༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Накануне вечером
— Барин Мин! В очередной раз потерпев неудачу в попытке прорваться сквозь караул, Мёнхун во всю силу своего горла зовет барина под дворцовыми стенами. Ответа нет. Лишь черное воронье с насмешливым карканьем пролетело над ним. Альфа раздосадованно сплевывает. В кои-то веки он добирается до столицы за рекордных полдня, и такой конфуз! Немного поразмыслив, Мёнхун решает объехать дворец вокруг — в поиске челяди или открытых окон. А не заметив ничего, что могло бы помочь его миссии, решается на отчаянный шаг. Свернув в безлюдный переулок и подогнав Канмару в аккурат к дворцовой стене, альфа, ловко встав на лошадиную спину и подпрыгнув, легко перемахнул через ограждение, приземлившись в императорском саду. Мёнхун выпрямляется, отряхивая пыль с ханбока и оглянувшись, замирает. Напротив него стоит мальчик, явно омега, лет шести, и задумчиво кусает указательный палец. — Только не кричите, маленький барин. — Альфа в открытом жесте разворачивает ладони к ребенку, отступая ближе к стене. — Я ищу своего барина, но ваша стража отказалась его вызвать. А у меня к нему послание. Мальчик понятливо кивает: — А кто твой ба-рин? — тянет по слогам непривычное слово. — Барин Мин. Второй внук императора. — Юни-оппа? — Мёнхун неопределенно жмет плечами на странное обращение к его господину. — Я могу передать. — Не в обиду будет сказано, маленький барин, — почтительно склоняет голову альфа, — но мне бы кого-нибудь из взрослых… — Тогда… тогда можем позвать Хэина! — восторженно восклицает мальчик и тут же, поникнув, добавляет: — Правда, он заставлял меня есть противную капустную кашу и я от него убежал. — Ребенок довольно улыбается. — Как ваше имя? — Ан Мёнхун, маленький барин. Альфа всеми силами старается удержать голос недрогнувшим. От одного упоминания имени «Хэин» — мечтательно отзывается его душа. — А я Хони. — Мальчик смело подходит ближе и дружелюбно тянет руку для приветствия. — Точнее, принц Ли Сухо. Мёнхун, испуганно округлив глаза, тотчас падает на колени и бьется лбом о землю, так и замирая. — Ой, встаньте, пожалуйста, — спохватывается Хони и, дуя губы, пытается заставить нового знакомого выпрямиться, потянув того за рукав. — Не люблю, когда все так делают. — Ваше… — призывно тянет высоким голосом выходящий в сад омега, а заприметив разворачивающуюся картину, суровеет. — Немедленно отойдите, принц Ли Сухо. Хони, громко ойкая, подпрыгивает, а Мёнхун, не в силах пошевелиться, умирает от запаха персиков. «Хэин» — совсем как душистый фруктовый сок, смакует на языке омежье имя альфа. Ведь именно это имя произнес маленький барин, он просто не мог ошибиться. А что, если это его безвременно потерянный сыночек Хэин? Беззвучные слезы стекают по щекам отказывающегося поверить в чудо мужчины. Скорее всего, судьба вновь жестока к нему. И этим ароматом наградила еще кого-то, помимо его Хэини. — Но… — протестующе начинает тянуть Хони, стоя все еще рядом с альфой. — Принц Ли Сухо, если вы немедля не подойдете ко мне, я сию секунду позову стражу. — Ты не посмеешь, — вздернув маленький подбородок, упрямится мальчик. — Хотите проверить? — Изящная бровь персикового омеги вскидывается вверх. — Ну что же, я давал вам шанс. — Юноша набирает полную грудь воздуха и, слегка повысив голос, начинает исполнять свою угрозу: — Охра… Боясь навредить новому знакомому, Хони тотчас подбегает к омеге, но отбрасывает чужую руку, когда юноша пытается перехватить маленькие пальцы своей ладонью. — Вы кто такой? — обращается Хэин к прижимающемуся лбом к земле человеку. — И чего хотели от принца? — Этот человек не хотел ничего плохого, — вступается за альфу Хони, — ему лишь нужно передать послание Юни-оппе. — Господину Юнги? — удивляется омега, но строго спрашивает с альфы. — Отвечай, это правда? — Да, — все еще уткнувшись лбом в землю, молвит мужчина, он так боится поднять голову, бросить взгляд и не увидеть… или, наоборот, увидеть, но не того омегу, — на Дашитэонан напали. Я чудом вырвался с посланием для господина Мина, но дворцовые стражники даже слушать не стали… — Выпрямись, когда с тобой разговаривают, — пренебрежительно бросает Хэин. — Я большинство слов разобрать не могу. Альфа нервно вздрагивает и, сжав кулаками земляную пыль, медленно поднимается на ноги. Еще секунда, еще мгновение, очередной выдох. И надсадно опустошив легкие, он вскидывается, вглядываясь в такие одновременно знакомые и чужие черты лица. — Хэини? — чуть слышно бормочет Мёнхун, будучи не в силах пошевелиться, — Сынок? — Отец? — также беззвучно вторит ему омега. — Живой, — облегченно выдыхает альфа и в одно мгновение приближается к юноше, стискивая плачущего омегу в объятиях. — Небеса, ты живой! — Мёнхун слегка отстраняется, принимаясь покрывать чередой мелких поцелуев повзрослевшее лицо своего ребенка. — Какой же ты красивый стал! — выносит вердикт немного пришедший в себя мужчина и, все еще не выпуская Хэина из своих рук, сыплет градом вопросов. — У тебя все хорошо? Ты хорошо кушаешь? Ты здесь работаешь? У тебя есть альфа? — Спасибо, — румянея щеками на похвалу родителя, отвечает омега, все еще прижимающийся к отцовской груди. — Уже все хорошо, я сыт и обогрет. У меня мягкая постель и хорошее жалование. Сейчас я приставлен к принцу Сухо для охраны. И да, у меня есть… любимый... — омега слегка мешается на последнем слове, все же добавляя более корректное, — человек. И он любит меня в ответ. — Я очень рад, что у тебя все хорошо, мой мальчик. Я очень хотел бы познакомиться с твоим избранником. — Вы хотели что-то передать Юни-оппе, — вмешивается уставший наблюдать чужие нежности Хони. — Небеса! — Глупо смеясь, альфа хлопает себя ладонью по лбу. — И правда. Позже будем лобзаться, сыночек. — Мёнхун переходит к цели своего визита. — На Дашитэонан вчера напали. И у меня по сему поводу срочное послание для барина Мина. — О Боги, — в испуге прикрывает рот ладонью Хэин. — Надеюсь, с супругом господина Мина и остальными все будет хорошо. Идем скорей. Передашь ему все лично. — Омега сильнее стискивает руку родителя, ведя его за собой в дворцовые глубины, попутно комментируя: — Он сейчас должен быть в крыле императора, но я уверен — нас пропустят...༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Сейчас
