ID работы: 12671751

Желание падающей звезды

Слэш
NC-17
Завершён
735
автор
Sandra_Nova бета
Tasha Key бета
Minimimimi гамма
Размер:
302 страницы, 18 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
735 Нравится 203 Отзывы 441 В сборник Скачать

Глава 9. Нужно пройти через пропасть, чтобы оказаться на другом берегу. Так начинается все новое (часть 2)

Настройки текста
Примечания:
      Тяжелые шторы распахнуты, наполняя просторное и без того светлое помещение естественным освещением, забавно подсвечивая танцующие в воздухе пылинки. Массивный дубовый стол со странными медицинскими приспособлениями на нем; два кресла, стоящие напротив оборудованного рабочего места; ширма с витиеватой кобальтовой росписью; гулко тикающие часы с шевелящимися в четком ритме усиками-стрелочками; и совершенно не вписывающаяся в кабинет картина, изображавшая бредущего по пустыне альфу со своим омегой на руках.       Восседая в одном из двух кресел в ожидании Чон Хосока, Чимин не отрывал взгляда от невиданного доселе полотна. «Лишенные рая» — чуть сощурившись, омеге удается разобрать размашистую надпись в углу картины. И это настолько отличается от всех виденных ранее изображений грехопадения Адама и Ева, что Пак слегка подвисает, абстрагируясь от происходящего вокруг. Здесь нет златокудрых, юных, прекрасных и еще порядком не осознавших произошедшего людей — на смену им автор изображает скитальцев. Рай был довольно давно, и для двоих он бесследно потерян, оставляя героев наедине с безжалостным «сейчас», в котором есть только борьба за выживание и тяжелый путь. Но Чимина куда больше завораживает даже не нетипичное изображение религиозной пары, а взаимодействие между ними, особенно то, как трогательно и беззащитно омега жмется к своему альфе. Его ноги изранены, он больше не в силах двигаться самостоятельно, доверчиво вверяя себя в руки своего мужчины. Альфа же, наоборот, тверд в своем решении и лишен сожалений о потерянном, что читается в его взгляде. Он уверен в себе, в своих силах и осознании, что сможет донести свою бесценную ношу. Мужчина готов добиться цели и построить свой Рай для себя, для своего любимого и их будущих детей…       Чимин осторожно скашивает глаза в сторону сидящего рядом Юнги. Достаточно ли они прошли испытаний, чтобы провидение подготовило для них новый эдем, как и для героев картины? Или Пак вновь тешит себя глупыми и безнадежными мечтами?       — Извините за опоздание, — Хосок быстрым широким шагом преодолевает расстояние от двери до стола и располагается напротив пары. — Надеюсь, вы недолго ждали?       — Нет, — отвечает за них обоих Юнги, — мы пришли буквально минут за пять до тебя.       — Что же, тогда давайте сразу к делу, — лекарь предвкушающе хлопает в ладоши и, обмакнув кончик пера в тушь, приступает к опросу. — Чимин-щи, как вы себя чувствовали в последнее время?       — Нормально, — расплывчато отвечает омега, сцепляя пальцы в тесный замочек. Все же, присутствие рядом Юнги его немного смущало.       — Тошнота не беспокоила? — Чон переходит к наводящим вопросам.       — Практически нет. — Окончание быстрого ответа Чимина теряется под пристальным взглядом Мина, альфа явно недоволен утайкой его нездоровья.       — Практически? — наступает Хосок, казалось, полностью ушедший в заполнение бумаг. — А в какие моменты становится плохо? Или после чего?       — Ну… когда… когда ощущаю нехватку… — Омега уверен, что на исходящем жаре от его щек яйца можно запекать, не иначе.       — Чего?       — Определенного аромата. — Более чем смущенный Чимин, все же старается давать честные ответы.       — Вы о запахе кус-куса? — Хосок впервые смотрит на омегу в упор и слегка улыбается, получая едва заметный кивок. — Императорский лекарь указывал на вашу зависимость от аромата отца ребенка. Но это — естественно. Юнги, — Чон переключает внимание на сидящего напротив альфу, откровенно буравя взглядом, — почему не удовлетворяешь потребность своего омеги?       — Не знал что нужно, — отвечает Мин, не отрывая взгляда от Пака.       — Теперь знаешь. — Хосок откладывает перо, откидываясь на спинку стула. — Я вообще бы вам посоветовал больше времени вместе проводить… — Ответом на предложение послужили испуганный взгляд омеги и одобрительный кивок альфы. — Иначе ситуация может усугубиться при недостаточном количестве феромонов обоих родителей. Так, поначалу, Чимин-щи будет просто достаточно запаха, ну, например, от носимой Юнги ранее одежды или шлейфовые остатки аромата в комнате. Со временем, примерно месяца через три, этого станет мало, и нужно будет непосредственное взаимодействие, а возможно, и прикосновения… контакт.       — Что… что вы предлагаете? — Чимин осторожничает. Небеса, какие три месяца, он бы уже много отдал за возможность искупаться в чужом феромоне и всецело «отвзаимодействовать»… Да, правильно, как можно больше взаимодействия и качественного контакта, такого, чтобы с заполнением и наполнением… в ответ на свои мысли омега поджимает ягодицы и с силой стискивает колени.       — Как уже говорил — проводить больше времени вместе. — задумчиво тянет лекарь. — Например… гуляйте по парку… или… кстати, вы же оба, как я помню, играете в шахматы. Вот и заведите себе традицию ежедневно, во второй половине дня пропускать партеечку.       — Но… — Чимин не уверен, что сможет сдержать себя, находясь несколько часов кряду в компании Мина.       — Отличная идея, — Юнги, без раздумий решает за них обоих, словно от чужой близости кроет одного Пака, — мне как раз подарили новые.       — Вот и определились, — лекарь даже не скрывает широкой улыбки, — значит, шахматы. И вы можете чередовать их с прогулками или еще чем… Главное, чтобы вместе.       — Спасибо, Хосок, — Мин в легком поклоне чуть подается вперед. — Мы обязательно последуем твоему совету. И, Чимин, — альфа слегка разворачивается в сторону омеги, — при следующих, как вы выразились — «нехватках», не молчите. Неважно с кем и чем я занят — для вас я всегда свободен, ведь ваше самочувствие и здоровье всегда будут и есть на первом месте. Договорились?       — Хорошо. — Омега несмело поднимает на Юнги взгляд.       — Вот и отлично, — Хосок сворачивает свои заметки, намереваясь закончить встречу. — Раз мы обо всем договорились, значит, вы можете быть свободны.       — Я хотел бы еще спросить, — Чимин решается разъяснить тревожащую уже не одну ночь проблему. Может, все куда хуже, раз ему для острых реакций и желаний тела даже три месяца не потребовалось?       — Спрашивайте.       — Если можно, — омега украдкой бросает взгляд на реакцию сидящего рядом альфы, — наедине…       — Юнги, — Чон обращается к другу, — не смею тебя задерживать.       Если Мин и раздосадован подобным, то виду он явно не подает, а лишь коротко кивает в знак прощания и выходит.       Стоит двери плотно притвориться за альфой, Чон переходит к делу:       — Чимин-щи, слушаю вас.       — Скажите, — и без того полыхающий щеками омега, становиться еще пунцовее, — а нормально, во время беременности, что я… ну… — не в силах закончить мысль, юноша переводит красноречивый взгляд пониже своего живота, а потом вопросительно смотрит на лекаря в надежде, что тот воспримет его невербальный посыл.       — Возбуждаетесь? — с первой попытки угадывает Хосок, получая в подтверждение скованный кивок. — Да. Ваши гормоны нестабильны… У некоторых омег даже бывают мнимые течки. Извините за откровенный вопрос, и сразу спешу вас заверить, что клятва Гиппократа для меня не пустой звук — все, что происходит в кабинете лекаря, остается здесь же, и никто и ни о чем не узнает. Вы возбуждаетесь на что-то или кого-то конкретного?       Чимин сильнее стискивает подлокотник, кивая, не в силах вымолвить и слова из-за сковывающего смущения.       — Это альфа? — И вновь кивок. — Смею предположить, что Юнги?       Чимин поджимает губы и слегка склоняет голову в знак согласия.       — Что же, — задумчиво тянет Хосок, — тогда ваш случай немного сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Понимаете, в идеале, как я уже и говорил, для гармоничного развития плода нужно постоянное взаимодействие обоих родителей… Так как ваша взаимосвязь с Юнги довольно ограничена, то ребенок требует свою долю отцовского внимания любым способом. И, судя по всему, он будет только ужесточать свои методы… Хотя, возможно, это можно будет отсрочить или устранить вовсе. Я же не зря говорил вам про совместное времяпрепровождение… Это неплохой способ немного обхитрить вашего привередливого капризулю. Еще будут вопросы?       — Нет, — спешит заверить, вновь обретший голос, Пак. — Спасибо вам, Хосок-ним.       — Чимин-щи, — останавливает Хосок, собравшегося вставать юношу, — хоть вы не спрашивали, но я все же смею дать вам совет. Не отталкивайте Юнги. Я не до конца знаю причину его поступков там, в Гасадалуре, но поверьте, уже спустя несколько часов, он готов был повернуть корабль, чтобы вернуться к вам… за вами. И непременно сделал бы это, если бы не угроза императору и его семье… А узнав про вашу якобы гибель, он ведь едва не отправился вслед. Глупый, думал, я не знаю о количестве ядов и не замечу исчезновение одного из сильнейших из них? Юнги и сейчас все еще корит и наказывает себя, считает недостойным и боится подступиться, кружа вокруг вас, словно рядом с ним не омега, а хрупкая фарфоровая ваза династии Мин. И не подступится, будьте уверены, пока не увидит хотя бы малейшего поощрения с вашей стороны…       Чон устало выдыхает:       — Я не прошу прощать его и делать то, чего вы не хотите, просто подумайте над моими словами. И каково бы ни было ваше решение, хотя бы не игнорируйте Юнги, оставьте между вами просто общение и редкие встречи… Вы крайне дороги для него, наверное, самое дорогое в его жизни.       — Я… — слова так и рвутся сказать, что и альфа стал и был для него крайне значимым и важным, но Чимин тихо заканчивает, — подумаю.       — Спасибо вам, — лучезарно улыбается Хосок и останавливает уже стоящего у двери омегу нескромной фразой: — И еще, Чимин-щи, знайте, альфий узел крайне полезен для легких родов.       Полыхая не только щеками, но и ушами, да и всем телом в придачу, Чимин спешно покидает комнату.       Подталкиваемый неясным чувством беспокойства, Юнги двигает шахматный столик, стоящий ранее у камина, ближе к центру кабинета, следом перенося туда же и два кресла с высокими спинками. И с глубокомысленным видом эстета, изучающего масляные полотна, отходит, оценивая обстановку со стороны. Слишком обособленно, крайне некомфортно и довольно темно… Раскатистый перезвон напольных часов неумолимо приближает приход Чимина, заодно ускоряет мыслительные процессы альфы, споро смещающего столик к окну. И как раз вовремя!       Короткий стук. Громкое и неуверенное «Войдите!» альфы. И дверь в его кабинет распахивается, являя на пороге слегка смущенного омегу.       — Можно? — с вежливой осторожностью Пак просит подтверждения разрешения войти.       — Да, конечно, проходите. — Юнги проводит ладонями по-своему ханбоку (со стороны будто прихорашиваясь, на деле — собирая лишнюю влагу), выступая вперед, навстречу своему хасеки. — Я подумал, что возле окна будет удобнее, все же освещение и… и свежий воздух. Но мы можем расположиться в любом другом месте.       — Не стоит, — Чимин нежно улыбается на чужие хлопоты.       Пусть он еще не до конца разобрался в себе и в источнике своих эмоций по отношению к альфе, но это не значит, что он не может получить удовольствия от любимого ранее занятия. Омега подходит ближе к шахматам.       — Думаю, здесь будет вполне удобно. Ах, какая красота! — юноша восторженно выдыхает, благоговейно осматривая отлитый из золота и серебра комплект.       Беря тяжелого короля в руки, Чимин, затаив дыхание, восторгается искусством ювелира, осматривая настолько выразительную уменьшенную копию правителя.       — Это Сэджонг Великий — самый известный правитель Даукары, — дает ничего не значащие разъяснения Мин, — а ферзь — его супруг-омега Сохон.       — Очень искусно выполнено. — Чимин благоговейно расставляет фигурки по своим местам, с напускной наивностью интересуясь: — Вы часто играете?       — К сожалению, крайне редко.       — О, это отлично. — Пак удобно устраивается в услужливо отодвинутом для него кресле, слегка разминая пальцы. — И вряд ли займет много времени.       — Угрожаете быстро разбить мои войска? — лениво тянет Юнги, располагаясь напротив.       — Просто констатирую факт, — заверил Чимин, с ослепительно жизнерадостной улыбкой хвалясь своими способностями.       Постепенно входящий в раж игры омега поначалу выполнил серию продуманных ходов: все же Хосок отзывался о Юнги как о неплохом игроке, и Чимин боялся уступить, недооценив партнера. Альфа же, напротив, играл практически не задумываясь, но по прошествии часа партия сильно замедлилась.       Расставив локти на столике и подперев голову кулачками, Чимин раздумывал о своем положении на поле. Возможно, еще пять ходов, и он выиграет!       — Ох, как коварно было с вашей стороны завлечь меня в такую хитроумную ловушку! — пожаловался он и, подавшись вперед, пододвинул свою ладью ближе к центру.       Увлеченный Чимин даже не замечал, что альфа с куда большим интересом следит за ним, чем за игрой: за сверкающими довольством от происходящего и лукавством глазами, за терзаемой нижней губой, при обдумывании сложных ходов, за слегка растрепавшимися светлыми волосами, что в легком беспорядке спадали на глаза и щеки. А о том, скольких усилий стоит Юнги не отшвырнуть столик и не притянуть омегу в свои объятия, дабы всецело насладиться пойманной добычей, Чимин не подозревает и подавно.       — Я сделал это специально, — весело хмыкает Мин, совершая именно тот ход, который предвидел омега, — чтобы вынудить вас сдаться.       Подстрекаемый духом соперничества и захваченный атмосферой дружеской перебранки, Чимин бросает на альфу веселящийся взгляд, с ослепительной улыбкой утверждая:       — Не дождетесь! — и переставляя фигуру на заранее выбранное место.       Пока Пак обдумывал следующий ход, Юнги обернулся и кивнул стоящему у двери слуге. Повинуясь молчаливому приказу господина, тот спустя несколько мгновений поставил рядом с ними поднос с кремово-клубничным льдом. Заметив очередной кивок альфы, слуга поклонился и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Юнги вежливо протянул одну из щедро украшенных клубникой и шоколадной крошкой креманок омеге:       — Ю, рассказал мне, что вы в последнее время предпочитаете этот десерт всем остальным, и я тоже решил сегодня попробовать.       — Спасибо. — Тронутый подобным вниманием, омега осторожно принимает полюбившееся лакомство, внимательно следя за реакцией мужчины. — И как вам?       Альфа быстро отправляет несколько ложек в рот, тут же неприятно хмурясь:       — Не слишком ли холодное? Так и заболеть недолго.       — Ох, не будьте занудой. — Чимин, в отличие от альфы, смакует каждую крупицу десерта. — К тому же, — капризно заявляет омега, — лекарь Чон говорил, что раз нам с ребенком нравится, значит, нам нужно это есть!       — А что еще… нравится вам с малышом? — тут же интересуется Юнги, забывая обо всем.       — Ну, кроме клубники и шоколада, — задумчиво тянет омега, опуская руку на свой живот, — меня, как и всех тянет на солености и… иногда сырое мясо…       — Какой кровожадный малыш, — по-доброму усмехается Мин, неотрывно следя за круговыми поглаживаниями. — М…можно? — боясь отказа, опасливо тянет альфа и судорожно выдыхает, получая поощрительный кивок.       Угрожая разбросать шахматные фигурки, Юнги вскакивает, решительно приближаясь к тут же поднявшемуся и резко опустившемуся обратно омеге. Альфа, склонившись, тянется, но слегка подрагивающие от предвкушения пальцы замирают на полпути в нерешительности, на этом его смелость заканчивается. Так и не прикоснувшись, рука сжимает в кулаке воздух и уже готовится отпрянуть, дабы не осквернить собой. А теряющий желаемое омега переходит к решительным действиям: он перехватывает чужую руку, укладывая на предполагаемую округлость. Воздух со свистом покидает легкие альфы, и он, блаженно прикрыв глаза и слегка растопырив пальцы, начинает сакральное общение со своим ребенком.       — Не больно? — отчего-то шепотом интересуется Юнги, бережно поглаживая.       — Нет, — так же шепотом отвечает Чимин, улыбаясь такому альфе.       — Привет, малыш, — осторожно тянет Мин, тут же с испугом смотря на омегу, словно ища подтверждения своей глупости, но Пак с легкой улыбкой кивает, поощряя продолжать.       — Я… твой… отец… — Юнги опускается на колени рядом с креслом омеги и едва не утыкается лицом в живот. — Прости, что я такой глупый у тебя, но я очень жду нашей встречи.       Альфа благоговейно улыбается, уже представляя кроху в своих руках.       — Только ты не торопись, кушай там хорошо, расти и набирайся сил… — Чимин закусывает нижнюю губу от рвущейся улыбки, его явно сейчас не замечают, но на удивление неуместным или ненужным он себя тоже не чувствует, — и папу не беспокой лишний раз, он у нас с тобой самый замечательный, знаешь… Ведь вы — самое лучшее, что случалось в моей жизни. Нет-нет, вы — и есть моя жизнь…       Конец фразы Юнги произносит, глядя на Чимина, и тянется к щеке, утирая влажную дорожку.       — Прости, — бормочет альфа, и едва сам не начинает повышать влажность в помещении, когда омега притирается щекой к его ладони.       Юнги подается вверх, осторожно приближаясь, он уже чувствует омежье дыхание на своих губах, но не привлекает Чимина ближе к себе, все еще опасаясь, что тот оттолкнет. Но омега вместо этого лишь холодными пальчиками проходится по его щеке и дышит-дышит самым прекрасным и нужным запахом. Альфа пьянеет от бурлящих внутри эмоций и, привлекая омегу ближе, невесомо накрывает пухлые губы своими.       Вот оно. Идеальное, незаменимое и только его счастье…       В кабинет громко стучат, беспардонно распахивая дверь и отстраняя их друг от друга.       — Господин Мин, у нас неукоснительный приказ императора незамедлительно доставить вас в столицу, — раскатистым басом сотрясает стены глашатай, протягивая соответствующие бумаги.       Юнги с глухой тоской отрывается от столь желанного сейчас человека, упираясь лбом в лоб Чимина:       — Как же все не вовремя, — обреченно стонет он и громче добавляет: — Сейчас.       — Дело не терпит отлагательств! — настаивает глашатай, не намереваясь смещаться ни на йоту, пока не получит требуемое.       — Я. Сказал. Сейчас. — чеканя каждое слово, рычит Мин, добивается закрытия двери с той стороны. — Чимини, я…       — Нельзя заставлять императора ждать, — мягко прерывает его омега и, упираясь ладонями в альфью грудь, отстраняется, — даже если он ваш дедушка.       — Но нам нужно поговорить, — настаивает Юнги, сжимая маленькие пальчики в своих руках и бережно целуя каждый.       — Нужно… — с легкой улыбкой соглашается юноша, продолжая убеждать, — и мы обязательно это сделаем, когда вы вернетесь.       — Чимини… — Мин вновь пытается возразить.       — Чем быстрее поедете, тем быстрее вернетесь… А я буду ждать… здесь, — тихо шепчет Чимин в юнгиево ухо и, оставив нежный поцелуй на щеке, мягко выпутывается из крепких объятий и торопливо выходит, спеша в свою комнату. Он боится, что если задержится еще хоть на мгновение, то начнет умолять. А в их паре хотя бы один, да должен быть благоразумным.

