и названия нет у этого
страшного чувства: и не боль и не грусть,
а нутро твоё
черство
и пусто.
* * *
Жизнь Хоуп заключалась в маленьких и незначительных мелочах. Где-то вычитала, кажется, на форуме о некой «любви к себе» о том, что начинать день нужно именно с тех вещей, которые окрашивают серую и беспросветную жизнь в яркие сочные цвета. Всякая рутина выбивала её из колеи и нехило заставляла опускать руки. После встречи с Марло Фройденбергом, Хоуп заехала в ближайшую кофейню, взяла обычный американо с молоком, расплатилась и села обратно в машину. Глядела на бежево-коричневую жидкость в стакане и размышляла о том, что даже чёртовы мелочи больше не придают сил. Вот оно — то самое чувство, практически въевшееся в Хоуп с момента, как ей стали сниться странные сны. Оно преследовало Ландсберг повсюду, зябко глодало и напоминало о себе каждый раз, стоило Хоуп хоть немного поверить в своё удовлетворённое состояние. Это чувство… странной потери. Хоуп просыпалась с ним, умывалась, завтракала, слушала лекционные занятия и засыпала. Тревога, нет, хуже, — неизвестность. Просидев в салоне авто ещё несколько минут, Хоуп допила кофе, выкинула пустой стакан в мусорку и завела двигатель. Радовало одно — жила она одна, разделяя четыре стены с чёрным котом. А радовало потому, что не приходилось каждодневно объясняться матери или деду о своём понуром состоянии — и так проблем по горло: дедушкино здоровье, трудности с цветочным магазином матери… Ещё не хватало свалить на их плечи всю несуразицу о снах и белиберде о прошлой жизни. Хоуп знала, что разгребёт эту кучу загадок сама. Или хотя бы постарается. Доехала Хоуп до своего района довольно быстро — время уже было позднее, пятничные пробки давно рассосались и город оживился уже в различных заведениях. Хоуп не была заядлой любительницей всей движухи: алкоголь, танцы… Неведомым образом это всё обошло её стороной, и Ландсберг предпочитала проводить время дома в обнимку с ноутбуком, да поглаживать пушистое недоразумение. Чёрный кот встретил её у самого порога — лёг на спину, демонстрируя пушистый и мягкий живот, во всю показывая как истосковался по ласкам. — Привет, Айзек, — Хоуп наклонилась к нему, прошлась по мягкой шерсти и улыбнулась. И тут же улыбка померкла — Хоуп опять уловила это странное чувство чего-то давно забытого. Неужто даже её кот, названный в честь деда, тоже будет вызывать у неё странные волнения? Сначала Ханджи, профессор Эрвин, чуть не попавший под колёса Марло Фройденберг… А теперь и её собственный кот. «Да», — с видимой иронией подумала Хоуп, — «И впрямь с ума схожу». Квартира Хоуп была небольшой, но достаточной, чтобы та существовала здесь в гармонии с собой. Последний этаж, неплохой ремонт и, слава Всевышнему, разрешение арендодателя жить с хвостатым. За всё это Хоуп безмерно благодарна матери и деду — деньги откладывали почти с самого рождения на учёбу и на её жизнь в целом. Ей было совестно, но и отказываться от такого было непостижимой глупостью. Вскоре Хоуп смирилась — потом отплатит им вдвойне за бесценную заботу. Дальше всё двигалось по задуманному ранее Хоуп сценарию: засиживание в ванне, тупо пялясь в потолок, поздний ужин и просмотр кино. Какой-то непопулярный артхаус, особо не выделявшийся громоздким сюжетом. Хоуп даже не вникала: грызла колпачок от ручки, параллельно открыв в браузере поисковик. «Прошлая жизнь». «Реинкарнация/Прошлое воплощение». Тысячи результатов, которые её ни к чему не привели. А некоторые и позабавили вовсе. — Регрессивная терапия? — Хоуп издала лёгкий смешок, крайне недоверчиво вчитываясь, — Ага, гипноз… И что ведь только не придумают. Тонны научных статей, видео в формате рассуждений… Даже о снах вычитала, но и там информации по нулям — никто не писал о схожей с ситуацией Хоуп. Несколько месяцев назад она уже искала ответы, но сейчас череда событий вновь загнала в чёртов тупик. Хоуп, тяжело