Субботнее утро солдат Военной Полиции начиналось с пробежки на большом тренировочном поле. Точнее, начиналось оно не для всех, ибо количество присутствующих каждый раз было разным: кто-то в это время пускал слюни в обнимку с мягкой подушкой, а некоторые солдаты предпочитали потратить эдакие «драгоценные» минуты жизни, поедая завтрак в общей столовой, махнув рукой на какую-то там ненужную беготню. Хоуп была из тех людей, которые пройдут огонь, воду и медные трубы, но свои обязанности выполнят стопроцентно, даже если для большинства это самая настоящая бессмыслица. Впоследствии это стало неким открытием, разворошившим все её ранние установки, ведь изначальный план работы в Полиции для Хоуп заключался в отлынивании вместе с Хитч от основных рабочих дел. В такие моменты она невольно вспоминает Марло и едва заметно улыбается — наверняка бы он надавал ей пинков под зад за такое ребяческое и несерьёзное отношение. На удивление, сегодня даже Хитч разделила вместе с Хоуп субботнюю тренировку. А ведь должно быть совершенно наоборот.
— Вот ведь зараза, молчит и молчит, — ворчала Хитч, держа рядом дистанцию. — Как прошло-то всё, а? Специально меня игнорируешь?
Вчерашний дождь — причина кашля и больного горла Хоуп, но даже это не остановило её встать в самую рань, поспав от силы четыре часа, а то и меньше. Оттого в её голове каждый раз возникал вопрос о том, как же Леви существовал с таким режимом сна практически всё своё время нахождения в разведке. А, может, он живет так всю жизнь? Хоуп старалась отсечь все вчерашние воспоминания и мысли о нём, дабы избежать появления безбожно широкой улыбки на лице и всех расспросов от назойливой задницы по имени Хитч Дрейс. Но эта попытка была заведомо обречена на провал.
— Я простыла, — честно ответила Хоуп, шмыгнув носом в качестве доказательства. — Но если тебе так интересно…
— Издеваешься? Ты просто залетаешь в комнату с криками о платье и скрываешься чёрт знает куда. Поэтому, да, нахрен, мне очень интересно!
Чёртов насморк стал причиной несвойственной одышки, и Хоуп остановилась, пытаясь провести дыхание в норму. Хитч сразу же попятилась назад с весьма настороженным выражением лица.
— Тебе бы в лазарет, — утвердила она. — И вообще, зачем нужно было вставать на эту сраную пробежку? С таким кашлем нужно в постели минимум две недели лежать, а не горе-героя из себя строить.
— Это будет пустой тратой времени, Хитч.
— Прокрастинировать полезно, знала? Тем более с таким кашлем и заложенным носом, — Хитч неодобрительно фыркнула, указав подбородком в сторону городских улиц. — Бегом лечиться. Оставим наш разговор про твои ночные похождения на потом, несносная девчонка.
В голове Хоуп лишь отрицание, непринятие своего бесполезного состояния тела, но чаша весов падает на то, что ей действительно не помешали бы горсть лекарств и горячего чая, укрывшись под несколькими слоями одеял. А чай она, кстати, не пьёт.
И какого, собственно, хуя?
Всё опять свелось к мыслям о вчерашнем: все те касания, едва слышимые нелепые вздохи и горячая кожа рук, касающаяся дрожащего от холода тела. Так млеть, вообще-то, пиздецки стыдно и неправильно, и за это Хоуп отругала себя бесчисленное множество раз. Явное бессилие перед человеком для неё верх угрызения совести. Она даже не заметила, как Хитч уже подавно стояла вдалеке с другими проснувшимися в такую рань солдатами, готовясь к следующим упражнениям и тренировкам. В этот момент Хоуп пришло отчётливое осознание, каково это — застыть на ровном месте, витая где-то в закоулках собственной головы, прокручивая один и тот же момент.
— Леви, — невольно вспомнила она, произнеся его фразу с лёгкой усмешкой. — Просто Леви. А как же.
Потихоньку городские улочки начали оживляться, наполняясь торговцами и теми людьми, которые предпочитали трудиться с самой рани. Отчего-то наблюдать Хоуп за этой рутиной оказалось, на удивление, приятно, словно сейчас все действительно на какое-то мгновение окунулись в расслабление. Лёгкое, весёлое и все равно заставляющее самую малость тревожиться. Болеть Хоуп ненавидела равносильно любой образовавшейся ране на теле, но закидывать в себя бесконечное количество лекарств ей было куда паршивее, нежели ходить с бинтами.
Лазарет по утрам либо пустовал, либо же оживал скоплением солдат разных подразделений по определённым причинам. Сегодня тот день, когда количество людей в нём было довольно большим, и Хоуп уже заведомо пустила в свою голову удручающие мысли о том, что дождаться своей очереди — дело гиблое. Усевшись на свободной скамье и вновь почувствовав в горле зуд от ебучего кашля, она принялась медленно сканировать всех присутствующих. Большинством оказались новобранцами Разведкорпуса, но это уже не вызывало прежнего удивления Хоуп от того, насколько же эти люди готовы были броситься на верную смерть. В кадетском училище подобные солдаты, вроде Эрена, всегда вызывали недоумение, а сейчас Хоуп лишь с едва заметной улыбкой наблюдает за тем, с каким желанием они готовы тренироваться, даже если ни черта не выспались.
