Хребет
18 июня 2023 г. в 10:35
Нам выделили шатер рядом с командирским, где уже ждала полная бадья, обвешанная талисманами, а на простенькой бумажной ширме рядом висел ворох желто-золотой одежды адептов Цветочного Дворца.
— Ты первая, я за тобой? — благородно предложил Бинхэ. Я хмыкнула и не отказалась. С наслаждением, ничуть его не стесняясь, стянула с себя все до последней мокрой нитки и влезла в горячую воду. На скамеечке рядом кто-то заботливый устроил жесткое солдатское мочало и кусок мыльного корня. Никаких тебе масел и притираний Внутренних Покоев, никаких снующих вокруг служанок и демонов-моховиков (ох, надеюсь, они тоже в порядке, за столько времени я порядком к ним привыкла, и братцу Шэню они нравились…). Не то, чтобы я жаловалась.
После тоскливого плена, купания в холодном озере и выматывающего, до капли выпившего всю мою ци путешествия по земле и небу я ощутила себя не меньше чем в благословенных садах Небесного Царя.
Ло Бинхэ тоже разделся, оставил лишь нательные штаны и деревянным гребнем принялся разбирать кудрявое месиво волос.
В шатер сунулся совсем молоденький мальчишка, видимо, приставленный предприимчивым генералом к императору в услужение. Тут же упал на колени.
— Государь император желает помощи?
Я села в бадье так, чтобы над бортиком оставались только глаза. Не то, чтобы чего-то стеснялась, просто… не хотелось бы создавать неловких ситуаций.
Мальчишка старательно не отводил взгляд от земляного пола.
— Расчеши мне волосы, — велел император. Потом вспомнил про меня, вскинул брови. — А-Мин, смутит ли тебя слуга? Он не посмеет поднять глаз.
— Пусть император задвинет ширму, — буркнула я. Ло Бинхэ хохотнул, но послушался.
Пока юноша, обмирая и заикаясь от страха, воевал с его кудрями, расхваливая красоту и густоту венценосной шевелюры, я прополоскала и собрала в узел собственные волосы, спокойно домылась, вытерлась отрезом застиранного, но чистого льна и натянула на себя очередное мужское платье, линялое на локтях и с укороченным подолом, зато, на удивление, пришедшееся почти впору.
— Не смей это трогать! — вдруг не своим голосом рявкнул Ло Бинхэ. Судя по звукам, что-то отлетело в сторону, мальчишка залепетал, едва ли не рыдая от ужаса.
— Недостойный сожалеет, сожалеет!.. коса под зажимом в чудесных волосах императора превратилась в колтун, недостойный лишь хотел!..
— Не смей трогать косу, — чуть спокойнее повторил Ло Бинхэ. Я прислушивалась с вялым интересом.
Мальчишка снова забормотал извинения, всхлипывая, но императора, кажется, отпустило. Незаметно я тоже перевела дух.
Горячая вода превратила мышцы в кисель, и теперь больше всего на свете хотелось рухнуть в постель и проспать не меньше трех страж подряд. А лучше все шесть.
Но спать не полагалось, и я уступила Ло Бинхэ бадью. Зеленовато-серый от ужаса мальчик остался со мной нос к носу, поспешно снова рухнул на колени.
— Благонравная госпожа! Угодно ли госпоже что-нибудь в ожидании государя?
— Как тебя зовут? — для начала спросила я.
Он сглотнул.
— Ничтожный — рядовой Вэй Тан, благонравная госпожа.
Император шумно плескался и фыркал за ширмой, ни дать ни взять — большая псина.
— Ну а я — Дун Сяомин, — я подавила желание потрепать его по пушистым, еще по-детски мягким волосам. Бедный мальчик, не повезло же ему тронуть эту глупую косу. Теперь наверняка гадает, сохранит ли Ло Бинхэ ему жизнь, и я не настолько хороший человек, чтобы утешать его и просить императорской милости. Буду надеяться, супруг-император умерил свою беспримерную мстительность, колтун-то остался на месте. — А угодно мне зеркало, если можно его здесь достать.
Надо же понимать, насколько все плачевно. За время, проведенное во дворце, я, оказывается, привыкла смотреться в зеркала и выглядеть пристойно.
А-Тянь потратила на это уйму сил и теперь бы собой гордилась.
Пока рядовой Вэй Тан отправился добывать зеркало в солдатском лагере, я заглянула Ло Бинхэ за ширму и прочистила горло.
— Кхм, позволено ли этой Дун задать вопрос?
— Задавай, — великодушно махнул рукой супруг император. Он с такой силой растирал мочалом панцирь грудных мышц, что краснела холеная кожа. Я проследила взглядом хвостик шрама на скрытом бортом бочки животе. Так и не зажил.
— Про восстановление золотого ядра генерала Гунъи… супруг-император говорил всерьез?
— А что такое? — он приподнял брови. — Впрочем, я еще не решил, достоин ли этот А-Сяо моей милости…
— А то, что эта Дун не способна на такие вещи! Вернуть киноварное зерно из ничего вообще невозможно, ни одна теория не описывает такой процедуры!
— Невозможно? И лекарь Дун ничего не сможет придумать даже вместе с великим мастером Му Цинфаном?
— Эта Дун… не уверена, но очень вряд ли, — была одна задокументированная операция, очень сомнительная, описывающая пересадку ядра от заклинателя к заклинателю, но подлинных свидетельств ее успеха не сохранилось, а сам протокол больше напоминал разрозненные дневниковые записи. В поисках идей касательно возвращения утраченной плоти я наткнулась на них в императорской библиотеке. Но рассказывать об этом я не собиралась.
— В любом случае, — Ло Бинхэ не выглядел сколько-нибудь впечатленным или раздосадованным. — Я всегда смогу сказать, что А-Сяо сделал недостаточно для императорского прощения.
— Или научиться не разбрасываться бахвальными обещаниями, — не удержалась я. — Тем более о вещах, в которых государь император ни гуя лысого не смыслит.
— А-Мин снова злится на меня, — удрученно вздохнул Бинхэ. Театральным жестом прижал ладонь к мокрой розовой груди. — Я задет и смущен. Как мне искупить вину?
— Прекратить паясничать, — пробормотала я себе под нос. Он, впрочем, услышал и коротко рассмеялся.
Я слишком устала, чтобы всерьез злиться.
Шатер генерала Гунъи мало чем отличался от того, который отвели нам. Походная постель, сундук, раскладной стол, ровные стопки рисовой бумаги, половина явно для талисманов, половина испещрена загадочными расчетами и схемами.
Нам принесли подушки, еще один столик и даже вполне приличный чайный набор.
Генерал поприветствовал императора поклоном, передо мной коротко склонил голову.
— Мой государь Ло, благонравная госпожа.
— Ну, полно-полно. Разливай чай. Кстати говоря, запамятовал. Му-шишу передает А-Сяо наилучшие пожелания, — осклабился в ответ Бинхэ.
Генерал вздрогнул. Едва заметно, я бы не обратила внимания, если бы специально не разглядывала его с повышенным вниманием. Императорской женушке ведь позволено немного праздного любопытства, верно?
Желтое золото одежд Цветочного Дворца делало его загорелое, слишком взрослое лицо еще темнее, от уголков глаз разбегались морщины, неведомые заклинателям, глубокая складка навсегда прорезала лоб. Теперь, в свете бумажных талисманов, висевших, как водится, целыми гирляндами вдоль тканевых стен, я хорошо разглядела раннюю седину, подсолившую черноту волос на висках. Генерал Гунъи Сяо больше не был заклинателем, и тот же мастер Му показался бы рядом с ним на первый взгляд юношей.
— Не понимаю, о чем государь ведет речь.
— Думаю, А-Сяо все прекрасно понимает, и государь этому очень рад, — с этими словами Ло Бинхэ по-простецки плюхнулся на подушку, небрежно скрестил ноги. — Садись, А-Мин, не стой столбом.
По правилам, это мне полагалось наливать ему чай. Не говоря уж о том, что сидеть за одним столом с супругом и его генералом не позволял жене даже самый высокий ранг. Но Ло Бинхэ совершенно не волновал дворцовый этикет, он вообще, кажется, начисто позабыл то, что сам некогда напридумывал и вычитал в старых хрониках о прежних порядках.
Так что мы расселись как равные и все выпили чаю. Двое рядовых принесли закуски, какие-то рулетики из рисового теста, в кунжутной посыпке. Есть их полагалось руками, я попробовала штучку — съедобно, хоть и пресно.
— Ужин подадут позднее, — спина у генерала была идеально-прямой, голос — ровным, равно почтительным и уверенным. — Этот Гунъи сожалеет, но мясо не будет жариться быстрее даже ради его императорского величества.
— Ради горячего жареного мяса не трудно и подождать, — и вновь Ло Бинхэ не обратил внимания на скользнувшую в словах непочтительность. — Пока нам с А-Мин довольно будет и чая.
— Этому Гунъи позволено спрашивать?
— Разумеется, этот Гунъи может задать нам любые вопросы.
— Император решил посетить хребет Тяньгун лично по некоей причине? Или просто странствует?
— И то, и другое, — император пожал могучими плечами. Босяцкий жест, от которого я сама не могла никак отучиться. — А-Сяо ведь все хорошо известно о дворцовых неурядицах, верно? Ну-ну, не делай такое лицо, я знаю, вы с А-Хуа до сих пор ведете переписку… да брось! Хотел бы я казнить вас обоих, давно бы казнил! Верно я говорю, А-Мин?
— Супруг-император милостив, — пролепетала я, потупив взор. Ло Бинхэ наградил меня насмешливым взглядом.
