Ясной осенью над холодной рекой встает рассвет

       В тот вечер я помогла Шэнь Цзю приподняться, придержала под спину и постаралась показать Покои Тишины и рассказать о них. Отдельно принесла ему лакированный ящик, где на бархате хранились осколки меча и перламутровая рукоять. Братец Шэнь несколько ударов сердца смотрел, как стальные щепки отражают свет «ночных жемчужин», потом отвернулся, дернул головой, мол, унеси прочь. Я унесла. Стараясь отвлечь болтовней, помогла переодеться, и сама натянула легкий верхний халат, светло-синий, переплела волосы, заправила за ухо челку.        Братец Шэнь смотрел на меня с некоторой приязнью, хмыкал и фыркал на мою бессмысленную трескотню.        Потом мы поели.        Соленая и сладкая каша конджи, в самом деле пяти видов, говяжий бульон с соевыми ростками, прохладное желе с лепестками османтуса, что таяло на языке, белый жасминовый чай.        Братцу я давала понемногу, сама едва удерживалась, чтобы не смести все подчистую. На вкус — восхитительно. Кто бы ни готовил этот завтрак (поздний ужин? давно наступил час крысы), он свое дело знал.        Обидно будет, если Ло Бинхэ все-таки солгал и еда испорчена кровяными паразитами.        Братец послушно ел сам и внимательно следил, чтобы я тоже ела. Потом устало откинул голову на мягкие подушки. Я давно потребовала ему простецкое постельное убранство вместо подголовных валиков и всей это традиционной сложности.        Нельзя хорошо выздоравливать, если лежишь на твердом подголовном валике.        Потом я напоила братца укрепляющим, обезболивающим и крововосстанавливающими отварами, потом он снова задремал. Разгладилась вертикальная морщинка, сразу по пробуждении прорезавшая высокий лоб.        На сей раз его сон был легок и естественен. Я тихонько отошла в среднюю комнату, которая давно уже окончательно превратилась в лабораторию.        Наставник учил меня содержать запасы в порядке, потому найти степные грибы, толченых лунных жужелиц, красный дурман и зеленый эфир мне не составило труда.        Степняки использовали для основы кобылье молоко. У меня нашлось и оно, маленькая фляга под статическим талисманом. Подумав, я развела его слабым соляным раствором в котелке, сохраняя нейтральные энергетические токи.        Когда-то, вроде бы совсем недавно, а кажется, будто ужасно давно, я объясняла А-Тянь баланс инь и ян в любом составе. Укрепляющий отвар легко привести в равновесие, а вот с ядом другая песня. Яду равновесие не нужно, «жуаньский нож» концентрирует ян и вступает с демонической инь в конфронтацию, в этом его основная суть.        Итак, основа есть, есть и вытяжка, я давно поставила часть грибов настаиваться, они дали рисовой водке чудесный цвет, а после я испарила спирт.        Монотонная работа успокаивала, в желудке поселилась сытая тяжесть. Инедия, хвала небожителям, позволяет принимать пищу в любое время без последствий, равно как и не принимать, это вам не лечебное голодание, которое почитал панацеей один из моих шисюнов. Весьма примечательно, ведь Дун Шэ был почти три даня* и это ничуть не мешало его совершенствованию. Мечом он, во всяком случае, владел получше меня.        Я поискала Хэпин глазами. Да, все еще на сундуке. Мне показалось, или от него исходит укоризненная аура?        Спустя полторы стражи янь-жу был готов, ему оставалось только настояться. В самом деле, простейшее снадобье, если знать рецепт и эффект да правильно подготовить составляющие. Правда, воняет преотвратно.        Братец Шэнь снова зашевелился на постели. Оставив котелок остывать, я подошла, присела на краешек матраса. Пациент мой открыл глаз, демонстративно принюхался и брезгливо сморщил нос.        — Жженые кости лунных жужелиц и степные грибы, все смешать на кобыльем молоке, добавить травы и зелень, не доводить до кипения, — я улыбнулась. — Это, братец, то самое снадобье, которым в Цветочном Дворце травят в утробах детей императора Ло и которым твоя сестрица вывела у себя кровяных паразитов. Оно воздействует на демоническую инь, однажды я решила рискнуть и угадала.        Братец Шэнь нетерпеливо хмыкнул.        Я покачала головой.        — Я говорила, помнишь? Пока нельзя. Сначала нужно вернуть тебе, э-э, недостающие части. Метод, который я рассчитала, опирается в том числе на свойства кровяных паразитов, и, кроме того, сейчас ты можешь не выдержать воздействия янь-жу. Во мне было совсем немного крови императора, и я две стражи провалялась с лихорадкой. А я здоровый заклинатель.        Морщинка на лбу стала глубже, братец Шэнь коротко кивнул. Потом дернул головой и опять сморщил нос, мол, иди, чего сидишь, воняет.        — Обезболивающего достаточно? — нетерпеливый кивок. Улыбаясь, я вернулась к котелку.        У меня оставалось еще немного чая, я добавила в чашку две капли получившегося снадобья и размешала, остальное перелила в большой флакон с плотно притертой крышкой. Запах стоял в самом деле отвратный.        