༺☆༻༺☆༻༺☆༻

      Нервно подрагивая, тоненькие стрелочки часов неумолимо поднимались вверх, чтобы на несколько мгновений слиться вместе в своем зените и вновь разойтись, начиная отсчет новых суток. Строчки расплывались перед слезящимися от натуги чтения в зыбком пламени свечи глазами. Хотя, возможно, причина их превращения в черные борозды, щедро испещряющие бумажный лист, в переполняющих эмоциях?       Чимин промаргивается раз-другой, чтобы прогнать застилающие глаза соленые разводы, тщетно. Омега осторожно, стараясь не сломать высохшие лепестки полевого ириса, вкладывает цветок в качестве закладки после заключительной части записей и отлистывает несколько страниц обратно, возвращаясь на перечитанное им уже, наверное, трижды место…       Несмотря на слипающиеся от свинцовой тяжести веки, шумящий невдалеке взмахами своих крыльев Морфей совершенно не спешил на встречу к омеге и уж тем более не собирался одаривать его маковыми прикосновениями. Хотя зачем винить божество в своей безалаберности к возложенным полномочиям, если причина кроется в самом омеге. Точнее, в его мыслях, что противоречивым многообразием, словно потревоженный улей, беспрерывно жужжат в голове.       Юноша беспокойно переворачивается набок, слегка взбивая подушку, надеясь, что более удобное положение принесет долгожданную отключку, и принимается концентрироваться на счете. Сначала просто до тысячи, а потом переходит к более действенным средствам, визуализируя под прикрытыми веками задорно перепрыгивающих через ограду баранов. Омега постепенно разбавляет шерстяное стадо некоторыми людьми, которых с радостью одарил сравнением с этими парнокопытными.       Время постепенно движется вперед, и тишину находящегося в безмятежном оцепенении имения разбавляло лишь монотонное щелканье часового механизма, желанный же сон Чимина так и не наступал. Окончательно измучившись, юноша остервенело отбрасывает одеяло ногами и поднимается с постели, принимаясь медленно расхаживать по комнате. Сколько проходит времени за таким его занятием, он точно сказать не может, часы все больше раздражают своим тиканьем, отдают неприятными вибрациями по перепонкам, поэтому еще и смотреть на них у юноши совершенно нет никакого желания.       Ему нужно успокоиться, унять обуявшие нервозность и беспокойство. Чимин с надеждой подходит к стоящему в углу комоду и тянется к расположившейся на нем шкатулке. Подрагивающим от предвкушения пальцам далеко не с первого раза удается поддеть затвор замка, дабы выудить из недр небольшого хранилища тщательно завернутые в холщовую ткань тонкие корешки кус-куса. Омега осторожно разламывает один из них на две части и подносит к носу, тут же с отвращением морщась — спустя буквально сутки растение теряет схожесть с ароматом альфы, начиная отдавать прогорклой горечью. Злобно отшвыривая ставший непригодным ветивер и обреченно выдохнув, Пак подходит к окну. Обняв себя руками, он всматривается в озаренную лишь «небесными светлячками» ночную мглу, в надежде увидеть…       Нет. Чимин зло ведет плечами, спеша отогнать неправильные мысли. Он не будет представлять момент возвращения Юнги! Он уже и так в деталях «обсмаковал» разные варианты их встречи до мельчайших подробностей! И то, как, словно после долгого забега, забьется его сердце, устремляясь навстречу мужчине. И как волны захватывающей все его существо радости отразятся в широкой и нисходящей улыбке и ярким блеском в глазах. И то, как вопреки всем доводам разума омега все же метнется к зеркалу, а возможно, даже сменит свой наряд, чтобы стать красивее для него. А после быстро-быстро, насколько позволит скорость его ног и нынешнее состояние, рванет навстречу. И то, как он замедлится в самом конце и, судорожно переводя дыхание, дабы не выдать себя, чинно ступит в холл, где сдержанно и слегка холодно выразит свое почтение по возвращении Мина. Именно сдержанно и холодно, а не налетая на альфу с разбегу с объятиями, как бы этого в действительности ни хотелось. Чимин имеет полное право обижаться, ведь именно его оставили на целых десять дней одного, совершенно позабыв!       Заботливо оставленные перед отъездом альфой вещи уже давным-давно не носили спасительного запаха, даже из миновой спальни отголоски шлейфа присутствия мужчины и то испарились, а добываемые с таким трудом Мёнхуном коренья ветивера теряли схожесть с ароматом Юнги буквально в течение дня. И нет, Пак не будет искать привязок, что по мере продления срока отсутствия альфы портилось и его самочувствие, возвращая уже привычные головокружения, слабость и рвоту. А они, в свою очередь, привносили в настроение юноши капризность, делая его день ото дня склочнее и въедливей.       И вопреки одолевавшим недомоганиям, омега с присущей ему энергичностью всецело отыгрывался на окружающих. Настолько изводя бедняг своими причудами, что даже такой стойкий и снисходительный по отношению к омеге оловянный солдатик как Ю и приставленный к нему Джэдок — и те всячески начали избегать старшего. Нет, конечно, все его прихоти и желания молниеносно исполнялись, вот только вступать в диалог с вечно недовольным всем и вся омегой желания никто особо не испытывал. В такие моменты глаза Чимина начинало провокационно покалывать, и он, укрываясь в своей комнате, щедро орошал подушку рвущимися наружу эмоциями одиночества и ненужности. А после, немного успокоившись, шел оттачивать стрельбу из лука. Представляя в качестве мишеней своих обидчиков, он раз за разом выбивал «яблочко».       Позже вместе со спущенным «паром», наступало и прояснение, что его не бросили! Иначе стал бы Мин ежедневно посылать ему свежую клубнику и шоколад с разнообразными вкусами? Это все им надуманное, а у альфы просто нет возможности вернуться из-за дел государства. И остальные его не избегают — это последствия так некстати проснувшейся в омеге стервозности и сучести по отношению к окружающим. А причина сумасшедших разгонов настроений и перепадов желаний кроется в обычной «притирке» собственного организма с его новым жителем. И если верить словам Чон Хосока, это довольно распространенное явление.       Хотя у этого альфы, все — «распространенное явление»! Выплевывающий по утрам свои внутренности Чимин — «стандарт первых месяцев беременности». Скачки настроения и изменение вкусов в еде — «обычные проявления». Схождение с ума по ветиверу — «при формировании плода требуется присутствие феромона второго родителя». Нескромное желание Чимина оседлать Мина и не слезать с его узла весь оставшийся срок — «ребенок боится потерять связь с отцом»…       Ага, как же! Спустя столько дней самокопаний и раздумий, Чимин как раз таки уверен, что «потерять связь с отцом ребенка» боится именно он. Невзирая на его опасливое отношение к Мину, на страх вновь оказаться брошенным и преданным, в первую очередь не кто иной, как Пак с ума сходит по отсутствию рядом альфы. А произнесенные накануне отъезда слова Юнги лишь усугубляют ситуацию, ведь Чимину до дрожи в коленях хочется верить, что все сказанное тогда было правдой…       — Мои мысли — мои скакуны, — бормочет омега под нос строчку из услышанной здесь песни, смиренно принимая, что ему вряд ли удастся сегодня сомкнуть глаз. Прихватив небольшой подсвечник, Чимин отправляется в ночное путешествие по спящему Дашитэонану, с тихой иронией импровизируя продолжение: — Ну зачем перед сном прискакал весь табун?       