Туманный сад
31 января 2023 г. в 19:01
Я выжила, но с трудом. И после вчерашнего-то у меня болело все тело, пусть я быстро приучилась не обращать на дискомфорт внимания, а сегодня уж сестрица Лю протерла моей многострадальной тушкой едва ли не потолок оружейной.
Она по-прежнему не пользовалась ци, ха-ха, да у нее необходимости такой не возникало!
По сравнению с ней я ощущала себя новорожденным щенком.
Пол под лопатками был благостно твердым и надежным. Во рту поселился сладковато-железистый привкус, кровь с желчью.
Болело все.
— Неужели твой наставник и братья по школе не смогли даже выправить тебе основы? — без всякой агрессии поинтересовалась Лю Минъянь, воздвигаясь надо мной. Протянула мне руку. Я стиснула зубы, схватилась за ее ладонь и позволила рывком вздернуть себя на ноги. Тренировочная зала перед глазами поплыла, потом я почувствовала ровное тепло, расходящееся вверх к локтю от наших сомкнутых пальцев, и поскорее расцепила хватку, отошла. Ноги почти подломились.
Лю Минъянь покачала головой.
— Мне это ничего не стоит. А твоей гордости вряд ли хоть что-то грозит.
— Супруга Лю намекает, у этой вовсе нет никакой гордости? — горло ужасно пересохло. Усмехнувшись, Лю Минъянь выудила из мешочка цянькунь на поясе плоскую фляжку и протянула мне.
— Я не это имела в виду. Хотела сказать, ты ведь лекарь, а не воин, вряд ли твоя гордость будет задета поражением от кого-то вроде меня.
Она не хвасталась, просто полностью осознавала колоссальную разницу наших уровней.
— Я тоже заклинатель, — буркнула я невежливо, но флягу взяла. Уж очень хотелось пить. Вода, живительно-прохладная, чистая, без посторонних привкусов, показалась мне небесным нектаром.
Я напилась, утерла подбородок, не заботясь о манерах. Лю Минъянь ничего не сказала, сделала следом несколько глотков и туго завинтила пробку.
Дышать мне сделалось полегче, прояснилось в голове, и я с беспокойством покосилась на окно. Вроде еще светло.
— В чем дело?
— Супруг-император обещал прибыть на ужин, — смысла врать я не увидела. — Я бы не хотела… опоздать не хотела бы.
— Время только к обеду, — отмахнулась Лю Минъянь и звонко фыркнула. — Хотя понимаю твои тревоги, я бы тоже боялась оставить Ло Бинхэ наедине с… мастером Шэнем.
На сей раз пауза вышла не такой обличительной. Я благодарно улыбнулась.
— В таком случае, сестрица Лю ведь просила эту о какой-то помощи?
Она склонила голову к плечу, рассматривая мой жалкий растрепанный вид.
— Тебе не нужно для начала привести себя в порядок?
Я одернула подол и замявшиеся рукава, пригладила волосы. Щеки горели.
— На самом деле, для начала я хотела бы узнать, в чем дело. Сестрица очень загадочна, боюсь, я буду только попусту изводиться любопытством.
— Если хочешь знать, я не доверяю тебе, — легко и внезапно призналась она. — Другое дело, что лекарям Цветочного Дворца я доверяю еще меньше. Сяо Гунчжу искусно изображает дружбу, все вынюхивает, высматривает… должно быть, думает первой изобличить измену. Она так хотела видеть меня на своей стороне, а теперь вот уверена, мы заодно с тобой, раз уж после всех ее идей ты жива, а Ло Бинхэ по-прежнему позволяет мне неслыханные вольности.
— Но мы не заодно, — осторожно заключила я. — Сестрица Лю не может быть со мной заодно, так?
— Я не могу быть заодно с мастером Шэнем, — поправила она и усмехнулась снова. — Или что, Мин-эр уже забыла, что она и тот мастер — отдельные люди?
Замечание до того попало в точку, что меня аж дрожью пробрало. За то время, что Шэнь Цзю не мог сам о себе заботиться, я настолько привыкла пропускать через себя его желания и угадывать интересы, что теперь с трудом понимала, где заканчивается его воля и начинается моя собственная.
Дворец Лю Минъянь, Благоухающий Павильон, окружали самшитовые деревья, той породы, что обнажаются зимой, и оттого светлое здание издалека казалось подернуто черным кружевом сплетенных колючих ветвей.
Наверное, я ждала большей роскоши, порядком привыкнув к кричаще-пышному убранству большинства павильонов Цветочного Дворца, где каждая лаковая панель, каждая глазурованная плитка или яшмовая статуэтка кричали о заплаченном за них золоте. Не говоря уже о самом золоте, покрывающем все с избытком.
Благородная супруга предпочитала простоту и практичность. Дворец был совсем небольшим, какой-то удивительной воздушной планировки: много света, как будто много пространства, мало перегородок и перекрытий, почти нет декоративных элементов.
На створках главных дверей склонились друг к другу две выпуклые некрашеные цапли, выточенные прямо в светлом дереве.
Вопреки названию, внутри пахло только липой и крепко заваренным чаем.
А еще стража здесь не носила масок. Двое солдат в панцирях, покрытых дымчато-розовой эмалью, отдали Лю Минъянь честь и распахнули перед нами двери. Я оглянулась на них с любопытством: молодые, безусые лица, мальчишкам, должно быть, едва исполнилось семнадцать лет.
— Моя личная гвардия имеет право не прятаться, — верно истолковала Лю Минъянь мой интерес. — Я ведь ношу вуаль, так что они при всем желании не могут, как там? «оскорбить императорскую жену своим взглядом». И потом, Ло Бинхэ знает, как я ненавижу маски. За ними может прятаться что угодно, разве нет?
— Я думала, всю дворцовую стражу тщательно отбирают.
— А толку? — она с досадой дернула плечом. — Территория слишком большая, партии слишком разрознены. Ло Бинхэ, как бы ни пыжился, просто не в состоянии уследить за всем сразу. Ему следовало остановиться уже давно, привести в порядок то, что есть. Так нет же, он все рвется вперед… прости, я болтаю лишнее.
— Сестрица Лю не боится, что я донесу ее слова?
— Кому, супругу-императору? — она коротко рассмеялась. — О, Сяомин, неужели ты думаешь, он не знает моего мнения? Запомни хорошенько, я никогда не говорю о людях за спиной того, чего не говорю им в лицо. Кем бы они ни были.
Ну конечно, подумала я с досадой, ты-то можешь себе такое позволить, великая заклинательница, героиня легенд и песен, прославленная дева Лю, от чьей чистоты и благородства сводит зубы! Тем не менее, Лю Минъянь хотя бы не имела привычки врать, потому разговаривать с ней мне было просто, нет нужды выискивать второе и третье дно.
За разговором я не заметила, как мы миновали несколько широких коридоров и сквозных прямоугольных арок, две стайки служанок в лавандово-розовом (я не сразу заметила, все они носили при себе короткие мечи, прямо маленькая армия) и оказались перед наглухо запечатанной дверью.
Ровный ряд бумажных талисманов полностью закрывал стык створок. Стражи здесь не было.
Лю Минъянь остановилась, развернулась ко мне и взяла меня за руки.
— Прежде чем мы войдем, я хочу, чтобы ты мне поклялась.
— Сестрица Лю ведь все равно не доверяет мне, — резонно заметила я. — Чего стоят клятвы такой мерзавки, как эта Дун?
— Может, ты и двуличная мерзавка, — она усмехнулась под вуалью. — Но ты держишься лекарской чести. Верно говорят, что настоящий врачеватель не выдает никому сведений о пациентах?
— Верно, — меня охватило нехорошее подозрение. Все ее оговорки и неумелые попытки скрыть некую тайну обретали объем и смысл, соединялись с разговорами о цветке и исследованиях как хорошо подогнанные кусочки мозаики. Я слишком мало знаю о благородной супруге для таких предположений, но что, если я права?
— Верно, сестрица Лю, есть такое правило. И ты права, я не мыслю себя без лекарской чести. Если хочешь, в самом деле поклянусь не выдавать врачевательских тайн, какими бы они ни были.
— Никому? — спросила она странным высоким тоном. Будто на мгновение из-под вуали на меня глянула серьезная пытливая девочка лет десяти, а вовсе не могущественная совершенствующаяся.
— Никому, — со вздохом и тяжелым сердцем пообещала я. В конце концов, всегда можно утешиться амплуа двуличной мерзавки и нарушить слово.
Что-то мне подсказывало, я этого не сделаю.
Лю Минъянь глубоко вздохнула, выпустила меня и сложила одну за одной несколько сложных печатей. Талисманы поочередно вспыхнули и разлетелись в стороны бумажными птичками, повисли в воздухе без всякого порядка.
Дверь приоткрылась. За ней что-то тихо журчало.
В лицо мне пахнуло влажной землей, перегноем и илом. Следом за Лю Минъянь я вошла в теплую, ясно освещенную комнату без окон и чуть не споткнулась. Усталые ноги по щиколотку провалились в мягкий чернозем, смешанный с прелой листвой и полувысохшими рыжими островками мха. В воздухе тут и там висели отсыревшие талисманы, линии их оставались удивительно четкими, несмотря на разбухшую от воды дорогую бумагу. Я узнала несколько вариантов «стабилизации» и «восстановления», но были и другие.
