Эссенция
12 декабря 2022 г. в 08:32
Цветы в самом деле распустились. Едва рассвело, я сказала братцу Шэню не волноваться и, тщательно собравшись, поспешила в теплицы. Они цвели. Множество крошечных белых звезд, такие невзрачные, какими я их помнила, и такие красивые — в тот миг любые драгоценные растения императорского сада проигрывали им в моих глазах.
На всякий случай я сверила их по всем параметрам со схемами в справочнике, и убедилась: все в полном порядке. Жаль, конечно, почивший росток, но и двух кустов, выросших из бобов, хватит с большим запасом. Эссенция ведь ключевой элемент, но не главный.
Я собрала все соцветия в фарфоровый таз, корни оставила в земле (мало ли, они снова проклюнутся, следующим циклом) и, прикрывая от снова разошедшегося снега широким рукавом теплого ханьфу, принесла в Покои Тишины. Едва ли не бежала вприпрыжку.
Серокожие стражи проводили меня недоуменными взглядами. Зеленые демоны-моховики привычно вертелись у входной двери, я впустила их и раздала указания, а сама водрузила таз на стол.
Братец Шэнь издал вопросительный звук.
— Зацвели! — я подхватила один цветочек за тоненькую ножку, подбежала, показала на раскрытой ладони. — Погляди, какие!
Шэнь Цзю дернул носом. Хмыкнул с новым оттенком, почти одобрительным.
Я бережно вернула цветок обратно в таз. Потом занялась рутиной — проверила братцу пульс, сменила судно, омыла теплой водой, вытерла и переодела, заплела ему волосы. Коса с каждым разом получалась все длиннее, вливания ци благоприятно действовали на волосы.
Братец Шэнь, видно, когда-то по заклинательской моде вывел фолликулы везде, кроме головы: у него не росла борода, ноги и пах тоже оставались гладкими. Может, и хорошо, иначе от большого количества ци волосы везде бы удлинялись. Представив эту картину, я невольно хихикнула и заработала подозрительный взгляд.
— Ничего, — улыбнулась. — Просто твоя сестрица Сяомин воодушевлена! Если у нас получится…
Братец Шэнь закатил единственный глаз. Я уже успела понять, в «если бы да кабы» он не верил. Подумать только, и этому человеку я опасалась давать надежду? Да он не верит в успех, когда до него рукой подать!
На самом деле, я храбрилась и тоже сомневалась в глубине души.
Если у меня получится… если получится, это станет вершиной моего искусства. Я вряд ли буду способна на что-то более невероятное.
Создать человеку новые части тела, живые части с живыми каналами духовной силы — разве это не невероятно?!
Нин Инъин явилась, когда я уже возилась с алхимическим оборудованием. Я закатала рукава, сколола волосы как можно туже и выше и избавилась от верхнего халата. Анатор горел в полную силу, в комнатах сделалось жарковато.
Братец Шэнь полусидел, утопая в подушках, и следил за мной с осторожным любопытством, кивая в такт болтовне.
— …несколько способов вытянуть активные вещества, я использую самый простой. Но ты наверняка все это знаешь, ты ведь мастер-заклинатель с громадным таким образованием…
— Сестрица Сяомин? Я отвлекаю?
Я даже не сразу ее заметила. Первая Супруга замерла за арочным проемом между дальней и средней комнатой. На сей раз она надела очень простое укороченное ханьфу цвета цин, волосы собрала в «рожки» и казалась совсем юной девушкой.
— Ин-цзэ, доброе утро!
— Я получила твою записку, — она улыбнулась одними губами. Взгляд ее то и дело соскальзывал на постель Шэнь Цзю, который с ее появлением впервые не утратил оживления. Он вообще едва ли обратил на нее внимание. — И я стучала, но никто не ответил, а шум я услышала.
— Я уже занимаюсь эссенцией, — я не стала ей кланяться, не будучи способна отойти от реторт. — Там, на столе, есть список, что и как нужно поставить, прошу Ин-цзэ распорядиться и проконтролировать. Сначала пусть принесут ширму.
Я уже поняла, как сильно раздражают братца Шэня мельтешащие кругом демоны. Он не ненавидел демонов, кажется, они даже в чем-то ему нравились, поддевали его проснувшееся с улучшением самочувствия любопытство, но от чрезмерной суеты кругом он быстро уставал, делался вспыльчивым и раздражительным. Хмурился, и я растирала ему виски согревающей мазью, унимающей головную боль.
Он терпеть не мог ее резкий запах, но после — неохотно улыбался. Благодарил.
Эмоции его и желания я разгадывала, будто тыкала иголкой в темноте. Мы ни разу по-настоящему не поссорились, кажется, только потому, что он не мог говорить.
Это перед Первой Супругой я делала вид, будто понимаю каждое несказанное слово.
Первая Супруга с улыбкой кивнула, подхватила с края стола исписанный с двух сторон бумажный лист. Взгляд ее оставался непроницаемым, то ли тревожный, то ли тоскливо-жадный, под стать супругу-императору.
Сегодня у меня не было ни возможности, ни желания разгадывать загадку по имени Нин Инъин.
Эссенция была готова к полудню.
Братец Шэнь дважды задремывал в мареве успокаивающих благовоний с пурпурным демоническим дурманом, один раз погрузился в короткую медитацию. Благовония пахли перечной сладостью и тревогой.
У меня в голове царила хрустальная ясность, мысли казались выпуклыми, как бусины. Как когда ты поднимаешь ланцет перед сложной операцией, и порядок действий цепочкой выстраивается в памяти.
Сегодня мне предстояло кое-что посложнее операции. У меня то и дело мелькала подленькая мысль погодить, еще раз все проверить (в тысячный? в четырехтысячный?), ведь эссенция готова, ничего с ней не случится до завтра… но я себя слишком хорошо знала. Проверять можно до бесконечности.
Что бы ни ждало нас впереди, я начну это сегодня.
Принесли ширму, я самолично установила ее так, чтобы кровать и придвинутый к ней стол остались в иллюзии уединения. На обитых шелком деревянных секциях разворачивались мифологические сюжеты: белая змея обретает человеческий облик и влюбляется в заклинателя.
Я скрипнула зубами. Ло Бинхэ, тут явно твоя рука! Братец Шэнь, впрочем, только хмыкнул единожды, и больше на сюжеты не взглянул.
С кровати я убрала все подушки, оставила тонкое одеяло, которым укрыла братца Шэня ниже пояса. Потом, когда буду заниматься руками и ногами, стоит подумать о чем-то вроде рабочего врачевательского стола, но сегодня нам предстоит язык. Это не должно быть так уж сложно.
Ох, Дун Сяомин, да кого ты обманываешь? Это будет очень, очень сложно.
Никто никогда так не делал, никто не знает, как правильно и что получится в итоге.
Вернулась Нин Инъин в сопровождении слуг, они принесли заказанные мною инструменты, полые иглы и лекарские палочки для работы с духовными каналами, прозрачные флаконы с поршнями, бинты и белую прокипяченную корпию.
За ширмой, почти у самого окна, поставили низкое кресло, больше похожее на трон.
Нин Инъин коротко руководила. Я отмеряла снадобья и железной хваткой держала себя в руках. Шэнь Цзю молчал, лежал на спине, напряженно глядя в потолок. Лицо его было белее охватывающей голову повязки, пустые вышитые рукава строго запахнутого лазорево-зеленого халата лежали на чистой простыне двумя павлиньими хвостами.
