Сквозь время

      Он в гробу — такой красивый, что глаз не отвести. Прекрасен даже мёртвым. У Дракена на скуле ссадина, и Ясу ту очерчивает большим пальцем, так нежно при этом улыбаясь, как никогда прежде. Пока Такемичи и Чифую держат заливающегося слезами Майки, она может попрощаться. Слишком много плача взахлёб, слишком много истерик и радует лишь новость, что Кисаки сейчас в больнице, сбитый большегрузом едва ли не насмерть. Ясу желает ему гибели в муках, которую видела во сне, о которой так грезила, что и дышать легче становилось. — Далеко не уходи, — полушёпот, едва слышно, чтобы коснуться губами холодного лба мертвеца, чтобы лишь он слышал. Поправляет выбитую из хвостика на затылке светлую прядь, вспоминая, как всего несколько недель назад едким осветлителем до желтизны высветляла прядки Кену, как смеялась и грозилась во сне тому намазать ещё и брови. А следом — Майки, а Эму и не нужно было красить — девушка на зависть остальным родилась белокожей блондинкой с едва заметным нависшим веком. Совершенная европейка. — Я за тобой.       Ощущение потери оглушающее, однако Ясу совершенно спокойна и не плачет. Она всё решила, продумала, свыклась.       И Баджи рядом нет, чтобы разубедить. Его вовсе не найти даже в ветряных отголосках, что в ушах шумит, пока Ясу мчит по трассе с бешеной скоростью, позабыв про шлем, что стучит завязками по бедру.       После удушливого смрада свечей и цветов в церкви, после столь шумного гомона десятков ревущих людей, — пришли даже девчонки из борделя, чтобы пролить пару слезинок — дома кажется оглушительно тихо. Ясу осталась наедине со своими сжирающими заживо мыслями, что глодают уже кости, точно гиены затхлый труп, и это кажется невыносимым. В Тосве траур и делать там решительно нечего, потому что Майки физически неспособен организовать собрание, так что девушка представлена самой себе. Надо бы утешить мальца, — думается ей, однако мысль тихо тонет в остальном потоке губительного сознания. Потерять сестру и лучшего друга за какие-то две недели — пожалуй, ужасно, однако Ясу куда хуже сейчас. Но ведь страданиями не меряются, верно? Надо бы обнять было Майки, надо было к груди плоской прижать и дать возможность выплакаться, но Ясу только мимо прошла, через нос выдыхая горячий воздух, только кивнула Такемичи, что смотрел так, словно всё и так знает.       Подбирает маленький стульчик из прихожей, на который обычно присаживалась, чтобы зашнуровать высокую обувь, и в этот момент раздаётся звонок телефона. — Как невовремя, — шипит Ясу, однако трубку всё же берёт, толком не рассмотрев имени звонящего, забитого в записную книжку. — Допустим. — Ясу… — голос Майки срывается от рыданий, однако девушка всё же понимает, что он говорит. Мальчишка убит, разбит, уничтожен абсолютно, но и Ясу не лучше. — Поговори со мной?       Она тяжело вздыхает, закатив чуть глаза, однако к уху прижимает телефон плечом, продолжая незамысловатую вязь в руках. Раньше это была верёвка для шибари, старый подарок братьев Хайтани в шутку, однако Ясу больше не шутит. — Только ты осталась, — всхлипывает Майки, прижимаясь ближе к стене по ту сторону телефонной трубки. — Не осталась. Во мне ничего не осталось. — Я тоже близок к тому, чтобы потерять себя. Сперва Шин, Баджи, потом Эма, теперь Кенчин… Почему они все уходят? — Им было лучше уйти. Слишком хорошие, — голос тих и сух. Она почти закончила своё плетение, так что разговор надолго не затянется. — Хороших всегда забирают первыми. — Ты любила их? — надежда, что сквозит в голосе юноши, пробирает Ясу до костей. — Всех, — решительно. — Всех до единого, как в последний раз.       И бросает трубку. Игнорируя последующие трели телефона, она накидывает петлю на крюк потолочный, к которому крепится груша, после чего поднимается, как на ступеньку, на маленькую скамеечку, когда-то сколоченную братом. Она кривая, плохо устойчивая, но это лишь на руку.       