От гудящей вокруг ци у меня дыбом встали волоски на руках. Духовная сила текла вокруг, тянулась по воздуху невидимыми струнами, пронизывала земельный слой полноводными ручейками, вместе с настоящей водой.
Вода стекала со стен. Не знаю, что за заклятье применила хозяйка, но по подогнанным без зазора плиткам в самом деле текла вода, впитывалась в землю, превращая все вокруг в преющее влажное болото, и, видимо, куда-то просачивалась, потому что под сапогами почти не хлюпало.
Влажность и тепло после морозного воздуха улицы оглушали, давили на грудь. Под потолком покачивалась целая гроздь «ночных жемчужин».
В центре комнаты, окруженный зеленовато поблескивающими лужицами мутной воды, поднимался настоящий земляной холмик.
Кустики цветов росы, луны и солнца росли на нем плешивыми пучками. Ни один не цвел, напротив, зеленые побеги увяли и все растения едва дышали, но это мне нужны были цветы, Лю Минъянь явно преследовала другую цель.
Смутным очертанием холмик напоминал человеческое тело.
Почему-то мне стало одновременно жутко и весело.
Лю Минъянь подошла к холмику, ловко лавируя между топкими участками, и, ничуть не жалея шелка, опустилась перед холмиком на колени. Провела ладонью над кустами.
— Я изучила все, что ты оставила мне о них, — проговорила. — Я все-таки кое-что соображаю, хотя далека от медицины и ботаники, но мне, кажется, удалось ускорить их рост, объединить все клубни в одну систему и вот, получить тело. Но я не знаю, как открепить его от стеблей.
Гуй тебя подери! Говоришь так спокойно, будто это в порядке вещей — выращивать в тайной комнате растительное тело! Хотя, кто бы говорил… вопросы так и теснились у меня на языке.
Я тоже подошла поближе, совсем не так ловко, наклонилась, сощурившись, вгляделась в хитрое переплетение духовных каналов. Не удержалась и присвистнула.
— Ничего себе! Сестрица Лю, похоже, ты объединила ци цветов и окружающей среды в сеть, наполнила ее сверху своей собственной энергией и питала все это долгое время!
— Не такое уж долгое, — она пожала плечами и улыбнулась одними глазами. — И потом, я просто взяла за основу схемы нескольких техник парного совершенствования и вроде как… видоизменила?
— Это же потрясающе! Серьезно, так обращаться с духовной силой я могу только мечтать! Потрясающая работа! То, на что в природе уходят годы, ты смогла воплотить за несколько недель!
— Воплотить, — хмыкнула она. — Хорошее какое слово. Ну так что, ты мне поможешь? Я в самом деле не знаю, как теперь все это разобрать и заставить тело работать самостоятельно.
— В тех записях предполагалось, что тело начинает работать, когда в него приживляется душа.
Лю Минъянь в ответ промолчала, и я присела рядом на корточки, пытаясь навскидку разобраться, что в этой сложной системе к чему.
— Так. Думаю, для начала нужно хотя бы немного это раскопать, посмотреть, до конца ли все сформировано. Я так понимаю, э-э… ботва почти отмерла, потому что, э-э… корнеплод созрел, но все-таки…
Сестрица Лю нервно хохотнула.
— Звучит в самом деле как трактат по ботанике.
— Это же растение, в конце концов, — я пожала плечами. — Даже если в него можно вживить душу. Ну что, хочешь, попробуем?
— А если… не до конца созрело?
— Не узнаем, пока не проверим, — философски заключила я, чувствуя странную легкость. До чего же в странном я теперь положении, честное слово! — Если что, не думаю, что при должной аккуратности мы так уж навредим системе. Нет, правда, сестрица Лю, твоя система чудесно хороша!
Я не соврала, я теперь завидовала еще больше, эдакой бессильной восхищенной завистью. Не только благородная дева-заклинательница, не только едва ли не любимая супруга императора, прославленный воин и героиня легенд, но и воистину талантливый мастер управления духовной силой.
Думаю, если бы когда-то она вздумала бы выучиться искусству врачевания, теперь я была бы ей не нужна, она непременно бы справилась в одиночку.
Но, судя по всему, времени выучиться ей не хватило. Интересно, отчего такая спешка?
Вдвоем мы аккуратно разрыли холмик между кустами, стряхнули землю с, э-э… назвать «корнеплодом» открывшееся человеческое тело, пусть пока малость зеленовато-коричневого оттенка и густо залепленное землей, у меня не поворачивался язык. Я только прикусывала губы, душа в зародыше нервный смех.
Кем бы ни был человек, на которого ориентировалась при создании Лю Минъянь, он был красив до рези в глазах.
Ло Бинхэ был диво как хорош собой, красота Шэнь Цзю напоминала красоту остро заточенного ланцета, но этот… этот растительный малый… даже весь в земле и с жухлыми кустами, растущими изо лба, плеч, паха, локтей и коленей, весь покрытый перегноем и мелкими ворсинками корневых отростков, он поражал воображение, а это чего-то да стоило, скажу я вам.
Черты острого лица, заросшего смешной жидкой бородой (которая, гуй ее раздери, немыслимым образом не портила впечатления!), больше подошли бы девушке, спутанная масса черных волос блестела даже грязная донельзя, оттенок кожи обещал вскоре превратиться в по-настоящему фарфоровый, а сложением мужчина напоминал скорее небожителя, чем смертного.
А еще. Я несколько раз со значением покосилась на Лю Минъянь, но я ведь лишь раз видела ее лицо, обезображенное шрамом, и не могла сказать наверняка. Но, кажется, если бы не шрам, благородная супруга походила бы на растительного человека как сестра-близнец.
Раньше мелькнувшая безумная догадка обретала плоть подобно юноше в земле.
У растительного тела имелся весь набор органов и духовные каналы наравне с обычными сосудами. Пульса, конечно, не было, а ци текла по меридианам с тем же темпом и силой, что и по остальной части сети, но я уже видела, как, пользуясь иглами и палочками, возможно отомкнуть систему и закольцевать в самой себе. Бездна, да у этого тела даже «кровь» имелась, просто пока не двигалась, но, промяв пальцами самое настоящее жилистое запястье, разве что чуть более зеленое, чем у человека, я почувствовала наполненность сосудов. Если растительное сердце забьется, кровь потечет.
Ну, или древесный сок? Интересно, какого оно цвета? На мгновение мне до зуда в пальцах захотелось проверить, но Лю Минъянь коршуном нависала надо мной. Было бы неуместно.
— Думаю, ему потребуется еще пара дней, — заключила я, закончив с осмотром. — Не могу, конечно, сказать с уверенностью, но, кажется, все в порядке и тело будет функционировать, если наполнить его, э-э… содержимым. Оно все-таки бесполезно без души.
— Понимаю твое любопытство, — Лю Минъянь села на пятки. Взгляда она не отрывала от моих рук. — Но этот момент… это я хотела бы оставить в тайне. Извини.
— Сестрице вовсе не за что извиняться, — я опять пожала плечами. — Так вот, думаю, еще два-три дня, и можно будет все отсоединять, благодаря вливаниям духовной силы сестрицы Лю тело даже будет функционировать без души. То есть, органы будут жить, но оно, конечно, останется пустой оболочкой.
— Понимаю, — Лю Минъянь замялась. — Чисто теоретически… как думаешь, Сяомин, ты смогла бы рассчитать верный способ поселить душу в такое тело?
Я честно покачала головой.
— Я все-таки лекарь, сестрица, не мастер духовных сил. У тебя самой получится гораздо лучше. Я помогу разомкнуть систему, когда тело окончательно вызреет, это будет не так уж сложно, но работать с душой… ох, хотела бы я уметь.
Так же осторожно мы присыпали «корнеплод» землей обратно, окончательно изгваздались с ног до головы, зато так же окончательно избавились от застарелого напряжения, висящего между нами.
Лю Минъянь на прощанье еще раз попросила меня относиться к растительному человеку как к пациенту, я еще раз заверила ее, что моя лекарская честь по-прежнему незыблема.
На самом деле, конечно, у меня язык чесался рассказать все с подробностями Шэнь Цзю. Я так привыкла делиться с ним своими заключениями, что чужая тайна причиняла почти физическую боль.
В Покоях Тишины меня встретила непривычная суета. Евнухи в вишнево-красных халатах и демоны-моховики таскали туда-сюда какие-то тюки, двигали мебель, две хорошенькие служанки в просторных черных платьях с величайшей осторожностью сортировали хаос моей импровизированной лаборатории под внимательным взглядом Шэнь Цзю. Тот восседал в «императорском» кресле, обмахивался новеньким веером с очередной драгоценной подвеской (на сей раз — крошечная фигурка ящерицы с зеленым гранатом в пасти) и выглядел полным сил.
Кажется, тренировка сказалась на нем как-то странно.
За время моего отсутствия братец ухитрился развернуть бурную деятельность. Успел сменить одежду на скромное и с тем изящное ханьфу цвета мутного жемчуга, вернуть приличный вид волосам, пообедать и устроить грандиозную перестановку.
