Сквозь время

      Эти демоны её не отпускают решительно. Не усмиряют, не жалеют, лишь мучают, выскабливая изнутри все внутренности, на кулак натягивая столь искусно, что не сказать ничего против. На ухо шепчут такое назойливое: «Слабачка», резонируя с голосом Баджи. Тот фырчит, подоконник облюбовав, как единственное, где ему есть место. Фикус там совершенно зачах и даже стакан воды, что помогал прежде, никак не воскрешает бедное растение. Он лишь сильней вянет, хотя кажется, что куда уж, и осыпается белёсыми листьями на пол и укрытый пылью потрескавшийся местами подоконник.       Кажется, кругом дохнет всё, к чему прикасается Баджи, однако убийца-то не он. Только вот и Ясу чахнет тоже, с каждым днём будто покрываясь слоем незримой глазу плесенью. Сдаётся так напрасно и бесповоротно.       А демоны — смеются.       Кажется порой, что и у Баджи должны вот-вот вырасти рога и хвост этот остроконечный, которым он бы даже без всяких просьб проткнул Ясу насквозь прямо там, где у неё уже не бьётся сердце, что он сам — Дьявол. Лично созданный кем-то безымянным, которого Баджи отказывается называть, которого столь благоговейно боится-уважает, под которым он подневолен и к которому то и дело возвращается, как дитя — к своему создателю. Будь хоть один шанс — Ясу бы поверила, что это его отец, тот самый Отче, что уронил семя в чрево его матери, однако тот давно обитает в Америке, позабыв о собственном дитя. А мать его так плачет, о боги, как она плачет. Заливалась слезами на могиле сына, ненавидя кругом всех, не подпуская к гробу, потому что винила именно его бестолковое, как она говорила, решительно неверное окружение, которое сынишку-то в могилу и затащило. И злилась, как злилась, потому что окружение это — стоит живое, целое, а Баджи — в могиле. Лежит, остатками лица улыбается, с бровью распухшей и кровоподтёками на теле, которыми тот щеголяет с почти-гордостью. Всегда гордился своими боевыми следами, отметинами, синяками и ссадинами, как сейчас — Майки. Только тот прячет рану на кромке волос, замотав ту с настояния сестры и Ясу белёсым бинтом.       Ясу не знает, не догадывается даже — Баджи был в неё влюблён до чёртиков, как остаётся и сейчас, наблюдая за тем, как хозяйка квартиры, в которой он практически прописался, наводит там порядок так стремительно и решительно, словно в голове кто-то тумблер переключил, словно просто шалая идея в голову явилась, дверь с ноги выбив.       Ясу постепенно воскресает, позабыв про алкоголь и боль, что изъедает её изнутри, что трепещет у самого сердца, покалывая то острейшей иголкой. Ей бы операцию какую, чтобы комок этот нервов удалить, чтобы не чувствовать вообще, однако такой помощи врачи не оказывают. — Ты вот тут уголок пропустила, — с насмешкой тычет Баджи пальцем туда, где опять ссыпалась горстка земли на пол. — Заткнись, а? — почти с вопросом огрызается девушка, тяжело пыхтя задницей кверху с тряпкой в руках. Мыть полы она ненавидит, потому что мыльная вода разъедает ранки на руках и цыпки, которыми вся кожа вплоть до запястий покрыта — Ясу не пользуется перчатками даже на самом лютом зимнем холоде. Быть может лишь оттого, что в Японии зимы жалостливы к жителям и температура едва опускается до нуля в самые неудачные дни, а может оттого, что ей попросту плевать на любое обморожение.       Баджи смеётся, и от этого звука надтреснутого и едва живого, Ясу воскресает почти. Он будто и не умирал вовсе, будто всегда был рядом, и сейчас это как никогда остро ощущается. Почти болью. Такой, что иногда хочется даже плакать, хотя Ясу уверена — она не умеет уже. Со смертью Шиничиро она всё выплакала и сейчас довольствуется лишь остатками той всепоглощающей боли, что тогда плескалась в груди. — Может, пойдёшь уже к свету? Или куда там вы все отправляетесь после смерти? Я не знаю, — фырчит Ясу, оттаскивая в сторону старенький скрипучий диван, служащий ей и лежбищем, и местом для сна, и траходромом. Последнего не было давно, и девушку изъедает изнутри желание томливое, однако не может же она, решительно не может переспать с кем-то под пристальным взглядом чёрных мёртвых глаз.       Баджи смеётся, хотя это больше похоже на карканье воронов, как тех, что кружили над его телом, выжидая, в день Хэллоуина. — Нет никакого света. Только непроглядная тьма и чей-то голос позади. Я слышал твой и пошёл на него, а не вперёд, потому что там ничего не было, — Ясу догадывается — ему было страшно. И это почему-то придаёт сил — что даже Баджи может бояться. — А потом мне сказали следовать за тобой и защищать, только вот я до конца понять не могу, как, ведь я даже коснуться тебя не могу. Глупое наставление. Глупые духи. — И он тоже глупый? — на её лице цветёт оскал из кровавых в трещинах губ и кривоватых заострённых и местами сколотых зубов, о которые Ясу постоянно режет язык. — Самый, — кивает Баджи, и Ясу почему-то кажется, что он совсем потерялся.       