༺☆༻༺☆༻༺☆༻
— Господин Пак ушел кататься на лошади, — неловко потупив взгляд, оправдывался прислужник. — Он говорил, что вернется еще до того, как вы закончите с делами, только вот вы освободились раньше запланированного… Не став слушать дальше ненужные объяснения, Юнги, круто развернувшись на пятках, устремился в сторону конюшен. Споро миновав ухоженный двор и пройдясь по небольшой персиковой аллее, бывшей когда-то частью сада, принадлежавшего его папе, Мин, немного сощурившись, стал всматриваться в открытое пространство в надежде обнаружить Чимина. Мужчина уже практически дошел до обновленного заборчика манежа, когда увидел омегу и буквально похолодел от ужаса. Ловко поглощая пядь за пядью, каурый конь резвым галопом несся в сторону конюшен, а его светловолосый всадник, прижавшись к шее животного, совершенно не обращал внимания на развевающиеся змеями-альбиносами волосы. Поняв, что Чимин направляет лошадь в сторону денника, альфа тоже направился туда, не сводя глаз с хрупкой фигурки. — Доброе утро, — Чимин, остановившись у входа в ванно-душевой комплекс, поприветствовал сияющей улыбкой альфу, нервно ковыряющего носком сапога скирду соломы. Юнги молча обходит наездника, становясь с левой стороны и перехватив поводья, тянется к омеге, дабы помочь спешиться, но тут происходит все одновременно. Альфа зацепляется за лежащие на земле зубья грабель, как раз в тот момент, когда омега перебрасывает ногу через седло. Черенок инструмента, «восстав», ударяет по носу животного. Конь, возмущенно фыркнув, взбрыкивает, Юнги выпускает поводья и тщетно пытается поймать сползающего спиной вперед Чимина. Омега, в свою очередь, мягко приземляется на соломенную «подушку» и соскальзывает на более твердую поверхность. — Грёбаная криворукость! — выругавшись, альфа бросается к пострадавшему омеге, бережно обхватывая его за плечи. — Сильно ушибся? Благополучно приземлившийся на стог Чимин физически не пострадал от слова «совсем», чего нельзя сказать об омежьей гордости, которой был нанесен урон. — Ушибся? — переспрашивает Чимин и, вскочив на ноги, с наигранным возмущением добавляет. — Моя гордость не просто ушиблена, она разорвана буквально в клочья! Чувство тревоги не отпускает альфу, и он, обеспокоенно заглянув в глаза напротив, интересуется: — А ребенок? Чимин прерывает занятие по приведению своих одежд в порядок, удивленно посмотрев на мужчину в ответ. — Юнги, — с видом явного превосходства начал омега, потирая ушибленную половинку, — это не то место, где находится малыш. Радость, облегчение, неверие — все эти чувства разом охватили альфу, наконец понявшего, что именно имел в виду Чимин и как он упал. «Люблю тебя», — подумал Юнги, но вслух лишь поддразнил омегу: — В самом деле? Подумать только! Не отрывая взгляда от манящих губ, альфа наклоняется, оставляя легкий поцелуй, и спешит тут же отстраниться. Он опасается, что Пак может быть недоволен публичным проявлением чувств. Мужчина оказывается, как никогда, прав, ибо Чимин недоволен и явно возмущен такой скоротечностью событий. Омега, заправив за ухо перекрывающую шрам темную прядь, обвивает Юнги за шею, притягивая ближе, воодушевленно приветствуя ритмичные вторжения в свой рот. Они, наконец, отстраняются друг от друга, дыша неровно и тяжело. Юнги набирает побольше воздуха в грудь, пытаясь утихомирить разбушевавшееся сердцебиение, твердящее каждым громовым ударом рвущиеся наружу слова признания. Вот он идеальный момент высказать омеге все и задать тревожащий его уже не один день вопрос… — Звездочка… — начинает альфа, тут же замолкая. Хоть их и многое связывает, и омега уже на протяжении нескольких ночей согревает его постель и нежностью отвечает на все проявления чувств со стороны альфы… Слова жгут горло, а небольшое, принадлежащее еще папе колечко нещадно жжет внутренний карман и просится на крохотный омежий пальчик, но Юнги так смертельно боится отказа на предложение Чимину стать его мужем, что в очередной раз переводит тему: — Пожалуйста, не езди верхом один и без моего ведома… — Ты говорил, что ничего не будешь мне запрещать… — Излишне инфантильный в последнее время Чимин быстро начинает блестеть соленой влагой в уголках глаз. — Нет-нет! Что ты! — спешит заверить Юнги, стискивая небольшие ладошки в своих руках. — Я, наверное, просто не переживу повторения сегодняшней ситуации… А так я даже приготовил тебе подарок. — Альфа делает неопределенные знаки конюху. — Вот, только посмотри. — Небеса! — только и смог пробормотать Чимин, в жизни не видевший столь прелестного создания. Плавные, элегантные изгибы, изящные ноги, длинная шея, редкая изабелловая масть и пронзительно голубые глаза — у омеги, любившего лошадей, даже дыхание сперло от созерцания совершенства. — Это… — только и смог произнести Чимин. — Да, — довольный реакцией, произнес альфа, — она твоя. — А… — Чимин неловко оборачивается, не то спрашивая, не то желая что-то сказать. — Хочешь прокатиться? — искусителем шепчет Юнги в покрасневшее от предвкушения ушко. Довольно взвизгнув и бегло оставив смазанный поцелуй на щеке альфы, Чимин шустрым болванчиком закивал: — Больше всего на свете! — Хорошо, — легко соглашается Мин. — Сейчас отправимся в путешествие, только позабочусь о некоторых вещах. Юнги действительно успевает обо всем позаботиться. И пока альфа привязывает лошадей, разморенный долгой прогулкой Чимин проходится по небольшой поляне, срывая редкие соцветия полевых цветов. Омега неспешно приближается к расстеленному под раскидистым вязом одеялу, рядом с которым стоят две большие корзины. — Обед, — пояснил подошедший мужчина, бросая на Чимина смеющийся взгляд, — и, очевидно, ужин тоже. Или же повар считает, что свежий воздух способствует пробуждению аппетита. Чимин тихо захихикал, опускаясь на покрывало, принимаясь выуживать снедь из корзинок. — Проголодался? — поддразнивает усаживающийся рядом Мин. — Ужасно, — подтверждает Чимин, расправляя белоснежные салфетки и выставляя на них принесенные блюда. — Причем, до упоминания возможности перекусить, есть не хотелось совершенно. — В таком случае, — альфа подключается к процессу сервировки импровизированного стола, переставляя на сторону омеги наиболее аппетитные блюда — его малыши не должны быть голодными. Прислонившись спиной к дереву и слегка сощурив глаза от настойчивых солнечных зайчиков, Юнги с легкой улыбкой наблюдает неустанным коршуном, за гуляющим по поляне омегой. Юноша, в погоне за очередным приглянувшимся цветком для венка, мог исчезать из пределов видимости альфы, вынуждая теряющего спокойствие Юнги окликать ушедшего слишком далеко омегу. Чимин в такие моменты лишь улыбался, подходил ближе, чтобы через несколько минут вновь «потеряться» в зеленом море. Наконец, добавив последний недостающий элемент и оставшись довольным результатом, омега вновь «исчезает». Бесшумно ступая по высокой траве, он, стараясь остаться незамеченным, нерешительно приближается к альфе. — Оппа, — игриво тянет высокий голосок из-за спины, — смотри, я сделал тебе венок. «Люблю тебя», — слова признания вновь взрываются в мозгу, отзываясь мелкой дрожью всего тела на нежное обращение. Лица омеги Юнги не видит, но отчетливо может представить мягкую улыбку, когда Чимин надевает ему на голову венок и, чмокнув в щеку, становится напротив, любуясь получившимся