Я убрала ему волосы под шелковый шарф, под голову положила валик с выемкой. Погладила кончиком пальца морщинку на высоком лбу.
— Мне придется зафиксировать тебе челюсть ремнями. Я говорила?
Он коротко кивнул.
— Ты уверен, что готов? — еще кивок. — Я постараюсь побыстрее, но может быть больно, — кивок с раздражением. Я примирительно подняла руки. — Все, я поняла. Больше не лезу.
Что ж, в худшем случае ничего не выйдет. Вряд ли у меня получится по-настоящему ему навредить. Не после Ло Бинхэ.
Супруг-император явился почти сразу, стоило о нем подумать. Ворвался без стука, как всегда, в вихре антрацитово-черных верхних и кроваво-алых нижних одежд, замер, вперив взгляд в натянутый шелк ширмы. Я как раз успела полностью ее раздвинуть и заканчивала приготовления.
Нин Инъин чинно сидела за маленьким столом, где прежде часто пила чай, и поклонилась повелителю Трех Миров также сидя, опустив взгляд.
Ло Бинхэ едва взглянул на нее в ответ и ничего ей не сказал. Он подозвал меня.
— Все готово?
— Вы помните, что от вас требуется? — я по-прежнему оставалась в нижнем халате, не очень-то прилично, зато удобно. Взгляд Ло Бинхэ скользнул по мне без всяких потаенных намеков.
— Конечно, помню.
— Тогда все готово. Надеюсь, мне не нужно будет вас контролировать?
— Не нужно, — он ухмыльнулся. Я видела, он тоже нервничал. — Если что, у меня всегда есть Инъин. Ей ведь можно остаться?
— Я не могу выгнать Ин-цзэ, — вздохнула я, хотя Инъин на самом деле ни о чем меня не просила. Просто накануне так долго мялась перед уходом, что я сдалась. И потом себе не смогла объяснить, почему. Ревность недостойна, а Нин Инъин и Шэнь Цзю… как бы он ни ершился, он был рад видеть ее каждый раз. Рад, что она в порядке.
Если я верну ему язык, он хотя бы сможет честно нас всех послать.
Теперь Первая Супруга глянула на меня с молчаливой благодарностью. Ло Бинхэ опять ухмыльнулся.
— Сердце Мин-эр не такое уж каменное, а?
— Супругу-императору, конечно, виднее. А теперь ступайте за ширму и сосредоточьтесь на своих священных паразитах.
Он развязно поклонился и плюхнулся в кресло. Расправил рукава. Мимолетно погладил золотой зажим в колтуне, скользнул рукой по украсившей собранные черные кудри красной яшмовой заколке. Каждое движение сквозило невротическим возбуждением.
Нин Инъин разгладила рукава. Если у меня не хватит духовных сил, она сможет передать их мне, но не хочется такое допускать, слишком много переменных могут нарушить тонкий рисунок духовного заклятья.
Отсчитав пять ударов сердца, я вернулась к постели братца Шэня.
— Точно все в порядке? — и получила закатывание единственного глаза. Братец сжимал губы в полоску, но послушно позволил напоить себя легкой болеутоляющей настойкой. Почти сразу расслабился, эффект у нее был недолгий, зато мгновенный, а боль в отрезанных конечностях и сросшихся костях никуда не девалась.
Братец Шэнь открыл рот, я закрепила его челюсть ремнями и мягкой распоркой. Голову чуть на бок, в мою сторону, чтобы кровь не стекала в горло.
— Дыши носом, хорошо?
Он зыркнул на меня с неприязнью, мол, не идиот же.
«Ночные жемчужины» горели ярко, но не ослепительно, давали мне ровно нужное количество света. Да, это не срезать омертвевшую кожу с обрубков в мерцании бумажных талисманов, среди сырости и плесени.
На полвдоха я вернулась туда, в Водную Тюрьму. Тогда все было так страшно и так просто.
Остов вырванного языка все-таки зажил, слизистая разрослась буграми. Я взяла ланцет и срезала лишнее тремя движениями, пинцетом подхватила куски. Хлынула кровь.
Шэнь Цзю даже не дернулся.
Кровь наполнила ему рот, я зажала сосуды и схватилась за корпию, но почти сразу все унялось. Ло Бинхэ шумно вздохнул за ширмой.
Теперь эссенция. Я взялась за флакон с поршнем и полой иглой, мгновение держала в руке, ощущая всей собой вещество за стеклом. Потом ввела точно отмеренную дозу в точки выхода духовных каналов.
— Бинхэ, пора.
Супруг-император — слишком длинно. Только и всего. Я взяла акупунктурные иглы, одну за одной закрепила в узлах под подъязычной костью, схватила лекарские палочки.
Сосуды пульсировали, воздух зазвенел от духовной силы, у меня взопрела спина. Я почти видела священных паразитов, видела меридианы братца Шэня, вспыхнувшие агониально-ярко. Теперь нужно направить силу, это как парная медитация, только сложнее в сотню раз.
Руки двигались сами по себе, я держала в голове схему потоков, а пальцы следовали за ней бессознательно и четко.
Ло Бинхэ шумно возился за ширмой, скрипело кресло.
Братец Шэнь дышал носом.
Он отвечал мне четко, на каждый рывок, вспышкой ци отзывался на каждую крупицу силы. Пахло кровью и солью, и горящим деревом, и молодыми бамбуковыми побегами, и чем-то еще, чистым и холодным, как зимний рассвет.
Так пахла его духовная сила.
Сначала будто бы не происходило ничего, потом братец Шэнь застонал, очень тихо, очень коротко, попытался выгнуться, а разрезанные мышцы начали… расти. Это было как заживление, как развитие плоти в утробе, но в одном месте и ускоренное во много раз. Волокна умножались, пучки мышц цеплялись один за другой, сеть сосудов и духовных тоненьких канальцев оплетала их полупрозрачной паутиной.
В какой-то момент мне показалось, я не успею, я не рассчитала, и ткань разрастется слишком сильно, но в этот момент все замедлилось, а после — прекратилось вовсе.
Дрожа всем телом, я расстегнула ремни, утерла свернутым бинтом братцу Шэню лицо. Слюна текла по его щеке, розовая от крови.
Братец Шэнь был белее простыней. Он закрыл рот. Зажмурился. И облизнул пересохшие, треснувшие в уголках губы.
Облизнул языком.
— М-м… мерзость.
Прозвучало невнятно, будто он набрал полный рот рисовой каши. Язык наверняка отек, и потом, сколько же он им не пользовался?
В наступившей тишине высоко всхлипнула Нин Инъин. Ло Бинхэ, напротив, затих за ширмой и, кажется, даже дышать перестал.
Я почувствовала отупляющее, глубочайшее облегчение, оно затопило меня, накрыло с головой.
— Б-братец Шэнь, и это… это все, что ты можешь мне сказать?!
Он устало улыбнулся.
Шэнь Цзю заснул почти сразу. Едва ли не рыдая от радости, я напоила его успокаивающим и обезболивающим, придерживая под затылок, вернула подушки на место, укрыла.
— Удобно?
— Удобно. Заткнись.
Односложные ответы давались ему с трудом, язык пока едва ворочался. Ло Бинхэ и Нин Инъин оба жадно их слушали, я буквально чувствовала за ширмой их обоюдную молчаливую солидарность.
— Завтра глаз. Справишься?
— Конечно, братец. Ты не хочешь отдохнуть? — я погладила его волосы. Он дернул головой.