— И на сколько сказали завязать с тренировками на УПМ? — спросил солдат разведки у другого, глядя на перебинтованную ногу.
— Около месяца. Месяц, ёбаный рот! — с явным недовольством буркнул в ответ другой.
Дальше их диалог Хоуп подслушать не удалось из-за появившегося рядом человека, что так беспристрастно вторгся в её личное пространство и вовсе не желал отойти в сторону. Она медленно приподняла на него свой взгляд и мгновенно удивилась.
— Здравствуй, Хоуп, — коротко и с некой виной произнёс Флок.
Отвечать ему сразу же язык Хоуп не осмелился: то ли от непостижимой обиды за все сказанные ранее слова, то ли от своего не самого радостного настроения с утра пораньше. Впрочем, что-то вымолвить ей все же пришлось.
— И тебе доброе утро.
— Повредила себе что-то?
Флок сел рядом, надеясь хотя бы на какой-то диалог после томительного безмолвия между ними. Но интерес Хоуп был по-прежнему уделён только новобранцам, хотя должно быть наоборот. Друг ведь, как-никак.
— Нет, я простыла.
— Что? Как?
— Под дождь попала.
Она не смотрела на него, а Флок внимательно выслушивал каждое сказанное слово, словно от этого зависит вся его жизнь. Даже не смутил её ужаснейший кашель с заложенным носом. А ещё показалось, что он сел к Хоуп чуть ближе, чем это дозволено.
— Да, вчера был недобрый ливень, — Флок приметил её понурый из-за болезни взгляд, — Я бы хотел обсудить недавний разговор. Прости, что я сорвался на тебя и так резко высказался насчет перехода в Полицию. Ты сама вправе решать, что тебе делать со своей жизнью.
В этот момент Хоуп припомнила слова Жана о том, что рано или поздно Флок явится с извинениями. К счастью, это оказалось правдой.
— Ты говоришь абсолютно очевидные вещи, Флок, — её легкая усмешка показалась Флоку не столько едкой, сколько полной разочарования, — Но я уже не сержусь и отпустила эту ситуацию.
— Я рад. Может, прогуляемся вокруг лазарета? Очередь твоя ещё будет нескоро.
Флок поднялся со скамьи и протянул ей руку, словно без него встать Хоуп самостоятельно не в силах. Странным ещё было то, что Флок совершенно не дал ей права выбора, и Хоуп оставалось лишь согласиться с его предложением о прогулке. Впрочем, эта затея показалась ей весьма разумной, нежели просиживать в томительном ожидании, вдыхая удручающий запах лекарств.
— Идём, — кивнула Хоуп, протягивая в ответ свою руку.
Кожа Флока была холодной, что в принципе было неудивительно — за окном медленно подступает промозглая и раздражающая зима. Его жест до сих пор казался Хоуп непривычным и в какой-то степени неловким, поскольку Флок ещё несколько секунд держал её руку в своей, пристально глядя на эти недолгие касания.
— Э-э-э… — вырвалось у Хоуп ненароком, когда он все ещё касался её пальцев, — Ты чего?
— А? Извини, — Флок резко отстранился, повернувшись в сторону выхода из лазарета, — Призадумался.
По телу вновь неприятно ударил холод, и Хоуп даже сквозь утеплённую военную форму ощутила мимолетные покалывания. Флок выглядел понуро, отчего-то напряжённо и чрезмерно волнительно. Таким она видела его впервые.
— Тебя что-то беспокоит? — тишина была прервана её вопросом, и Хоуп легонько толкнула друга плечом, дабы взбодрить и прогнать печальную гримасу с его лица, — Сам не свой.
— Ночью я вижу один и тот же сон, — Флок остановился, вглядываясь в её обеспокоенные глаза, — Крики павших товарищей, их мольбы, раздробленные части тел и… Я, который единственный, блять, остался в живых. Ну, не единственный, — он горько усмехнулся, разделяя скопившуюся боль на пару с Хоуп, — Такое чувство, будто всю оставшуюся жизнь я буду винить себя за это.
— Нет, не надо, — её голос был твёрд, — Ты — единственная причина, по которой я осталась жива в тот день, понимаешь? И я буду благодарна тебе за это до конца своих дней, Флок.
Они остановились, не договариваясь, и наблюдали за тем, как ветер небрежно ворошил их волосы. Красноватая макушка Флока ярко выделялась посреди всеобщей серости и безнадёги городских улиц. Флок быстро сменил печальную гримасу на лице.
— Ты выглядишь более живой, — он слабо улыбнулся, — И счастливой, даже с учётом твоего красного носа и ужасного кашля. Это на тебя так работа в Полиции повлияла?