результатом. — Тебе идет, — заключает омега и, устроившись рядом, тянется, чтобы отогнать настырных пчел. — Спасибо. — Юнги тут же перехватывает протянутую ручку и притягивает омегу ближе, располагая впереди себя. Альфа обнимает его за талию, позволяя полностью откинуться на свою грудь. — Сказал бы, что век его не сниму, — альфа шевелит своим дыханием бликующие светлые волосы на макушке, осторожно накрывает ладонями и слегка поглаживает омежий живот. — Да боюсь, другие не оценят. Чимин в ответ хихикает и немного ерзает, удобнее располагаясь в объятиях, полностью отдаваясь неге от приятный прикосновений. — Звездочка… — осторожно начинает альфа, целуя омегу за ушком. — Ммм? — мурлычет в ответ Чимин. — Ты поможешь мне в одном важном деле? — Наверное… — омега хитро улыбается. — Смотря в каком… — Организовать праздник для Ю, — продолжает альфа и, смотря на недоуменно ползущие омежьи брови, поясняет: — У него через неделю день рождения. Семнадцать лет, совсем взрослый уже, — нежно тянет Мин при упоминании младшего брата. — И я бы хотел организовать для него настоящее торжество… На мое совершеннолетие этим занимался папа, а Ю с восьми лет остался сиротой и у него есть только мы, и я очень хочу, чтобы ему понравилось… Хосок тоже обещался помочь, но боюсь, что без тебя мы не справимся… — Родителей всегда тяжело терять, и неважно пять тебе, восемь или восемнадцать, — Чимин отстраняется и оборачиваясь дарит утешительный поцелуй в уголок губ, тут же начиная возмущенно пыхтеть: — Негодный мальчишка, ни словом не обмолвился. Небеса, столько всего предстоит сделать, а у меня даже нет подарка! — О, так ты не против? — альфа расцветает улыбкой, получая подтверждение своего вопроса. — О подарке можешь не переживать. Я прикупил ему такого же коня, как и тебе, только это пока секрет. — Хорошо, — согласно кивает омега, прикидывая план дальнейших действий, — я не выдам его даже под пытками. На мое сигарё, Ким Сокджин преподнес мне мой первый взрослый наряд и немного красок для лица. Как думаешь, может, мне как старшему омеге следует позаботиться об этом для Ю? — альфа согласно мычит в ответ. — А по поводу праздника…. Он у нас активный и общительный юноша, думаю, можно будет пригласить ближайших арендаторов и организовать небольшой раут, или провести праздник на природе… шатер там поставить или что-то наподобие рыцарского турнира организовать… — Чимини, есть еще кое-что, — альфа прерывает под вопрошающим взглядом. — Я бы очень хотел представить тебя гостям из столицы вторым хозяином имения. Император будет, возможно, даже с семьей, все зависит от самочувствия Хо Туэна. Наследный принц также прислал сегодня подтверждение присутствия. Ну и еще… Чон Исо… — Дядюшка Исо? — воодушевленно переспрашивает Пак, стараясь игнорировать укол ревности при упоминании омеги императора. — Это отличная новость, я по нему безумно соскучился! Было бы неплохо, если бы он приехал на пару дней раньше, проконтролировал, посоветовал, чтобы все прошло в соответствии с традициями и обычаями Даукары… — О, Небеса, прошу, только не называй его столь фамильярно в присутствии посторонних! — в ужасе прерывает рассуждения омеги Юнги. — Отчего же? — Чимин недоуменно хмурится. — Он мне разрешил. Даже настаивал на таком обращении. — Странно, — тянет Юнги, с содроганием вспоминая показную холодность этого омеги по отношению ко всем и собственному сыну в том числе, — а мы точно говорим об одном и том же человеке? Если честно, даже несмотря на то, что он фактически был моим кормильцем, водил дружбу с моими родителями и то, что он приходится папой Хосоку, мне всегда жутковато рядом с ним. А о его присутствии в имении я беспокоюсь больше, чем за кузена. — Ты его плохо знаешь! — Чимин садится вполоборота, принимаясь загибать пальцы, перечисляя достоинства. — Дядюшка Исо самый добрый, душевный и заботливый омега. Иначе как еще охарактеризовать человека, который в течение нескольких недель вырывал тебя из лап смерти? А позже оберегал в школе гетеров и помогал приспособиться в новой стране? А еще, — омега подается ближе к Юнги и, нежно прижавшись к чужим губам на мгновения, слегка отстраняется, томно шепча: — учил целоваться. Чимин вновь принимает прежнее положение и, опершись спиной на грудь слегка потерявшегося альфы, буднично продолжает: — Да и, в принципе, обучал, как быть с альфой… — Целоваться?! К-каким еще альфой? — возмущенно рычит пришедший в себя Юнги. — Никаким конкретно, — омегу резко разворачивают, испытующе заглядывая в глаза, — и не переживай, тренировались мы на персиках! Разразившись громким смехом облегчения, Юнги обхватывает омегу за плечи и спешным, но аккуратным движением укладывает на спину, нависая сверху. — Ах вот как, — хмыкает Юнги, поглаживая щеку, — значит, ты меня соблазнил? — Если честно, — Чимин снимает с альфы сбившийся венок и с силой загоняя пальцы в темные волосы, зачесывает их назад, открывая чужое лицо, — я и не вспоминал о тех приемах, действовал больше инстинктивно, что ли. — И я очень этому рад, — шепчет Юнги, наклоняясь ниже. — Так что на счет — быть вторым хозяином? — А что мне за это будет? — омега укладывает ладони на грудь мужчины, слегка разводя пальцы. — А что ты хочешь? — опасливо спрашивает альфа, чуть отстраняясь. — Поцелуй… — Самый прекрасный омега, — хрипло шепчет альфа, едва касаясь кончика омежьего носа. — Какой ужас, — улыбаясь, констатирует Чимин, — придется обратиться к дядюшке Исо, он, со своими связями, вмиг раздобудет целебное снадобье, улучшающее зрение! И как при такой меткости я доверился тебе в обучении стрельбе из лука! — Моя язвочка, — довольно ворчит Юнги, жадно вбирая омежьи губы. Альфа сильнее стискивает омегу в объятиях, накрывая своим телом и путая пальцами мягкие пряди. Несколько минут он просто удерживает юношу неподвижно, беспрерывно осыпая поцелуями. Чиминовы же руки лаская, скользят по мужской груди, нежат щеки, смыкаясь на затылке. Прикосновения губ и рук воспламеняют их, а каждый ответный стон повышает градус страсти, заставляя кровь вскипать до бурлящих пузырьков. Они все теснее прижимаются друг к другу, будто стараясь слиться в одно целое, раствориться друг в друге. Юнги сдается первым, рывком распахивая ханбок, спуская халат с омежьих плеч и обнажая грудь. Узловатые пальцы обводят вмиг затвердевшие соски, а груди, словно ожившие в умелых ладонях, становятся источником наслаждения, которое отзывается подрагиваниями и тихими стонами омеги. Горячие ладони соскальзывают вниз, проходятся по кромке штанов, прежде чем проскользнуть внутрь, и сначала играючи, а затем с нажимом пройтись по возбужденной плоти. Губы же вбирают сосок, покусывая и посасывая твердую вершинку. Чимин, послушно следуя за своим альфой, выгибается, подставляясь, а когда губы и руки мужчины меняются местами, омега из-за излишнего наслаждения едва не доходит до края. Но альфа, упрямо перехватив срывающийся капельками белесой жидкости омежий член у основания, не позволяет этому произойти. Не отводя взгляда от омеги, Юнги раздвигает его бедра, сразу погружаясь во влажное тепло, вынуждая Чимина беспомощно выгнуть спину и приподнять бедра, сильнее сжав его плечи. Альфа не останавливается, не сбивается с четкого ритма, он, склонившись к губам, жадно вдыхает омежьи стоны, раз за разом проходя