Драконий трон
28 июня 2023 г. в 12:03
Во дворце нас встречали без всякой помпы. Император перебросился со стражей несколькими словами, велел позвать слуг, раздал им указания, а потом решительно направился в тронный зал. Все встречные евнухи и комнатные девушки поспешно бросали дела и падали ниц, Ло Бинхэ не обращал на них внимания, его шаг был широк, я едва за ним поспевала, только-только умудряясь вертеть головой.
На первый взгляд все осталось прежним: роскошная отделка, нефрит и драгоценное дерево, золото и эмали, ковры. Разве что нам ни разу не встретилось ни единой обнаженной статуи. Но я плохо знала дворец, может, в этой части их и не было никогда? И еще, не было ни следа украшений к Чуньцзе, хотя, помнится, праздник планировался грандиозный. До всех событий.
Тронный зал оказался пустым. Он тоже не изменился: все тот же серый камень, к трону ведут прежние ступени-кольца дракона. Наши шаги отзывались гулким эхом.
Ло Бинхэ, хмыкнув, осмотрел трон с интересом, будто впервые его видел. Хотел было что-то сказать, но не успел: в противоположном конце зала распахнулась двустворчатая дверь.
— Император слишком занят, чтобы объявить о своем возвращении?! — безо всякого приветствия прошипел Шэнь Цзю. Он влетел стремительным шагом, высокий, резкий, полный рваных невротических движений, сжимающий веер будто опущенный меч. Черные гладкие волосы лежали по плечам тяжелым плащом, просторное ханьфу цвета цин, простое, без вышивки, скрывало болезненную худобу. Пряди от лица собирала яшмовая заколка, зеленоватая бамбуковая веточка. Никаких украшений, только круглая подвеска на широком темно-зеленом поясе: белый нефрит, два изогнутых дракона соприкасаются головами, бусины меж ними — будто капли крови. Шелковая кисть.
Я смотрела, не отрываясь.
Он остановился, презрительно смерил взглядом императора, потом взглянул на меня — и бледное усталое лицо смягчилось.
— Здравствуй, лекарь Дун.
— Мастер Шэнь, — я поклонилась, сдерживая улыбку. Он скривил губы и вдруг распахнул руки.
— Один раз. Пару вдохов, не больше.
Ничего не говоря, я бросилась в его объятья. Прижалась, стиснула за пояс и спрятала лицо на костлявом плече, вдохнула запах туши и бамбука, и белого чая, и горького янь-жу. Он обхватил меня в ответ, щекой на долгий миг прильнул к макушке. Его сердце бешено колотилось, жесткие пальцы впивались мне в плечи до судорог, и мое собственное сердце разом обрело покой.
Спустя несколько вдохов (куда больше двух!) я заставила себя отстраниться. Ведь мы были не одни.
Я покосилась на императора. Тот наблюдал за нами с жадной тоской, подавшись вперед, но молчал. Шэнь Цзю же совершенно его игнорировал. Он снова взял меня за плечи, удерживая перед собой, цепко вгляделся в лицо.
— Ты в порядке? Он ничего с тобой не сделал?
— Мне нужно вывести демоническую кровь, — честно призналась я. — Нет-нет, император Ло ни при чем! Это заговорщики, я ведь была…
— Я помню, — перебил он. Отпустил. Хотел отойти, но теперь уже я перехватила его руку.
Он послушно замер, повернул узкое прохладное запястье поудобнее. Голубая венка мерно билась под тонкой кожей. Четкий, полный пульс усталого, однако, вполне здорового человека, мягкое, несмотря на такой знакомый изъян, течение ци. Спал Шэнь Цзю в эти дни, может, и мало, но медитацией, видно, не пренебрегал. В самом деле, заботился о себе. Как мне и обещал.
— Учитель, — наконец, отмер Ло Бинхэ. В голосе его сквозило что-то густое, томное и страшное. — Учитель. Этот ученик вернулся. Ученик потерял меч, однако возвратил учителю его сестрицу Дун, как и обещал. Ни волоска не упало с ее головы.
Я бы поспорила. Но промолчала. Внутри все сжалось.
— Хорошо, — медленно проговорил Шэнь Цзю, не глядя на него и не отбирая у меня своей руки. Пульс его сломался на полвдоха, но тут же снова забился ровно. — Чего ты хочешь?
— Братец! — без голоса воскликнула я. Вцепилась ему в запястье со всей силы, так, что он поморщился, но не дернулся. — Братец, ты ведь сказал!..
— Помолчи, — велел он едва слышно. Я заткнулась. Ло Бинхэ наблюдал за нами такой отвратительно-самодовольный, такой сияющий, с таким алчущим взглядом, что от ненависти у меня перехватило горло. Этот… этот!.. да как он!..
— Учитель знал, что Дун-фэй все еще супруга этого Ло, и этот Ло мог забрать ее с собой по собственным соображениям, — голос императора лился ядовитой патокой. — Однако он просил позаботиться о ней, ведь она так дорога учителю… так дорога, что учитель даже пообещал исполнить желание этого Ло в обмен на благополучие Дун-фэй. Так я говорю, учитель?
— В пределах разумного, — процедил Шэнь Цзю. Я уставилась на него с ужасом.
— Ты сошел с ума?!
— Замолчи.
— Братец Шэнь, ты!.. и я не осталась невредима, я очень пострадала, особенно в плену, я была ранена и отравлена демонской кровью, тебе не обязательно!..
Ло Бинхэ рассмеялся, запрокинув голову к сводчатым потолкам. Эхо его смеха загремело многоголосым отзвуком. Шэнь Цзю стоял прямой и бледный. Я рефлекторно встала между ним и императором, не выпуская чужое запястье. Как, отчего его пульс так спокоен?
Отсмеявшись, Ло Бинхэ взглянул на нас, продолжая широко улыбаться.
— Неужели ты думаешь, учитель, я не понимаю тебя? Не понимаю твои мотивы? Хочешь проверить, как далеко зайдет этот Ло, тиран и монстр? Ну так вот тебе мое желание — отныне и впредь зови меня по имени, учитель. Довольно я был ублюдком и зверенышем, и императором тоже был слишком долго!
Шэнь Цзю за моей спиной подавился воздухом.
Я будто воспарила над пропастью на дурном мече. Братец дернул рукой, я, опомнившись, разжала пальцы. След от них тут же скрыл широкий светлый рукав.
— Что ж, этот мастер считает твою просьбу справедливой… Бинхэ, — как бы то ни было, голос Шэнь Цзю не дрогнул ни на штришок. — По имени так по имени.
У меня возникло странное ощущение, будто братец очень доволен. Не тем, что легко отделался, а скорее, подтверждением чего-то, ведомого ему одному.
Я столько времени провела, учась различать его невидимые безмолвные сигналы, что теперь была почти уверена.