Затем я села на «ложе», оперлась о кровать братца спиной. Тот настороженно за мной следил.        — Если я упаду, буду биться в судорогах или плеваться кровью, не пугайся, ничего страшного, просто император нам солгал.        Он презрительно фыркнул. Потом вопросительно замычал.        — Нет, все будет в порядке. Я ведь испытывала это раньше, — конечно, раньше обо мне заботилась А-Тянь. Мысль об А-Тянь привычной болью кольнула сердце. Как разыскать ее, скрывшись от императорского ока?        На всякий случай я сняла пояс, полы халата разошлись. Потом я выпила чай, свернула пояс жгутом, готовая зажать в зубах сразу, как почувствую слабость.        А-Тянь здесь нет, братец Шэнь пока не может позаботиться о себе самом, так что придется своими силами.        Я ждала. Слабость не приходила. Прогоркло-мерзкий привкус «жуаньского ножа» наполнял рот, почти уничтожив сладковатую ноту жасминового чая.        Вкус был точно таким же, как в прошлый раз, не считая жасмина, но и без того я точно знала, что все сделала правильно. Мой наставник Дун заставлял нас до зубовного скрежета повторять и повторять рецепты, разбуди меня ночью — я перечислю любой распространенный состав.        Янь-жу, конечно, я тогда не учила. Но теперь затвердила накрепко, благо, рецепт был описан и повторен в самых разных книгах.        Он ведь не редкий яд, этот «жуаньский нож», и если бы не нарочная слепота лекарей Цветочного Дворца, его давно бы обнаружили у выкинувших женщин.        Братец Шэнь издал вопросительный звук.        — Ничего, — подтвердила я то, что он и сам видел. — Я сварила его верно, это точно. Значит, в еде в самом деле не было крови, братец Шэнь. Ло Бинхэ не солгал.        Судя по скептическому хмыку, он не сомневался, император задумал нечто гораздо худшее, чем приправленная паразитами каша.        С утра явилась Нин Инъин, бледная, что то кобылье молоко. Я как раз меняла братцу Шэню повязки, и, привыкшая к ее присутствию, не сразу сообразила, почему он напрягся в моих руках.        — Учитель… — без голоса прошептала Первая Супруга, застыв в арке и вцепившись в веер как в последнюю соломину. — Учитель… вы проснулись!        Братец Шэнь дернул головой, промычал понукательно. Я послушно ускорилась, перевязала вторую культю, оправила ему халат, устроила спиной на подушках, полусидя. Встала, слегка поклонилась.        — Доброе утро, Ин-цзэ.        Она даже не взглянула на меня. Большие глаза сделались еще больше, почти страшные на меловом личике. Длинные ресницы увлажнились.        — Учитель… — ну уж нет, только не новая истерика, этого еще не хватало!        — Ин-цзэ, без истерик, — я повысила голос. Она вздрогнула, словно от удара, сморгнула слезы.        — Мин-эр, прости, — голосок дрожал и ломался. — Прости, можно я… можно мне?..        — Братец Шэнь?        Он сжал губы в нитку и кивнул. Попытался пошевелить обрубком культи, пустой рукав заколыхался, по светло-зеленому шелку побежала рябь, будто ветер по бамбуковым листьям.        Нин Инъин подошла, ступая, как канатоходец. В двух шагах от постели ноги ее подломились, и она упала ниц, простерев руки.        — Учитель, простите недостойную ученицу, она подвела вас, она предала вас, она заслуживает смерти!        Хрупкие плечи содрогнулись, разметался по полу белый вышитый шелк, зеленые ленты. Зазвенели подвески, выскользнувшие от резкого движения из прически. Служанка, заплетавшая сегодня эти косы, должно быть, не предполагала, что ее госпожа, летающая высоко над всем гаремом, госпожа, которая зовет императора детским прозвищем, будет лежать ничком, как последняя рабыня.        Мне сделалось страшно и злорадно одновременно, а потом злорадство ушло, оставив жалость.        Сердце отмеряло удар за ударом. Нин Инъин лежала лбом в пол. Братец Шэнь молчал, сжимал губы и смотрел на нее единственным глазом. Лицо его закаменело.        Тишина давила на меня. Я чувствовала себя лишней.        — Мне уйти? — одними губами спросила я. Он мотнул головой. Потом кивнул на Первую Супругу. — Поднять ее? — снова кивок.        Я присела рядом с Нин Инъин на корточки, тронула за локоть.        — Ин-цзэ. Вставай, брат… мастер Шэнь говорит тебе встать.        Она распрямилась, уставилась на меня мутными глазами. Чудо из чудес, не плакала, пусть держалась из самых последних сил.        — Мин-эр, Мин-эр, с учителем все в порядке? Почему А-Ло…        Братец издал свой любимый раздраженный звук, среднее между фырканьем и тихим горловым рычанием.        — Мастер Шэнь знает обо всем, что случилось здесь, в Покоях Тишины, и до того, — пояснила я. — Я рассказала ему во сне, созданном супругом-императором, и мастер Шэнь разрешил этой Сяомин пробовать лечить его с помощью цветка и крови священных демонов. Такие решения человек должен принимать сам, потому я спросила. После супруг-император разбудил нас обоих.        — Можно мне?..        — Мастер Шэнь пока не может тебе ответить, — я покачала головой. За моей спиной братец согласно угукнул. — Он просил эту недостойную сначала вернуть ему язык. После, если он пожелает, он сможет поговорить с Ин-цзэ. Пока же… — я обернулась, проверить, поняла ли правильно. Братец Шэнь кивнул, прикрыл единственный глаз. — Пока же он не готов слушать тебя. Ты можешь?.. да, ты можешь помочь в медитации. Но тебе придется молчать, как он молчит. Так, мастер Шэнь?        Братец резко кивнул. Губы его были по-прежнему сжаты.        Нин Инъин все еще стояла на коленях, и я опешила, когда она поклонилась мне. Чуть-чуть, но в сочетании с позой — слишком уж уважительно.        — Спасибо, младшая сестра, эта Инъин благодарна за… благодарна тебе, — кажется, она не смогла вежливо сформулировать, как назвать то, что я делаю — перевожу? Разъясняю? Я и сама не могла. — У-учитель, эта Инъин может преступить к передаче ци? Эта Инъин будет молчать и не взглянет на учителя, если он того не желает.        Шэнь Цзю кивнул снова. Дернулся, пытаясь сползти с подушек и лечь, я наклонилась к нему, помогла. Поправила одеяло, поправила волосы.        — Все в порядке?        Он бросил на меня колючий взгляд, кивнул едва заметно. Покривился. Если бы он мог говорить, наверняка послал бы нас обеих к лысым зеленым гуям.        Зашелестела вышивка, Нин Инъин поднялась, тщательно и стремительно поправила прическу, воротник, пояс, рукава. Множество мелких движений. Суета в самом деле возвращала ей спокойствие.        Я посторонилась, она села на кровать, старательно глядя в сторону. Мне пришлось помочь ей поставить руки на верные точки, ее холодные пальцы слишком сильно дрожали, одежды свежо пахли ветивером и морозом — с улицы.        Жалость вспыхнула снова, коротким уколом пронзила сердце. Я тут же себя обругала.        Ты знаешь, эта женщина совсем не так проста, Дун Сяомин, знаешь, она не слаба и не наивна, даже если в самом деле ее мучает совесть, она сама в том виновата. Мне не хотелось соглашаться с Ло Бинхэ даже в малости, но здесь — здесь я не могла не признать его жестокой правоты. Даже господин Шан, которого Шэнь Цзю обозвал крысиной блохой, спросил о своем боевом брате с горных вершин, и вопрос обернулся ему двумя неделями заключения.        Первая Супруга не спрашивала, предпочитала верить тому, что говорит ей драгоценный муж.        Но меня не было тогда здесь. Я ничего не знаю о страшных сплетениях судеб этих людей. Могу только наблюдать результат.        И сейчас, глядя, как Нин Инъин зажмурившись, пытается изо всех сил сосредоточиться на медитации, как ей удается вернуть самообладание ценой мертвенной бледности и двух слезинок, все-таки сбежавших по щекам, мне было ее жаль.        Но больше мне было жаль Шэнь Цзю. Он лежал, почти такой же бледный, неподвижный, и тоже закрыл глаз.        Но я видела, что он нет-нет, да смотрит на бывшую ученицу из-под ресниц.        Он лучше владел собой. От дрожи ее рук он не вздрагивал и не отстранялся. Только один раз длинно выдохнул, я бы подумала, ему больно, но узор его меридиан ничего не нарушало. Физически ему больно не было.        В этот раз я осталась с ними на всю стражу, отпущенную под медитацию. В любой момент что-то могло пойти не так, но обошлось.        После Нин Инъин снова соскользнула на пол, опять простерла руки.        — Эта ученица благодарит учителя за доверие и честь.        Братец Шэнь выдохнул сквозь зубы. Я проверила его пульс (частит) и ток ци (ровный) и вполголоса предложила:        — Я провожу ее?        Он кивнул, как мне показалось, с нетерпением.        Мне снова пришлось помочь Нин Инъин подняться. Она отдала не так уж много сил сегодня, но ее вымотало чрезмерное сосредоточение, и ей пришлось опереться о мою руку.        На крыльце она остановилась, глубоко вдохнула. Я тоже помедлила. Холодный воздух остужал лицо, на деревянных перилах лежал почти цунь снега, и снег снова валил. Вокруг было белым-бело, кусты украсились шапками. Серые тучи висели низко, мы словно из комнаты вышли в высокий шелковый шатер, безветренный и морозный. Я поежилась, и, не желая тратить силы ядра на согревание, коротко поклонилась на прощанье. Первая Супруга удержала меня за рукав.        — Сяомин! Постой.        — Первая Супруга? — мысленно я выругалась. Нин Инъин улыбнулась дрожащими губами.        — Что случилось со «старшей сестрицей»?        — Ничего, Ин-цзэ, — с ней в самом деле проще согласиться. Я втянула носом воздух. Запах снежной сырости и промокших досок успокаивал. — Так что случилось?        — Давай поговорим? — она звучала почти с мольбой. — Пожалуйста? Мне так нужно…        — А мне нужно возвращаться к мастеру Шэню, Ин-цзэ.        — Я порядком тебя достала, верно? — улыбка ее сделалась грустной. — Понимаю, наивная дурочка, которой детские чувства застлали глаза…        — Нет, Ин-цзэ, — перебила я. И откуда только храбрость взялась? — Ты не наивная, и мы обе это знаем. Ты — зеленая паучиха в листве на верхушке императорского сада. Может, у тебя не так много влияния в самом «цветнике» и всем управляет супруга Хуань, но ты вовлечена в государственные дела, супруг-император верит тебе без оглядки, и ничего не происходит без твоего ведома. Потому мне странно, что ты не знала о Водной Тюрьме, и потому я тебе не верю, потому мне не понятно твое раскаянье теперь.        — Я… понимаю, — медленно проговорила Первая Супруга. Крепче сжала пальцы на моем рукаве, будто я посмела бы вырвать руку. Хотя, может, и посмела бы. — Понимаю, как это выглядит. Да, ты права, наивность моя… преувеличена, я пользуюсь слабостью и глупостью, как вторым мечом. И я знаю, что поступила бесчестно и подло, когда предпочла закрыть глаза на… на месть А-Ло. Тогда мне казалось, он прав, потом я привыкла к этой мысли.        — Школа Ин-цзэ разрушена, старшие товарищи убиты, учитель много лет провел в заточении, в горниле мести супруга-императора, — я, не стесняясь, взглянула в ее слезно блестящие глаза, широко распахнутые, тревожные. Глаза лани перед охотником, вот только я не охотник, я говорю правду, какой ее вижу. — И Ин-цзэ просто-напросто привыкла к мысли?        — Твое сердце злое и горячее, — она покачала головой. Улыбка еще не покинула ее губ. — Ты еще так молода. Ты не жила во дворце столько лет, Сяомин, ты не представляешь, что такое гарем молодого господина, рвущегося к вершинам власти. Я знала Ло Бинхэ ребенком. Я была его старшей сестрой, потом стала первой детской любовью, и в память о той любви он женился на мне, на первой из своих женщин. Мы принесли тайные клятвы. Я так сильно в него влюбилась. Тогда он еще не был одержим роскошными торжествами, а я… я надеялась увидеть в нем того мальчика, который всюду за мной таскался. Учитель… учитель правда его не любил. Я до сих пор не понимаю, почему, хотя, конечно, учитель всех мальчиков не очень любил, но если мальчишка перед ним выслуживался, начинал его терпеть… А-Ло никогда не выслуживался, все сносил молча. Он гордый…        — Гордый бессмертный демон-полукровка, — отчего-то продолжила я. — Который сошел с ума. Я все понимаю, Ин-цзэ, но не могу представить себя на твоем месте.        — Я правда любила А-Ло больше всего на свете. Все, что он мне говорил, почитала истиной, — она отвернулась, утерла глаза рукавом, как девчонка. Меня, впрочем, не выпустила. Я послушно стояла. — Неужели ты не знаешь, каково это — влюбиться в шестнадцать лет, а потом потерять любимого? Когда он вернулся, я была готова на все ради него. Неужели ты никогда так не любила?        — Старшей сестре не нужно оправдываться передо мной, — вздохнула я. В груди теснились противоречивые чувства, я и жалела ее, и злилась, и понимала, и не хотела понимать. — Но если сестре интересно, нет, эта Сяомин никогда не любила так, чтобы утратить разум.        — Когда мы были вместе с А-Ло, я была счастлива, — Нин Инъин, наконец, отпустила мой рукав. Я тут же скрестила руки на груди, спрятала замерзшие ладони. — Но это прошло. Ты не злишься на меня, Мин-эр?        — Злюсь, но почему Ин-цзэ вообще волнует мое мнение?        — Люди меняются, — малопонятно вздохнула она. — Глядя на А-Ло, я тоже хочу измениться. Я верю, что он в самом деле все понял, и сама хочу для себя что-то понять. И… я очень виновата перед учителем. Я лишь смею надеяться, он захочет меня выслушать. Он правда… я…        — Это ваше с ним дело, — поневоле я заговорила мягче. Дурацкое мое сострадание, откуда вылезло оно снова. — Но для начала нужно вернуть ему язык. Во сне он сказал, он хочет сначала язык, чтобы ругаться на меня и всех вокруг.        — Так на него похоже, — Нин Инъин слабо улыбнулась и спохватилась. — Ты совсем замерзла! Ступай скорее обратно, не трать силы! А я… я приду завтра и спрошу, согласен ли будет учитель принять мою помощь.        Ей стоило бы и сегодня спросить, но я не стала говорить об этом. В конце концов, это в самом деле их личное дело. История между Шэнь Цзю и Нин Инъин сложнее, чем мне представляется, я вижу только края.        Я все время вижу только края, обломки и обрывки, плывущие в морской пучине императорской абсолютной власти. Заговоры, личные счеты, вина, любовь… Первая Супруга задела меня за живое, сама не зная. А, может, она все обо мне поняла.        Я никогда никого любила до страстной боли, до тьмы в глазах. Наставник Дун смеялся надо мной, говорил, мол, у Мин-эр горячее сердечко, но холодная голова, Мин-эр не способна на чувство, которое не сможет описать и разложить по полочкам.        Это правда. Я не верю в любовь, в такую любовь, из-за которой горят города и разрушаются горы, которая повергает в прах годы труда и заставляет цветы распускаться весной. Любовь живет в легендах и сказках, не в подлунном мире. И уж тем более не место любви в моей жизни.        