Ясной осенью над холодной рекой встает рассвет

       Я оставила его, укрыв льняным ханьфу, лежать в импровизированной постели из плащей, как попало собрала вещи и инструменты, отряхнула подол и, пошатываясь, направилась к выходу.        Пленник повернул голову и следил за мной, пока я не скрылась за поворотом. Уже поднявшись наружу, в росистый предрассветный сад, полный сумерок и шелеста облетающих листьев, я нутром почувствовала, как гаснут на стенах мои талисманы.        Нужно придумать что-нибудь, чтобы он не оставался в темноте, наверняка в темноте ему плохо видно осколки меча, а это, кажется, важная-преважная штука…        Едва держась на ногах, я потащилась знакомой дорогой, истово молясь всем небожителям сразу, чтобы не попасться никому на глаза.        Небеса мне, видно, благоволили, потому как до своих покоев я добралась не иначе, чудом.        Разделась, нырнула под ворох одеял, не ощущая в себе сил, и заснула, едва голова моя коснулась жесткого валика-подушки.        А-Тянь разбудила меня, кажется, спустя два мгновения. Она склонилась надо мной, встревоженно хмурясь.        — …ожа Дун! Госпожа Дун! Ах, вы очнулись! — залепетала, стоило мне открыть глаза. Под веками пекло и резало, словно пылью, горло пересохло, все мышцы словно в желе превратились.        — А-Тянь, воды, — велела я хрипло. Слова царапали связки. — Живо.        Служанка побледнела и метнулась к столику, налила горячей воды из круглого чайника, подала.        Я жадно выпила, утерлась запястьем, презрев любые манеры.        — Еще неси.        — Госпожа захворала? — рискнула спросить А-Тянь, послушно вручая мне вторую чашку. Горячая вода никогда в жизни не казалась мне такой вкусной, она омывала пересохшее горло живительным женьшеневым эликсиром.        — Госпоже… приснился дурной сон, грозивший искажением ци. Но все обошлось.        А-Тянь уставилась на меня с сомнением, но промолчала.        Плохо, она наверняка кому-нибудь донесет, что со мной что-то не так. Знать бы еще, кому, или чем это грозит.        Но все проблемы лучше решать по мере поступления, как всегда говорил наставник. А в данный момент у меня остро стояла проблема крайнего духовного истощения.        И кроме того, от меня несло.        Я принюхалась, но да, стойкий запах крови и гноя никуда не делся. Не удивительно, что А-Тянь косится, да и еще и… Бездна великая! Вчера (сегодня?), притащившись в комнату совсем без сил, я кое-как комом скинула верхнее ханьфу на тахту у стены, и теперь оно там и лежало, все в подозрительных пятнах. И тоже воняло.        Хорошо хоть, нижние одежды остались более-менее чистыми.        — А-Тянь, — снова подозвала я служанку, сглотнув нехороший холодок. Та подошла, поджав губы. — Скажи, А-Тянь, ты знаешь, что бывает со слугами, слишком сильно распускающими язык?        — Знаю, госпожа, — смиренно опустила та глаза.        — Так вот, тебе нужно знать, что твоя госпожа не нарушает никаких законов дворца и что супруга Лю одобрила мои тайные исследования. Слышишь? Тайные.        Имя супруги Лю воистину обладало исключительным действием.        Хорошенькое кругленькое личико А-Тянь озарилось пониманием, она облегченно разулыбалась.        — Поняла, госпожа, эта недостойная все поняла! Госпоже Дун приснился дурной сон, подорвавший ее силы, а одежды ее пришли в негодность по недосмотру недостойной! Угодно ли госпоже принять ванну и позавтракать?        — Угодно, — кивнула я как смогла величественно, с облегчением откидываясь обратно на подушку. Что ж, временно эта дурочка не будет задавать вопросов.        Главное, чтоб она не проболталась кому не надо и слухи не дошли до Лю Минъянь.        Вряд ли малышка А-Тянь служит доносчиком у самой благодетельной супруги и советницы. Уж слишком я незначительная персона, чтобы приставлять ко мне соглядатая такого уровня.        Ванная, чистое платье, горячие лепешки с медом и ягодами, несколько чашек белого чая и медитация сделали мою жизнь более сносной. Теперь мне надо было отправиться в библиотеку, и я устроилась перед полированным медным зеркалом, надеясь привести себя в порядок.        