И вот, спустя десять часов непрерывной скачки и два дня с момента осады его родового имения Юнги здесь. Мужчина оставляет обнадеживающие заверения без ответа. Лишь крепче сжав поводья, вновь пришпоривает коня, отправляясь навстречу неизвестности. Альфа проезжает сквозь павшие ворота, что неровными обрубками да щепками валяются в разных сторонах. Минует догорающие останки некогда деревянных построек, что нет-нет да и «расцветут» огненными языками. Ловко огибает разбросанный и разбитый людской скарб, что ненужной ветошью остался лежать на дороге. Казалось, словно в Дашитэонан вихрем ворвалось ненастье и сокрушительными играми прошлось по поместью, а после столь же скоротечно покинуло его пределы. Спасаясь бегством, какой-то омега устремляется к ним, а, вошедшие в раж преследования, трое наемников совершенно не замечают прибывшей подмоги. Зря. Имперские воины парой метких ударов сносят буйные головы, что с глухим постукиванием пару раз отпружинивают от дороги и скатываются к обочине, пока пребывающие в инерции тела еще продолжают бежать вперед. Войско постепенно рассредоточивается, отзываясь на звучавшие с разных сторон просьбы о помощи. Юнги же, стойко игнорируя все обращения, упорно продолжает двигаться вперед. Сначала он должен отыскать Чимина. Пара стычек, один поворот и альфа въезжает во внутренний двор имения, что «кипел» от количества пребывающих там людей: враги, защитники и простые жители — все неразделенной массой хаоса метались из стороны в сторону. Наемники не унимали попыток наступления, а воины, оттесняя простой люд своими широкими спинами, пытались дать им отпор, противостоя нападающим не количеством, а жаждой победить. Ведь если наемники, не имея ничего более ценного, чем их собственная жизнь, сражаются за самого алчного из Богов — наживу, то им действительно было что терять. Сейчас, бесстрашно размахивая клинками и выпуская стрелы, они бьются за любимых, близких, «за пшеничные поля и мудрость гор». И если сегодня для каждого из них уже уготовано место в чертоге мертвых — это не такая уж и большая плата за жизнь дорогих сердцу людей. Сознание Чон Хосока отключилось, предоставляя полное праведного гнева тело во власть инстинктов. Поднимаясь с колен, он подхватил упавший щит, успевая вовремя прикрыться им от удара меча. После этого ловко отшвыривает мешавшую сейчас защиту, сбивая ею одного из нападающих. Альфа сподручнее перехватывает эфес и с боевым кличем бросается в атаку. Ублюдки, твари, звери в человеческих обличиях — нет им пощады! Но его клинок не успевает достичь цели, как соперник, хватаясь за грудь, падает ниц словно подкошенный. Хосок на происходящее недоуменно хмурится и, подняв взгляд, натыкается на… Юнги. Пару раз глупо хлопнув ресницами, альфа быстро приходит в себя, расплываясь в довольной улыбке: — Никогда не думал, что буду когда-нибудь столь рад тебе, Юнгия, — хмыкает Чон, — но поверь, прибудь ты на несколько часов ранее, я был бы рад тебе куда более. — Где Чимин? — немедля допытывается у него Мин, вкладывая окровавленный меч в ножны. — В Северной башне, — понимающе кивает альфа, глядя на удаляющегося в сторону донжона друга. Дав себе несколько мгновений передышки, Хосок в холодной решимости расправляет плечи, готовясь к очередной схватке, когда громкий окрик «Хосок!» заставляет его замереть, а в следующий миг прижать к себе ставшее вдруг тяжелым тело родителя. — Папенька? — недоуменно спрашивает альфа, а когда при следующей попытке что-то сказать изо рта омеги хлынула кровавая юшка, кричит уже в панике: — Папа?! — Ощупывает отцовское тело на предмет повреждений. — Прости, — срываясь кашлем, шепчет старший, вложив в это слово лишь для двоих значимый смысл, и, устало прикрывая глаза, грузно оседает. — Нет-нет! Папа! — заклинает альфа, падая рядом на колени. Трясущимися руками Хосок перевязывает оторванным подолом ханбока кровоточащую от обоюдоострого меча рану на спине. — Папа! — голосит мужчина, словно ребенка укачивая не подающее признаков жизни тело. — Папа… — беззвучно шепчут губы застилаемую бесконечными потоками слез мольбу. Юнги проносится по узкому коридору башни, стараясь не поскользнуться на отрезанных конечностях и залитом вязкими сгустками крови полу. Альфа едва успевает среагировать, когда на него бросается притаившийся в одном из темных поворотов наемник. Мин, не замедляя шага, словно кнутом хлещет воздух мечом. Жалобный лязг разрубленного шлема, так и не сумевшего защитить голову своего владельца, еще не успевает затихнуть, как Юнги добирается к искомой двери. Альфа резко распахивает двери в покои и застывает от разворачивающейся картины: тесно прижавшись друг к другу и сжавшись в единый клубок тел, надсадно всхлипывает Ю, стискивая в объятиях во всю ревущего Джэдока, а стоящий впереди и прикрывающий младших собой Чимин попеременно держит на прицеле наконечника своей стрелы одного из двух врагов. Громко смеясь с уязвимости чужого положения, альфы показушно демонстрируют открытость своей позиции, не веря, что омега может причинить им хоть какой-то вред. Дверь, слетая с петель, ударяется о стену, а после звонко падает на пол, и все словно по команде поворачиваются на звук, с разными эмоциями оглядывая нового участника развернувшейся сцены. Чимин едва не начинает хлюпать носом от облегчения и, вопреки ситуации, счастливо улыбаясь и шепча имя своего супруга, обессиленно выпускает лук из напряженных пальцев. Один из нападающих, испуганно пятясь, отступает к стене и прижимается к каменной кладке столь сильно, словно пытается слиться с ней воедино. А другой, он же дражайший кузен, наоборот, довольно скалясь и вращая рукоятку короткого клинка между пальцами, делает шаг по направлению к нему. — Ну наконец-то ты пришел, — нарочито медленно тянет Бин, отвешивая шутливый поклон. — Я уже переживал, что все веселье пропустишь из-за твоей неторопливости. — Как можно, — Юнги также делает шаг навстречу, в надежде совершить маневр и стать впереди омег, прикрывая. — Хотя зная твой извращенный вкус, — уверен, что все веселье будет дрянь. — Ты просто зануда! — по-детски дует губы