— Да, она самая. Знаешь, командир Эрвин, наверное, прогадал с моей «смелостью» в этом плане. Никакой я не разведчик и место моё по-прежнему в Полиции.
— Нет, он всё правильно понял, — Флок отрицательно покачал головой, — То, что ты приняла участие в самоубийственной атаке уже говорит о многом. Мы были готовы запросто расстаться со своей жизнью.
Погода разбушевалась с новой силой: в воздухе парили оборванные части газет и поднявшаяся пыль, отчего они вместе зажмурились. Не хотелось остаться без глаз из-за такого пустяка. На лице Флока появилось странное выражение — что-то похожее на вину, смешанную с непостижимым облегчением, и он подошёл чуть ближе.
Расстояние было пагубным — Хоуп буквально ощутила его дыхание.
— Иногда я слышу шёпот, — тихо произнёс он, словно боясь оказаться замеченным и подслушанным, — Со мной говорят умершие товарищи, но я не могу разобрать ни одного слова. Только отчаянные вопли.
И он говорил правду. Нормальный бы человек подавно отпрянул от Флока куда подальше, назвав поехавшим на голову или что ещё похуже. Самое печально во всей этой ситуации то, что Хоуп
понимала его, как никто другой. Они тихо сходили с ума.
— Я… тоже слышу, — её голос был такой же тихий, почти шепчущий, — Порой такое чувство, что кто-то держит меня за руку. Как Марло перед тем, как мы расцепились в той битве. Она холодная, как у мертвеца. Я смотрю и понимаю, что на самом деле меня никто не держит, это я отчаянно цепляюсь за умершего друга.
В глазах его пронеслась мимолетная обреченность, и Флок обнял её, сдерживая поток нахлынувших слёз. Хватка была сильной, почти давящей, но больно не было — Хоуп лишь уткнулась в его плечо, пытаясь не поддаться в подступающую истерику.
— Флок, а что ты делал в лазарете? — Хоуп попыталась перевести тему, прикрыв глаза.
— Отводил новобранцев, которым очень понравилось выёбываться в свои первые дни, — голос его был менее тосклив, и Флок усмехнулся. — О, командир Ханджи!
Флок впопыхах скрыл все следы понурого состояния, в том числе и покрасневших глаз. Объятия были недолгими, но полными поддержки и тягостного понимания. Он медленно выпустил Хоуп из своих рук и улыбнулся, переключив всё внимание на подошедшего командира.
— Доброе утро, командир Ханджи, — тепло поприветствовала Хоуп, заметив за её спиной знакомый силуэт. — Как обстоят дела с гильотиной?
— Я жду не дождусь, когда мы с Эреном будем вновь проводить эксперименты по его способности укрепления. Это нам о-очень пригодится, а ещё я думаю о том, куда бы ещё эту силу применить, — Ханджи рассказывала об этом с привычным восхищением. — О, да, кстати, и тебе доброе утро! Неужто в Полиции тренируются в такую рань?
— Вхожу в малый процент совестливых людей, — ответила Хоуп, мельком обращая внимание на тот самый силуэт за командиром.
Ханджи увлечённо рассказывала о предстоящих экспериментах с титаном Эрена, а Флок, хоть и подавно знал всю эту информацию, но все равно слушал её с подлинным интересом, проявляя искреннее уважение. Командир любила делиться всеми скопившимися безумными и не очень идеями, оттого Хоуп каждый раз восхищалась этой женщиной и её эдаким мозговым штурмом. Её громкий смех, бесконечное любопытство, доброе сердце, любовь к новым знаниям… Она напоминала самой себе о том, что всё ещё жива. Зоэ считала это неким отвлечением от последних событий и от того, что теперь она
четырнадцатый главнокомандующий Разведкорпуса.
Ведь ей совершенно этого не хотелось.
Хоть Эрвин и предупреждал её об грядущем бремени, о тяжёлых решениях и ужасной ноше в глубине души. Предупреждал о том, что рано или поздно Ханджи придётся смотреть на то, как Смит отдаст последний приказ и отправится туда, в небытие, откуда будет лишь наблюдать с остальными павшими солдатами, отдавшие свои израненные сердца. У Ханджи это не укладывалось в голове.
— И ещё, возможно, мы сможем соорудить нечто новое, — с прежним возбуждением говорила командир, развернувшись в другую сторону. — Ладно, ребятки, дел у меня ого-го. Да-а, кстати, Флок, не забудь про сегодняшнее собрание и тех новобранцев. Всем хорошего дня.
— Есть! — ответил Флок.
— Отдыхайте хоть немного, — напоследок посоветовала Хоуп, — Здоровье важно беречь.
— Да ну? — рассмеялась Ханджи, слегка повернув к ней голову, — Поэтому ты, дорогая, с заложенным носом вышла на тренировку?
В ответ Хоуп лишь шутливо и негромко фыркнула, но согласилась — сама ведь поступила противоречиво и немыслимо глупо. Ханджи ушла с улыбкой, похожей на последние лучи заходящего солнца — мимолётные и яркие, утопающие в безмолвной ночи. Хоуп и Флок проводили её недолгим взглядом.
