༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Осторожно проникнув сквозь прикрытые двери, Чон Исо бесшумно передвигается по комнате, опасаясь потревожить забывшихся недолгим сном двоих. Омега на цыпочках подбирается к курительнице, чтобы сменить оттлевшие благовония, наполняя помещение клубами пьянящего дурмана. Со стороны слышится тихий предупреждающий рык. Чон Исо хмыкает на не первую за последние несколько дней подобную реакцию. — Правильно, Юнги, — еле слышно бормочет омега, — свое нужно защищать… — Старший осторожно приближается к их ложу со стороны Чимина, не хватало еще пробудить в младшем омеге инстинкт собственника, и опускает поднос с едой на прикроватную тумбу. — Чимина, — тихо шелестит Исо, — проснись, пожалуйста, вам нужно поесть… Юноша в ответ капризно хныкает, сильнее цепляясь за альфу. — Ну же, Чимини, пожалуйста… — хнык раздается отчетливее, а на альфьей коже наливаются багровые следы от острых ноготков. Чон Исо обреченно выдыхает. Самое сложное за последние несколько дней было уговорить этих двоих хотя бы поесть, не говоря о чем-то большем. Старший до сих пор нервно содрогается вспоминая, какую истерику закатил Пак при попытке Чона отправить их в купальню. Чимин тогда воспринял это как грубейшее нарушение границ и угрозу его альфе. От оказавшегося скорым на расправу юноши Исо спасла только хорошая реакция и крепкие объятия Юнги. Когда на юношеские возмущения альфа лишь сильнее окольцевал осиную талию, то и объектом вымещения омежьей ярости тоже стал он. И теперь едва ли не с гордостью, словно какой-то орден, носит уже покрывшийся корками отпечаток чиминовых зубов чуть выше левой груди. — Чимини, — предпринимает последнюю попытку старший, — вы обязательно потом покушайте. Ты же должен следить не только за собой, но и за своим альфой. Звуки, издаваемые Чимином, становятся чем-то сродни злобному гурганью. И чем агрессивнее становится звук, тем сильнее младший прижимается к Юнги. Угрожающий, злобный альфий рык заставляет стены содрогнуться, а восторженно притихшего Чимина что-то пролепетать и довольно наброситься на Юнги с поцелуями. Незамеченный Чон Исо повержено отступает. Во всяком случае у них осталось не так уж и много времени…༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Гасадалур
— Опаздываю! — Чон Чонгук, злобно щелкнув крышечкой, отправляет брегет обратно в нагрудный карман. — Черт возьми! Тхэбом! — Мужчина высовывается в окно своего экипажа и, перекрикивая встречный ветер, обращается к кучеру. — эта калымага может ехать быстрее? — Простите, господин, — оборачиваясь, отвечает мужчина, — но боюсь, что если мы будем ехать еще быстрее, то возникнет угроза потери колеса при следующем же крутом повороте… Чон не стал дослушивать отповедь, задергивая шторку и откидываясь на мягкую обивку кресел, он вновь тянется к карманным часам, словно это поможет ускорить бег времени. Десять минут первого. Еще буквально пять минут, и его не пустят в Альмак! А он попросту не может допустить, чтобы такая редкая драгоценность, как Ким Тэхен была незамеченной на балу короля Шарлотта, и все из-за прошлого скандала. Он не оставит омегу на всеобщее растерзание. Как бы Чонгук не пытался понять, каким образом этот угловатый подросток сумел занять свой персональный уголок в его, казалось бы равнодушном к омежьими прелестям сердце, да еще и в качестве друга — разумного объяснения он не находил. Друзья! Уму непостижимо, куда катится этот мир. Один из главных повес гасадалурского общества, да что там «один из» — положа руку на сердце Чонгука вообще можно смело назвать их предводителем, и милое, прелестное создание, наполненное целой сокровищницей контрастов, стали друзьями. Он и омега в качестве приятеля! Кому расскажи да его просто на смех поднимут. Но и другого определения для их сложившихся за последние четыре месяца отношений у альфы нет. О