Overdrive

Джозеф оглядел зал суда. Похоже, никто такого не ожидал! На лицах присутствующих были маски шока и изумления; Главная добродетель Правосудия лично председательствует на этом процессе? Возмутительно! Джозеф едва не ухмыльнулся, но сдержался; сейчас не время быть в центре внимания. Часть его была недовольна тем фактом, что оценка Смоки касательно него была слишком точной, но другая часть оценила то, что его друг относился к нему достаточно хорошо, чтобы не замалчивать его недостатки. Ему просто нужно было... сдерживать ту часть себя, которая восторженно хихикала, когда на него смотрели люди. Он огляделся вокруг, пытаясь отвлечься от этих мыслей. Ах, идеально. На другой стороне зала стояли Львиное Сердце, эти мучительно милые Херувимы, которые в течение последних нескольких недель пытались сделать его жизнь невыносимой. И Дири. Ему пришлось с трудом сдержать злобную ухмылку на лице. Когда появилось Воплощение Справедливости, наблюдатели выглядели удивленными, Смоки - нервным, а Львиное Сердце… что ж, выражение их милых, пастельных лиц было чем-то средним между благоговением и полнейшим ужасом. Маленькие засранцы хотели огласки, не так ли? Хотели попонтоваться? Что ж, у них это получилось, они привлекли внимание к предстоящему собственному публичному бичеванию! Судебный пристав ударил рукоятью своего блестящего, отполированного до зеркального блеска копья по мраморному полу. — Его честь судья сейчас оценит вступительные заявления. — Оценит? — прошептал Джозеф на ухо Смоки. — Что это значит? — Видишь эти весы? — прошептал в ответ Смоки, указывая на золотые весы, плавающие среди завитков синего светящегося тумана. — Они позволяют ему определить истинность любого представленного ему заявления. Если вступительное заявление защиты каким-либо образом окажется ложным, он узнает. — Зачем тогда нужны адвокаты, если у него есть штуковина, которая может определять вину и невиновность? — криво усмехнулся Джозеф. — Оно, безусловно, упрощает процесс, — ответил Смоки. — Но здесь суды работают по-другому, Джоджо. Чувство вины не обязательно связано с правдой. Их заявления и возражения в ответ на наши запросы могут быть правдивыми и по-прежнему служить их целям, если они подходят к этому с умом. Наша общая цель состоит в том, чтобы установить мотивы, стоящие за их клеветой на тебя и, соответственно, на других, но нам придется проложить к этому путь, начав с правдивого вступительного заявления. — Что именно мы скажем? — Обвинение, пожалуйста, встаньте, — скомандовал судебный пристав. — Ваше заявление. Смоки поднялся на ноги, и его глубокий голос разнесся по всему залу суда. — Ваша честь. Я выступаю перед вами от имени мистера Джозефа Джостара, человека, несправедливо и публично оклеветанного ответчиками, организацией "Львиное сердце". Моя цель, как прокурора - восстановить репутацию мистера Джостара в глазах общественности и изучить мотивы организации "Львиное сердце" касательно их представления личной истории мистера Джостара. Спасибо. Юстиция протянул весы. Вихревая энергия, на которой левитировали их чаши, начала пульсировать и светиться. Чаши наклонились в одну сторону, синий цвет сменился красным, затем качнулись назад, и красный цвет сменился синим. — Это хорошо? — прошептал Джозеф, когда Смоки снова сел на свое место. — Ну, мы все еще здесь, не так ли? — Защита, пожалуйста, встаньте, — Судебный пристав повернулся к Львиному Сердцу, которые застыли на своих местах. С трибуны поднялся элегантно одетый купидон, предположительно их адвокат. — Ваше заявление. — Ваша честь. Сегодня я стою перед вами от имени организации "Львиное сердце". Моей целью как защитника является рассмотрение заявлений обвинения о клевете и признание их необоснованными, а также защита общественного имиджа организации "Львиное сердце", ее членов и общей миссии. Спасибо. Купидон-адвокат снова сел, проворчал что-то своим клиентам и промокнул лоб носовым платком. Юстиция снова протянул весы, и они снова закачались взад-вперед, а затем сосредоточились: утверждение было правдивым, по крайней мере, технически. — "Признание их необоснованными", да? — задумался Смоки, потирая