кузен, тут же расплываясь оскалом, меняясь в лице с капризного на хищный. — Ну что, братец, история повторяется? Ты опять везде опоздал! — хихикает альфа и со всей серьезностью в голосе добавляет: — Но только сегодня, чур, твой черед терять любимого омегу. — Ты ничего не перепутал? — резче, чем собирался, вопрошает Юнги, терпя очередное поражение в смене позиций, Ли Бином останавливается в аккурат напротив Чимина. — В тот раз погиб О Джун, которого прочили мне в женихи. — Вот именно, — буднично заключает Бин, — я и говорю: «любимого омегу». — То есть… ты хочешь сказать… — выдвигает шокирующее предположение Юнги, — ты… ты любил его? — Всегда. — Не отрывая взгляда от Мина, альфа ныряет рукой за пазуху, доставая небольшую коробочку; Бин благоговейно оглаживает лакированное, уже изрядно стершееся и покрывшееся трещинами дерево, добавляя: — С первой встречи. — Отчего не сказал? — все еще ошеломленный чужим признанием допытывается Юнги. — Я бы отказался от брака с ним. — Ложь! — выплевывает Бин, кроша сжимаемый предмет в кулаке. — Ты хотел его! Я видел, как ты на него смотрел! — Как и на любого другого симпатичного омегу, — равнодушно заключает альфа, в примирительном жесте приподнимая руки. — Мне было все равно на него. — Ложь! — не унимается старший. — Я любил его, а ты отнял! Ты! Ты! Ты! — на каждое «ты» Бин яростно протыка́л клинком воздух, словно вместо бесплодной оболочки представлял вполне конкретное тело. — Ты всегда отбирал у меня самое дорогое: внимание, омег, любовь! Но сегодня я заберу нечто бесценное у тебя. — Бин действует молниеносно: выбросив руку вперед, он хватает Чимина за ворот ханбока и, рванув на себя, крепко прижимает омегу спиной к своей груди, приставляя к тонкой шее острие клинка. — Юнги… — только и успевает обронить испуганный Чимин, отчаянно сжимая губы, дабы сдержать рвущиеся рыдания. — Бин, давай поговорим, — разливается елеем Юнги, чудом удерживая голос от дрожи. Альфа, не отрывая взгляда от пары, нарочито медленно вынимает меч из ножен и осторожно кладет его на пол, делая шаг по направлению к ним: — Тебе ведь нужен я? Так давай покончим с этим противостоянием — забери мою жизнь, но отпусти их. Возмущенное «нет» Чимина тонет во встряске и болезненном нажатии холодного металла на горло. — Твою? — альфа делает вид, что размышляет, а затем заходится диким хохотом, до алой струйки крови впиваясь острым клинком в нежную шею своего пленника. — Что мне за толк в твоей жизни, если ты не будешь страдать? Если не станешь проклинать судьбу за каждый прожит… — так и незаконченная фраза альфы тонет в судорожном хрипе. Хватка с талии Чимина резко пропадает, а сам Бин, панически округлив глаза и бесцельно раздирая ногтями простреленное стрелой горло, хрипит в последний раз, падая замертво. — Наконец, умолк, — выносит свой вердикт Ю и, выпустив вторую стрелу в отчаянно изображавшего из себя часть интерьера второго наемника, отбрасывает лук, словно гадюку, подальше от себя. Омега обводит взглядом потрясенно уставившихся на него родственников, недоуменно вопрошая: — Что? Думаете, я зря тренировался? Да я мечтал это сделать с десяти лет! Словно по команде Мины отрицательно машут головой, а в следующий миг Чимин падает в утешительные объятия своего супруга, щедро орошая горестями пережитого альфью грудь. Сквозь раскрытые окна доносится шум короткого уличного боя, а спустя несколько минут в покои с небывалой прытью для своих лет вбегает сам император в сопровождении неотступно следующих за повелителем гапс и воинов из личной охраны. Одного взгляда на обстановку Ли Каю становится достаточно, чтобы понять, что здесь произошло. Мужчина оборачивается к подоспевшим за ним, объявляя: — Сегодня случился акт героизма и человеколюбия. Несмотря на великий чин, и руководствуясь лишь братской любовью и заботой о ближних, принц Ли Бин ценой своей жизни спас беременного супруга своего кузена. — Да будет он умиротворен в блаженстве, — низко склонившись чужому подвигу, воины хоровым речитативом пропевают традиционную литию. — Да будет воспет его подвиг и услышан потомками, а сам он обретет бессмертие! Четыре человека поднимают тело Ли Бина, вынося его, а двое других, схватив наемника за ноги, волоком тянут следом. Гапсы, проверив покои на предмет притаившихся угроз и нападающих, также выходят — постепенно освобождая помещение от посторонних. С улицы доносятся повторные скандирования литии и краткий пересказ подвига наследного принца. — Кто? — обращаясь к оставшимся, интересуется Ли Кай. — Я, — сделав шаг вперед, словно при ответе учителю, тихо роняет Ю. Император удивленно моргнув, одобрительно кивает: — Не ожидал. И, наверное, — спасибо. Семейное уединение вновь прерывается рапортом одного из генералов: — Ваше Величество, зачистка закончена. И здесь и в лагере… — альфа не решается закончить, замолкает. — Генерал Бан, там что-то не так? — видя неловкое переминание, спрашивает Ли Кай. — Все так... — Мужчина стыдливо прокашливается. — Но, вы должны будете это увидеть! — Лучше словами, — произносит император, — не томи. — В шатре, принадлежащем принц… главарю наемников, — быстро правит себя альфа под насупленным взглядом императора, — обнаружен труп омеги в хрустальном гробу. Также был изловлен монах-чернокнижник, утверждающий, что это их Фортуна! — Омега? — император недоуменно хмурит брови. — Да, Ваше Величество. Я, правда, не знаю, как такое возможно… Но признаков разложения все еще нет, а сам омега выглядит будто спящий. Хотя с момента его смерти прошло практически десять лет! — Генерал Бан, вы так говорите, словно знаете его, — бросает Ю. Мужчина в ответ активно кивает: — Это О Джун. — Альфа стушевано поправляет ворот одеяния, словно он сказал несусветную глупость или ему вдруг резко стало нечем дышать. — Я лично знал и генерала О, и самого омегу… Поэтому с уверенностью могу сказать, что это — он. — Но как такое возможно? — недоуменно округляет глаза младший омега. — Скорей всего, но это только предположение, — спешит добавить Бан, — с этим как-то связан монах. После его допроса станет известно наверняка. Омега согласно кивает, а император задумчиво подходит к окну, наблюдая, как к погруженному в повозку телу его старшего внука выстроилась целая очередь из желающих проститься с героем. — Неужели он был тебе так дорог? — задумчиво роняет Ли Кай. — И отчего ты все время молчал? Генерал Бан, позаботьтесь о безопасной перевозке тела О Джуна в столицу. Через три дня со всеми причитающимися почестями мы захороним их в одной сожженной могиле, — отдает приказ император, печально добавляя: — Пусть хотя бы так будут вместе.༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Четыре месяца спустя