произошедшем на крыше он умышленно умолчал, но наведываться к Кимам стал регулярно, дабы издали приглядывать. Сначала Чонгук, прикрываясь оказанием моральной поддержки после гибели Чимина Джувону, с молчаливым омегой ограничивался лишь обязательным вежливым перебросом парой фраз… «Обычная забота о ближнем, ничего более» — так альфа мысленно окрестил сей акт личной несвойственной доселе добродетели. Но по мере притупления семейного горя их беседы разрастались, и уже вместо банального «как много сегодня выпало снега!» они могли обсудить прошедшее занятие с учителем музыки или приход лошадей к финишу в прошлых скачках, которые Ким Тэхен умудрился, невзирая на родительский запрет, посетить. А в канун новогодних праздников Чонгук и вовсе обнаружил себя выискивающим особенный подарок для особенного человека… Накануне во время одной из прогулок по парку возле дома Кимов Тэхен воодушевленно рассказывал старшему товарищу о некой запрещенной Ватиканом книженции и своей мечте если не прочитать, то хотя бы в руках ее подержать. И выглядел омега при этом столь одухотворенно-мечтающими и трепетным одновременно, что впечатлившийся Чон даже взял на себя труд и название запомнил, а теперь вот мучается, выискивая произведение безызвестного ему макаронника со странным названием в переводе на гасадалурский — «День»… Да собственно ему и без разницы, альфа в принципе с омежьей литературой никаких точек соприкосновения не имеет и исправлять это положение не собирается. Если бы речь шла о книгах по управлению финансами или хозяйством — вот это да, стоящие вещи, а читать про взаимоотношения людей, нет уж увольте, не для него все эти охи-вздохи. Ему этого и в обычной жизни хватает, да и что там особо взаимодействовать? Кинул взгляд на приглянувшегося омегу чуть дольше положенных трех секунд, вскинул призывно смоляную бровь, и все она уже готова взаимосношаться с тобой в любом месте и в предпочитаемых альфой позах… Но все это там, в другой, без Ким Тэхена, жизни. А в этой у альфы порой проскальзывает неловкость и растерянность, особенно когда некоторые юные дарования оторвут свои прекрасные очи от чтения книг с непонятными названиями на чужеродных языках и, бросив на него не по годам проницательный с темной поволокой взгляд, спросят: — Как вы думаете, могут ли сейчас существовать омеги подобные Елену Троянскому, из-за которых целые народы бились бы насмерть? Или все же Парисом и Менелаем двигала жажда наживы? А Чонгуку вся эта череда имен неизвестных ему людей навеивает совершенно непотребный для омежьих ушей анекдот, где один ученый доказывал другому, что троянский конь таки был кобылой… Мужчина тихо прыскает в кулак и, придав своему виду глубокую задумчивость, наконец-то выдает: — Определенно первое, — и судя по растекшейся на нежном личике квадратной улыбке с ответом он явно угодил. Ох, если бы альфа в тот момент только знал, сколь компрометирующую юношеские умы и фантазии литературу он в итоге придарит, ни в жизнь бы не повелся на робкие вздохи и тихие взоры. Наконец-то Чонгуку улыбнулась удача, и в одной из книжных лавок из-под полы ему все же удалось приобрести этот «Дека…»… «Дека…», ну что за непроизносимое название! «День» в общем. И оно того явно стоило, когда, сверкая влажными от счастья глазами, Тэхен прижмет к груди книжку и, пробормотав, что это лучший подарок на день рождения, потому как папенька в жизни бы ему такое запретное чтиво не позволили, быстро клюнет мужчину в щеку и умчится восвояси. А Чонгук так и будет стоять пораженный громом на внезапные вспыхнувшие нежные чувства. И нет, ни о какой низменности желаний здесь не идет речь. Забота, стремление защитить и оградить от чужих нападок, словно… младшего брата. А младшие братья, как и чужие дети имеют крайне странную особенность — они слишком быстро растут, превращаясь в ослепительно прекрасных и сводящих с