вздохнув, сделала фильм тише, практически не слышимым. Улеглась на кровать и достала смартфон, неспешно пролистывая контакты. Вызов. Долгие гудки. Хоуп попутно рассматривала звёзды в окне, казавшиеся ей этой ночью особенно яркими. Впрочем, весь этот день для неё был полон странных и необъяснимых вещей. — Да? — послышался едва уставший голос. От звучания явной неохотой голоса Ландсберг сделала вывод, что зря вообще решилась потревожить этого человека. «Была не была» — подумала Хоуп. — Привет. — А, это ты, — всякая незаинтересованность в тоне иссякла, девичий голос стал чуть веселее, — Я даже не видела, кто мне позвонил. Время позднее, что-то случилось? — Такое чувство, будто мы с тобой… не разговаривали целую вечность, — Хоуп отчего-то сильно хотелось услышать её голос. На том конце послышалась усмешка. — Прошло всего два дня. — И правда… Подруга, знакомство с которой произошло при весьма странных обстоятельствах. Хоуп отчётливо помнит этот день: вечер после музыкального фестиваля, пьяные морды прохожих и двое мужчин, шедших за Хоуп почти до самого дома. Хмельное мгновенно осадило всё её здравомыслие, потому Ландсберг даже не поняла, что вообще произошло. Позади раздавались звуки ударов, мужские вопли от ужаснейшей боли по всему телу и… Незнакомка оттащила её поодаль, за руку держала так сильно, что у Хоуп едва ли синяк не остался. Хоуп помнила, что у неё была тяжелая ладонь и непривычно сильная для девушки. — Ты вообще не слышала, что за тобой по пятам шли отморозки? — Ч-что-о? — Ясно, трезвости ни в одном глазу. Девушка спасла ей жизнь и с тех самых пор у Хоуп особая осторожность со спиртным. Бывало, что они тренировали приёмы для самообороны, Хоуп зазубрила парочку на всякий случай и теперь ходить по безлюдному переулку не так страшно. Самое странное знакомство в её жизни связало её и эту девушку теперь, кажется, навеки. — Как поездка с отцом в Мёрс? — Хоуп разлеглась на всю кровать, растопырила ноги и странно, по-ребячески заулыбалась. Взаправду ли сейчас этот разговор так сильно влиял на её настроение — Хоуп точно не знала. Даже вновь нахлынувшее чувство тоски и некой потери отнюдь не удивил Ландсберг. Этот голос, этот человек… Что-то внутри громогласно вопило о том, что Хоуп обязана была его услышать. — Здесь спокойно и уютно, я бы даже рассмотрела этот городок для своего постоянного места жительства. — Эй! — возмутилась Хоуп. — Бросишь меня здесь одну? — Мюнхен хороший город, но я сама по себе привыкла к тихим и неприметным городам. Да и… Сама понимаешь, что отца я одного не брошу. Скажут переезжать — перееду. Деваться некуда. Его больное сердце сейчас важнее всего. — Я понимаю, сама бы так и поступила. Образовалось странное молчание и Хоуп буквально чувствовала, как заныло её сердце. Боль, сочащаяся из её ран. — Хоуп, всё нормально? Словно из колеи, плена собственных треволнений Хоуп выбил этот успевший стать родным девичий голос. Она слегка дёрнулась, сумев закопать нахлынувшую тревогу. — Да, всё замечательно. А почему ты… спрашиваешь? — Не знаю, чувствую. Ты будто что-то не договариваешь или пытаешься от меня скрыть. — на том конце раздался тяжёлый вздох. — Нет-нет, просто… В последние месяцы я ощущаю внутри такую странную пустоту, будто я что-то потеряла. Очень ценное такое, ну, знаешь, дорогое. Близкое. Плюсом к этому эти долбанные сны, которые всё покоя не дают. Наседают со всем грузом проблем. — Я понимаю о чём ты. Хоуп вскочила, намереваясь внимательно слушать и, может быть, приблизиться к разгадке всей чертовщины. Неужели близкий ей человек испытывал когда-то то же самое и плавал в пучине неизвестного? — Р-расскажи мне, пожалуйста… — голос Хоуп едва содрогнулся. — Ну, впервые я почувствовала это два года назад. Страдала от того, что чего-то не хватает… Я подумала, что мой разум отдал себя на растерзание каким-то мыслям о любви и готова была