Настоящий первый снегопад спрятал Дашитэонан под белоснежным куполом. Начавшиеся еще утром белоснежные хороводы даже под покровом ночи не прекращали свои замысловатые танцы, скрывая небрежным покрывалом уснувшие до следующего года цветочные клумбы, оставленный за ненадобностью инструмент и покатые крыши строений. За кропотливой работой снежные осадки не забывали и о другой, не менее важной, задаче — они, словно виртуозные художники, умело орудующие кисточками, окрашивали все четкими мазками в единый, девственно-чистый, белый цвет, задавая при этом тон праздничного настроения. А искрящиеся, словно драгоценные каменья, и переливающиеся в отблесках оконного света льдистые кристаллы снежинок всячески старались этому поспособствовать — укладываясь мягкими, пушистыми шапками сугробов вдоль узких расчищенных дорожек, они торопливо украшали улицу, стараясь успеть к Рождеству. Но это на улице происходит творческий порыв природы, в главном же зале поместья уже давно все готово. Еще за две недели до наступления праздника были заботливо развешаны и установлены традиционные декорации, загодя разработано меню праздничных блюд и выбраны подарки, что теперь аккуратной горкой лежали под главной виновницей торжества — красавицей елью. А пропитанный душистой корицей и тертым имбирем воздух — даже у утратившего веру в чудеса человека — вмиг возрождал праздничный задор. — Что-то сегодня пусто в этом зале, — смеется вошедший Хосок, окидывая взглядом порядка двадцати собравшихся на вечерние посиделки жителей Дашитэона. Уголки губ альфы страдальчески опускаются, когда среди присутствующих он так и не обнаруживает искомого омегу. Мин Ю до сих пор не приехал… Взяв, вместо старшего брата, на себя обязательства поздравить императора и его семью с грядущими праздниками, юноша неделю назад отбыл во дворец. И еще вчера должен был вернуться! Хосок даже порывался отправиться в столицу, чтобы выяснить причину задержки и лично сопроводить Ю домой. Но беспокоящийся не меньше него, Юнги еще вчерашним утром выслал небольшой отряд навстречу омеге, вынуждая тем самым Чона притихнуть и в обеспокоенном ожидании возвращения юноши — по двадцать раз на дню выглядывать в окно. А в перерывах между сканированием заснеженных просторов и контролем состояния Чимина — альфа коротал время за переделкой праздничной упаковки подарка для Ю. Словно манерная омежка, ей-богу, он заботливо заворачивал небольшую шкатулочку в клетчатую ткань, педантично размещая на ней алые бусины калины и ароматные еловые ветки. Увы, но Хосок никак не мог усмирить свою потребность сделать юноше приятно. Он, наверное, больше всего на свете алчет увидеть, как загорятся азартом предвкушения темные глаза и покроются легким румянцем яблочки щек, а тонкие пальцы, слегка подрагивая, сорвут идеальную обертку, являя омеге тонкий, филигранный медальон, который приглянулся Ю еще летом, на ярмарке… А потом — аккуратный бантик губ прошепчет слова признательности, и, возможно, даже подарит самую желанную для альфы в этом году награду — благодарственный поцелуй... на щеке… И да, Хосок абсолютно точно не сошел с ума: его мозги все так же преимущественно состоят из серого вещества, а не слащавой розовой патоки — это он как лекарь с уверенностью может утверждать… Просто он… он влю-бил-ся… Окончательно. Бесповоротно. И совершенно незаметно, даже для самого себя. Привычно скрыв порядком подпортившееся настроение из-за чужого отсутствия за широкой улыбкой, мужчина усаживается на софу напротив четы хозяев, весело хмыкая: — Неужели у младшего господина Мина на сегодня ничего не запланировано? — И правда, Звездочка, где гарцующие пони и танцующие медведи? — поддразнивает Юнги супруга, нежно улыбаясь ему, намекая на вчерашнее. На радость всем жителям, минувшим вечером в Дашитэонане было устроено целое празднество! Танцы, музыка, песни — не смолкали весь день, а под вечер было разыграно настоящее представление со специально приглашенными акробатами и артистами с дрессированными медведями. — А ты разве не понял? — Омега театрально кладет руку на свой выпирающий живот. — Я их всех съел. Не желая обращать внимания на тяжесть ношения последних дней беременности, Чимин решил отпраздновать Рождество в лучших традициях. К тому же поводов в этом году было целое множество! Дашитэонан вновь оправдал свое название. В очередной раз скинув шелуху и пепел прошлых невзгод, он возродился, расцветая отстроенными постройками и даже новым, возведенным до первых холодов крылом, ибо теперь его «скромные» параметры более не позволяли вместить увеличившееся число жителей и постоянных гостей. Хо Туэн, хвала Небесам, благополучно разродился, принеся Империи долгожданного наследника-альфу. В связи с чем и за неимением в настоящем серьезных угроз династии (последняя была тщательно развеяна над Большим морем), император милостиво позволил Юнги раз в два месяца наведываться в столицу. Правда, вместо этого Ли Кай сам стал частым гостем Дашитэонана, неизменно утверждая, что «чистый воздух поместья способствует нахождению инаковых политических решений». На деле же, как шепнул Чимину Чон Исо, мужчина попросту скрывался от все еще императорского наложника Хо Туэна, ставшего в разы капризнее и требовательнее. «— Хотя куда более! — возмущался старший омега, злобно сверкая глазами при упоминании фаворита Ли Кая. — Лет пятнадцать назад наш император имел неосторожность пообещать своим наложникам, что того, кто родит ему сына-альфу, он возведет в ранг императорского супруга. Представляешь, это кухаркино отродье запомнило и теперь требует получения обещанного! Одно радует, что император не спешит с выполнением. — Отчего же? — недоумевает младший, отчасти