Мы втроем устроились в малом императорском кабинете, который теперь следовало бы назвать, наверное, кабинетом императорского наставника. Или какой там титул Ло Бинхэ собирался дать братцу до начала бунта?
Большой письменный стол на драконьих лапах весь был завален свитками и стопками бумаги, с краю высыхали сразу две открытые тушечницы — нефритовая и малахитовая, рядом в подставке кое-как топорщился букет писчих кистей. Книги стопками лежали вокруг, вместе с ними — подшитые папки, отделанные шелком, длинные списки и исчерченные талисманы. В одном углу стопкой лежали бамбуковые подушки, к столу была придвинута одна, обтянутая зеленым шелком.
Массивные книжные шкафы хранили на себе следы изящных безделушек, немилосердно сдвинутых по углам широких полок, в тонком слое пыли тут и там пролегали борозды и мазки.
На единственном свободном клочке стола курилось благовоние в простой чашке, древесный запах, амбра и что-то еще, сладковато-тонкое.
Комнатные девушки в невесомых платьях черно-красного шелка принесли чай со сладостями и удалились, легкие, почтительные и трепещущие, рой темных мотыльков.
Шэнь Цзю первым делом провел над подносом рукой, к чему-то внимательно прислушался, еле заметно кивнул, довольный, и тут же уцепил себе палочку танхулу. Он сел за стол, как само собой разумеющееся, а я, так же само собой, взяла себе подушку и притулилась рядом.
Ло Бинхэ садиться не стал, устроился у распахнутого окна. Окно выходило на зеленую террасу, а дальше ступенями начинались императорские сады. Где-то внизу переговаривалась стража.
— Этот ученик видел новую рощу у главных ворот.
Шэнь Цзю для начала тщательно прожевал сахарный шарик танхулу, потом отпил глоточек белого чая. Потом ответил.
— Этому учителю вовсе не доставляет удовольствия вычищать твой мусор, Бинхэ. Я публично казнил советника Гун, министра ритуалов Гао, капитана Ли, капитана Фан и капитана И, а также заместителя министра податей Ао. Министр податей — бестолковый старик, он давно выжил из ума, я отослал его в его загородные владения именем императора. Теперь на свободных должностях новые люди, пока они из кожи вон лезут, чтобы угодить. Там посмотрим.
— Учитель помнит все имена.
— И Бинхэ бы не мешало. Если убиваешь, а тем более, если считаешь себя в праве вершить правосудие, потрудись узнать, как зовут того, чью жизнь отнял.
— Учитель казнил всего пятерых. На руках этого Бинхэ тысячи жизней.
— Во-первых, не вина этого мастера, что Бинхэ не научился разборчивости, ни в политике, ни в весенней игре. Во-вторых, полсотни предателей ниже рангом были казнены без публичности, двадцать евнухов и три служанки забиты плетьми. Я могу назвать имена каждого, кто умирал с именем Тяньлан-цзюня на губах. И это вина Бинхэ. Если бы Бинхэ вел дела иначе, ситуация не зашла бы так далеко.
В его голосе не было довольства, только усталость. О казненных людях он говорил спокойно, как о неприятной, но необходимой работе.
Я в который раз напомнила себе, что выбрала сторону. Есть знакомое зло, необходимое зло, на которое идет каждый из нас. Братец Шэнь знает, что делает.
Братец Шэнь с удовольствием съел еще один шарик танхулу.
Он нет-нет, да и поглядывал на меня, бросал быстрые цепкие взгляды, и это единственное, что чуть-чуть не вписывалось в тщательно сотканный образ безупречного и невозмутимого ученого.
Ло Бинхэ выглядел как обожравшийся сметаны кот, хотя его тут вообще-то ругали.
— Этот ученик виноват, — покаянно опустил он голову, однако взгляд из-под пушистой челки сверкал лукавый, без капли раскаянья. — Уповаю на мудрость мастера, лишь Меч Сюя, жалящий в спину, сможет наставить ничтожного.
Шэнь Цзю скривился и быстро спрятал лицо за веером. Промолчал, весьма недовольно. Император неожиданно чутко уловил его настроение и пружинисто оттолкнулся от оконной рамы.
— Ладно, этот понял. Учителю невыносимо видеть и слышать этого ученика, что ж, справедливо. Будут ли указания?
— Проверь свой цветник, — бросил братец из-за веера, свободной рукой рассеянно выбирая новую палочку танхулу. — Твои женщины все извелись, а когда я отказался официально объяснять, где тебя носит, совершенно сорвались с поводков. Разберись с ними. Надоело проверять чай.
Ло Бинхэ подобрался, нега схлынула с него в один миг.
— Учителя пытались отравить?! Кто?! Какая из них?!..
— Не важно, кто, — за веером Шэнь Цзю снова скривился. — Важна тенденция. Я могу прополоть сорняки в твоей армии, министерствах и внутренних службах, но не собираюсь лезть в цветник. Гаремные сестры не хотят твоей смерти, они хотят моей смерти, что вполне закономерно. Они думают, я убил тебя или подчинил себе…
— О, я бы не отказался, если бы учитель подчинил меня… всеми способами!
Шэнь Цзю брезгливо фыркнул.
— Отвратительно. Скорее уж Бездна замерзнет!
— Но ведь учитель говорил, что не примет должности при моем дворе, и вот, поглядите, где мой учитель. Разве у мастера Шэня слова так уж редко расходятся с делом?
— Так ты назвал меня лжецом?
— Нет-нет, вовсе нет! Этот ученик лишь хотел сказать, учитель меняет мнение, когда ему это выгодно! Прекрасная черта, бесценная для того, кто правит рядом с этим… э-э, с каждым словом я все больше себе врежу?
— Именно, — Шэнь Цзю щелкнул веером. — Так что будь добр, иди прочь.
К моему удивлению, Ло Бинхэ послушался беспрекословно. Больше не ерничая, он коротко склонил голову, потом нахально мне подмигнул и удалился, насвистывая.
Насвистывая! Серьезно?!
— Ничуть не изменился, мелкий ублюдок, — пробормотал Шэнь Цзю и развернулся ко мне всем телом. — Ну? Почему ты не пьешь чай? Сильно устала с дороги? Хочешь отдохнуть?
— Нет! Нам слишком много нужно обсудить, братец. Только… Мне нужно прежде лекарство, — проговорила я и стрельнула глазами в сторону закрывшейся двери. Осторожность не повредит, мы ведь выяснили, что император снова может на меня воздействовать, пусть и ценой усилия.
Сомневаюсь, что он станет. Но в голову ему все еще может прийти что угодно.
Шэнь Цзю молча достал из рукава флакон, откупорил притертую крышку. Нос защекотал запах жженой кости.
Братец капнул мне в чашку две густые маслянистые капли. Я зажмурилась, выпила чай с ядом одним глотком. Выдохнула сквозь стиснутые зубы. Прогорклый резкий вкус ощущался почти сладостью, позабытым спокойствием и безопасностью на языке.
