Сквозь время

      Тосва всегда её забавляла. Организация детей, что изо всех сил стремится подмять под себя целый район, а в будущем — и город. Ясу было это не нужно, но она страшно любила драться. В детстве нападала на всех без разбора (и это, как она не желает признаваться, пожалуй, роднило её с Баджи), била лица, ломала кости и по итогу была отправлена на тайбо. Там она научилась находить выход своей неуёмной ярости и жажде крови, однако и этого было мало. Однажды она сломала человеку бровную кость, зажав в кулаке золотую медаль, шествуя с чемпионата донельзя взвинченной. Родителей она не помнила или не хотела помнить, а те, кто Ясу их заменил, никогда не учил её жизни. Всем её миром был младший брат, порой на порядок мудрее и рассудительней, чем она сама. Чаще всего это непомерно раздражало. Ясу выбрала профессию себе по душе просто потому, что любила кровь и боль, но постепенно, как обрастают кости мышцами и жилами, она обрасла странным для неё желанием помогать людям. Спасать жизнь, а не отнимать. Тем более после случая с Шиничиро Сано… Она старалась не вспоминать об этом, равно как и о том, что в свои года была по-детски, но без памяти влюблена в этого человека и искренне оплакивала его потерю.       Тогда-то она впервые увидела Баджи.       Низкорослый кривозубый мальчишка был забавен и донельзя смешон. Он пытался хорохориться перед друзьями, благо что не на похоронах и не скоро после, однако девушка весьма неплохо его знала. Баджи смотрел на неё как на балласт, ничего не понимающую девчонку, с которой принято считаться лишь по факту того, что она сестра Дракена. Косички, нескладная фигура, наивный хмурый взгляд. Нет, она не была мечтой никого, но как же просто оказалось забыть эту девчонку на каких-то пять лет!       Она, несмотря на все свои увлечения, была той ещё зубрилой и даже перескочила пару классов, так как всю свою сознательную жизнь стремилась стать той, кто не допустит того, что стряслось с Шиничиро. Эта потеря оставила слишком глубокий след в душе. Так что, наспех закончив школу, она с такой же спешкой поступила в колледж на медсестру. Изначально Ясу хотела поступить в университет, но весьма неудачно прошла бой на очередном чемпионате, попав в больницу с сочетанным переломом свода черепа и провалялась в бессознательном почти две недели. Время на подготовку к экзаменам было безвозвратно упущено, и пришлось довольствоваться исключительно тем, что удалось получить. А получила она хуй без масла, и ладно бы хотя бы с маслом, но не было и его! Оставалось лишь идти в колледж и получать образование медицинской сестры. — Это тоже хорошая профессия, — утешала себя Ясу, но всё безуспешно. Она была категорически разбита.       За несколько лет вдали от дома она стала той ещё оторвой, что выражалось в беспорядочных половых связях, драках со всеми почти, кто только того желал, татуировках, покрывших большую часть тела и алкоголе с сигаретами. Последние, кажется, она и вовсе выпускала изо рта исключительно на работе, но и там умудрялась едва ли не поминутно выбегать курить. Благо, зарплата сестры-анестезистки давала возможность обеспечить себя куревом и бухлом. Пьяная же, Ясу становилась неконтролируемой. Это Дракен запомнил ещё давно, тогда, когда сестра впервые приехала на летние каникулы повидать брата и его кодлу шалопаев, как она про себя звала приближённых к Майки мальчишек. В тот день Ясу вышла с ними против очередной группировки и разнесла одному из руководителей ебальник битой так, что того отвезли в реанимацию. Само собой, в этот момент она была пьяна в лоскуты и спустя каких-то три часа не могла даже связно говорить, но всё равно порывалась опиздюлить кого-нибудь. Для острастки. Профилактики ради. Чтобы не расслаблялись.       Баджи заинтересовался ей ещё тогда. Давно, в первый раз, как она дала ему в рожу. Это было больше унизительно, чем больно, да и бить девок — последнее дело. Так считал сам Кейске, но только до настоящего момента. Выросшая и, как он считал, изуродовавшая себя до неузнаваемости Ясу его не влекла и девушкой он её не считал. Скорее, что-то бесполое, как обычное недоразумение.       