Спальная комната преобразилась, теперь, наконец, в ней стояла вторая кровать, на приличном расстоянии от первой, но достаточно близко, чтобы мы оба чувствовали себя комфортно. Ширмы с мифологическими сюжетами исчезли, на их место пришли другие, с туманными горными пейзажами в сине-зеленых тонах. Вместе они составляли что-то вроде единого ансамбля с новеньким изумрудно-серым ковром и покрывалами в тон.
Мебели стало больше. Изящные сундуки и этажерки, у стены в средней комнате появились кушетки на тонких ножках, уставленные крошечными подушками, в лабораторной комнате вместо одного стола теперь стояли три, незамкнутым квадратом, а неуклонно возникающий под бдительным оком мастера Шэня порядок на стеллажах с ингредиентами откровенно меня пугал.
Я застыла в дверях, хлопая глазами.
Ближайший евнух, расстилающий пестрящий противопожарными узорами ковер, заметил меня и бухнулся лбом в пол. По стае слуг пробежала волна.
— Госпожа благонравная супруга!
Человеческим восклицаниям вторил бодрый демонический свист.
Шэнь Цзю обернулся ко мне и улыбнулся углом рта.
— Ты что, рыла вокруг замка защитный ров?
— Не совсем, — я развела руками, попыталась кое-как отряхнуть рукава. — А ты, я вижу, вообще не терял зря времени.
— Раз уж звереныш задумал устроить из Покоев Тишины настоящий дворец, предпочту контролировать все лично и начать с нынешней обстановки. Так что ты делала? С ног до головы в земле.
— Супруга Лю попросила кое с чем ей помочь, — пожала я плечами. — Она тоже выращивает волшебные цветы и очень просила оставить ее проблемы под защитой лекарской тайны.
— Тогда тебе не стоит сообщать мне подробности, — Шэнь Цзю неопределенно взмахнул веером. — Минъянь совсем не дура, она наверняка найдет способ проверить, правда ли ты смолчала. Я бы нашел. А она, при всей своей косности, отличный источник и может стать тебе верной союзницей. Так, иди-ка сюда, хватит пачкать землей наш новый ковер. Садись, только осторожно, и шевелись поменьше!
— Но не тебе, — я аккуратно прошла вперед, лавируя между засуетившихся слуг (наши моховики, повинуясь кивку братца, уже выдвигали в центр средней комнаты купальную бадью, а двое евнухов поспешили, видимо, за горячей водой), присела на краешек соседнего кресла. Сложила руки на коленях. — Она ведь тебя ненавидит. Хотя она не станет строить против тебя козни, скорее, просто вызовет на поединок, когда решит, что ты достаточно здоров.
— Не вызовет, — хмыкнул Шэнь Цзю. — Она же повернута на честном бою, совсем как ее покойный братец, по крайней мере, раньше была повернута. Я не тот человек, что будет драться честно, она это знает. Так что благородная императорская супруга Лю будет смотреть на этого мастера волком, периодически напоминать тебе и всем вокруг, какой я гнусный мерзавец, но если и начнет ставить палки в колеса, во всеуслышание об этом объявит заранее. Если, конечно, гаремная жизнь не подточила ее знаменитое благородство.
— Она даже милостиво не распространяет свою ненависть к тебе на меня, — заметила я. — Хотя мое отношение к тебе ее явно бесит.
— Твое отношение? — он вздернул бровь. — А что за отношения у благонравной супруги Дун и «драгоценного императорского наставника»? Или как там он меня назовет, коль скоро не может унизить браком?
— В самом деле, что за отношения? — вернула я ему насмешку. — По крайней мере, «драгоценный императорский наставник» всегда может рассчитывать на личного врачевателя.
— Интересно, как звереныш оправдает наше сожительство? Твои «цветочные сестрички», конечно, решат, что у нас тут разнузданные оргии втроем, а большинство этих слуг, — он дернул подбородком. — С радостью подтвердят самые большие гнусности, но вот что он объявит официально?
— Разве братцу не все равно? Все и так говорят о сумасшествии императора.
— Тем страннее, что он ничего не делает со слухами. Если правителя объявить безумцем, проще с ним разделаться. Тем более, когда это правда.
— Может, император считает себя достаточно могущественным, чтобы подавить любую попытку?
— И позволить себе глупую беспечность? Ха, этот идиот сам на каждом углу кричит, что прозрел и изменился, повесил на стенку демонический меч и тратит огромные ресурсы на ерунду вроде тебя и меня! А меж тем нелепый заговор вокруг него никуда не девается. Но ты права, нам не должно быть до этого никакого дела.
— Но братцу любопытно? — проницательно уточнила я. Шэнь Цзю раздраженно фыркнул.
— Не настолько, чтобы в это вмешиваться. Я ведь говорил, пока у нас слишком мало сведений, а потом — потом посмотрим, как мы это используем.
От его «мы» мне хотелось урчать.
К счастью, ванная была готова, мне поставили ширму, и я забралась в пахнущую розовым маслом горячую воду, с наслаждением вымывая из волос земляное крошево и запах перегноя.
Потом, накинув новые халаты, я с подачи Шэнь Цзю включилась в обсуждение грядущих перемен в отдельно взятом павильоне, потому что «тебе тоже жить здесь, сестричка, если ты не передумала». Я, конечно, не передумала, и ремонт увлек нас до самого вечера, поэтому громогласный евнух, объявивший о пришествии императора, застал нас врасплох.
— Раньше он обходился без церемоний, — недовольно покривился Шэнь Цзю. Я пожала плечами.
— Ага, и это тебе тоже не нравилось.
— О, мне понравилось бы, если бы он оставил меня в покое и где-нибудь тихонько сдох.
Император явился практически следом за глашатаем, весь в черном, с золотым зажимом в туго собранных волосах. По верхнему ханьфу черной нитью другого оттенка были вышиты цветы с едва заметным багровым отливом, отчего широкие лепестки словно выступали из ночной тьмы, поймав отблеск дальнего пожара.
На сей раз Ло Бинхэ сопровождали двое слуг-демонов с уже знакомыми мне воротниками из костяных шипов. Каждый нес по большому подносу.
От запахов жаренного в чили-масле риса, паровых пирожков и осьминогов в кляре у меня заурчал живот.
— Учитель, Сяомин, добрый вечер! — поприветствовал нас император.
Я вскочила и поклонилась, Шэнь Цзю остался сидеть, безо всякого выражения глядя на гостя. Веер в его руке равномерно взлетал и опадал. На сей раз полотно не несло на себе двусмысленных цитат, две красноклювые черные цапли, прорисованные очень тонко, сходились на нем в изысканном брачном танце.
Ло Бинхэ, ничуть не задетый, сделал слугам знак. Все евнухи и служанки-«мотыльки» разом собрались и, пятясь, убрались прочь, беспрестанно кланяясь. Зеленые моховики задержались, чтобы помочь своим шипастым собратьям сервировать один из новых столов на три персоны и разложить вокруг на равном расстоянии три бамбуковые подушки.
— Учитель, как насчет ужина?
— Неужели государю императору не с кем разделить трапезу, кроме этого мастера? И неужели у него нет других дел?
— Не будь так жесток, учитель, — промурлыкал Ло Бинхэ. — Этот владыка лично приготовил трапезу, достойную желудка драгоценного наставника. Не оскорбляй меня отказом.
— Этот мастер не голоден, — тут же сориентировался Шэнь Цзю.
Ло Бинхэ расхохотался.
— И все-таки поешь! Наша милая Сяомин, например, точно голодна!
— Я ведь не могу запретить Сяомин есть, — Шэнь Цзю безразлично качнул веером. — Она составит императору компанию, если захочет.
Я неловко переступила с ноги на ногу. Два взгляда скрестились на мне, как на поле битвы. Да, в Бездну! Я все-таки императорская супруга и хочу есть.
— Эта Сяомин с удовольствием поужинает, мастер Шэнь, если ты не против.
— Что ж, я выпью с тобой чаю, — тут же отозвался он, насмешливо выделив «с тобой».
Ло Бинхэ, впрочем, предпочел не обратить внимания на крошечное издевательство и первым устроился за столом, не слишком заботясь о манерах.
То был тягостный ужин.
Я была голодна, но кусок не лез мне в горло, и я ковыряла прожаренный рис и мелко порубленные с шалотом древесные грибы, дисциплинированно глядя в тарелку.
Шэнь Цзю пил чай, в который демонстративно добавил «жуаньский нож». Ло Бинхэ сделал вид, что ничего не произошло. Он ел, пусть тоже без аппетита, но также несколько демонстративно, чуть ли не закатывая глаза от удовольствия, и косился на «драгоценного наставника» с подначкой, мол, погляди, как вкусно.
Шэнь Цзю делал вид, что Ло Бинхэ и вовсе нет в комнатах.
Мы все молчали. Наконец, император отложил палочки и хлопнул по столу ладонью.
— Как долго ты будешь наказывать меня за неосторожные слова?
— Император обращается к этому мастеру? — сухим тоном отозвался Шэнь Цзю после по-настоящему мучительной паузы.
— Зачем ты мучаешь меня?
— Мучаю? — тонкие брови взлетели к волосам. — Этот мастер не имел такого намеренья. Государь император сам предпочел прийти сюда незваным гостем.
— Мне просто доложили, что настроение учителя сегодня улучшилось благодаря насущным делам.