ума омег, но это Чон осознает немного позже. А пока движимый несвойственными ему доселе чувствами, он станет приезжать еще чаще, и с каждым разом все больше и больше времени будет проводить именно с Тэхеном. Юноша же подсознательно заменит им скоропостижно скончавшегося Чимина, сделав альфу хранителем своих секретов и тайн. А Чонгук в свою очередь, как хороший старший брат будет готовить практически взрослого омегу ко вступлении во взрослую жизнь (естественно тайно, ибо даже страшно предположить, что Ким Намджун сделал бы с ним за такие вольности). Научит пить и не пьянеть, дабы тэхеновой слабостью никто не смог воспользоваться. Обучит играть в покер и будет тайно восторгаться юношеской сообразительностью и умением держать «лицо». Даже поможет освоить нехитрые, но действенные болевые приемы, которые помогут столь нежному омеге победить альфу в коротком бою… По мере приближения весны расцветал и Тэхен. Ушли угловатость и несуразность, принеся взамен стройность и плавность изгибов, пропали наивность и детская округлость щек, замещаясь нежным овалом лица и хитрым блеском глаз… А пытливый ум и самобытный характер выгодно отличали младшего из Кимов от его сверстников. Да что там сверстников, от всех омег разом взятых. Да это словно сравнивать сладкую водичку и крепкое вино. Тэхен сверкал, словно рубиновое тулузское, пророча открытыми улыбками и задумчивыми взглядами неземные наслаждения и щекочущие нервы приключения. Но самое удивительное, что для восемнадцатилетнего юноши, он стойко и с немалым мужеством переносил все брошенные в свой адрес издевки или презрительные реплики, ловко парируя или попросту игнорируя выпады. И теперь из-за нелепых и негласных обвинений в смерти кузена подобный бриллиант может остаться незамеченным на балу дебютантов. Нет, как… как хороший старший брат Чонгук совершенно точно не может этого допустить! Собираясь совершить для этого совершенно немыслимое. Он здравомыслящий человек и свободный альфа добровольно отправляется на эту растреклятую «ярмарку омег». Просто уму не постижимо, Чон Чонгук боится опоздать в Альмак! Было четверть пополуночи, когда Чонгук быстрым шагом протиснулся мимо двух щеголей, возвращавшихся к своим каретам. Очевидно, нарушившие временной регламент альфы были изнаны дежурившими патронами. И дневалившая у входа в зал омега уже закрывал двери, когда по пустому холлу пронеслось зловещее: — Хёнсу, вы не закроете эту … дверь перед моим носом! В ярости от подобной фамильярности омега быстро взглянул на наглеца и, презрительно хмыкнув, продолжил начатое. Нарочито медленно прикрывая дубовое полотно. — Не важно кто вы, важно, что вы опоздали, — с чувством явного превосходства бросил омега, собираясь поставить жирную точку в столь короткой беседе громким стуком. На последних мгновениях Чонгук успел задержать дверь ногой. — Надеюсь, — альфа просунул голову сквозь образовавшуюся щель, обезоруживающе улыбаясь, — я вхожу в редкое число исключений. Лицо омеги исказилось пренебрежением и расплылось в кровожадной и обещающей отмщение ухмылке: — Никаких исключений, господин! — Хёнсу, — с обманчивой заботой, но и с некоторой угрозой прошипел Чон, — вы вынуждаете меня напомнить вам о том, что в свое время приглашали меня в куда более неподобающее места, чем это, да еще и с вашим хворающим супругом буквально через стенку. Дверь открылась шире, но теперь омега загородил путь своей грудью. — Прошу вас, Чонгук, уходите! Я не могу вас впустить. Остальные патроны с меня кожу живьем снимут! — Да они за это расцелуют вас! — горделиво изрек Чон. — Только представьте, какой будет популяризация бала короля Шарлотта, когда все узнают, что я посетил сие сборище непорочности? Хёнсу призадумался, взвешивая «за» и «против». С одной стороны, за нарушение правил шум будет немаленький, но с другой… если омега сможет объяснить свои мотивы… да