— Нет нужды изображать почтение перед человеком, который почитает меня еще меньше, чем ты. Если б А-Сяо не думал, что отец этого достопочтенного Ло тысячекратно хуже, и если б А-Хуа не любила бы этого Ло хоть немного, мы бы не говорили с А-Сяо сейчас.
— Эта Дун почитает супруга-императора согласно его бесчисленным добродетелям.
— Иными словами, ни во что не ставит.
Я промолчала, и Ло Бинхэ с подозрительно довольным видом отправил в рот целый рулетик.
— Благонравная госпожа Дун — лекарь? — очень вежливо поинтересовался генерал Гунъи, воспользовавшись паузой.
— Лекарь, — подтвердила я. — Эта Дун была личной ученицей мастера Дун Пина и старшим лекарем в клане Шу Дун.
— Этот Гунъи счастлив принимать госпожу, пусть условия лагеря весьма скромны.
— Госпоже не привыкать к скромным условиям.
— И все же походная жизнь не к лицу благородной даме.
Про себя я хмыкнула. Это он так завуалированно обозвал меня измученной страховидлой? Спасибо, я в курсе. Да, старое медное зеркало рядовой Вэй Тан все же добыл, и теперь я хорошо знала, сколь печальное зрелище являю собой.
Вообще-то, генерал смотрел на меня с легкой брезгливой неприязнью.
Ло Бинхэ прикончил еще два рулета, утер рот рукавом.
— Ну что ж, раз вы познакомились, а мясо еще не принесли, расскажи-ка, А-Сяо, как продвигаются дела с хребтом. На первый взгляд все чудесно и едва ли не первозданно.
— Мы уже закончили с ландшафтом и теперь занимаемся обустройством пиков по рисункам, предоставленным государем, — поморщившись, отчитался генерал. — Демонические камни государя позволили воссоздать хребет таким, каким он был до разрушения, но с рукотворными строениями и работать приходится вручную.
— Демонические камни? — заинтересовалась я. Помнится, кто-то в гареме болтал о важной миссии генерала Гунъи, которого отправили к разрушенной школе Цанцюн с маленькой армией и «мешком артефактов».
Генерал скривил губы.
— Пришлось постараться, чтобы достать их, — охотно пояснил Ло Бинхэ. — Мы с Мобэем снова спустились в Бесконечную Бездну, где убивали безглазых панцирных драконов-шестиногов одного за одним. Камни находят у них в желудках, но не каждый дракон-шестиног их образует, так что потрудились мы на славу!
— Они для, э-э… возвращения рельефа и ландшафта? — всего лишь демонические камни? Звучит не слишком-то правдоподобно. При случае я твердо вознамерилась вызнать больше.
— Что-то вроде того. И наш генерал Гунъи отлично справился с ними, на первый взгляд. Конечно, я все проверю лично, и все-таки… — Ло Бинхэ многозначительно замолк.
Генерал склонил голову.
— Этот благодарен за высокую оценку его скромных трудов.
Я задумчиво пригубила остывающий чай. Чтобы человеку обращаться с демонической энергией, с камнями ли или с другими вещами, ему пришлось бы обратиться к темному пути. Темный путь непоправимо уродует заклинательское ядро, и генералу Гунъи, можно сказать, даже повезло, что у него нет теперь никакого ядра — темная ци течет по его каналам, не встречая препятствий.
Не для того ли император сохранил ему жизнь? Говорили ведь, заточение и опала не кончатся ничем иным, кроме тысячи порезов.
Догадка пронзила меня внезапная и случайная, как укол ученической иглой.
Я замерла, держа у рта чашку.
Темный путь уродует ядро, оставляет на духовных каналах рубцы, будто шрамы, нарушает ток совершенствования… а если темным путем пойдет некто, чье ядро сформировано не до конца или вовсе в самом начале сплетения, не может ли этот самый темный путь стать причиной глубинного изъяна?
Такого, что даже если заклинатель отвернулся от кривой дорожки и после долгие годы совершенствовался правильно, рубец остается на месте? Ошибившись однажды, расплачивайся всю жизнь.
Подобные «рубцы» наверняка создают кучу проблем, особенно в начале пути к бессмертию.
Какова же должна быть человеческая воля, чтобы, несмотря на сложности, бессмертия все же достичь? Да еще и так справиться с изъяном, что даже великий мастер Му ничего не способен будет сказать о причинах стародавнего нарушения?
Я бы сама ни за что не догадалась, если бы не случайное стечение обстоятельств, и если бы не думала, разумеется, о братце Шэне каждое свободное мгновение где-то в подсознании.
Ох, братец Шэнь, братец Шэнь… можно ли это вылечить?
— А-Мин, что-то случилось? — Ло Бинхэ подозрительно деликатно коснулся моего рукава. — У тебя странное лицо.
— Эта Дун просто очень устала, — вздохнула я. Убрала руку, расправила невидимую складку на желтом шелке. — Все в порядке.
К счастью, двое рядовых генерала Гунъи принесли, наконец, мясо, в самом деле прекрасно приготовленное с диким рисом и ростками молодого бамбука. Мне показалось, я в жизни не ела ничего вкуснее.
Ло Бинхэ тоже оголодал, а генерал не спешил отвлекать императора от трапезы, потому разговор за столом сам собой затих.
После государь объявил, что проинспектирует хребет завтра, а нынче собирается отойти ко сну вместе со своей благонравной супругой.
Генерал снова поглядел на меня с брезгливой злобой, и оставалось лишь гадать о причинах такой неприязни.
Не то, чтобы мне было интересно. Хотя теперь я бы в самом деле хотела заняться его золотым ядром, точнее, повнимательнее изучить остатки духовных каналов и влияние на них темной ци, выжать из пациента все, что можно.
Кто знает, может, вдвоем с мастером Му нам в самом деле удастся что-то придумать? Что-то такое, что поможет исцелить духовный изъян братца Шэня?..
Так, предаваясь усталым мечтам, я вернулась в шатер вместе с Ло Бинхэ.
Нам успели постелить кровати, целомудренно разгороженные той же бумажной ширмой, и супруг мой даже не стал никак это комментировать. За что я, признаться, была ему благодарна.
Сомневаюсь, что выдержала бы еще одну шуточку о парном совершенствовании.
Сил у меня хватило только снять верхнее ханьфу и сапоги, проверить, не случилось ли чего с флакончиками в рукаве (я заблаговременно переложила их из одолженного Му Цинфаном платья в новое).
Наша старая одежда, к слову, стопкой лежала на сундуке, вычищенная и высушенная.
— Спокойной ночи, А-Мин, — пропел Бинхэ сладким голосом. Точнее, попытался, но под конец зевнул. За бумажной перегородкой я видела его мощный широкоплечий силуэт и, пожалуй, впервые не сомневалась, смогу ли заснуть в его присутствии.
— Спокойной ночи государю императору.
— Ах, опять ты холодна и вежлива! Ты ранишь меня все глубже!
На это я не ответила. Соломенный солдатский тюфяк показался мне мягче пуха. Конечно, кто знает, не переметнется ли генерал Гунъи снова, не выдаст ли нас Тяньлан-цзюню, пока мы здесь спим, не решит ли зарезать во сне императора и меня заодно… мне было откровенно плевать.
Пусть Ло Бинхэ, в конце концов, переживает об этом! Должна же быть настоящая польза от его удачи!
В этот раз я совершенно не удивилась, оказавшись посреди бамбука, на теплом ветру. Рощу укрывала прозрачная тень горных вершин, под ногами стелился туман, а небо было рассветно-розовым, нежным, почти хрустальным. Неведомая (хотя почему неведомая?) сила тянула меня вперед, по узкой тропинке, туда, где заросли становились реже.
Я пошла. Я была одета в привычное серое ханьфу клана Дун, на поясе висел Хэпин, сгинувший в лагере бунтовщиков.
Во сне знакомая рукоять легла в ладонь шершавым теплом. Я сглотнула неожиданно подступившие к горлу слезы и зашагала быстрее. Потом побежала. Стебли бамбука замелькали перед глазами, я выскочила на поляну, едва не оскользнулась на каменистом берегу холодного ручья.
Не знаю, откуда я знала: текучая вода соединяла полотна двух снов, мой и чужой, словно шов соединяет лоскуты разошедшейся кожи.
Из рощи на другом берегу одновременно со мной стремительным шагом вылетел человек в темно-зеленом ханьфу, расшитом белыми цветами. Его гладкие блестящие волосы вились за ним широкой волной.
— Сяомин! Какого гуя ты позволила этой ебливой твари тебя утащить?!
Во сне, как всегда, он не выбирал выражений. Я всхлипнула и рванула через ручей. Вода не намочила моих сапог.
Не спрашивая разрешения, мы вцепились друг в друга, я запрокинула голову, глядя Шэнь Цзю в ледяные зеленые глаза.
— Ты в порядке. Император говорил, что ты в порядке.
— И ты в порядке. Эта гребаная тварь поклялась мне, что с твоей головы волоска не упадет.
— Ты пообещал ему что-то?
— Успокойся, этот Шэнь не дурак. У меня все под контролем, сестрица. Это ты у нас в демонической заднице.
Я не выдержала, рассмеялась и вжалась лицом в его острое плечо. Шелк ханьфу пах чернилами, бамбуком и чаем. Я дышала и не могла надышаться этим запахом.
Узкая прохладная ладонь прошлась по моим волосам, погладила спину раз, другой. Братец Шэнь издал едва слышный звук, слишком громкий выдох, облегчение пополам с раздражением.
Взять себя в руки получилось ценой колоссального усилия. Я отстранилась, не выпуская его из объятий.
— Это точно ты?
Он закатил глаза.