Вот и всё. Там её давно ждут. Там будут все, кто ей дорог. Баджи снова улыбнётся и с ним можно будет подраться под смех и подначивания Дракена, а Эма потом обработает им ссадины. А ещё там будет мама…       Ясу её почти не помнит, однако имеющегося хватает для того, чтобы сорваться, накинув алую верёвку на глотку. Болезненно натирает, но сейчас ли волноваться о неудобствах? Только в последний момент Ясу мешкает, не решаясь никак толкнуть пяткой стул под ногами, чтобы назад пути больше не было. Прикрывает глаза, делая последний вздох, и… — Ебанулась? А ну вылезай немедленно! Ясу, я кому сказал?! — Забудь моё имя! — голос хрипит, а в уголках глаз — слёзы. Он пришёл, только вот лучше бы это Баджи не видеть. Не в последний момент, не сейчас и не так. — Идиотка, прекрати сейчас же! Подожди буквально пару минут, — призрак падает на колени прямо перед Ясу и мог бы — вцепился крючковатыми пальцами в подол штанов домашних её. Комната крутится, а ось её — взгляд Баджи. Потерянный. Умоляющий. Такой родной, что заплакать впору. — Ради чего?       В дверь раздаётся настойчивый звонок, а после — кто-то не менее напористо принимается колотить в бедную деревянную перегородку, окна, карнизы, словно зная — сейчас или никогда. — Ради этого, — на выдохе с присвистом произносит Баджи, и от облегчения у него опадают плечи. — Открой дверь, прошу, просто открой.       А Ясу так страшно этот последний шаг в неизвестность и боль сделать, что она стягивает с шеи натёршую алую борозду петлю и, соскочив с своего помоста, бредёт в коридор. Бурчит, ворчит, по пути пиная разбросанную в беспорядке обувь, после чего наконец открывает дверь с решительным желанием навтыкать непрошенным гостям и наконец завершить начатое. — Кто, нахуй? — рыкает она, разглядывая новоприбывших. Бритые наголо, татуированные, странные и вроде бы знакомые. Кажется, Ясу видела их в Поднебесье, Чёрных Драконах, Вальхалле, Тосве. Всюду. — Мы, нахуй, — и, подцепив девушку за шею, насилу вытаскивают прямо в тапочках на улицу. Она отбивается, нанося удары то в живот кулаками, то коленями в пах, то пятками в голеностоп, однако соперники умело уворачиваются, точно знают наперёд каждый удар Ясу. Это обескураживает, а попутно Баджи пытается что-то объяснить, однако выходит у того так себе, ведь Ясу сейчас вся внимание лишь для того, чтобы напиздить наглецов и вернуться домой. Наконец, она выворачивается из ослабевшей хватки, когда её вытаскивают на середину тротуара и, на глазах у прохожих, наносит удар прямо в лицо одному из бритоголовых. — Да кто вы, блять, такие? Хули надо? — и, при очередной попытке опиздюлить уже второго нападающего, она получает в живот, не успев сгруппироваться, и закашливается, оседая на землю. Совсем размягчилась, расслабилась, раз такой простенький удар пропустила, да ещё и пополам сложилась. Ощущение такое, будто раздробились и перемешались внутри все кишки. — Культисты. «Солнце и Луна», слышала о таких? — голос у первого, что получил в лицо, немного гнусавый, ведь нос разбит, однако относительно чёткий. Выговаривает слова хорошо — надо добить, думает Ясу, но больше в драку не лезет. — Свидетели Иеговы что ли? — морщится, усаживаясь на нагретый солнцем поребрик, разглядывая незваных гостей, которые ещё и на Баджи взгляд то и дело переводят, что полностью сбивает с толку. — Вы его видите? — Мы много всего видим, чего не видишь или предпочитаешь не замечать ты, Ясу. У тебя две минуты, чтобы обуться и взять ключи от мотоцикла, а потом мы отвезёт тебя к нашему Господину, — приказным тоном рапортует второй лысый. — А если не поеду? — фырчит Ясу, кривя лицом. — Поедешь, — констатирует Баджи. — Пора познакомить тебя с Ним.       И правда — поедет. А чего ей ещё терять, когда уже ничего не осталось, когда всё вытрепалось и закончилось, оставив после себя лишь зияющую пустоту? Ясу решает утолить сперва любопытство и увидать хоть мельком, хоть краем глаза того призрачного бога, а после уже лезть в петлю. Или рухнуть с моста прямо на мотоцикле, или въебаться в столб на бешеной скорости; способов много, но итог всегда будет один.       Схапав из каменной плошки на тумбочке в коридоре ключи от байка и наскоро влетев в старые подранные кеды, Ясу наконец присаживается за мотоцикл, пропуская мимо ушей предостережения о том, что будет, если она вдруг решится на необдуманные действия. На это Ясу решительно наплевать, она угроз не боится. Только не сейчас, когда её буквально из петли вытянули, когда вся жизнь на волоске и приходится решаться на необдуманные поступки, лишь бы протянуть ещё хоть минуту в этом мире.       