Едва переступив порог святая святых Мина, а именно его кабинета, Чимин улавливает мучительно знакомый и такой вожделенный, слабый древесный аромат ветивера, позволяющий испытать некое облегчение за последние несколько дней. Пак за время отсутствия Юнги никогда даже не заходил в это крыло и теперь с легким чувством сожаления об этом решает получше осмотреться.       Омега повыше приподнимает свечной огарок и медленно обводит взглядом уже знакомую комнату, стараясь не пропустить ничего: от книжных стеллажей, занимающих целую стену, и стоящего у окна шахматного столика, до расположившихся в противоположном углу астрономических приспособлений и крайне уютного диванчика практически посреди комнаты.       Чимин подходит к рабочему столу, любовно оглаживает лежащие на нем письменные принадлежности, ожидающие своего хозяина. С нежной улыбкой он отходит к книжным полкам, споро пробегаясь взглядом по корешкам, и едва сдерживает громкий возглас восхищения: великие произведения классиков и раритетные издания прошлых эпох мирно соседствуют с книгами по экономике, управлению хозяйством, дипломатическим отношениям и другими, большая часть из которых на неизвестных омеге языках. Продолжая рассматривать книжную сокровищницу, Чимин вдруг весело хмыкает:       — "Эклектика эволюционизма экстерриториальности иностранных послов…" — Омега отчего-то точно уверен, что Юнги не воспринял бы это обычной тарабарщиной.       Все еще улыбаясь от нахлынувших воспоминаний, юноша отходит от полок, намереваясь продолжить свои изучения, но глухой удар заставляет его замереть и опасливо оглянуться. Вроде бы все на своих местах — облегченно выпускает воздух из легких Чимин после беглого осмотра. "Наверное, показалось", — решает юноша, тут же цепляясь взглядом за черный переплет лежащей на полу тетради. Воровато оглянувшись, будто в кабинете, кроме него, есть еще кто-то, омега тянется к предмету и, не удержавшись, заглядывает вовнутрь, тут же растворяясь в стройных строчках мунчи, первые из которых датированы трехгодичной давностью.       «Растирая грязной ладошкой бегущие слезы, мальчик продолжал бежать вперед. Камни больше не наносили болезненных ударов по его спине, да и сами деревенские дети давно отстали, потеряв интерес к добыче. Вот только ребенок не мог остановиться, он все бежал и бежал, растворяясь среди высоких сосен леса. Падал, поднимался и снова пускался в бег, пока не вышел на небольшую поляну с одиноко покосившейся избушкой. Ребенок опасливо приблизился к помещению: на вид хоть хлипко, но все же лучше, чем спать под открытым небом.       Ни через день, ни через неделю мальчик так и не вернется в свою деревню, и он совершенно точно уверен, что большинство ее жителей вздохнут с облегчением, даже папа, что украдкой смахнет пару слезинок, и то не будет долго горевать о «не таком» сыне. А здесь… здесь всем всем плевать на его внешний вид. Ветер также продолжает шуметь, вода в ручье бежать, а, привыкшие к своему новому соседу, зайцы все реже сверкают пятками, лишь завидев его. Он уже почти взрослый и сможет о себе позаботиться, да и найденные в домике вещи вселяют веру, что ближайшую зиму он все же переживет…       Плотно укутавшись в ветхое одеяло, мальчик одновременно с интересом и опаской смотрит на покрасневшее от ярких, отдаленно схожих с дождевыми, огневых струй небо. Одна из пылающих капель падает совсем близко, примерно на краю его поляны. Любопытство пересиливает и, аккуратно сложив старый плед, ребенок устремляется туда.       Он бежит так быстро, как, наверное, в тот день, когда попал сюда, и, уже практически достигнув цели, замирает как вкопанный. Вместо раскаленного камня на земле сидит самый красивый из встреченных им когда-либо детей.       — Добрый вечер, — приветствует его небесный мальчик.       Встряхнув светлыми волосами, он, выпрямляясь, протягивает руку для рукопожатия.       — Я не знал, что тут кто-то живет. А тут, оказывается, ты, — растягивая пухлые губы, ярко улыбается прекрасное создание.       — Да… я… тут… это… извини, — мямлит мальчик.       — Ой, что ты, я очень рад, что ты здесь! Значит, мы сможем играть и нам будет очень весело.       — А разве тебе не неприятно будет играть с таким мальчиком, как я?       — А что с тобой не так?       — Ну, у меня этот… вот... — Ребенок прикасается указательным пальцем к следу чужой жестокости — шраму, проходящему полосой по одной стороне его лица, и белесому, практически вытекшему глазу.       Блондин задумчиво хмурит брови, а в следующий миг чему-то кивает и, быстро подавшись вперед, прикасается губами к изуродованной щеке:       — Больше не болит? — заботливо интересуется он и, получив отрицательный кивок, очаровательно улыбается, беря руку мальчишки в свою. — Мой папа всегда так делал, когда я где-то ударялся. Ну что, пойдем?       Завороженный житель поляны лишь согласно кивает, а спустя мгновение останавливается, спрашивая:       — А как твое имя?       — Имя?       — То, как тебя называют другие.       — Там, откуда я родом, — задумчиво тянет ребенок, — нет имен. Но если нужно, то ты можешь называть меня… Звездочка, а я буду называть тебя… Мальчик. Ты же не против?       Мальчик вновь кивает, соглашаясь, да и кто он такой, чтобы спорить со своей Звездочкой…»       Спустя пару часов, от и так небольшого огарка свечи не остается практически ничего, а Чимин, как раз закончив читать, осторожно, стараясь не сломать высохшие лепестки полевого ириса, вкладывает цветок после последней части, недописанной и начатой еще задолго его встречи с Юнги, истории Мальчика и его Звездочки.       Первые чувства после прочтения противоречивы: с одной стороны, в большинстве случаев поведение альфы стало объяснимым, да и Чимин теперь понимает, что он готов поверить и довериться, но с другой — возникли новые вопросы. Отчего Мальчик прогнал Звездочку, совсем как альфа его, и почему не попытался вернуть? Да и где Юнги мог заполучить свой злосчастный шрам? Чимин и не думал, что тот столь болезненно ощущается для мужчины…       Он пролистывает несколько страниц назад, вновь изучает сделанные тушью рисунки, в очередной раз поражаясь своей схожестью со Звездочкой, пока, наконец, не возвращается на перечитанное им уже не единожды место…       «… Он смотрит вслед самому дорогому существу в его жизни, что неспешно удаляется, словно ожидая, что его не отпустят. Мальчик тянется рукой за своей Звездочкой, будто пытаясь остановить. Он открывает рот, намереваясь крикнуть, попросить подождать его, как всегда, слишком медленного и неповоротливого, но из горла не вырывается ни звука. Мальчик обессиленно падает на колени, заходясь в беззвучных рыданиях. До этого момента он думал, что самым страшным был день его ухода из деревни. Нет, глупый-глупый Мальчик, куда ужаснее мгновение, когда ты собственными руками вырываешь свое влюбленное сердце…       Но иначе он поступить не может. Его Звездочка достойна лучшего. Самого лучшего. Не его. Не того, кто держит ее на земле своими эгоистичными желаниями, не давая выполнять главное предназначение — Звезды должны сиять на небосводе…»       Громко всхлипывая, Чимин утирает соленые дорожки рукавом ночной рубахи. Глупый-глупый альфа, не понимает, что Звездочки сияют вовсе не от нахождения на высоте, вдали от всех. Они сияют от счастья, когда рядом те, кого любят они и кто любит их.       