по простате. Жаркие судорожные волны одна за одной пронизывают омежье тело, пока, наконец, Чимин, не выдержав, громко стонет, предательски подрагивая. Все останавливается, а в очередной раз, так и не получивший желаемой разрядки, омега был перевернут набок. Не медля ни секунды, альфа приподняв его ногу, резко вставляет сзади, вынуждая Чимина послушно выгнуться и с беззвучным стоном покорности откинуть голову альфе на плечо, загоняя ногти в удерживающие его руки. Юнги удобнее перехватывает омегу под грудь, меняет темп на глубокий и медленный, выбивая каждым разом из уст своей пары не стоны — крики наслаждения. Чимин, в том же в исступленном желании довести альфу до вершин блаженства, отвечает на каждое движение обволакивающей пульсацией, сжимаясь при каждом проникновении, напрочь лишая Юнги возможности быть нежным. Шепча хриплые, практически грубые слова наслаждения, альфа срывается на остервенелый темп, сильнее стискивая омегу в объятиях, пока они не сливаются в эупарении. Исторгаясь горячим семенем, альфа, наконец, произносит главное: — Люблю тебя, — с этими словами он врывается в последний раз и, когда оргазмирующий омега забился в конвульсиях, слышит в ответ желанное: — Я тоже…༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Восседая на толстом суку и насвистывая незатейливый мотивчик, Ан Мёнхун то и дело бросал взгляд на линию горизонта. Никого. И альфа от обедов бы на неделю отказался, лишь бы эта ситуация не изменилась, ибо посторонних он не любил и относился к ним с подозрением. Другое дело Мины. Мины — они свои, привычные. За столько лет Мёнхун уже обвыкся с ними, да и если положить руку на сердце — то и вовсе симпатизировал. Нет-нет, он совершенно точно не забыл о своей первоначальной цели внедрения в эту семью — альфа честно старался к ним не привыкать, даже называл их всех безлико, не иначе как «барин» с эпитетом характерным, но эта семья превзошла все его ожидания. В хорошем смысле этого слова. Пережившие схожее с ним горе, барин и молодой барин не очерствели и не утратили лица человеческого, руководя ими, слугами-рабами, по справедливости и воздавая по заслугам. Все они призреты: сыты и тепло одеты, их спины не болят от несправедливых ударов, а суставы не выкручивает от непомерного объема работы. А еще о них действительно заботятся: поддерживают, особенно бедные семьи, в голодные годы раздают дополнительные пайки́ припасов, и даже — и Мёнхун не видел подобного нигде — открыли школу для деревенских. Где любой: будь то ребенок или взрослый — мог изучить грамоту и счет, особенно же способных направляли потом на обучение в столицу. Даже внезапно появившийся красивый барин был всей семье под стать: с мягкой улыбкой и добрым взором, порой даже стеснялся и робел попросить слуг сделать нечто большее, чем положено. И краснел словно мальчишка, и долго благодарил, когда Мёнхун, увидевший его терзания по барину, раздобыл корень кускуса. Альфа в тот момент сильно рисковал разрушить свой тщательно удерживаемый образ глуповатого и не очень расторопного слуги, но уж больно жаль стало ему красивого барина… А может, причина во внезапно вспыхнувших отеческих чувствах: напомнил красивый барин ему безвременно почившего сына-омегу. И годков его сыночку было бы примерно столько же, и если б не прошлый его барин, Мёнхун мог бы сейчас поддерживать своего беременного сына… Альфа смахивает выступившие слезы. Что-то он не к месту расчувствовался. Вдали послышался звон колокольчиков приближающегося кортежа, возвращая мужчину в реальность… А чужих он все же не любит! От них добра не жди. Да и предчувствие у него не очень… — Юнги, — омега ловит руку своего альфы и, сильно стискивая ладонь, вынуждает встать рядом, — успокойся, пожалуйста, у меня от твоих мельтешений голова кругом идти начинает. И это мне впору нервничать, а не тебе. Альфа вмиг отвлекается от вытаптывания дорожек во дворе, испуганно замирая рядом с Чимином. — Почему молчишь, что тебе плохо? — мужчина обеспокоенно заглядывает в омежьи глаза и стискивает маленькие ладошки в своих руках. — Может, присядешь? Принести воды? Или, может, веер? — Небеса, успокойся, со мной все в порядке! — заверяет Чимин. — Это было просто образное выражение. — Больше так образно не выражайся, — Юнги показно дует губы, а стоящий позади пары Ю едва сдерживает рвущийся наружу хохот: видеть брата таким слишком непривычно. — Я, между прочим, волнуюсь! — А ты, — омега привстает на носочки, примирительно чмокая вытянувшиеся уточкой губы, — не веди себя, словно омега на выданье. Кто из нас альфа, в конце концов? — Я просто хочу, чтобы все прошло хорошо, — Юнги раздосадованно поправляет сбившийся пояс, — да и наследный принц этот еще. Вот явно что-то задумал. И отчего ему не сидится в столице? — …звездное небо висит над землей, — зычно протягивая гласные и слегка пританцовывая звучащей в голове мелодии, во двор входит Мёнхун, — наши мечты вспоминай под Луной… — Мёнхун, — нахмурившись, интересуется Юнги, — что ты тут делаешь? — Барин, молодой барин, красивый барин, — мужчина прерывает свои песнопения и почтительно кланяется, припадая лбом к земле, — так едут гости же… — И почему ты не дал сигнал? Небеса, Мёнх… — остаток фразы тонет в ритмичном перезвоне колокольчиков. Горн срывается на протяжный вой, забивая своим «басом» мелодичное позвякивание сбруи и ржание лошадей. Трубный звук прерывается как раз в тот миг, когда на территорию имения въезжают вооруженные всадники-гапсы и три экипажа за ними. Император явно решил не привлекать лишнее внимание и ехать налегке. И Юнги его понимает: зачем весь этот церемониал, когда главная угроза набилась в твои попутчики. Мин нервно перетаптывается на месте, но тут же замирает, когда коротенькие пальцы, ободряюще переплетаются с его. Расправив плечи, альфа выходит вперед, дабы поприветствовать уже вышедших из экипажей гостей, а Чимин пользуется моментом и осматривает всю троицу. Император так же, как и он, с интересом осматривает вышедших и тепло улыбается, стоит ему заприметить омегу. Чимин же тупит в ответ глаза и не может сдержать облегченного выдоха, заметив отсутствие Хо Туэна. Ли Бин, напротив, разглядывает всех с легким налетом скуки, равнодушия и явным отвращением, словно само его пребывание здесь требует огромных душевных и физических затрат. Ну и, наконец, Чон Исо вовсе не выражает никаких эмоций, смотря в одну точку. — Ваше величество, — Юнги тем временем первым кланяется императору, а за ним и все жители имения почтительно опускаются на колени, — надеемся, путешествие вас не утомило? — О какой усталости может идти речь, — Ли Кай жестом приказывает всем подняться, — если я ехал на встречу к внукам? И, негодный мальчишка, сколько раз повторять, что в неформальной обстановке меня следует называть не иначе как «дедушка»? — Извините… — Юнги вновь кланяется, но император сводит на нет его очередные попытки выразить почтение, обнимая младшего альфу. — А где, — Ли Кай разрывает объятия, вопрошая, — мой почти взрослый младший внук? Мин Ю опасливо выступает из-за спины Чимина и, подойдя ближе, но все же сохраняя дистанцию, робко бормочет: — Рад приветствовать вас, дедушка, надеюсь, ваше пребывание здесь не будет слишком утомительным. — Подойди и обними своего деда как следует, — командует император, сгребая