его имя может войти в историю организации балов дебютантов! — Учтите, если обещанной череды из самых блестящих кавалеров не будет, — отступая в сторону, Хёнсу кокетливо усмехается, беззлобно угрожая, — я вас прокляну… — Уверен, что на следующий же Альмак, — саркастически бросил Чонгук входя, — нужно будет дозаказывать бутерброды и теплый лимонад для усмирения голода пришедших холостяков. Музыканты заиграли очередной мотив, подталкивая кружащиеся парочки к центру залы и вынуждая Тэхена буквально захлебнуться от унижения. В то время как большинство омег-дебютантов танцевали свои вторые, а особенно популярные даже четвертые танцы, он продолжал подпирать стену, оставаясь в компании папеньки и некоторых из матронов именитых семейств. Глаза неприятно защипало, и Тэхен поспешил перевести взгляд в сторону, деланно любуясь игрой отблесков пламени тысячи свечей в одной из зеркальных стен помещения. «Вдох-выдох» юноша повторяет ставшую привычной за последнее время мантру и с силой загоняет ногти в мягкую ткань ладоней, дабы переключить внимание. Для каравшего общества они все еще были скрытыми изгоями, которых на светские мероприятия приглашали только из вежливости и какого-никакого влияния Ким Намджуна… Хотя откуда этим людишкам понять — сильнее чем семья наказывает себя сама, их наказать уже никто не в силах. После ухода Пака, казалось что-то умерло и внутри самого дома. Все стало тише, словно поместье медленно угасало вслед за жизнерадостным омегой, и если бы не регулярные встречи за совместными приемами пищи и редкие наезды визитеров, его вообще можно было бы посчитать нежилым. Постепенно каждый из Кимов учился проживать, принимать свою боль, привыкая жить с извечной пустотой в одном их уголков своей души. Они заново вспомнили как правильно растягивать губы для улыбки и максимально реалистично смеяться над чьей-нибудь якобы удачной шуткой. Но они все так же избегали разговоров о Чимине и тогда произошедшем. Не потому, что не хотели. Они боялись. Боялись вскрыть только затягивающиеся раны и вновь погрязнуть в пучине всепоглощающего горя. Но более этого они опасались озвучить вслух признания своей личной вины в произошедшем… Сокджин, не взирая на погоду, практически каждый день ездит на кладбище и проводит там по несколько часов к ряду. Джувон стал все чаще помогать отцу, постепенно вникая и частично перенимая основную часть семейных дел. Намджун скрылся за непроницаемой маской равнодушия и показного цинизма, с головой уходя в работу в дипломатическом ведомстве. Как ни странно, но это принесло свои материальные плоды, и мужчина стремительно продвинулся по карьерной лестнице, совершенно не преследуя этой цели. Тэхен же, продолжая топить себя в самобичевании, стал невольно подражать образу любимого кузена, словно пытаясь его этим воскресить. Юноша перебрался в комнату Пака, пытался копировать его манеру одеваться, вести беседу, жестикулировать, даже стал более усидчивым, сдерживая внутренние порывы… Порой правда истинная сущность пробивалась наружу, и омега в такие моменты мог обнаружить себя болтающимся вниз головой на толстом суку папиной любимой яблони; кричащим подбадривающие речевки жокеям на ипподроме или же взахлеб делящимся информацией об очередной запретной книжке типа «Декамерона» Чон Чонгуку. Почему-то именно с этим альфой он продолжал оставаться собой? Возможно, просто доверял. Тэхен не хотел дебютировать этим сезоном, но на предложение папы лишь коротко кивнул: — Если вы того желаете с отцом, — ответил Ким Сокджину теперь послушный пай-омега. Хотя сейчас, стоя изгоем посреди наполненной людьми залы, юноша все больше убеждался, как они погорячились с этим решением, а все те кумушки, убеждавшие о том «как славно, что наши детки вместе дебютируют», скорей всего были нацелены высмеять их семейство в очередной раз. Ибо такого оглушительного провала, который