— Я положил в твою сумку тот особый нож, которым мы оба хорошо владеем. А эта женщина — точно Дун Сяомин?
— Я не сразу догадалась принести тебе фонарь. И не знала твоего имени, когда вошла в подземелье.
— Сомнительные факты, Ло Бинхэ мог бы их знать. Но засчитано, — он ухмыльнулся, и я, не сдерживаясь, ухмыльнулась в ответ. — От этой отрыжки белоглазой собаки стоит ожидать чего угодно. Он в самом деле не тронул тебя?
— Если не считать того, что благодаря ему я вообще оказалась за тысячи ли от дворца, побывала в плену у бунтовщиков и…
— Да, он рассказывал что-то такое, — скривился братец. — Теперь расскажи ты. Все подробно.
— А ты расскажешь мне, как ты там, во дворце.
— Но ты первая.
Я вздохнула. Спорить с ним не хотелось. Я слишком боялась за него и слишком скучала, чтобы теперь разводить бессмысленные склоки.
Сцепив руки, как когда-то, в первом общем сне, мы устроились прямо на земле, соприкасаясь плечами и коленями. Во сне братец Шэнь вел себя куда более несдержанно, к этому я уже привыкла.
Стебли бамбука потянулись в небо за нашими спинами, окружая зеленоватой кружевной тенью. Они выросли за полвдоха, и так, чтобы нам удобно было о них опереться.
Братец поморщился.
— Хватит подлизываться, звереныш! Я и так не забываю, что ты слышишь здесь каждое мое слово!
— Думаешь, он следит за нами?
— Пф! А ты что же, думаешь, эгоист вроде него способен создать нам милый уютный сон и удалиться восвояси?!
Я так не думала и покачала головой. Вот лишнее напоминание, что нужно быть осторожными в словах. Ло Бинхэ совсем не такой дурак, каким иногда прикидывается, к сожалению, и никто не знает, как он поведет себя в следующий миг.
Так что я коротко и аккуратно пересказала свои приключения, отпуская детали и догадки. Шэнь Цзю слушал, не перебивая. Только однажды, на появлении мастера Му, поджал губы.
— Так и знал, что он жив и без него не обошлось.
— Ты говорил, он не так уж плох?
— Когда он был моим шиди, — братец рассеяно разгладил на колене и без того идеально лежащую складку ханьфу. На меня он не смотрел, но крепко держал за руку. — Мне казалось, мы уважали друг друга.
— Он говорил о тебе, мне показалось, с горечью и сожалением.
— Что с них толку? И какого гуя вы вообще меня обсуждали? Не терпелось поделиться лекарскими достижениями с кумиром?
— Эй! Я ничего такого ему не рассказала! Мастер Му и сам неплохо осведомлен, между прочим.
— В этом я и сам не сомневался. Му-шиди всегда знал больше, чем говорил. Чего у вас, лекарей, не отнять, так это умения держать язык за зубами. Но это все потом, сейчас лучше расскажи, где вы сейчас?
Я замялась. С другой стороны, если бы Ло Бинхэ не хотел, чтобы я рассказывала о вновь воссозданном хребте, не позволял бы мне увидится с братцем. Император же не мог рассчитывать, что я промолчу?
— Ло Бинхэ притащился в место, э-э… где раньше, как я понимаю, находилась школа братца Шэня. Братец ведь знает, что раньше он отослал сюда опального генерала Гунъи с солдатами и демоническими камнями?
— Слышал что-то такое, — судя по всему, не просто слышал, но и прекрасно представлял, что это может значить. Лицо его приобрело на миг мечтательно-болезненное выражение. Он тряхнул головой, прогнал сантименты. — …какие они теперь? Двенадцать пиков?
— Зеленые, — честно ответила я. — Полные жизни. Здесь как будто уже поздняя весна, а не ранняя, и ци течет так плотно, что с непривычки кружится голова. Солдаты генерала Гунъи и он сам вроде бы должны воссоздать павильоны вашего ордена.
— Псина решила вернуть к жизни точный призрак былых лет? — Шэнь Цзю неприятно усмехнулся. — На что, интересно, он рассчитывает?
Вопрос был задан в пространство, и мне показалось, бамбуковые листья оскорбленно прошелестели в ответ. Впрочем, у Ло Бинхэ хватило ума никак больше себя не проявить.
Шэнь Цзю досадливо цокнул языком.
— В любом случае, это бессмысленная трата ресурсов. Лучше бы он раз и навсегда разобрался с собственной семейкой. Тем более, ты говоришь, гуев черный меч теперь у Тяньлан-цзюня? Отродье даже не подумало мне о том сказать!
— Тяньлан-цзюнь и Чжучжи-лан не могут воспользоваться им для разделения миров, пока не разрушат связь клинка и императора.
— Да уж, на наше счастье наш император такой идиот, что позволил темному мечу прорасти в себя до основания. Будь иначе, мир уже снова рухнул бы в хаос, на сей раз в разделенный.
— Ты тоже считаешь, что план Тяньлан-цзюня безумен?
— Я считаю, демоны по природе своей безумны, а тем более — демоны, одержимые жаждой мести, — он усмехнулся снова, еще более желчно. — По части демонической мести я большой специалист. Ты так не считаешь?
Я хихикнула со странным сюрреалистическим чувством. Какова сила воли этого человека, если спустя такой короткий срок он уже мрачно шутит на тему своих нечеловеческих страданий?
Хорошо, что он оправляется. Хорошо. Но одновременно жутко.
По понятным причинам говорить откровенно мы не могли, потому рассказ Шэнь Цзю вышел еще короче моего.
— Императорская печать в самом деле оказалась рабочей. Пришлось разгребать все то дерьмо, что звереныш и заговорщики оставили после себя, и от завершения эта уборка еще очень далека. Инъин под домашним арестом, твоя дорогая подружка Минъянь и эта вульгарная демоническая тварь Хуалин оказались на удивление толковыми, с ними можно работать, хотя обе терпеть меня не могут. Демоницу я отослал на юг, она клялась собрать под свою руку верные племена, что не примкнули к ее отцу. Я не верю ни единому ее слову, но Лю Минъянь и ее люди так настойчиво меня убеждали, что я махнул на них рукой. Судя по донесениям, не прогадал. Что еще? Будь я проклят, если доверю Хуань Чуньхуа хотя бы чай заваривать. Дворцовый гарнизон держит Ян Исюань, дуболом, зато предан зверенышу до последнего вздоха, если б еще не бегал лизать руку владыке востока, этой скользкой гниде. К счастью для звереныша, владыка востока не заинтересован в Тяньлан-цзюне, его интересы пока совпадают с интересами императора. Зато владыка севера, тоже редкостный дуболом, кстати, ест с руки у Шан Цинхуа, а Шан Цинхуа по какой-то причине тоже меня поддержал.
— Разве дядя Мобэй-цзюня не поднял восстание в северной армии?
— Бунтуют только южане, — фыркнул братец Шэнь. — Не знаю, за что звереныш держит девицу Ша в совете, но ее отец имеет в ее землях куда больше власти, чем она сама. Мобэй-цзюнь, может, и туп, как пробка, но, хвала небесам, у Цинхуа нашлось достаточно мозгов, чтобы навести порядок. Насколько я понял, даже генерал Гунъи оказался куда разумнее, чем мне казалось.
— Не могу представить, почему Ло Бинхэ ему доверяет, — пробормотала я. — Мне кажется, я чего-то не понимаю. Генерал Гунъи, мастер Му, Цветочный Дворец…
Шэнь Цзю едва заметно нахмурился.
— Главное, смотри в оба глаза. Звереныш обещал, что с твоей головы не упадет ни волоса, но цена его слова нам хорошо известна.
Император Ло лжет легче, чем дышит, я знаю. Вокруг слишком много вопросов, и каждый у подножья трона преследует свою цель. Мне пока даже не удалось узнать, чего именно хочет братец Шэнь, что уж тут говорить об остальных… хотя братец, смею надеяться, умнее большинства окружающих нас интриганов.
— А что с теми, кого супруга Нин обвинила в заговоре?
— С Инъин вообще отдельный разговор, не здесь и не сейчас, — Шэнь Цзю красноречиво приподнял брови. — Но могу тебе сказать, что во дворце не осталось предателей трона. Пришлось самому полоть сорняки, меня не так просто убить во сне, но проще, чем звереныша, к сожалению. Так что я о себе позаботился.
Ну да, печать ведь действует на тех, кто в самом деле верен Ло Бинхэ, так? А значит, чтобы обеспечить себе прочную позицию, братцу волей-неволей пришлось наводить порядок в этой клоаке заговора, Цветочном Дворце.
В которой раз я подумала, что Ло Бинхэ — редкостная скотина, но все-таки в самом деле не дурак. К несчастью.
Шэнь Цзю, впрочем, выглядел скорее довольным. Его острому уму, должно быть, доставило мстительную радость распутывать клубки подковерных интриг и карать виновных.
Интересно, Ло Бинхэ не думал, что обладая властью, братец может настроить дворец против него самого? Повод у него имеется колоссальный.
Или, может, как раз думал. Потому и потащил меня с собой, не столько ведомый «императорской интуицией», сколько как заложницу?
В который раз я подавила в себе вспышку мгновенной всепоглощающей злобы.
У меня слишком мало информации, и во сне я не могу спросить Шэнь Цзю прямо.
Что ж, подождем, когда мы все окажемся во дворце. Будем действовать по ситуации. По крайней мере, Шэнь Цзю не соврал мне — позаботиться о себе он, кажется, действительно может.
Пауза затянулась, братец тоже о чем-то глубоко задумался. Моей руки он так и не выпустил, и я сама крепко сжимала его пальцы. Это было естественней дыхания.