Зато я верю в долг, в честь и сострадание. В милосердие и заботу. В справедливость, хотя верить в справедливость гораздо наивнее, чем верить в любовь.        Я думала, я вышла за Ло Бинхэ по любви. Тогда мне казалось, его невозможно не любить, ему невозможно отказать, хотя я едва его знала. Я была, наверное, счастлива, преклоняя с ним колени, пусть понимала, что никогда не буду не то, что единственной — едва ли значимой.        Я думала, я вышла за Ло Бинхэ по любви, пока не увидела, кто он такой и на что способен. Тогда любовь растворилась во мне весенней дымкой и на ее место пришел страх пополам с решимостью.        Как можно отказаться от долга, чести и справедливости ради любви? Этого я не понимала, не понимала Первой Супруги. Но, думая о ней и Шэнь Цзю, впервые за много лет почувствовала что-то, похожее на мелкую детскую ревность.        Между учителем и ученицей столько всего… наверняка и хорошего тоже немало. А кто я такая? Сострадательная одинокая дурочка.        Нин Инъин давно ушла, и цепочку ее легких следов неотвратимо заметал снег. Собравшись с силами, я вернулась в павильон.        Братец Шэнь успел немного задремать, но услышал мои шаги, вздрогнул и повернул голову. Вопросительно мыкнул.        — Все в порядке, — я потерла друг о дружку замерзшие ладони, подышала на пальцы. — Правда. Мы поговорили с Первой Супругой, она… в самом деле хочет помочь, я ведь говорила, она хорошо справляется с передачей ци.        Он неопределенно хмыкнул.        — Она точно не причинит тебе вреда, — по крайней мере, хоть в этом я почти полностью уверилась. — А теперь, раз уж ты не спишь, вернемся к акупунктуре, хорошо?        Он закатил единственный глаз, но с тем кривовато ухмыльнулся. Мол, ничего не меняется, сестрица Сяомин, кто о чем, а сестрица об акупунктуре.        Он все равно много спал, зато охотно ел и смирился с необходимостью получать из еды питательные вещества, хотя бы временно. Я приспособила ночную вазу под судно, обмывала братца Шэня дважды в день и ежедневно перестилала белье.        Я не подпускала к нему слуг: он смотрел на демонов с любопытством, но вздрагивал и напрягался, стоило кому-то, кроме меня и Инъин приблизиться к постели. Поэтому слуги занимались стиркой, таскали еду и воду и радостно свистели, когда забирали пустые тарелки.        Инъин приходила по утрам, но больше не пила в Покоях Тишины чай. Она молча склонялась перед учителем ниц, потом, после его раздраженного кивка, так же молча садилась в парную медитацию.        Шэнь Цзю делал вид, будто вовсе не обращает на нее внимания. Он ни разу не взглянул на нее прямо, но я видела, всегда следил за ней, прикрыв веки, едва заметно.        Инъин не замечала — она сидела, зажмурившись, весь долгий большой час, который я присматривала за ними обоими. Напряжение можно было резать ножом, вытягивать из воздуха вокруг какой-нибудь особо тяжкий парализующий яд.        Я не позволяла ей помочь в чем-то еще. Братец Шэнь категорически замотал головой, когда я спросила разрешения еще к чему-нибудь ее привлечь, хотя бы в мелочах. Настаивать я не стала, да и она больше помощи не предлагала.        Кажется, ученице было так же неловко и страшно ухаживать за немощным учителем, как учителю — принимать ее участие.        После той внезапной откровенности на крыльце Первая Супруга, кажется, оставила попытки подружиться со мной. Будто, раз заглянув за миленькую маску инфантильной идиотки, я сделалась для нее невыносима и опасна.        Я провожала ее до дверей, она коротко прощалась и уходила.        Я оставалась, болтала с братцем Шэнем, ставила иглы, пытаясь разгадать тайну его гуева ядра, а после, когда он засыпал, шла в теплицы.        Цветы зрели, подкормленные моей духовной силой. Мне не нужно было выращивать из корней полноценное растительное тело, а для эссенции, свойства которой я рассчитала пока только теоретически, нужны были соцветия. Бутоны набухали с каждым днем, и первый из них распустился к концу недели, когда полупрозрачную стену теплицы на треть засыпало снегом.        Серокожие стражники, гремя причудливой составной броней, вооружились лопатами и расчищали дорожки каждый день.        Снегопад все не унимался.        — Дурная погода, — ворчали они у теплицы. — Где это видано, чтоб так сыпало? Тьфу, пропасть великая, одни расстройства с этим Объединением!        Заметив меня, они замолкали и кланялись, я здоровалась в ответ, кутаясь в плащ. Теплица дышала мне в лицо теплом, запахами влажной земли и свежей зелени, напоенной моей собственной ци. Распустившийся цветок не пах ничем. Маленький, невзрачный и нежный, он походил на единичный цветок резеды, зеленовато-бледная звездочка на тонкой ножке. Почти такой же белый, как снег, укрывший громадные дворцовые сады.        — Мобэй-цзюнь отправился на юг и вместо себя оставил лютую зиму, — пошутила Нин Инъин накануне. Я рассмеялась. Теперь, когда мы почти не разговаривали, я немного скучала по ее сплетням и вообще по ее компании. Хоть и подозревала, что спустя полпалочки благовоний с начала новой беседы она снова начнет меня раздражать.        Подумать только, жена пятого ранга ворчит про себя, мол, ее раздражала Первая Супруга!        Но кроме сплетен мне хотелось бы узнать кое-что еще, о чем я не решалась спросить.        Ло Бинхэ ни разу не пришел с тех пор, как я прогнала его.        Мне, конечно, было любопытно, что там с заговором, что рассказал и рассказал ли вообще что-нибудь белокурый Линьгуан-цзюнь, как дела у лорда Мобэя и господина Шана. Но куда больше меня тревожила неожиданная передышка в общении с супругом-императором.        — Он приходит к тебе во сне? — спрашивала я каждый день. Братец Шэнь мотал головой. Фыркал, мол, нет его, и хорошо. А меня что-то царапало изнутри.        Ненавижу неизвестность.        Потому, когда распустился первый бутон, я попросила зеленых моховиков-свистунов снова позвать Первую Супругу в Покои Тишины.        — Я должна буду рассказать Нин Инъин, а она передаст Ло Бинхэ, — пояснила, меряя пространство возле кровати шагами. Пять маленьких в одну сторону, пять с половиной в другую. Братец Шэнь следил за мной одним взглядом, деля вид, будто нервничает меньше меня. — Если что-то пойдет не так, пусть хотя бы пойдет не так не неожиданно для них. Тогда, может, меня не казнят, да?        Братец Шэнь хмыкнул. Богатые оттенки его хмыков я теперь различала на лету. Этот был — скептически-утешающий хмык.        Нин Инъин прилетела, как на крыльях. В прямом смысле: она вбежала в покои, на ходу убирая в ножны меч и поправляя другой рукой растрепавшиеся вокруг лица волосы.        — Сяомин, мне передали, ты меня искала, что-то случилось?! У-учитель!..        Братец Шэнь фыркнул сквозь зубы. Первая Супруга будто натолкнулась на стену, встала столбом и согнулась в поклоне.        — Учитель, с вами все в порядке?        Он ей, конечно, не ответил. Не желая плодить молчание, я взяла слово.        — Все хорошо, Ин-цзэ, я попросила тебя найти, потому что распустился первый цветок и, думаю, к завтрашнему дню расцветут остальные.        Она ахнула, прижала ко рту ладони.        — Надо сказать А-Ло!        — Супруг-император давно не заходил, — нейтральным тоном заметила я. — И не посещал эту Сяомин во сне. Мастер Шэнь также его не видел.        — А-Ло проводит реформы, — Нин Инъин быстро взглянула на кровать. Шэнь Цзю впервые за столько дней поймал ее взгляд, посмотрел в ответ, долго и холодно. Первая Супруга отчетливо вздрогнула, но все равно несмело улыбнулась. — Да, реформы, и я никогда не видела, чтобы он столько работал. Тем более, Минъянь ему почти не помогает, а с Хуалин он ругается каждый день.        Отзвук сплетен заставил меня напрячься. Я в самом деле скучала по новостям, но теперь была не уверена, хочу ли их знать.        — Раньше дела не мешали супругу-императору торчать здесь под дверью.        — Раньше, — Нин Ниъин достала из-за пояса веер, повертела, но не раскрыла. Накрутила на палец шелковую кисточку. — Он не был таким трусом.        В повисшей тишине братец Шэнь отчетливо хмыкнул. Презрительно, тем тоном, которым обычно говорят «я и не сомневался, что он плох».        Нин Инъин солнечно улыбнулась.        Она вскоре ушла, а я в последний раз засела за расчеты, по сложившейся привычке болтая с братцем Шэнем.        — Если все получится верно, процесс займет стражу, может, больше. Изучить гуеву императорскую кровь у меня не очень получилось, только с его слов и из литературы… кажется, нет способа различить паразиты в красных тельцах, во всяком случае, я его не нашла. Но с потоком их энергии все ясно, по аналогии, конечно… есть такие болезни, которые вызывают, э-э… невидимые носители? Ну, да я рассказывала тебе про чуму, чума отличный пример. Так вот, процесс займет стражу, может, чуть больше, и ты должен будешь оставаться в сознании и направлять ци как обычно, на регенерацию. Представь, что ты в парной медитации, только партнера нет, вместо него — вещество с собственной хорошо выраженной инь. Это кровь. Цветок несет в себе больше ян, он будет помогать балансировать и заставит твои клетки восстанавливаться, позволит демонической крови как бы ускориться?.. я рассказывала историю, где принц демонов вырастил себе новые глаза?        Братец Шэнь слушал, фыркал и кивал. Потом задремал, когда меня унесло совсем уж в аналогии.        Принесли ужин, пришлось его разбудить. Ло Бинхэ так и не явился.        Ночью сон не шел. Я лежала на матрасе, вслушивалась в легкое ровное дыхание Шэнь Цзю, глядела в высокий темный потолок. С улицы не доносилось ни звука, талисманы отлично работали, «ночные жемчужины» едва тлели сердцевинами, словно угли через мутное стекло.        