— Наверное, будет не очень.
— Ничего, — братец взял меня за плечи. В его крепкой хватке я почувствовала себя увереннее. Я создала эти руки, и они работают как нужно. Эй, да есть ли для меня пределы в мире? — Ничего, сестрица Мин-мин, я буду здесь.
К «жуаньскому ножу», видимо, существовала некая устойчивость, не у паразитов, у самого организма реципиента. Боль скрутила меня, разумеется, но была и вполовину не такой острой, как в лагере, и уж точно ничего общего не имела с той агонией, через которую я проходила во дворце.
Голова кружилась, резало живот и выкручивало жилы, братец утирал мне лицо невесть откуда взявшимся платком, и мутным взглядом я замечала на нем бледные кровавые разводы.
Но все длилось недолго, не дольше палочки благовоний, я считала вдохи и выдохи, и все время оставалась в сознании.
Слабость и боль схлынули разом, оставляя после себя тягостное, тошнотворное ощущение, будто кости превратились в крахмальное желе.
— Ты как? — Шэнь Цзю успел подсунуть мне под спину несколько подушек, должно быть, призвал при помощи ци, а я и не заметила. Теперь я как будто полулежала, а кое-где на разбросанных по столу документах появились кровавые брызги.
Я дрожащей рукой заправила за ухо растрепанную челку. Пусть только попробует отослать меня отдыхать! Может, он теперь и носит на поясе драконью печать, но я все еще его лекарь и сама отлично знаю, когда человеческий организм на пределе, а когда еще поскрипит!
— В порядке. В порядке, братец Шэнь. Ощущения немного другие. Хотела бы я изучить свойства цветочной крови Тяньлан-цзюня поподробнее.
— Думаешь, это из-за них, а не от смешения паразитов?
— Вот не знаю. И почему этот вопрос никто раньше подробно не изучал?
— Нет таких сумасшедших, — он хмыкнул. — К тому же, священные демоны очень тщательно оберегают секреты, до смешения миров в этом не было такой уж насущной необходимости. Не так уж часто они расхаживали по Поднебесной.
— Так тебя в самом деле пытались отравить?
— Шестнадцать раз. Сяо Гунчжу — признанный лидер, она не хотела меня убить, что забавно. Просто уложить с тяжелой болезнью, и тогда бы ее драгоценный отец нашел повод взять власть в свои руки. Ян Исюань и остальные не стали бы перечить, если бы я голову от подушки не смог поднять.
— Звучит… логично?
— Мне пришлось лично с ней побеседовать, — Шэнь Цзю неприятно улыбнулся. — Я предложил проверить, чьему слову поверит Ло Бинхэ, если попытки не прекратятся.
— И она согласилась остановиться?
Он налил мне чаю, присовокупил сладкий рулетик. Во рту еще оставался привкус крови и жженой кости, поэтому лакомство я съела с удовольствием. Белый чай невесомо пах жасмином.
— Разве у нее был выбор? Крошка Хуань Чуньхуа куда умнее, чем кажется. Я бы даже сказал, умнее собственного отца. Старик изо всех сил старается во мне усомниться. Мне приходилось собирать совет каждый день, и каждый день у него находились новые каверзные вопросы. Но будь я проклят, если уступлю этой отрыжке белоглазой собаки!
— Ты терпеть не можешь Лао Гунчжу, — заметила я. — Сильнее, чем прежде.
— Верно, мне удалось кое-что узнать, — он тоже отпил чаю, изящно придержав широкое крыло рукава. — Корни всех наших бед лежат во дворце Хуаньхуа, в истории Су Сиянь и Тяньлан-цзюня.
— Забавно, я пришла к такому же выводу.
— Хм. И почему же?
Я рассказала ему о своей теории касаемо яда и беременности девы Су. Потом немного рассказала о Тяньлан-цзюне, подробнее, чем во сне.
— …так что, думаю, он совершенно точно ее любил. Во всяком случае, генерал Чужчжи-лан считает, дева Су разбила Тяньлан-цзюню сердце. Прямо он, конечно, этого не сказал.
— Он любил ее, а она его, — задумчиво повторил Шэнь Цзю. — Хотя доказательств у нас нет, только домыслы. Но раз звереныш жив и устойчив к «жуаньскому ножу», это имеет смысл. Косвенное доказательство — Мяо Линь. Мяо Линь, кстати, тоже пыталась меня отравить. Ей в голову как раз пришло прислать мне тот самый чай.
— Ха-ха, то есть, она все же признала, что чай отравили? Воистину, вот неожиданность! А пела-то, что это я отправила на тот свет ее дитя!
— Люди вообще неблагодарные создания, — Шэнь Цзю прикончил вторую палочку танхулу целиком. Ему пришлось оторваться от сладостей, пока меня корежил янь-жу, и теперь он наверстывал.
Чай успел порядочно остыть. Я все равно налила нам обоим по новой порции, поболтала на дне заварку.
— Вы с императором много разговаривали во снах?
— Не так уж много, — он с кивком принял чашку. Чуть задержал свои пальцы на моих. Теплые. — Я мало спал за эти недели, не до того было.
— Да уж, работа колоссальная.
Узкие губы тронула самодовольная ухмылка.
— Ты права. Страшно подумать, как звереныш вообще вел тут дела…
— И все-таки, — не дала я перевести тему. — Ты успел пообещать императору любое желание в обмен на мое благополучие! Шэнь Цзю, ты сошел с ума! Я могу сама о себе позаботиться, я смогла позаботиться и о себе, и о тебе однажды, нет никаких причин так подставлять себя! Он мог просить любое!
Братец поморщился.
— Успокойся. На неприемлемые вещи я бы не согласился. Договор был — в пределах разумного.
— Разумного для кого, для него или для тебя?! — я чуть не бросилась на него с кулаками, едва сдержалась. Шэнь Цзю свернул-развернул веер. Глаза он прятал.
— Прекрати кричать. И сядь нормально, не елозь. Ничего бы со мной не стало, я знал, что Ло Бинхэ захочет доказать, как изменился. Он не попросил бы ничего сверх обращения или, может, одного поцелуя. Это то, что я могу выдержать.
— В этом не было нужды все равно. Ло Бинхэ не захотел бы расстраивать тебя моей смертью.
— Это ты так считаешь.
— Про тебя то же могу сказать!
— Какая разница! — разозлился Шэнь Цзю. — В чем дело, если все обошлось?! Ты чем-то недовольна?!
— Тем, что ты мог бы… мог бы пострадать, — выдавила я, не в силах сформулировать точнее. — Я очень волновалась за тебя, братец. Столько раз сожалела, что послушала тебя и пошла с Ло Бинхэ. А он-то!.. нашел способ на тебя давить.
Шэнь Цзю вздохнул. Обнял ладонями чашку.