— Нет, — и больше не сказал ничего, а вскоре глубоко задышал. Я утерла испарину с его лба, собрала инструменты и вышла из-за ширмы. Взгляды императора и Первой Супруги пронзили меня двумя заклинательскими мечами.
— Все получилось! — шепотом воскликнула Нин Инъин и вскочила из-за стола. — Все в самом деле получилось, учитель говорит! Мин-эр!
— Мастер Шэнь отдыхает, — так же тихо поведала я. — Завтра я попробую заняться его глазом. Принцип будет тот же самый.
— Можно я опять буду здесь?
— Я не могу выгнать Ин-цзэ, — повторила я свои же слова. Посмотрела на Ло Бинхэ. Император Объединенных Миров вцепился в подлокотники кресла, красное дерево пошло трещинками по драгоценному лаку. Бледный, едва ли не бледнее Шэнь Цзю, тоже взмокший, с абсолютно больной, сумасшедшей улыбкой, широко цветущей на губах.
В темных глазах алыми угольями догорало безумие.
— Супруг-император?
— А? — он вздрогнул всем телом, по-собачьи встряхнулся, будто скинул чужой морок. Сморгнул, и страшное выражение без следа упокоилось на дне зрачков. — Сяомин! Моя прекрасная лекарка, моя большая удача! У тебя в самом деле получилось!
— Говорите тише, — я приложила палец к губам. Глазами указала на ширму. — Разбудите. И погодите радоваться, язык наименее сложен, завтра нам предстоит глаз.
— Выйдем? Хочу кричать в полный голос.
Нин Инъин закивала и первая засобиралась к выходу.
— Я… эта Сяомин лучше отдохнет и последит за возможными осложениями, — я немного отступила назад.
Уголья снова мимолетно вспыхнули в императорских глазах. Он поднялся. Поправил халат, снова коснулся зажима.
— Да. Прости, Сяомин, тебе в самом деле нужен отдых. Поговорить мы сможем потом. Инъин, идем?
Он протянул ей руку, и она приняла ее, впервые на моей памяти без демонстративных капризов.
Я едва дождалась их ухода, прежде чем достать из сундука загодя собранный свернутый матрас и рухнуть, не раздеваясь. Надо бы хотя бы сменить халат, а лучше позвать слуг и вымыться… как же лень.
У братца Шэня теперь был язык. Это сработало.
Конечно, я не соврала, язык — самое простое. Мышцы, нервы, никаких костей (подъязычная с самого начала была цела), просто прирастить все… да о чем это я?! В смысле, самое простое?! Никто никогда не делал подобного, Дун Сяомин, а если и делал, не осталось никаких записей! Иначе бы Ло Бинхэ точно их нашел.
Только мысль о Ло Бинхэ омрачала мою радость. О его страшном жадном взгляде.
Ло Бинхэ, супруг мой и император, одержимый и обезумевший. Прежде я старалась не думать об этом вовсе, теперь задумалась, и вся заледенела от беспокойства.
Если все пойдет дальше так же хорошо, как сегодня, скоро Шэнь Цзю обретет утерянное целиком. Конечно, останутся еще не до конца зажившие внутренние повреждения, да и свежевыращенными мышцами ему, скорее всего, придется учиться управлять заново.
Что он будет делать дальше? Конечно, то не мое дело, он сам в состоянии решить, и минули (как раз сегодня) те времена, когда я пыталась говорить за него. Теперь он сам может за себя говорить.
Но что дальше? Ло Бинхэ сказал мне, что не отступит, что не умеет сдаваться, а Шэнь Цзю в нашем общем сне не пожелал иметь с ним ничего общего. Вряд ли его мнение изменилось ни с чего. Вряд ли оно вообще изменится, иначе я, честно говоря, задумаюсь о его душевном здоровье. Оно и так вызывало у меня некоторые сомнения, есть вещи, которые не проходят бесследно. Но я не знала его до Водной Тюрьмы, потому судила с осторожностью.
Мое мнение вряд ли кого-то интересует, но если император даст себе труд задуматься, он не станет сомневаться, на чью сторону я стану. Разве только…
Вспышка паранойи заставила меня вскочить. Спина отозвалась протестующей болью, в голове зазвенело. Но я все равно добралась до шкафа в средней комнате, достала склянку с «жуаньским ножом», накапала себе три капли на язык прямо так, из узкого горлышка.
На вкус как скисшие подгорелые грибы и костная пыль. Я скривилась, но проглотила, запила остывшим чаем, оставшимся после Нин Инъин. Она не выпила ни капли, кажется.
Потом вернулась на матрас. Все-таки скинула нижний халат, комом оставила валяться рядом, нога об ногу стащила сапоги, в пропитавшейся потом нательной рубахе и штанах забралась под шерстяное одеяло, свернулась в клубок.
Братец Шэнь вздохнул во сне, заворочался неловко, но глаза не открыл и вскоре снова задышал ровно.
Благовония почти догорели, их запах мешался для меня с прогорклой вонью янь-жу, привкус до сих пор заполнял рот. Я думала, что не засну вовсе, слишком взбудораженная и по-прежнему полная тревог, но заснула, стоило на полвдоха смежить веки.
Мне ничего не снилось.
Лихорадка так и не пришла.
На следующий день, после рассветного визита пересвистывающихся демонов-моховиков, под моим чутким руководством устроивших уборку, нам принесли легкий завтрак.
— Как себя чувствуешь? — спросила я, присаживаясь на край постели.
— Сносно, — Шэнь Цзю говорил медленно, тщательно артикулируя тоны и звуки. — Опять конджи?
— Зато ты сможешь ее нормально съесть.
— Нормально есть я буду, когда удержу ложку своей рукой. Сидя за столом.
— Если все пройдет по плану, скоро будешь завтракать самостоятельно.
— У меня ничего не идет по плану, — он поймал губами ложку. Прожевал, явно наслаждаясь ощущением языка во рту. Облизнулся, совершенно не обращая внимания на манеры. Какие манеры перед человеком, кормящим тебя, как ребенка? — Всю мою гребаную жизнь все не по плану.
— А у тебя есть план?
— Для начала — не сдохнуть, пока ты прицепляешь ко мне свежие куски. Потом — не дать зверенышу снова их отрезать. Было бы, — он ухмыльнулся. — Неуважительно. К твоей кро… кропотливой работе. Гуевы звуки.
— Ничего, привыкнешь. Получается у тебя хорошо.
— Вся челюсть ноет. Это нормально?
— Конечно, ты же давно не пользовался всеми этими мышцами для разговора. Сегодня вырастим глаз, как ты хотел, но он тоже будет ныть и, наверное, начнет видеть не сразу.
— Наверное? Я думал, медицина точная, — он взглянул на меня с насмешкой. — Или это мне достался такой мастер-врачеватель?
Мне тоже захотелось улыбаться. Он говорил, и не получалось даже обидеться на ехидный тон.
— Чего ты ухмыляешься? — возмутился Шэнь Цзю, скривил губы. — Давай сюда свою кашу. Сама говорила, мне нужны силы. Тебе, кстати, тоже, так что ты тоже ешь.
— Я ем, ем.
— Ешь. Не хочу, чтобы ты упала в голодный обморок на половине моего глаза.
Говорил он так, будто был правителем похлеще Ло Бинхэ, а я — его смиренной служанкой. Но за язвительной самоуверенностью я слышала иное: тревогу, что-то вроде заботы и иррациональную веру в то, что у меня все получится.
Слишком долго я разгадывала его интонации по хмыкам и движениям бровей, чтобы обмануться теперь.