намечался у Тэхена, свет не видывал уже не одно десятилетие! И глядя на этих блистательных блондинов, обольстительных шатенов и притворно-застенчивых брюнетов, юноша понимает одно — он просто не может с ними конкурировать. Там, где у остальных достоинства, у него сплошные недостатки. Его волосы слишком жесткие и напрочь отказываются держать навязываемые им локоны, практически сразу принимая форму естественных завитков, что сейчас небрежными кольцами обрамляли его лицо. Рост довольно высокий для омеги, и пусть он слышал историю родителей Чимина, но вряд ли найдется много альф, желающих видеть с собой столь высокого партнера. Запах хоть и стал тише, но все равно веял приторной ванильной горечью. Фигура нескладная, глаза странные, улыбка и та причудливой формы. Манера общения своеобразная, и если никогда не скрывающий своего ума Пак считался интересным собеседником, то Тэхену присущ ярлык «зазнайки» и «синего чулка». Одним словом, не омега, а сплошное недоразумение! Хотя что еще от жалкой пародии на Чимина можно было ожидать… И как Чон Чонгук только с ним общается и даже порой потакает? Повезло все-таки омеге, что альфа, пусть и из-за жалости, но все же решил стать для него другом… — Все будет хорошо, — шепнул ему перед выходом из дома папа. Но сейчас, подпирая стену, Тэхен как никогда уверен, что даже Ким Сокджин порой может ошибаться. И ничего хорошо уже не будет. А он станет главной парией и отверженцем общества. Но собственно этого он и заслуживает. Да и этот глупый бал ему совершенно ни к чему, жили как-то до этого и сейчас проживем. Вон можно будет посвятить свою жизнь изучению языков или помогать потом Джувону и его будущей омеге воспитывать их отпрысков. И нет, он не станет расстраиваться из-за подобных глупостей, можно подумать ему в первой терпеть нападки и игнорирования… Но в глубине души Тэхен знал, что врет. Ему далеко не все равно! — Унгйонг, поправь прическу и костюм, — слышится откуда-то сбоку. — Такой шанс упускать нельзя! Тэхен невольно переводит взгляд на упомянутого юношу, который, как и большинство дебютантов, принялся прихорашиваться. Одни поправляют идеально лежащие кудри, другие разглаживают несуществующие складки на пиджаках и жакетах, а некоторые и вовсе отправились в омежьи комнаты, чтобы навести больше лоску. — Что происходит? — недоуменно интересуется он у папы. Сокджин скользнул взглядом по зардевшимся в предвкушающем возбуждении лицам переглядывающихся блондинов и брюнетов, прежде чем ответить: — Либо пожар, либо на нашем базаре появился крайне лакомый холостяк-альфа. — Но как это возможно? — нахмурился Тэхен, — двери ведь закрываются в установленное время. — И тем не менее, — невесело хмыкнул Сокджин, — уверен, что дело именно во втором. Инстинкты никогда не подводят омег, а они, — старший кивает в сторону толпы, — ведут себя словно бигли, почуявшие зайца. Давай отойдем немного в сторону, чтобы посмотреть. У входа в бальный зал стоит Чон Чонгук. Облаченный в элегантный костюм и с полнейшим безразличием к вниманию к своей персоне. Он со вселенской скукой осматривает толпу жеманно хихикающих дебютантов, юных альф и озабоченно хлопочущих папаш, а заметив наконец Кимов, альфа слегка улыбается и, склонив голову в знак приветствия, направляется в их сторону. А Тэхен испытывает крайне ребяческое желание ужаться в стену. Нет-нет-нет. Это неправильно. Его не должно быть здесь! Ведь Чонгук это последний человек, который должен был видеть его унижения, омега совершенно не готов потерять еще и его из своей жизни. И юноша с ужасом наблюдает за приближающейся сквозь притихшую толпу фигурой, невольно отмечая разницу между Чоном и большинством присутствующих здесь альф. Более старший, более властный, более искушенный, с аурой доминирования и подчинения, еще больше контрастирующий мужчина на фоне остальных гостей. — Чонгук, глазам