Умер заранее

На моей могиле будет написано «Ну и ладно».

В Хогвартсе так много интересных и никому — кроме нас четверых — не известных мест, но решительно негде гулять с девушкой. Может, будь тут куча уютных кафе или россыпь крохотных лавок с абсолютно ненужными мелочами, Эванс уже давно согласилась бы пойти со мной на свидание. Хорошо хоть озеро есть. Оно кое-как тянет на звание романтического места. Приходится бродить вокруг него. Впрочем, какая разница, вокруг чего бродить, если с ней. Сириус говорит, в Лондоне куча хороших мест. Он даже присмотрел паб, в котором будет работать. Летом поведу Эванс туда. Если доживу до понедельника. Я стоял, прислонившись спиной к березе, и наблюдал за гигантским кальмаром. — Все еще пытаешься понять, почему я предпочла его на пятом курсе? Вчера я весь вечер провел в туалете на четвертом этаже и как идиот твердил перед зеркалом ее имя, чтобы произносить его без запинок. Пусть даже про себя. — Потому что он не умеет мести языком, а в крайнем случае его можно съесть? — предположил я, расправляя плечи и делая несколько шагов к ней. Я не планировал целовать Лили вот так сразу, но не знал, с чего еще начать. — Мне все еще нужно говорить «еблан»? — сдерживая улыбку, серьезно спросила она. Наверное, у нее уже машинально получалось теребить мою рубашку, когда мы сосемся. И после тоже. — Ну, это даже мило. Я почти привык. Но лучше все-таки «Джеймс». На самом деле, у меня не было никакого желания двигаться, потому что тогда пришлось бы отпустить Эванс, но я ради приличия предложил: — Идем? — Куда? — она выкручивала пуговицу, разглядывала меня и сосредоточенно морщила нос. — А куда ты хочешь? — Никуда. У нас есть озеро. И кальмар. Будем купаться голышом и плавать наперегонки. Я не собирался играть в кальмара. Из целого предложения я услышал только «голышом». — Я плохо плаваю, — ухмыльнулся я, погладил ее пальцы, чтобы Эванс меня отпустила, и подошел к кромке воды. — Но ради тебя я готов рискнуть. Как с Берти. Ради Лили я готов рискнуть. Я быстро разулся, снял очки, сунул в карман мантии, скинул ее и развернулся к воде спиной. — Нет, Джеймс, я же пошутила! — крикнула она, но я уже падал в воду. Если захлебнусь, пусть Бродяга напишет на моем надгробии: «Утопился в эвансовских глазах». Давно хотелось в них утопиться. В смысле утонуть. Не одно ли и то же. Озеро прогнулось и тут же выпрямилось, схлестнувшись надо мной. Я схитрил, конечно. Из меня дерьмовый пловец, но волшебник-то отличный. Я вынырнул и в пару гребков оказался у берега. Эванс выглядела так, будто мне удалось ее впечатлить. Я подтянулся на руках, выбрался, откинул со лба мокрые волосы и заклятием добыл из кармана очки. Когда я прижал Лили к себе, она не возражала. Не скривилась и не сказала: «Ты же мокрый», как Берти в душе. Ее блузка и юбка спереди быстро пропитались водой. И мне показалось правильным их снять. Я надеялся, что ни один из той кучки студентов, которые остались в замке на каникулах, сюда не сунется. Я избавился от мокрой одежды. Трава оказалась густой и влажной. И прохладной. Как волосы Лили. Все как я ждал. В темноте трава смотрелась черной, но я знал, что на самом деле она как ее глаза. Охуенные глаза. Вечер был теплым для апреля. Сверху на нас пялилась полная луна. Наверное, она видела только мою задницу, спину, затылок, а еще коленки и ступни Лили. Лили не нашла на моем теле рубашку, и потому вцепилась пальцами в плечи. Я надеялся, что она никогда меня не отпустит. Обессиленно рухнул сверху. Гремучая Ива на той стороне озера рассекла упругой ветвью воздух, как плетью. Ветер швырнул в нас истошным криком. Я дрожащей рукой отмахнулся от мучительного рева и заставил себя сесть. — Джеймс, там что-то движется. — Тонкий палец Лили уткнулся в темноту. Бродяга на наших глазах обернулся человеком. Она ахнула, но даже не попыталась прикрыться. — Развлекаетесь, негодники? — издевательски оскалился он. Будто не до конца превратился. — Я помешал? Прошу пардону. — Сириус подмигнул мне: — Там Берти преставился. Я подумал, вам будет интересно узнать первыми. Может, ты захочешь поплакать, Эванс. Я рывком поднялся на ноги. Бродяга хищно ухмылялся, глядя из-под тяжелых век. Я подскочил к нему, схватил за рубашку и прошептал: — Хочешь сказать, ты не имеешь в этому никакого отношения? Я его вызвал, а не ты, Бродяга. — Ой, прости, конечно, он твой. Сейчас только отряхну его чучело, — глумливо поклонился он и кивнул на Лили. — Я так понял, у нас теперь нет от нее тайн, — Сириус прищурился. — О чем вы говорите? — требовательно перебила Лили. — Ты сейчас шутишь, да? — она встала с травы, такая голая, что Бродяга отвел глаза. Но Лили обращалась именно к нему. — Как Бертрам может быть мертв? — я не услышал в ее голосе горечи, только недоверие. — Сначала жил, потом умер, — ответил он таким тоном, будто Лили спросила, сколько факультетов в Хогвартсе. — Бродяга, скажи, что ты здесь ни при чем. — Я его не убивал, идиот, — Сириус сбросил с себя мои руки. — Оказывается, он следил за нами весь год. Как Нюниус, помнишь? Но Нюнчик умнее, он еще на пятом курсе догадался, а этот только к выпускному допер. Полез под Иву, а дальше ты знаешь, мы ведь уже это проходили, но… — Бродяга медленно перевел взгляд на Лили, — …на этот раз ты был несколько занят, чтобы его вытащить. Повезло, а, Сохатый? Я же говорил, что повезет. Я только сейчас ощутил, что на улице зябко. Завтра мадам Помфри явится, чтобы забрать Лунатика, и обнаружит изуродованный труп Берти. Как по мне, он и живой был не очень. Или не обнаружит, потому что Бродяга умеет заметать следы. Заметать следы после моего везения. Я собирался прикончить Берти завтра на дуэли. Но он меня опередил — и умер заранее.