— Вернёмся в лазарет? — спросил он. — Наверняка народ уже разошелся по своим делам. Да и мне уже следует проверить ту мелюзгу.
— Мелюзгу? А ты, что, разве сам ещё не такой?
— То, что ты меня старше на три года, — Флок наклонился к ней с невозмутимым и хитрым выражением лица, — Ещё ни о чём не говорит.
— Не могу разобрать слова малыша.
— Вот ведь…
Хоуп мгновенно ринулась с места прямиком обратно в лазарет, не дав Флоку договорить свои «угрожающие» слова. Ледяной ветер развевал её волосы и ударял по коже лица с ещё большей силой, невольно заставляя Хоуп быстрее бежать до тёплого помещения. По этой причине Флок одержал поражение и не успел её догнать, хотя был к этому чертовски близко. Попрощались они в виде короткого кивка друг другу, и Флок скрылся в поисках новобранцев разведки. Хоуп же направилась к доктору, ожидая услышать очевидные вещи про постельный режим и принятие противных микстур от кашля. Воротило только от одного их дотошного запаха.
— Ничего смертельного, но лучше не рисковать в такую погоду тренироваться, — заключил доктор, протягивая ей пузырек с лекарством, — Два раза в день.
— Благодарю.
Рассматривая ещё несколько секунд прозрачный пузырек с тёмной жидкостью, Хоуп хотела повернуться в сторону выхода и отправиться, наконец, лечить свой бедный организм в объятиях тёплой постели. Как бы ей не хотелось тратить своё время на обыкновенное лежание, болезнь одержала верх. Раздавшийся позади голос стал преградой для её «лечебных» планов.
— Вам как обычно, капитан Леви? — с улыбкой поинтересовался доктор, поправляя очки.
Капитан стоял за спиной, и Хоуп медленно повернулась к нему с весьма заинтересованным лицом. Без слов. Они и не нужны были вовсе — Леви и Хоуп поприветствовали друг друга быстрыми взглядами, а после капитан сел перед доктором на стул. Не хотелось показаться чрезмерно бестактной и совать маленький нос в чужие дела, но в Хоуп очень «вовремя» проснулась натура под названием «Хитч Дрейс», и она сделала вид, что выходит из кабинета, а на деле лишь остановилась у двери. Пришлось напрячь слух, хотя опять же стало ужасно стыдно.
— Помогает вам ромашка? Или хотя бы… сон? Ох, точно, вы же говорили, что плохо спите, — рассуждал доктор, — Головная боль усилилась или пошла на спад?
— Терпимо, — коротко ответил Леви и сделал странную паузу. — Подожди меня у двери.
Гадать о том, кому адресованы были эти слова было бессмысленно, однако, осознание Хоуп пришло отнюдь не сразу. Ответом на его просьбу было лишь безмолвие, и она, наконец, вышла из кабинета доктора, вдыхая обыкновенный воздух, а не аромат приевшихся лекарств. Ожидание Леви не затянулось и дверь неприятно скрипнула.
— Веет от тебя инфекцией даже за милю, — утвердил Леви, встав напротив Хоуп.
— Досадно, но факт. А ты что делал в лазарете в такое время суток? Головные боли?
— Не только они. В последнее время, когда я засыпаю, то вижу во сне странные обрывки. Река и что-то ещё. Кажется, цветы, — выражение на лице капитана стало довольно рассудительным, — Белые цветы.
Хоуп едва заметно встревожилась из-за вновь нахлынувших видений, которые постучались в голову Леви. Единственный плюс — на сей раз этот сумбур обошел её стороной, но легче не было вовсе. Пришлось знатно напрячь память, дабы возродить всё то, что Хоуп удалось застать в своей голове.
— Я помню только… — её взгляд был нахмуренным и даже сосредоточенным, — Мужчину в костюме, кажется, на нём был галстук. Странное помещение и скопление безликих людей. Это я увидела в тот день, когда мы защищали город от титана отца Хистории.
Леви изрядно заебался и выглядел, мягко говоря, паршиво. Даже не мягко, а пиздецки паршиво из-за привычных синяков под глазами, которые усилились в цвете и были подобны настоящей смоли. Он предпочёл бы рыскать в кучке рутиной документации, нежели таскать своё тело по каким-то лазаретам в поисках ответов о том, почему же его голова так раскалывается. С собой в комплекте эта боль захватила видения, сны, в целом — самую настоящую хуйню, коей для Леви это всё и являлось. Усугубляло весь этот сумасброд то, что замешаны во всём этом были только они вдвоем.
— Ёбаное дерьмо, — Леви звучал глухо, — Значит, эта хрень будет до конца жизни преследовать нас?
— Не думаю, что нужно делать поспешные выводы. Однажды я предположила, что мы можем быть связаны с титанами, но ты напрочь отказался верить в эту теорию, — протянула Хоуп с лёгкой улыбкой, и в этот же момент кашель не вовремя подступил, — Чёрт.