своим не верю! — воскликнул Ким Сокджин, приветствуя альфу. — Я даже не представляю, что должно было произойти, чтобы вы оказались здесь. Очевидно, проиграли пари? — И я рад видеть вас, господин Ким! — Чон сухо отчеканил положенные приветствия, на мгновение прижался губами к затянутой в лайковую перчатку руке. — Но я никогда не проигрываю, — альфа резко разворачивается к младшему и самостоятельно берет его холодную, безвольно висящую руку в свою, подносит к губам, и грозно бормочет. — Тэхен, прекратите глазеть на меня словно на Крампуса! Вы должны вести себя равнодушно, словно все происходящее в порядке вещей. Юноша смотрит на него изумленно раскрытыми глазами, не зная злиться или благодарить за внезапный совет. Вообще-то, его могли и предупредить, что альфа собирается посетить его первый бал! Снова заиграла музыка, и Чонгук, не спрашивая разрешения, просто кладет тэхенову руку на свое предплечье и выводит юношу в центр зала, и с ленивой грацией кружит в вальсе иногда путающегося в шагах и упорно не смотрящего ему в глаза омегу. Но это ни в коей мере не мешало Чону рассмотреть Кима. Юноша поистине прекрасен, словно неземной нимф сбежавший с одной из картин Рубенса. Белый атласный наряд выгодно подчеркивает ладную фигуру, особенно стройные ноги. Верх наряда отделан кружевными фестонами, кое-где перехваченными шелковыми лилиями, в тон тем, что украшали замысловатую прическу со свободно ниспадающими локонами вдоль ушей. А дополняет этот неземной образ естественный притягательный запах ванили, от одного вдоха которого, весь рот непроизвольно наполняется слюной. Выглядит Тэхен поистине великолепно, а Чонгук, наверное, впервые с начала их общения видит в юноше не маленького мальчика, а омегу. Чертовски притягательного омегу! Да уж, не зря говорят, что чужие дети быстро растут, но названные младшие братья растут куда стремительней. — Тэхен, — шумно сглотнув вязкую слюну, наставляет Чонгук, — прекратите рассматривать носки туфель и взгляните на меня, — и видя, что его замечание проигнорировано, переходит к угрозам. — Если продолжите в том же духе, я могу и обидеться и вместо заинтересованности стану изображать скуку, и вы тогда навечно останетесь без ухажеров! — Навечно? — ошарашенно выпаливает Тэхен, резко вскидываясь, но замечая смеющиеся глаза, не может не ответить улыбкой. Юноша робко оглядывается и понижает голос, словно делится секретнейшей информацией. — По-моему, на нас все смотрят. — Определенно. И не просто смотрят, а следят, пытаясь угадать: не вы ли тот юный омега-прелестник, заманивший меня на этот бал. — Какой кошмар, как же мне не стыдно так грубо отвлекать вас от развлечений, — хихикает Тэхен, а Чонгуку почему-то невообразимо грустно от того, что его «развлечения» не вызывают у омеги и толику ревности. — Пара, что вальсировала рядом с нами, едва не упала, стараясь услышать, о чем мы говорим. — Жаль, что не упали, вот веселье-то было бы, — хмыкнул альфа, отгоняя непрошенные мысли в адрес Кима, но омежью талию стискивает сильнее и прижимает юношу ближе, дабы в случае опасности уберечь. — А ваша репутация? — тем временем беззлобно продолжает высмеивать присутствие альфы на ярмарке женихов юноша. — Она не пострадает? Все же вы так низко пали. — Ничего страшного, — возражает мужчина, любуясь прелестным личиком с теперь уже сияющими весельем глазами, только одно это стоило его прихода сюда, — я переживу. Это конечно не мой стиль, но зато какое разнообразие! По завершению танца, Чон провожает Тэхена к Сокджину, слегка склонив голову к младшему, словно боится пропустить хоть одно его слово. А после остается составлять Киму старшему компанию, больше не танцуя и не приглашая никого, лишь грозным коршуном поглядывая на каждого посмевшего пригласить༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Чон Чонгук склоняется над лежащим на постели так, что