приблизившегося юношу в охапку. Спустя мгновения старший отстраняется и внимательно осматривает боящегося сделать хотя бы вдох омегу, вынося вердикт: — Несмотря, что вы с Юнги явно пошли в миновскую породу, приятно отметить, что некоторыми чертами лица ты все больше похож на своего папу, и год от года становишься таким же прекрасным, — на последних словах альфа прижимается губами ко лбу омеги. — Спасибо, дедушка, — юноша, смахивая слезы, улыбается. — Ну и, наконец, где мой новоиспеченный внук? — Не видя никаких телодвижений в его сторону, император в упор смотрит на Чимина. — Пак Чимин, мне еще долго ждать, пока вы подойдете и, как положено хорошему омеге, обнимите своего дедушку? — А? Я? — удивленно переспрашивает юноша, несмело приближаясь и позволяя заключить себя в неплотные объятия. — Как поживает мой правнук? — тихо интересуется в омежье ушко альфа. — Все в порядке. — Вот и отлично, — Ли Кай хлопает в ладоши, подавая команду. — Там для Звездочки и его малыша отдельный презент от принца Сухо. Он все уши мне про вас прожужжал. — Ах, спасибо принцу, я тоже ему обязательно что-нибудь передам… — Не стоит, — обрывает его заверения альфа, — вы уже достаточно сделали: как и положено Звездочке, преобразили своим сиянием все вокруг. Старший передает омеге небольшой сверток и отступает в сторону, отдавая право приветствовать хозяев дома наследному принцу. С неизменившимся выражением лица Ли Бин сухо жмет руку Юнги, говоря привычные в этом случае слова и получая такой же ответ. — Ю, — обращается Ли Бин к кузену, — должен отметить, что годы пошли вам на пользу, и вы явно повзрослели. Сколько лет прошло с нашей последней встречи? Вам ведь тогда было лет девять? Омега в ответ бормочет свое почтение и нервно теребит широкие края рукавов ханбока, больше всего на свете желая спрятаться куда-нибудь, — кузена он никогда не любил, и чувство это было у них взаимным. — Десять, — отвечает на последний вопрос вместо брата Юнги. — Вы тогда отчего-то решили запереть Ю в клетке со сторожевыми собаками. — Да? — глупо переспрашивает принц, недобро сверкая глазами. — Не помню такого. Ну да ладно. Альфа резко теряет интерес к кузенам, переключаясь на Чимина. — Ну здравствуй, Сладкий, как тебе живется в глуши? Юнги на подобное обращение к его омеге нервно дергается: — Что за… — начинает альфа, воинственно выпячивая грудь. Но Чимин опережает, прячет неприязнь за виноватой улыбкой — «потом все объясню» — и низко кланяется наследнику: — Все замечательно, ваше высочество. Бин, то ли удивленный, то ли раздраженный подобным ответом, лишь коротко хмыкнул, отходя к императору. Третий гость решает не затягивать церемонию приветствия: он достаточно холодно здоровается с Юнги; более тепло с Ю, только вот младший омега относится к Чон Исо с явной опаской и испытывает неловкость в его присутствии; и ласково с Чимином, в конце уводя последнего в отведенные для него комнаты. — Ну здравствуй, Чимини, — старший раскрывает объятия, стоит только двери за ними захлопнуться, а Пак, пользуясь приглашением, припадает к теплой груди. — Дядюшка Исо, я очень рад вашему приезду, — младший сильно стискивает Исо в ответ. — Все хорошо, мой мальчик? — заботливо спрашивает Чон. Чимин закусывает нижнюю губу и, расцветая щеками, быстро-быстро кивает несколько раз. — Хвала Небесам, — Исо тепло улыбается, нежно гладя алеющую щеку младшего. — Малыш пока не капризничает? — Нет. Почти нет, — тут же правит себя Чимин. — Хосок-ним хорошо следит за нами. — Отлично, я позже переговорю с сыном. Мы тут специально привезли некоторые снадобья и травы для беременных, может, он решит что-нибудь добавить. — Спасибо. — Ребенок отца требует? — Исо не может сдержать плывущей улыбки, видя, как Чимин пуще прежнего заливается румянцем. — Запах ветивера порой очень нужен, — уклончиво роняет младший, — и когда Юнги рядом, то всегда легче. — Ну, я все три своих беременности от шеи мужа не отлипал, — усмехается Исо, — это нормальное состояние. А если дело не касается ребенка, как все между вами? — Все хорошо, даже очень. Юнги заботится о нас, — Чимин тупит взгляд, но все же продолжает. — Я… я недавно перебрался к нему в комнату… И, несмотря на сильную опеку и порой чрезмерное радение, я так счастлив, потому как чувствую, что нас… меня любят, и испытываю то же самое в ответ… — Я очень рад, что ты счастлив. — Исо вновь заключает младшего в объятия. — Я же говорил, что альфа у тебя будет замечательный, и он обязательно положит к ногам омеги, станцевавшему для него танец семи покрывал, весь мир, только дай ему немного времени… Ко дню рождения Мин Ю Дашитэонан преобразился, ослепляя всех, то ли своим великолепием, то ли обилием украшений и светящейся иллюминации. Так или иначе, сегодня имение манило, словно мотыльков, своим сиянием и гостей из числа близживущих соседей, и просто деревенских зевак. У парадного входа замершими изваяниями стояли вооруженные гапсы, и если бы не пытливые взгляды, изучающие прибывающих приезжавших, их вполне можно было принять за декоративные статуи. Экипажи подъезжали и отъезжали с такой скоростью, что обряженные в зеленые ханбоки лакеи едва успевали открывать двери одетым при параде военных обмундирований альфам и разряженным в немыслимо яркие цвета омегам, — упустить шанс лично познакомиться с императором не хотел никто. Уже прибыла, наверное, треть гостей, а виновник торжества был еще не готов… Проведенные накануне предварительные обсуждения и подготовительные работы по подбору подходящих вариантов нарядов были враз перечеркнуты сбывшимися страхами, разбиваясь в прах коротким — «не по плану». Ю, в очередной раз оглядев себя в зеркале, едва не заходится слезами — то, что вчера казалось идеальным, сегодня выглядело детским костюмчиком с подстреленными штанишками глупой расцветки на зрелом и самодостаточном взрослом. Слуг он разогнал еще два ханбока назад. Они своим заискиванием и вечным согласием непомерно раздражали юношу, да и все существенное было сделано: он умыт, надушен и с почти законченной прической. Он практически готов… Чувство лихорадочной тревоги мимо воли сковывает сердце юноши. Ему уже пора выходить, а он еще даже не приступал к макияжу! Скинув с себя очередной яркий халат и отбросив его к небольшой горке других, омега принялся наносить белила, на покрытое золотистым загаром лицо… — Тук-тук-тук, — просунув голову в комнату омеги, Чимин деланно стучит в дверь, — как тут наш именинник? — Чимини-хён, — раздается откуда-то со стороны кровати, — скажи всем, что я заболел и не смогу присутствовать… — Эй, Юи, ты чего? — старший присаживается на край кровати и ободряюще гладит по предполагаемому бедру. — Разве так ведут себя взрослые омеги? — Мне все равно… — громкий всхлип. — Ю, это нормально переживать перед первым настоящим выходом в свет, — продолжает успокаивать старший. — Я помню, как нервничал на свое сигарё: сначала полдня не ел, а потом, когда мне преподнесли стаканчик бургундского для храбрости и блеска глаз, я так захмелел, что едва не пересчитал все углы в доме, и моим опекунам приходилось идти со мной под руку. — Правда? — из-под одеял показывается нос. — Правда, — улыбается Чимин. — Я понимаю, что одеяло — это самое надежное убежище, но все же тебе нужно из него выбираться. — Не хочу… — уже не так уверенно