рассмеяться от этой тупости, однако… — голос поутих, — Потом я столкнулась с одним парнем и… — О-о, Энни, ну господи! Дело было в обыкновенной любви? — Да что?! Думаешь, я сама была в восторге от этого осознания? Мне любовь чужда. Хоуп громко рассмеялась, да так, кажется, что Энни даже отпрянула от телефона. Смеялась, потому что как бы Энни Леонхарт не твердила глупости о своём окаменелом сердце, Хоуп всегда знала, что это наглая ложь. Хоуп ёжится от холодного ветра из приоткрытого окна, поднимает взгляд и вновь сталкивается с мерцающими звёздами. — Слушай, а ты мне не рассказывала о нём. Ну, о том парне. Честно говоря, мы с тобой подобные темы вообще никогда не затрагивали. — Да что рассказывать… — даже на расстоянии Хоуп уловила, как у Энни образовался румянец и голос самую малость понежнел. — Умный, весьма заботливый, помог мне с поездкой вместе с отцом. Да и всё, наверное. Ещё около получаса они разговаривали обо всём и ни о чём: учёба, планы на будущее, какие-то маленькие проблемы, впоследствии переходящие в серьёзные. Хоуп поведала Энни о своих снах, растерянности и опять затронула колкое чувство потери. Энни вразумила — сказала ей, что это, наверное, усталость от обыденности и серости одинаковых дней. Но Хоуп знала, что причина кроется вовсе не в этом. — Мой дедуля очень расстроен, что на воскресный ужин приду только я и моя мама, — Хоуп, устав от лежания в одной позе, встала и начала расхаживать по комнате. — Ханджи не сможет, а больше и некому… — Как вернусь в Мюнхен, то напомни. Герр Ландсберг кормит восхитительной свиной рулькой. На часах пробило за полночь, девушки распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи. Хоуп застыла, рассматривая фото Энни в своём списке контактов: та же неприветливая личина, собранный в пучок светлые волосы и… её милая горбинка на носу. Ей показалось, будто Энни была с ней порознь — далёкое чувство расставания, точь-в-точь схожее с тем, когда Хоуп засматривалась на Ханджи. Словно и не знали они друг друга вовсе, хотя на деле всё было наоборот. Фильм канул в небытие, впрочем, Хоуп это не особо расстроило — вновь погрузилась в поиски ответов. Сны, прошлая жизнь, чёрт возьми, реинкарнация… Опять по десятому кругу. Она билась от осознания собственного бессилия, уже почти поверила в слова Энни о том, что, возможно, её преследует осенняя хандра. Голову дурманит своей пасмурной погодой и невзначай засоряет ненужными мыслями. Сетчатка глаз Хоуп покраснела — раздражилась от безостановочного поиска то в ноутбуке, то со смартфона. Она устало потёрла лицо. Дико клонило в сон. Хоуп уснула практически мгновенно, чувствуя тепло от Айзека, что взобрался на её постель и притаился под бочком. На языке, будучи ещё не во сне, у Хоуп крутилось имя. Имя, беспокоившее её после каждого пробуждения. Но разобрать его и вспомнить у Хоуп никак не получалось.* * *
Воскресный ужин в кругу членов семьи всегда проходил в тёплой атмосфере, не взирая на отнюдь не тёплую погоду за окном. Нещадный ливень нахлынул в Мюнхен и предзнаменовал лишь приближение холодной температуры. За бортом промозглые +10, если верить прогнозам. Как бы Хоуп не желала покидать родные просторы своей тихой обители, не явиться на ужин — грех совершить. Тем более, когда дедушка постоянно откладывал его на потом. Болезнь с каждым днём брала над ним верх — рак кишечника, третья стадия. — Да-да. И вот, Лоренц мне говорит: чегось ты так, Айзек, унываешь? Надо встречать смерть с распростёртыми объятиями! — сипло рассмеялся дед за столом, — А у вас чего лица такие кислые, а? Хоби, как дела-то на учёбе? У Хоуп кусок в горло не лез, не говоря уже о том, чтобы ответить деду в такой же радостной манере. Сегодня Эрна, мать, рассказала ей перед началом ужина о том, что болезнь забрала оставшиеся месяцы жизни. По прогнозам врачей — три недели, а то и меньше. Пришлось натянуть неестественную лыбу