его бедра оказываются напротив чужой головы. Омега игриво подается вперед, нежно лизнув альфий член по всей длине. Юноша недолго кружит вокруг головки, прежде чем вобрать всю эрегированную плоть в рот и начать энергично посасывать, с каждым разом заглатывая все глубже и глубже. Обе руки Чонгука с силой сжимают ни в чем неповинную подушку, а глаза прикрываются от захватывающего удовольствия. Ошибка — под прикрытыми веками вспыхивает образ дарящего ему наслаждение Ким Тэхена. Пухлые губы надсадно растягиваются вокруг его органа и, с силой сжавшись, проходятся по всей длине, а шаловливые длинные пальчики проходятся по низу его живота, невесомо спускаются ниже и мягко принимаются перекатывать яички. Альфа громогласно рычит, принимаясь остервенело вбиваться в услужливо подставленный рот, минута и омега, кашляя, выпускает начавший опадать член. Чонгук открывает глаза и взирает на улыбающегося и совершенно не того омегу. Блять! Чертов Ким Тэхен с его явлениями, стоит лишь мужчине прикрыть глаза! Не говоря ни слова, альфа в одно движение вскакивает с кровати и, подобрав разбросанные по полу вещи, ретируется прочь. Просиживая за карточным столом, Чон Чонгук никак не может сосредоточиться на игре. Да и какое может быть дело до высоких ставок, когда эти… альфы, вместо привычных разговоров ни о чем, уже на протяжении нескольких минут не умолкают воспевая дифирамбы одному юному омеге, достаточно фривольно оценивая красоту и прелесть чужой филейной части, словно второй кожей обтянутой бриджами для верховой езды. Пальцы Чона сильнее сжимаются, оставляя явные царапины, невольного крапя рубашки карт. Небеса свидетели, он держится только благодаря необычайной силе воли и не иначе как благословению небожителей, чтобы не разукрасить все эти слащавые лица, напрочь выбивая всю похабщину из алчных ртов. Желательно вместе с зубами. Ну и что, что Ким Тэхен участвовал в скачках, ну и пусть в качестве наездника, ну и… да смотрелся он в этой роли не просто горячо, а воспламеняюще. И, конечно, уже выслушал по итогу от альфы целую десятиминутную тираду об неомежьем поведении. Но в ответ, лишь весело тряхнув кудрями и широко улыбаясь, ему возразил: — Но я же выиграл! — нивелируя этой короткой фразой весь костер праведного гнева в душе Чонгука. А альфа в который раз пожалел, что позволил юному прелестнику, столь полноправно поселиться в его сердце. Все это время он старался придерживаться первоначального плана — издали присматривать, иногда направляя. Но все изменилось буквально две недели назад, когда повстречавшись в опере, альфа поддался совершенно неясному мотиву и пригласил юношу в театр. К концу вечера Ким Тэхен обзавелся в своем списке еще одним именем, покоренного им альфы. А Чон Чонгук лишился покоя, сна и, кажется, здравого смысла в придачу к ним. Иначе как объяснить обуявшую его ярость, когда омега дарит ему улыбки и взгляды, ровно такие же какие достаются и Ким Джувону. Во всей этой истории не могло не радовать только одно — это отношение к собственному триумфу самого Ким Тэхена. И на чужие заверения личной неотразимости омега отвечал не иначе как благодарностью, очевидно, еще не до конца веря в происходящее. Самому же Чонгуку юноша порой напоминал редкую, а возможно даже сказочную птичку, изумленную и счастливую от собственного успеха. Правда иногда, одурманенная своим торжеством она совершала глупости вроде публичных скачек. Но за право обладать ею Чонгук готов даже отказаться от своей свободы. Черт побери, что за мысли? Какое еще «даже»? Только ему должна принадлежать эта драгоценность, и Чон в ближайшее время постарается исправить этот факт. Ибо ему в этом юноше нравится все: и дерзкий ум, и красота, и непритворная доброта. А омежий характер, энергия и обаяние — точно раскрасят его серые и унылые будни. За свою жизнь он перепробовал немало омег и считает себя