Только вот почему — черти его дери, почему?! — во влажных снах вот уже неделю к нему являлась именно она? Это усыпанное шрамами и татуировками тело, которое выгибалось так грациозно и по-кошачьи, которое, покрытое прозрачным бисером испарины, с проглядывающим под тонкой бледной кожей рельефом крепких мышц, маленькой аккуратной грудью с жёсткими возбуждёнными сосками, торчащими рёбрами и тазовыми косточками, которые так хотелось прикусить и зализать до стона, так соблазнительно двигалось. Заставляло снова и снова вспоминать горячий вес на бёдрах, когда Ясу роняла кулаки снова и снова на лицо Баджи, когда даже не улыбалась — скалилась хищно и дико, будто настоящее животное, умалишённая, которая всю жизнь видит лишь в том, чтобы приносить боль и кровь. И жёлтые, неряшливо осветлённые пряди с длинно отросшими корнями падали на лицо, выбившись из хвоста на затылке, который обнажал тату-полумесяц, оплетённый змеёй, за левым ухом и выбритые под ноль виски и затылок. И как же славно, правильно смотрелись эти тонкие губы, растянутые вокруг члена Баджи, как же сладко она стонала, когда юноша вгрызался острыми клыками ей в шею, продолжая вбиваться в жадное и влажное нутро, что так судорожно и верно сокращалось вокруг его члена. Ясу царапалась, Ясу кричала и кусалась, она неистовствовала и раз за разом выкрикивала имя, его имя.       Баджи не слышал ещё музыки прекрасней.       Когда его губы наощупь находили твёрдый сосок, смыкаясь на том, а язык обводил по кругу, Ясу задыхалась, зарываясь пальцами с короткими, но острыми ногтями в густую гриву смольно-чёрных волос, а юноша в ответ на это лишь довольно урчал, притираясь щекой к налитой соком груди. Ласкался.       Когда же девушка скакала на его члене, Баджи стискивал до боли, до синяков крепкие чужие бёдра, которые так славно перекатывали мышцы под кожей, такую силу в себе таили, что Баджи до одурения хотелось оказаться между ними, быть зажатым до асфиксии, но попробовать Ясу на вкус, ощутить запах её желания, который стал бы самым лучшим ароматом в жизни Кейске. Который и стал бы его жизнью.       Он бы исцветил её шею и грудь следами собственной страсти, раскусал и усыпал засосами, точно небо — звёздами, потому что каждый — каждый — просто обязан знать, что Ясу уже принадлежит ему, что он желал и брал её так, что та срывала голос, теряла рассудок и не могла потом вспомнить собственного имени. Что дрожащими пальцами вытаскивала из пачки очередную сигарету целых несколько минут, а потом пихала ту в натруженный рот с припухшими губами, позабыв даже прикурить.       Да, Баджи бы хотел этого.       Он захотел этого ещё давно — несколько лет тому назад, когда Ясу приехала из соседней префектуры на летние каникулы, выкрав неделю отпуска на работе, которую едва совмещала с учёбой, и впервые ударила Баджи по-настоящему. Раскрывши рот, он наблюдал за девушкой, которая тогда не курила даже, не пила; только дралась, как одержимая и училась так же. Юноша обозвал ту зубрилой, и получил в живот до того сильно, что надолго закашлялся и чуть не проблевался, а далее последовал удар в сгорбленную спину острым локтём, который заставил парнишку едва ли не свалиться. Он был ребёнком почти что, только таким же бешеным, как и она, так что в драку полез почти сразу, но был успокоен Чифую. Тот предупредил, что Баджи вообще-то сам виноват, а Ясу — девочка, а бить девок — унизительно и не по-пацански.       Только вот юноша не учёл, что быть избитым девкой — унизительней намного.       Воспоминания о том вечере, о том, как Баджи, будто одержимый, дрочил на выглянувший в вырезе Ясовой майки образ груди и, как ему показалось, светло-розовый ореол соска, нахлынули вновь. Нынешняя Ясу лифчики не носила, и во время драки Баджи это чётко ощутил, равно как и ткнувший того в плечо острый сосок, ощутил запах её волос, смешавшийся с гарью табака, хотя девушка не подпускала оппонента близко к себе. И это вышибало все пробки.       Поутру вот уже больше недели Баджи матерился и шёл менять бельё.       