колышка. Пусть Ким Сокджин и запретил остальным ему помогать, уж удержать его сейчас они точно не смогут. С третьей попытки тяжелое омежье седло водружено на коня, а подпруга кое-как затянута и только мгновения отделяют Чимина от… свободы. Он выводит коня под узду и, вскочив в седло, уносится прочь. Фрис, чувствуя состояние своего хозяина, уверенно несется вперед, самостоятельно прокладывая путь по знакомому маршруту. Холодает, ветер усиливается, а потоки дождя становятся все сильнее, но одетый лишь в тонкую рубашку и легкий развивающийся полами на ветру пиджак омега не ощущает этого, он вообще ничего не ощущает, кроме предвкушения. Против воли крупные слезы беспрерывно срываются с глаз, и юноша то и дело злыми движениями смахивает их. Стоя практически у края, омега впервые за недавнее время принимается не сетовать, а анализировать. Он, видя свою жизнь в новом ключе, осознает, что выступает в ней отнюдь не в качестве любимого племянника, кузена или омеги, а инструмента… Почему-то вспоминается крупное торжество в доме Кимов, первое с тех пор, как Чимин уже начал жить с ними. Пак вспоминает брошенные слова и жесты поддержки в адрес Сокджина: все вокруг восторгаются смелостью омеги, не побоявшегося взять на воспитание еще одного ребенка, а Ким, довольный таким вниманием, лишь снисходительно улыбается. А ведь по большому счету, старший омега никогда к нему любящих чувств и не проявлял, да и внимания особого тоже не уделял, даже об омежьих делах он узнал от Мун Чоля, а не от дяди. Это Чимин сам все в своей светлой головке придумал — любовь родственника к себе. Да собственно, и старый нянь был не особо рад возиться с маленьким омегой и делал это скорее из-за лишних пени к жалованию… Далее постает образ Джувона, и воспоминания их игр и забав… Кузену он тоже никогда, по большому счету, не был интересен, и вспоминал он про «крошку Чимини», когда был не в духе или хотел, в очередной раз обойдя омегу в ловкости и силе, самоутвердиться за его счет… Ким Намджун… Чимин всегда был благодарен альфе за предоставленный кров, поэтому и старался пусть не словом, но делом или хоть чем-нибудь помочь старшему. А мужчина, выходит, его в большинстве случаев использовал. Он вспоминает недавний разговор, когда ему поручили сопровождать иностранных альф. Только в свете недавних событий он видится Чимину несколько другим, словно его обманом принудили и теперь за ненадобностью продали, а возможно и просто отдали на утилизацию садисту Убину… Против воли перед глазами юноши всплывает столь тщательно отгоняемый в последнее время образ Мин Юнги…. Очевидно, дошедшие слухи стали причиной безжалостных слов мужчины. И Чимин, вопреки всему, больше не испытывает к нему злости или обиды, их замещает другое чувство — разочарования, краха надежд и ожиданий от действий другого, любимого человека. Альфа, не поверив в искренность омеги, даже не пожелал выслушать Пака. Сам сделал предположения и поверил в них… Ну и, наконец, Тэхен. Любимый кузен, маленький обожаемый омежка. И последняя капля с избытком переполнившая чашу предательств. Чимин всегда любил младшего и верил, что эти чувства у них взаимны, несмотря на разницу в возрасте, на разные взгляды и отношение к жизни. Они всегда поддерживали друг друга и помогали. А на деле… На деле Чимин оказался лишь помехой на пути кузена к личному счастью. Что же Чимин не будет противиться… Фрис перепрыгивает через ров и, проезжая копытами по раскисшей грязи, практически галопом спускается с крутого склона, еще никогда омега не преодолевал этот спуск верхом. Сегодня ему слишком все равно до своей безопасности. Подъехав к знакомому озеру, Чимин с трудом разжимает одеревеневшие от холода пальцы и кое-как спрыгивает с седла, едва не падая, поскользнувшись. Вернув своему телу устойчивость, он оборачивается к единственному верному ему существу на этой земле, нежно обнимает за шею и несколько долгих мгновений шепчет любимцу слова признательности и благодарности. Омега отстраняется и, напоследок ласково проводя рукой по лошадиной голове, целует бархатный нос. Юноша ослабляет подпругу и, сбросив тяжелое седло с коня, звонким шлепком по крутому боку, посылая того прочь. Фрис не движется, упрямо переминаясь с ноги на ногу. — Уходи, — просит Чимин, глотая слезы и ударяя коня еще раз, кричит, — пожалуйста, уходи! Животное, понуро опустив голову, слушается, начиная совершать путь обратно, а омега позволяет себе лишнюю минуту со слезами на глазах посмотреть на удаляющийся силуэт. Когда Фрис исчезает из виду, Чимин оборачивается к цели своей поездки — манящей водной глади. Он идет плавно, слегка заторможено, но с каждым нетвердым шагом уверенность в его поступке только возрастает… Он подходит совсем близко, позволяя темным волнам лизать носки своих туфель. Омега сквозь слезы смотрит на свое будущее пристанище и, горько улыбнувшись, поднимает глаза к небу, позволяя слезам смешаться с дождем. Скоро ему не будет больно, и он очутится в кругу единственных людей, которые хоть сколько-нибудь его любили: — Папа, отец, я иду к вам, — омега с грустной улыбкой скидывает сковывающий пиджак, с интересом наблюдая, как его тут же подхватывают и уносят прочь игривые волны. Он крепко зажмуривается, позволяя слезам течь активнее и громко всхлипнув, делает первый шаг к обещающей вечное спокойствие бездне. А в следующий миг погружается в спасительную тьму.