понимая Хо Туэна. — Я думаю, что он наконец-то узрел истинную сущность этого омеги. Да и, — понижает голос Исо, склоняясь ближе к младшему, — от министра правой руки я слышал, что Ли Кай продвигает особый указ, который, в случае чего, да даруют Небеса многие лета нашему императору, позволит Юнги быть протектором при малолетнем наследнике. Если же они свяжутся узами брака… есть большая вероятность регентства Хо Туэна. А это, как ты понимаешь, пагубно скажется на Даукаре, ведь омега крайне далек от политики…» И да, Чон Исо выжил и уже практически обрел былую форму. Благодаря рецептам из книги записей сораксанских монахов и неотступной заботе и лечению со стороны сына, омега споро пошел на поправку. Кроме переживаний, молитв и борьбы за жизнь, ранение Исо принесло и положительные плоды — у них с Хосоком наконец-то появился шанс наладить отношения. Получив то, чего им двоим так не хватало все эти годы — возможность поговорить и объясниться, папа и сын теперь заново учились выстраивать взаимоотношения, наверное, впервые за столько лет ощущая себя действительно семьей. А еще, переживший второе рождение, омега решил отойти от государственных дел и всецело посвятить себя детям (а их у Исо теперь аж четверо!), да еще и маленький дамплинги на подходе. Того и гляди молодежь «наломает дров» в воспитании ребенка без верной руки и острого глаза старшего и более опытного. Да и о проявившемся даре свата нельзя забывать. Вон, как он так удачно подобрал пару для Юнги! Теперь пришел черед позаботиться и о собственном сыне. Нужно только хорошо осмотреться и подобрать подходящего Хосоку омегу, а потом убедить альфу, что это исключительно его решение. К тому же сын значительно облегчает эту задачу, ибо уже определился с выбором, да и избранный Хосоком омега не сказать, что против такого решения… Что же, дело осталось за малым — подтолкнуть пару к открытым действиям. И наибольшей удачей для Дашитэонана за прошлый год стало появление Чимина. Маленького, златокудрого омеги, одним своим присутствием сумевшего вдохнуть в него счастье и любовью, собственно, как и в жизнь хозяина поместья — Мин Юнги. «Счастье и любовь», те самые понятия, которые альфа считал более недоступными для себя, теперь же сидели рядом с ним, даря тепло своего тела; прижимались особенно сильно во время смеха от очередной шутки Хосока; смотрели искрящимися от веселья глазами в его и со дня на день готовились подарить ему первенца. Определено, Юнги в прошлой жизни спас как минимум страну, раз в этой проведение столь щедро его наградило. Мин Юнги, ты — чертов везунчик! Альфа тянется к Чимину, притискивая того еще ближе к себе, и невесомо целует в висок, следом зарываясь носом в слегка вьющиеся светлые пряди. — Ты чего? — Омега обеспокоенно оборачивается. Юнги отрицательно машет головой, едва заметно улыбаясь. — Просто соскучился, — бормочет альфа, убирая выбившийся из-за его манипуляций локон за ухо. — Я же был тут все время, — недоуменно хмурится омега и тут же расцветает яркой улыбкой. — Мне всегда тебя мало, — поясняет Юнги, коротко целуя подставленные губы, и опускает большую ладонь на омежий живот, кладя ее рядом с хрупкой ладошкой Чимина. — Как ты себя чувствуешь? Маленький дамплинги, — перенимает альфа обращение к собственному ребенку у Чон Исо, — сегодня не слишком сильно беспокоит своего папочку? — Все хорошо, — не мигая врет Чимин, скрывая участившиеся вспышки ломящей боли в пояснице. Альфа и без того слишком переживает и опекает его, обмолвись омега хоть словом о недомогании — так пролежал бы все праздничные дни в постели под неусыпным контролем супруга и штата имеющих хоть малейшее представление о медицине и травах слуг. А Чимин не хочет пропускать свое первое и столь масштабное торжество в Дашитэонане. Юнги, кивнув на заверения супруга, клюет того в кончик хорошенького носика и, размещая голову Чимина на своей груди, начинает любовно оглаживать живот. — А вот и я! Я успел? — словно снежный вихрь врывается в комнату Ю и, видя неизменившееся положение Чимина, довольно продолжает: — С пожеланием из столицы счастливых праздников и удачи во всем следующем году! — Ю! — радостно восклицает Чимин, садясь ровно и тут же морщась от слишком поспешного движения. — Ю? — недовольный задержкой брата, хмурится Юнги, отзеркаливая движения своего омеги, усаживается рядом. — Ю, — тихо произносит Хосок, и, к радости юноши, альфа начинает отчего-то глупо улыбаться и неестественно щепетильно поправлять свое одеяние. — Я очень рад, что родные не успели меня забыть! — хихикает в ответ омега, скрывая за острóтой смущение от реакции альфы Чон на него. — Наконец-то ты вернулся, — журит тем временем Юнги. — Почему так долго? Я уже несколько раз успел пожалеть, что поддался вашим уговорам отпустить тебя в столицу. — Альфа обводит своих омег сердитым взглядом. — Ничего страшного, если бы поздравили их позже. — Да, — послушно соглашается Чимин, полыхая смеющимися бесенятами в глазах. — Ты абсолютно прав, — так же послушно соглашается Ю, закусывая нижнюю губу, видя, как воодушевился его брат от неожиданной поддержки Чимина. Юноша еле сдерживает рвущийся наружу смех, ведь, в отличие от альфы, сразу понял причину показного согласия своего сно́ха. — Июнь тоже неплохой месяц для поздравления с Новым годом, — прыскает в кулак Чимин, вызывая всеобщий взрыв хохота. Юнги обиженно дует губы и, сложив руки на груди, театрально откидывается обратно на спинку софы, всем своим видом демонстрируя глубину оскорбления подобным отношением к нему. — Ты все равно теперь вряд ли раньше лета соберешься туда поехать, — миролюбиво заключает Чимин. — Ну, Звездочка... — все еще обиженно тянет альфа, но получив утешительный поцелуй, плывет в довольной улыбке. — Ю! — Чимин протягивает руку к омеге, намекая, чтобы тот подошел ближе. — Ты с дороги. Замерз? Голоден? Я сейчас распоряжусь насчет ужина. — Ох, Чимини, я холодный, — отказывается омега от тесного контакта. — Да и кушать не хочу. — Устал? — вторит Чимину с расспросами подошедший Чон Исо. — Вон щеки какие красные! Да и нос тоже! Может, горячую ванну? — И видя невербальный отказ, старший командует: — Садись тогда скорее, сейчас чай с