В этот день Ясу предусмотрительно взяла выходной и завалилась домой к Сано с пакетом шмоток в руках и небольшой коробочкой красиво украшенных капкейков, которые так нравились Эме и любившему сладости Манджиро тоже пришлись по вкусу. — Мои любимые кексики! — тут же воскликнул парень, перехватывая бумажный пакет из кондитерской у Ясу. — Конечно любимые, — фыркнула она. — У тебя всё, что в ебало лезет — всё любимое.       Эма громко рассмеялась, прикрывая рот рукой, и отправила младшего брата заваривать чай, а сама провела подругу в свою комнату. Та была выполнена в пастельно-голубом и жёлтых тонах, аккуратно и почти педантично прибрана, не в пример комнате Майки, в которой творился такой бардак и срач, что Ясу в последний раз чуть не хватил удар.       На полке над застеленной серым мягким пледом с розовыми сердечками диванчиком-кроватью — фотографии с Дракеном и множество учебников. — Всё ещё собираешься поступить? — поинтересовалась Ясу, присаживаясь. Эма рассеянно кивнула и принялась доставать косметику и выуживать из принесённого подругой пакета одежду. Там оказалось несколько подарков для самой Эмы: платья, юбочки и даже два комплекта новых школьных чулочков, ведь девушка жаловалась, что старые давно стёрлись, а в префектуре, где училась Ясу, была просто куча торговых центров и базарчиков, где она и затарилась подарками. — Я буквально живу медициной вот уже несколько лет. Кажется, это моя судьба, моя мечта… — Моя жизнь, — закончила за неё Ясу, понимающе кивнув. Когда Майки крикнул из кухни, что чай готов и он планирует, не дожидаясь девушек, приступить к поеданию кексиков, а с одного уже слизал банановый крем, Эма рванула к нему, по пути раздавая назидательные пиздюли. Ясу рассмеялась, наконец чувствуя себя в своей тарелке.       Вскоре, когда крики мордобоя с поножовщиной на кухне стихли — видимо, Майки опиздюлился и прекратил незаконные поползновения в сторону гостинцев, — раздался стук в дверь. — Хина! — послышался восторженный выдох, и Ясу рванула к девчонке. Чуть не сбила ту с ног, прижавшись в крепких, почти сестринских объятьях, а после спешно чмокнула её и Эму в щёку. Пыталась проделать то же самое и с Майки, но тот покраснел и попытался смыться. Ясу только довольно расхохоталась, отпуская мальчишку; тот, правда, далеко не ушёл и осел на кухне, нетерпеливо поглядывая на кексы толпящихся в прихожей девчонок. Почти сердито целил чай, щедро сдобренный пятью ложками сахара. — Давайте уже поедим, я ужасно голодна, а ещё Майки скоро начнёт глодать Эме ногу, если мы наконец не сядем за стол, — улыбнулась Ясу, указывая взглядом в сторону кухни, где энергично закивал юноша. Поддел пальцем завиток крема с кекса и снова получил по шее от сестры.       Ясу с довольным видом отпила крепкого кофе (удивительно, как Майки до сих пор помнил, что она не пьёт чай и любит кофе без сахара) и принялась за капкейки, тут же испачкав щёку в креме. Эма, рассмеявшись, протянула подруге салфетку с вышитой на той синей каймой васильков. Ясу знала — это подарок от Дракена, который тот притащил девчонке, страшно смущаясь, по совету сестры, ещё в пятнадцать лет. Удивительно, как долго прожил какой-то отрез ткани с узором по краю, но, видимо, Эма использовала их только для близких друзей и по редким случаям. Действительно — на кремового цвета ткани не было ни пятнышка, и Ясу побоялась испортить ту, поэтому сняла след крема пальцем и облизала. — Лучшая кондитерская во всём районе, я даже забыла, какой «красный бархат» они пекут, — довольно с полным ртом промычала она, откусив крупный кусок кекса, который приветливо сиял алым крошащимся боком. Почему-то захотелось научиться делать такую же выпечку, да и вообще пристраститься к кондитерскому делу, какое возникает почти всегда, когда глазам предстаёт настоящее произведение кулинарного искусства, а в рот попадает восхитительное блюдо. Однако, кулинарные способности Ясу заканчивались панкейками, которые та обязательно сжигала с одной стороны, и жареный же рис, постоянно недоеденный и после заплесневевший, пристывший к сковородке, которую потом ничем не отмыть от кислого запаха испорченной пищи.       