Так что я прикончила конджи и османтусовое желе, братцу Шэню скормила какие-то засахаренные лепестки и мягкие ягодные пастилки с медом, которые точно ему нравились, но улыбаться не перестала.
Нин Инъин опять пришла первой, в сопровождении слуг. Демоны-моховики зашуршали, убирая умывальную бадью и остатки завтрака.
Первая Супруга осталась стоять в дверном проеме.
— Доброе утро, Ин-цзэ, — поздоровалась я, не вставая с края постели.
— Доброе утро, Мин-эр, — она помедлила. — Учитель, эта недостойная предательница…
— Только не надо падать на колени, — не глядя на нее, отбрил Шэнь Цзю. — Этому мастеру уже хватило. Поговорим, когда это… все это закончится, императорская супруга Нин. Сейчас не до тебя.
Я почувствовала вспышку мрачного удовлетворения внутри и тут же себя за нее укорила.
Нин Инъин судорожно вздохнула.
— Хорошо… слушаю учителя.
— Ширму поставь, — Шэнь Цзю демонстративно обратился ко мне. — Этот мастер не имеет желания еще и звереныша сейчас видеть. Раз уж без его грязной крови никак не обойтись.
Я раздвинула секции. Прекрасно исполненная белая змея смотрела на меня с каждого сюжета, ее человеческий возлюбленный рядом смотрелся воплощением изящества.
— У этой легенды дурной конец, — проговорил Шэнь Цзю негромко. Ширма была расписана одинаково с двух сторон. — Змея провела вечность в заточении.
— Разве ее сын ее не вызволил?
— Это придумали позже, — он хмыкнул. — Чтобы романтически настроенные идеалистки вроде тебя извлекли из сказки мораль про искупление.
— Искупление чего? Ведь змея не хотела ничего дурного, просто общество понимало ее неправильно.
— Значит, она недостаточно хорошо объясняла. Интересно, звереныш мыслит себя змеей или заклинателем? А может, монахом?
— Почему бы учителю самому у меня не спросить? — весело осведомились из-за ширмы. Я вздрогнула. Вот гуй зеленый, я не услышала, даже не почувствовала, как он пришел! Как он так все время появляется, еще одна ужасная демоническая способность?!
Во взгляде Шэнь Цзю мелькнул затравленный страх. Впрочем, он быстро с собой совладал.
— Потому что этот учитель не желает ни видеть тебя, ни вести с тобой беседы, мелкий отброс.
— Ай-яй, учитель, разве вы живы и можете говорить не по милости этого ученика?
— С каких пор звереныша зовут Дун Сяомин и он разбирается во врачевании?
— Ну что вы! — за ширмой бархатно рассмеялись. — Но разве малышка Сяомин — не моя дорогая жена? И разве не я сохранил ей жизнь и дал возможность помогать учителю? Разве то не моя воля?
Шэнь Цзю скрипнул зубами, побледнел и ничего не ответил. Я успокаивающе сжала его здоровое плечо, хотя меня бы кто успокоил.
Повисла тишина. Ло Бинхэ шумно вздохнул.
— Простите. Я не хотел, учитель, Сяомин. Мой дурной язык быстрее меня.
Собравшись с духом, я улыбнулась братцу, встала и вышла из-за ширмы, встречаясь с супругом-императором лицом к лицу. Нин Инъин уже сидела за столом, как вчера, и выглядела обескураженно-укоризненной.
Ло Бинхэ прислонился спиной к косяку арочного проема, величественный в черно-красном шелке. Он посмотрел на меня взглядом побитой собаки.
— Сяомин, серьезно, я… дурно пошутил. Слишком радовался, услышав голос учителя, обращённый ко мне наяву, не удержался.
— Супругу-императору следует… больше размышлять над словами. Если, конечно, он не имел в виду то, что сказал, — а он имел, и мы оба это прекрасно знали. Моя жизнь уж точно в его руках.
— Проходите и садитесь. И молчите, ради всех небесных владык!
— Плевать мне на небесных владык, — пробормотал он себе под нос, однако сел во вчерашнее кресло и опять сжал подлокотники.
Первая Супруга смирно занимала место за чайным столиком.
— Ин-цзэ готова?
Она кивнула.
— Не волнуйся, Сяомин, если тебе не хватит сил, я с радостью поделюсь своими.
Надеюсь, не понадобится. Этого я не сказала. Нин Инъин и так была бледна, а Ло Бинхэ опять пребывал в невротическом возбуждении.
Я вернулась за ширму, встретилась с нечитаемым взглядом Шэнь Цзю.
— Все в порядке?
Он кивнул, молча, по привычке. Я невольно улыбнулась, хотя он был бледен и напряжен.
Инструменты и все прочее уже подготовили. Я дала братцу напиться болеутоляющего, опять перевязала шелковистые волосы шарфом, уложила его голову на вчерашний валик с выемкой. Потом сняла повязку и в который раз с потаенным раздражением осмотрела глазницу.
Самая дрянная травма, вызов, с которым я так и не справилась, но справлюсь теперь.
То есть нет, я бы справилась, наверное, если бы зашила веки, но тогда пришлось бы распарывать все сейчас, вычищать соединительную ткань и все это без дурманящих веществ.
Шэнь Цзю закрыл здоровый глаз. Двумя иглами я зафиксировала нервные точки над бровью и под глазницей, чтобы веко над пустой глазницей оставалось открытым.
— Мерзость, — едва слышно сказал братец. — Чувствую, а зажмурить не могу.
— Никак иначе, — я вздохнула. Закатала рукава, очертила край раны кончиками пальцев.
М-да. Соединительная ткань все равно, конечно, наросла, и глубокое внутреннее воспаление никуда не делось. Все равно придется вычищать до нерва, пусть и не так много. Но здесь мне как раз не нужна чувствительность.
— Супруг-император, вы сможете убрать боль до тех пор, пока я не скажу?
— Смогу, — коротко отозвались из-за ширмы. Судя по звукам, Ло Бинхэ заерзал. — Сейчас?
— Да, нервы глазницы.
— Чисть так, — сквозь зубы прошипел Шэнь Цзю. — Не хочу, чтобы эта тварь лезла в мою кровь больше, чем необходимо.
— Если ты дернешься, я могу сделать что-нибудь не так.
— Не дернусь.
— Братец, — я погладила его по голове, пальцами скользнула к виску, очертила бровь над темным провалом. Коснулась длинных дрожащих ресниц, потом кончика акупунктурной иголки. — Что плохого в том, чтобы не испытывать страданий? Без паразитов супруга-императора нам все равно не обойтись, так дай ему принести чуть больше пользы.
— Конечно, — проворчали из-за ширмы. — Говорите обо мне так, будто меня здесь нет, будто я не ваш господин.
— Ты никогда не был и не будешь господином этому мастеру, демонский ублюдок! — взъярился Шэнь Цзю, задергался. Мне пришлось удерживать его за плечи, чтобы он не навредил себе и ничего не нарушил. — Сяомин, пусти! Я не хочу!..
— Тише, братец, тише, умоляю!
— Учитель! — в голосе за ширмой вспыхнула настоящая паника. — Учитель! Все, я молчу, я!.. конечно, я не ваш господин, я — ваш самый презренный слуга, я не!..
Нин Инъин что-то яростно ему зашептала, и он осекся. Прерывисто выдохнул.
Братец Шэнь тоже замер. Дышал он тяжело и поверхностно.
— Все, все, все, — частила я, удерживая его голову так, чтобы не тронуть иглы. — Все, он заткнулся, он молчит. Он просто уберет боль, он так умеет, больше ничего.