имбирем пить будем. Еще не хватало, чтобы ты заболел. Ю, сбросив меховую накидку, принимает приглашение старшего омеги. Усаживаясь между ним и Хосоком, юноша начинает отвечать на все заданные вопросы: — Не замерз, верхом было достаточно комфортно, да и быстрее. Снегопад хоть и сотворил красоты, но и дорогу значительно замедлил, поэтому так долго возвращались. Спасибо, — омега благодарственно принимает принесенный чай. — Ванну пока не хочу, может, позже. Устал, но не настолько, чтобы сразу отправляться отдыхать. Как вы? Мы так торопились! — Нормально, — отвечает Чимин, задерживая ненадолго дыхание от очередного спазма. — Вчера был праздничный спектакль, я так надеялся, что ты успеешь на него. — Ох, Чимини, раньше приехать действительно было никак. — Мы? — в свою очередь переспрашивает Юнги. — Ну да, мы. По просьбе Хосока-щи, дедушка отправил вместе со мной имперского лекаря Но Ёна. Он сейчас руководит выгрузкой целебной снеди. — Хосок? — удивленно тянет Юнги, обращаясь к альфе. — Но как же… как же ты? — Я просто подумал, — весело улыбается альфа, наконец отрывая взгляд от Ю, — что ты мне потом не простишь, ведь я увидел бы твоего омегу со столь… интимной стороны. А говорить не стал, чтобы зерно сомнения заранее не проросло на благодатной почве. Если бы лекарь Но не смог приехать, то роды пришлось принимать мне. — Ох, друг... — Юнги тянется вперед, благодарственно сжимая руку Хосока, и переключает внимание на брата, а точнее — выглядывающее из-за ворота украшение. — Ю, что за кулон у тебя на шее? — О, это? — Омега, сжав свисающую подвеску, спешно прячет ее за пазуху. — Это подарок. — Подарок? — Темные брови Мина угрожающе ползут к переносице: его брат слишком мал для столь дорогих подарков. — От кого? Вещица явно недешевая, да и к фамильным украшениям отношения не имеет. — Да? — Ю глупо смеется, скрывая свою неловкость. — Ой, я, оказывается, так устал, — спешно подрывается с места юноша, — наверное, пойду отдыхать! — А ну, стоять! — одергивает собравшегося ретироваться брата Юнги, а Хосок хватает омежью ладонь, не давая возможности удалиться. — От кого подарок? От альфы? Юноша молчит, насуплено опустив голову, явно неготовый к ответу. Старшие омеги когда-то обмолвились, что ревность — это лучший способ подтолкнуть альфу к решительным действиям. Вот Ю в столице и решился подтолкнуть Чон Хосока, так сказать, хоть к чему-то. План был внезапен, прост, а главное, надежен. Во дворце он встретил своего давнего приятеля-альфу по детским играм — Бан Ильу. Как от воспоминаний они перешли к неразделенной любви — для Ю до сих пор остается загадкой, но в тот день омега узнал главное: у Ильу сходная проблема — он безответно влюблен, правда, в представителя своего же пола, но не суть. Недолго думая, Ю решился подговорить альфу к обоюдовыгодному сотрудничеству… И позже омега столь убедительно проявил заинтересованность и неравнодушие по отношению к Ильу, что тот по итогу уже как дней пять млеет в потребных ему объятиях. В плане же омеги — они решили действовать иначе: альфа будет заваливать его письмами и задаривать подарками… И только то, как Хосок сейчас нежно, но крепко сжимает его ладонь, вынуждая едва ли не течь, определено стоило всей этой затеи. Юнги с каждой секундой молчания Ю хмурится все сильнее, а Хосок едва не разрывается от полярных желаний: ему хочется одновременно и надавить на омегу, дабы выяснить имя мужчины, имеющего на юношу виды, и прикрыть собой от нарастающего гнева Юнги. — Можешь не отвечать, — грубо чеканит Мин. — И так вижу, что от альфы. — Угу, — отступать некуда, и омега послушно кивает. — Кто он? — Человек… — тихо отвечает младший брат и едва не морщится от усиливающегося запаха альф. — Имя, Ю. Мне нужно его имя. — Юнги опасно поддается вперед, но маленькая ладонь, опустившаяся на его предплечье, и громкий шепот: «Юнги» — вынуждают альфу оставаться на месте. — Это сын генерала Бана… — Какой из? — Мин явно начинает терять терпение от чужой несговорчивости. — Юнги, — уже громче повторяет его супруг, усиливая хватку на мужчиной руке. — У него их целый выводок, — мягче, чем собирался изначально, заканчивает альфа, неверно трактуя посыл мужа. — Бан Ильу… — еле слышно роняет Ю, а Хосок сверкает от желания расчленить чужую тушку. Даром что лекарь и клятву давал, что лишь пользу людям приносить будет, — этого рыжего, конопушечного недомерка он готов препарировать без обезболивающих. Естественно и исключительно во благо науки и медицины. — Это тот, который… — Юнги! — почти кричит Чимин. — Чимин, — оборачивается к супругу альфа, объясняя как маленькому, — ты разве не видишь, что… — Началось, Юнги! — грубо обрывает омега, срываясь стоном боли, ибо сил терпеть больше нет. Альфа на несколько мгновений застывает и, словно выброшенная на берег рыбка, пучит глаза, безмолвно открывает и закрывает рот. — Дыши, милый. — Чимин опускает ладонь на чужую щеку и улыбается сквозь боль. — И если ты не против, я бы хотел, чтобы мой сын родился не на всеобщем обозрении. Юнги все еще недоуменно смотрит на омегу, отказываясь верить в начало столь долго им ожидаемого. Секунда, две и, чему-то кивнув, альфа подхватывает супруга на руки, унося того в спальню. Вместе с альфой отмер и весь, казалось, не дышавший Дашитэонан. Хосок бросился за имперским лекарем. Исо принялся раздавать приказы по подготовке всего необходимого. Кто-то, обменявшись веселыми взглядами, поспешили на кухню, конюшни, и прочие рабочие помещения имения, дабы поделиться радостной новостью. А Ю, мысленно пообещав любить спасшего его от деликатного разговора племянника еще сильнее, ринулся исполнять поручения старшего омеги.༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Сидя на банкетке, опершись локтями на колени и закусив большие пальцы рук, Юнги нервно стучал стопами по полу. И то, что альфа опустился на мягкое сиденье и зафиксировался на одном месте, было исключительно заслугой Чон Исо. Омега несколько минут назад со смехом пожаловался, что от альфьих мельтешений и безжалостного вытаптывания ковра у него начинает кружиться голова. Громкий вопль Чимина — и альфа, обессиленно зарывшись пальцами в волосы, угрожая выдрать их с корнем, срывается с места, вновь начиная свои беспокойные метания. Двадцать часов! Его супруг рожает уже практически сутки! — Юнги, — смягчившись от чужих переживаний жалостливо тянет Исо, — это всегда долго длится. Уж поверь мне. — Да, я знаю, — отрывисто отвечает он. — Но лекарь говорил, что все обойдется за двенадцать — четырнадцать часов, а уже прошло на шесть больше! — Юнги... — Исо поднимается со своего места и в утешение осторожно сжимает чужое плечо. — Ён — отличный доктор, но даже он не может предсказать рождение ребенка с точностью до минуты. Некоторые роды растягиваются и не на один день… — Небеса! — восклицает альфа, поворачиваясь в сторону спальни. — Я просто больше не выдержу. — Юнги, — с силой удерживают его Исо и подоспевший Хосок. — Вряд ли и в этот раз лекарь Но позволит тебе занять свое место. — Особенно когда за место, правда, причинное, — раздается вдруг голос неожиданно вышедшего и заставшего всех врасплох Но Ёна, — грозятся схватить и вышвырнуть в окно. Мужья, — глубокомысленно тянет лекарь, — можно подумать, что там от вас есть хоть какой-то толк, только под ногами мешаетесь… Лекарь, закончив свою тираду, впивается в Мина немигающим взглядом, но смилостивившись, ободряюще улыбается новоиспеченному отцу: — Мы там, — кивает Но Ён в сторону спальни, — славно постарались, безумно устали, но все равно очень хотим вас видеть. Мужчина замолкает и, видя, как после его слов Юнги практически бегом бросается к заветной комнате, довольно улыбается. Остальные же, после ухода главы уже целого семейства дружной артелью потянулись к лекарю, горя́ от нетерпения узнать, кто же родился — альфа или омега.༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Гасадалур
«Достопочтенный омега семьи Чжи, сим письмом уведомляем, что духовенством аббатства Тьюксбери было обтолковано прошение Ваше на монашеский постриг и вынесена по нему частичная икономи́я. Священнослужителями обители нашей детально были расценены блуды Ваши: естественные и противоестественные. Не будем таить, но за количество и степень тяжести их весомая часть духовенства аббатства Тьюксбери изначально помышляла хлопотать пред архиепископом Ионом Гасадалурским о наложении на Вас епитимьи церковного отлучения. Но разумея осознание и самовольное стремление стать на путь истинный, дабы излечить душу свою заблудшую, духовенство аббатства Тьюксбери готово принять Вас трудником обители нашей. Дабы Вы трудом своим праведным да молитвой, возносимой во славу Господню, смогли искупить вину свою и избавиться от вольных и невольных прегрешений.Настоятель Тьюксберского аббатства,
игумен Хун»
— Ну хоть для них я гожусь, — шепчет Инёп, откладывая письмо. Горестная усмешка на тонких губах искажает красивое лицо, а глаза начинает пощипывать от зарождающихся слез. Хах! Кто бы мог подумать, что он — один из самых блистательных омег королевства и желанная партия для большинства семей — станет практически парией! Его теперь избегают и не замечают в обществе, от него вмиг отвернулись многочисленные друзья, а на брак с ним не соглашаются даже обедневшие дворяне. Но более всего едкой кислотой терзает душу не это, а собственная ненужность семье и их к нему равнодушие — словно он старомодное платье или непригодный для дальнейшей продажи товар! Больно. Так больно осознавать, что ты был лишь пешкой в игре своей всевластной семьи, а когда выявился изъян, стал непригодным для розыгрыша, тебя за ненадобностью, словно больную чумной хворью скотину, отправляют на бойню, предварительно списав… И Инёп руку готов дать на отсечение, что основной причиной его принятия в монастырь были вовсе не монашеские потуги спасения его бессмертной души, а чек с несколькими нулями, заботливо приложенный его отцом к прошению. Омеге теперь дорога в монастырь… Соленые капли, все же не удержавшись, покатились одинокой дорожкой по впалой щеке. Ему так жаль, так жаль… Жаль своей молодости… Жаль своей жизни… Жаль себя… Скудные слезы учащаются, перерастая в настоящие рыдания, а злая усмешка продолжает расползаться вширь. И вот уже Инёп, вопреки ситуации, заходится истерическим смехом, хохоча навзрыд. Ещё раз взглянув на письмо, он сминает бумагу в бесформенный ком, отбрасывая подальше от себя. — «Искупить вину», говорите, — бормочет пересохшими губами, вспоминая о незаконченном деле, — что же, именно с этого и начнем. Омега рукавом своего домашнего костюма утирает лишнюю влагу с лица, а следом снимает все украшения, складывая их в лаковую шкатулку. Юноша переодевается в простое черное платье — излишние блеск и мишура ему теперь ни к чему. Стянув светлые локоны в тугой узел, Инёп привычно подходит к зеркалу, взирая на призрачную тень некогда самого блистательного омеги Гасадалура. Что же, возможно, так действительно будет лучше. Для всех… Но для него ли? Юноша подхватывает невзрачный чемодан со своими нехитрыми пожитками и тихо спускается в холл. Никто из членов семьи даже не вышел его проводить. Жалкие слезы обиды вновь застилают глаза. Как просто можно отказаться от собственного ребенка, стоит тому раз оступиться? Да, он жил неподобающей для омеги его статуса жизнью, но… но… но неужели они даже не нашли возможности сказать последнее «прощай»? Но он не будет плакать! Они этого недостойны! Сильнее сжав ручку своего чемодана, юноша, гордо вскинув голову и расправив плечи, смело делает шаг навстречу новой, пишущейся с чистого листа жизни. Его выдержки хватает ровно на путь до экипажа. Подойдя к вознице и сказав, что ему по дороге в обитель нужно заехать еще в одно место, юноша, спрятавшись в недрах крытой повозки, крепко обнимает себя руками, готовясь к неизбежному. Из-за слишком большой вероятности слез, он не станет бросать прощальные взгляды на дом, в котором прожил практически с самого рождения, не будет вглядываться в его окна… Зря, иначе бы Инёп увидел, как дернулась неплотно занавешенная портьера на втором этаже, в кабинете его отца… Лошади трогаются с места, своим мерным шагом слегка успокаивая омегу. Но по мере приближения к дому Кимов чувство тревоги все увереннее селится в его душе. Что, если их не будет дома, или они откажутся его слушать? Юноша слишком долго тянул с объяснением и очень