— Если бы ты была титаном, — капитан развернулся, обозначив завершение диалога, — то после битвы за Марию восстановилась куда быстрее из-за регенерации. Поэтому я всё ещё продолжаю верить в то, что это следствие всего пережитого. Либо, как я уже когда-то говорил, — он сделал небольшую паузу, — мы просто медленно сходим с ума.
Голос его был низок и тленен, потому у Хоуп не возникло желания продолжать разговор — им попросту было не до этого. У Леви в голове неразбериха из многочисленных отголосков прошлого и едкая субстанция, когда он задумывается о будущем. Поэтому капитан предпочитает не думать вовсе. В этом Леви и Хоуп были похожи — оба не любили создавать воспоминания о завтрашнем дне. Один неразрешенный нюанс, никак не дававший должного покоя, заставил Хоуп окликнуть его.
— Наш день рождения, — сказала она, и Леви остановился, заинтересованного повернув голову. — Двадцать четвертое декабря. До этого события месяц. Что оно значит?
Капитан повернулся всем корпусом и между ними было около десяти шагов. Ближе никто подходить не стал. Может, потому что у обоих всё ещё мелькают воспоминания о вчерашнем: учащенный пульс, что гулко отдавался в висках от волнения, дыхание ни к чёрту и тремор, доказывающий их сближение. Слишком резкое и никто не собирался принимать этот факт. До поры до времени, но смотрел Леви на Хоуп сейчас явно другим взглядом.
— Совместный праздник или что-то вроде того. Первое, что пришло в голову. Хотя я давно не праздную.
— Это довольно интересное замечание, — подметила она. — День, встрявший между вашим и моим днём рождения. Почему не празднуете?
Много было ответов на этот весьма печальный вопрос, ненароком заставивший Леви вновь пропустить через себя смерть, которую он видит на протяжении всей жизни. Для него это уже стало как традиция — срезать запятнанную кровью нашивку крыльев свободы с форм солдат и хранить, как самую настоящую драгоценность. Поэтому, да, — праздновать что-либо с такой жизнью для Леви было самым настоящим мучением.
Отчаяние явилось и по душу Хоуп, ведь именно в день рождения её мама умерла в болезненных муках от страшной и неизлечимой болезни. Утешающие слова врачей оказались наглой ложью. Последующие годы она отказывалась принимать подарки и любые воодушевляющие слова поздравлений, ибо они всё равно отдавались гулким эхом посреди незнакомого скопления людей. Лицемеры, которые больше не появлялись в жизни твоей семьи, кроме Траут Карвен. День рождения больше не был праздником с извечными радостями и сладкими угощениями —
это был день похорон.
— Потому что для меня это — самый обыкновенный день, но Ханджи каждый год пытается доказать обратное, — ответил Леви.
— Уверена, что она очень старается, — слегка рассмеялась Хоуп, прикрыв рукой рот от кашля. — Лично я не праздную из-за смерти матери в этот день. Всегда стараюсь не смотреть на эту дату и не думать о том, что я должна веселиться.
Воцарилась тишина, но никто не отвёл взгляд — они продолжали смотреть друг на друга, словно изучая. Разговоры с Леви всегда имеют горькое послевкусие, после которых хочется неимоверно проблеваться и вывернуться наизнанку, чтобы вновь не ощущать все безумие своего тщетного состояния. Но Хоуп понимала, что разговаривать о чём-то весёлом, словно извечно нося розовые очки, точно не получится. Не выйдет, только не с Леви и только не в ситуации, когда человечество живет во власти страха.
Возможно, однажды Хоуп пристанет к нему с глупыми разговорами обо всём и ни о чём, изображая на лице широкую и искреннюю улыбку. Леви на это лишь закатит глаза, но не сможет удержаться в стороне от её веселой физиономии, и сам улыбнется в ответ.
Когда-нибудь. Почему-то вера в это у Хоуп была несвойственно сильной.
— Двадцать четвертого декабря увидимся в моём кабинете. Где-нибудь вечером, — утвердил Леви. — Если ты, конечно, согласна.
— Я подумаю, — её ответ был полон серьезности, и Хоуп медленно подошла к нему, останавливаясь в двух шагах. — Значит, празднование имеет смысл?
Леви наклонился, и Хоуп едва заметно содрогнулась от вновь нахлынувшего ощущения близости. Всё это было чертовски непривычно.
— Возможно.
— Не боишься, что я тебя заражу? — полушёпотом спросила она.
— Не боюсь.
Вообще-то, Леви подавно должен был отойти на сто, а то и больше метров во избежание любого контакта с ходячей инфекцией в виде Хоуп. Должен был, но вместо этого целует её разгоряченный от температуры лоб и поправляет утеплённый воротник военной формы, чтобы холодный воздух больше не касался её шеи.
— Что тебе сказал доктор? Постельный режим? — поинтересовался Леви, убедившись, что одета Хоуп достаточно защищёно от любого холода. — Кажется, у тебя очень высокая температура.