— Ты не можешь знать, — пробормотал Шэнь Цзю без голоса. — Не можешь.
Верно, я не могла. Мне оставалось только надеяться.
Братец, тем не менее, замер, и позволил мне уложить его обратно, а после — еще раз ощупать глазницу. Он больше ничего не сказал, когда я коротко объявила, что собираюсь резать, а у Ло Бинхэ хватило ума промолчать тоже.
Кровь почти не текла, он удерживал ее паразитами в сосудах, и, судя по ровному дыханию, по едва заметно расслабившейся шее Шэнь Цзю, вполне справлялся с чувствительностью.
Наконец, площадка для нового глаза была готова.
Я взялась за флакон эссенции и полую иголку.
— Пора начинать.
Ло Бинхэ шумно завозился. Шэнь Цзю отчетливо скрипнул зубами и напрягся снова, боль точно к нему вернулась. Он снова ничего не сказал, но кивнул мне, едва заметно.
Процесс уже был мне знаком, я больше не двигалась наугад. Но вырастить глаз — совсем не то, что вырастить язык, больше разных тканей, большая сложная структура сетчатки, разные энергетические потоки, тончайшее сплетение меридиан, которые предстояло тщательно соединить с золотой сетью головного мозга.
Сложная, кропотливая, монотонная работа. Время для меня превратилось в бесконечно тянущуюся нить прядильщицы. Мимоходом вспомнилось давным-давно найденное в императорской библиотеке описание пересадки золотого ядра. Лекарь, его проводивший, работал двое суток без перерыва, вот где настоящее искусство, верно?
Но я работала не только с духовной составляющей. Под моими лекарскими палочками, под пальцами, направляющими поток ци, в сочетании эссенции цветка росы, луны и солнца и демонических паразитов Ло Бинхэ рождались материальные структуры.
Сетчатка и стекловидное тело, и склеротические оболочки, и провал зрачка, и радужка, зеленая, как мельхиор.
Когда я закончила, перед моими собственными глазами все расплывалось. Руки дрожали как у записного пьяницы.
Я стиснула зубы.
— Ин-цзэ.
— Сяомин?! — она, судя по звуку, вскочила и что-то уронила. Заглянула за ширму, придерживаясь за край секции. — Нужна помощь?
— Да, — я кое-как оперлась ладонью о простынь рядом с подголовным валиком. Братец Шэнь мелко поверхностно дышал, носом, как вчера. Здоровый глаз он жмурил. Ресницы над обновленным трепетали, по носу и щеке бесконтрольно бежали слезы, сочились из внутреннего уголка, слегка розоватые. Но это нормально, нормально, легкое кровотечение, небольшая часть капиллярной крови выходит в тканевый просвет… ох.
— Ин-цзэ, вытащи иглы. Ты умеешь. У меня… руки.
Нин Инъин с величайшей осторожностью приблизилась и убрала обе иглы. Веки Шэнь Цзю тут же сомкнулись, он зашипел.
— С-с-светло. Ничего не вижу, одни вспышки. Голова раскалывается.
— Дай компресс, — велела я, и Первая Супруга послушно протянула мне вымоченный загодя в успокаивающем отваре отрез мягкой ткани. Я пристроила его у братца на глазах.
— Тш-ш-ш, сейчас станет полегче. Я ведь говорила, этим глазом ты не сразу будешь видеть.
— Они хоть одинаковые? — скривил он губы, медленно расслабляясь. Отвар начинал действовать, а может, Ло Бинхэ начал действовать тоже. Во всяком случае, он возился в своем кресле активнее, и я не стала спрашивать.
— Кто одинаковые, глаза? Ну… наверное, я ведь не контролирую форму, твое тело само…
— Да знаю я. Ты объясняла.
Я встала и тут же пошатнулась, в моих собственных глазах потемнело, а в ушах мерзко зазвенело. Нин Инъин оказалась рядом и подхватила меня за локти. Я навалилась на нее всем весом. Ноги превратились в вату.
— А-Мин!
— Все… в порядке, это перенапряж…
— У тебя кровь!
— Слишком много духовной силы, я…
— Что мне делать?! А-Ло!..
— Прекрати визжать, — сквозь марево я услышала, как в голосе братца Шэня звякнула сталь. — Дотащи ее до кресла и передай духовных сил, ты же в этом теперь мастер, ну! Давай, шевелись!
— С-слушаю учителя!
Меня куда-то повели, я зашарила руками в поисках опоры, попыталась идти сама, но земля выворачивалась из-под ног. От головокружения к горлу комом подкатила тошнота. Потом кто-то подхватил меня на руки, запахло специями, железом и кожей, потом меня усадили, и в нос ударил резкий запах виноградного спирта. По телу разлилось тепло.
Я закашлялась, утерла лицо и уставилась на медленно проступающие из тошнотворного марева головокружения очертания собственной трясущейся руки. Спазм отступал. Комната вокруг перестала вращаться.
На пальцах остались кровяные разводы.
Нин Инъин сидела передо мной на коленях, прижав раскрытые ладони мне к среднему дяньтяню, выше золотого ядра. Ровный теплый поток ее силы струился ко мне полноводным ручьем.
Ло Бинхэ убрал от моего лица смоченный виноградным спиртом платок и отошел. Взглядом я проследила его темный, с алыми всполохами силуэт.
— Ну как ты, Мин-эр? — Первая Супруга чуть сильнее надавила мне на солнечное сплетение. — В порядке?
— Д-да, — в горле пересохло, а в носу свербело. — Можно воды?
Супруг-император тут же протянул мне чашку и придерживал ее, пока я пила, не давая облиться. Руки и у меня все еще дрожали.
— Сяомин? — требовательно лязгнул голос из-за ширмы. Стальной заусенец в тоне братца Шэня превратился в настоящий заклинательский клинок.
— Я в порядке, братец Шэнь, — громче повторила я. — Просто перенапряжение.
— Почему ты не позвала меня? — Нин Инъин пытливо вглядывалась мне в лицо. — Зачем было доводить до такого, я ведь хочу помочь, я для того здесь!
— Почему ты не велела Инъин помочь? — по-настоящему разгневанно вторил ей братец. — Что, если бы ты упала в гуев обморок на середине операции?!
— Боишься, что остался бы косоглазым? — как всегда, напряжение прорывалось у меня невротическим смехом. — Ха-ха, я бы не допустила, братец, не волнуйся!
— Дура, — припечатал Шэнь Цзю. — Упрямая идиотка, ослица безмозглая, тупица!..
— Ах, — неожиданно вмешался Ло Бинхэ. Его красивое лицо осветилось мальчишеской улыбкой. — Как приятно слышать, когда учитель злится не на меня!
— Хуже тебя, мерзкое отродье, все равно никого нет, — моментально переключился братец. — Все это происходит из-за тебя, выродок, все из-за твоей гуевой прихоти! Ты просто гребаный отброс!.. какого гуя лысого ты там хихикаешь?!
— Учитель, — Ло Бинхэ, кажется, охватил почти экстатический восторг. Он сиял. — Учитель, опять ты со мной разговариваешь!
Видимо, тоже осознав сей факт, Шэнь Цзю осекся, грязно выругался напоследок и замолчал. Но поздно, счастье императора больше ничего не могло поколебать. Он закружил по комнате, подлетел к нам и неожиданно поцеловал меня в макушку.
— А-Мин! Моя удача, мое благословение!
— Заткнись уже, — прошипел братец Шэнь из-за ширмы. — И отойди от Сяомин, отродье.