Отвернувшись от поглощающего уже третий кекс Манджиро, девушка незаметно подлила в кофе немного алкоголя из своей фляжки, при этом неловко поддев ногтём наклейку с Аской из «Евангелиона» и случайно оторвав той кусочек головы. — Прости, милая, но твоё время пришло, — немного удручённо произнесла Ясу одними губами и сама себе улыбнулась. Настала пора вновь закупаться наклейками и укрывать предыдущий слой, уже порядком испачканный и затёртый. Кое-где протёк алкоголь и смазал лица и фигуры персонажей, а где-то наклейки противно задирались и мешались.       По итогу, вдоволь налакомившись сладостями, девчонки оставили Майки наедине с оставшимися кексами, отправились в комнату Эмы, прекрасно зная, что у них в запасе есть около получаса, пока Манджиро поспит, упав головой на жёсткие подушки кухонного мягкого уголка, а Дракен не начнёт названивать сестре с угрозами и недовольным бурчанием относительно медлительности всей компании. Пока Хина разбирала гостинцы, доставая те поочерёдно из крупного пакета, оставшегося после покупки уже довольно старого и заношенного пальто Ясу, последняя, наглым образом даже больше, чем наполовину, высунувшись на улицу в окно, вороватым образом курила, скрывая сигарету в кулаке. Будто бы кто-то наглый и строгий вот-вот должен был застать её за этим делом и долго читать нотации. На самом деле, наверное, именно такого человека ей и не хватало — который будет держать в ежовых рукавицах, следить и даже немного ругать за пренебрежение к себе самой, за пустоголовую распущенность и некую фривольность в отношении себя. Половину всего желаемого, в чём Ясу себе никогда не сознается, ведь свободу любит и ценит не намного меньше дружбы, умещал в себе брат, однако девушка постоянно злилась на него и вечно указывала на разницу в возрасте, которая, по её мнению, мешала установке каких-либо границ между ней и Рюгуджи. Нужен был авторитет или тот, кого хотелось бы слушаться, однако такого на горизонте не предвиделось. Всех ухажёров и любовников, которые так или иначе пытались позволить себе подобную вольность, Ясу с торжественным «Пошёл нахуй» гнала из своего окружения, попутно ощутимо навтыкав, а тот, кто задел бы её в самую душу, наверное, попросту не существовал. Желание, страсть, возбуждение, мало-мальский интерес — пожалуй, но никакой любви. Казалось, что Ясу и любить-то умеет только брата да друзей, а остальные… остальных для неё и не существовало.       Пока Эма заплетала подруге короткие волосы в мудрёную аккуратную причёску, Хина, как могла, наносила ей макияж. Подчёркнула на выкате глаза, сделала чуть более живыми тонкие белёсые ниточки губ, добавила румянца на усыпанные бледными веснушками щёки, даже брови попыталась привести в порядок, но скоро бросила это бессмысленное занятие — те жили собственной жизнью и укладываться воском отказывались категорически. Под конец Эма ткнула подругу между лопаток, заставив выпрямиться во весь немаленький рост, и оправила сарафан. Тот выглядел удачно: открывал тонкие косточки плечей и ключиц, прятал крупную татуировку на груди и подчёркивал талию, которой, как думала сама Ясу, у неё не было за мышцами пресса и остро выступающими рёбрами. Многочисленные оборки, призванные скрыть отсутствие бюстгальтера, не предусмотренного фасоном, делали грудь визуально… существующей в данной вселенной, что казалось чудом из чудес. Правда, вытащить девушку из кроссовок на высокой пружинистой подошве так и не удалось, да и не влезла бы её нога в тонкие маленькие туфельки Эмы или Хинаты. Девушки привели себя в порядок, позволив себе надеть обновки и нанести почти незаметный, такой же, как и у Ясу, макияж. Майки же пришлось долго и терпеливо распинывать, чтобы тот проснулся, и первые несколько минут юноша сонно моргал, силясь сообразить, где находится и что от него требуют. У дома уже ждали парни — их байки подрагивали миражами в солнечных лучах, а мотоцикл Ясу стоял поодаль, чуть запылённый после явно эффектного появления компании, которое, к их сожалению, никто не заценил. — Я уж думал, что состарюсь, пока вас дождусь, — сурово буркнул Дракен, но с губ его не сходила довольная улыбка. Он так, чтобы слышала только обнявшая его Эма, шепнул той что-то про красивое платье, и довольно отметил чужое смущение, спрятанное в отвороте его куртки. — По коням! — воскликнула Ясу, прямо в платье усаживаясь за байк. Удачно было лишь то, что то было