— Задумайся, — голос его стал вкрадчивым и ласковым. — Только подумай. Звереныш перехитрил сам себя. Хотел доказать, что может давить на меня, и милостиво ограничился символической просьбой. Мол, взгляни, мастер, я изменился!
— Ну так и что? — буркнула я.
— А то, моя дорогая Сяомин, что ради развития призрачного успеха он теперь будет из кожи вон лезть. Произвести впечатление. Я знаю звереныша, пусть он и абсолютно сумасшедший, он не захочет терять заработанные очки.
Звучало сомнительно, о чем я и сказала мрачно. Шэнь Цзю рассмеялся.
— Не думаешь же ты, что я стану просто доверять ему, очертя голову? Ни единый миг!
Доверять-то, может, и не станет, но уже дважды ради желания доказать то ли себе, то ли еще кому неизвестно что этот человек рискует собой безо всякого смысла. Сначала янь-жу, теперь подобная клятва, и пусть хоть тысячу раз убеждает меня, что не стал бы выполнять просьбу «серьезней одного поцелуя».
Все больше я убеждалась, что у братца Шэня, в точности, как у Ло Бинхэ, начисто отсутствует инстинкт самосохранения.
Только отсутствие его проявляется совсем уж причудливыми путями.
Кажется, ценить собственную жизнь не могут ни один, ни другой, но одному гордость и удача мешают помереть, а другому — небожители знают, какие мотивы. И, надеюсь, я.
Покои Тишины стояли на месте. Теперь вокруг них тоже рос бамбук, прозрачная юная рощица, совсем молоденькая. Мои теплицы тоже выглядели будто бы в порядке, и возле них дежурили знакомые серокожие стражники.
Завидев меня в компании Шэнь Цзю, они вытянулись во фрунт и хором гаркнули:
— Рады видеть госпожу Дун!
— Госпожа тоже рада, — улыбнулась я. Сердце наполнилось тоскливым теплом.
Братец поддерживал меня под локоть. Еще совсем недавно кругом лежал снег и это я помогала ему идти на неверных, недавно выращенных ногах. Теперь его шаг сделался стремительным и легким.
Оказывается, нас ждали. Лю Минъянь сидела на крыльце, по-мужски расставив ноги, и правила меч. На укороченном пыльно-розовом ханьфу виднелись следы точильного порошка.
При нашем приближении она подняла голову, перевитая жемчугом строгая коса скользнула по спине.
— Сестрица Дун, рада видеть. Выглядишь измученной.
— И она измучена, — фыркнул Шэнь Цзю, не давая мне и слова вставить. Демонстративно обратился ко мне. — Госпожа Лю здесь, потому что слуги, без сомнения, успели донести ей о вашем с императором возвращении. Она очень хотела видеть тебя, но отказалась рассказать этому Шэню, по какой причине.
— Все в порядке, мастер Шэнь, — я высвободила локоть из его хватки и поклонилась. — Приветствую сестрицу Лю. Эта Дун верно понимает причину, все дело в, э-э… созревших плодах?
Она отрывисто кивнула. Качнулась газовая вуаль, внимательные ясные глаза пронзили меня взглядом, как ланцетом.
— Хорошо, — мысленно я вознесла молитву всем небожителям сразу. — Только мне нужно переодеться. И сначала я осмотрю мастера Шэня. Надеюсь, сестрица простит эту Дун за приоритеты.
— Простит, — сухо согласилась Лю Минъянь. — Пара часов не сделает здесь погоды. Я достаточно ждала. Подожду тебя здесь, снаружи.
На Шэнь Цзю она демонстративно больше не взглянула и не подумала встать с крыльца, а он так же демонстративно снова взял меня под руку и прошел мимо нее, задев край ее ханьфу длинной полой своего.
Двери раздвинулись, я полной грудью вдохнула знакомый запах: смесь дорогого чая, лекарственных настоек, книг и благовоний, бамбука и лотоса и еще чего-то, чему я не подобрала названия, как ни старалась. Так иногда пахло в моих скудно обставленных комнатах в Шу Дун.
Окна по-прежнему загораживали расписные экраны, ширма разгораживала сдвинутые близко друг к другу застланные вышитыми зелеными покрывалами постели в дальней комнате, книги и ряды снадобий теснились на полках стеллажей, начищенное алхимическое оборудование блестело, на ящичках, мешочках и колбах я не заметила ни следа пыли. Инструменты ждали меня в промасленных кожаных чехлах, запасные наборы игл, ланцеты, пинцеты и зажимы всех мастей, палочки для работы с духовной энергией, узкие полосы пустых талисманов из лучшей рисовой бумаги.
Мягко мерцали «ночные жемчужины». Мой рабочий стол тоже оказался завален бумагой и свитками, часть из них сползла в неаккуратные стопки на полу.
— Ты все вокруг заселил документами? — спросила я. Голос прозвучал хрипло.
Шэнь Цзю отпустил мою руку и тихо рассмеялся.
— Ты хоть представляешь, сколько на меня навалилось работы? Нужно было навести порядок, чтобы хоть пол стражи поспать спокойно! Дворцовый хаос чуть сам себя не сожрал. На наше счастье, звереныш не всех толковых людей в своем окружении сослал и казнил.
Он подошел к столу, выудил из-под бумаг колокольчик, позвонил. Демоны-слуги нарисовались в Покоях Тишины почти сразу и радостно засвистели при виде меня, кланяясь до земли.
Они тоже остались прежними, зеленокожие, быстроглазые, из-под черно-красных одежд тут и там пробиваются клочки пушистого мха.
— Рады тебя видеть, — хмыкнул Шэнь Цзю. — Привязчивые создания.
— Эта госпожа тоже рада, — я улыбнулась демонам. — Хорошо ли вы служили мастеру Шэню?
Те переглянулись и согласно засвистели, снова многократно кланяясь. Не удержавшись, я потрепала их по жестким волосам. На ощупь напоминало молодой лишайник.
Демоны загомонили, возбужденно закружились вокруг меня, почти замурлыкали. Я никак не могла сдержать улыбки, улыбалась так, что губы заболели.
Впервые за долгие дни робкий росточек покойного счастья пробился в моей душе. И плевать, что он был похож на росток бамбука, расправивший тонкие листья под казнимым предателем.
Ничего не решено и ничего не кончилось, мы все будто замерли на кромке ланцета, в оке урагана.
Но я была дома, братец Шэнь был в порядке, А-Тянь где-то здесь и в порядке тоже, и императорская удача не должна оставить Ло Бинхэ в смертельной схватке с собственным отцом.
Иначе зачем эта удача вообще ему сдалась?
Моховики принесли таз с горячей водой, мыло и ароматическое масло. Я тщательно умылась, вымыла руки и переплела волосы, мечтая, как вечером заберусь в купальную ванную и буду отмокать целую стражу, а мои услужливые демоны будут сновать вокруг и подливать кипятку.