протестует младший. — Ну тогда хотя бы посмотри, что я тебе принес, — Чимин кладет сверток рядом и ждет, пока Ю проявит интерес. — С днем рождения! Извини, что так поздно, — швеи долго вносили последние штрихи. Ю, выбравшись из теплого кокона, усаживается, подогнув под себя ноги, и осторожно, чтобы не помять обертку, принимается разворачивать. — О, — младший поднимает на Чимина восхищенный взгляд, — это же… — Да, — подтверждает догадку Пак, — новый ханбок. И для тебя, как представителя правящей династии, мы посчитали пурпур наиболее подходящим. — Ах, — вскрикивает Ю, радостно кружась по комнате и прижимая обновку к груди. — Это… это все мне? — переспрашивает на всякий случай юноша и, получив утвердительный кивок, восторженно восклицает: — Ханбок безумно красивый! — Тогда давай скорее примерим твой новый наряд. — Чимин, с мягкой улыбкой встает со своего места. Когда с нарядом было покончено, Чимин едва уговорил теперь рвущегося в зал юношу по-новому заплести волосы, заколов их серебряной тиарой, инкрустированной каменьями в цвет наряда. — А теперь — краска для лица. — Словно по волшебству, перед Ю появляются новые баночки с пигментами разных оттенков. — Но я уже. Чимин скептически смотрит на приобретшее землистый цвет кожи лицо. — Я вижу, — с мягкой улыбкой произносит старший. — Мы просто внесем некоторые коррективы, — с этими словами Чимин усаживает младшего спиной к зеркалу и, стряхнув лишние крупицы пудры с кушона, приступает к корректировке. — Вот так намного лучше, — выносит он свой вердикт по завершении и позволяет младшему взглянуть на полученный результат. — Неужто это я? — упоенно шепчет юноша, обращаясь к своему отражению, ибо так… красиво, так взросло и изысканно он не выглядел никогда. — Это не все. — Чимин опускает на туалетный столик длинный футляр, приоткрывая крышку. — Твой брат заранее узнал у меня про цвет наряда и подготовил соответствующий комплект. Юнги сказал, что это аметисты вашего папы, и император специально привез их из семейной сокровищницы для тебя. Ю боязливо тянется к играющим в своих гранях бликами камням, невесомо поглаживает, казалось, сохранившее чужое тепло украшение, громко всхлипывая при этом. — Они прекрасны, — только и может вымолвить он. — Как и ты. И поверь, ни один альфа сегодня не сможет устоять перед тобой. — Чимин, выуживает из широкого кармана носовой платок и принимается размахивать им перед младшим, чтобы прогнать лишнюю влагу из глаз. — А теперь успокаиваемся — негоже радовать недругов размазанной подводкой. Улыбаемся своему отражению на удачу и идем покорять холостых альф! Омеги, хихикая, выходят за пределы комнаты и натыкаются на мнущегося в коридоре Юнги. — Прекрасен! — только и восклицает альфа, вызывая бледный румянец на нежных щеках у Ю и довольную улыбку у Чимина, и подает руки своим омегам, дабы отправиться встречать гостей. Многочисленные гости теснились и шумно переговаривались перед широкой лестницей, отказываясь проходить в глубь танцевальной залы. Могло показаться, что прибывшие заранее местные чеболи желали отдать положенные почести хозяевам дома, ан нет: все как один ожидали выход государя. Прохаживаясь среди гостей, кивая на заученные фразы или отвечая такими же, Юнги, широко улыбаясь, приветствовал каждого. Да и трудно сдержать улыбку, когда твоя душа поет от переполняющего счастья. Ведь ощущать чужое тепло рядом, ловить обонянием нежные ноты самого любимого аромата, а ладонью крепко сжимать другую — ту, что гораздо меньше, — как есть блаженство, в самом своем первозданном виде. Чимин же ликовал: в общей суматохе ему удалось расслышать, как голоса в толпе восторженно перешептывались о Ю. Правда, спустя несколько минут, заприметив брошенные в сторону юноши слишком заинтересованные взгляды, омега забеспокоился, тут же облегченно выдыхая, увидев стоящего невдалеке от Ю дядюшку Исо и крутящегося поблизости Хосока. Вот Чоны точно не дадут их мальчика в обиду. Чимин, кстати, не так давно заметил неравнодушие Ю и Хосока друг к другу. В осознании младшего своей симпатии к мужчине он был уверен и очень надеялся, что этот вечер позволит прозреть и одному лекарю. Вдруг все засуетились, вытягиваясь по стойке смирно, — с первыми аккордами музыки в зал спускался император, еще и на пару с наследным принцем. Ли Кай шел быстро, споро кланяясь налево и направо на восторженные приветствия и лживые пожелания «многая лета», пока не дошел до вкука-омеги и не увлек его танцевать. Вдруг вспомнившая о цели своего приезда, толпа, толкаясь в желании быть как можно ближе к монаршей особе, хлынула на паркет. Но стоило музыке смолкнуть, как император, подведя Ю к Чимину и Юнги, отошел в гостиную с избранным кругом доверенных альф и до конца вечера не выходил оттуда. Развеяв все переживания Ю, бал прошел на высоте: юноша получил много внимания, приглашений в гости и искренних поздравлений, и комплиментов. А Чимин с наслаждением наблюдал за все сильнее хмурящемся от каждой радостной улыбки младшего, причитающейся не ему, Хосоком. Не менее хорошо прошел и последующий праздничный ужин, а Чимин, видя, как Чон весь переключается в сторону младшего омеги, стоит лишь на его лице расплыться радостной улыбке, приложил максимум усилий, чтобы за столом поддерживалась легкая и веселая атмосфера. Уже позже, проводив всех гостей, омеги, уединившись в комнате Ю и укрывшись одним одеялом, до самого рассвета будут перебирать интересные моменты и тихо хихикать на наиболее запомнившиеся из них. Поутру принесенные для вчерашнего именинника цветы от холостых альф, присутствовавших на балу, вызовут у Ю неугасающую радостную улыбку и крайнюю степень раздражения у Хосока. На очередной пышный букет и милую записку с воспеванием красоты омеги — альфа, вспыхнув приступом неконтролируемой злобы, вскочил на коня и скрылся в неизвестном направлении до середины следующего дня.༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Чимин проснулся сегодня поздно и с неохотой поддался хлопотам Джедока по приведению его в надлежащий вид. Омега с радостью бы провалялся весь день в постели — Ю упорхнул с группой очередных ухажеров на прогулку, а дядюшка Исо уже отбыл по делам гарема — но остальные гости должны уехать только сегодня. Так что статус второго господина Дашитэонана обязывает… Тяжело выдохнув и вновь взяв в руки палочки для еды, Чимин принялся вяло ковыряться в своем позднем завтраке. Аппетита не было совершенно. Точнее, не так — ему хочется кремового льда, а не пулькоги. И если бы не Юнги с его дотошностью и чрезмерной опекой, омега непременно бы ежедневно и неоднократно за сутки баловал себя желанным лакомством. Но извечное: «Заболеешь же, Чимини!», и жалобно-тоскливый взгляд избитой собаки у его альфы — напрочь отбивали охоту вступать в споры… Сейчас же ему просто нужно заставить себя проглотить пару кусочков обжаренной говядины. Не столь большая плата за отсутствие рвотных позывов голодного желудка. — Господин Пак, — боязливо озираясь, обратился к нему полноватый, как и положено быть повару, омега, — вот попробуйте… — тише закончил мужчина, поставив перед Чимином доверху наполненную десертом креманку, отошел в сторону и, чинно сложив руки на животе, стал нервно теребить край фартука, внимательно следя при этом за реакцией омеги-господина. — Повар