Трель телефонного звонка разрывает повисшую густую тишину; звонит брат, и Ясу моментально отзывается на этот звук. — Чё надо? — почти рычит она в привычной манере. — У Эмы завтра День Рождения, не забыла? — Вот же, — чертыхается Ясу, после чего откидывает в сторону тряпку и оправляет мокрые от пота волосы влажной в пене рукой. Как она только могла забыть? — И ты так и не признаешься ей, я верно понимаю? Опять обосрёшься, но даже за руку не возьмёшь. Хуй с тобой. Бесполезно. За подарком вместе поедем? — Я, конечно, не еблан, но что девкам дарить в душе не секу, так что — да. — Подари ей вибратор, — смеётся Ясу, но на злобный рык Дракена всё же осаживается. — Да ладно, ладно. Собираюсь. — Заеду через двадцать минут, — звучит короткий ответ, после чего в трубке раздаются короткие гудки. Дракен как всегда немногословен. Оторвав телефон от уха и протерев экран о штанину, Ясу недовольно глядит на Баджи. — Я планирую переодеваться, маленький вуайерист. Отвернись. Потом свой призрачный сучок подёргаешь. — Что я там не видел?.. И вообще, я слышал, как ты дрочила прошлой ночью, так что угомонись и раздевайся, — он кривит губы. — Какая знакомая фраза… подожди- ты, что?! — следующие несколько минут в Баджи пытается прилететь половая тряпка, однако призрак увёртливый, призрак ржёт в голос, призрак уворачивается искусно. И слышал ведь, всё, сука, слышал, даже часть видел: и мерно ходящую под тонким пледом руку, и вторую, что чувственно сжимала острый сосок, и губу закушенную так соблазнительно, и тихие стоны слышал, сдавленные и скраденные подушкой, в которую Ясу тыкалась то и дело, метаясь по постели, как в лихорадке. — Ненавижу тебя, — наконец, запыхавшись, выдыхает Ясу и стягивает промокшую майку через голову. Взгляду Баджи без стеснения предстаёт в тот же момент почти плоская грудь с явственно проглядывающими во всех местах рёбрами, пресс, полученный после многих лет в спорте и не ушедший благодаря регулярным тренировкам на турниках, после которых с ладоней кожа сползает лоскутами, и рельеф сильных рук. На спине острыми крыльями торчат лопатки. — Выпрямись, — стараясь совладать с голосом, полупросит-полуприказывает Баджи, на что Ясу только фыркает, игнорируя чужие слова. Напяливает без лифчика Дракенову футболку безразмерную, утопая в запахе родном, и тянется за штанами формы свастонов. Такаши не зря шил для неё эту одёжку — Ясу из формы не вылезает хронически, предпочитая удобство и комфорт прочим понтам и красоте. Единожды нарядилась в платье по просьбе и настоянию подруг — и хватит. Зато стринги носит, но чёрные и без излишеств, подчёркивающие белизну кожи и рельеф выработанных мышц. Под конец фиксирует волосы резинкой и даже не успевает постучать пальцами по коленке в ожидании Дракена, как в окна квартиры принимается слепить свет фар, свидетельствующий о его появлении.       На дороге в догонялках с трудом победу одерживает Ясу, после чего пытается половину пешего пути до торгового центра зарядить Кену щелбан, но получает по шее и успокаивает ребяческие порывы.       Пожалуй, их можно принять за пару. По взглядам, полуслучайным прикосновениям, разговорам весёлым на грани с флиртом, по схожести внешнего вида; никак не брат с сестрой. Поэтому, когда какая-то девушка подмечает их и выдыхает своему парню: — Смотри, какая пара. Почему ты так не можешь? — Ясу смеётся и тянется за поцелуем, однако получает подзатыльник от Дракена и скалится девушке. — Инцест — дело семейное.       В магазине игрушек Ясу прилипает к уродливому напрочь поющему бобру и отлипать категорически отказывается. — Вот же мразота, — фырчит появившийся из ниоткуда Баджи, разглядывая игрушку. — Уёбище, да? Он срочно нужен мне домой, — и хохочет так искренне и живо, что у Баджи глаза сияют. — Глядя на него хочется напиться, — признаётся Дракен, на что Ясу заходится в откровенном смехе, утыкаясь брату в плечо. — Бобёр, вызывающий алкоголизм! Мне оно надо, — и её ещё долго приходится отрывать от этой поющей дряни, а потом ещё полдороги обратно слушать ебаные абсолютно песни в фальшивом исполнении Ясу. По итогу девушка приобретает в подарок Эме клубничные духи, которые та давно хотела, и обещает ещё обязательно припереть букет цветов, а Дракен ограничивается мягким животным странной расцветки и непонятного рода. — Это — отродье Сатаны, ты понимаешь? — смеётся Ясу, пока брат прячет подарок в сумку на байке. — Выродок. — Ты сейчас оскорбила меня или игрушку? — Дракен поднимает тёмную бровь в вопросе, и выглядит это, как угроза, если бы не насмешка в глазах и лёгкая полуулыбка. — Вот и мучайся.