Эх, какая я стала разнеженная…
Поцокав про себя языком, я сменила ханьфу на темно-серое с мелкой белой вышивкой по вороту и рукавам, потом провела быструю ревизию инструментов и собрала себе новую лекарскую сумку. Она, конечно, в сравнение не шла со старой, сгинувшей в лагере бунтовщиков вместе с Хэпином, но выбирать пока не приходилось.
Шэнь Цзю тем часом уже успел закопаться в бумаги на столе и даже отослать одного моховика куда-то со стопкой записок.
— Итак, братец, — бесцеремонно оторвала я его от дел. — Сначала осмотр, потом дела.
— Да все со мной в порядке, — попытался было воспротивиться тот, но я была непреклонна. Поставила ширму, заставила его раздеться и тщательно изучила все места сращений. Шэнь Цзю покорно замер под моими руками и будто бы расслабился.
Он был несколько истощен, но и вполовину не так плох, как тогда, когда я оставляла его посреди дворцового коридора, добела сжимающего в пальцах белый нефрит драконьей печати. На худых плечах и руках появились хоть какие-то мышцы, ребра и колени больше не грозили вспороть тонкую кожу, хотя веса ему по-прежнему недоставало.
— Ты принимаешь укрепляющий отвар?
— Кто бы мне его варил? — он фыркнул. — Обхожусь чаем. Пока были твои запасы, честно принимал, не надо на меня сопеть!
Я все равно посопела. Он сел на постель, я изучила несколько поблекшие, и все равно отчетливые круговые рубцы на бедрах. Ци здесь текла с заминкой, хотя по стремительной походке нельзя было сказать, что мастер Шэнь испытывает при ходьбе некоторые затруднения.
Я нажала на перенапряженные мышцы. Шэнь Цзю коротко вскрикнул от неожиданности: верный признак того, насколько расслабился.
— Эй! Больно.
— Конечно, больно. У тебя здесь целые жгуты. Сколько времени ты проводишь на ногах? Хочешь однажды вообще не встать?
— Они работают, и ладно, — он скривился, но больше не позволил себе ни единого лишнего звука. Я отошла, нашла на полках разогревающее масло и вернулась, баюкая флакон в ладонях. — Я все равно могу протолкнуть по каналам ци, просто с большим усилием.
— Тебе не привыкать к таким усилиям, я понимаю, — мне снова пришла в голову догадка о темном заклинательстве, но сейчас не время было обсуждать такие вещи. — И все-таки будь добр, береги плоды моих усилий. Моховики бы справились с простым массажем, я уверена.
— А я вот не уверен, — процедил он и закрыл глаза, пока я тщательно и безжалостно разминала худые ноги. — Между прочим, если кто-то войдет и увидит нас в такой позе, решит, что ты играешь на моей флейте. Мы ни за что не отбрехаемся.
— Я поставила ширму.
— Сквозь нее видны силуэты, это еще хуже. Ты ведь не догадалась запереть дверь на что-то существеннее засова?
— Ты не отвертишься, я все равно закончу. Когда войдут — тогда и станем разбираться.
Он недовольно цокнул языком.
«Флейта», то бишь половой член его не выражал ни малейшей заинтересованности вашей покорной слугой. Волос в паху и на всем теле по-прежнему не росло.
— Что за техника избавления от фолликул?
— Подсказали в одном борделе, — он расслабленно откинулся спиной на подушки. Разгоряченные порозовевшие ноги подрагивали под пальцами. — Если хочешь, и тебя научу. Хотя у тебя и так на теле волосы редкие.
— Научишь потом, — я в последний раз с силой прошлась от колен до тазовых костей, проминая превратившиеся в студень мускулы. Потом встала с колен, отерла руки тряпицей и набросила на братца тонкое покрывало. — Теперь отдыхай. Все равно пару палочек благовоний ты не сможешь ходить.
— Это был твой план, да? — он приподнял от подушек голову. — У меня полно дел!
— Это был экспромт, — я не удержалась, погладила его по руке. — Когда вернусь от Лю Минъянь, займусь укрепляющим отваром, и нужно будет несколько сеансов акупунктуры. Я боялась худшего, и все-таки ты отнюдь не здоров.
— Когда-нибудь ты сочтешь меня здоровым? — судя по голосу, он временно смирился. Хотя бы пока я не уйду.
— Когда-нибудь, — ответила я и помедлила с полпалочки, кружа по комнатам и раздавая шепотом указания услужливым моховикам. Нужно было перечесть все ингредиенты, составить описи, проверить оборудование.
Хорошо, что «жуаньского ножа» мы наварили столько, что хватило бы на солдатский отряд.
Братец сначала недовольно вздыхал и пытался ворочаться, потом, судя по глубокому дыханию, задремал.
— Стерегите сон мастера Шэня, — велела я демонам. — Он устал, ему нужна хоть стража отдыха.
Моховики переглянулись и склонились все, как один, с тихим согласным свистом.
Больше ничего пока сделать я не могла, а Лю Минъянь до сих пор ждала, потому, перекинув сумку через плечо, я вышла наружу.
Она в самом деле все еще сидела здесь, прямая и спокойная. Меч исчез, наверное, убрала в цянькунь, и теперь она просто ждала, сложив руки на коленях.
— Сестрица Лю, — позвала я.
Она обернулась.
— Что, змея разжала зеленые кольца?
— Мастер Шэнь отдыхает, — я поджала губы. — Разве он не удержал этот высочайший двор на краю пропасти в миг наивысшей слабости супруга-императора?
— Удержал, — Лю Минъянь поднялась одним гибким слитным движением. Солнце запуталось в розоватых жемчужинах, увивающих косу. — Одним небожителям ведомо, зачем. Я все ждала, когда он откроет ворота отряду заговорщиков.
— А что, был еще отряд?
— Не было, — нехотя признала она. — И от этого мне только сильнее не по себе. Он не дал нам поговорить с Инъин, ничего толком не объяснил, только тыкал печатью. Но нужно было работать сообща, если мы хотели справиться с угрозой.
— Если сестрица ждет, что эта Сяомин…
— Да ничего я не жду, — отмахнулась она. — Ты принадлежишь ему с потрохами. Ло Бинхэ вернулся, я просто посмотрю, куда дует ветер.
Я промолчала, и так, в молчании, мы дошли до Благоухающего Павильона. Самшит распускался по весне, черные ветви уже начали одеваться зеленой дымкой молодых листьев, сквозь них больше не получалось разглядеть со ста шагов выточенных на главных дверях некрашеных цапель.
Стража в броне, покрытой дымчато-розовой эмалью, покосилась на меня, но Лю Минъянь кивнула им, и они не посмели задавать госпоже вопросов.
— Так что с мастером Лю? — не выдержала я, когда мы остановились отчего-то перед входом в дальнюю комнату. Уже отсюда я чувствовала запахи прелой земли и густой зелени.