Ги, это… это же кремовый лед? — шепотом спросил Чимин, взирая на непривычное оформление лакомства, и, получив утвердительный кивок, незамедлительно отправил ложку десерта в рот. — Ммм… как же все-таки вкусно, — вынес свой восторженный вердикт оживший омега. — Новый рецепт? — И да, и нет, — повар радостно заулыбался, румянея щеками на добродушном лице, — просто немного доработанный… использовали иной сорт какао-бобов для шоколада. — Гости из столицы привезли? — интересуется Чимин, смакуя очередную порцию сладости, блаженно прикрывая глаза. — Нет-нет, что вы, мы сами, — Ги, смущенно приблизившись, торопливо забормотал: — Мы заметили, что вам с ребеночком пришелся по вкусу этот десерт, но потом вы вдруг от него отказались… А нам так хотелось вас порадовать! Вот мы и решили немного поэкспериментировать, в надежде, что в таком исполнении кремовый лед вам придется по вкусу. — Очень удачный эксперимент. Только пусть это будет нашим секретом, — Чимин, приложив палец к губам, заговорщически подмигнул. — Спасибо вам, — омега довольно облизал ложку, позволяя льду самостоятельно растаять от тепла языка и растечься по рецепторам. — Это именно то, что я… мы хотели. — Что вы, что вы, — повар неловко замахал руками вместе со сжимаемым ладонями передником. — Это мы должны вас благодарить. Вы ведь столько для нас сделали! С вашим появлением все изменилось — весь Дашитэонан словно ожил! — О, я думаю, вы преувеличиваете мою заслугу, — Пак смущенно потупился. — Нет-нет. Скорее, даже — преуменьшаю, — Ги слегка склонился к омеге, словно делясь секретом. — Господин Ю стал равняться на вас, расцвел юношеской прелестью, как и положено омеге его годков. А господина Юнги мы таким счастливым не видели уже очень много лет! — Кстати, о господине Юнги, — Чимин постарался побыстрее пропустить нахлынувшую обиду за альфу и с усердием принялся соскребать остатки кремового льда со стенок и дна, — он хоть завтракал перед тем, как опять пропасть в недрах своего кабинета? — Если кофе считается таковым приемом пищи, то да, — без зазрения совести сдал своего господина омега. — Ясно, — Пак, довольно поглаживая живот, откинулся на спинку стула. — Можете организовать немного закусок? — Как же не организовать, — радостно всплеснул руками повар Ги. — Конечно! Я мигом! Восседая за рабочим столом в кабинете Юнги и грузно опираясь на локти, Ли Кай слушал отчеты внуков, поочередно докладывавших о состоянии дел во вверенных под их контроль сферах деятельности Даукары. И все бы ничего, если бы каждая тема не заканчивалась жарким спором между этими двумя. Право слово, словно маленькие мальчики, дерущиеся за деревянного коня! «Хотя и такое было», — мысленно хмыкнул про себя император. Соперничество между Бином и Юнги зародилось еще в период одного горшка в детстве альф. И порой доходило до абсурдности аргументов отказывающихся отступать от своего младших. Они могли спорить о количестве дней в году и о цвете травы в императорском саду, с пеной у рта доказывая, что она «нефритовая» или «изумрудная». А когда слов становилось недостаточно, в бой шли кулаки. Сначала мальчишки просто отстаивали свою правду любой ценой, позже, по мере взросления их противостояние вышло на новый уровень, где и Бин, и Юнги старались всячески перещеголять друг дружку. И неважно, что это была за сфера: учеба или плевки в длину, владение мечом или поедание острого перца на скорость, победа в чанги или количество разбитых сердец придворных омег… Правда, последний пункт отпал сам по себе, когда Юнги получил свой шрам и попросту отказывался вступать с мало-мальски симпатичными представителями слабого пола в какие-либо контакты. Да и Ли Кай лично видел, как фавориты двора отворачивались, стоило лишь Юнги зайти в помещение, дабы не попасться ему на глаза. Поэтому то, что внук сошелся с омегой подобным Чимину, не иначе как чудом или небесным промыслом и назвать нельзя. А еще, наблюдая за парочкой на протяжении последних дней, император убедился, что юные хитрецы влюблены. А эти ненавязчивые взаимные ухаживания и оказываемые украдкой знаки внимания? Его дедовское сердце теперь было спокойно, что внук оказался в столь надежных, нежных ручках. — За последний месяц с десяток имений по всей Даукаре подвергались подпалам, — тем временем переходит к вопросам внутренней безопасности Ли Бин, — а последнее из них располагалось всего в нескольких милях к северу от столицы. — Что-то стало известно о зачинщиках? — со всей строгостью голоса вопрошает император. Вся королевская гвардия уже в течение многих месяцев пыталась изловить этих поджигателей, но те, сделав свое дело, попросту растворялись в воздухе. — Нет, — Ли Бин машет головой, похрустывая сложенными в замок пальцами, — несмотря на все усилия, пускатели красных петухов так и не обнаружены. Свидетелей, как обычно, нет, и новые люди на территориях замечены не были. Невольно создается впечатление, что они совершают акт самосожжения, вызывая этим пожар. — Но насколько я слышал, — выждав положенную паузу, Юнги решает высказать и свое мнение, — все происходит после проявления чрезмерной жестокости со стороны местных чеболей. Разве нет? — Ты что все это оправдываешь? — возмущается наследный принц. — Ни в коей мере, — так же степенно продолжает Мин, — просто пытаюсь сказать, что, возможно, поджоги не связаны между собой. А все происходящее не что иное, как месть доведенных до отчаяния людей. — Невольники обязаны любыми способами угождать господам, — вносит свои аргументы Ли Бин, — это заложено нормами нашего общества, это оправдано Небесами. Как и применяемые к ним меры наказания. «Рабы, подчиняйтесь своим господам с подобающим трепетом, и не только тем, кто добр и мягок, но и тем, кто крут нравом». — альфа цитирует под конец выдержку из религиозных канонов. — Но это не значит, что местные чеболи вправе бесчинствовать и терять всякий облик человеческий. В Хорвыне наместник Ким сварил в кипящем масле всех зодчих, возводивших для него тайную комнату. А в Освуле местный вельможа вырезал всех альфочек пяти лет из-за того, что один маленький ребенок подобрал яблоко у него в саду. Вот скажи, Ли Бин, что из этого заложено в нормах нашего общества и указано в догмах религии? — Твоя информация утрирована и преувеличена, — сжимая кулаки до белых костяшек, не сдается Бин. — Боюсь, она преуменьшена… — отбивает очередной фразой Юнги. — Человеколюбие тебе не к лицу… — наследный принц не может упустить возможность отпустить шпильку в сторону внешности кузена, который, к его раздражению, стал все чаще ходить с «открытым» лицом. Словно шрам для него уже не имел ни какого значения. — Хотя с таким личиком тебе мало что подходит. — Ли Бин! — император одергивает зарвавшегося внука. — Что ты… — Ничего страшного, — успокаивает деда непривычно равнодушный к словам кузена Юнги, — я уже давно привык, что, когда у наследного принца заканчиваются весомые аргументы, он непременно переходит к теме моей внешности. Кстати, в Даушине помещик Юн сотворил себе гарем из мальчиков-омег, еще не переживших первую течку, — продолжает перечислять подвергшихся поджогам чеболей Мин. — Ли Бин, напомни, сколько лет было самому старшему? Девять? А самому младшему из них было пять! — Спешу заверить, дорогой кузен, — парирует Бин, — что лекарским путем было установлено