Дверь кабинета распахивается, являя запыхавшегося и явно пребывающего в бешенстве Юнги. Слезы Чимина от неожиданности пересыхают и, подавляемый чужой аурой, омега выпрямляется, роняя тетрадь и трусливо оглядываясь. От такого альфы хочется спрятаться.       — Ох, — облегченно выдыхает Мин, спешно приближаясь и сгребая омегу в охапку, с силой прижимает к себе. — Хвала Небесам, вы здесь!       Юноша, осознавая, что причина альфьей ярости не он, расслабляется, позволяя себе раствориться в сильных объятиях. Омега несмело протискивается ближе к мужской груди и, невесомым прикосновением сжимая ханбок на спине альфы, позволяет себе одновременно спрятать заплаканные глаза и вдохнуть больше аромата чужого тела.       — Уж думал, что потерял вас… — шевелит макушку надломленный голос Юнги.       — Я просто не мог уснуть, — считает нужным пояснить омега.       — Считаете, что диванчик в моем кабинете удобнее вашей кровати? — весело хмыкает, наконец-то, обретший душевное равновесие альфа.       — Нет. Просто здесь пахнет. — Чимин отстраняется и, смело глядя в глаза, добавляет: — Вами.       — А вещи? — откашлявшись, интересуется Юнги, пораженный омежьим откровением.       — Уже нет…       — Я даже не подумал об этом. Простите, что так долго, — Мин обхватывает исхудавшие щеки ладонями и, нежно прикоснувшись губами к гладкому лбу, отстраняется и просто смотрит, отмечая все мимолетные изменения любимого лица.       Чимин же, в свою очередь, решает немного поощрить альфу к конкретным действиям — тихонько гладя по спине. Когда в ответ на ласку Юнги возвращает руки на его талию и сильнее притягивает к себе, омега начинает действовать более смело. Он привстает на носочки и легко чмокает в альфьи губы, незначительно отстраняясь.       — Я скучал, — шепчет юноша, вновь всхлипывая.       Вместо ста продуманных вариантов событий их встречи — нашелся сто первый, и он куда лучше всевозможных вымышленных альтернатив.       — Я тоже, — так же тихо отвечает альфа, широко улыбаясь.       Разве можно быть счастливее, чем когда на твои объятия откликаются, а о тебе самом тосковали и ждали?       Можно…       С мучительной медленностью Юнги нежно прикасается ртом к чиминовой щеке, виску, уголку глаза, собирая выступившую соленую влагу, и, наконец, накрывает пухлые губы своими, со сторицей возвращая поцелуй…       Задыхаясь от переполняющего желания, Чимин наклоняет голову вбок, открывая доступ для прокладываемых на его шее влажных дорожек теплого языка. Все еще одетый, он возлежит на узком диванчике, пока расположившийся рядом с ним полуобнаженный альфа, словно на музыкальном инструменте воспроизводит симфонию омежьих стонов.       Его горло снова лизнули, а после болезненно прикусили мочку уха. Юноша открывает рот, чтобы возмутиться, но у него вырывается лишь стон — резкая вспышка боли приносит за собой восхитительное тепло, разливающееся между ног, вынуждая омегу нетерпеливо поерзать. Юнги запускает руки под подол его сорочки, постепенно собирая ее. Альфа скользит по стройным ногам, по мягкому животу, проходится по бедрам, обхватывает грудь и одним резким движением срывает лишнюю сейчас одежду.       Безо всяких прелюдий и плавного перехода длинные пальцы метнулись вниз, сжимая ягодицы и проскальзывая между ними. Несколько быстрых и резких движений, в попытках хоть немного растянуть омегу, сменяются нетерпеливым натиском. Юнги вновь обхватывает омежьи бедра и, приподняв юношу, усаживается на диван, следом помогая своей паре разместиться на себе.       — Чимини, — шепчет он почти благоговейно, когда не протестующий против такой спешности омега позволяет постепенно проникать в себя, изредка болезненно морщась.       Их губы вновь встречаются, а альфьи пальцы впиваются в мягкую плоть ягодиц, прежде чем сорваться на быстрый темп. Чимин же, опершись на чужие плечи и свои колени, на полпути встречает каждое вторжение в него, шало улыбаясь от разносимых звуков от двух соприкасающихся плотей.       — Кончишь для меня? — рычит на ухо альфа и, заметив, как, кивнув, предательски задрожало омежье тело, добавляет: — Нет, не сейчас. Немного позже, когда я скажу.       Юнги переходит на яростные толчки, прижимаясь до упора к омежьим ягодицам. Он входит безостановочно, проталкивает узел и крепко удерживает Чимина под бедра, двигая юношу вверх-вниз, навстречу собственному остервенелому темпу. Чимин, беспрерывно постанывая, с силой впивается в чужие плечи и, откинув голову назад, поглощает восхитительные ощущения близости, впервые ничем не затуманенной.       — Давай, — хрипит альфа, следом наполняя вязким семенем изнутри излившегося на него омегу.       А затем Чимин ощущает, как Юнги короткими движениями начинает проталкивать узел внутри, удачливо проходясь уплотнением по сверхстимулированной простате. Омега сильнее стискивает своего мужчину, со звонким вскриком вновь кончая. Он изливается снова и снова, волосы разметались и мокрыми прядями падают на его лицо, голова то и дело запрокидывается назад, в то время как их тела вновь и вновь бьются друг о друга. Юнги откровенно наслаждается таким Чимином, то и дело оставляя засосы-укусы на хрупком теле, он не перестает коротко двигаться, словно пытается проникнуть как можно дальше.       Альфья рука проходится по обнаженному горлу и, обхватив подбородок, наклоняет чиминову голову под нужным углом.       — Мой, — утробно рычит мужчина, проталкивая себя еще глубже и оставляя свою метку.       Все еще пылающий жаром пережитой страсти, Чимин, забросив одну ногу на Юнги, лежит на краю дивана. Омега совершенно не боится упасть, ведь его оберегают от этого надежные альфьи руки. Мин, стараясь лишний раз не тревожить сцепленное с ним в единое целое тело, то и дело оставляет короткие поцелуи на омежьем лице и слизывает выступившие капельки крови на месте укуса. Чимин, тихо хихикая на порой щекотливую ласку, в отместку вырисовывает невидимые узоры на груди альфы, довольно наблюдая, как сокращаются мышцы на его прикосновения.       — Так значит, — начинает между делом Чимин и, лукаво усмехнувшись, бросает кокетливый взгляд на Мина. — Звездочка — это все-таки я?       — Мгм, — мгновенно соглашается Юнги и, слегка робея, поясняет. — Если честно, я и сам не знаю, как так вышло, что представляемый мною идеал омеги нашел реальное воплощение в действительности.       — И почему ты тогда был таким суровым и недовольным мной при первых встречах?       — Я никогда не испытывал по отношению к тебе ни одного из этих чувств, — любовно целуя в висок, поясняет альфа. — Сначала, наверное, был груб из-за шока, не поверив своему счастью. А потом... потом весь мой гнев причитался тому идиоту, что сопровождал тебя… Я едва удержался, чтобы не вышвырнуть его на ходу из экипажа.       Чимин в ответ хихикает и доверчиво жмется ближе:       — Жаль, что удержался, мне этот старый шовинист никогда не нравился.       — Моя кровожадная Звездочка, — нежно бормочет альфа, гладя чужую спину.       — Я пошутил, — спешит заверить Чимин, начиная отчего-то сверкать излишней влажностью в глазах.       — Я знаю, — альфа осторожно тянется за скинутым рядом халатом ханбока, прикрывая их, — ибо нет в мире более доброго и сердечного омеги, чем ты. Прости, — шепчет Юнги, сцеловывая выступившие слезы. — За то, что поступил с тобой так, за то, что бросил, за то, что не вернулся. За все. Разве имеет значение, что ты был помолвлен с другим, при возможности потерять тебя? Со Убин — не стена, можно было и подвинуть.       Чимин в ответ недоуменно хмурит брови, заглядывая в чужое лицо.       — Но мы не были… — спешит заверить омега. — Точнее, тогда не были. Наверное, спустя недели две от произошедшего на балу, дядя… господин Ким Намджун сказал, что теперь моя честь спасена поступившим предложением руки и сердца от Со Убина. А потом… потом, в общем, это стало последней каплей.       — Он что-то сделал? — в глазах альфы вспыхивают красные искры.       — Юнги… — Чимин кладет ладонь на крепкую грудь, мимо воли усиливая собственный запах в попытке успокоить.       — Чимин, что он сделал? — чеканит слова Мин, с силой сжимая кулаки.       — Я не могу сказать, что он хотел меня изнасиловать, — глухо выдохнув, решает рассказать о случившемся без прикрас омега, — но повел он себя со мной, как с последней дрянью, лучше всяких слов говоря, какой будет моя дальнейшая жизнь. А потом ударил… — ярость, исходящая от Юнги, буквально ощущается физически. — А почему ты так поступил?       — Со Убин, — скрипя зубами начал Мин, осознавая, что, по сути, был ничем не лучше альфы Со, — заверил, что вы обручились еще до моего приезда в Гасадалур. А также поведал, что, якобы, это ты придумал план моего влюбления в тебя, чтобы продвинуть его и твоего дядю… Ким Намджуна по карьерной лестнице.       — И ты поверил? — с обидой в голосе воскликнул Чимин, приподнимаясь.       — Нет… — Юнги обреченно продолжает расставлять все точки над i. — Точнее, не сразу. Тебя не было в зале, и я отправился к Ким Намджуну. И уже он подтвердил тот факт, что вы обручились как раз накануне моего приезда.       — Но это неправда. Я бы никогда… — Чимин шумно шмыгает носом.       — Знаю. Верю. — Альфа прижимает несопротивляющееся тело ближе и нежно целует макушку, будто пытается оградить ото всех бед. — И непременно разберусь с этим.       И Чимину вовсе не обязательно знать, какие сцены разбирательств подкидывает его фантазия. Альфа жаждет крови. Много крови. За каждый обман, за каждое брошенное в адрес его хасеки грубое слово, за каждую слезинку, за каждую секунду их вынужденной разлуки… И он обязательно получит свое.       — Юнги… — возвращает Чимин ушедшего в свои мысли мужчину.       — Ммм?       — Ты ведь правду говорил, что омеги в Даукаре вольны заниматься всем, что им нравится, не получая препятствий?       — Конечно, — хмыкает Юнги, — и, по-моему, стрельба из лука — лучшее тому подтверждение. Но чего же хочет моя Звездочка? — интересуется альфа, когда омега надолго замолкает, уже морально готовясь отправиться на ярмарку или ближайшую деревню, где они прикупят все требуемое для интересующего омегу занятия.       — Твоя Звездочка, — передразнивая обращение, безапелляционно заявляет младший, — хочет конных прогулок.       — То есть тебе меня недостаточно? — играет бровями Юнги, намекая на недавнее.       — Альфа Мин, — злобно шипит омега, с силой шлепая его по голой груди и тут же срываясь на протяжный стон: от полученного удара мужчина невольно дернулся, смещая узел.       — Вы забываетесь, — все же заканчивает омега, растягивая гласные. — Ну так что? — широко раскрыв просящие глаза, вопрошает отошедший от микростимуляций Пак.       — Хорошо, — быстро соглашается, слишком слабый перед омежьим обаянием, альфа, да собственно он и не пытался. — Но немного поз…       Остаток фразы тонет в жарком благодарственном поцелуе.

༺☆༻༺☆༻༺☆༻

      Неспешно направив гнедого жеребца в сторону от проезжей дороги, Чон Хосок сначала услышал постепенно усиливающийся шум: пронзительные визги, недовольные выкрики и периодическое блеяние животных — сливающиеся в непрерывный гомон. А затем уже и увидел длинные неровные «улицы» ярмарочных шатров.       Ловко спешившись и перехватив коня под уздцы, альфа неспешно прохаживался вдоль товаров, высматривая необходимое. Вот с края лоточник продает сладости и злобно покрикивает на любопытных детей, закрывающий обзор на весь его товар. Рядом с ним престарелый омега разложил цветные мешочки, очевидно, с семенами и зычно зазывает покупателей. Через дорогу гончар повыше приподнимает свои творения и что-то громко кричит, явно расхваливая.       Рыночный день еще только начинается и пьяных да бродящих без дела зевак пока еще нет, хотя и людей, в принципе, не особо много. А те, что есть, в большинстве своем делятся на группы и толпятся возле интересующего их товара: дети — у сладостей и игрушек, альфы — у тырл с приведенным на продажу скотом и инструментом, а омеги — у разнообразной снеди и разноцветных тюков с тканями. Иные же стекаются к пересечению ярмарочных рядов — импровизированной площади, дабы занять лучшие места и, несколько часов погодя, беспрепятственно насладиться созерцанием выступления артистов. Особенно пессимистично настроенные зрители несли с собой заранее заготовленные корзины с гнилыми помидорами и тухлыми яйцами.       Приподняв уголок губ в саркастической усмешке, Хосок спешит дальше и буквально через пару поворотов приходит к цели своего путешествия — зеленой лавке.       — Добрый день, господин, — почтительно кланяется Чон, стараясь не задеть стоящие и свисающие то тут, то там пучки с лекарственными травами.       — Неужто и здесь меня нашли, молодой человек? — скрипит в ответ старческий голос. — Но прямо скажу, вы зря пришли, и мое решение останется прежним.       — Но, господин…       — Нет, я сказал!       — Ну раз вы не желаете продать, тогда, возможно, согласитесь обменять?       — Ха, это что же вы такое равноценное хотите мне предложить? Не иначе как унцию тычинок крокуса.       — Вы почти угадали, но не унцию, а две…       — Нет, пекарь Ли, вы абсолютно не правы! — звонкий, но твердый омежий голосок летит поверх остальных, и знакомыми нотками своего тембра заставляет проходящего рядом Хосока отвлечься от приобретения и заглянуть в пекарскую лавку. — Ну не могут десять фруктовых пирожных, взятых за раз, стоить так же, словно я покупал каждое из них по отдельности!       — Послушайте… юноша, если вас что-то не устраивает, то выход в той же стороне, где и вход! — мужчина злобно цедит, не отвлекаясь от перестановки лотков с готовой продукцией.       — Да с таким подходом к покупателям, вы вообще ни одного продать не сможете, — приосанивается омега, воинственно упираясь кулачками в бока.       А Хосок впервые смотрит на младшего из братьев Мин с восхищением — таким омегу он никогда не видел.       — Вот давайте разберемся, отчего вы не хотите снижать цену?       — Молодой человек, я встаю с первыми петухами, — пекарь, усердно имитировавший занятость, теряет надежду, что это отпугнет настырного омегу. Он, наконец, выпрямляется и, поправив сбившийся белый колпак и опершись руками на прилавок, объясняет нерадивому покупателю: — Замешиваю тесто и выпекаю свою продукцию не для того, чтобы выслушивать… Не нравится цена, повторюсь, выход там. К тому же стоимость обоснована! В ней ингредиенты и мое время!       — Независимо от того, во сколько встали, вы бы все равно потратили практически столько же времени на одно изделие, сколько и на десять таких! — Юноша поддался вперед, отзеркаливая позу продавца. — Вот ни за что не поверю, что вы для каждого пирожного отдельно замешиваете ингредиенты и выпекаете их тоже по одному.       В конце своей тирады Ю даже ножкой топнул для большей убедительности.       — Поэтому проявите благоразумие, а я, так уж и быть, куплю дюжину. — Мило улыбается в конце речи омега.       Несколько нескончаемых секунд пекарь Ли поочередно смеривает взглядом пресловутый десерт, омегу и свои руки, очевидно, прикидывая стоят ли несколько монет, его измотанные в клубок нервы, прежде чем обречено произнести:       — Хорошо…       А сверкающий всем кусательным набором, очарованный Чон буквально физически осязает, как у пекаря без малого начинает дергаться глаз.       Тихий, неказистый, спокойный и заурядный, словно серый мышонок, Мин Ю сегодня поистине поразил альфу, вызывая в нем неподдельное чувство восхищения. Небеса, как же этот ребенок был прекрасен в доказательстве своей правоты! Альфа даже на мгновение испугался, что от возмущения крохотные веснушки слетят с курносого носика. Столь яркие эмоции превращали резковатые черты лица в практически красивые.       Вообще-то, природа сыграла злую шутку с омегой, наделив его излишней фамильной схожестью. И если Юнги как альфу подобные внешние данные делали красивым и мужественным, то на слишком худом омежьем лице они смотрелись грубовато, опростолюдинивая мальчика. Да и нескладность омежьей фигуры не делали Ю симпатичнее: там, где у представителей его пола выпуклости — у него равнины, где у других крутые изгибы — у него практически вертикальные линии и отсутствие переходов. Запах — тривиальный. Цвет волос — блеклый. Одним словом, ничего выразительного. Ох, и сложно же Ю будет подобрать пару! Вся надежда лишь на влиятельность семьи и значимость фамилии.       Не подозревая, что стал объектом чужих размышлений, Ю с максимально равнодушным видом прихватывает завернутые в бумажный конверт покупки и, довольно мурлыкая, идет на выход. Юноша еще раз заглядывает в сверток и, втягивая носом приятный аромат выпечки, на ходу пересчитывает приобретенное. Он совершенно уверен в беспрепятственности прохода, посему болезненно охает, врезаясь в своего внезапного наблюдателя.       — О, — удивленно округляя небольшие глазки, потирает ушибленный лоб омега. — Не ожидал увидеть вас здесь, сонсенним.       — Да, я тоже не ожидал вас увидеть, — Хосок же даже не пытается разогнать боль в груди от столкновения, восхищенно заключая: — Ю-щи, вы были поразительны.       — Это всего лишь доводы здравомыслия, — румянея щеками и опуская глаза, тушуется омега, явно довольный чужой похвалой.       Ю поддается немного ближе к альфе и, понизив голос, доверительно сообщает:       — А еще мне очень нравится торговаться.       — О, — глубокомысленно тянет альфа, вновь улыбаясь.       — А вы зачем здесь? — в свою очередь, интересуется Ю. — Извините, но вы не похожи на человека, который любит ярмарки.       — Так же, как и вы — взывал к здравомыслию одного упрямого торговца.       — И как?       — Весьма успешно. — Альфа гордо хвастается своим трофеем, выуживая из висящей на плече торбы книгу. — Это единственные записи рецептов сораксанских монахов.       — О, — тянет омега, не находясь с ответом.       — Ммм… — прерывает образовавшуюся паузу Чон, осознавая, что они так еще и не отошли от лавки пекаря. — Может, вас проводить к Юнги или омеге Пак? С кем из них вы приехали?       — Я сегодня без них, — при упоминании близких людей омега начинает тепло улыбаться, совершенно не обращая внимания, как его улыбка действует на альфу. — Невесток сначала собирался ехать со мной, но у Юнги был для него сюрприз, и я решил не мешать… Они ведь только поладили.       — Ах, наверное, с личным слугой Чимин-щи приехали? Вы вроде бы с ним подружились, — выносит очередное предположение альфа. — Джэдок, если я не ошибаюсь…       — Джэдок тоже не смог поехать…       — То есть, хотите сказать, что вы здесь один?! — Хосок едва не срывается на ультразвук, злясь не пойми на что.       — Не совсем…       — Вы опрометчиво решили отправиться в это место без должного сопровождения! — продолжает тираду не слышащий жалких оправданий альфа. — Да вы хоть имеете представление о подстерегающих юного омегу здесь опасностях? Грубияны, воры, приставалы — и это не полный список список!       — Со мной Ан Мёнхун… — Ю наконец-то удается вставить фразу в нескончаемый поток.       — И где он сейчас? — уже тише вопрошает Хосок.       — Увидел кого-то из бывших односельчан и пошел поприветствовать их…       — И вы отпустили? — альфа вновь возвращается, укоризненно качает головой на чужую беспечность, а Ю досадливо закусывает нижнюю губу. — Тогда, — миролюбиво заключает Чон, осознавая, что явно переборщил с напором, — позвольте, побыть с вами, пока он не придет.       — Будете моим «черным рыцарем» до его появления? — лукаво усмехается младший.       — Именно, — подтверждает Хосок, протягивая руку и предлагая: — Может пока прогуляемся?       Ю в ответ столь активно кивает, что едва не теряет шпильку, удерживающую высокий пучок, и невесомо опускает свою руку на чужую. Это определенно лучший день в его жизни! Словно омега раньше срока получил именинный подарок в виде внимания обожаемого им альфы.       Они неспешно прогуливаются по ярмарке. Хосок даже покупает ему сладости и подводит к площади, чтобы посмотреть начинающееся представление. Младший же Мин отчаянно возводит молитвы, чтобы невидимые силы задержали Мёнхуна, позволив ему как можно дольше побыть в компании Чон Хосока.       За внутренними переживаниями Ю совершенно не обращает внимания, каким взглядом смотрит на него альфа, стоит лишь улыбке расцвести на его губах.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.