— Жар есть, но две недели я не вынесу, — с легким недовольством ответила она.
— Всё ты вынесешь, не бубни.
— Сам не бубни.
Хоуп не видела, но отчего-то мгновенно почувствовала, как Леви самую малость закатил глаза на их пререкания друг с другом. А ещё в голове капитана никак не укладывался их новый эдакий «стиль» общения, напоминающий тот самый недолгий период взаимной ненависти. Леви прекрасно выучил её характер наизусть: раздражающая упрямость, соседствующая с добрым израненным сердцем и отчаянная жажда справедливости, выпускающая в определенные моменты голодного зверя. Вдобавок капитан приметил грубость, но она его отнюдь не отталкивала.
— Последуй совету доктора, иначе будет хуже, — Леви перестал касаться её лба своими едва тёплыми губами, и они отошли друг от друга. — Увидимся.
— Да… — ещё несколько секунд они прожигали друг друга взглядами, — До встречи.
Прощание казалось Хоуп странным, непривычным действием, ведь они никогда этого не делали ранее. Возможно, оно и не было нужно вовсе. Они пошли в разные стороны: Леви отправился тренировать новобранцев Разведкорпуса — самых настоящий сопляков, коими они и являлись для него, а Хоуп побрела к военному штабу Полиции, чтобы проинформировать капитана о своём не самом лучшем состоянии. Хотя этого и не требовалось вовсе — отсутствие на тренировках мало волновало капитанов Военной Полиции.
Дорога была недолгой, но полна удивительных открытий. Всё дело было в небольшой лавке, располагавшейся посреди обилия весьма богатых магазинов. Лавка же выглядела иначе: скудная вывеска, серые цвета и отсутствие каких-либо заманивающих лозунгов с декором. Но привлекла она Хоуп лишь по одной причине, когда она всего-навсего кинула мимолетный взгляд на витрину. Хоуп сразу же поспешила зайти внутрь.
— Здравствуйте, а этот чайный сервиз… — поинтересовалась она у продавщицы и подошла к нему, с особым интересом разглядывая мелкие детали узоров. — Сколько он стоит?
Сервиз выглядел весьма нестандартно, потому и приковал всё её внимание за считанные секунды. Он был покрыт чёрным цветом и расписан в некоторых местах золотистыми линиями. В целом эта лавка вся была заставлена подобными товарами, отличавшимися от обыкновенных вещей. По этой причине, наверное, это место не пользовалось популярностью у обычных горожан.
— День добрый, день добрый, — улыбнулась та, медленно подходя ближе, — Удивлена, что кто-то вообще сюда заглянул. Посетители для меня довольно редкое явление. Ах, этот сервиз… — пожилая женщина слегка коснулась его. — Знаете, все привыкли к белому цвету. Говорят, смотрится гармоничнее, но я же считаю, что нужно дать шанс и другим потрясающим цветам.
Женщина выглядела чертовски бедно — это ощущалось даже по атмосфере и запаху пыли, застрявшему даже в заложенном носу Хоуп. Самое удивительное было то, что на вид этот сервиз выглядел очень прочно.
— Я отдам его всего за одну серебряную монету, — ответила владелица, — Его так долго никто не замечал…
— Чайная ручка не отвалится? — слегка рассмеялась Хоуп, взяв в руки чашку, чтобы рассмотреть получше.
— Разумеется нет!
Мысли в голове бунтовали, разлетаясь по разные стороны и были полны противоречий. Хоуп ещё несколько минут билась в безмолвных сомнениях и искала ответ, почему же её вообще привлекла эта лавка и именно этот товар, въевшийся в окружающую пыльную массу. Конечно, чёртов ответ крутился на языке и она улыбнулась.
— Это будет хорошим подарком на день рождения для человека, который любит пить чай? — Хоуп достала из своего небольшого мешочка несколько монет, протягивая женщине. — Вот, возьмите. Не поверю, что это стоит всего одну жалкую серебряную. И в самом деле… — она ещё раз оглянулась вокруг с восторженным лицом. — У вас действительно потрясающие товары.
Владелица не сразу поверила в то, что впервые за такой огромный промежуток времени у неё, наконец, в руках заслуженное вознаграждение. Сервиз тут же был упакован в подходящую праздничную бумагу, скрыв все признаки того, что же таится под ней. На лице женщины было ошеломление, смешанное с небывалым вдохновением работать дальше. Хоуп сразу же это заметила.
— Интерьер здесь мрачноватый, — утвердила она, — Возможно, поэтому люди не замечают?
— Ох, вы знаете… Я так давно не слышала слова поддержки, потому и руки опустились. Я непременно приведу это место в порядок, мисс. Благодарю вас от всего сердца.
Упакованный чайный сервиз оказался в руках Хоуп, и она, кажется, начала отсчитывать дни до назначенной встречи.
Двадцать четвертое декабря. Их день рождения.
* * *
— Эй, чего сидим, молодняк?