и краем глаза замечать, как Эрна еле сдерживается от слёз. — Учёба очень интересная, в понедельник будет лабораторная! Начнём с семян, а потом уже будем рассматривать более интересные виды для изучения. — Хоби, моя ж ты умница! — Айзек похлопал рядом сидящую Хоуп по плечу в знак удовлетворения. — Я всегда видел в тебе потенциал, ты с детства тянулась к знаниям. Тем более у нас, Ландсбергов, передавался талант к ботанике из поколения в поколение. А потом-то ты… Что планируешь? Пойти работать в лабораторию? Помогать матери в цветочном? — Не знаю пока, такой внезапный вопрос, — голос Хоуп предательски дрогнул, почти не скрывая её наступающей истерики. — Я только на первом курсе, впереди ещё столько времени для обдумывания. Времени много, но только не для Айзека. От одной только мысли об этом у Хоуп ломался внутри весь построенный мир, медленно сыпался пеплом в бездну пустых надежд. Больно. До грёбаных слёз. И самое отвратительное — она ничего не могла сделать. Рак — самая отвратительная, сука, вещь в этом мире. — Умница, красавица… И каждый раз я рад, что ты всё же больше похожа на Ландсбергов, а не на семью своего отца. Мерзкие утырки… — Ну хватит, завёл ненужную шарманку, — Эрна вытерла скатившуюся слезинку и отпила морс. — Мы развелись на хорошей ноте и это главное. Пап, сейчас негатив будет очень не к месту. — Эрна, я все свои годы жизни наблюдал, как Август терроризировал тебя. Сколько раз говорил тебе об этом, а ты прощала и прощала… Одумалась, слава Всевышнему, вовремя! А если бы он ударил тебя, когда ты была беременна Хоуп? — Так, всё, — Хоуп замахала руками в знак протеста не самой приятной семейной теме. — Дедуль, ты лучше расскажи нам о том, кто такой Лоренц. — О-о, это мой сосед по палате… Айзек с непомерным восторгом поведал о своём новом товарище, и всякие удручённые темы больше не заявлялись ненужным гостем в семейную атмосферу Ландсбергов. Обсудили за столом они, кажется практически всё: от работы цветочного магазина Эрны до расспросов у Хоуп про её личную жизнь. Накрытый стол с деликатесами постепенно опустевал. — Как на личном-то у тебя, а? С такой красотой и умом все парни небось стоят в очереди к твоему сердцу? — Айзек в заметным интересом повернул голову ближе к Хоуп, — Д-да как-то нет… Меня это пока всё не особо и волнует, дедуль. — Да быть не может! Эрна, посмотри ж на неё — это сам бриллиант! И внешность твоя и доброе сердце… Сейчас и мужчин, наверное, нет достойных? — Да откуда ей знать, пап, — Эрна впервые за вечер искренне улыбнулась. — Говорит же, что сейчас она думает только об учёбе. — Ну не верю, не верю… Белоснежные волосы, глаза бриллиантовые… Раздался звонок и Эрна ненадолго покинула застолье, удаляясь вглубь квартиры. Слух Хоуп не обманывал — матери позвонил лечащий врач деда, потому та в спешке скрылась в более тихое место. Хоуп смотрела на Айзека и всё больше убеждалась, что тот покрыт этой болезнью с головы до ног: затруднённое дыхание, иногда несвязная речь и дрожащие руки. Она заревела. И ревела беззвучно, ведь не дай Бог он увидит её слезы, сам распереживается и случится непоправимое. Дед не видел её слез, да и воплей не слыхал — старость взяла над беднягой верх. У Хоуп рьяное отрицание и отказ в осознании приближающейся смерти любимого ею родственника. Айзек заменил отца и всех, кого Хоуп не хватало в детстве: бабушку, мать, которая порой пропадала на работе, Ханджи, что в детстве вечно была в разъездах… Это человек, видевший её с пелёнок. Хоуп следом за Эрной встала со стола, а дедушка продолжал говорить обо всём. Даже не заметил, как любимая внучонка разревелась на плече у матери. — Это его… последний семейный ужин? — шёпотом спросила Хоуп с дрожащим от слёз голосом. — Да… скорее всего, — Эрна закончила разговор с доктором и отложила телефон на стол. Хоуп мысленно отблагодарила всех врачей, согласовавших его отъезд с