достаточно искушенным, чтобы осознать, что Ким Тэхен подходит ему на роль супруга просто идеально. Осталось только решить вопрос с Ким Намджуном, предварительно, конечно, согласовав свои желания с омегой. Размышления альфы прерывает игрок, сидящий по правую руку от него. — Заберите ваш выигрыш, — с усмешкой произносит мужчина, — не знаю, о чем вы там думаете, но создается впечатление, что вы видите наши карты насквозь. — Извините? — почему-то спрашивает Чон в ответ. — Да что уж там, — добродушно хмыкает альфа, — просто я уже несколько лет так не проигрывался. — Извините, — вновь повторяет Чон и, даже не побеспокоившись о груде фишек своего выигрыша, вновь погружается в свои мысли. Ему только предстоит выиграть важнейшую партию в своей жизни. Нервно переминаясь с ноги на ногу и сжимая ни в чем неповинные фетровые поля своей шляпы, Чон Чонгук, словно пубертатный альфа, пришедший на встречу к своему первому омеге, не решается постучать в дверной молоток входной двери Кимов. Мужчина решительно вскидывается и, горделиво разводя плечи в стороны, заносит руку для удара, как дверное полотно резко распахивается являя на пороге никого иного, как Ким Тэхена. — Что же вы так долго, — юноша бесцеремонно хватает мужчину за рукав, встаскивая в теплое пространство холла, — я заметил ваш подъезжающий экипаж еще целых десять минут назад и уж было решил, что с вами что-то случилось по пути к дому. — Тэхен, — альфа сбрасывает нервное оцепенение, сразу переходя к делу, — я хотел сказать… — Да-да, я тоже, — юноша улыбается и настойчиво буксирует Чонгука в сторону библиотеки, — но думаю нам с вами стоит поговорить без посторонних ушей. Небеса, неужто Тэхен заприметил его недвусмысленные взгляды? Или может быть и сам юноша испытывает в его сторону не совсем братские или дружеские чувства? Чон послушным ягненком идет вслед за омегой и удивленно хлопает округлившимися глазами на омежьи: — Ну что там? — нетерпеливо интересуется юноша. — Рассказывайте. — Нет, — Чонгук прочищает осипший вдруг голос, ну точно словно юнец! — Омеги вперед. Сначала вы. — На прошлом балу, у Квонов, — Ким буквально встает на носочки, чтобы прошептать альфе на ухо архиважную новость, — Со Убин дважды — вы представляете дважды! — пригласил меня на танец! А это значит, что у меня есть все шансы! — На что? — глупо хлопая глазами, переспрашивает непонимающий Чон. — Заинтересовать его! — восклицает юноша, едва не кружась по комнате. — Небеса, да я и не надеялся! Со Убин он же такой… — Тэхен делает неопределенные жесты рукой, словно пытается подобрать подходящее слово. — Да и к тому же он был обручен с Чимином… И я бы никогда не посмел очернить память кузена, если бы не этот случай. Да я и надеяться не смел! А тут целых два танца, представляете?! — Допустим, — холодно соглашается уже вернувший привычный контроль над своими чувствами Чонгук. Альфа и так предугадывает продолжение истории, но все равно с мазохистским упорством решает расставить все точки над i. — А от меня-то что требуется? Если вы за благословением, то я конечно польщен, но это немного не по адресу. — Помогите мне, — олений взгляд, слегка подрагивающие реснички, заламывающиеся пальцы покрывают трещинами возведенный чонгуков бастион равнодушия. — Помогите мне завоевать Со Убина. С того бала он больше никак не проявляет ко мне интереса. И в сторону мою даже не смотрит. Но он больше никого столько раз не приглашал танцевать, поэтому я смею надеяться, что что-то да значу для него… А Убин просто нуждается в неком поощрении с моей стороны… — А вы? — Чон решает забить окончательный гвоздь в крышку гроба с похороненными мечтами об этом юноше. — Что вы испытываете к нему? — Я… я люблю его, — тихо признается Ким, — кажется всю жизнь… Вы поможете мне? — Да, — так же тихо соглашается Чон, мысленно кляня свою сердечную слабость по отношению к одному очарованию.