Сквозь время

      Видеть их снова — странно. До дрожи, до одури и непривычного-щемящего чувства в груди, которое дышать так мешает, которое выбивает воздух и — совсем немного — душу. — А где Ясу? — доносится до неё голос Такемичи. Девушка косится на него, разглядывая исподволь, потому что на этого мальчишку хочется смотреть. Донельзя забавный стойкий оловянный, который тысячу раз неваляшкой падает и ровно столько же встаёт.       Наивный, какой же он наивный, но что это за стержень внутри, что не позволяет Такемичи сдаться? Во имя чего ты воюешь, солдат? — Она бухает, — машет рукой Мицуя, проскользив мельком взглядом по сухопарой фигуре поодаль. — Но алкоголь же дезориентирует… — Не её, — фыркает, улыбаясь как-то очень уж странно. — И упаси тебя Господь помешать ей пить. В последний раз человека, который отобрал у неё бутылку, она избила до реанимации; еле оттащили. У Ясу под алкашкой отключается мозг и включается режим берсерка. Единственный минус — свои тоже могут опиздюлиться, так что ты близко к ней не подходи. Хотя, я слышал, что у неё цель на этот махач — напиздячить Баджи. Так что ему пиздец, в этом я уверен.       Переводит девушка взгляд на Риндо, приваливаясь к тому плечом. Глаза косят в сторону из-за выпитого, но норма у Ясу своя. Упала — значит хватит, а она пока стойко держится на ногах. — Базарю, я его хуйну сегодня, — заверяет она, дёрнув Рана за косички. Издалека доносится вопрос Такемичи о том, почему Ясу сидит с братьями Хайтани, однако ответа она не слышит, да и плевать ей, честно уж говоря. — Чего ты так взъелась на Баджи? — Ран меланхолично и по-птичьи склоняет голову на бок, разглядывая бывшую подругу. И вот сейчас — будто не было ничего, всех этих лет, обид и боли. Он большим пальцем хочет очертить след змеиной шкуры на острой ключице Ясу, чтобы девушка голову в сторону откинула, позволяя. Но Ран скорее руку себе отгрызёт, чем позволит подобную вольность себе.       Ясу многозначительно молчит.       Девушка скидывает карты, демонстрируя тучу козырей на руках, после чего скалит зубы. — Вы проебали, детишки. — Да играть на интерес — хуета, — подначивает Баджи и снова демонстрирует острые клыки. Как же Ясу до одури, до тремора в кончиках пальцев интересно, какового целоваться с ним. Просто поджилки сводит. — Оке-е-ей. На раздевание или поцелуй? — и тянется вперёд, а через вырез борцовки видно границу татуировки на груди и выглядывающие полушария. Баджи потуже стискивает зубы, щурится, чтобы не глазеть совсем уж откровенно, после чего и сам дёргается навстречу. Между губами — жалкие миллиметры, и, как через вату, доносится оклик Дракена. — Поцелуй, — горячее дыхание шпарит по коже, вздуваясь мнимыми волдырями, оставаясь фантомной почти-болью, поселяя в теле истому, а в мыслях — сумятицу.       В тот же миг Ясу дёргается назад, в голос заливаясь. Кусает тонкую кровавую полосу губ, а плечи — ну точно птичьи, хрупкие такие и мелко-костлявые — дрожат в судорожном смехе. — Ты хоть умеешь? — Вот и проверишь. — Ребят, — обрывает этот агрессивный флирт Такаши. — Я всё, конечно, понимаю, но от сексуального напряжения между вами уже подкуривать можно.       Где-то подле раздаётся сухой смешок — прорвало Чифую. — Кстати об этом, — щёлкает пальцами в воздухе Ясу и после зубами из помятой пачки выуживает толстую сигарету. — Так, кто играет?       Пасанули все, игра шла исключительно между Ясу и Баджи, которому Дракен уже пообещал сломать ебальник в случае победы и всячески поддерживал сестру, которая, кажется, в случае необговорённого выигрыша должна была поцеловать либо сама себя, либо просто метнуться за очередной бутылкой пива и долго стебать Кейске. — Кенчин, если ты сейчас не завалишь хлебало, я тебе втащу, — как-то очень сосредоточенно отозвалась девушка, упорно рассматривая свои карты.       Целоваться хотелось, хотелось страшно. Так, что зубы сводило и дурно становилось, этот тактильный голод невозможно было ничем утолить, и Ясу почти скулила, желая проиграть и ни за что не проигрывать никогда в этой жизни. Однако Баджи нагло мухлевал, а Ясу делала упорно вид, что ничего не замечает. — Целуй, — по итогу хитро облизнулся юноша, рассматривая Ясу, как свой трофей и скинул козырного туза в последнем ходу. — Блядина, — шикнула его оппонентка, после чего закусила губу в очередной раз. Дочего же Баджи хотелось повторить это движение своими зубами, чтобы от клыков острая боль прошлась по коже, смешавшись с неуёмным удовольствием, чтобы Ясу прижмурилась и подалась ближе — он словно знал, что она это сделает, — чтобы она проскулила в рот Кейске что-то неразборчиво-горячее, такое нужное, что воздуха важней. — Ты, наверное, не понял но это моя воля, и я пока попридержу твой приз на подольше. Получишь, когда заслужишь.       