подбородок. — Таким образом, они либо думают, что могут обойти определение клеветы, либо думают, что могут доказать свою версию о фаворитизме. В любом случае, смелый ход. — Что это значит для нас? — Спросил Джозеф, глядя на адвоката защиты с выражением отвращения на лице. — Как ты думаешь, они смогут это провернуть? — Это значит, что, по мнению их адвоката, они добиваются именно этого, — ответил Смоки, стиснув зубы. — Или они заблуждаются. Однако, лично я думаю, что они действительно желают публичной огласки, независимо от того, выиграют они или проиграют. Хотя, учитывая председательство Кардинала Добродетели они, возможно, откусили больше, чем могут прожевать! *** Смоки был прав: суды здесь действительно работали по-другому. Во-первых, судья вообще ничего не говорил. Он просто сидел, как омерзительная тлеющая статуя. Говорил и поддерживал порядок в суде судебный пристав (если это вообще был он). Защита и обвинение, по сути, излагали свою точку зрения судье, а индикатор мигал синим или красным, если изложение было правдивым или нет, в последнем случае от неправдивого заявления было разрешено отказаться, изменить формулировку и повторно предоставить. Это действительно упрощало процесс, хотя и смотреть за этим с телевизора было не сильно интересно. — ...В заключение, доказательства не подтверждают обвинение в институциональном фаворитизме, выдвинутое Львиным сердцем. Заявление является категорически ложным и, что более важно, сделано публично и с намерением нанести моему клиенту эмоциональный и репутационный ущерб. Строго говоря, это клевета. Смоки снова сел и сделал глоток воды. Весы накренились и выровнялись, светясь синим. — Защита, — сказал судебный пристав. — Вы отрицаете обвинения? Темноволосый купидон откашлялся и поправил галстук, младенец-Небеснорожденный выглядел так, словно за последние пятьдесят минут постарел на пятьдесят лет. — Ваша честь… термин "клевета" основан на намерении причинить вред. Мои клиенты просто– Весы слегка вздрогнули. Неподготовленному наблюдателю могло показаться, что это просто рука, держащая их, слегка дрогнула. Что было невозможно, поскольку рука, державшая их, принадлежала существу, которое было, во всех отношениях, совершенным и являло собой само Воплощение Справедливости. На взгляд Джозефа, это движение больше походило на оскорбленное пожатие плечами, как будто весы были удивлены и оскорблены дерзостью попытки. Но, конечно же, это было всего лишь его воображение! Ведь так? Глаз в центре рычагов весов сузился, прежде чем закатиться назад, словно пытаясь сказать "да что за бред!". Чаши весов склонились, энергия вспыхнула красным, и раздался гулкий удар гонга. — Защита, вы пытались скрыть правду от суда, — сказал судебный пристав, ударив рукоятью своего копья в пол. — Обвинение остается в силе. Если вы не откажетесь от своего предыдущего заявления и не предоставите правду, настоящим вы признаетесь виновным в злонамеренном распространении лжи о Джозефе Джостаре с намерением нанести ему эмоциональный и репутационный ущерб. Вы признаете свою вину? Херувимы что-то обсудили между собой, а затем посовещались со своим бедным адвокатом, который вздохнул и поклонился в знак раскаяния. — Признаю, ваша честь. — Ваше наказание будет на усмотрение суда по завершении судебного разбирательства. — Понятно. Джозеф взглянул на Смоки, который наблюдал за разворачивающейся сценой с бледным, но настороженным выражением лица. — Мы только что... выиграли? — Да, мы выиграли дело о клевете. — Итак… — Джозеф огляделся, но никто в зале суда, казалось, никуда не собирался или даже особенно не интересовался произошедшим. — Мы закончили? Смоки улыбнулся и подмигнул Джозефу. — Мы только начали. Джозеф на мгновение остолбенел, указывая пальцем на единственное несколько расстроенное Львиное Сердце. — Но... они виновны. Они сказали, что они виновны. Что еще остается? — Разве ты не слушал наши вступительные заявления? — спросил Смоки, поднимаясь на ноги. — Моя цель здесь - доказать, что они совершили клевету, и восстановить твое имя в глазах общественности. Их задачей было опровергнуть обвинение и защитить свой имидж. Счет 1:0 в нашу