— Насущные дела лишь помогают этому мастеру развеять скуку в ожидании смерти, — тон его не менялся, прохладный и выхолощенный, слова ложились в пространство между нами будто тушечные штрихи. Говорят, пик Цинцзин считался воспевающим искусства, в том числе, конечно, каллиграфию.
Ло Бинхэ скрипнул зубами.
— Ты невыносим!
— Разве императору пристало терпеть неприятное общество?
— Ну что ты, — он выдавил натужную улыбку, больше похожую на голодный демонический оскал. — Твое общество просто не может быть неприятным, учитель, зачем же ты так говоришь?
— Разве же государь император не мучением назвал этот разговор?
— Мучение, — Ло Бинхэ понизил голос. — Тоже может доставлять удовольствие. Этот примет любое страдание из твоих белых рук, учитель.
— Так пойди и разбей себе голову, — не выдержал Шэнь Цзю. Негромко велел, сквозь зубы, но я вздрогнула от ненависти, сквозящей в каждом слове.
Ло Бинхэ оскалился шире.
— Тогда учитель простит мне неосторожные угрозы?
Шэнь Цзю ничего не ответил.
Император стремительно вскочил, схватил со стола тяжелую миску и с размаху впечатал себе в лоб. Брызнула кровь, крупные осколки с глухим звоном осыпались на новенький ковер. Шэнь Цзю отшатнулся, вскочил тоже и дернулся назад, спрятал лицо за веером. Глаза над полотном зло сверкнули, но в глубине взгляда я заметила пугающее, почти безумное торжество.
Я должна была ожидать этого, и все равно оцепенела, единственная оставшись за столом. Отложила палочки.
Мелкие красные капли попали на рис, и, разумеется, есть его больше было нельзя.
— Так лучше, учитель?! — Ло Бинхэ скалился. Залитое кровью, лицо его оставалось красивым и с тем сделалось совершенно нечеловеческим. Должно быть, так он выглядел в бою, врезаясь черным клинком во вражеские полчища.
Глубокий порез отчего-то не затягивался.
Стиснув зубы, я все-таки встала, поддернула рукава и подошла. Осколки хрустнули под ногами.
— Наклонитесь.
— Сяомин? — он посмотрел на меня растерянно, будто только что с удивлением обнаружил мое существование. — Что?..
— Наклонитесь, — повторила я. — Ваша рана не затягивается.
Он недоуменно прижал ладонь ко лбу, потрогал рассеченную кожу. Нахмурился.
— Странно, ведь я…
— Наклонитесь!
Наконец, он послушался. Я ощупала порез, пальцами сомкнула края. Стоило отпустить, они разошлись снова. Глубоко, почти до лобной мышцы, и я, как ни смотрела, не видела признаков начала регенерации.
— В чем дело? — Шэнь Цзю, видимо, тоже взял себя в руки. Ближе подходить он не стал, но вернул лицу вежливо-бесстрастное выражение. — Император не собирается прекратить капать своих паразитов на новый ковер?
— Кажется, не собирается, — совершенно растерянно заключила я. Ло Бинхэ потянулся еще раз потрогать лоб, и я, не задумываясь, треснула его по руке.
— Я чувствую движение регенерации, — пробормотал он, послушно прекращая попытки занести в рану заразу. — Почему ничего не происходит? Учитель?
— Этот мастер тут точно ни при чем, — фыркнул Шэнь Цзю. — Но император может опять обвинить его во всех грехах.
— Садитесь, ваше величество, — я со вздохом указала на кресло. — Надо это обработать.
Ло Бинхэ сел. Шэнь Цзю подошел ближе, с независимым видом обмахиваясь веером. Цокнул языком.
— Надо было попросить тебя вскрыть себе горло, звереныш. Кто же знал, что ты так успешно научился выполнять мои пожелания.
— Учитель будет рад, если я умру, — удрученно заключил император. Запрокинул голову, позволяя мне вытереть себе лицо чистым платком. Угол платка я прижала к ране, он тут же набряк красным.
— Так, вот так и держите, потом пожалуетесь на неудачи и дурные решения.
— Почему он не может исцелиться? — обратился ко мне Шэнь Цзю. Я пожала плечами. В голове было пусто.
— Если только он не может замедлять регенерацию специально, я пока понятия не имею.
— Хотел бы, но не могу, — буркнул Ло Бинхэ. Платок под его рукой неотвратимо пропитывался кровью. — И да, говорите обо мне, будто меня нет, этот владыка совсем не против!
— Этот мастер крайне рад позволению, — в том же тоне огрызнулся Шэнь Цзю. — Давай, останови ему кровь, и будем смотреть дальше.
Именно это я и собиралась сделать, потому молча разыскала в новой систематике стеллажей настой лиловой кровохлебки и высушенную губку, вернулась к креслу, обработала ничуть не поменявшуюся рану, кусочек губки пихнула в самый центр, прижимая сосудик.
Ло Бинхэ непередаваемо передернулся.
— Ш-ш-ш, кажется, мне больнее, чем обычно?
— Вам виднее. Вы по-прежнему чувствуете паразитов, так?
— Да, и направляю их на исцеление, но не могу, ничего не получается. Ни яда, ничего подобного тоже не чувствую.
— Хорошо. Вот, держите пока тампон. Братец Шэнь, на два слова?
Шэнь Цзю кивнул, и мы отошли. Император сверлил нас взглядом, однако остался сидеть, и я про себя поражалась его сегодняшней кротости. Неужели в самом деле так мучим совестью за недавние угрозы? Или опять имеет какой-то план?
Я не очень верила, что он в самом деле не может регенерировать, но если это правда — мне на ум приходила только одна идея.
— Думаешь, он не притворяется?
— Понятия не имею, — Шэнь Цзю захлопнул веер. В сторону Ло Бинхэ он не смотрел. — Все это выглядит, с одной стороны, как хорошо поставленный спектакль, однако… такой идиотизм не в его стиле. Он, скорее, изобразил бы умирающего, надеясь на нашу жалость. Или собираясь проверить нашу лояльность. Слишком глупо разыгрывать такую карту с царапиной длиной в ноготь.
Я потерла подбородок. В самом деле, если бы Ло Бинхэ все это придумал, наверняка бы ранился серьезнее. Не таков он, чтобы размениваться на маленькие жесты там, где можно действовать с размахом.
— Но если не притворяется, как это возможно?
— Понятия не имею. Впрочем, — он постучал сложенным веером по губам. — Помнишь, что я говорил тебе о крови уже мертвых священных демонов? Ты что-то выяснила?
— Нигде никаких сведений. Видно, никто раньше просто не занимался таким вопросом.
— Не удивительно. В подлунном мире до гуева Объединения не так-то просто было встретить священного демона, да и сейчас они малочисленны, насколько я понимаю. Тем более, нам нужен был бы кто-то по-настоящему могущественный и одновременно мертвый, а одно с другим плохо сочетается, верно?
— Прежний владыка запада, — проговорила я, еще больше понизив голос. — Тяньлан-цзюнь, о котором все говорят.
— Разве что он, — Шэнь Цзю кивнул. — Но может, мы с тобой притягиваем все к нашей версии за уши. Может, есть и другие способы ограничить паразитов. В конце концов, ты изобрела противоядие для людей.
— Но для демонов пока не смогла придумать ничего подобного.
— И все-таки. Кто-нибудь мог бы. Ты сама говоришь, ты уступаешь минимум своему наставнику, а он даже не величайший лекарь Поднебесной.
Я только плечами пожала. Он был прав во всем, мы ничего не знали наверняка. И я даже не могла спросить, что теперь планирует делать братец: Ло Бинхэ пристально следил за нами и явно пытался прислушиваться.
Заметив мой взгляд, он заулыбался и тут же скривился.
Мы с братцем переглянулись и вернулись к нему, я снова осмотрела рассеченный лоб. Кровь остановилась, но регенерация была здесь совершенно ни при чем.
— Я бы даже зашила, кожа глубоко разошлась.
— Так шей, — нетерпеливо поморщился Ло Бинхэ, и я, опять не задумываясь, хлопнула его по макушке раскрытой ладонью. — Ну что?
— Не хмурьте лоб, кровь едва унялась. Вообще не сильно двигайте лицом.
— Но говорить-то можно? У меня ведь не губы ранены, а?
— А жаль, может, ты бы заткнулся, — желчно вставил Шэнь Цзю. Ло Бинхэ тут же сделался очень довольным.
— Учитель, посмотрите, какой вам выпал чудесный шанс! Вы можете убить меня, я и сделать ничего не смогу!
— Я похож на идиота? — он брезгливо одернул рукава. — Если все это даже не твой очередной идиотский план, то уровень наших сил все еще различен, как Бездна и небо. Я не стану бить, когда ты ждешь удара.
— Какие сладостные слова, — император мечтательно закатил глаза и даже не поморщился, когда я протерла рану обеззараживающим раствором и прихватила кожу изогнутой иголкой. Хватило двух шелковых стежков, и теперь на высоком государевом лбу красовался коротенький шов, грозящий в будущем стать дурацким шрамом аккурат под алой демонической меткой.
Если, конечно, он не вернет регенерацию или не выведет рубец духовной силой. Это ведь всего лишь осколок миски, не демонический меч, не духовное оружие.