надеется, что сейчас все будет не зря. Инёп должен спасти чужую душу, даже две. Со Убин так просто не отпускает, альфа отравляет все одним своим присутствием. И раз он не сумел уберечь себя и своего ребенка, возможно, еще успеет помочь другому омеге? Экипаж сворачивает с главной дороги и, прогрохотав по подъездному мосту, подъезжает к парадному входу. Короткий декабрьский день уже подходит к концу, на улице с каждым мгновением становится все темнее, но выбравшийся из повозки юноша не замечает всего этого, упорно идя навстречу приветливым рождественским огням, мерцающим в окнах поместья. Удобно устроившись в одном из кресел в отцовском кабинете, Ким Джувон изучал рабочие отчеты дипломатического ведомства. Не так давно Намджун заподозрил своего начальника, а с недавних пор еще и родственника — Со Югема, в кражах средств, выделенных на проведение дипломатических мероприятий и встреч, и за время своей командировки поручил молодому альфе проверить все траты за последние два года. Джувон устало откидывается на спинку кресла и трет напряженные глаза. С улицы доносится негромкий стук колес, и альфа, отложив всю работу, устремляется из кабинета. Кого могла нелегкая принести в ночь? Неужели очередной хор с праздничными гимнами? Тяжелый хвойный венок слегка подпрыгивает, звеня крохотными серебряными колокольчиками, когда дворецкий открывает дверь, впуская с морозного холода вечернего гостя. — Омега Чжи Инёп? — удивленно тянет Джувон, изумленно взирая на едва узнанного из-за непривычного вида визитера. — Признаюсь честно, не ожидал… увидеть. Что привело вас в столь поздний час? — Альфа Ким Джувон, я, признаться, и сам, — переминается с ноги на ногу омега и прочищает горло, — не ожидал увидеть себя здесь. Господин Ким Намджун или господин Ким Сокджин дома? Я хотел бы с ними срочно переговорить. — К сожалению, их нет. В отъезде. Но я могу все передать. Вы продрогли, — замечает альфа, как вздрогнул омега на его слова. — Может, чаю? И прежде чем юноша успевает ответить, самолично снимает с него плащ, вручая тот дворецкому. — Спасибо за приглашение, — тихо роняет юноша. — Прошу, проходите. — Мужчина галантно направляет продрогшего омегу в гостиную. Обустроенный по последней моде и нарядно украшенный бледно-голубой салон поверг бы любого в восторг, но расположившийся в одном из глубоких кресел Инёп даже не взглянул на окружающее великолепие, да и к чаю так и не притронулся. — Омега Чжи... — Джувон со звоном ставит чашку на блюдце, переходя к главному. — Так какова цель вашего визита? — Хотел попрощаться. — Попрощаться? С моими родителями? — удивленно тянет альфа, но тут же одергивает себя, исправляясь: — Вы уезжаете? Надолго? — Ухожу в монастырь. Навсегда, — припечатывает юноша. — И решил перед уходом покончить со всеми мирскими делами. — Воля ваша. Джувон всеми силами старается скрыть свое удивление: чтобы подобный Чжи Инёпу денди да вдруг в монастырь?! Уму непостижимо! Но мужчина вовремя берет себя в руки, бесстрастно интересуясь: — И как прощание с моими родителями может этому поспособствовать? — Из-за вашего брата, — чеканит омега. — Не знал, что он входит в круг вашего общения, — бросает Джувон, частично теряя нить разговора. Альфу гложет стойкое ощущение, что чем больше ответов на заданные им вопросы он получил, тем запутаннее стала ситуация. — Не он. Я вхожу, — ехидно хмыкает Инёп. — Только не вашего брата, а его супруга. Омега заламывает пальцы от напряжения, понимая, что пора, и на одном дыхании выпаливает признание: — Уже на протяжении нескольких лет я являюсь одним из постоянных любовников вашего зятя — Со Убина. — И что вы хотите этим сказать? — Альфа опасно хмурится, мало ли какие интрижки были у родственничка ранее. — Только то, — омега ненадолго замолкает, подбирая слова, — что я слишком хорошо знаю, каков Со Убин на самом деле, и с уверенностью могу сказать, что Ким Тэхен в опасности. — Вы, должно быть, пьяны? — не выдерживает мужчина. — Если бы. — Уголки губ Инёпа горестно опускаются. — Убин жесток. Крайне жесток и извращен. Да будет вам известно, что он планировал «продавать» тело своего мужа друзьям, и лишь известие о беременности Тэхена его ненадолго остановило. Но… — Юноша прокашливается и, стиснув ладони, добавляет: — Он всегда может передумать. Поэтому повторюсь, пока Со Убин рядом, ваш брат и неродившийся племянник будут находиться в опасности. — Да вы не в себе! — буквально рычит Джувон, вскакивая со своего места. — Возможно. — Инёп вторит его движению, также поднимаясь. Он выполнил то, что хотел, и если этот глупец ему не верит и не собирается ничего предпринять, то это уже не его забота. — Но это не значит, что я лгу. — Я не поверю в этот бред. — Можете не верить. — Инёп замирает на выходе из гостиной, все же решая предпринять еще одну попытку. — Но прошу вас, хотя бы навестить их. Иначе потом может быть поздно… Сон упорно не желал приходить к одолеваемому противоречивыми думами Джувону. С одной стороны, Чжи Инёп совершенно точно безумен! Но с другой… альфа и ранее замечал за Убином излишнюю показную праведность и безгреховность — эдакий идеальный образчик мужчины. Да и Тэхена он практически сразу увез… И за все месяцы брака он брата и не видел ни разу… Так, получал между делом пару, словно под диктовку написанных, скупых писем, что у него все хорошо… «Поздно»… Слово с болью отзывается в груди Джувона. Он уже из-за этого короткого слова однажды потерял брата и совершенно не готов расстаться и со вторым…༺☆༻༺☆༻༺☆༻
Мельчайшие кристаллы льда морозного тумана своим серым покрывалом окутывали улицы, а желтый, тусклый свет фонарей упорно пытался пробиться сквозь них. Совсем рядом завыли собаки, а ощерившийся кот завопил им в ответ. В этот же момент из открывшейся двери трактира хлынул поток света, и желающее спастись животное буквально бросилось под ноги выходящему из пивной человеку. — Вот паскуда! — прокричал вслед удирающей животине чудом устоявший мужчина, а в следующий миг он испуганно отпрянул от дороги, все же неловко падая навзничь. Глухо стуча копытами по булыжной мостовой, мимо него пронеслась четверка резвых скакунов, уносящая измученного бессонной ночью Ким Джувона на север Гасадалура.