пользу, но игра только началась. Джозеф сглотнул, вот тут-то все и могло пойти наперекосяк. — Разве мы не можем просто договориться во внесудебном порядке? — Чем? — Смоки усмехнулся. — Деньгами? — Хм, — Джозеф вздохнул. — Суды здесь действительно работают по-другому. Итак, э-э, как нам "восстановить мое доброе имя"? — Ну… — Настала очередь Смоки выглядеть встревоженным. — Теперь мяч у тебя, Джоджо. Ты предстанешь перед судьей, а защита, используя имеющиеся сведения о тебе, расспросит тебя. Обо всех, чьи интересы ты когда-либо задел. О каждом твоем проступке, большом и малом. О каждом, кто был недоволен твоими действиями. Джозеф вспотел. Сказать, что он относился некоторым людям не так, как надо, было бы преуменьшением, и люди были недовольны им так часто, что к настоящему времени можно было полностью заполнить книгу жалоб. И хотя его природный дар действовать людям на нервы в прошлом был для него источником радости, он чувствовал, что этот конкретный петух, который вот-вот его клюнет, был не маленьким задрипанным петушком, а альфа-самцом курятника. — О, черт... — Не буду лгать, это будет непросто, и все, что я смогу сделать, это перекрестно проверить их утверждения и создать некоторую возможность для примирения сторон. Помимо этого, я мало что могу сделать, если только они не предпримут какие-нибудь крайне подозрительные действия. Учитывая, что они проиграли дело о клевете и уже одной в тюрьме, я сомневаюсь, что они будут настолько беспечны. Но не волнуйся, тебе будет позволено изложить свою точку зрения, и судейские весы отделят правду. Просто не лги, независимо от поднятого вопроса, независимо от того, насколько плохо ты из-за этого будешь выглядеть. Не. Лги. Ты понял? Никаких "творческих интерпретаций". Никаких "с определенной точки зрения". Ничего. Тебе придется быть предельно честным с ними и с самим собой. Потому что в противном случае он узнает, и тогда тебе конец. Все ясно? Джозеф сглотнул и кивнул. — Но что тогда будешь делать ты? Просто будешь смотреть, как меня окунают в грязь на всеобщее обозрение? Смоки улыбнулся и покачал головой. — Я буду делать более или менее то же самое, но с другой стороны. Позвоню твоим друзьям, твоей семье, твоим знакомым. Перечислю твои добрые дела, расскажу о твоей филантропии. Ты попал сюда, Джоджо, так что это значит, что твое хорошее перевешивает плохое. С этим фактом никто не будет спорить, если только они не захотят усомниться в решении Святого Петра, а этого никто не хочет. — Поверю тебе на слово, — сказал Джозеф, вспоминая долгое, напряженное молчание и тупой взгляд, которым наградил его сияющий бородатый привратник, когда он, спотыкаясь, вышел из туннеля света. В конце концов он послушно назвал его по имени и махнул рукой, чтобы он проходил. — Итак... когда второй раунд? — Как только я скажу, — сказал Смоки, перебирая свои бумаги. — Мы выиграли первый раунд, так что приступаем к следующему. Я буду перечислять все недвусмысленно добрые дела, которые ты совершил, обзванивать твою семью, твоих друзей, людей, которым ты непосредственно помог. Произведу на них впечатление, так сказать. — Не будет ли звонок моей семье и друзьям назван предвзятым? — пробормотал Джозеф, прежде чем вспомнить. — Точно! Весы! О, черт. Весы. Они тоже должны будут говорить правду, не так ли? — К сожалению, — Смоки кивнул. — И защита попытается сыграть на этом, так что будь готов. Опять же, ты сможешь изложить свою точку зрения по любому поводу, который они поднимут. Я сомневаюсь, что они будут слишком усердствовать, поскольку это все-таки твои друзья и семья, и это, скорее всего, будет способствовать примирению. — Якорь мне в жопу… — вздохнул Джозеф, потирая виски. — Это судебный процесс или назначенная судом терапия взаимоотношений? — И то, и другое, если тебе повезет. *** Как только Смоки сделал свое вступительное заявление для второго раунда, из мраморного пола выросла вторая трибуна. Это напомнило Джозефу те старые фильмы, где чтобы показать, что вещь собирается сама по себе, воспроизводилось плавление восковой модели в обратном порядке. — Джозеф Джостар, — позвал его судебный пристав. — Встаньте на указанное