— Я хочу, чтобы ты осмотрела тело, — Лю Минъянь подняла на меня взгляд. — Оно полностью сформировано, отмерли все корешки, мне кажется, все готово к последней стадии.
— Сестрица о переселении души?
— Да, — она замялась. — Ты говорила, ты никогда с этим не работала… я понимаю, я понимаю еще, что сестрица Дун на самом деле ничем не обязана этой Лю…
— Сестра Лю, несмотря на неприязнь, поддержала мастера Шэня, — мягко возразила я. — Дун Сяомин обязана отплатить ей хотя бы за это. К тому же, я ведь обещала сестре Лю помощь. И я… я до сих пор не сказала мастеру Шэню, в чем дело. Он не спрашивает, я не говорю. Мастер Шэнь уважает тайну благородной супруги Лю.
Или ему не слишком интересно, пока Лю Минъянь не замыслила дурного против него лично. К тому же, он тысячу раз прав, благородную супругу лучше иметь в худых друзьях, чем в добрых врагах. А она будет мне худым другом, пока ей нужна моя помощь, что значит — будет каким-никаким союзником Шэнь Цзю.
— Хорошо, — она несколько раз глубоко вздохнула. Я ждала. — Хорошо. Тогда идем. Ты взглянешь на тело. А потом я покажу тебе… вместилище его души.
Следом за ней я вошла в знакомую «оранжерею», полную ци и воды, талисманов и размытого света, струящегося со всех сторон.
Ноги снова, как в первый раз, по щиколотку утонули в мягком перегное.
Земляной холмик в центре комнаты присел и осыпался, теперь ничто не скрывало обнаженное, внешне совершенно человеческое тело, лежащее посередине.
Следом за Лю Минъянь я приблизилась к нему, стараясь не делать резких движений.
Полностью созревший, цветочный образец покойного мастера Лю отличался исключительной красотой. Нет, я помнила, он был красив, но землистый цвет лица и корневые отростки никого не делают симпатичнее. К тому же, Лю Минъянь, видимо, избавила вероятное будущее тело брата от смешной жидкой бороденки, открыв точеный подбородок и прихотливый рот.
Теперь же, неотличимый от человека, он обрел редкую утонченную прелесть. И не сказать, что человек с таким лицом, острым и нежным одновременно, с таким капризным изгибом губ и такими длинными ресницами был когда-то великим воином с Вершины Ста Битв, а не драгоценным наложником какого-нибудь несметно богатого властителя.
Мысль о несметно богатых властителях заставила меня улыбнуться. И Ло Бинхэ, и Мобэй-цзюнь уже пали жертвами мастеров школы Цанцюн, несмотря на прошлые сердечные привязанности (если, конечно, они вообще у них были в полном смысле слова), интересно, какого высшего демона покорил бы этот заклинатель?
Эх, жаль, даже такая красота вряд ли одолеет одержимость Тяньлан-цзюня отомстить мертвой женщине. Воистину, разрушительные демонические страсти…
Размышляя, я проверила расположение и наполненность духовных меридианов, проследила, как они оплетают внутренние органы, как следуют вдоль крупных кровеносных сосудов, по-прежнему лишенных даже намека на пульс.
— Как будто все в порядке. Цветочное тело должно функционировать не хуже настоящего. Единственное, что… может возникнуть некоторая проблема в совместимости энергий, — Тяньлан-цзюнь рассыпается на части в буквальном смысле. Впрочем, он ведь демон, демоническая ци отличается от заклинательской как Бездна от Небес. — Но не думаю, что это наш случай.
— Брат был сильным совершенствующимся, — тихо сказала Лю Минъянь.
— Но шел только прямым путем?
— Иногда даже слишком прямым, — она сухо усмехнулась под вуалью. — Дагэ не умел различать полутона, никогда не мог взглянуть на ситуацию с разных точек зрения. В этом он немного походил на Ло Бинхэ, каким я его узнала. Наверное, поэтому мы и стали сначала общаться, Ло Бинхэ был мне союзником в моем расследовании.
— Сестрица Лю тоже не любит полутона, — не сдержалась я. Она вздохнула.
— Это правда, и все же эта Лю учится их признавать.
Возразить мне было нечего, потому осмотр я закончила в молчании. Выпрямилась.
— Действительно, как будто все в порядке. Но, сестрица Лю, я ведь говорила, это — потрясающий пример работы с духовными меридианами, мне далеко до такого уровня. Вся эта твоя окружающая система для нескольких корней, уровень наполнения ци… я просто не представляю, чем могу тебе помочь.
— А я не представляю, как можно душу поместить в цветочное тело, — она тоже поднялась, отряхнула с подола и штанов налипший чернозем. Я спохватилась и последовала ее примеру: надо же, и не заметила, что как чушка. — Всю голову сломала, прочитала, кажется, все, что было в библиотеке. Мне не справиться без помощи, без лекаря. А ты — единственный лекарь во дворце, которому я могу доверять.
— Не боишься, что я, наоборот, разрушу твои усилия, лишь бы мастер Лю не очнулся и не подтвердил твою давнюю версию о его убийце? — отбросила я всякое вежество.
Лю Минъянь снова хмыкнула.
— Брось, ты не такая.
— Почем ты знаешь?
— Хотя бы потому, что до сих пор не нашептала об этом месте Шэнь Цинцю. Он мог бы иметь такой козырь против меня, ведь пока Ло Бинхэ странствовал с тобой, он был здесь хозяином. Но он предпочел худой мир.
— Может, он просто знал, что я пообещала тебе помочь, и уважал мое обещание?
— Вот он-то как раз не такой человек. Ради своей выгоды он любые обещания вывернет наизнанку, тем более, не свои.
Да, она, вероятно, права. Пообещал же он Ло Бинхэ… ну да ладно.
— И все-таки, — вернулась я к насущной проблеме. — Я никогда этого не делала. Работа с душой как таковой отличается от работы с духовными каналами, я тоже понятия не имею, с чего начать… — и осеклась, потому что в тот момент как никогда ясно осознала, с чего начать.
Должно быть, у меня изменилось выражение лица, потому что Лю Минъянь воодушевленно схватила меня за руку.
— Сестрица Дун что-то придумала?
Никогда я не видела ее охваченной такой надеждой. Лю Минъянь, Лю Минъянь, такое чувство, будто последние годы, разочарованная в супруге-императоре, она жила только одной мыслью, мечтой о возвращении брата. Если где-то у нее до сих пор хранится его несчастная душа (ужасно эгоистичная идея, если подумать, не отпускать душу на перерождение из-за собственной привязанности), сколько же времени вынашивала она этот план?
Теперь, когда вот оно, цветочное тело, она не могла с собой совладать, она, всегда такая сдержанная и суровая благородная супруга, что лично отбирает солдат в императорскую гвардию и заседает в малом совете, что может высказать Ло Бинхэ в лицо все, что думает, одна из немногих.
Эта женщина сейчас смотрела на меня блестящими от непролитых слез глазами. Пальцы ее пребольно впились в запястье.