отсутствие проникновений. Все ограничивалось лишь прикосновениями! И если ты забыл, то прямая обязанность омег — удовлетворять альфьи потребности. Так что плохого в том, что помещик Юн сызмальства растит любовников под себя? — Они в первую очередь дети! — Юнги, не в силах сдержать голос, переходит на повышенные тона. — Они в первую очередь омеги! — Бин удовлетворенно скалится, довольный тем, что наконец-то удалось вызвать Мина на эмоции — обычно у него на это уходило куда меньше времени. — Ты и сам знаешь, что обучение по угождению начинается довольно рано. В первые классы гетер берут мальчиков от шести-семи лет. И ты, как никто другой, должен быть доволен этим порядком. — Отчего же? — сверкает злобой в глазах Юнги. — Ну как же, твой наложник — как раз таки ученик одной из подобных школ. А учитывая, сколько омег с подобной внешностью у тебя было… Дай подумать… — альфа в напускной задумчивости прикладывает палец к губам. — Ни одного. Можно с уверенностью сказать, что эта система обучения явно оправдывает себя. — Мой хасеки, — акцентирует внимание на статусе Чимина Юнги, — был в школе вынужденно и временно! Дверь в кабинет отворилась без стука, являя сначала мягко подчеркнутые тканью ханбока округлые ягодицы, а затем и всего пятившегося омегу. — Уже почти обед, а ты еще не завтракал! — возмущенно пыхтит Чимин, совершая свои манипуляции по проникновению в комнату. — Будешь продолжать в том же духе и не хватит сил на… — остаток фразы стихает, когда омега с подносом в руках разворачивает и ошарашенно взирает на всех троих. — Чимини… — обреченно бормочет Юнги, бросая смущенный взгляд на довольно ухмыляющегося императора. — Извините, я не вовремя, — спешит уйти пришедший в себя юноша, но скрыться хрупкой фигурке не дает Ли Бин. — Ну что ты, Сладкий! — альфа фамильярно перехватывает омежий локоток, лишая возможности побега. — Ты совсем не помешаешь, к тому же мы говорили о тебе. — Обо мне? — Чимин испуганно дергается, едва не рассыпая содержимое подноса. — Конечно, — Бин слегка толкает дверь ногой, притворяя ту полностью. — Вот мне всегда было интересно узнать уровень беспринципности омег. Скажи, неужели альфий статус играет столь большую роль, что вам, омегам, становится все равно с кем спать? — Ли Бин, — угрожающе рычит подходящий Юнги. Он действует одновременно: и перехватывает поднос из рук омеги, ставя его на ближайшую горизонтальную поверхность, и буквально вырывает Чимина из чужих рук, прижимая к себе. — Гляньте, омега-раб, — наследный принц ехидно хмыкает. — И давно ты так размяк, что твой омега совсем распоясался? Где это видано, чтобы наложник к своему альфе и господину обращался на «ты»? — Во-первых, — Мин задвигает Чимина за свою спину, выступая вперед, — Пак Чимин носит титул моего хасеки, и этот вопрос мы уже уточняли сегодня. А, во-вторых, тебя наше общение вообще интересовать не должно. Или столь скучна своя жизнь, что так охота понаблюдать за чужой? — Можешь называть это как хочешь, — Бин делает шаг вперед, показывая, что не боится наступления, — но превращаться в лужу из-за какой-то дырки, смысла я не вижу! — Ли Бин! Мин Юнги! Уймитесь! — Ли Кай зло повышает голос на младших альф. Сегодня его внуки явно заигрались, да и еще ставят под угрозу омегу, носящего, между прочим, его первого правнука! — Может, я пекусь о благополучии наивного кузена? — миролюбиво выставив раскрытые ладони впереди себя, оправдывает свои действия Бин. — Хоть раз нашелся подобный омега, терпящий твою изуродованную рожу, да еще и залетев… — Прекратите! — высокий вскрик Чимина вынуждает всех троих в изумлении уставиться на него. — Что ты сказал? — впадает в ступор от такой наглости Бин — прервать не просто альф, а главных альф всей Даукары, да этого омегу в край распустили! — Я сказал, прекратите завидовать Юнги, то есть господину Юнги, — быстро правит себя Чимин. — Чего? — недоуменно приподнимает брови наследный принц. — А вы разве не заметили? Шраму господина Юнги, — омега указывает на своего альфу, — внимание здесь уделяете только вы. И если честно, даже создается впечатление, что вы жалеете, что у вас нет такого же. Чимин вальяжно проходится вперед, становясь вровень с Мином, потерявшим дар речи от распирающей гордости и счастья от обладания столь прекрасным и бесстрастным созданием. — Но оно и понятно, — тем временем продолжает омега, прижавшись к миновой руке, он любовно заглядывает в его лицо, — ведь он делает моего альфу таким… брутальным и харизматичным мужчиной. Что как тут можно устоять и не пасть перед его чарами? — То есть… то есть, — Бин, сломанным механизмом старой говорящей куклы, пытается подобрать слова, отказываясь верить в происходящее, — ты хочешь сказать, что это тебя не волнует? — Что вы, — широко улыбаясь, возражает омега, — волнует! Еще как волнует! — и почувствовав, как под его пальцами напряглось чужое предплечье, спешит заверить: — Я вот жду не дождусь, когда вы наконец-то уедете, и внимание моего мужчины будет снова всецело принадлежать мне. Знаете, я хочу открыть вам один секрет, — Чимин отстраняется от Юнги и бесстрашно приближается к наследному принцу, чуть наклонившись в его сторону. — Мы, омеги, не всегда обращаем внимание на внешность альфы. Конечно, внешности Юнги, то есть господина Юнги, никакие шрамы навредить не могут, но куда важнее, что у альфы тут, — Чимин невесомо прикасается указательным пальцем к виску принца, — тут, — пальчик смещается к груди, — ну и, конечно, тут, — без зазрения совести и стеснения владельца омежий перст указывает на область пониже живота Бина. — Но, судя по вашим внешним данным и реакциям, во всех этих трех сферах у вас проблемы, — сочувственно заканчивает юноша, неспешно отступая к Юнги. — Да что ты… — Бин захлебывается в своем возмущении, да с ним так последний раз разговаривали — аж никогда! — Вот скажите, — все так же снисходительно обращается к альфе Чимин, — с вами был хоть один омега по доброй воле, а не из-за вашего статуса и его положения в гареме? — Что ты хочешь этим сказать? — глаза альфы подозрительно щурятся, а сам он, подавляемый омежьей аурой, принимается бессознательно отступать. — Совершенно ничего, — мило улыбается Пак, пребывая в зените своего триумфа. — А вы знали, мы с Юнги, то есть господином Юнги, познакомились не здесь? — Чимин вскидывает вопросительно изящную бровь и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Я выращен в другой стране и культуре, где у омег больше прав и свобод, и то, что я сейчас нахожусь рядом с ним, — исключительно мой выбор. А был ли кто-то с вами добровольно и без принуждения? — Ты… да ты… да вы… — Бин, думаю, нам пора, и провожать нас не нужно, — решает спасти остатки гордости наследного принца император и восхищенно подмигивает Чимину, когда проходит мимо него. Буквально вытолкнув старшего внука, на пороге мужчина замирает на несколько секунд, обернувшись, все же решает добавить: — Пак Чимин, вы восхитительны! Омега, растаяв в ответ довольной улыбкой, кивает в знак благодарности. — И, Юнги, — Ли Кай обращается к альфе, — если посмеешь упустить столь замечательно омегу, знай, ты мне больше не внук! — Не упущу, — Юнги приобнимает Чимина, становясь ближе к нему, — ни за что не упущу. Стоит двери за гостями притворится, как Чимин, вскрикнув от неожиданности, взлетает