место. Джозеф открыл рот, чтобы отпустить остроту по поводу [Hermit Purple], но Смоки молча зыркнул на него. Он закрыл рот и чопорно прошествовал к трибуне, занял свое место и кивнул. Сверху на него упал яркий свет. — Первый свидетель, выбранный обвинением, — судебный пристав указал на трибуну. — Роберт Эдвард Орсон Спидвагон. На трибуну опустился столб света, и за ней в мгновение ока появился дядя Спидвагон. Его обычно добрые, открытые черты лица вытянулись и застыли. Как бы Джозефу не хотелось, он не мог не отметить эту деталь: дядя выглядел Спидвагон… виноватым? — Начнем перекрестный допрос, — скомандовал судебный пристав. — Сначала слово обвинению. Смоки поднялся на ноги и прочистил горло. — Мистер Спидвагон. Вы давний знакомый мистера Джостара, не так ли? — Можно и так сказать, — ухмыльнулся Спидвагон. — При жизни я, по сути, был частью его семьи. Я знаю Джозефа с тех пор, как он был младенцем, и для меня было честью наблюдать, как он превращается в умного и успешного молодого человека. Весы засветились синим. — Значит, вы были близки? — Очень, — ответил Спидвагон, кивнув Джозефу. — В молодые годы Джозеф нередко называл меня "дядюшкой" Спидвагоном. Не стану скрывать, мне это очень нравилось. Еще раз синий. — Скажите суду, как вы оцениваете характер мистера Джостара? Что он за человек, по вашей собственной оценке? Спидвагон забарабанил пальцами по подиуму. — Джозеф - он… очень умный, очень целеустремленный человек. Он весьма смел, как в бизнесе, так и в жизни, и самоотвержен в глубине души. На протяжении всей своей долгой жизни он стремился делать то, что считал правильным как бизнесмен и филантроп. Время от времени на своем пути он совершал ошибки, но кто этого не делал! Давайте не будем говорить о проступках и распутстве, или даже о хороших поступках и добродетелях. Эти факты ясны как день и доступны любому, кто захочет взглянуть поближе. Я предполагаю, что не столь квалифицирован, чтобы судить, что одно перевешивает другое. Вместо этого давайте сосредоточимся на его характере, на любви, которую испытывают к нему его друзья и семья, а он к ним. Я всегда считал себя превосходным знатоком характеров, и полагаю, что немногие здесь могут это отрицать. У меня на это нюх. Хотя Джозеф Джостар не такой джентльмен, как его дед, он все еще хороший человек, праведник и достойное пополнение Небесных рядов. Весы сдвинулись, задрожали, затем засияли синим. — Спасибо вам, мистер Спидвагон, — сказал Смоки, садясь обратно. — Обвинение высказалось. Джозеф прикусил губу. На его глаза навернулись слезы. Нахлынули воспоминания о его детстве, когда он играл с дядей Спидвагоном и отправлялся с ним в дальние путешествия. Дядя Спидвагон в любой ситуации мог рассказать ему какую-нибудь мудрую историю с улиц Лондона. Дядя Спидвагон научил его смотреть на людей, по-настоящему видеть их, оттачивать свои навыки наблюдения до острия иглы. Дядя Спидвагон никогда не отказывался от него, никогда не думал о нем плохо, и он в ответ практически видел в нем своего дедушку. А еще одноименный фонд несколько раз спасал его и весь мир. Все эти долгие годы Джозеф не осознавал, сколь многим он обязан Роберту Эдварду Орсону Спидвагону. — Хорошо, — сказал судебный пристав. — Теперь слово защите. — Благодарю вас, достопочтенный судебный пристав, — адвокат-купидон – Джозеф узнал, что его зовут Сол – вскочил со своего места. — И мистер Спидвагон, спасибо вам за то, что поделились своим почтенным и (кхм) разнообразным опытом касательно мистера Джостара. Требуется много мужества, чтобы выступить от имени любимого человека в подобном судебном процессе, где человек обязан судье, уважаемой и почтенной Главной Добродетели Правосудия, говорить неприкрашенную правду. — Я всегда говорил, что лучше не держать в себе — ответил Спидвагон, чем вызвал в галерее смешки. — Хех, моя мама поговорила бы с тобой, как вести себя за столом, — сказал Сол, ухмыляясь. — Итак, мистер Спидвагон, ранее вы говорили об "ошибках" Джозефа на его пути. Так вот, возможно, я рожден в Раю и у меня мало личного опыта в этом деле, но, учитывая ваше прошлое, не вам ли судить по поводу ошибок? — Кому как не мне, — смело