Он так и не заслужил. Ушёл по итогу вечера ни с чем, оставшись в дураках так легко и просто, что Ясу потом ещё долго насмешливо улыбалась, довольная своим ходом. Проиграв, она выиграла куда большее, чем сам Баджи.              В бою Ясу — неостановима, и Хайтани впервые видят её такой. Такой, что яйца сводит от желания, что судорога прокатывается по каменным мышцами, что девушка сама против своей воли вызывает нечто настолько животное, что становится страшно. Она ломает лица и кости, она склабится кровавыми зубами и щерит разбитые губы, она кулаки стёсывает подчистую, снося всё на своём пути и только иногда перебивается на то, чтобы сорваться на глотки дешёвого пойла прямо из горла. Оно жжёт ранки на опухших губах, но это лишь прибавляет Ясу удовольствия. — Она, бля, лютая, — полушёпот сам рвётся из глотки Риндо, и брат тому кивает, не смея заворожённый взгляд отвести от девушки. Какое там судейство и слежка за игрой — вот она, их цель. Их полужизнь в полумерах. — Кисаки, ах ты ганд- Да-а-а, наш человек! — и воздевает к небу руку с бутылкой, когда юноша принимается защищать Майки едва ли не своим телом. А для Ясу лишь одна цель — Тора, который всё выёбывается, наживая себе непосильных врагов, который лишь себе хуже делает и даже однажды выхватывает по лицу от Ясу прямо так — бутылкой, потому что стрела, что называется «на говне», ведь он сам первый начал использовать оружие и подручные средства вместо кулаков, а значит — заслужил. Разбивает юноше бровь, из которой кровь моментально начинает заливать глаз, но юркий мальчишка мгновенно даёт стрекача, прячась где-то в толпе. Ясу лишь разочарованно и зло рычит и снова врывается в бой неудержимым ураганом.       Её приводит в чувства, вырывая из пьяного морока только крик Такемичи, такой громкий и отчаянный, что не отозваться на тот душой попросту невозможно. Девушка дёргается и видит лишь пелену, кровь и упавшего на колени Баджи. Подлетает в два прыжка, падая на колени. — Эй, Баджи, эй, — и по щеке хлопает легонько. Осторожно, как не делала никогда. — Всё хорошо. Хорошо, слышишь? Идиот, ты чего наделал? Зачем?.. Только попробуй сдохнуть, понял? Я тебе пизды дам, буду пинать твой труп до самого кладбища и надругаюсь над ним. Страшно?       Вот и ей — до одури. Что руки трясутся и — немного — губы. Чифую рядом воет, потряхивая друга за плечи, и ему, если честно, хочется втащить за лишнюю суету. А Баджи лепечет едва живо что-то про то, что Кисаки следует опасаться, что он — волк в овечьей шкуре, и Ясу верит охотно. Она будет. Она пообещала.       А взгляд Баджи всё больше и больше стекленеет.       Несмотря на то, что Ясу — между прочим, медсестра и то, что она старательно оказывает первую помощь всё время до того, как приедет скорая, сердце Баджи так и не запускается, и она едет в больницу с ним на освидетельствование, разглядывая покрытые коркой подсохшей крови руки, и понимает, что плакать разучилась давно. Пока над Кейске колдовали более сведущие в этом деле медики прямо там, на полигоне, она ударом тяжеловесного сапога снесла с ног Казутору, после чего прописала в лицо, больше напоминавшее месиво. Тот лишь болезненно застонал и осел на землю, закрываясь слабыми руками.       Тогда-то её и оттащили. Обещали связать, полиции сдать или успокоительное вколоть, но девушка только молча планомерно напивалась, приканчивая виски. А ей ни слова не говорят, молча списывая на стресс, только один раз робко предлагают вместо алкоголя — седатив. Девушка едва сдерживается, что не хмыкнуть язвительно, и продолжает прикладываться к узкому, сколотому в одном месте горлышку бутылки.       Запоздало и очень досадливо приходит осознание, что она так и не исполнила желание, поэтому в карете скорой помощи она жмётся стиснутыми дрожащими губами к уже холодным губам Баджи. Вкус запёкшейся прогорклой крови долго стоит в глотке. На улице перед знакомой уже больницей Ясу просто кричит.