— А… что там с А-Тянь?
Он взглянул на меня из-под ресниц.
— Все с твоей служанкой в порядке. За ней присматривают комнатные девушки Лю Минъянь и этот молодой лекарь из врачевальных палат.
— Се Юань?
— Кажется, так. Вьется вокруг твоей служанки как слепень. Я приказал вырвать ему язык, если посмеет сказать девчонке что-нибудь дурное о благонравной супруге Дун.
Я нервно рассмеялась.
— Надеюсь, ты шутишь!
— А что, похоже? — он приподнял бровь. — Сопляк омывает ноги главному лекарю, главный лекарь — человек Сяо Гунчжу, Сяо Гунчжу знает, что тебе дорога твоя девчонка. Думаешь, она не захочет мелкой мести? Это было бы в ее духе.
— У меня голова кругом, — пассаж отдавал некоторой паранойей, но об этом говорить я не стала. — Спасибо, что не забыл о Чжу Тянь, братец Шэнь.
— Возможно, она еще принесет мне пользу, — фыркнул он, но я-то видела, что польза тут точно не при чем.
Я положила голову ему на плечо, и спустя пару долгих вздохов и одно закатывание глаз он прижался щекой к моей макушке.
— Как ты себя чувствуешь, братец? Руки и ноги хорошо тебе служат?
— Не хуже языка и глаза, — обтекаемо ответил он. — Тебе придется заставить звереныша побыстрее тебя вернуть, чтобы ты смогла лично все проверить.
— Эта сестрица очень постарается. Эта сестрица… скучает по Шэнь Цзю. У нее сердце не на месте.
— Так пусть сестрица призовет свое сердце к порядку. Пустые тревоги отравляют разум и нарушают равновесие ци.
Я только согласно хмыкнула. Теплая покойная нега навалилась мне на плечи.
Я просыпалась медленно, наслаждаясь каждой отдохнувшей жилкой в до скрипа отмытом вчера теле. Под шерстяным одеялом было тепло, в шатре пахло чаем и рисовыми лепешками. За ширмой не было движения, сколько бы я ни прислушивалась.
Пришлось встать и почти без удивления обнаружить пустую постель Ло Бинхэ. На складном столе нашелся поднос с двумя чашками чая, чистой и с остатками листьев, и ополовиненное блюдо пышных баоцзы.
В животе заурчало. Нет, положительно, инедия — не моя стезя.
Наскоро прикончив завтрак, я привела себя в порядок, снова проверила флакончики в рукаве, опоясалась безымянным трофейным мечом и выглянула наружу.
Давно рассвело, и лагерь не спал. На наш шатер, видно, кто-то заботливо накинул полог тишины, потому что бодрый армейский шум, полный лязга и выкриков, обрушился на меня в одночасье.
Солдаты Гунъи Сяо сновали туда-сюда с тележками и свежеструганными досками, кто-то стремительно носился на мечах, кто-то, взмыленный, бегал на своих двоих. Ржали вьючные лошади, где-то в отдалении полузнакомо гудели транспортные талисманы, редкая и дорогая штука.
Ну правильно, должны же они как-то перемещать весь этот строительный хаос на горные вершины.
Генерал, кажется, не соврал. Работа у него шла полным ходом, слаженная и спорая. Прибытие императора явно не слишком повлияло на местный график.
Осталось выяснить, где гуи оного императора носят.
Заправив челку за ухо и преисполнившись решимости, я направилась на разведку.
Лагерь работал и жил как единый организм. Запахи стружки и смеси для скрепления камня мешались с горьковатой киноварью, оружейным маслом, прибитой к земле черноземной пылью и аппетитными ароматами походной кухни: кажется, жарили рис с шалотом и вездесущим бамбуком. Хотя я плотно позавтракала, все равно сглотнула слюну.
На меня мало кто обращал внимания, а кто обращал — поспешно кланялся.
— Благонравная госпожа! С добрым утром!
— Где эта госпожа может найти супруга-императора?
Солдаты путались в показаниях. Государя видели то ли у дороги, то ли у подножия хребта, то ли вообще на тренировочной площадке. Смотрели на меня с любопытством, и не удивительно: кажется, я была здесь единственной женщиной.
А еще здесь работали только люди и заклинатели, причем первые определенно подчинялись вторым.
Удивительный контраст после ставки Тяньлан-цзюня с его бессистемным смешением рас и полов.
Ло Бинхэ нашелся сам собой: спрыгнул с меча прямо передо мной, румяный и довольный, когда я уже порядком разозлилась и отчаялась.
— Не меня ли ищешь, дорогая А-Мин?
— Где супруга-императора носили гуи?!
— Ай-яй-яй, моя маленькая сердитая женушка по-настоящему зла! — он расхохотался. Я скрестила на груди руки.
— Эта Сяомин хотела поблагодарить супруга-императора за сон, но теперь, пожалуй, воздержится.
— Сердце А-Мин успокоилось? — осклабился Ло Бинхэ. — Учитель в порядке?
— Разве супруг-император не слышал каждое слово?
— Ах, А-Мин, — он оскорбленно прижал к груди ладонь. — Разве бы я посмел подслушать, как вы воркуете и поносите меня, трогательные в своем нежном единении?
Я скривилась. Каждый раз в его словах мне слышался отвратительный сальный намек. Воистину, хуже только памятные обвинения Сяо Гунчжу в прелюбодеянии с четвертованным калекой!
Ло Бинхэ понял мою гримасу совершенно верно и расхохотался. Золотой зажим снова сверкнул у него в волосах.
Я от души понадеялась, что с мальчишкой Вэй Таном все в порядке. Со вчерашнего дня я его так и не видела. Как бы половчее спросить?
— Ну да ладно, — отвеселившись, Ло Бинхэ похлопал себя по бедру. — Лучше скажи мне, дорогая А-Мин, не составишь ли мне компанию на прогулке? Я собираюсь досаждать А-Сяо инспекцией. Школа должна возродиться идеальной!
У меня было немало комментариев по поводу всей идеи в целом, расхода ресурсов и одержимости супруга-императора сомнительными проектами когда могущественные заговорщики во главе с его собственным отцом буквально стоят на пороге.
Но я промолчала. К стыду своему, мне было любопытно.
Правда, снова пришлось встать на меч. На сей раз Ло Бинхэ не стал меня опоясывать, и я была ему благодарна: не хватало еще позориться перед всеми людьми генерала Гунъи сразу.
Оказалось, после экстремальной спешки гораздо проще сохранять равновесие в обычном прогулочном полете. У меня даже почти не кружилась от высоты голова.
Первым делом Ло Бинхэ показал мне транспортировочную сеть: узор концентрических кругов у подножья самого низкого пика, куда вела хорошо утоптанная дорога.
Солдаты ловко правили повозками, чуть поодаль я с удивлением разглядела подобие рынка, маленького, но оживленного.
— Сюда с окрестных деревень стекаются торговцы, — объяснил Ло Бинхэ, заметив мой интерес. Мы парили рядом, едва ли не соприкасаясь рукавами, и ему не приходилось повышать голос. — Уж чего у Гунъи Сяо не отнять, так это организаторства. Он сам наладил снабжение, позаботился и о материалах, и о фураже, и о пайках.
— Разве вы не должны были все это учитывать изначально?
Император беспечно отмахнулся.
— На то он и генерал, чтобы продумывать мелочи! Ну что? Хочешь посмотреть, что продают?
Я отказалась. Транспортная система интересовала меня куда больше. Ло Бинхэ охотно рассказывал.
— Это Шан-шишу изобрел, сочетание знаков для транспортировки больших грузов. Уже давно, я тогда еще был, кажется, младшим учеником. Можно сказать, одна из секретных техник Цанцюн, А-Сяо — первый человек из сторонней школы, который узнал о ней.
— Разве для обращения с такими вещами не нужно золотое ядро?
— В том и штука, что нет! Достаточно простейших навыков работы с ци, половина солдат ими владеет! Здесь пришлось обустроить несколько полей, чтобы удобно было транспортировать материалы и людей на все двенадцать пиков. Раньше их соединял мост, но пока мы не придумали, как его восстановить.
— Значит, господин Шан тоже в курсе вашего проекта? — я спустилась чуть ниже. Сложное сочетание знаков и талисманов сплеталось в прихотливый узор, если смотреть сверху, но стоило подлететь поближе — распалось на отдельные линии, слабо синеющие в дневном свете.
— Ну разумеется. Когда-то лорд Пика Аньдин отвечал за снабжение всего ордена, никто лучше него не знает всех особенностей этих гор.
— Зачем вы это делаете? — я подняла на него взгляд. Ло Бинхэ завис чуть выше, солнце било ему в спину, ветер трепал края золотых одежд, и от его величавой красоты захватило бы дух… если б я не была с ним знакома.
Он смотрел на меня с веселой насмешкой.
— Разве ты не понимаешь?
— Уж разъясните недостойной.
— Ученик разрушил жизнь учителя, предал свою школу, какой бы она ни была, уничтожил все, что учителю было дорого. В силах ученика вернуть все на круги своя. Или хоть попытаться. Сотворить невозможное, ведь разве не невозможными почитают его деяния во всех Объединенных Мирах? Если не смогу, мои подвиги ничего не стоят.
— Дело ведь не в школе, не в мостах через горы и не в разрушенных скалах, — очень тихо проговорила я. Солнце било в глаза. — Мастеру Шэню плевать на этот рельеф.
— И все же начать следует с него, — сверкнул улыбкой император. — А о другом мы с тобой еще потолкуем.
Сердце мое сжалось от нехорошего предчувствия, как это часто бывало в его обществе. А Ло Бинхэ тем часом сделал приглашающий жест.