— Как скажет учитель! Этот ученик будет послушен! — он действительно отошел.
Нин Инъин наблюдала все это с мягкой улыбкой, ни на мгновение не прекращая передавать мне силы. И с каждым мгновением мне становилось легче.
Оказывается, я провозилась с глазом почти две стражи. Потом явились слуги, я следила за уборкой, сидя в кресле Ло Бинхэ. Духовная сила Нин Инъин искристым теплом разливалась по телу.
Они оба ушли, напоследок окружив меня странной лихорадочной заботой. Мне помогли умыться, напоили чаем и заставили съесть две невесть как появившиеся паровые булочки. Потом Шэнь Цзю окончательно надоела суета бывших учеников, которую он даже не видел, потому он рявкнул на обоих, велев убираться прочь.
Мы остались вдвоем.
Я понимала, что сама по себе вряд ли представляю ценность, что их просто-напросто напугал обморок от переутомления, то есть, даже не сам обморок, а перспектива, что я поймаю искажение ци и не смогу продолжить работу.
И все равно, мне было спокойно.
По крайней мере, я ценна своим навыком. Значит, император не сможет избавиться от меня так просто.
— Сяомин? — позвал Шэнь Цзю.
— Да?
— Если ты пришла в себя, иди сюда и сними с моего лица эту гуеву тряпку.
Да, точно. Я ведь запретила слугам подходить к братцу и хоть что-нибудь делать с ним. Даже компрессы убирать. Ох, до чего в голове у меня каша…
Я тяжело поднялась, убрала ширму, больше опираясь на нее, чем на ноги, кое-как добралась до кровати и, переведя дыхание, осторожно убрала почти высохшую ткань.
Утерла бледное лицо от кровавых разводов. Шэнь Цзю медленно открыл глаза. Новый зрачок еще немного пульсировал, на ресницах блестели рефлекторные слезы, но он явно видел. Он нашарил меня ясным взглядом обоих глаз, гуй меня раздери.
— Выглядишь ужасно.
— А вот ты — гораздо лучше, — улыбнулась я. — Они одинаковые, если что. Размер, цвет, все такое.
— Замечательно, — он тоже улыбнулся, криво, как всегда. Будто призрак застарелой боли еще владел половиной его лица. — С конечностями ты сама явно не справишься.
— Первая Супруга Нин отлично передает духовную энергию, разве не так?
— Не считая ее скорбной мины, у меня нет нареканий, — он зажмурился обратно. — Уменьши свет. Режет.
Я махнула рукой, заставляя «ночные жемчужины» почти потухнуть. Комната погрузилась в тени. У меня у самой чуть отступила головная боль и слабость, оказывается, и мне слишком яркий свет доставлял неудобства. А я даже не заметила.
Усталость текла по венам холодным свинцом. Но нельзя было просто так все оставлять. Стиснув зубы, я заставила себя подняться и привести братца Шэня в порядок. Он тоже измотался, и мы больше почти не говорили в тот вечер.
На следующий день первым делом после уже традиционного завтрака я выпила не менее традиционную чашку чая с «жуаньским ножом», под строгим взглядом Шэнь Цзю. Братец полностью разделял мою паранойю. Неясно, когда император сочтет меня достаточно расслабленной и решит вернуть контроль.
Хотя, он же сам посоветовал мне запивать еду лекарством, если я боюсь… а я боялась, и тем более боялась ему поверить.
Потом явились слуги. В центральной комнате мне установили большой выскобленный стол с креплениями и ремнями, какие используют дознаватели или хирурги при операциях, если требуется держать пациента в сознании. Я погладила полированное черное дерево. Обычно такие столы делают железными, но Ло Бинхэ предпочел драгоценные породы, гладкий смолистый лак и защитные знаки.
— Выглядит как пыточный инструмент, — прокомментировал Шэнь Цзю желчно. — Уверена, что не собираешься пойти по родительским стопам?
Я вздохнула.
— У тебя не получится меня задеть, хорошо?
— Ну, это мы еще посмотрим, Дун-гуйжэнь. Так что, это обязательно? Я достаточно контролирую себя, чтобы не дергаться.
— Ты хочешь, чтобы я думала еще и о том, хорошо ли ты владеешь телом? К тому же, это же будет кусками, я не смогу прямо сразу вырастить тебе целиком руку или ногу, даже с поддержкой. А новыми мышцами ты не сможешь так сходу хорошо управлять.
— Замечательно, то есть мне терпеть общество звереныша не четыре дня, а больше?
— Мне очень жаль. Как получится, я не знаю, сколько это займет, — на сколько меня хватит. Этого я не сказала. Короткий глубокий сон и короткая глубокая медитация вернули мне некоторую жизнеспособность, но я собиралась продолжить работать в прежнем темпе, а мое золотое ядро… не достаточно крепкое.
Сегодня мне предстояла правая рука, точнее, правая культя, у которой в порядке плечевой сустав. Раздробленная кость давно зажила мозолью, уж как смогла, неровный бугристый срез, сухой и почти не воспаленный, выглядел вполне неплохо.
После не менее традиционной проверки пульса и тока духовных сил, я бесцеремонно стащила с братца Шэня верхние ханьфу, стянула с плеч нательную рубашку и ощупала обрубок, пытаясь угадать, где тут могут возникнуть проблемы. Кости мы еще не создавали, хотя духовные каналы вроде бы в порядке, заканчиваются так же слепо… бугристый багровый шрам чуть-чуть пульсировал, шершавый и теплый.
Шэнь Цзю передернулся.
— Прекрати щупать, чувство, будто ты в руку мне пальцем тыкаешь.
— Есть такая особенность, — припомнила я науку наставника Дун Пина. — Такое чувство нормально, когда теряешь руку, а культя заживает. Вроде как… ты привык, что она есть.
— За эти годы, — невесело усмехнулся он. — Я скорее привык, что ее нет. Кстати говоря, сколько прошло лет?
Вопрос поставил меня в тупик.
— Лет… с чего?
— С моего суда, конечно. Я пытался считать дни первое время, потом… чувство времени меня как-то оставило. Хотя, конечно, — он усмехнулся снова. — Я не думал, что мне в принципе понадобится знать, какой сейчас год.
— Ну… третий год с объединения миров, он как раз заканчивается, — я наморщила лоб. — Потому и с климатом чехарда, и вообще…
— А эта светлая, без сомнений, идея пришла в его тупую голову, когда?..
— Когда он решил, что управлять мирами людей, заклинателей и демонов по-отдельности слишком тяжело. Так говорят. Он завоевал все вокруг и объявил себя императором, когда мне было двадцать пять, кажется, в Шу еще был большой праздник... то есть девять лет назад. Но вроде бы он гораздо раньше стал хозяином Хуаньхуа?
— Раньше, — кивнул Шэнь Цзю. Лицо его утратило всякое выражение. — А судили меня, когда он еще не был никому хозяином, просто прилепился к старику главе Хуань. Больше десяти лет… даже больше пятнадцати.
Он закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Я отвернулась, позволяя ему вернуть самообладание.
— Пятнадцать лет в Водной Тюрьме, — повторил он с каким-то особенным смаком. — Ноги он отрезал мне, когда уже властвовал во дворце, но еще не стал императором. Тогда же, незначительно позже, отрезал язык. Значит, как раз девять лет назад. И почти сразу он уничтожил Двенадцать Пиков. А когда пришел… рассказать мне об этом, вырвал левую руку. Правую отрубил чуть позже, значит, я живу без нее, погляди-ка, восемь лет.