Да уж, вид — хоронят и то краше. А-Тянь только поцокала языком и занялась моей прической, втерла в волосы ореховое масло и собрала довольно устойчивую придворную конструкцию с черепаховыми шпильками и плоским нефритовым гребнем, приятно холодящим затылок.        Я критически потрогала набрякшие под глазами мешки, почесала нос. Да-а. М-да уж. Бледная, уставшая, с синяками, будто не спала неделю, кажется, даже после изнуряющих смен в чумных госпиталях Шу я смотрелась получше. Такими темпами еще немного, и я сама превращусь в жертву пыточных дел мастера.        Хорошо, что императору никакого дела нет до младших жен.        Насколько я понимала, раз овладев новой супругой и, видно, не обнаружив в ней того, что искал, Ло Бинхэ устремлялся дальше. Нет, поначалу, по слухам, когда гарем его был не так велик, он каждый раз ухитрялся окружить женщину любовью и заботой, и ко всем старшим женам он и теперь относился иначе. Но последняя сотня младших жен жила приблизительно по одному сценарию, и счастливицей считалась та, к которой император захаживал после брачной ночи хотя бы еще единожды.        Последней такой везучей оказалась Мяо Линь, шестьсот пятая по счету, обладательница чудесной золотистой кожи и волос таких длинных, что кончики их подметали пол. Она считала себя по праву красавицей и задирала нос при виде гаремных соседок.        Что ж, я тоже не горела желанием с ней общаться, тем более, она не отличалась острым умом — только лишь острым характером.        Супругу-императору нравятся стервы, судя по всему. По слухам, почти все старшие жены отличались крутым нравом, и первое место почетно делили драгоценная супруга Ша и благодетельная супруга Хуань, которую все называли Сяо Гунчжу, маленькой госпожой дворца. Говорили, раньше дворец Хуаньхуа принадлежал влиятельному заклинательскому ордену, но старый его хозяин, господин Хуань, первым разглядел в Ло Бинхэ зерно судьбы властителя, потому орден его первым же из всех заклинательских школ присягнул Ло Бинхэ на верность.        Говорят, старый глава до сих пор занимает почетное место императорского наставника и советника наравне с легендарным Демоном Снов, которого никто никогда не видел воочию.        Не люблю слухи, но слухи все равно просачиваются и оседают в памяти. И непонятно, что делать с ними, а еще непонятно, почему среди скучающих цветов императорского гарема никто не шепчется о пленнике в старой Водной Тюрьме. Было бы неплохо как-нибудь случайно узнать хотя бы его имя, не привлекая лишнего внимания.        Я вздохнула.        — Госпожа прекрасно выглядит, — неубедительно заверила меня А-Тянь, превратно истолковав мою задумчивость.        Я только хмыкнула.        — У госпожи, между прочим, зеркало перед глазами. Ладно, не важно, нам пора в библиотеку. Супруга Лю на меня рассчитывает.        Служанка кивнула и напустила на себя вид грозный и серьезный.        Что ж, знакомство с супругой Лю рисковало обернуться действительно полезным, хотя бы в вопросах уважения комнатных девушек.        В библиотеке вчерашние книги и свитки лежали там, где я их оставила. В который раз напомнив себе об обязательном скором визите в местные лекарские палаты, я вновь закопалась в описание тайных врачебных техник.        День прошел без происшествий, я взяла на заметку два способа более безопасной передачи ци, отличных скорее духовным сосредоточением, нежели техникой, обнаружила примечательную духовную практику и ни одной доступной идеи о создании человеческой плоти из ничего.        Что ж. Наивно было рассчитывать на подобное, тем более вот так сразу.        Вечером я отослала А-Тянь и погрузилась в короткую, не дольше палочки благовоний, медитацию, потом, не жуя, проглотила ужин (кажется, острую карамельную свинину и тушеный с фасолью тофу) и смиренно дождалась темноты.        Служанка вернулась и улеглась спать. Я слышала, как она ворочается, и на всякий случай начертила предупреждающий знак на ширме.        