— Давай, полетели, я покажу тебе места, где в первый раз ступил на тропу самосовершенствования. Держу пари, тебе понравится на Цинцзин.
Призрак Пика Цинцзин я прежде уже видела, во сне. От острого чувства узнавания закружилась голова и на мгновение перехватило горло. Бамбуковые рощи тянулись по горным склонам, еще совершенно юные, обманчиво просвечивающие насквозь. Взгляд путался в них, увязал, как это всегда бывает в бамбуковой роще: вроде бы видно вперед на сотню шагов, но пройди их наобум — и не найдешь места, откуда пришел, запросто заблудишься без тропы или знака.
Но здесь были тропы, по обочинам которых лежал серебристый палый лист. Грохотал невидимый водопад, я чувствовала на языке привкус ледяной пресной воды, знакомая дымка стелилась под ногами.
Ло Бинхэ первым спрыгнул с клинка у каменной террасы, на которую выходил язык рощи. Здесь ютились один к одному с десяток свежеотстроенных бамбуковых домиков, чуть ниже расположились длинные хозяйственные постройки, крытые просмоленной соломой.
— Пока я не стал старшим учеником, спал вон там внизу, в дровяном сарае. Шисюны невзлюбили меня, подражая учителю, и не давали ночевать в комнатах для младших.
Я очень хотела бы изобразить ему сочувствие, но не смогла, захваченная странным ощущением.
Будто сон во сне. Будто деревня-призрак, которой нет ни на одной карте. Скольких шисюнов из тех, что не давали ребенку спать в комнатах младших учеников и поносили его, подражая Шэнь Цзю, Ло Бинхэ убил здесь… или не здесь, а в месте, до мелочей похожем на это?
Можно ли назвать поднятую из руин и пепла гору той же самой горой, или это совершенно другая гора, другие рощи?
Следом за императором я спустилась к тому самому дровяному сараю, обошла тренировочную площадку (на ней не было ни следа от ученического сапога, сквозь слой утрамбованной земли пробивались крошечные упорные былинки), затем поднялись к «жилым домам».
Ло Бинхэ придирчиво осмотрел скромные павильоны, свернутые тюфяки на узких кроватях, закрытые бумажными экранами окна, через которые лился размытый свет.
Комнаты старших учеников мало чем отличались от комнат младших, девочки и мальчики, судя по всему, жили отдельно. В Шу Дун не было никакого разделения, наставник считал, мы все достаточно разумны, чтобы не поддаваться инстинктам и не делать глупостей.
К тому же плоха та ученица лекаря, что позволит себе забеременеть от случайной связи с соучеником.
Ло Бинхэ задумчиво обходил строение за строением — не называть же домами эти безмолвные скелеты домов? — потом вздохнул, весь как-то ссутулился и указал на тропку, ведущую выше в гору.
— Идем. Учитель жил почти у водопада.
У меня от призрачной тени прежнего пика шевелились волосы на затылке. Но я только кивнула и постаралась прогнать ощущение чужого взгляда. Будто давние обитатели уничтоженной школы смотрели на нас недвижные и ощутимые, бессильные в своей тихой ненависти.
Воистину, Тихая Вершина!
Дом, призрак прежнего дома Шэнь Цзю, оказался одноэтажным и зеленым, полностью выстроенным из бамбука. Вокруг только-только распускался бледный сад: глициния и жасмин, боярышник и ирисы, почти незаметные среди подступившей к самым стенам бамбуковой рощи.
Ло Бинхэ остановился, не дойдя трех шагов до низкого крыльца. Обернулся ко мне с жалкой усмешкой.
— Не могу. Мне кажется, дверь сейчас распахнется настежь… ты знаешь, он всегда открывал дверь, будто бросал вызов. Он и сейчас так делает, движется решительно, рассекает воздух летящим мечом своей походки… — темные глаза лихорадочно заблестели красным.
— Моему императору следует взять себя в руки, — нейтрально заметила я. Ло Бинхэ шумно выдохнул. Сжал кулаки.
— Д-да. Да, ты права. А-Мин всегда права, как у нее получается?
— Если б то было правдой, — хмыкнула я. — Зайдем внутрь?
Император издал еще один шумный вздох. Утер лоб. Благословенные небожители, что мы вообще тут делаем?! Почему я участвую в этом… в этом действе?
И еще вопрос, кому на самом деле нужно восстановление хребта.
Конечно, это произвело впечатление на мастера Му и, должно быть, на остальных его боевых братьев и сестру, из тех, кто живы. Наверное, супруга Нин будет рыдать от счастья — хотя насчет супруги Нин я теперь вообще ни в чем не уверена.
Но братец Шэнь? Не думаю, что он так уж тоскует по школе Цанцюн. Когда он рассказывал мне о бытности владыкой пика, в словах сквозило «было и прошло», не грусть, скорее, разумная ностальгия.
Мне казалось, больше его злит и печалит потеря достойного положения, а вовсе не бамбуковые рощи. Хотя бамбук сам по себе, ему безусловно, по душе.
…все это хорошо, если не вспоминать осколки меча, убранные в ларец с глаз долой. Мой братец Шэнь вряд ли тоскует по школе, зато точно скорбит о ее главе.
Этого я, конечно, тоже не сказала.
Внутри бамбукового домика оказалось просторно, уютно и тихо.
— Я был тут лишь однажды, — прошептал Ло Бинхэ. На лице у него застыло по-детски растерянное выражение. — Шан-шишу часто пил с учителем чай, учитель единственный, наверное, не считал его за человека второго сорта… так странно, все презирали Шан-шину и пик Аньдин, все владыки, кроме главы Юэ и Шан-шишу, ненавидели и презирали учителя… быть может, только Му-шишу одинаково ровно относился ко всем. А учитель привечал Шан-шишу, и вот — у пика Цинцзин всегда были лучшие шелка, вкуснейшая еда и весь ремонт проводился в срок. Раньше я думал, оттого, что глава Юэ выделяет учителя, а теперь понял.
— Господин Шан платил мастеру Шэню уважением на уважение, — кивнула я, хотя плевать мне было на давние склоки бессмертных заклинателей.
Я со смешанным чувством оглядывала дом.
Три комнаты, две проходные и спальня — ни дать ни взять, Покои Тишины, и даже письменный стол стоит похоже. На стенах — шелковые свитки с изречениями, блестящая каллиграфия и коллекция раскрытых вееров, каждый из которых сам по себе драгоценность из нефрита ли, лакового дерева, вручную расписанного серебром шелка или золоченой кости.
Пахло только свежеоструганным бамбуком, пустая жаровня стояла в углу, у занавешенной зеленым газовым пологом постели одиноко притулилась в держателе курильница — яшмовый дракон с оскаленной длинноусой мордой.
— Не могу припомнить, — пробормотал Ло Бинхэ. Он стоял, большой и потерянный, до странности нелепый в утонченном светлом интерьере. — Так ли все было…
— Это не важно, мой император, — я пересилила себя и дотронулась до его плеча. Он вздрогнул.
— Не важно? Почему?
— Если мастеру Шэню что-то будет не по нраву, он обязательно вам скажет, а вы все переделаете, — на самом деле, я сомневалась, что братец вообще когда-нибудь захочет переступить порог этого дома. Но не говорить же так?
В молчании мы вышли наружу и спустились к водопаду. Он был такой же, каким я запомнила его с самого первого сна в Водной Тюрьме: грохочущая стена воды, осклизлые от серо-синего лишайника скалы, обточенные потоком как старушечьи зубы, мелкая серебристая взвесь, повисшая в воздухе. Солнечный свет дробился в каплях, роса сверкала на траве и бамбуковых листьях.
Здесь было гораздо холоднее. Я обхватила себя руками.
— Младшим ученикам запрещалось сюда подниматься, — произнес Ло Бинхэ сдавленным голосом. — А старшим нужно было заслужить привилегию медитировать с учителем. Этому ученику ни разу не удалось. Однажды я прокрался сюда самовольно и навсегда полюбил это место. Мне показалось, именно здесь я найду покой. Запретное манило меня, сколько себя помню. После я подглядывал за медитацией учителя два или три раза…
— Неужели супруга-императора не заметили? — надо будет рассказать братцу, что одержимость им владела Ло Бинхэ с малых лет. Наверняка он сам догадывается, но предостережение никогда не повредит.
— Тогда я уже умел хорошенько скрывать свою ци, — император хвастливо приосанился. — Если бы учитель заметил меня, этот ученик не отделался бы плетьми! Шэнь Цинцю равных не было, когда нужно было превратить мою жизнь в ад.
— А возмужав, ученик превзошел учителя стократно, — проговорила я мрачно. Водопад мне окончательно разонравился, равно как и вся восставшая из небытия мертвая школа.
Ло Бинхэ покаянно вздохнул.
— Я был одержим… но это не оправдание, А-Мин, я знаю, не нужно так сверкать на меня глазами. Ни Синьмо, ни мои обиды меня не извиняют. Разве этот владыка не делает все возможное, чтобы исправить ошибки?
— Есть ошибки, которые не исправить даже владыке Трех Миров, — очень тихо сказала я.
Он, разумеется, услышал и, разумеется, сверкнул оскалом.
— Для этого владыки нет ничего невозможного, дорогая А-Мин, я докажу это и учителю, и тебе тоже докажу. Учитель станет моим, даже если на то уйдет тысяча лет!
— Чтобы прожить тысячу лет, супругу-императору надлежит разобраться с заговором у себя под носом и впредь пресекать подобные вещи. В следующий момент Шэнь Цинцю и Дун Сяомин может не оказаться рядом с раненым императорским брюхом.