Что-то такое было в его голосе. Я обернулась рывком.
Он лежал, глядя в потолок и ничего не видя. Губы побелели, заострились мертвенно скулы. Что бы он ни видел сейчас, он явно говорил не со мной.
— Братец, — осторожно, как ядовитую змею, я тронула его за плечо. — Эй. Все закончилось.
— Ничего не закончилось, — очень ровно проговорил он, по-прежнему на меня не глядя. — И не закончится. Что бы там ни думал этот выродок, есть вещи, исправить которые не под силу даже его гребаной императорской волей. Но, — тут он улыбнулся, и в животе у меня похолодало от этой улыбки. — Пока я жив, раз уж я жив и в его голове что-то перемкнуло, я хотя бы смогу отомстить за все.
Я молчала. Шэнь Цзю презрительно усмехнулся.
— Что? Не побежишь доносить? Не станешь меня разубеждать?
— Разве мы уже не говорили об этом? — вопросом ответила я, продолжая тихонько поглаживать его плечо. Я думала об А-Тянь, о маленькой комнатной девушке, ослепленной супругой Хуань. Думала о холодном зале Водной Тюрьмы, о снегопаде и заморозках, слишком рано обрушившихся на посевы, о преступниках из городских управлений, которых теперь не хоронят после казни, а отдают в демоническое снабжение в качестве мясных туш. Думала о зеленой бамбуковой роще, которую видела только во сне и которая осталась только там, во снах и памяти. О хребте Майгу, под которым теперь лежала та самая Бесконечная Бездна. Думала о себе, о том, какая судьба ждала бы меня, если бы не мое гуево любопытство и не такое своевременное помешательство императора.
О, ничего славного. Я всю жизнь провела бы в скуке и праздности, пока меня не отравила бы какая-нибудь восемьсот двадцать третья жена, просто чтобы подняться выше. И, скорее всего, жизнь моя была бы так скучна и беспросветна, что я бы выпила яд, даже если бы его распознала.
— Разве мы уже не говорили об этом? Эта Мин-цзэ ведь уже говорила младшему брату, я на его стороне.
— Опять?! Я старше тебя лет на сто! — возмутился Шэнь Цзю. Ледяное выражение истаяло, будто не было. — Хватит звать меня младшим!
— Тогда, учитель Шэнь?
— Кто тут твой учитель? Не припомню, чтобы принимал клятву от такой упрямой глупой овцы!
Я рассмеялась от облегчения. До поры разговор о мести был похоронен. Но мы оба о нем помнили.
Работа над правой рукой поначалу шла легче. Стол, правда, пришлось отгородить целыми двумя ширмами, и на новой нам представали сюжеты о пастухе и ткачихе. С кем, интересно, себя ассоциировал супруг-император?
Шэнь Цзю взглянул на роспись мельком, закатил глаза и цокнул языком. С откровенным, надо сказать, наслаждением.
С рукой поначалу было проще. Нин Инъин притащила гуцинь и попросила у братца Шэня разрешения сыграть, тот неохотно разрешил, и комната наполнилась музыкой. Я узнала приснопамятную «Песнь Очищения Сердца» и неожиданно совсем успокоилась. Под нее работалось легче, и шумная возня Ло Бинхэ в кресле почти не раздражала.
Шэнь Цзю тоже держался спокойнее.
Я дошла до локтя, управляя потоками, и почти закончила выплетать сустав, когда почувствовала тошнотворную слабость коленей.
Нужно хотя бы до запястья. Иначе ничего не получится, рука не может нормально дотянуть до завтра с половиной сустава, эй.
Давай, Мин-цзэ.
— Инъин, сестрица Инъин, — позвала я, не узнавая своего голоса. Шэнь Цзю зыркнул на меня злобно и панически, но в тот момент я была не в состоянии беречь его душевное равновесие. С телесным здоровьем бы справиться.
Музыка оборвалась. К чести Первой Супруги, она оказалась рядом, за моей спиной, не задавая лишних вопросов. Теплые ладони прижались к лопаткам, меня прошило мягкой дрожью, когда чужая духовная сила потянулась ко мне, ровная, чистая и неотвратимая, как прилив в южном море.
Никогда не бывала на юге.
— Все в порядке? — обеспокоился Ло Бинхэ.
— Не отвлекайтесь, — процедила я, сама стараясь следовать совету. Сосредоточиться стало гораздо сложнее, теперь не я была источником, мне нужно было не только направлять, но и пропускать через себя чужую силу.
Потребовалось четыре стражи, целых четыре стражи, прежде чем я отступила, открепила ремень и поспешно забинтовала культю запястья.
Шэнь Цзю медленно, с усилием согнул локоть. На висках у него выступила испарина, мышцы почти сразу отказали, и новообретенная рука бессильно упала на стол с гулким стуком.
Братец поморщился.
— Больно. Покалывает.
Нин Инъин уже не столько передавала мне силы, сколько служила мне опорой, поддерживала меня за спину. Она молчала, и я была ей благодарна.
— Кисть завтра. Ладно?
— Ладно, — он снова попытался приподнять руку. Опять невысоко и ненадолго, но само действие, кажется, доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Сегодня кресло мне подготовили загодя, свое собственное, и Первая Супруга помогла мне сделать до него два долгих шага. Усадила, сжала плечо в жесте поддержки.
— Я позову слуг?
— Да, хорошо, — голова опять кружилась, пусть меньше, чем накануне. На несколько вдохов я погрузилась в себя, оценивая состояние каналов и золотого ядра. М-да, ничего хорошего, совсем ничего.
Не так много вещей могут разрушить киноварное зерно. Искажение ци, например. Некоторые темные техники. Крайняя степень отчаянья, та, что раскалывает на куски саму душу заклинателя. Или, если ядро недостаточно сильно и стабильно, крайнее истощение.
Мне нужна была долгая, по-настоящему долгая медитация. Неделя, может, даже месяц. Но. Я не знаю, сколько нам отпущено времени. Я должна торопиться, пока Ло Бинхэ не передумал, пока он еще хочет видеть Шэнь Цзю целым и здоровым, я должна успеть все. Без кровяных паразитов этого не сделать.
Я не могу даже один день потратить на отдых.
Кажется, последнее я произнесла вслух. Нин Инъин, как раз вернувшаяся за ширму с чаем, обеспокоенно нахмурилась, Шэнь Цзю повернул ко мне голову.
— Что?
— Ничего, братец, — я улыбнулась, выныривая из неприятных мыслей. — Все хорошо.
Что ж, я сделаю это, даже если оно будет стоить мне совершенствования. Хватило бы еще на глаза для А-Тянь… если А-Тянь вообще жива. Впервые я по-настоящему позволила себе задуматься о том, какие доказательства слов Ло Бинхэ у меня есть. Никаких доказательств, то-то и оно.
В ту же ночь, когда пациент мой заснул, я встала с постели, заправила за ухо челку, выбившуюся из скрученного на ночь простого узла, взяла с сундука позабытый меч, накинула теплый халат, не опоясываясь, вышла на крыльцо. В воздухе пахло снегом. Снег искрился под звездами, звезды рассыпались мелкой морозной взвесью в чернильно-черной небесной глубине.
Сад расчистили, дорожки посыпали речным песком, стряхнули белые шапки с вечнозеленых самшитов, густо пропитанных демонической ци.
Ночь выдалась ясная. Невдалеке темной полупрозрачной громадой высился силуэт моей теплицы, вокруг нее прохаживалась стража. До меня доносились приглушенные голоса, тихий скрежет наборных доспехов.