Мне не было страшно. Впервые чуть ли не за все время здесь я перестала бояться. Завтра будет ясно, чего я стою. Выделить из цветов эссенцию. Составить снадобье с демонической кровью, на основе, конечно, желтого эфира, он самый нейтральный, составить снадобье так, чтобы энергии веществ существовали рядом, не смешиваясь и не встречаясь, но с тем воздействуя на организм. Вскрыть шов. Ввести снадобье полой иглой по краю раны, в точках выхода духовных меридиан (в сотый раз я воскресила в памяти подробную схему). Контролировать ток ци самой и объяснить Ло Бинхэ, в какую сторону направлять паразитов.        Самая тонкая часть моего плана заключалась как раз в этом. С самого начала, когда поняла, что о цветке известно, я на пальцах изложила супругу-императору свою идею, и он с энтузиазмом согласился.        Шэнь Цзю тоже согласился. Он хотел обратно свой язык, а Ло Бинхэ совсем не нужно было стоять рядом с ним, чтобы все получилось.        Я только надеялась, оба они смогут удержать свои эмоции под контролем.        И что я смогу. Я вертелась с боку на бок и на спину, так и эдак заворачивалась в шерстяное одеяло, прикидывала, перебирала разные сценарии в голове. Потом, к часу быка, все-таки задремала и оказалась сидящей на краю супружеской постели. Свет лился ниоткуда и отовсюду. Красные занавеси полностью скрывали комнату, потом один полог раздернулся, и темный силуэт соткался за ним в то же мгновение.        Ло Бинхэ посмотрел на меня сверху вниз, склонив голову, и подвески на императорском мяне тихонько застучали одна о другую. На нем была тяжелая церемониальная одежда, верхний черный халат густо украшали красные с золотом драконы.        — Я знаю, что мой супруг — император, — заметила я, разглаживая красный шелк на своих коленях. У меня по подолу, слишком простому для свадебного, изгибались серебряные рыбы, узкие рукава прятались под кожаные наручи, тоже пестрящие серебряной вышивкой.        Наяву у меня и близко никогда не бывало таких нарядов.        — Тебе нравится? — любезно осведомился Ло Бинхэ. Скинул верхний халат на пол, на вишнево-красный ворсистый ковер, следом отправил мян и сел рядом, в паре цуней. Его широкий рукав шелковой гладкостью мазнул по моей руке.        Кровать была та самая, на которой я провела брачную ночь. Столбики, драконы, громадность. Я хорошо ее помнила.        — Так что насчет платья?        — Красивое, — я пожала плечами. Это же мой сон, в конце концов.        — Не хочешь его снять?        — Мой император пришел вкусить весенней радости во сне? Зачем?        Ло Бинхэ рассмеялся.        — Заметь, о весенних радостях ты сама подумала только что! Я ни слова не сказал!        Я широко обвела занавеси, постель, халат на полу.        — Что еще эта супруга могла подумать?        — Я не хотел влезать в твою память, — Ло Бинхэ демонстративно отодвинулся дальше, теперь между нами образовалось приличное расстояние. Я против воли облегченно выдохнула. Во сне я не чувствовала его жара и мускусного запаха, но если бы он захотел бы меня… не знаю, смогла бы отказать. — А из наших совместных воспоминаний посчитал эту постель самым счастливым. Тебе ведь было со мной хорошо, А-Мин?        — Супруг-император и так знает, — я пожала плечами опять. Вокруг не на что было смотреть, кроме него и занавесок, потому я собралась с духом и подняла взгляд. — Когда я преклонила с супругом-императором колени, я сделала это с радостью. Брачное ложе тоже принесло мне радость.        — А потом я оставил тебя, — он покачал головой. Сверкнул золотой зажим в колтуне. — Сяо Гунчжу сегодня закатила мне скандал, знаешь? И Хуалин впервые в жизни ее поддержала, хотя они терпеть друг друга не могут. Я совсем не уделяю внимания «цветам внутренних покоев». Вы все по-прежнему мне дороги, просто… я не рассказывал тебе, но там… в том, другом мире, пока другого меня не было, я ненадолго занял его место. Мне удалось поцеловать другого учителя.        — Зачем вы мне это рассказываете?        — А кому еще мне рассказать? Про мое путешествие знаете только вы с Инъин, остальным я не сказал, даже Минъянь. Что творится с Минъянь, хотел бы я знать?        — Что с благородной супругой? — я ведь все равно спала. Я продвинулась дальше по кровати, путаясь в юбках, и таким образом оказалась на другом конце, у стены. Сгребла мягкие подушки, подпихнула под спину и уселась, скрестив ноги.        Ло Бинхэ, сощурившись, наблюдал за мной. Сам он с места не сдвинулся.        — Не знаю, она не говорит. В последнее время она почти не покидает своих комнат, окружила их барьером. Я слишком уважаю ее, чтобы ломиться силой. Если она задумает меня предать, я почувствую, в ее ножны вплавлен следящий талисман.        — Серьезно? — интересно, будут ли последствия наяву, если язвить императору во сне. — А как же романтическая легенда?        — Разве легенде это мешает? Старик Мэнмо мне посоветовал, сам бы я не додумался. Он вообще дает очень умные советы, старый параноик, жаль, я им не следую.        — Например?        — Он советовал не погружаться в месть. Отказаться от Синьмо, пока не стало поздно. Не ради меня, но видишь ли, он зависит от моего внутреннего мира, старый паразит, и чем больше я… погружался, тем нестабильнее текла моя внутренняя энергия. Если бы я все-таки навернулся в полноценное искажение ци, это бы, скорее всего, его уничтожило.        — Он сейчас слышит вас? — уточнила я просто из любопытства. Ло Бинхэ опять рассмеялся.        — Конечно нет! Я сам создал этот сон, здесь у старика нет власти. В тот первый раз он появился перед вами, потому что я не хотел пугать и разочаровывать учителя. Звучит… глупо, правда?        — Очень, — честно ответила я. — А сейчас, зачем вы пришли?        — Наяву ты меня боишься. Разве смогли бы мы с тобой так спокойно поболтать в Покоях Тишины?        — Я боюсь не за себя.        — Знаю, — он вздохнул. — Ты прямо как мамаша-гарпия над гнездом, но, посмотри, я держу все свои обещания. И в любом случае завтра тебе понадобится моя помощь.        — Кстати, об этом, — я обняла колено, небрежной позой маскируя волнение. Без толку конечно, он ведь создал этот сон, наверняка он видит меня насквозь. — Супруг-император должен будет держать себя в руках. Брат… мастер Шэнь не должен терять концентрации, он будет в сознании, потому вы не будете показываться ему на глаза. Однако вы должны быть достаточно близко, чтобы чувствовать паразитов наиболее полно, так?        — Я велю принести самую плотную ширму и буду сидеть за ней тише мыши, — горячо заверил он меня. Подался вперед, помедлил и все-таки спросил. — Скажи, А-Мин… ему будет больно?        — Зачем вам знать? — выражение его лица, болезненно-жаждущее, подкрашенное возбуждением, совсем мне не понравилось.        Впрочем, Ло Бинхэ тут же взял себя в руки.        — Я должен знать заранее, чтобы не отвлекаться, если почувствую его боль. Я больше не хочу причинять боль учителю.        — Я дам ему легкое болеутоляющее средство, — нехотя ответила я. С него сталось бы не дать мне проснуться, пока не получит ответ, кто его знает. — Но все равно это будет… скорее всего, больно. Нельзя полностью убрать чувствительность, тогда он может утратить контроль над меридианами. Так что и вы своими кровяными паразитами не должны ничего с чувствительностью делать. К сожалению. Вы поняли?        Император помолчал, потом кивнул.        — Если… если так, пусть. А-Мин, я так… боюсь.        — Супруг-император властвует над Объединенным Миром, — я сама слышала, насколько мерзко звучу. — Неужели ему есть, чего бояться?        Ло Бинхэ, впрочем, не обратил внимания. Он оправил широкие рукава, тот самый безусловный нервный жест родом из его ученичества.        — Я не боюсь, что он не простит меня. Я не умею сдаваться, А-Мин, я найду способ заслужить если не любовь его, то хоть приязнь, даже если мне придется снова и снова проходить ад Бесконечной Бездны! Я боюсь… боюсь, что однажды зверь внутри меня снова поднимет голову. Боюсь, что завтра или в другой день, когда я увижу его боль снова, мне снова понравится. Захочется терзать добычу…        — Если супруг-император ждет сочувствия от этой жены, он ждет напрасно.        — Верно-верно, маленькая гарпия, — он усмехнулся одними губами. Темный взгляд его блуждал, демонская метка на лбу тускло светилась. Одна вьющаяся прядь рядом с зажимом выбилась из узла и топорщилась смешным рожком. — Инъин не добилась от тебя сочувствия, а я-то и подавно. Но я все еще твой муж и ты будешь слушать мое нытье, пока мне не надоест. Инъин, кстати, велела мне сделать тебя старшей женой. Ты запала ей в сердце.        — Эта Сяомин не ищет императорской милости.        — Верно, эта Сяомин получает ее непрошенной, а потом воротит нос. Но о тебе мы поговорим не сейчас. Я приду, когда будет готово снадобье. Завтра мне прислать Инъин?        Подумав, я покачала головой.        — Духовные каналы в нынешнем состоянии не полны, и я боюсь перелить ци из-за изъяна ядра.        — Из-за какого изъяна? — вскинулся Ло Бинхэ. — У учителя есть изъян ядра?! Это из-за…        — Нет, не из-за пыток. Нарушение глубокое, где-то в самой основе. Я так и не добилась от мастера Шэня его причин, но это не важно. Придется работать с нынешним ядром в любом случае.        Ло Бинхэ сжал кулаки.        — Разве учитель — не бессмертный мастер?        — Бессмертный мастер, — кивнула я. — Но и они не совершенны. Подумайте об этом, мой император.        — Подумаю, не сомневайся, — он скривился. — Твоя философия завязла у меня в зубах. Думаю, тебе пора просыпаться.        И я действительно проснулась. Оказывается, я успела накрыться с головой, теперь было душно, лоб и виски взопрели. Упинав одеяло подальше, я села и с беззвучным стоном ткнулась лицом в колени.        У Ло Бинхэ имелась дурная привычка оставлять меня в сомнениях и смятении.