Я вздохнула.
— Я… пожалуй, постараюсь кое-что выяснить. Обещаю, сделаю все, что смогу. Но, наверное, сначала мне нужно взглянуть на нынешнее вместилище души. И узнать, как сестрица Лю создала его.
Наставник Дун всегда говорил, анамнез — половина диагноза.
Лю Минъянь решительно кивнула.
— Идем.
Руки моей она так и не отпустила, так что я и без указаний последовала бы за ней. Поди, вырвись от прославленной заклинательницы!
Личные покои благородной супруги закономерно расположились в десятке шагов от «домашней оранжереи». Высокая служанка в укороченном красно-белом халате сидела на плоской подушке у приоткрытых дверей и что-то вышивала на узком шелковом полотнище. При приближении госпожи она отложила работу и степенно поклонилась.
— Госпожа Лю. Госпожа благонравная супруга.
На вид ей было лет тридцать пять, лицо некрасивое, но живое, россыпь родинок на загорелой шее, крепкие руки. Ничуть не похожа на газовых мотыльков из дворца и держится с достоинством.
— Фуюнь, — кивнула ей Лю Минъянь. — Никого не впускать, даже если сам император заявится под окна. Мне нужно где-нибудь пол стражи.
— Слушаюсь, — она снова поклонилась и удалилась не спеша, напоследок смерив меня внимательным и неприязненным взглядом эбеново-черных глаз.
Я поежилась. От Лю Минъянь это не укрылось.
— Фуюнь — бывшая рабыня, у нее тяжелый характер, — сказала она будто извиняясь. — Считает, что с гаремными сестрицами нечего иметь дело такой госпоже, как я. Особенно, хм, с теми, кто возвысился вопреки заслугам и положению.
— То есть, со мной в первую очередь.
— Ну почему же. В первую очередь с Инъин и Сяо Гунчжу, хотя в последнее время сестрица Сяомин та еще героиня сплетен. Весь двор гадает, как вы с Шэнь Цинцю околдовали Ло Бинхэ. Но еще больше гадают, отчего в опале Первая Супруга.
— Сестрица Лю знает, почему?
— Знает, — наверняка под вуалью она поджала губы. — Сяо Гунчжу охотно просвещает всех, кому достает желания ее слушать. Шэнь Цинцю ничего не говорит. Я… не хочу думать об этом.
В ее алькове все подходило ей, как подходил ей Благоухающий Павильон целиком. Светлое дерево и изысканная простота, много света, мало мебели, угол для медитации, узкая жесткая постель — в такую не придет понежиться супруг-император, безукоризненно чистый рабочий стол, оружие на стенах, не декоративное, явно боевое.
Я помедлила, разглядывая большой композитный лук, чьи плечи украшали желто-серые костяные вставки. Чтобы натянуть такой, нужна воистину легендарная сила. Человеку сложения Лю Минъянь не справиться, не задействуя порядочно ци.
Лю Минъянь подошла к столу, сняла два засветившихся бумажных талисмана с верхнего ящика, что-то прошептала, сложила несколько быстрых печатей. В глубине гулко щелкнул невидимый механизм.
Из ящика она достала плоскую шкатулку. Поставила на стол. Вздохнула.
Я подошла поближе, на всякий случай сцепив руки за спиной. Простая деревянная коробочка ничем не запиралась, однако от нее тянуло духовной энергией. Однажды я встречала примечательную штуку, мешочек для ловли призраков, и от него по меридианам разливалось похожее ощущение — легкая неприятная вибрация.
— Вот, — Лю Минъянь открыла крышку и одним движением развернула шкатулку ко мне.
Я поджала губы. Честное слово, я чего-то подобного и ждала. На шелковой подкладке лежало навершие от рукояти меча-цзяня, чуть оплавленный, истертый тысячами прикосновений янтарный шарик, оплетенный металлом, с крошечной петелькой для шелковой серой кисточки. На шнурке кисти — шесть бусин, тоже янтарных, но гораздо меньше.
— Это навершие Чэнлуаня, — проговорила Лю Минъянь. Она внимательно следила за каждым моим движением. — Оно могло накапливать духовную силу и потом высвобождать при ударе. Брат не любил пользоваться этой техникой, считал ее уделом слабаков.
— Но как же ты поймала в него душу?
— Пещеры Единства Душ экранированы от мира, — она оперлась ладонями о столешницу. — Чтобы отправить душу умершего там на перерождение, нужно провести сложный ритуал. Я затребовала себе это право, а глава Юэ так хотел все замять, что позволил мне, ученице. Я ведь… тогда осталась его единственной родственницей, да к тому же, находилась на хребте, почему нет? У Ло Бинхэ водились всякие книги. Он таскал их у Шэнь Цинцю, наловчился так, что мастер Шэнь ничего не замечал. В одной из них мы нашли, как захватить душу в амулет, нужно было что-то, к чему был привязан призрак… а брат ни одной вещи не ценил превыше своего меча.
— Где же сам меч? — я потрогала край шкатулки. Контуры едва заметных сдерживающих знаков перетекали один в другой, намертво въевшиеся в гладкое дерево. Неприятное ощущение усилилось. Душа совершенно точно была здесь. И отчаянно стремилась наружу.
— Хранится у меня, — Лю Минъянь сосредоточенно уставилась в недра янтарного шарика. — Я… я понимаю, что поступила отвратительно. Брат не стремится быть здесь.
— Мы все однажды поступаем отвратительно, — утешила ее я. — И это всегда с какой стороны посмотреть.
Хотя я, признаться, была с ней согласна. Столько лет, серьезно? Столько лет без всякого четкого плана, и сколько бы еще она искала решение, если бы не мое исследование? Наверняка бы догадалась, она умная женщина, но далека от лекарских вопросов, и когда бы?..
— То, что душа стремится на волю, наверное, хорошо, — я выпрямилась и отошла на пару шагов. Вибрация в меридианах стала едва выносима. — Нужно будет только направить ее в нужное вместилище, не дать понестись к мосту Найхэ. Я должна подумать и кое-что выяснить. Хорошо?
— Конечно, — Лю Минъянь улыбнулась одними глазами. — Как ты скажешь.
Она проводила меня до дверей павильона и слегка поклонилась на прощанье. Я возвратила поклон и не спеша направилась вглубь сада. Было, о чем поразмыслить.