больницы. Чёрт возьми, Айзек даже сейчас выглядел так, словно смерть ему не ровня вовсе — плевал дед на неё. Радостно говорил про семью, опять ругался на отца Хоуп и вспоминал юные деньки. — Как мне говорил твой дедушка, — Эрна мягко погладила Хоуп по голове, тем самым успокаивая, — Ландсберги не боятся смерти, а лишь приветствуют её с гордо вздёрнутой головой. — З-знаешь, мам, — на личине Хоуп появилась улыбка, — Эта фраза очень кстати описывает дедулю. Насчёт похорон… — Не переживай, Хоуп. Всё давно решено. — Ты специально не говорила мне об этом? — Я не хотела портить тебе жизнь этой новостью. Ты совсем недавно ступила на порог университета, зажила отдельно от нас. Конечно, я понимала, что рано или поздно тебе придётся узнать. Хоуп кивнула. Спрятав все слёзы поодаль, Эрна и Хоуп вернулись к застолью с искренними улыбками. Потому что они знали, что должны были наполнить последнюю семейную встречу к кругу дедушки с чистыми, искренними эмоциями любви. Как бы тяжело это не было.* * *
Вторник протекал слишком медленно и высасывал из Хоуп все жизненные силы. За вечер воскресенья и понедельника она выплакала, кажется, все слёзы и теперь сидела с поблекшим лицом. Кое-как вникала и пыталась слушать лекционные занятия, на лаборатории по ботанике никак не могла сосредоточиться и мысленно ругала себя тысячи раз. Если она сейчас себя так чувствует, то что будет после смерти дедушки? От одних только воспоминаний о последнем вечере на Хоуп накатывала новая волна со страшной истерикой, но демонстрировать её перед остальными студентами ей совершенно не хотелось. Даже весёлый говор Ханджи никак не приводил её в былое чувство спокойствия, как это обычно бывает на лекциях Эрвина Смита. — Мы проделали просто безумную работу! — в радостях вопила рядом Ханджи, — Я и не думала, что Моблит… Зоэ вмиг замолкла, заметив, что Хоуп совершенно её не слушала. Лишь пялилась в пустую тетрадь, так и не написав ничего за полтора часа. — Я жалею, что у меня не получилось прийти на ужин к герру Ландсбергу, — Ханджи виновато опустила голову на плечо Хоуп, сбавив радостный говор. — Если бы я знала… — Всё в порядке. Я тоже только недавно узнала, что всё настолько серьёзно… Ханджи следом за Хоуп растворилась в прискорбии, не вникая в лекцию профессора. Каждое слово, определение проносились мимо ушей, и Хоуп просто чиркала на листе разные узоры. Даже Ханджи, что никогда прежде не отвлекалась от любого занятия, тоже выводила в своей тетради что угодно, но только не конспект. Хоуп краем глаза приметила, как та вырисовывает уже знакомые силуэты и с особым интересом приковала взгляд. — Как их там… титаны, да? — разглядывала Хоуп одного из «творений» Зоэ. — Угу, они самые. Я даже понятия не имею, почему я это вообще рисую. — Они… пугают. Такие непропорциональные. Хоуп видела прежде этих существ на листах Ханджи, однако, так детально лицезреть удалось только сейчас. Её пробрало не на шутку до костей от некоего чувства тревоги и она отвернулась. Безделье Ханджи и Хоуп кануло к чертям, когда профессор Смит привлёк внимание студентов громкими хлопками. — Понимаю, что сегодняшняя тема была тяжелее, чем обычно, — Смит неспешно стирал с доски многочисленные формулы. — Но спешу обрадовать! Для некоторых факультетов квантовая физика закончится после Нового Года. По аудитории расплылись облегчённые вздохи и Эрвин усмехнулся. Хоуп в этот момент вспомнила, что пообещала профессору за выходные дни добраться до разгадки своих снов и найти объяснение, однако, вся эта затея совершенно вылетела из головы. Приближающаяся смерть близкого человека выбивала из колеи наглухо. — Жаль некоторых девчонок из факультета по… Э-э, кажется, по генетике? Почти все положили глаз на этого Мистера Секси, а в скором времени их лекции закончатся, — тихо посмеивалась Ханджи, пытаясь разбавить мутную атмосферу и ненадолго вытащить Хоуп из мрачных мыслей. — Вот