С Баджи рядом.       Дорога не занимает много времени и, когда они спешиваются, Ясу остаётся лишь озираться по сторонам — перед ней огромный заброшенный дом, больше похожий на строение из фильмов ужасов или то место, где её не так давно изнасиловали, и девушке приходится лишь надеяться на то, что всё закончится быстро, если пойдёт по знакомому сюжету. Потом она всё равно покончит с собой, если не добьётся того, чтобы сдохнуть в процессе.       В здании полно бритоголовых, и всех их отличают татуировки на разных частях тела — располовиненный шар, одна часть которого представляет собой солнце, а вторая — луну. Ясу подводят к месту, что кажется ей схожим с алтарём и пустует; лишь небольшой подмосток, на котором стоит мотоциклетный шлем и пара белых цветов, а кругом — руны, рисунки, символы. Комната маленькая, там едва помещаются двое культистов и Ясу с Баджи, однако, стоит одному из парней начать что-то шептать, как помещение начинает инфернально светиться, расширяясь. Они больше не здесь — явно не в этом мире — и Ясу кажется это правильным, сколько не озирайся по сторонам, впитывая в себя убранство странное. Сперва в шлеме проглядываться начинают сияющие в темноте глаза, а после — всё остальное тело вырастает прямо из алтаря, поднимаясь во весь рост. Благоговейный ужас заполоняет всё естество Ясу и, если уж честно, ей кажется это всё бредом воспалённого сознания, что агонизирует там, в петле, так и не успев выбраться даже ради грохота на улице.       Однако Ясу хочется верить в то, что она жива. Хотя бы надеяться.       Он снимает шлем, пока остальные в комнате падают на колени. Не Ясу. Ясу приплясывает на месте, вскрикивая испуганно-восторженное: — Шин!       Призрак ставит шлем себе под ноги, туда, где ему и место, а сам присаживается на край алтаря, по-балбесовски болтая ногами. — Ну привет, — и от улыбки этой Ясу снова хочется жить. Она сияет, а не он, хотя именно призрака окружает ареол белого свечения, она заново живёт, она снова учится радоваться. — Старая ты сука, Шиничиро Сано, как ты смел быть тут и ничего мне не сказать? — ругается Ясу, однако с улыбкой и полностью игнорируя раболепно-возмущённый шёпот остальных. — Ну-ну, мелочь, обстоятельства вынудили. Они, — призрак носом и взглядом обвёл присутствующих. — Меня здесь запечатали в обмен на умения. — Это какие ещё умения? Как Баджи ебать мне голову даже после смерти? — Нет, Ясу, не совсем. Я одарю и тебя тоже, потому что рано тебе ещё по ту сторону, к нам с Баджи. Да и ему рано было — исправишь всё, перешьёшь так, как тебе нужно. Я дам тебе второй шанс.       Ясу молча гнёт бровь, притоптывая носком пыль под ногами. Ждёт объяснений. — Я мог перемещаться во времени, однако не сумел избежать собственной смерти, потому что за любое благо нужно платить. Ты уже отплатила сполна и, как я понял, была на грани, так что теперь тебя ждёт вознаграждение. Подойди, — и рукой подманивает ближе, на что Ясу лишь повинуется заворожённо. Она — в трансе. Она — не здесь.       Ладонь чужая падает на затылок, такая тяжёлая и горячая, что Ясу даже не чувствует, как на задней части шеи ожогом цветёт такая же, как и у всех культистов, татуировка. Луна и Солнце. Ясу и Шиничиро. Призрак тянет её ближе к себе и целует в губы, запечатлевая печать своей воли, больше не говоря ничего. Лишь мимолётное прикосновение, не более того, однако у Ясу кружится голова.       В следующий же миг ноги её подводят, а у уха слышится выкрик сквозь заползающий в сознание слишком знакомый гомон. — Ясу, чего падаешь? Вставай давай, этих пидоров только больше и больше, — с улыбкой кровавой выкрикивает Мицуя, помогая подняться. Ясу озирается по сторонам, пытаясь понять, что происходит и где находится, однако разобраться удаётся не сразу. И всё же — Дракен. Живой, почти здоровый, схлестнулся в битве с Ханмой, Баджи по нагромождению машин скачет, точно акробат, стиснув в руке арматуру. Тоже живой.       Пока ещё.       И Ясу, утирая бешено льющиеся слёзы понимает, что лучше сдохнет, но не позволит её будущему случится.       Теперь она сама будет писать эту жизнь.