Рукоять Хэпина нагрелась в моей хватке. Я вытянула клинок из ножен, поймала гладкой светлой сталью отражение звезд.
— Прости меня. Прости, не нужно было тебя забрасывать.
Меч отозвался легкой дрожью. Он походил характером на меня, всегда сомневающийся, всегда ищущий оправдания, плохо приспособленный рубить неугодных врагов и чудовищ. Даже имя его, «мирный», говорит само за себя, ну кто так мечи называет? Шисюны надо мной подшучивали: «Сяомин-шимэй не вступит в поединок, она лучше сразу начнет разбираться с последствиями!».
Подошвы мягких домашних туфель скользили по обледеневшим доскам крыльца. Я переступила из стойки в стойку, медленно выставила меч и ножны в позицию для защиты. По крайней мере, меня учили сражаться, используя обе руки, когда нет сил и времени сотворить печати.
Движение, взмах, поворот, поменять ноги, отступить, прогнуться, медленно вывернуться из-под невидимого удара очень-очень неспешного противника.
Тело вспоминало еле-еле. Но вспоминало.
Движения меча и ножен ложились вокруг меня штрихами невидимых иероглифов, ритм упражнения подхватил меня и закружил по мерзлым доскам. Увлекшись, я чуть не натолкнулась на перила, отступила и инстинктивно прянула в сторону, еще толком не понимая, в чем дело.
Ло Бинхэ стоял между самшитами, темная тень на белом снегу. Скрестив руки, он наблюдал за мной из-под вьющейся завесы распущенных волос.
Я убрала меч и поклонилась, вытянув ножны перед собой.
— Супруг-император.
— Развлекаешься, А-Мин? — он подошел ближе. Схватившийся корочкой наст похрустывал под его по-демонски подкованными сапогами. — Никогда прежде не замечал в тебе страсти к упражнениям.
— Супруг-император вообще-то мало обо мне знает.
— Хватит хитрить, — он остановился перед крыльцом. Задрал голову, чтобы смотреть на меня прямо. Мне пронзительно вспомнилась платформа в Водной Тюрьме, тогда я тоже смотрела на него сверху вниз, а он очень похоже улыбался.
Улыбка, нарочно веселая, не достигала темных глаз. Демоническая метка тихо тлела.
Мы молчали. Стражники у теплицы, кажется, не смотрели в нашу сторону и не замечали своего господина. Становилось холодно. Я запахнула халат.
Ло Бинхэ проследил за моим движением.
— Инъин мне все рассказала.
— Что «все», мой император?
— Про твое ядро и твои духовные силы, — он скрестил на груди руки, побарабанил пальцами по локтю. — Она почувствовала сегодня, когда тебе помогала. Ты на пределе, Сяомин.
— Никому не дано знать наш предел, — процитировала я наставника (который, в свою очередь, тоже кого-то цитировал). Император покачал головой.
— И все-таки он есть у каждого. Даже у меня.
— Неужели? — он всегда производил впечатление существа, для которого неведомо невозможное. В легендах, в ореоле слухов и славы, в глазах влюбленных женщин, Ло Бинхэ раз за разом превосходил и человеческие, и демонические возможности.
Нынче же он неопределенно усмехнулся.
— Речь сейчас не о том. Я предлагаю тебе помощь. Очевидный способ, который упрочнит твое совершенствование. Мне странно, что ты сама не попросила.
Я знала, о чем он говорит, конечно, я знала. Я отступила к дверям. Низ живота свело холодной тяжестью.
Ло Бинхэ поморщился.
— Ну хватит. Не делай такое лицо, я не собираюсь тебя насиловать. И думаю, ты с твоими принципами предпочтешь потерять ядро, а не ложиться со мной в постель. Но я предлагаю не потому, что хочу этого, просто подумай, что, если тебя не хватит на учителя? Или на эту твою Чжу Тянь?
Об этом я тоже, конечно, думала.
Он поднялся на крыльцо. Замерев, я следила за ним, не отводя глаз. Черные одежды, другие, без алого всполоха, не те, что днем. Плавные, грациозные движения большого хищного зверя. Распущенные черные волосы, никаких приличий, никаких заколок, будто он только что проснулся. Единственный золотой зажим на несчастном колтуне похож на запутавшийся в кудрях драгоценный осколок.
В глаза ему я посмотреть не могла.
— Ты ведь все еще моя жена, — проговорил Ло Бинхэ, в глухом голосе сквозила опасная вкрадчивость. — Ни к чему быть такой упрямицей, тебе не надо жертвовать собой.
— Вам-то это зачем? — выдавила я, совладав с собой и отступив еще на шаг, прижалась лопатками к раздвижной двери в Покои Тишины. — Разве не супруг-император говорил на днях, мол, ни одной женщины он больше не хочет?
— Так и есть. Но я боюсь, ты не справишься, и учитель останется калекой.
Не удержавшись, я фыркнула.
— Найдете другого лекаря. Я объясню ему принцип работы, и все продолжится.
Ло Бинхэ досадливо сморщил нос. Теперь он стоял совсем близко, нависал надо мной всей шириной своих внушительных плеч. Я чувствовала его запах, сандал, османтус, кровь и пряные специи, и железо, и лотосовое масло.
— Другому лекарю я не смогу доверять. Тебе я верю. И, главное, тебе верит учитель, а твоя техника с эссенцией требует от него доверия и концентрации. Сколько времени понадобится, чтобы он поверил человеку, которого я приведу? Тем более, по-настоящему хороших мастеров врачевания мало.
— Мой наставник Дун. Он много лучше меня. И мои шисюны из клана Дун, они тоже.
— Я не желаю, чтобы другие мужчины прикасались к учителю!
— Но у вас не будет выбора, если я потеряю ядро, — отметила я и тут же поняла, что сама себя загнала в ловушку. — Вот ведь гуй!
— Если другой мужчина будет касаться учителя так откровенно, как ты его касаешься, — Ло Бинхэ довольно ухмыльнулся. — Мне придется казнить их всех.
Ужас холодной ладонью сжал мое сердце.
— Вы… чудовище, мой император.
— Так и есть. Но я предлагаю тебе удобный простой выход и не понимаю, отчего ты ломаешься! Мы женаты, я хороший партнер, ты это знаешь, и это всего лишь весенняя игра, которая поможет тебе восстановить баланс. Как лекарская процедура.
Он был прав каждым словом. Внутри меня все восставало против его правоты, и пришлось зажмуриться на пару вдохов, чтобы взять себя в руки. В самом деле, в этом ведь ничего такого нет.
Как бы отвратителен он мне теперь ни был, раньше мне было с ним хорошо и приятно. И это поможет, я знаю, после брачной ночи я на себе ощутила эффект двойного совершенствования с демоническим полукровкой, с заклинателем такого уровня.
Его уникальный баланс энергии, свойства его смешанного происхождения, упрощающие и многократно усиливающие обмен. Да, мне бы этого хватило вместо долгой медитации.
Меня в самом деле может не хватить даже на братца Шэня. И мало того, что любой другой лекарь может пострадать (Ло Бинхэ вряд ли разменивается сейчас на пустые угрозы), а то, что, истощенная, я могу допустить какую-нибудь ошибку, которая дорого обойдется Шэнь Цзю или А-Тянь.
Я ведь не знаю, где лежит мой предел. Но он не велик.
А парное совершенствование… что ж, это и правда ничего особенного, не любовное таинство, а, кажется, насущная необходимость.
Ло Бинхэ улыбался. Он точно знал, что я отвечу.