ты, например, тоже согласна с тем, что профессор очень даже ничего? Хоуп словно и не слышала её слов, ниже опустив голову. Вся радость давно улетучилась и в кабинете словно перестало хватать воздуха. — До конца лекции около десяти минут, поэтому я бы хотел поговорить с вами на одну интересную тему. Так сказать, остудить ваш мозг от формул. — Эрвин опёрся руками о край стола, — Про бесконечности Вселенных. Неразборчивые узоры в тетради Хоуп резко закончились и та медленно подняла заинтересованный взгляд прямо на профессора. Смит, с такой же заинтересованной личиной смотрел на Ландсберг в ответ. — Я-ясно, значит и тебе он понравился? — Ханджи не могла не заметить эти внезапные взгляды. Смит перевёл внимание с Хоуп на недоумевающую аудиторию в ожидании вопросов. — Вы про другие миры? Параллельные Вселенные? — донеслось предложение студента с задних рядов. — Именно! — Эрвин удовлетворительно кивнул. — Вы когда-нибудь задумывались над тем, кем вы могли быть в прошлой жизни? Скажем, известная личность? Актёр, музыкант, да кто угодно. Хоуп мельком оглянулась на свою группу и приметила весьма задумчивые взгляды студентов. Повисло молчание. — Это как с котом Шрёдингера, когда ты жив и мёртв одновременно? — Ландсберг нарушила тишину и, кажется, впервые за всё время лекций по квантовой физике была увлечена темой. Аж веки распахнулись от непостижимого интереса. — Не совсем так, фрау Ландсберг. Однако… Вы слышали о таком понятии, как квантовое бессмертие, которое можно считать пересказом эксперимента Шрёдингера от лица кота? Вместо кота — участник, вместо колбы с ядом — ружьё, которое стреляет, если радиоактивный распад произойдёт. — Да, я читала об этом. — Хоуп вспомнила, как некоторыми ночами зачитывалась до чернющих синяков под глазами, искала ответы на вопросы о своих снах, — Но я не уверена, что здесь это понятие… применимо? — Разве? — Вы затронули тему, которая не поддаётся никаким научным объяснениям. К тому же… Хоуп не успела договорить из-за раздавшегося звонка, обозначавшего окончание лекции. — Поразмышляйте на досуге об этом, — обратился профессор к студентам. — И хорошего всем дня. — Профессор, — напоследок к Смиту подошла студентка с искрящими от волнения глазами. Явно хотела внимания, — Как думаете, кем вы были в прошлой жизни? Эрвин замялся с ответом и заметно призадумался. — Хм, хороший вопрос… Но ответа дать так сразу не смогу. Обсудим это вначале следующей лекции. Девушка не ответила ему, зато кокетливо улыбнулась и испепеляла Смита взглядом полного нетерпения. Ученики поблагодарили Смита за лекцию, поочередно выходя из аудитории. Ханджи следом сорвалась с места и хотела догнать Моблита, но по-прежнему сидевшая на своём месте Хоуп заставила остановиться. — Ты иди, — коротко ответила Хоуп. — Я догоню. Аудитория опустела, но за место тишины образовалось недопонимание — размышляющая Ландсберг и нисколько не сомневающийся в своих словах профессор. Хоуп пролистывала в памяти то, что ей удалось отрыть: статьи, научные исследования, видео… — Пожалуйста, фрау Ландсберг, вы можете договорить. Никто вас не перебьёт. — Я имела в виду, что все известные человечеству теории о бесконечности Вселенных не объясняют моих снов. Смит нахмурился. — Согласно многомировой интерпретации, после каждого выстрела Вселенная расщепляется на две: в одной участник жив, в другой — мёртв. В мире, где участник умер, он перестанет существовать, а где выжил — эксперимент продолжится. Участник сможет наблюдать итог эксперимента только во Вселенной, где он остался в живых, и заметит, что никогда не умрёт. — Но ведь это не то! — почти вспылила Хоуп, откинувшись на спинку стула. — Профессор Смит, я отчётливо помню, что назвала вас командующим. Может, это и есть ваша прошлая жизнь? Возглавляли армию бойцов? А эти чёртовы рисунки Ханджи… Иногда мне кажется, что это всё какая-то издёвка! Хоуп буквально