А-Тянь теперь не спросит, куда я ухожу, сделает вид, будто ничего не происходит (спасибо волшебному влиянию имени супруги Лю!), однако так я узнаю, если она решит выйти после меня из покоев.        Вряд ли у нее хватит духу проследить за мной… хотя, может, и хватит, за неполный месяц я ведь толком ничего о ней не узнала.        Вроде бы из какой-то деревеньки рядом с северным хребтом в провинции Шу, во всяком случае, выговор у нее родной, знакомый. Вроде бы, четвертая или пятая дочка зажиточного деревенского старосты, но как оказалась среди комнатных девушек императорского «цветника» — загадка.        Так или иначе, я собрала очередную порцию снадобий (надо бы решить, где и как пополнять запасы, если я в самом деле собираюсь продолжать), завернулась в привычное ханьфу ордена Дун, выстиранное и высушенное А-Тянь безо всяких вопросов, и тихонько вышла за дверь.        Из закутка служанки не доносилось ни звука. Всю дорогу до старой Водной Тюрьмы я прислушивалась к шорохам и внутренним ощущениям, однако знак не сработал и никто, насколько могу судить, не следовал за мной.        За следующую неделю жизнь моя вошла в более-менее ровную колею. Дневала я в библиотеке, честно стараясь не забывать о поручении супруги Лю, делала пометки обо всех упоминаниях цветка росы, луны и солнца, но больше, конечно, занималась изысканием способа облегчить участь моего братца-пленника.        Пока единственным, что хоть немного подходило под запрос, была не до конца изученная исследователями демоническая регенерация. Вроде как высшие демоны (так называемые Священные Демоны) при определенных условиях могли выращивать отдельные части тела.        Я даже обнаружила примечательную заметку о стародавнем противостоянии в семье лордов демонического запада: тут был описан случай, когда один из королевских сыновей за два года вырастил себе новые глаза взамен выколотых старшим братом.        Однако мой несчастный пациент, при всем при том, являлся самым настоящим человеком, пусть с удивительной силы золотым ядром.        К его ядру у меня имелись отдельные вопросы. Глубинный изъян в основах его формирования становился мне все очевиднее, однако что с тем делать, я совершенно не представляла.        Каким-то образом все продолжало работать, меридианы пленника жадно пили мою ци и крепли от ночи к ночи.        Все время после заката и до собачьей стражи перед самым рассветом я проводила в подземельях Водной Тюрьмы, на каменной платформе, где разбила подобие походного лекарского лагеря.        Медленно, но неуклонно моему братцу-пленнику становилось лучше, ежели в его плачевном положении вообще допустимо применить такое слово. Бледнели и рассасывались гематомы, с ребер спадал отек, заживали, несмотря на инфекции, культи рук, и каждый чересчур глубокий вздох больше не грозил стать последним.        Я меняла ему повязки, обтирала его чистой тканью, по капле, по глотку выпаивала укрепляющие сборы, хотя запасы мои уже понемногу показывали дно, а посетить лекарский зал у меня до сих пор не доходили руки.        Братец-пленник совершенно точно меня узнавал, очень скоро стал поворачивать голову, предчувствуя мой приход, и помогал мне, как мог — сосредотачивался в медитациях так, как я велела ему, стоически переносил иглоукалывания и то, как я тянула его меридианы лекарскими палочками, сносил перевязки и обработки, ни разу не поморщился ни от одного снадобья.        — …какой ты храбрый человек, братец, — болтала я, обычным образом переводя дыхание. — И красивый такой, Мин-цзэ же видит, точно красивый был, до всех обстоятельств. Жаль, говорить не можешь, но верь Мин-цзэ, Мин-цзэ разыщет способ, непременно разыщет.        Пленник улыбался краем рта. Губы у него сначала покрылись толстой воспаленной коростой, и я мазала их жирным линиментом из тысячелистника и алоэ, потом зажили, и от горькой кривой усмешки у меня теплая гордость разливалась в груди.        С глазом, закрытым повязкой, с перебинтованными плечами и обрубками ног, одетый в один из моих мягких нижних халатов, пленник все больше походил на обычного калеку, а не на захлебывающуюся в собственном дерьме «человеческую палку».        