Шэнь Цзю молча отошел подальше и задумчиво перебирал флаконы на столе.
Ло Бинхэ глубоко вздохнул.
— Моя милая Сяомин, ты не одолжишь мне иглу?
Я так же молча протянула ему искомое. Тоненький стальной полумесяц смотрелся игрушечным в сильных пальцах.
Ло Бинхэ повертел иглу в руках и царапнул кончиком тыльную сторону ладони. Вместе мы смотрели, как длинная ссадина набухает мелким кровяным бисером.
— Ничего?
— Ничего, — император стер кровь большим пальцем. Я протянула ему чистый тампон. — Странное ощущение. Я будто снова стал ребенком. Последний раз я не мог исцелить царапину еще под влиянием сдерживающей печати.
— И вы так спокойны?
— Спокоен? Ха-ха, да я в ярости! — глаза его полыхнули, несмотря на улыбку, вспышка красного пламени охватила метку, мой шов будто набух и уплотнился. — Я гадаю только, сколько продлится эффект. Это то же средство, что заговорщики использовали с Линьгуан-цзюнем, в подземельях он не мог регенерировать. Вряд ли он бы не пытался, верно?
Откуда мне знать? Я промолчала, зато Шэнь Цзю поднял голову от стола.
— В любом случае, сделай с этим что-нибудь. Мне слишком хочется вогнать тебе в горло ланцет.
— Почему же учитель этого не сделает? — осклабился Ло Бинхэ и подался вперед. Руки его, впрочем, едва заметно подрагивали. — Ах да, я все еще тысячекратно сильнее. Или нет? Не хотите проверить?
— Я хочу, чтобы ты убрался прочь, — братец скрестил руки на груди. — Чем быстрее, тем лучше.
— Погоди, — от нервного возбуждения я позабыла об обычном вежестве. Мысли щелкали в голове как полированные четки. — Если супруг-император не притворяется, если в самом деле существует такое средство, у Линьгуан-цзюня или еще у кого, когда он мог бы его принять? И когда на него должно быть покушение?
— В любой момент, — ответил Ло Бинхэ на оба моих вопроса. Уперся локтями в колени, подбородок устроил на скрещенных пальцах и сгорбился. Взгляд его сделался немного стеклянным, он как будто обратился внутрь себя. Должно быть, всеми способами пытался вернуть регенерацию к жизни.
— Если остались образцы крови этого Линьгуан-цзюня, на них стоит взглянуть, — Шэнь Цзю прошелся взад-вперед. — Хотя я не испытываю ни малейшего желания лезть в это, сомневаюсь, что господа заговорщики будут милостивы ко мне или к Сяомин.
— Откуда вам знать, учитель? — невесело ухмыльнулся император. — Может быть, враг вашего врага — ваш союзник?
— Предпочту не рисковать, — раздраженно отозвался тот и взглянул на Ло Бинхэ неожиданно прямо. — Ты, звереныш, исчерпал свою фантазию в Водной Тюрьме еще пару-тройку лет назад и, даже если ты не удержишься в узде, что еще ты можешь сделать со мной? Обесчестить? Ха-ха-ха!
У меня сжалось сердце. Ло Бинхэ выглядел обескураженным.
Шэнь Цзю раскрыл веер, обмахнулся.
— Нет, демонское отребье, ты — привычное зло, а чего ждать от твоих неведомых противников, я не знаю. Но если среди них твоя Сяо Гунчжу или старик Хуань, точно ничего хорошего.
Я прикусила губу. Что за человек! Стражу назад он говорил мне, что не станет вмешиваться в заговор, несмотря на собственное любопытство, и вот — он уже исподволь обвиняет своих старых недругов перед императором.
Ло Бинхэ вскоре ушел. Мне пришлось по-другому уложить ему волосы, чтобы шов оказался скрыт пышной челкой, и супруг-император дернулся, когда я случайно задела зажим.
— Не трогай!
Я пожала плечами. Не трогать, значит, не трогать, делов-то. Шэнь Цзю устроился за центральным рабочим столом, водрузил перед собой стопку записей и сделал вид, что очень погружен в чтение. Однако стоило императору нас покинуть, я натолкнулась на его пронизывающий взгляд.
— Нам нужно достать кровь этого Линьгуан-цзюня. Надеюсь, палачи звереныша догадались взять образцы, тебе нужно найти этого господина Гун Илуна и выяснить все правдой и неправдой.
— Ты сказал, мы не станем туда лезть, — уточнила я. — А еще ты только что обвинил семью Хуань.
— Обвинил, — по губам Шэнь Цзю скользнула воистину змеиная усмешка. — Ты ведь не дура, как бы ни старалась, А-Мин, ты понимаешь, что оба Гунчжу последние люди, которые замышляли бы против императора. При звереныше они обрели невиданную власть, и то, что малышка Чуньхуа боится потерять влияние в гареме и всеми правдами и неправдами намерена родить наследника, как раз доказывает, что мертвый или низложенный звереныш будет им бесполезен. По крайней мере, пока она не мать наследного принца.
— Если с Ло Бинхэ что-то случится, влияния господина Хуань в самом деле может не хватить, чтобы удержать власть, — медленно проговорила я, ущипнув себя за переносицу. — Мне показалось, он выстилается перед императором, не упускает случая напомнить о своем авторитете, но остальные советники его не слишком жалуют. Но теперь Ло Бинхэ станет их подозревать?
— Надеюсь на это, — улыбка Шэнь Цзю сделалась еще злее, он поманил меня к себе, а, когда я подошла, неожиданно потрепал меня по голове. — Не бойся, сестрица, и не задавай вопросов. Слушай меня, и, может быть, мы оба выберемся из этой истории. Тем более, теперь мы с тобой знаем страшную тайну самого императора.
— То, что с его регенерацией что-то случилось?
— То, что император Ло в самом деле смертен, — ухмыльнулся братец. — Смертен и уязвим ныне, как все люди.
Ночью я долго не могла заснуть, хотя мышцы ныли от усталости. Новая кровать оказалась мягкой и удобной, одеяло пахло ветивером, легкое дыхание Шэнь Цзю на соседней постели успокаивало ритмом мое мятущееся сердце.
И все же сон не шел. Я ворочалась с боку на бок, перебирая события как бусины.
Что он задумал, мой братец Шэнь? Дергает за ниточки на пробу, проверяет границы своего влияния на императора? Как смог он, изломанный и подозрительный, справиться с въевшимся в кости страхом?
Что за человек, благословенные небожители… кто бы мог ожидать, что безумие императора настолько глубоко, что он воспримет буквально злую фразу, брошенную грубость? Никто не мог, однако это обернулось неожиданным благом. Теперь мы знаем, что император отравлен, а значит, не за горами главное действие.
Император тоже знает, что теперь уязвим, и вряд ли его осведомленность входила в планы заговорщиков.
Конечно, теперь он будет следить за господами Хуань, отцом и дочерью, однако мы-то знаем, они вызывают наименьшие подозрения. Кто мог бы отравить Ло Бинхэ так, что он не заподозрит?
Кто-то достаточно близкий, кто-нибудь из жен. Тот же человек (та же женщина?), что помог бежать Линьгуан-цзюню, некто влиятельный в Цветочном дворце.
Или кто-нибудь вроде меня. Человек из лекарских палат, служанка, подносящая чай… гуй меня раздери, ведь кто угодно!
Мысль, маячащая на задворках сознания, оказалась слишком грандиозной. Я села в постели, обхватила колено и уставилась в бархатную темноту спальни.
Если есть снадобье, позволяющее не вывести паразитов, как «жуаньский нож», а блокировать их, если оно в самом деле сделано на основе крови кого-то вроде легендарного Тяньлан-цзюня, и, если заговорщики все до одного его приняли, значит, Ло Бинхэ не может их контролировать. Но при этом чувствует паразитов, как у Линьгуан-цзюня, как у себя самого, а значит, не может предположить, что утратил контроль над кем-то из обитателей дворца.
Это же так просто. Они выполняют его приказы, выжидают момент, а он чует свою кровь в их жилах и не задумывается, что, может быть, она больше не имеет власти!
Кто бы они ни были, наверняка они хорошо знают императора, знают области его интересов и легко могут манипулировать его доверием.
Ло Бинхэ, как мне кажется, мало задумывается о важных вещах. Мнит себя неуязвимым. А ведь я могла бы легко убить его сегодня, отравить, пока зашивала рану, или попробовать вогнать иголку в глаз.
Скорее всего, у меня бы не получилось. Но ведь могло и получиться.
Это просто не пришло мне в голову, особенно когда братец сказал, что не видит смысла прямо сейчас рисковать с покушением.
И потом. Я совсем не уверена, что Шэнь Цзю хочет убить императора. Он выжидает, выискивает момент, чтобы ударить больнее, он говорит о мести — не о смерти.
А я так и не смогла выяснить, что же он имеет в виду.
Я вообще удручающе мало знаю о Шэнь Цзю, о бывшем горном лорде Шэне. Многоликий, жесткий человек с железной волей и языком острее ланцета, на первый взгляд рассудительный — на деле же вспыльчивый, терзаемый подозрениями и склонный потакать импульсу. Его доверие хрупче вываренной соловьиной скорлупки, а сердце совсем не такое черствое, как он старается показать.