— Мне кажется, ты на меня злишься. Почему ты на меня злишься?
— Моему императору кажется, — буркнула я. Отвернулась. — Пойдемте отсюда. Вы не хотели осмотреть другие пики?
На каждый из «других пиков» ушло гораздо меньше времени, чем на один только гуев водопад. Ло Бинхэ бегло оценивал строительство (а на большинстве вершин вовсю кипела работа), иногда перебрасывался парой слов с офицерами, а я стояла чуть поодаль и с любопытством вертела головой.
Ничто больше на всем хребте Тяньгун не пробрало меня до костей, подобно призраку Цинцзин, ставшему отражением самого себя.
Братцу Шэню точно не понравится этот алтарь прошлому. Уж настолько-то я успела его узнать.
Жаль, если Ло Бинхэ что-то вбил себе в голову, остановить его невозможно.
Обедали мы снова с генералом Гунъи. Бедняга, похоже, смирился с нашим присутствием и даже первым завел вежливую беседу о строительстве.
Памятуя о наставлении Шэнь Цзю, я рассеянно ковыряла палочками обжаренный с шалотом рис, смотрела и слушала в оба.
— …и мы вполне укладываемся в график, даже, скорее, идем с опережением. Консультации мастера Шана бесценны, и мастер Му… то есть, я хотел сказать…
— Нам все известно о мастере Му, — Ло Бинхэ пребывал в приподнятом настроении. — Говори, не таясь.
— Мастер Му также оказывает поддержку, — с облегчением кивнул генерал. — Без него воссоздать пик Тысячи Трав не получилось бы, многие вещи там совершенно уникальны, и мы все еще пытаемся разыскать по торговым каналам семена некоторых растений. Торговцы стекаются сюда со всех концов Поднебесной, слух о том, что милостью императора Цанцюн будет восстановлен, множится и летит по Объединенным Мирам быстрее ветра.
— И что же о нас говорят?
— Говорят, что император сошел с ума. Но деяние его, без сомнения, угодно небожителям. В отличие от объединения миров, разумеется. Так говорят люди, я лишь…
— Разделяешь мнение большинства.
Генерал побледнел. Рука его замерла над миской.
Император ухмыльнулся, ловко подцепил палочками слипшийся комок риса. Отправил в рот, прожевал. Облизнулся.
— Ну-ну, не стоит. Главное, ты тоже понял, что разрывать миры обратно будет еще худшим деянием. Оставим прошлое прошлому, раз в наших силах сделать настоящее лучшим.
— М-мой император мудр, — палочки в пальцах Гунъи Сяо жалобно хрустнули. — Этот слуга, к стыду его, не сразу понял.
— Твой император слишком поздно обрел то прозрение, что ты почитаешь за мудрость, — отмахнулся Ло Бинхэ. — Ешь, А-Сяо. Мы не станем казнить тебя за предательство, которого не случилось. За совершенное ты уже понес наказание.
— Дозволено ли слуге спросить?
— Спрашивай, — Ло Бинхэ отправил в рот следующую порцию. Ел он с откровенным удовольствием. А вот у меня совершенно пропал аппетит. К счастью, они оба не слишком мной интересовались.
— В добром ли здравии госпожа императорская супруга Хуань?
— А разве А-Сяо не обменивается с ней посланиями?
— А-Сяо не посмел бы нарушить императорского распоряжения. В лагерь не так давно доставили ее письмо, но оно было заверено большой императорской печатью, и А-Сяо не решился его открыть.
— Ты не лжешь, — задумчиво сощурился Ло Бинхэ. — В самом деле не открывал?
— Фэн Мяо! — вдруг рявкнул генерал. Полог шатра тут же отдернулся, и в проходе нарисовался дюжий солдат с гладко блестящей, бронзовой от загара лысиной.
Завидев императора, он немедленно бухнулся ниц.
— Фэн Мяо, принеси желтый конверт из красного сундука.
— Подчиненный принял приказ! — гаркнул тот и удалился, почтительно пятясь задом.
— Я не храню корреспонденцию в шатре, — пояснил генерал нашим удивленным лицам. — При случае жилище командира будут обыскивать в первую очередь. А Фэн Мяо — мой личный помощник, у него есть ключ. Я доверяю ему больше самого себя.
Ло Бинхэ хмыкнул. Я ткнула рис палочками, прикидывая, где, в таком случае, хранится «красный сундук».
Фэн Мяо вернулся спустя четверть палочки благовоний, с поклоном передал генералу письмо, не отрывая взгляд от земляного пола. Простым людям на императора без дозволения пялиться не полагалось. Гунъи Сяо отпустил подчиненного кивком, тот повторил маневр с почтительным уходом спиной вперед.
Конверт тут же перекочевал к Ло Бинхэ.
— Ну надо же, в самом деле большая печать и в самом деле не тронута.
— Этот слуга решил, император Ло проверяет его, — признался генерал. Нервно постучал палочками по краю миски. Получился сухой тихий звук. — Сяо Гун… госпожа Хуань не стала бы писать этому слуге официальное послание.
Ло Бинхэ сломал печать. По шатру поплыл запах хорошо знакомых мне благовоний Сяо Гунчжу, жасмин и розовая вода. Из конверта выскольнули листы полупрозрачной рисовой бумаги, все сплошь исписанные тонким почерком.
Император вчитался в столбцы.
— …хм-хм, ага… «дорогой А-Сяо, заклинаю и молю, не иди против императора Ло, мне обещана его высочайшая милость»… ого, послушай, А-Мин, вот что, «если эта зеленая гадина, что теперь свила гнездо во дворце, в самом деле важнее всего для Бин-гэ, он, конечно, отпустит нас обоих, если ты будешь благоразумен»…
На сей раз Гунъи Сяо побледнел так сильно, что загорелые щеки сделались меловато-серыми.
— Мой император… — одними губами проговорил он.
Ло Бинхэ осклабился и протянул ему листы.
— Вот, прочти. Это не официальное письмо, это всего лишь нежное послание сердечному другу, полное заверений и призывов к верности короне.
Рука генерала дрожала так сильно, что рисовая бумага выскользнула из загрубевших пальцев. Один листок чуть не приземлился мне в миску. Я отвела глаза и передала кусок письма владельцу.
Бедняга «А-Сяо» вцепился в послание и сидел ни жив ни мертв.
Ло Бинхэ сполна насладился паузой, потом взял плотный навощенный конверт.
— Это, должно быть, то самое письмо, что я велел ей отправить, прежде чем мы с тобой, А-Мин, спустились в подземелье. Но почему печать?
— Потому что заговорщики захотели бы вскрыть такую печать, — предположила я. После долгого молчания голос звучал сухо. — Информация из письма могла навредить только супруге Хуань и генералу. Если бы его прочли заговорщики, не стали бы доверять союзнику, который явно связан с одной из самых верных императорских жен, да еще с попустительства самого императора. Если же конверт вскрыл бы кто-то, верный трону, репутация супруги Хуань рухнула бы в тот же миг. А люди, верные Цветочному Дворцу, не стали бы трогать печать, ведь на конверте указан и адресат, и отправитель. Если же письмо доходит до генерала, тоже хорошо — генерал наверняка подумает о топорной проверке лояльности. Генерал Гунъи ведь так и подумал, письмо осталось не вскрытым, и теперь супруг-император точно знает, что генерал верен ему, а не сердечным обещаниям сестрицы Чуньхуа.
— Учитель, — проговорил Ло Бинхэ с благоговением и вдруг прижался к красному оттиску губами. — Это наверняка его рук дело! Только он способен на такое изящество!
Гунъи Сяо вытаращился на меня. Я только плечами пожала. Сама не знаю, как такая комбинация вообще пришла мне в голову. Но ведь логично звучит.
Ло Бинхэ отложил коверт, мечтательно зажмурился.
— Ах, учитель, только он мог поставить мою большую печать на конверт, только он сообразил бы мелочно отомстить. Разве не прекрасно?
— Кхм. Мой император, — прочистила я горло. — Это всего-навсего теория.
— Уверен, так все и было, — был мне ответ.
Бедняга Гунъи Сяо не знал, куда себя деть. Взгляд его нет-нет да и соскальзывал на надушенное письмо. Ему явно очень хотелось остаться с посланием наедине.
— А-Сяо, А-Сяо, — промурлыкал Ло Бинхэ. Вид у него сделался совсем довольный. — Мой драгоценный учитель подарил мне этой печатью чудесный подарок, теперь я тем более верю всему, что Му Цинфан о тебе утверждал. Обещаю, я не подведу твоей верности, и как только хребет Тяньгун вернется в прежний вид, я отпущу с тобой Хуань Чуньхуа, если она захочет уйти. Плевать, родит ли она мне наследника до того срока, на все плевать! А моя А-Мин и Му-шишу изучат вопрос и вернут тебе золотое ядро, если только ты вновь не решишь предать нас!
— Мой император сошел с ума, — ровным голосом проговорил Гунъи Сяо. — Этот слуга не смеет верить его речам, лишь уповает на его высочайшую милость. Даст ли император этому слуге снова испить своей крови, чтобы впредь у него не возникало предательских мыслей?
— В том нет нужды, — Ло Бинхэ потянулся, беспечно закинул руки за голову. — Если Гунъи Сяо мне верен, пусть будет верен безо всяких паразитов.
Мы покинули лагерь генерала Гунъи на следующее утро, едва проглотив завтрак. Ночью мне ничего не снилось, и я не знала, досадовать или радоваться. Император не дал нам снова повидаться с Шэнь Цзю, но и старик Мэнмо покамест оставил меня в покое.
Интересно, почему? Я размышляла о том, пока Ло Бинхэ напоследок раздавал какие-то строительные указания и особо упирал на выращивание бамбука.