в воздух, а спустя мгновения приземляется на дубовую поверхность стола альфы. — Ты чего? — омега от удивления хлопает длинными ресничками. Юнги в ответ лишь отрицательно качает головой и, склонившись, ворует поцелуй с пухлых губ. — Мой защитник, — благоговейно бормочет Юнги, целуя кончик носа. — А ничего и не защитник, — возражает омега, смущаясь, — я лишь сказал правду! А твой кузен, он просто… — Шшшш, — длинный палец прижимается к чиминовым губам, — черт с ним. Это сейчас неважно. Я давно хотел у тебя кое о чем спросить… — Ммм? — Чимин начинает нетерпеливо ерзать, слегка нервированный излишней серьезностью тона альфы, и испуганно вскрикивает, когда Юнги вдруг, как подкошенный, срывается ниц. Чимин быстро спрыгивает со стола, а следом, увидев, что ему протягивают коробочку со старинным колечком внутри, прижимает ладошку ко рту и в неверии пятится назад, но, не сделав и шагу, упирается поясницей в стол. — Согласишься ли ты выйти за меня? — тем временем задает главный вопрос своей жизни альфа. — Дурак! — Чимин болезненно ударяет Юнги по плечу, мстя за все только что испытанные переживания. — Чимини, — тянет альфа, пытающийся скрыть за улыбкой явно одалевающие его переживания, — это немного не тот ответ, который я надеялся получить. — Да! — омега, оттолкнувшись от столешницы, становится совсем близко. — Да, — Чимин опускается рядом и, обхватив любимое лицо руками, принимается осыпать его дождем мелких поцелуев с непременным «да» на каждый из них. В солнечную июньскую субботу в последний раз Пак Чимин медленно шел к месту проведения свадебной церемонии. Омега не забывал улыбаться и кивать немногочисленным присутствующим, а дойдя до алтаря, с готовностью вложил свою руку в юнгиеву, чтобы больше никогда не отпускать. Мин Юнги же украдкой любовался стоящим рядом с ним прекрасным омегой, до конца не веря своему счастью. Альфа знал, что, настояв провести свадьбу буквально на следующий день после предложения, он лишит Чимина не только надлежащего празднования, но и соответствующего случаю одеяния… Но облаченный в алый ханбок омега с нежными цветами, теряющимися среди светлых прядей, напрочь развеял все сомнения о спешности их свадьбы. И вот сейчас, альфа от сковывающей сладостью предвкушения безоблачного будущего с нежной улыбкой слушал произносимыми Чимином брачные клятвы, а в голове вспыхивали воспоминания. … Чимин, испуганный, но потрясающе красивый (словно самая смелая реализация его фантазий), прохаживается вдоль пирса в порту Гасадалура в ожидании его … … Омега, ожидающий его на берегу лесного озера и от скуки бросающий плоскую гальку. — Неправильно рыбу ловите, — бросил ему тогда Юнги. — Новый метод, — с кокетливой улыбкой возразил Чимин и лукаво добавил: — к тому же действенный. А позже самозабвенно отвечал на поцелуи… … Каким прекрасным был Чимин в тот вечер на роковом балу… … Каким был величественным и упивающимся своей властью над ним во время своего исполнения танца семи покрывал… … Как страстью отвечал на страсть… А сейчас — он, стоя рядом с ним, клялся быть подле в здравии и счастье, в болезни и горе, пока их не разлучит сама смерть. И Юнги уверен, что до конца своих дней будет помнить сияющее счастьем лицо своей пары и его слегка подрагивающий голос.༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Гасадалур
Прическа и свадебный туалет Ким Тэхена у четырех горничных заняли порядка двух часов непрерывной работы. Но потраченное время явно стоило того, ибо омега стал еще более нежным, воздушным, просто неземным созданием. Широкий корсет на китовом усе делал тонкую талию еще стройнее, а бедра визуально округлее. Легкий атлас, словно мокрый муслин, выгодно подчеркивал все достоинства омежьей фигуры. А фламандское кружево и мелкая россыпь драгоценных камней, щедро украшавших ниспадающие на пол, удлиненные фалды фрака, добавляли его образу хрупкости. И восторженные охи, да ахи Мун Чоля и Ким Сокджина были лучшим тому подтверждением. Дабы не разводить излишнюю сырость и волнительность, оба старших омеги были непререкаемой волей Тэхена выдворены из комнаты со строжайшим запретом — до конца облачения ее не посещать. Сейчас, когда жених готов, ничто и никто не помешает его папеньке и старому няню предаться волнительным воспоминаниям прошлого, пустить пару рвущихся на волю слезинок, предпринять неоднократные попытки измять трепетными объятьями свадебный наряд и, конечно, исполнить старинную свадебную традицию. Так, наконец, совладав с эмоциями, Сокджин закрепляет в прическе пару серебряных шпилек. — Они принадлежали еще папе моего дедушки, — отчего-то шепчет омега и быстро отворачивается, совершенно неэстетично промакивая глаза рукавом своего сюртука. — Это шейный платок господина Джувона, — меж тем молвит Мун Чоль, ловко завязывая атлас в многослойный бант. — И, наконец, бутоньерка, — нянь осторожно выуживает хрупкое украшение из голубого ириса и белоснежных гипсофилов, надежно фиксируя его в петлице. — Мы подумали, — Сокджин подходит ближе, слегка приобнимая сына, — что так и он сможет поприсутствовать. — Спасибо, — теперь Тэхен и сам не против подкинуть работы гигрометру. — Я… мне его так не хватает. — Я знаю, милый. Мы все тоскуем по нему. — Сокджин ободряюще сжимает ладонями гладкий атлас. — Идем? — Да, только, — омега немного мнется, — дайте мне несколько минут… — Хорошо, милый, — оба омеги кивают в знак согласия, — мы будем ждать тебя на лестничной площадке. Оставшись наконец в одиночестве, омега подошел к зеркалу, желая вернуть утерянный самоконтроль и лично убедиться, каким он предстанет перед будущим мужем. Немного покрутившись из стороны в сторону, Тэхен успокаивается — все же сегодня превалируют другие эмоции и, довольно взвизгнув, едва не подпрыгивает. У него получилось! Всего за каких-то несколько месяцев у него вышло влюбить в себя одного из самых завидных женихов Гасадалура, который уже через несколько часов наденет ему на палец заветное кольцо, навсегда став супругом! Омега, не в силах сдержать все время плывущих в счастливой улыбке губ, подмигнул своему отражению и отправился в сторону выхода. Но путь ему преграждает букет белых лилий. Тэхен в недоумении приподнимает брови: это кому же захотелось поздравить его раньше всех? Размашистый почерк и несколько строк на карточке для букета расставили все по своим местам:«Удачи, Тэхени,
и будь счастлив.
Навсегда твой друг»
— Господин отбыли на фронт, — тем временем молвит мужчина, принесший букет, — и не смогут присутствовать на торжестве. — Спасибо, — только и смог пробормотать в удаляющуюся спину юноша. Омега досадливо поджал губы, быстро промаргивая выступившую соленую жидкость. Отсутствие близкого друга, да к тому же столько помогшему ему в завоевании альфы, сильно опечалило. Но раз это его выбор, то омега должен быть уважителен к нему, и теперь самое большое, что он может сделать — это молиться за него при возможности. А поплакать о столь опрометчивом поступке Чон Чонгука — отправиться на фронт — он может и завтра. А сегодня его день! И гордо расправив плечи, омега отправился навстречу своему совершенству… идеалу… божеству… — альфе, так удачно совместившему все эти качества в своем лице. Тэхен не учитывал одного, что даже самый яркий нимб может быстро превратиться в удавку на шее. Удавку на его шее.