Я продолжала свое безнадежное дело, не способная и самой себе объяснить, зачем и к чему хочу прийти. Так не могло продлиться долго, установившийся порядок вещей виделся мне слишком зыбким и хрупким, да и духовные силы мои неуклонно иссякали. Хотя я больше не допускала перенапряжения, скосившего меня во вторую ночь, отсутствие нормального отдыха сказывалось слишком сильно. Я ведь не небожитель и даже не глава клана, предел мой вполне достижим и не так уж высок.        И все же так прошла неделя. Луна пошла на убыль, зарядили дожди, пожухли и потемнели кусты жимолости, скрывающие полузаросшую тропинку к дверям в разрушенный лабиринт тюрьмы.        В библиотеке я обнаружила старую карту Цветочного Дворца, теперь почти бесполезную из-за бесконечных достроек и надстроек, гаремных и императорских, зато с настоящим изображением тюрьмы во всей красе.        Да, прежде к ней вел лабиринт, и свойства жидкости, некогда окружавшей платформу, описаны были весьма подробно. Автор утверждал, что без «ключа» стоячую воду тюрьмы не перелететь даже на духовном мече, и я порадовалась, что ко времени моей находки не осталось ни воды, ни лабиринта.        В тот день я снова сидела, обложившись книгами со всех сторон. Снаружи по галерее барабанил дождь, шуршал по крыше и бамбуковым ширмам, перегораживающим боковые двери.        Здесь, в библиотечном зале, действовала какая-то особенная защита от сырости, но в густом воздухе все равно стоял запах прелой листвы, мха и прибитой к земле садовой пыли.        Ничто, кажется, не могло меня отвлечь: мне в голову пришла странная, почти неисполнимая, фантастическая идея, и я чертила маранную-перемаранную приблизительную схему течения ци по ключевым точкам, если получится осуществить задуманное хоть на штришок.        Мне понадобилось бы подробно изучить гуев плод цветка росы, луны и солнца, однако по некоторым косвенным данным все выглядело, будто вытяжку из него возможно вполне успешно смешать с кровью Священного Демона. Стоит постараться, и, возможно, мне удалось бы найти способ усилить свойства обоих компонентов и одновременно сделать их достаточно безопасными для чудовищно ослабленного организма.        Оставалась крошечная загвоздка. У меня не было при себе ни цветка, ни Священного Демона на примете.        Снаружи послышался какой-то шум, я дернула плечом, нахмурилась.        — …госпожа Дун! Госпожа Дун! — раздвижные круглые двери распахнулись, и в тихий зал влетела бледная А-Тянь в сопровождении еще двух комнатных девушек в одинаковых светло-желтых ханьфу, каждая — с двумя одинаковыми, идеально симметричными пучками-петлями на голове. — Госпожа Дун!        — Что такое? В чем дело?        — Там, в саду! — служанка, запыхаясь, переводила взгляд с меня на товарок в желтом. — Госпожа Мяо! Помирает!        — За лекарем послали?! — я сама не заметила, как вскочила. — Что с ней, знаете?        — За лекарем нельзя, — тихо проговорила одна из «желтых» служанок. По щекам у нее как-то разом покатились слезы. — Лекарь у Сяо Гунджу с ладони ест. А-Тянь говорит, госпожа Дун сведуща, что сама супруга Лю…        — Идем, — понимая, что большего от них не добиться, я поскорее выбралась из-за стола. — А-Тянь, сумку мою лекарскую из покоев тащи, стрелой, а вы — ведите, коли не шутите.        Бежать пришлось через омытый дождем сад к притаившейся за зимними сливами беседке у крошечного, идеально-круглого пруда.        Мяо Линь лежала, свернувшись эмбрионом, на полу, рядом с опрокинутым чайным столиком, и прерывисто кричала, обнимая живот. Роскошные волосы, которыми она так гордилась, разметались по полу, сбились и задрались подолы пурпурно-серых халатов с жемчужными карпами.        Третья служанка в желтом пыталась придержать ее голову, но больше причитала, заламывая руки.        Вокруг никого не было, хотя на такие вопли должна была сбежаться как минимум стража. В воздухе стоял густой железистый дух.        — Все кыш, — велела я, падая рядом с несчастной на колени. Повернула ее, сопротивляющуюся, на спину, рванула вышитый пояс и распахнула туго запахнутые верхние одежды. Зазвенели нефритовые подвески.        Нижнее платье промокло от крови. Стоило мне протянуть руку, Мяо Линь скрутило новым спазмом, пришлось удерживать ее за плечи. Пачкаясь, я прижала ладонь к низу ее живота, через ткань ощущая агониальное биение ци.        — Что она пила?!        — Ч-чай, из верхнего дворца прислали, — отрапортовалась одна из служанок. Все трое сбились в кучку, точно потерянные цыплята. — Она еще сказала, мол, ц-ценят ее с-старшие сестры, потому что г-гоподин и-и-им-мператор…        — Ясно, чашку ее мне дай, — распространение пока получалось сдержать прямым потоком духовной силы, но я сама женщина, у меня просто не хватит ян для такой грубой разовой манипуляции. — Не повезло, в утробе у нее девочка, а в снадобье сила ян… чашку, я сказала!        Девчонка протянула мне чашку, я взяла свободной рукой. На дне еще остались прилипшие чайные листья, раскрылись почти полностью, в самом деле хороший желтый чай… только за крепким запахом пробивается другой, сладковатая грибная гниль, смешанная с горелой костью.        — Вот Бездна, это же янь-жу.        — Ч-что?.. о чем госпожа Дун?..        — Янь-жу, — я скривилась. — Иначе — "жуаньский нож", жуаньцы смазывали им ножи и проверяли пленников на демоническую кровь. Мяо Линь носит дочь императора, срок небольшой… точнее, еще немного, и не будет никакого срока. Где, мать ее гуеву, А-Тянь?!        Пока одна из девиц побежала разыскивать мою служанку, я распахнула нижние одежды Мяо Линь, еле-еле стянула с нее нательные штаны и постаралась сосредоточиться.        Пульс у бедняжки то заходился в адреналиновом бешенстве подобно сердцу колибри, то вытягивался в нить, темная кровь толчками выходила из промежности, и, не придумав ничего лучше, одну руку я положила на нижний дантянь, а другую — сдвинула к вагине.        Если бы плод был мальчиком, можно было бы обратиться к его ян, но ребенок — девочка, демоническая полукровка, а совершенствование ее матери почти на нуле, нет у нее никакого внутреннего баланса энергий, не говоря уж про золотое ядро, какое золотое ядро, в самом деле?        Чудо, что она вообще смогла понести от супруга-императора.        И большим чудом будет, если сохранит теперь хотя бы жизнь, не говоря о ребенке. Внутреннее кровотечение не остановить вот так запросто, тем более человеку, не заклинателю.        Прибежала А-Тянь, одна, без «желтой» служки, обеими руками прижимая к груди мою похудевшую за последнюю неделю лекарскую сумку.        Я до боли прикусила губу, сосредотачиваясь.        — Так, ищи флакон с зеленой восковой крышкой. Аккуратно, не наведи бардак. Нашла? Молодец, открывай, только смотри, не капни на себя, разъест кожу… наливай в чашку, сорок капель, считай внимательно, можешь до сорока?.. вот, считай. Ты, что слева, как звать?        — Жун Ин.        — Жун Ин, доставай чехол с иглами, кожаный, он там один. Давай по одной мне.        Пока А-Тянь считала, я одну за одной нащупала аккупунктурные точки на животе и вдоль ребер. Для начала снять спазм.        Мяо Линь расслабилась, смогла, наконец, полностью разогнуться. Зашарила мутными, полными слез глазами по потолку.        — Помогите… моя Нянь-Нянь…        — Ты уже и имя ей придумала, — я воткнула четвертую иглу в точку над бедром, надеясь вызвать спазм сосуда. Знать бы еще, какая из чревных вен ливанула… ну, хоть не артерия. — Срок какой?        — Третья луна, — она облизнула губы.        — Я все, ровно сорок, — А-Тянь бережно сжимала в ладошке чашку.        — Отлично, пока держи, ты, последняя?..        — А-Лун.        — А-Лун, найди красный мешочек с костяной бусиной на шнурке. Внутри должны быть красновато-фиолетовые листья, в трубочках.        — Этот, госпожа?        Я бросила быстрый взгляд.        — Да, он. Достань два листа, растолки где-нибудь и высыпь А-Тянь в чашку. Жун Ин, еще иглу.        К счастью, яд был простой и известный, правда, время, скорее всего, упущено.        