Гунъи Сяо выглядел помятым. Не удивлюсь, если бедняге так и не удалось сомкнуть за ночь глаз. Его офицеры старательно делали вид, что ничего странного не происходит, и только низко кланялись императору.
Попрощавшись, мы снова встали на мечи. Путь предстоял довольно долгий, и в дороге нас все еще могли со всех сторон подстерегать мятежники.
— Разве нельзя послать сон Мобэй-цзюню? — спросила я, когда мы уже поднимались в воздух. Двенадцать вершин хребта Тяньгун пронзали белесое рассветное небо. — Ледяные демоны ведь перемещаются в пространстве, мы бы в два счета достигли дворца.
— Сдергивать генерала от армии, где едва задавлен мятеж, ради прихоти уставшей женушки? — рассмеялся Ло Бинхэ. — Разве не ты первая бы возмутилась такой глупости?
Я нехотя согласилась. Но это не значит, что перспектива долгого полета стала хоть сколько-нибудь привлекательнее. И вообще, если бы он разобрался с дурацким заговором раньше, не пришлось бы страдать сейчас! Все нужно делать вовремя, слышишь, Ло Бинхэ!
Зато в пути, когда ветер не сбивал с ног, а супруг-император не пытался перекричать его очередным комментарием, у меня находилось время поразмышлять.
Сильные мира сего блюдут свои интересы. Как бы Ло Бинхэ ни кичился своей мощью и властью, он не в силах учесть все разносторонние фракции, скопившиеся вокруг его трона и на мятежных его рубежах… или способен? То он ведет себя как полный идиот, а то оказывается, что он не только знает о мастере Му (хотя, когда Нин Инъин впервые о нем заговорила, будто бы донельзя удивился), но и имеет с ним долгий контакт. Он повсюду кричит, мол, хочу исправить прежние ошибки, и все его действия подчинены единственной одержимости — покорить недоступную вершину, схватить «учителя» и не отпускать.
В его стране заговоры и мятежи, а он возводит горы на месте разрушенных гор, сажает рощи взамен сгоревшим рощам и воссоздает призраки прошлого в дереве и камне.
Однако это удивительным образом играет ему на руку. Мастер Му и генерал Гунъи вроде бы отказались от идеи свергнуть тирана, они оба, насколько я понимаю, признают альтернативу в виде еще более чокнутого Тяньлан-цзюня худшим злом.
Мотивы мастера Му для меня — совершеннейшая загадка. Его невозмутимое спокойствие подобно черному омуту, любая видимая эмоция рябит поверхность, но не достигает дна. Я так мало знаю о нем, так восхищалась прежде его талантами, а теперь не могу не думать, чего же он добивается, ловко балансируя на грани доверия двух могущественных демонов?
Какую долю правды он открывает императору, а какую — императорскому отцу?
Вопросов больше, чем ответов. Мне отчаянно хотелось обсудить мастера Му с Шэнь Цзю. Он-то должен неплохо его знать, верно?
Гунъи Сяо, опальный генерал — другое дело. Мастер Му говорил, мол, он сам отказался от мыслей о предательстве, хотя должен был поднять восстание в вверенной армии и примкнуть к мятежникам, чьи чаянья вполне разделял.
Охотно допускаю, что затеял он это исключительно ради прекрасных глаз Хуань Чуньхуа. Хотя я бы не стала и пальцем шевелить ради сомнительного счастья в ее лице, но на вкус и цвет, как говорится… а раз Ло Бинхэ одновременно держит ее в почетных заложниках и кормит их обоих весьма унизительными обещаниями, они оба на крепком императорском крючке.
Генерал Гунъи ради возвращения императорской милости и сумрачных перспектив ступил на темный путь с этими гуевыми «демоническими камнями», которые неизвестно еще как работают. Я еще раз напомнила себе разузнать как можно больше, коль скоро я снова увижу императорскую библиотеку.
К тому же, может, братец Шэнь подскажет мне.
Покамест я запретила себе размышлять об изъяне его ядра и темной ци. Нечего строить теории без данных.
Как ни странно, самая понятная мне сторона — Тяньлан-цзюнь. Непонятна только вся эта давняя история с девой Су, советником Хуань и предательством.
Ведь непохоже, чтобы дева Су собиралась избавляться от ребенка. Если я правильно могу сопоставить все известные мне домыслы и факты.
Как ни крути, все опять упирается в Хуаньхуа, на сей раз не в Сяо Гунчжу, правда, а в ее досточтимого родителя.
Кто знает, если бы не его обвинения, быть может, сейчас «Цзюнь-шан» не пылал бы жаждой мести и не намеревался бы вновь разделить миры только лишь в угоду своим амбициям и идеям.
Интересно, правда ли без Ло Бинхэ невозможно в полную силу использовать Синьмо?
Что вообще такое Синьмо по сути своей, что значит «черный меч с черной волей», или как там еще его называли?.. с другой стороны, если бы Тяньлан-цзюнь мог, давно бы воспользовался трофеем.
Генерал Чжучжи-лан понятен мне тоже, он предан дяде и имеет весьма специфические представления о благодарности.
Но мы возвращаемся в Цветочный Дворец, а генерал остался на острове, в главной ставке бунтовщиков.
Во дворце хватает своих демонов. Мобэй-цзюнь, насколько я успела оценить, не больно-то интересуется играми в интриги, брат Шэнь очень едко окрестил его «солдафоном» и, по-моему, не ошибся. В их замечательном тандеме с господином Шан главный отнюдь не владыка севера, как бы ни скалил клыки. Это ясно сразу же, стоит приглядеться, пусть даже господин Шан изо всех сил раболепно трепещет. Нет-нет, Мобэй-цзюнь прост, как рисинка, а вот его помощник — человек с двойным дном. Как, должно быть, все давние знакомцы братца Шэня.
Интересно, каким был глава Юэ?..
Но в сторону мертвых, подумаем о живых. Другой демон, владыка востока, виделся мне совершеннейшей загадкой, как и генерал Ян, потому в суждении о них я вполне полагалась на слова Шэнь Цзю. Интересно, они в самом деле сплетают рукава или просто оба раздражают братца донельзя?
В совет входят трое демонов и трое людей. Господина Гун Илуна генерал Ян взял под стражу. Со слов того же генерала, он разговаривал с Лингуан-цзюнем и дал мятежнику уйти. Звучит как правда, ведь Гун Илун возглавлял тайную службу дворца, выходит, знал о заговоре и попустительствовал со своей стороны? Но почему? Об этом человеке я вообще ничего не знала.
Зато кое-что знала о господине Хуань, бывшем главе дворца. Братец Шэнь как-то рассказал, что его плачевное старческое состояние, такое странное для бессмертного заклинателя, связано с тяжелой раной, полученной как раз в сражении с Тяньлан-цзюнем. Когда мы разговаривали о том, как-то мельком, я и представить не могла, что скоро познакомлюсь с древним гуем лично!
Так вот, бывший глава Хуань. Глава Хуань, чья первая ученица Су соблазнила владыку демонов по заданию учителя, но все равно родила от него ребенка, несмотря на страдания и яд… не странно ли? Я уже говорила Ло Бинхэ и думаю так по-прежнему: госпожа Су хотела сохранить дитя. Разве хотят сохранить дитя от нелюбимого мужчины, с которым спишь только из необходимости? Ведь так просто было позволить «жуаньскому ножу» вырезать неугодный плод из женской утробы, госпожа Су была, как я понимаю, сильной совершенствующейся и наверняка легко справилась бы с кровотечением и последствиями. Даже бедняга Мяо Линь сохранила возможность иметь в будущем детей, хотя вряд ли сможет выносить демонического полукровку.
Эта история выглядела мутной водицей. И я бы не вертела ее в голове так и эдак, если бы не чуяла нутром: личная драма родителей Ло Бинхэ связана с тем, что происходит ныне. И нынешнее восстание, и сиротство императора, и глубина темных интриг Сяо Гунчжу во внутренних покоях — все так или иначе переплетено с изжелта-изможденным господином Хуань и школой Цветочного Дворца, принявшей Ло Бинхэ так радушно после его отвратительной истории с Цанцюн.
Оттого-то, должно быть фракция «маленькой госпожи» так велика.
И, кстати, нельзя сбрасывать со счетов гаремных сестриц.
Вряд ли «цветы императорского сада» в большинстве своем обрадуются, узнав, что та самая нищая выскочка с гор, что из грязи взлетела сразу до второго ранга и овеяна жутким количеством слухов, не сгинула где-то в пути, да еще и столько времени провела с императором почти наедине.
Боюсь представить, сколько домыслов породило нападение на дворец и исчезновение Ло Бинхэ. Тем более, он нежданно оставил наместником с «драконьей печатью» человека, чье имя прежде запрещалось даже упоминать вслух. Страшные дела творятся, страшные и странные!
Уж насколько я успела узнать «сестричек», они наверняка успели выдумать десять тысяч очень правдоподобных версий, ни одна из которых и близко не лежит к правде… и к лучшему, наверное.
Старшие супруги, дамы первого и второго рангов, в большинстве своем не так просты.
С Сяо Гунчжу все сложно, тут ясно, она одержима мыслью о наследнике, но не из любви к «Бин-гэ», как кричит, а в надежде, что тогда император простит «А-Сяо» и позволит уйти давним полюбовничкам.
Лю Минъянь хочет вернуть к жизни брата. Где только она возьмет душу? Мастер Лю должен был давным-давно отправиться на перерождение, прошло ведь немало лет. Так или иначе, ее не интересует, кажется, более ничего.