Кругом цвела ранняя буйная весна, солнце сползало к горизонту, и облетающие сливы казались в его лучах окутанными красновато-розовым снегом. Где-то неподалеку звенел ручей, маленькая серая птица порхнула у меня из-под ног. Странно, прежде я не видела в императорских садах птиц…
Лю Минъянь хорошо иметь в союзниках, это правда. И, раз уж дала слово, я не стану его нарушать. Есть ведь человек, который уже переселял душу из прежнего вместилища в цветочное тело. И вроде бы он даже на стороне Ло Бинхэ. Более того, сама идея вернуть мастера Лю к жизни должна немало ему понравиться, не столько из лекарского интереса, сколько из тех же странных сентиментальных соображений, которые заставляют его радоваться восстановлению школы Цанцюн, какой бы она теперь ни была…
Мне нужно поговорить с Ло Бинхэ и с Нин Инъин. С последней — не только по поводу Му Цинфана. У меня тысяча вопросов, только вряд ли опальная Первая Супруга станет откровенничать со мной. В конце концов, если бы хотела, у нее было полно времени прежде в Покоях Тишины. Быть может, пока братец Шэнь лежал беспамятным калекой, а будущее зависело лишь от императорской переменчивой милости, ваша покорная слуга вполне охотно бы впуталась в мятежный заговор.
Первая Супруга не могла этого не понимать.
Она ударила Ло Бинхэ в живот отравленным кинжалом. Прекрасный план, и нет вопросов, почему не в сердце — действовать ей пришлось быстро, пока супруг-император не заметил лишнее движение.
А он не заметил, расслабился, кинулся к любимой жене с утешением.
Видела это только Сяо Гунчжу и служанки, которые уже никому ничего не расскажут. Версии Сяо Гунчжу и Нин Инъин, разумеется, расходятся, и Ло Бинхэ придерживается последней.
Но не в характере Ло Бинхэ так легко прощать предательство. Или в характере? Гунъи Сяо он лишил ядра и сослал, но после вновь приблизил, супруга Хуань вообще не понесла кары за едва не случившуюся измену, и даже я сама — разве не угрожала я императору мечом в Водной Тюрьме, разве не предала мужа, встав на сторону человека, чье имя мой супруг под небесами запретил упоминать?
С каких пор кровавый тиран Ло Бинхэ, растерзавший и объединивший миры, стал таким лояльным?
Сказала бы я, что после своего «путешествия в другую реальность», если оно, конечно, не порождение его больного мозга, но ведь история с генералом и Сяо Гунчжу случилась гораздо раньше, так?
Вопросы-вопросы. Вечерело, на траву пала роса, и мои новые шелковые туфли моментально промокли. Становилось прохладнее, стоило солнцу скрыться за обманчиво-далекой дворцовой громадой, подул промозглый ветер. На востоке, где небо уже синело сумерками, собирались тучи.
Как же я устала… братец Шэнь наверняка снова засел за бумаги, ему ведь пришлось заниматься не только корчеванием заговора (ради собственной, как он выразился, безопасности), но и обычными государственными делами, которые Ло Бинхэ порядочно запустил. Сам Ло Бинхэ отправился прояснять что-то там с большей частью своего замечательного императорского цветника.
Интересно, мои гаремные сестрицы уже растерзали его на клочки и залили слезами по макушку?
Сделав круг, я сама не заметила, как ноги принесли меня в такую знакомую часть сада, мимо любимой Нин Инъин бамбуковой рощи, совсем не похожей на молодую рощу у главных ворот.
Вход в Водную Тюрьму находился там, где я помнила. Он смотрел на меня пустой и мертвый, будто пасть исполинской змеи. Запалив талисман, я спустилась по крошащимся каменным ступеням. В лицо дохнуло плесенью и затхлостью, отравленная жижа оставила разводы на стенах слепого мешка с платформой посередине.
Обрывки цепей уже начали ржаветь, вездесущая плесень добралась до позабытых тряпок и отсыревшего бумажного фонаря.
Я присела на край платформы, уперлась локтями в колени, положила подбородок на сплетенные пальцы и закрыла глаза. Вот место, где все началось. Кузница моих решений, вознесших меня так высоко вопреки всему.
Подумать только, благородная супруга ищет моей помощи, а супруг-император делится сердечной мукой и ждет совета! Драгоценный учитель императора и его же злейший враг иногда зовет меня сестрицей.
Теперь я Дун-фэй, пусть заколка-рыба и сгинула где-то вместе с Хэпином и сумкой, пусть несуразно большое, дурно управляемое государство моего мужа раздирают на части мятежи, пусть нигде во дворце ни один человек не может чувствовать себя в безопасности — а где, скажите, в целом в Объединенных Мирах человек или демон в безоговорочной безопасности в принципе?
Человек смертен, даже если он «бессмертный заклинатель» и не умрет от старости или грудной болезни. А еще человек внезапно смертен, как говаривал какой-то мудрец.
Итак, я снова здесь. В Водной Тюрьме, в Цветочном Дворце — неважно. Мне надлежит проявить разум, оставить политические игры и заговоры тем, кто разбирается в них лучше меня, простой девицы с гор, и сосредоточиться на том, что я умею делать.
Ничего хорошего не выйдет, если буду лезть не в свое дело. Братец Шэнь ведь доказал мне и себе самому, что способен удержать в руках власть и печать, что позаботится о нас обоих.
А мне надлежит позаботиться о нем, о его вероятных союзниках и дорогих мне людях. Об А-Тянь, например.
Во дворцах, говорят, никогда не стихают ветры. А в ветреную погоду у лекарей прибавляется работы.
Не то, чтобы ее и так было мало.
В голове медленно, но верно ткался план действий. Если не знаешь, за что хвататься, сосредоточься на делах насущных, говорил наставник Дун. Он хорошо понимал мой характер, желчный добряк с самыми проницательными в мире глазами. Как-то он там?.. хм, а что мне мешает написать ему? Испросить разрешения у Ло Бинхэ и написать, ничей совет не окажется лишним.
Сколько я так просидела, перебирая мысли как четки, не знаю, но из подобия медитативного транса меня выдернул звук быстрых решительных шагов. Кто-то сбежал по лестнице, сначала я увидела свет талисмана, а потом — братца Шэня. Прежнее ханьфу без украшений, на поясе — драконья печать. Ло Бинхэ, по-видимому, не собирался требовать ее возвращения, и братец не был бы братцем, если бы по своей воле выпустил такое подспорье из рук.
Он замер, повыше подняв бумажную полоску и разглядывая меня с опасным прищуром. Золотой отблеск делал резче и старше острое лицо.
— Так и знал, что найду тебя здесь. Расслабляешься?
— Ноги сами принесли, — я выпрямилась и потянулась. В затекшей спине что-то противно хрустнуло. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, чем до массажа, — нехотя ответил он. Оставил талисман висеть в воздухе, сложил руки на груди и нетерпеливо дернул подбородком. Вся поза сквозила напряжением. — Ну? Идешь?
Я послушно соскочила с платформы, растерла озябшие, оказывается, ладони. Шэнь Цзю круто развернулся и тем же стремительным шагом направился прочь.
Пока поднимались, мы не сказали друг другу ни слова, но молчание не давило. Слова были нам не нужны.
Он знал, почему ноги принесли меня в его прежнее узилище. Я знала, чего ему стоило снова сюда спуститься.