Девочки оказались вполне толковыми и четко выполняли мои указания. Я особо отметила сосредоточенную А-Тянь, один за одним смешивающую ингредиенты. Один раз она даже возразила А-Лун, которая перепутала продолговатые и плоские семена лунной озерной осоки.        Пока я возилась с акупунктурой, вместе они смешали снадобье. Передали мне, я понюхала, хотя старалась за ними следить.        Пахло верно, горьким дегтем, солодкой и тмином.        — Теперь помогите приподнять ее… да осторожней! Не нарушьте мне иглы! Вот так, А-Ин, держи-ка голову… так, супруга Мяо, давай, надо выпить, это противоядие, ну.        — Почему со мной, — прошептала Мяо Линь в полубреду, но губы послушно разомкнула и проглотила снадобье, не почувствовав, кажется, вкуса.        — Теперь ждем, — я жестом указала положить ее снова на спину. — А-Ин, давай еще две иглы. Все решится за полпалочки, но зависит больше от нее и от девочки.        У меня еще оставалась смутная надежда, что ребенка можно сохранить, однако спустя десяток вдохов Мяо Линь снова скрутило спазмом, ее ноги невольно разошлись, и нутро вытолкнуло из чрева кроваво-черный сгусток плоти.        Вышел он чисто, одним куском.        Я выругалась сквозь зубы, поспешно отдернула руку, разрывая контакт с затухающей демонической ци.        Да, зря надеялась, так перекореженный ядом плод не смог бы выжить, несмотря ни на какую регенерацию. Едва очерченное, неестественно бугристое существо, меньше моей ладони, почерневший пузырь оболочек лопнул, кровянистая жидкость, пахнущая ядом больше, чем родильными водами, разлилась опалесцирующей лужицей по до блеска отполированному деревянному полу беседки.        — Госпожа… — обморочным голосом пролепетала Жун Ин и зашаталась.        — Иглы положи, — велела я, сама поражаясь своему спокойствию. — И иди, подыши. Вы тоже, обмороки мне тут ни к чему.        Поддерживая друг друга, девушки выползли из беседки. Словно через вату я слышала, как кого-то из них выворачивает рвотой в ближайших кустах, а остальные всхлипывают в такт.        В ушах звенело.        Мысленно я отвесила себе знатную оплеуху. Потом окончательно стянула с Мяо Линь щегольские легкие туфельки и нательные штаны, собранные комом на щиколотках. Поднатужившись, разорвала плотный окровавленный лен на тряпки, в самую большую завернула плод, остальными отерла гаремной сестрице бедра и промежность.        Мяо Линь лежала, измученная последним спазмом, из-под зажмуренных век катились слезы.        — Все закончилось, — сказала я. — Ты выживешь, кровотечение остановилось, и яд тебя больше не терзает.        — Моя Нянь-Нянь…        — Сожалею, — я отерла ее живот, обходя акупунктурные иглы. — Яд янь-жу направлен против демонической крови и имеет в основе своей мужское начало. Я не смогла помочь твоему дитя.        — Лекарь Ван вчера сказал, будет дочка… я написала матушке, будет дочка — назову Ло Нянь, в матушкину честь…        — Сожалею, — повторила я.        Мяо Линь свела ноги и вдруг приподнялась на подрагивающих локтях. Я едва успела выдернуть самые опасные иглы. Вот гуй, надо было обездвижить идиотку!        — Ты… ты — оборванка из Дун? Что ты здесь делаешь?!        — Спасаю сестрице жизнь, — я едва сдержалась, у девочки шок, она не ведает, что говорит. — В чае сестрицы был яд янь-жу, сестрица Мяо потеряла ребенка и внутреннее кровотечение…        — Да как ты смеешь?! — взвилась Мяо Линь. Постаралась сесть ровнее, схватилась за живот. Слезы по посеревшему лицу бежали градом, рот некрасиво исказился. — Как смеешь ты?! Ты, жена супруга-императора всего-ничего, как посмела ты лишить супруга-императора наследницы, меня — дочери?! Супруг-император узнает! Где мои служанки?! А-Ин, А-Лун, А-Янь!        А-Ин и А-Лун с топотом вбежали в обратно в беседку вместе с А-Тянь, вдвоем бросились к своей рыдающей госпоже, подхватили под плечи, затараторили наперебой.        — Госпожа Мяо, госпожа Мяо должна успокоиться. Ничтожные позвали госпожу Дун на помощь, когда госпоже Мяо занеможилось!        — Зачем?! — простонала Мяо Линь, и прижалась к А-Ин, сотрясаясь в рыданиях. — О, зачем? Моя Нянь-Нянь, моя доченька…        — Госпожа, — А-Тянь тронула меня за рукав. — Госпожа вся в крови. Позвольте ничтожной помочь?        И, не дожидаясь ответа, достала из-за пояса туго свернутый платок, принялась бестолково вытирать мои руки.        Мяо Линь все рыдала, так горько, что сердце мое дрогнуло, несмотря на ее злые слова.        — Кто прислал супруге Мяо чай? — вполголоса спросила я. — Вы сказали, из покоев старших жен?        — Маленькая госпожа дворца, кто же еще, — А-Лун горестно сморщила носик. Вздохнула, погладила Мяо Линь по спине. — Госпожа Дун недавно в императорских садах, она не знает, что до сих пор у императора нет наследников. Говорят, ци его слишком сильна, чтобы семя его укрепилось в женском чреве, но…        — Тихо ты! — шикнула на нее А-Ин. — Госпожа Дун, не слушайте ничтожную Лун, простите ее за дерзкие сплетни. Эта девушка не ведает, что болтает, она глупа!        — Что здесь происходит?        Я вздрогнула, обернулась на незнакомый голос.        Первой из-за окружающих беседку кустов выбралась третья служанка в желтом, якобы убежавшая искать А-Тянь (я уже, признаться, о ней позабыла), а следом — высокая женщина в пыльно-желтом, скромно расшитым золотом ханьфу. На поясе у нее висел заклинательский меч, низкий хвост черных волос украшала единственная заколка с нефритовой лилией.        — Что случилось? — повторила она, строго оглядывая нашу композицию. — Что с младшей сестрицей Линь? Младшая сестрица Сяомин?        Я дернула головой. Ну надо же, она знает мое имя.        — Она! — Мяо Линь указала на меня дрожащей рукой. — Она! Я потеряла мою Нянь-Нянь из-за нее!        — При всем уважении, это не так, — не выдержала я. — Супругу Мяо отравили ядом янь-жу, а эта недостойная Сяомин всего лишь безуспешно попыталась спасти ребенка!        — Ложь! — высоко вскрикнула Мяо Линь, не поднимая лица от груди служанки. — Чай прислали поздравлением!.. моя Нянь-Нянь…        — Какой чай? — нахмурилась незнакомка. Третья служанка Мяо Линь стояла рядом с ней, скромно опустив голову и спрятав руки в рукава.        — Из старших покоев передали мешочек, — сказала она, ни на кого не глядя. — Недостойная А-Янь должна была заподозрить подвох. Госпожа Цинь, А-Янь виновата.        — Сходи, позови моих слуг, — велела незнакомка. — Только тихо, не стоит раздувать скандал. И не кори себя. Мин-эр, не злись на слова Линь-эр, а ты, Линь-эр, успокойся. Всем нужно успокоиться.        — Это госпожа Цинь Ваньюэ, добросердечная супруга, — прошептала мне на ухо А-Тянь.        Я сжала губы. Куда я опять вляпалась?        Служанки Цинь Ваньюэ оказались толковыми и расторопными, за полпалочки благовоний они начисто убрали беседку, принесли покрытую южным ковром низкую тахту, на которую мы уложили Мяо Линь (пришлось вытащить остаток игл, и теперь я краем глаза поглядывала, не начнется ли снова внутреннее кровотечение), чистые халаты и таз с горячей водой.        Мяо Линь напоили успокаивающим снадобьем, и она затихла, свернувшись под парчовым покрывалом. Три ее комнатные девушки окружили тахту подобно самым суровым стражам.        Я умылась, вымыла руки, сменила заляпанную кровью одежду на пыльно-золотое, широкое в груди и тесное в плечах ханьфу, явно из гардероба Цинь Ваньюэ.        Сама старшая супруга сидела на бамбуковой подушке в углу беседки и наблюдала за деловитой суетой.        Я чувствовала на себе ее спокойный взгляд.        Разбитая посуда исчезла, опрокинутый столик снова поставили по центру павильончика, на нем теперь лежал злополучный мешочек отравленного чая, чашка, из которой пила Мяо Линь и почему-то мой чехол с иглами.        Кровавый кулек из плода и тряпок завернули в еще один тканевый отрез, желтый с лилиями.        Запах щелока и вербены почти полностью истребил зловоние отравленной плоти.        — Мин-эр, присядь и расскажи мне все.        Я смиренно устроилась на подушке напротив старшей супруги. Стол теперь разделял нас, будто бастион, однако во взгляде Цинь Ваньюэ не чувствовалось враждебности.        