Сестры Цинь хотят спокойной жизни (хотя я давно не виделась с ними, кто знает, как восприняли они изменившиеся… обстоятельства), а супруга Ша — что ж, раз братец Шэнь отзывался о ней более-менее (в своем стиле), вряд ли желает чего-нибудь эдакого.
Раньше говорили, супруги Лю и Ша ненавидят друг друга, их поединки почитали едва ли не легендарными, и, говорили, конфликту немало способствовала Первая Супруга Нин. Говорили, супруга Ша не раз оспаривала и место Первой Супруги, мол, с какой это стати внутренними покоями управляет человек, да еще далеко не самая сильная заклинательница? Не раз и не два она бросала вызов Нин Инъин, и каждый раз вместо нее на бой выходила все та же супруга Лю.
Теперь же последняя занята прикладным садоводством, а первая вообще под арестом.
Нин Инъин, Нин Инъин, вот уж кто до сих пор для меня долгая загадка, колодец с мутной водой. Сокровище на дне или ил и мертвые кости?.. да и братца Шэня связывают с ней весьма сложные узы, не говоря об императоре. Воистину, вот бледная бамбуковая паучиха, оплетшая сетями весь запретный город.
Правда, братец Шэнь не дурак и сможет, о, конечно, сможет различить монеты в гниющей взвеси, поднятой Первой Супругой из глубины, сможет о себе позаботиться.
Братец Шэнь намекнул, что взялся за дела железной рукой. Вот уж в ком я ни на миг не сомневалась. Только вот зачем? Разве не отвратительно ему все, что Ло Бинхэ создал? Так для чего наводить порядок там, где тебе невыносимо находиться?
Хотя, насколько я успела узнать братца, больше Ло Бинхэ он ненавидел только глупость его окружения и нелепость управленческого аппарата.
По крайней мере, «прополка сорняков» должна позволить ему занять скучающий ум.
Только… только чего же он добивается на самом деле? Действуя по обстоятельствам, какой момент ждет?
Что ж, мне остается лишь тоже поступать по ситуации. Для себя я давно все решила.
Куда бы он ни пошел, я направлюсь за ним.
Но пока я направлялась за Ло Бинхэ, балансируя на клинке и проклиная в душе того неизвестного мастера-заклинателя, кто первым додумался поднять меч в воздух.
Демоны вот не летают, если у них нет крыльев, демоническое оружие не позволяет такие опасные глупости. Жизнь демонов и без того опасна, еще не хватало спорить с птицами тем, кому для этого небожители и природа не подарили нужных органов!
Холмы и долины проносились под нами. Мы избегали крупных городов и широких трактов. Не представляю, как Ло Бинхэ ориентировался в одинаковых полях и лесах, не путал речные рукава и верно держал направление. Для меня все казалось одинаковыми черно-зелеными пятнами с редкими вкраплениями белого и голубого.
Дорога заняла три полных дня. Мы останавливались на ночлег в сумрачных влажных низинах экзотических лесов, где буйно расцветала демоническая флора вперемешку с самыми обычными деревьями и кустами.
По еловым стволам тянулись грозди фиолетовых цветов с пульсирующей красной сердцевиной. Горькая омела затягивала ветви исполинских черных деревьев без листьев, зато с будто вывороченными из земли узловатыми корнями, покрытыми нежным росистым ворсом. Где-то сквозь поляны глянцево-черной травы белели звезды подснежников, где-то прозрачные грибы в форме винтовых козлиных рогов ловили первых насекомых в липкие сети мицелия на трухлявых ясеневых пнях.
— Весна очень ранняя, — заметила я на второй день, сорвав сочную травинку. — Кажется, только-только лежал снег. Еще должна зимняя слива цвести.
— Быть может, природа радуется моему прозрению вместе со мной, — засмеялся император. Он возился с костром, я не видела его взгляда.
Я сидела на расстеленном плаще и тихонько радовалась, что люди генерала Гунъи снабдили нас теплой одеждой, солониной, флягами и всеми мелочами, необходимыми в дороге и на привале.
Мне даже досталась простенькая коробочка с акупунктурными иглами. С приближенными к генералу лекарями встретиться, правда, не удалось.
— Возможно, император прав. А может быть, правы остальные и демоническая ци плохо входит в баланс с человеческой. Климат меняется, императору, возможно, стоит задуматься, как стабилизировать природу Объединенных Миров.
— Разве Дун Сяомин — специалист по части природной ци? Мне казалось, моя дорогая женушка лишь простой лекарь.
— Супруг-император прав, — смиренно вздохнула я и подавила зевок. — Такие глобальные вещи не по уму этой Дун.
Он бросил едва разгоревшееся пламя и развернулся ко мне всем телом. Состроил умильную рожицу, слишком нелепую в сочетании с широченными плечами и больше не скрытой повязкой демонской меткой.
— Ну не злись. Разве климат сейчас не меньшая наша проблема? Урожай вызревает, рыба заходит в сети, так какая разница, что на календаре?
— Я не злюсь, — отмахнулась я. Потом неожиданно призналась. — Просто очень устала. Тысяча мыслей в голове, и этот гуев меч…
— Моя бедная Мин-эр, — промурлыкал он. — Ну хочешь, я тебя обниму? Никаких намеков, обещаю.
Я поежилась.
— Нет уж, спасибо. Обойдусь.
Он только фыркнул и не стал настаивать.
За время пути мы удивительно мало говорили. На по-настоящему серьезные споры у меня не хватало сил, а Ло Бинхэ, кажется, мысленно уже пребывал во дворце, перед строгим взором братца Шэня.
Я засыпала и не видела снов. Император о своих снах не говорил. Я не спрашивала: не хотела знать, говорит ли он с братцем, не чувствовала в себе запала злиться, если да.
Советник Мэнмо не объявлялся.
Утром четвертого дня я впервые действительно узнала лес под ногами, тушечные сине-черные чащобы Байлу. Сердце заполошно зашлось в горле. А вскоре впереди показались белые стены Хуаньхуа и разноцветные пятна шатров гарнизона вокруг дворца.
Ло Бинхэ снизился, полетел над самым трактом, ведущим к главным воротам. Замедлился, поджидая меня.
Честно говоря, я плохо помнила, как окрестности выглядели раньше, моя единственная вылазка наружу с Лю Минъянь запомнилась другими вещами.
Но такого потока ци я не чувствовала точно.
И узкого языка бамбуковой рощи у самых ворот точно не помнила. Бамбук вообще рос только во внутренних садах, любимый Первой Супругой и не слишком интересный всем остальным.
Ло Бинхэ спрыгнул с меча. Протянул мне руку, я ее проигнорировала и слезла самостоятельно, далеко не так изящно.
Навстречу нам уже ехали люди в чешуйчатых доспехах и таких знакомых, таких родных демонических масках дворцовой стражи. Всадники осаживали коней, споро спешивались, наперебой кланялись императору, кланялись мне тоже, а у меня кружилась голова от волнения.
Бамбук в самом деле рос у ворот.
— Что это? — спросил Ло Бинхэ у кого-то из окружившей нас почтительной стражи. Запах конского пота щекотал мне нос, к нему примешивался сладковатый душок гниющей плоти и застарелой крови.
Я смотрела вперед и немного вверх. Напитанная ци бамбуковая зелень шелестела на весеннем ветерке.
— Приказ господина Шэня, — ответил командир отряда в маске, раскрашенной золотыми линиями. — Предатели казнены в назидание и для устрашения остальных.
Ло Бинхэ облизнул губы и вдруг расцвел улыбкой. Безумным оскалом. Темные глаза его вспыхнули сладострастным восхищением, и мне показалось, даже зубы блеснули острее обычного, крупные, обнаженные до десен, будто у щерящейся бешеной собаки.
— Учитель, — пропел он низким грудным голосом. — Учитель великолепен. Лишь ему я могу доверить императорские сады! Здесь явно не хватало этой рощи, верно, Мин-эр, милая?
Я нашла в себе силы кивнуть. В голове не осталось мыслей, только стук сердца.
Узнать, что за человек предатель Гун Илун, я смогу теперь только с чужих слов.
Я не сразу узнала его ассиметричное узкое лицо, запрокинутое к небесам. Обрывки простого ханьфу, заскорузлые от крови, прилипли к высыхающему телу, облепленному ранней мелкой мошкой.
Бамбук рос сквозь него, распятого на высоте двух человеческих ростов. Пронзал насквозь острыми, специально подточенными стеблями, напитанными ци — для верности. Я чувствовала привкус этой ци, знакомой чайной ци, привычной за столько месяцев, как родное дыхание.
Зеленые листья мягко шелестели на ветру.
Должно быть, советника и других подняли и закрепили в красном вервии бессмертных специально, для большей наглядности.
А были и другие — полноватый старик в некогда дорогих одеждах, несколько офицеров с нашивками на рукавах: никого из казнимых не переодевали в белое платье, никому не оставляли на плечах только нательную рубашку, как делали, бывало, в управлении наказаний провинции Шу.
Нет, им оставили знаки отличия. Чтобы любой мог посмотреть, кем были предатели. В назидание.
— Так уже никто не делает, — пробормотала я. — Это старая казнь из книжек.
Ло Бинхэ рассмеялся.
— Разве ты не знаешь, А-Мин, какой учитель у нас книжный червь?
Он ничего такого не сказал, но меня как будто отпустило. Вот и вернулась ты, Сяомин, туда, откуда бежала в юности. Предатели должны быть наказаны. Братец Шэнь наведет порядок в империи и во дворце, если только захочет, а император Ло с радостью подаст ему меч.
И я сама… я сама останусь рядом с ним. Ведь, несмотря на развешенные тела, это действительно очень красивая бамбуковая роща.