Человек, который поднялся когда-то к небесам, а после упал так низко, что и имя его было запрещено упоминать в новорожденной Объединенной Империи. Только его все равно упоминали, злодеем в песнях, мерзавцем в полусказочных историях об императоре Ло и красавицах.
Что у меня есть? Осколки, обломки над водой, а остов пагоды чужой давно смыт бушующей рекой времени. Невольно взгляд мой метнулся в сторону, где, тщательно задвинутый сундуками «с глаз долой», прятался лакированный ларец с осколками меча. Покойный господин Юэ наверняка мог бы многое поведать. Он бросился спасать боевого брата, наплевав на остальную школу — почему? Шагнул в ловушку, очертя голову, и голову эту, конечно, сложил зря, и осталась от него лишь расколотая душа, навсегда привязанная к стальным щепкам и перламутровой рукояти. Печальная судьба, глупая и таинственная. Расспрашивать братца Шэня без толку, имя главы Юэ ввергает его в самое мрачное настроение, но ведь отчего-то Ло Бинхэ сделал ставку на их привязанность и не прогадал? Отчего?
Вопросы-вопросы. Как жаль, что разбитому мечу их не задать, если и можно было бы сыграть «Расспросы души», душа-то разбита тоже.
Из живых людей, знавших братца Шэня раньше, кроме самого императора, чья голова забита детскими обидами пополам с пугающими любовными фантазиями, Лю Минъянь ненавидит его, Нин Инъин когда-то его предала, а теперь то ли устала биться в стену болезненного равнодушия, то ли что-то задумала — но носа сюда не кажет, а Шэнь Цзю не спрашивает о ней.
О Лю Минъянь должен быть отдельный разговор. Напрямую спросить я не отваживалась, но разве не очевидны признаки, что за душу хочет вернуть она в растительное тело? Другой вопрос, откуда бы у нее взяться такой душе. И отчего она так торопится, отчего прячет цветок в дальней комнате Благоухающего Павильона, почему скрывает намеренье от мужа?
Интересно, если ей удастся, что бы мог рассказать о мастере Шэне великий мастер Лю? Да и возможно ли это, спустя долгие годы?
Есть и другие. Господин Шан, смутный человек подле владыки севера, который однажды провел в императорской тюрьме больше недели за вопрос о судьбе бывшего боевого брата.
И милосердная супруга Цю. Положительно, ночь и тишина после тяжелого дня прекрасно заставляют работать голову!
Я видела ее лишь однажды и ничего не могла бы о ней сказать: красивая женщина, снадобьями скрывающая возраст успешнее многих заклинательниц, сдержанная и молчаливая. Музыкальная встреча случилась, кажется, целую вечность назад, я даже не могу толком вспомнить запудренное лицо, только широкие невесомые шарфы на плечах, дымчато-багряные, в тон просторному платью.
Интересно, захочет ли она говорить со мной?
И как, кстати говоря, поживают добрые сестрицы Цинь и надменная сестрица Ван? До второй, если честно, мне не было особого дела, но хорошо бы узнать о Ваньюэ и Ваньжун, раз уж когда-то они отнеслись ко мне с приязнью.
Конечно, если бы они хотели, в череде дурацких приглашений мелькнула бы и их записка… но мне казалось, они были на одной стороне с супругой Лю и Первой Супругой, отчего ни одна, ни вторая о них и мельком не упоминает?
Ох, я была слишком занята проблемами насущными и даже не думала о прежних знакомых.
В самом деле, будто вечность назад… но, раз такое дело, вернемся к супруге Цю.
Шэнь Цзю как-то сказал мне, что убил всю ее семью и сделал бы это снова. Убийство без причины все-таки не в его характере, но и на историю с мастером Лю это не похоже: о последнем он честно сказал, что не знает наверняка, искажение ци владело в тот день ими обоими.
А здесь, раз он говорит, что убил всех и сжег поместье, значит, так оно и есть. Всех да не всех, ведь будущую милосердную супругу он пощадил, и она пришла к Ло Бинхэ в поисках отмщения и справедливости. А тот с радостью ухватился за новое обвинение, которое мастер Шэнь не стал отрицать.
Разве не рациональнее было бы убить действительно всех? Не оставлять свидетелей? Где же была его рациональность, если он пощадил молодую госпожу поместья, разве сложно было провести ножом ей по горлу, раз уж убил ее брата и всех других родичей, сжег дом и оставил все за спиной?
Нет, положительно, нужно попробовать завтра разыскать супругу Цю и хотя бы попытаться поговорить с ней. Еще нужно добраться до тюрьмы, выяснить о побеге Линьгуан-цзюня все возможное, еще написать сестрам Цинь, и зайти к А-Тянь, совсем я ее забросила, и поговорить с Ло Бинхэ, когда же он разрешит мне исцелить А-Тянь — с этим ведь тоже могут возникнуть трудости, кроме зашитых век, А-Тянь ведь не заклинатель, у нее нет ядра, может статься, всю процедуру она перенесет тяжелее… и есть еще заговор, и нарушение регенерации императора, и надо напомнить, что император обещал мне доставить замороженную кровь, да что-то так и не доставил…
Шэнь Цзю заворочался, приподнялся на локте, убрал с лица выбившиеся из косы волосы и недовольно уставился на меня. Лицо его белело в теплом полумраке, едва разбавленном тлеющим «ночным жемчугом».
— Какого гуя ты не спишь?
— Да так, — я разгладила покрывало на колене. — Думаю.
— Ложись спать, — буркнул он и перевернулся на другой бок, натягивая одеяло до самого носа. Со вкусом зевнул. — Думать тебе вре-е-едно. А завтра полно дел.
— Братец Шэнь?
— Ну что еще?
— Н-нет, — вопросы теснились у меня на языке, но не задавать же их сейчас? Да и все равно он не ответит. — Нет, ничего. Ничего важного.
— Вот и хорошо, — пробормотал он, уже почти засыпая, и вскоре вновь задышал легко и ровно.
Я тоже легла, свернулась калачиком, попыталась хотя бы очистить разум, как для простейшей медитации, и сама не заметила, как задремала.
Во сне меня окружал туман. Я вытянула вперед руки и едва различила кончики пальцев. На мне была моя нынешняя нижняя рубашка, штаны и мягкие сапоги, волосы свободной массой лежали на спине, отсыревшие от влаги, и непокорная челка завивалась мелким пухом.
Я попыталась пригладить ее за ухо. Почему-то это показалось мне важным.
Туман обступал со всех сторон. Если смотреть под ноги, я могла различить лисохвост и мятлик, сухие стебли, полегшие под солнцем.
Но солнца не было. Пелена тумана скрывала небо и пространство вокруг, звуки тонули в вязком мареве, будто в облаке прокипяченной ваты.
Слева мелькнуло золото. Я завертела головой, сощурилась. Вот, снова, по левую руку!
Выставив руки перед собой, загребая туман как воду, я пошла следом за вспышкой, то и дело оскальзываясь на жесткой росистой траве. Тело казалось ватным.
Интересно, если я подверну ногу, будет ли она болеть наяву?
Золото мелькало впереди все чаще, и вскоре забилось в ритме птичьего сердечка. Свет становился все ближе. Я ускорила шаг.
Туман расступился неожиданно. Я оказалась на поляне, совершенно круглой, окруженной стеной бамбукового леса. Неподвижные стебли совершенно не походили на те, что создавал для нас с братцем Ло Бинхэ.
Тот лес дышал и жил, наполненный чужой силой. Этот — стоял безмолвно, не лес даже, а всего лишь тень леса, мутная акварель с веера, застывшая в тумане.
Золото мелькнуло между деревьями, совсем близко.
Я остановилась и подождала, пока из чащи навстречу мне выйдет высокий старик в богато расшитом ханьфу.
Золотые вспышки оказались всего лишь бликами его золотого гуаня. Чего-то подобного я и ожидала.
— Господин советник Мэнмо, — я коротко поклонилась, выставив руки перед собой. Волосы соскользнули с плеча, челка опять выбилась и занавесила лицо. Я убрала ее за ухо раздраженным жестом.
— Благонравная супруга Дун, — проговорил Демон Снов, выделяя голосом каждое слово. Поклонился тоже, широкие тяжелые рукава халата показались мне куда материальнее пейзажа. — По-прежнему учтива, и по-прежнему удивительное сознание, гибкое и ловкое, так и цепляется за детали.
— Высокая оценка от мастера льстит этой Дун несказанно, — я постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна. Получилось, конечно, совсем не так внушительно, как у братца Шэня.
Демон Снов рассмеялся, запрокинув голову. Глухой раскатистый смех уже был мне знаком.
Мрачно я смотрела, как трясется в воздухе ухоженная седая бородка.
— Я столько времени ходил по краю твоих снов, — сказал он, наконец, отсмеявшись. В глубоко посаженных темных глазах тлел нехороший отблеск, на морщинистом лбу медленно и неохотно проступала метка, выцветше-серая, и все-таки демоническая. — Наблюдал и прислушивался. Я приглядываю за многими фаворитками своего непутевого ученика, чудесные цветы, сменяющие друг друга от сезона к сезону… но нынче ведь все по-другому, не так ли?
Я промолчала, лихорадочно соображая. Что ему нужно? Он в любом случае не выпустит меня, пока не получит то, за чем пришел, ответы или воспоминания, или эмоции, такие, как он, ведь паразитируют, верно?