Леви окликнул расслабившихся новобранцев, сидевших на пыльной земле тренировочной площадки. Сегодня он по-особенному раздражён: утренние головные боли и промозглая до самых костей погода, убившая весь положительный настрой на долгий субботний день. Солдаты едва заметно вздрогнули, увидев знакомый приближающийся силуэт.
— Н-ноги просто устали, капитан! — с некой дрожью в голосе ответил солдат и мигом выпрямился, а за ним последовали и другие, — Нам бежать дополнительные круги?
— Нет, — отрезал Леви, — зачем мучить ноги? Вы без них не сгодитесь. Перерыв двадцать минут и будем отрабатывать силовые.
Новобранцы отдали честь и разбежались наслаждаться долгожданным перерывом. Леви же не отдыхал от слова совсем — его мучил пиздецки важный, как он думал, вопрос. Но искать ответ на него казалось задачей невыполнимой, потому капитан тихо ругался себе под нос и ненавидел то, что каждый раз загонял себя в тупик.
— Лицо попроще, — Ханджи похлопала Леви по плечу, выйдя из штаба. — Ты чего хмурый такой? Облажались с уборкой?
— Ломаю голову о том, что подарить… — Леви не договорил, но чрезмерно заинтересовал Ханджи и та подкралась с изумительно настырным взглядом, желая получить ответы на все свои вопросы.
Что подарить девушке, которая наверняка будет рада получить даже маленькую безделушку в свой день рождения с учётом того, что она не празднует его уже несколько лет? Вот, что Леви хотел вымолвить и тем самым раскрыв все свои карты, но заведомо знал, что просто так от Зоэ потом не отцепится — насядет, как самая настоящая пиявка.
— Смотря кому, — командир ехидно улыбнулась и сузила глаза, рыская в догадках, кому же Леви собрался что-то дарить, — Если хорошо знаешь человека и его увлечения, то труда совершенно не составит.
«Что же Хоуп любит? Медовый алкоголь? Чёртовы ромашки, которые быстро вянут? Копаться в обилии зелени и растений, как это было в её детстве?» — Леви мгновенно прочувствовал, как вопросы в голове заваливали его несчастную, больную голову. Для него подобная мозгоебка была несвойственной, но он был настроен чертовски серьёзно. Ханджи не задержалась, что было удивительно и продолжила свой путь до особого места для любимых экспериментов, оставив несчастного друга наедине с разрывающейся головой. Леви же вновь призадумался, и внимание его привлекло обилие женского смеха, доносящегося неподалеку от штаба. Небольшая компания девушек и все были по-своему красивы, потому Леви задержал на них свой взгляд. Но задержал он, скорее, по одной простой причине — их платья, что казались поистине удивительными. Разная длина, цвет, фасон… Капитан допустил в свою голову мысль о том, что, чёрт возьми, это уникальный и в то же время изрядно пустой подарок — ведь платья Хоуп не носит от слова совсем.
Вчерашнее свидание — это исключение, но Леви готов признаться самому себе, что не прочь ещё раз увидеть её не в приевшейся форме солдата. Правильно ли это? Леви тоже не нашёл ответа.
Но он знал, что не придёт с пустыми руками.
* * *
23 декабря 850 год. Штаб Военной Полиции.
Нераскрытые дела стали медленно, но верно перекладываться в стопку с успешно завершенными, что неплохо сказалось на репутации Хоуп у капитанов и самого командира Дока. Не обошлось и без косых взглядов, мол, что это за деваха так беспристрастно решила покрасоваться перед всеми? Непростым выдался месяц, тем не менее, её фамилия висела на недавно появившейся доске почёта за проделанную работу и пойманных преступников.
«Хоуп Ландсберг, солдат Военной Полиции округа Стохес. Награждена за упорный труд и помощь в раскрытии дел».
Кажется, что-то начало в этом подразделении меняться? Вполне возможно. Ведь даже Хитч загорелась идеей внести хоть и небольшой, но вклад в своё подразделение.
По этой причине их встречи с капитаном прекратились, так и не успев начаться. Иногда Хоуп видела его в штабе Полиции по особо важным вопросам, но не хотела отвлекать от работы ни его, ни саму себя. На первом месте у неё всегда была
она сама, а остальное — потом, в другой раз, возможно,
в другой жизни. Затуманивать голову внезапно появившимся эмоциями не хотелось от слова совсем, но каждый чёртов вечер перед сном Хоуп задумывалась над тем, что дата их праздника всё ближе и ближе. Интересно, помнил ли об этом дне Леви? И каждый раз в ответ Хоуп получала лишь безмолвие. Подарочный сервиз был спрятан куда подальше от Дрейс и извечных расспросов, однако, днем Хоуп приспичило ещё раз посмотреть и убедиться в том, чтобы на упаковке не было изъянов.
— У-у, это ты решила сделать подарок самой себе? — Хитч вальяжно вошла в комнату и плюхнулась на кровать с небольшой коробкой в руках. — Я, кстати, тоже тебе кое-что добыла.