сказал Спидвагон. — Действительно, можно сказать, что в юности я был кем-то вроде уличной шпаны. Я воровал, я дрался, я подкупал, угрожал, издевался и делал многое другое. На самом деле, многие справедливо называли меня "маленьким засранцем". Весы окрасились в синий цвет. — И пытались совершить убийство? — многозначительно сказал Сол, вызвав изумленный вздох. — Вот как вы познакомились со Святым Джонатаном, да? Вы и ваши головорезы пристали к нему с намерением ограбить его. Будь у вас такая возможность, вы бы убили его? — Да, — бесстрашно объявил Спидвагон, весы засветились синим, и с галереи донесся еще один вздох. — На том этапе моей жизни, где я вырос, я видел вещи похуже убийства. Я родился во тьме и был сформирован ею. Для того молодого человека такие вещи, как добродетель, порядочность и достоинство, были просто словами. Словами из потрепанных книжек, стоявших примерно столько же, сколько бумага, на которой они были напечатаны, и пригодных лишь для разжигания костров. В тот момент моей жизни я был способен на все, если это помогало мне набить брюхо и держаться подальше от работных домов или чего похуже. Весы снова засветились синим. — И это замечательно, что вам удалось освободиться от– — Ничего подобного, сэр! — вмешался Спидвагон, сверкая глазами. — Я сделал это не сам по себе. Моя несчастная юность подарила мне безупречное чувство характера, которым я обладаю до сих пор. Я чувствую запах зла в дыхании человека, чувствую это в его взгляде, вижу темные знаки судьбы на его лице. Я был настолько настроен на темноту, что даже не мог распознать ее отсутствие, пока оно буквально не ударило меня прямо в лицо! Потребовался могучий удар ботинком святого Джонатана в челюсть, чтобы открыть мне глаза на саму идею благородства и доброты в сердцах людей! Сол, выглядевший немного озадаченным этим, сверился со своими записями. — Он... ударил вас по лицу? — Конечно! — легкомысленно сказал Спидвагон. — Вот как заводят друзей на Огр-стрит! Галерея разразилась смехом, что, по-видимому, понравилось Солу. — Я сам больше предпочитаю посиделки в баре. — Каждому свое. Херувим постучал стопкой своих записей по столу. — Итак, учитывая ваш очень искусный, э-э, нюх на менее достойные восхищения стороны мужского характера. Как бы вы оценили вашего своенравного "племянника", мистер Спидвагон? — Вряд ли я назову его "ужасным", как вы думаете, мистер Сол, — весело сказал Спидвагон, прежде чем повернуться к Джозефу. — Я внимательно наблюдал за Джозефом со дня его рождения, был свидетелем того, как он стал человеком, который дважды спасал мир и помогал поддерживать его безопасность в последующие годы. Даже после моей смерти я каждый день тратил по часу на то, чтобы рассказать себе о проделках Джозефа. Для меня было честью видеть, как мой племянник превращается в человека, которым он является сегодня. — И что он за человек? — намекнул Сол. — По вашему экспертному мнению. — Что он за человек? — Спидвагон задумался. — Джозеф старше и мудрее, чем был, когда я ушел, и значительно размяк во многих отношениях... — Да, да, — вздохнул Сол, указывая на Джозефа. — Но– — Но Джозеф Джостар есть, был и всегда остается высокомерной эгоистичной сволочью, жаждущей внимания. В зале суда воцарилась тишина. Глаза Джозефа распахнулись, а его рот разинулся. Спидвагон продолжил: — Я полагаю, что эти три аспекта являются единственным источником его проблем. Его высокомерие, его потребность быть самым умным человеком мало что делают для того, чтобы расположить к себе коллег, что приводит к некоторым обидам со стороны его деловых партнеров, которых вы, без сомнения, наняли для вашего дела. В связи с этим его эго, его чувство собственной важности побуждает его лезть из кожи вон, вытеснять, добиваться любого преимущества, каким бы мелким оно ни было, над тем, кого он в данный момент считает своим соперником. В сочетании с его интеллектом это делает его грозной силой добра, противостоящей злу! Но в жизни это заставляло его идти на глупый риск, делать сомнительные инвестиции и обманывать, сливаться и иным образом одурачивать своих соперников и партнеров. Его участие в японском рынке недвижимости