Ло Бинхэ сильнее него, но вряд ли мне стоит сейчас рассчитывать на чудесное явление Ло Бинхэ.
По крайней мере, пока советник Мэнмо не вел себя враждебно. И я видела не кошмар, а всего лишь тихую туманную рощу.
Он склонил седую голову к плечу. Сощурился, все еще будучи куда реальней окружающего пейзажа.
— Отчего ты не спросишь меня, зачем я проник в твой сон, Дун-фэй?
— Думаю, господин советник поведает мне в любом случае, — я позволила себе ничего не значащую улыбку. Выпрямилась, сцепила перед собой ладони, жалея, что у нательной рубашки нет длинных рукавов. Было бы куда спрятать дрожащие пальцы.
Демон Снов довольно крякнул. Махнул рукой, и из тумана воплотилась изящная каменная скамья на ножках в форме горбатых черепах.
— Ты тысячу раз права, благонравная супруга Дун, тысячу раз права. Не хочешь ли сесть? В ногах нет правды, как говорят на севере.
Я села, хотя не чувствовала усталости. В конце концов, я спала и вполне осознавала, что сплю.
Сны, насланные Ло Бинхэ, в самом деле сильно отличались, живые, красочные, полные звуков, даже запахов.
Видение Демона Снов казалось мне густым, пустым и гулким.
Демон Снов тем часом сел прямо в воздухе, скрестил ноги и завис над землей эдаким просветленным горным старцем.
— Разум моего непутевого ученика в смятении, мечется воплощением хаоса. Последний раз он вел себя так в Бесконечной Бездне, когда был совсем сопляком. Признаться, для моих старых костей тяжеловата вся эта тряска.
— Сочувствую бедам господина советника.
— Ах-ах, нежное сердце госпожи Дун чутко отзывается на чужие страдания, — он тонко ухмыльнулся в бороду. — Скажи, Дун-фэй, чего ты хочешь?
— В каком смысле?
— В прямом, в самом что не есть прямом. Чего бы ты хотела, когда проснешься?
Я пожала плечами.
— Выпить чашку чая. Закончить исследования, написать несколько писем. К чему ваше любопытство?
Демон Снов по-стариковски прерывисто вздохнул. Пригладил бородку. Двигался он плавно и шустро, будто рыба в толще воды, тогда как я все еще чувствовала сонливую телесную тяжесть.
— Ты ведь понимаешь вопрос. Ло Бинхэ — властелин зримой части мира. Он богаче небесных королей, по его воле воздвигаются горы и реки меняют русло. Но он безумен, меч Синьмо подточил его разум, меня почти вышвырнуло за его пределы, я чудовищно ослаб. Потом он запечатал меч, и сделалось лучше, я уж было подумал, беды наши позади, но появились вы. Ты и мастер Шэнь, вы словно две звезды несчастья, играете с ним, как со щенком.
— Э-э… что? — даже опешила я. — Мы… играем с императором? Советник Мэнмо, в своем ли вы уме?
Советник Мэнмо расхохотался. Туманное облако вокруг него заколыхалось, золото заколки снова вспыхнуло ослепительным бликом.
— В своем ли?! Ха-ха-ха, Дун-фэй, вот насмешила! Нет, девочка, я не в своем уме, я питаюсь снами Ло Бинхэ и его энергией, жив его милостью! Как думаешь, за столько лет рядом с этим непутевым мальчишкой можно ли остаться в своем уме?
— Эта Дун-фэй все еще не видит смысла в этом разговоре, — я строго выпрямилась, опять сцепила перед собой пальцы. — Вы просто перебрасываете туда-сюда слова. То обвиняете меня в каких-то играх, то жалуетесь на тяжелую судьбу. Кажется, это Дун Сяомин пристало спрашивать, чего же вы хотите?
— Ло Бинхэ может дать тебе и этой едкой ехидне, твоему мастеру, все, что вы пожелаете, — золото на сей раз сверкнуло в бороде. Свет волной прошел по золотым наплечникам, декоративным, такие не наденешь в бой, скользнул по богато изукрашенным золотой нитью полам халата. На миг весь старик сделался будто облитым драгоценным металлом. Голос его углубился, стал ниже и мягче. — Он готов сложить к ногам Шэнь Цинцю себя самого, все то, чем владеет и к чему стремится. Я множество раз пытался его отговорить, но нет, он вбил себе в голову, что ради этого человека не зазорно заново перекроить мир! Подумать только, он не видел от Шэнь Цинцю ничего, кроме унижения, а по-прежнему зовет его учителем!
— Вы здесь, чтобы уговорить меня уговорить мастера Шэня быть благосклоннее?! — я окончательно перестала что-либо понимать. — Вы хоть понимаете?!..
— Слишком хорошо понимаю, — ни следа бархатной усмешки не осталось. Демон Снов вдруг оказался рядом, всего лишь в шаге, и наклонился ко мне. В черных глазах под слоем золы тлел золотой свет. — Твой император, девочка, в опасности. Зараза заговора засела в его дворце, разумы его женщин и слуг хаотичны и переплетены, я перебираю сны его окружения, как зерна, и не могу найти ростка предательства. Кто-то хорошо позаботился, чтобы меня запутать. А теперь сегодняшнее происшествие. Сегодня впервые со времен Бездны Ло Бинхэ вышвырнул меня из своего сознания.
— Так вот в чем дело, — отчего-то он вовсе не пугал меня. Должно быть, я слишком устала бояться всего на свете. — Вот в чем дело. Вам просто тоже страшно.
На сей раз он не стал смеяться. Склонился еще ближе, но я не чувствовала ни его запаха, ни дыхания.
Может, он слишком давно лишен тела, а в мире снов такому, как он, нет нужды в таких мелочах. Старческое лицо застыло маской.
— Вы боитесь, — повторила я, глядя в пронзительные темные глаза. — Если что-то случится с императором, вам тоже конец. Или если он окончательно сойдет с ума. Если решит вас выгнать, как сейчас, только навсегда. Вы зависимы от него, как настоящий паразит. Ничего более.
— Я живу уже очень долго, — медленно проговорил Демон Снов и распрямился. Фигура его сделалась внушительней, шире в плечах, но я не дрогнула. Я уже все про него поняла. — Долгие сотни лет, и ты права, девочка, мое тело сотни лет назад рассыпалось в прах. Ло Бинхэ питает меня своей безграничной силой, но в сравнении с прежней своей мощью я ничтожен и жалок. Однако кое-что еще могу!
Повинуясь взмаху его руки, туман расступился, скамья подо мной изменилась, и я вскочила раньше, чем задумалась. Стало темнее, вдоль стен слишком знакомого коридора горели масляные фонари. Впервые за время сна я ощутила запах, горящий жир, затхлость каменного мешка, кислый оттенок грязи и рвоты, и поверх всего — запах крови, густой, застарелый, въевшийся в камни.
Я сжала кулаки. Коридор обретал плоть на глазах, и вот уже передо мной возникла приоткрытая дверь, окованная железными полосами, знакомая, ничем не примечательная дверь. У нее редко бывал откинут засов, но я запомнила ее открытой — и вот, она открыта.
Последним родился звук. Долгий женский визг, эхом отозвавшийся во мне и оборвавшийся с мокрым шлепком.
— Серьезно? — собственный голос показался мне песком, забивающим рот. — Кошмары, господин Мэнмо?
— Не просто кошмары, — усмехнулась эта тварь откуда-то из-за моего плеча, над самым ухом. Я круто развернулась, но в коридоре, конечно, я была одна. — Чего же ты не заходишь, Дун-фэй?
Женщина за дверью теперь тихо всхлипывала. Ноги сами поднесли меня ближе, я знала, что я увижу, и все равно заглянула в щель, чувствуя тошнотворный комок у самого горла.
Я не знала ее, она была наложницей у губернатора и любовницей одного из заговорщиков в Шу. Я даже не помнила ее имени. В памяти сохранились только отдельные части.
С тех пор я видела множество ужасных вещей, болезни, выворачивающие людей наизнанку, зловонных монстров и жертв палачей. Да что там! Братец Шэнь, когда я нашла его, выглядел куда хуже.
Но теперь я заново смотрела в колодец детской своей памяти, оцепеневшая, как птица перед коброй, напружинившейся для прыжка.
Обрывки платья. Длинные волосы, скрученные в жгут, пропитанные кровью, одна широкая прядь надо лбом выглядит странно, и потом я понимаю, что она висит на куске надрезанной кожи. Крови почти нет, рана присыпана солью и чуть светится, и девушка вскрикивает, извивается, запрокинув голову.
Она лежит навзничь на столе, руки загнуты наверх в ременной петле, нежные запястья воспалены. Высокая грудь вздымается, покрытая черными ожогами, неестественно искореженная, отекшая — но когда-то красивая.
Девушка распахивает рот, скулит. Во рту не хватает нескольких зубов, ей уже не быть красавицей, не быть наложницей губернатора. Спустя два дня ее казнят за измену.
Она почти голая. Ноги тоже в петлях, одно колено неестественно выгнуто, назад, как у сверчка в прыжке. Эта нога неподвижна, другая — конвульсивно дергается.