достаточной длины, чтобы не продемонстрировать всей крупной компании её нижнее бельё. На дороге они как всегда играли в догонялки с Дракеном, но неожиданно для обоих в гонку включился Баджи, который скалил зубы довольно, и пытался опередить девушку. Сначала тот просто ехал за ней по пятам, будто пытаясь заглянуть под юбку, но, когда понял, что это не имеет никакого смысла, выжал газ и объехал Ясу. — Ах ты дрянь, — чертыхнулась та, включаясь в игру. Эма, сидевшая за спиной своего кавалера, то и дело взвизгивала и испуганно вцеплялась в Дракена, а тот лишь довольно и нежно улыбался, чувствуя живое тепло любимого человека за спиной. Итогом поездки стали победа Рюгуджи и к чертям сбившаяся причёска его сестры, что недовольно отметила Хина, на дрожащих ногах сползая с байка.       Пока Ясу курила у входа в кинотеатр, выпуская тугие струи дыма в воздух над собой, Баджи подошёл к её брату, чувствуя себя донельзя растерянно. — Твоя сестра, она… — Красивая? — довольно спросил Дракен, приобнимая свою девушку за талию. — Блять, да. Что мне сделать, как к ней подойти? — кажется, он был растерян. Рюгуджи громко рассмеялся. — Ты пару дней назад хотел ей еблушу начистить, а сейчас боишься подойти, серьёзно? Собери яйца и просто скажи то, что хочешь. Поверь, честность она оценит больше, чем что-либо ещё.       Неловко потирая затылок, юноша подвалился к Ясу, разглядывая ту исподлобья. Она не слышала разговора парней, ведь стояла на отдалении, однако казалось, что обо всём сразу же догадалась. — Ясу, короче… эм… в общем, тебе идёт это платье, да… — пробормотал Баджи как-то растерянно, на что девушка тут же расплылась в улыбке. — Как миленько, — и, потрепав того по щеке, затушила сигарету в мусорке. С того момента внимания на него она обращала не больше, чем на кого-либо ещё, хотя казалось, что даже Мицуе она дарила больше улыбок, чем тому, кто с таким трудом буквально выдавил из себя комплимент. Только в кинозале, когда начался фильм, девушка усевшись между Хинатой и Кейске, положила горячую ладонь тому на колено.       Конечно, в темноте не было видно ни лукавой улыбочки, ни закушенной губы, ни сверкнувших огоньком ада глаз. Только белая ладонь со шрамами на сбитых костяшках и громкое дыхание Кейске. Девушка огладила коленную чашечку большим пальцем, проследив указательным выше, к середине бедра. Там пальцы скользнули на внутреннюю сторону, и тогда юноша с силой свёл ноги, пресекая все дальнейшие попытки и заключив ладонь Ясу в тугой капкан. Только вот её это не остановило — приблизившись, только шепнула, опалив ухо горячим дыханием и коснувшись раковины крашеными губами: — Ну что же ты так сразу?.. — Чего ты хочешь? — громко сглотнув, спросил пришпиленный к креслу Баджи. — Всего лишь небольшая шалость, — и, наконец высвободив руку из ослабевшего захвата, пробежалась пальцами до самого пахового шва на джинсах Кейске, после чего тихо и клокочуще рассмеялась, вернув ладонь на внутреннюю сторону середины бедра Баджи, то и дело поглаживая ту лёгкими движениями.       Не то, чтобы Кейске страшно смущался — он больше был обескуражен действиями девушки, и даже прикусил внутреннюю сторону щеки, пытаясь пробудиться от зашедшего вновь не туда слишком реалистичного сна, однако это не произвело ожидаемого эффекта. Да, девушек у него в постели ещё не бывало, да и времени на это не было; днём Баджи старательно учился, наняв себе хуеву гору репетиторов по всем предметам, по вечерам подрабатывал в автомастерской, а ночью бил ебальники вместе с Чифую тем, кто, как подмечал его «профессиональный взгляд», косо смотрел и как-то неприятно дышал. Развлекался, как мог.       О девственности своей он не плакал и не страдал, но вот в такие моменты это его ощутимо подводило. Потому что возбудиться до влажности в белье просто от того, что какая-то не самая красивая девушка гладит его по ноге — пиздец высшей категории. Баджи судорожно выдохнул и, скинув куртку с плеч, накрыл той пах, чтобы при выходе повязать ту на талию. И плевать, что в одной футболке в смеркающихся сумерках было прохладно и доставали мошки, пропалиться стояком перед компанией было куда хуже.       В ту ночь он так и не уснул.