ощущала, как кипит её голова и наступает без того удручённое состояние. Она выдохнула, протёрла глаза и более не хотела погружаться во всю несуразность, неспешно собирая свои вещи. Да и с какого перепуга она так забеспокоилась? Всё это сейчас было настолько неважным и бессмысленным, что Хоуп ощутила влажность на своих глазах. Переключить внимание с предсмертного состояния деда не удалось. Проиграла. — Вы неважно выглядите. — коротко ответил Смит, бегло оценивая понурый вид Хоуп, — Не смею вас задерживать, фрау Ландсберг. Занятие всё равно окончено. — Раз уж вы начали говорить про Вселенные, то доведите дело до конца. Хотя, при первом нашем разговоре вы были весьма скептично настроены. — Мнению, как правило, суждено меняться, верно? Хоуп не особо верила в его заинтересованность, однако, внутри образовался маленький комок надежды на разгадку своих загадочных снов. — Я правильно понимаю, что с момента последнего «эксперимента» с вашим сном вы так и не пришли ни к какому логическому объяснению? — Нет, — огорчённо ответила Хоуп. — Никакая добытая информация мне не помогла. — А общались ли вы с другими людьми, интересующимися реинкарнацией? Скажем, парапсихологи? — И что они будут делать? — Хоуп почти рассмеялась. — Проводить сеансы за бешеные деньги, чтобы я волшебным образом вспомнила свою прошлую жизнь? Тоже не то. Эрвин отошёл к письменному столу и открыл верхний ящик, достав чёрный кожаный ежедневник. Пролистав несколько страниц, он остановился на одной из них и вновь вернулся в разговор. — Вы видите эти сны только в присутствии Ханджи или меня? — уточнил профессор. — Так уж вышло, что да. Первый сон был на вашей лекции, я сидела за столом вместе с Ханджи. — Это весьма странный факт, — Эрвин закрыл ежедневник. — Фрау Ландсберг, вы сказали, что ещё не общались с заинтересованными в данной теме людьми, однако… Вам наверняка будет любопытно побеседовать с моим хорошим коллегой и по совместительству старым другом. Я посмотрел в своих записях, когда ему будет удобно пообщаться с вами. — Будет промывка мозгов? — в шутку выдала Хоуп. — Если ваш друг действительно поможет мне разобраться с этой чертовщиной со снами, то цены ему не будет. — Что ж, — Эрвин слегка взбодрился, — Никаких промывок — только обмен информацией. Послезавтра вам будет удобно? Встреча пройдёт в аудитории. — Да, без проблем. Спасибо, что… — Хоуп замялась с ответом, подбирая нужные слова. — Что поверили мне. Профессор заметно удивился от услышанного, и Хоуп всмотрелась в его лицо внимательнее. Каждая морщинка, очертание и взгляд казались ей непривычно знакомыми и в грудной клетке опять завыли сирены от подкрадывающейся тревоги. Поганое дежавю не отпускало и сейчас. — Тема действительно интересная. Тогда увидимся послезавтра после лекции, фрау Ландсберг, — Смит сел за стол, настроившись на дальнейшую работу. Хоуп кивнула, обозначив конец диалога, однако… — Профессор? Эрвин повернул голову. — Вы действительно могли бы стать хорошим командующим. Возможно, им вы и были… когда-то? Хоуп вышла из кабинета, свалив на плечи Эрвина это двоякое утверждение. Ещё несколько минут профессор не мог сосредоточиться на предстоящей лекции и крутил в руках карандаш. — Может, вы и правы, фрау Ландсберг.* * *
Изматывающий день стал причиной свалившейся практически мгновенно на кровать Хоуп. Сил не было даже на обыкновенный ужин, тело напрочь отказывалось совершать любые движения и заставляло Хоуп только лежать в обнимку с одеялом. Впервые она не притронулась к домашней работе по ботанике и даже не зашла, как обычно, после лекции в лаборантскую. Дуэт во главе с проливным дождём и грозой за окном тоже приукрашивали состояние, именовавшим себя фрустрацией. Хоуп почти засыпала под колыбель из бьющихся капель и что-то лепетала себе нос нос. Имя, кажется, то самое имя. Что покоя не давало и вспомнить не могла. — Леви, Леви, Леви…