Заметив мое замешательство, она кивнула и приятно улыбнулась.        — Не бойся.        — Юэ-цзэ ошибается, я не боюсь, — с ней оставить вежливость вышло само собой. Я оправила слишком короткие рукава чужого ханьфу. А-Тянь притаилась у меня за спиной, и от ее молчаливой поддержки почему-то делалось уютнее. — Эта проводила день в библиотеке, как всю предыдущую неделю, отослав служанку.        Цинь Ваньюэ внимательно слушала, склонив голову к плечу.        Я честно рассказала ей обо всем (скрывать в этой истории мне, в общем-то, было нечего), и Мяо Линь ни разу не перебила меня, только громко шмыгала носом. Тогда какая-нибудь из ее комнатных девушек утешающе гладила ее по голове.        Рассказ я закончила, служанки в один голос его подтвердили. Тогда Цинь Ваньюэ взяла со стола мешочек с чаем, развязала, принюхалась.        — Пахнет чайным листом, не лучшего качества. Может, немного прогорклым маслом.        — Состав, скорее всего, нанесли на листья перед сушкой, а в горячей воде свойства яда раскрылись полностью. Это старый метод, многие отравители делают такие заготовки.        — Это значит, где-то во дворце хранится целая партия такого листа?        — Эта понятия не имеет, — честно пожала я плечами. — Но отравитель мог купить порцию или несколько, вряд ли ведь в Цветочном Дворце изготавливают чайный лист?        Цинь Ваньюэ хмыкнула.        — В Цветочном Дворце ничего не изготавливают, кроме интриг и сладостей. Раньше мой орден славился ловчими сетями, талисманами и кузницей, не уступающей пику Ваньцзянь.        — Прошу прощения… орден Юэ-цзэ?        — Ты еще ничего не знаешь о местных порядках и цветах, — вздохнула она с сожалением. — Эта Юэ-цзэ когда-то была адептом школы дворца Хуаньхуа, Мин-эр, еще до Смешения. Но теперь мы гордимся тем, что супруг-император выбрал нашу школу своей основной резиденцией в людских землях Объединенных Миров.        Слова она произносила очень ровно. Да уж, конечно, гордится, дальше некуда.        — Но вернемся к яду, — она повернулась к служанкам. — Теперь вы рассказываете, откуда взялся чай, кто передал, как ваша госпожа здесь оказалась.        Девушки переглянулись, и слово взяла А-Лун. Немудрено: из всех троих мне она казалась самой уравновешенной.        — Вчера госпожа Мяо посетила лекарские палаты. Главный лекарь Фэн сказал, что госпожа носит под сердцем ребенка государя императора, и по балансу энергий ребенок — девочка. Госпожа очень обрадовалась! А сегодня с утра служанка из верхних покоев передала шкатулку с чаем, сказала, до старших господ дошел слух и что чайный сбор полезен при положении госпожи Мяо.        — Записка при шкатулке была?        — Была, она в покоях госпожи. Ничтожная Лун не обучена грамоте, но на печати жук-носорог.        — Мне нужно посмотреть на письмо, — Цинь Ваньюэ встала, кивнула мне. — Мин-эр, не могла бы ты пойти со мной? И нужно отнести несчастное мертвое дитя в лекарские палаты.        Идея показалась мне сомнительной.        — Позволено ли этой младшей замечание?        — Говори.        — А-Лун, Мяо Линь рассказала кому-нибудь о словах лекаря?        Служанка пожала плечами.        — Только нам, комнатным девушкам, госпожа… любит уединение.        — Прочие младшие госпожи не чета госпоже Мяо, — вставила А-Ин. Потом, видно, вспомнила, что я тоже «младшая госпожа» и удушающе покраснела. — Ой, то есть, я хотела сказать…        — Ничего, все в порядке, — я искренне ей улыбнулась и обернулась к Цинь Ваньюэ. — Юэ-цзэ, вряд ли комнатные девушки сестрицы Линь передали сплетню в верхние покои.        — Мы не передавали! — наперебой зачастили те. — Госпожа Дун, это не мы!        — Знаю, что не вы. Так вот, если Мяо Линь в самом деле никому не сказала, как так быстро ей передали яд? Откуда бы в верхних покоях знать, что пора травить плод?        — Ты права, — кивнула старшая супруга. — Вот что, в палаты плод все равно отнесем, а там ты присмотришь за лекарями. Я ведь верно понимаю, ты сама достойная лекарка?        — Эта Мин-эр была старшим лекарем в своем клане Дун из Шу.        Цинь Ваньюэ одобрительно кивнула.