— Что? Зачем?
— В смысле? — Хитч медленно привстала с постели, мгновенно сменив улыбчивую гримасу на нарастающее беспокойство. — Хоуп, разве у тебя не двадцать третьего декабря день рождения? Я не могла спутать! О, святая Мария, ну как же так…
Столько дней Хоуп отсчитывала и всё равно провал, ведь, оказывается, сегодня она совсем позабыла о себе. Но это не страшно, ведь праздновать она все равно нё собиралась.
— Ого, действительно сегодня, — успокоила она Хитч, взглянув на маленький календарь в комнате. — Что-то я заработалась в последние дни и вообще… Что там у тебя?
Хитч медленно и с ехидным лицом передала в руки Хоуп подарок, ожидая скорой реакции. Хоуп сразу же открыла коробочку и достала оттуда флакон с парфюмерией, запах которой ударил в её нос даже в закрытом виде. Цветочный и лёгкий аромат распространился по всей комнате, и Хитч была вне себя от счастья.
— Потрясающие, правда? И такие очень трудно достать, — похвасталась она, весело качая ногами. — Да и вон… Ты же цветочная девушка у нас, любишь садоводство и всю эту фигню. Пусть духи напоминают тебе об этом.
— Хитч… Спасибо.
Хоуп расплылась в искренней улыбке, ведь подарки за последние несколько лет стали для неё чем-то непривычным. Поднеся стеклянный флакон к шее, Хоуп брызнула на себя цветочный аромат и вновь вдохнула его, уловив нотки розы и ванили. За спиной у выхода послышались странные перешептывания и шаги, невольно заставив её обернуться и выявить причину.
— СЮРПРИЗ!
Жан и Флок крикнули в унисон, и Хоуп дернулась от столь неожиданного манёвра с их стороны. В их руках был не особо аккуратный и небольшой, но, тем не менее, сделанный от всего сердца торт, в который они воткнули двадцать одну зажженную свечу.
— Он, конечно, выглядит так, словно сделан из говна и палок, но это неправда, — улыбнулся Жан, медленно поднося к торт к Хоуп. — Загадывай желание.
— И хорошо подумай, дорогуша, — уточнил Флок, одаривая тёплым взглядом. — И вслух не произноси, вдруг не исполнится.
— Да заткнитесь оба, — недовольно выдала Хитч, легонько стукнув Жана по спине. — Вы ей думать мешаете.
Невозможно было выбрать всего одно жалкое желание из потока нескончаемых, даже с учётом того, что оно, вероятно, не исполнится. Но хотя бы это мгновение Хоуп заставила себя поверить, ведь не каждый день рождения у неё проходил в кругу самых близких людей. Чудеса для того и чудеса, чтобы верить в них — просто так, без причины. Все взрослые где-то в глубине души по-прежнему дети, и Хоуп не исключение.
Она хотела, чтобы эти люди были с ней
всегда рядом. Каждый, кто присутствует в жизни Хоуп и те, кто оставили глубокий отпечаток, запечатлев на израненном сердце. Потому что вместе можно справиться со всеми невзгодами, даже с угрозами скорой войны, как бы это не звучало по-ребячески глупо и нелепо. Это и было её самым сокровенным, возможно, предсказуемым и неинтересным желанием, но Хоуп хотела этого больше всего на чёртовом свете.
— Я люблю вас, — сквозь внезапно образовавшиеся слезы сказала она, задув свечи. — Именно с вами я осознала, что такое настоящая дружба и поддержка. Да, в двадцать один год, но… Лучше поздно, чем никогда?
Комната наполнилась радостными возгласами и, кажется, солдаты в соседних комнатах были явно недовольны этим шумом. Жан не соврал — торт был действительно потрясающим на вкус, и Хоуп ела с удовольствием уже второй кусок.
— Эй, — заставил её обернуться Флок, — У тебя здесь…
Он медленно провел пальцем по её губам, стирая сливочный крем от торта, напрочь избавляясь от его следов. Это было вновь непривычно странно, неловко и внутри Хоуп возникло неприятное желание отпрянуть в сторону. Скрыться. Ведь Флок не первый раз позволил себе выйти за рамки дозволенного, так беспристрастно касаясь Хоуп своими холодными пальцами рук.
— Спасибо, — её голос звучал глухо, и Хоуп решительно отодвинула его руку.
Это не был жест некой неприязни или что ещё похуже, но Флок усвоил урок. Понял, что не хочет делать Хоуп неприятно, образовывая между ними непонятную пелену из недосказанности и лишних действий с его стороны. Хоуп улыбнулась ему, прервав эту нелепость и обняла всех присутствующих, навалившись всем телом. Хитч и Жан, что уже не было удивлением, грозно спорили о чём-то своём.
Сегодня хороший день. Таким Хоуп запомнит его на долгие и тяжёлые годы.
А завтра, возможно, она убедит Леви и саму себя в том, что дни рождения — вовсе не праздник с горестными мыслями. Ведь это будет
их день рождения.