Я помню, что ей шестнадцать лет. Мне — десять.
В камере тепло. У жаровни сидит человек с унылым лицом и длинным носом, в руках у него кисть, на раскладном столике перед ним — листы бумаги и тушечница, он ведет протокол допроса.
Отец стоит у стола. Он очень опрятен, на темном ханьфу я не вижу ни капельки крови, ни пятнышка грязи. Округлое мягкое лицо, широкие скулы, совсем как у меня, вялый подбородок. Родинка возле уха. Заслышав скрип двери, он оборачивается и улыбается мне своей искристой улыбкой, с которой прежде сажал меня на плечи или подкидывал в воздухе.
— А, Чжанмин! — говорит он весело. — Где твой брат, разве ты не должна быть с ним?
У меня язык прилипает к небу. Со странным чувством отстраненного отвращения я перевожу взгляд на остро заточенный деревянный штырь, весь покрытый слизью и кровью, наполовину выступающий из женской промежности.
Затем снова смотрю на отца. Отец вытирает руки платком.
— В чем дело? — спрашивает, как будто все в порядке, как будто ничего не происходит.
Ничего не происходит. У него все в порядке. Все в порядке у писаря, с недовольным видом поднимающего взгляд от бумаг.
Не в порядке только я.
Я зажмурилась и затрясла головой, сжала кулаки еще сильнее. Боль отрезвила, запах крови и горящего масла сделался почти неощутимым.
— Я видела вещи гораздо хуже, — сказала, не открывая глаз. Язык едва ворочался, зато голос все еще принадлежал мне — Дун Сяомин, тридцатичетырехлетней заклинательнице, лекарке. Не Яо Чжанмин, не десятилетней дочери главного дознавателя.
— Это верно, — воздух за плечом колыхнулся, я жмурилась, но почувствовала движение исподволь. — Но боишься ты именно этого. Я не могу влиять на твою память, зато могу вытянуть на поверхность твой ужас, звено за звеном, цунь за цунем. Я ждал худших секретов в твоей памяти. Но тебе ведь и этого довольно?
— Я пережила это, — я открыла глаза и уставилась в то место, где, по ощущениям, он стоял. — Я больше не тот человек, не девочка, бессильно смотрящая на пытку. И старейшина не сможет вечно держать меня в кошмаре, я все равно проснусь или меня разбудят.
Демон Снов расхохотался.
— Я и не собирался, что за глупости! Я просто показал, какие сны ты будешь видеть каждую ночь, если откажешь в милости этому несчастному старику!
Тюремный коридор растаял, я снова оказалась в залитой туманом серости бамбукового леса. Советник Мэнмо прохаживался по поляне, заложив руки за спину, и поглядывал на меня со скрытым довольством.
Я заправила челку за ухо.
— Вы так и не сказали, чего хотите. Если желаете, чтобы эта Дун примирила супруга-императора с его больной головой, то советник Мэнмо переоценивает ее. Если хотите, чтобы нашла, чем его отравили — эта Дун постарается и без ваших угроз.
— Этот старейшина очень хотел бы, чтобы печали императора разрешились, — Демон Снов сделал шаг и снова оказался рядом со мной. На сей раз он сотворил запах, тяжелый дух горьковатых благовоний. Я закаменела, но не отступила. Он и так в моем сне, не нужно быть вежливой и давать старику больше пространства. — Ты могла бы стать к нему чуткой и нежной, могла бы направить на верный путь. А может быть, могла бы зародить привязанность к нему в черством сердце Шэнь Цинцю.
Серьезно? Все ради этого?!
— Я лучше буду видеть каждую ночь кошмары, — совершенно искренне ответила я. Не удержалась и добавила. — Господин советник на склоне лет решил заделаться свахой?
Он возмущенно фыркнул.
— Будто на то есть моя воля! Но если так продолжится, рано или поздно он снова возьмется за меч и сойдет с ума окончательно. Ему нужно смотреть вокруг, разбираться с комом дворцовых проблем, с заговором и ядами, а он думает только о том, чтобы заполучить человека, которому плевать на него! Может, ты, девчонка, и не понимаешь, насколько ужасны будут последствия, если он продолжит, а я вот понимаю отлично! Ему нужно излечиться от одержимости — или утолить ее.
— Я повторюсь, — я начинала от него уставать. — Вы ведь просто боитесь лишиться сытной кормушки. Давите то на жалость, то на мое чувство логики, путаетесь, кидаетесь словами и начинаете угрожать. Будто непоследовательность и безумие передаются через сны, и супруг-император давно вас заразил.
— Тебе не понять.
— Да, и я вовсе не хочу понимать вас. Вы можете мучить меня детскими кошмарами, можете держать в царстве снов, хотя вряд ли супруг-император одобрит ваше самоуправство, но вы всего лишь старый паразит, советник Мэнмо.
— Ты пытаешься оскорбить меня, девочка?
— Вовсе нет. Ваша суть сейчас — паразитическая. Вам конец, если с супругом-императором что-нибудь случится. Вот вы и паникуете.
— Ты могла убить его вчера, — он отступил на шаг, взмахнул руками, и комната в Покоях Тишины возникла перед нами. Ло Бинхэ сидел в кресле с залитым кровью лицом, я — плохо причесанная девушка в сине-сером платье — склонялась над ним с пинцетом и иглой, а Шэнь Цзю за столом делал вид, что крайне занят. Глядя со стороны, я видела, как он следит за нами, настороженно и чутко. Если бы были кошачьи уши, прижимал бы к голове.
У меня было бледное сосредоточенное лицо. Ло Бихнэ хмурился, хотя я ему запрещала.
— Могла, — согласилась я. — Но я не убийца. А мастер Шэнь решил не рисковать, он не идиот. Даже без регенерации священного демона супруг-император сильнее прочих. С ним все будет в порядке, советник Мэнмо.
— Ты совсем не любишь его, — с удивлением заметил Демон Снов. Комната растаяла, и туман заклубился вокруг, постепенно формируя очертания беседки. Я отвернулась, уже зная, что увижу, и натолкнулась взглядом на то же самое. Мы уже не трахались, поправляли одежду, не глядя друг на друга. Ну надо же, я так жалко выглядела… Ло Бинхэ казался скорее потерянным, чем довольным.
— Обычно женщины восхищены им, боготворят его или хотя бы благодарны. А в твоем сердце в самом деле больше нет ему места. И ты такая не одна. В последнее время что-то происходит в императорском саду, — советник Мэнмо обошел меня по кругу. — Я брожу по краю снов, и там, где раньше цвели весенние цветы, теперь дуют сухие ветры или бушуют грозы. Это началось с тех пор, как он прогулялся по иному миру. Я смотрю за ним и вижу, как рассыпается прахом его влияние. Он по-прежнему силен. Но с каждым днем он все меньше владеет вашими помыслами.
— Может, мы все поумнели в его отсутствие, — огрызнулась я, хотя его слова что-то затронули во мне. В самом деле, может, старый демон в чем-то и прав. Мне все больше кажется, что Ло Бинхэ теряет контроль над своей империей так же, как над самим собой, хотя я вижу лишь обмылки, слышу лишь оговорки.
Советник Мэнмо остановил свои кружения и опять по-стариковски вздохнул.
— Он провалился в параллельный мир после того, как на тебе женился. Удивительно несчастливая карма! Или, может… в чем дело?!
Он вдруг заозирался, суматошно взмахнул рукавами.
Я хотела было спросить, но не успела — проснулась как-то разом, в удивительно неудобной позе. Рука затекла, стоило повернуться на спину, и в пальцы впилась сотня крошечных игл, одеяло сбилось комом, а простынь сползла до самого пола.
Задавив стон, я села, растирая запястье и предплечье.
Шэнь Цзю крепко спал. В комнате густились предрассветные синие сумерки, в погасших «ночных жемчужинах» тут и там вспыхивали одинокие блеклые искры.
Было тихо. Потом в отдалении мне почудился смутный грохот, от которого дыбом встали волосы. А может, просто показалось, отголосок сна?
Предчувствие заставило меня выбраться из постели, накинуть халат, сунуть ноги в теплые сапоги. Мне казалось, я блуждала в тумане насланного сна несколько часов, на деле прошла едва ли стража.
Затянув пояс, я прокралась к двери, не желая случайно разбудить братца. Выглянула наружу. Все как будто тихо, только стражи у теплицы не видно, зимний сад будто вымер и оделся траурным платьем. Остролист и кусты самшита, и горбатый мостик чуть поодаль, темная вода озера, полнящаяся никогда не замерзающим горячим ключом.
Далекие, на грани слышимости, крики будто пришли из глубины моего сна. Женские голоса, ну так и я во внутреннем дворце, в самых что ни есть императорских садах…
Над верхушками деревьев разливалось розоватое зарево. Я сощурилась. Слишком рано для рассвета, разве нет?
Снова раздался грохот, и далекое гудение, теперь уже отчетливое, прислушавшись, я различила неразборчивый шум. Покои Тишины находились слишком далеко от основных построек.
Не позволив себе задуматься, я сложила печать, кое-как взобралась на послушно подлетевший Хэпин и осторожно поднялась в воздух. Мороз тут же пробрался под слишком тонкую одежду, зато, наконец, стало видно вдаль.
Рассвет был ни при чем. Горел дворец императора.