не было случайным, как и его крах. Говорить, что он несет за это ответственность, ошибочно, но его влияние на рынке было немалым и далеко не положительным. И его жажда внимания… Что ж, это невозможно приукрасить: его неверность была вызвана исключительно тем фактом, что Джозеф становился старше и был неуверен в своей внешности и мужественности. Прибавьте к этому тот факт, что симпатичная молодая мисс Хигашиката питала слабость к серебристым бровям. Когда они встретились после его семинара по экономике, ее очевидный интерес, его хрупкое, стареющее эго и его любовь к вниманию вызвали петлю обратной связи, которая привела к его проступку. Весы звякнули и засияли, как голубая звезда. С галереи донесся ропот, и Джозеф резко подался вперед. Какая-то разгневанная часть его хотела отрицать эти утверждения, но большая часть его сердца, сокрушалась, что он был так принижен в глазах своего любимого дяди. И теперь о его недостатках со слов одного из его близких стало известно публично. Об этом узнали все зрители телеканала, не меньше. Его тошнило. Спидвагон продолжил, несмотря на попытки Сола прервать его. — Любой, кто встречал Джозефа Джостара, с готовностью скажет вам, что этот человек реагирует на внимание, как цветок на солнце, как парус на ветер. Он ничего не может с собой поделать, он должен быть в центре внимания. Будь то объект восхищения или средоточие гнева, это не имеет значения. Он преуспевает в этом. Его величайшее преступление против законов Всемогущего было вызвано не злобой или бессердечной, беспомощной прихотью, а личным кризисом гордого человека, вступившего в свои осенние годы. Гордыня - это грех, верно, но истинным грехом было бы поддерживать свою гордыню впоследствии. Он этого не сделал. Джозеф сожалел о своем предательстве так же остро, как вы или я, а позже глубоко сожалел о том, что избежал своих обязанностей по отношению к сыну. Разве это признак гордыни? Минутная снисходительность, ведущая к сожалениям на всю жизнь? Сол прочистил горло, на этот раз громко, после чего поднял руку. — Спасибо вам, мистер Спидвагон, этого– — О, простите меня, мистер Сол, — сказал Спидвагон, приподняв шляпу с плутоватым блеском в глазах. — Вы ведь просили мою оценку, не так ли? Чтобы ознакомиться с моим, по вашим собственным словам, "экспертным мнением". Разве это не правда? Стрелка весов переместилась на защитника, который после минутной паузы кивнул. — ...Это так. Весы засияли синим. Именно тогда Смоки вскочил на ноги, глядя на Джозефа. — Мистер Джостар, вы находите эту оценку точной? Джозеф почувствовал, что все взгляды устремились на него. По его коже побежали мурашки, по телу струился обильный пот. Что он мог сказать? Он был обнажен перед толпой, его недостатки в глазах его близких были выставлены на всеобщее обозрение. Каждый инстинкт кричал ему вести себя скромно, сохранить лицо, попытаться как-то повернуть это в свою пользу. Он же Джозеф Джостар! Он мог улыбаясь выкручиваться из любого трудного положения! Но… Он посмотрел на Смоки. Его лицо было каменным, но карие глаза были широко раскрыты и яростно умоляли Джозефа... чтобы он… Джозеф кивнул. — Да. Чаши весов остановились, наклонились в одну сторону, затем в другую... и глаз засиял синим светом истины. С галереи донесся гул перекрывающихся разговоров. Джозеф подавил свою горькую, жалящую гордыню. Та самая, громкая, раздражительная часть его была недовольна тем, как его выставили перед аудиторией. Но другая его часть заметила облегчение Смоки и проблеск гордости в выражении лица дяди Спидвагона. Честность – абсолютная, неприкрытая честность – была его спасением... даже если это было сродни жеванию битого стекла. Смоки не шутил, это будет непросто. *** После этого суд объявил перерыв на некоторое время, позволив Джозефу посовещаться со своим адвокатом и собраться с мыслями. — Черт возьми! — Джозеф зашипел. — О чем думал Спидвагон?! Он только что выложил все мои худшие качества прямо перед всем миром! Изложил все по буквам, с некоторыми безжалостными домыслами сверху! Все, чего добивалось Львиное Сердце, за первые пять минут! О! Боже! Мой! Меня никогда так не унижали! — Должен сказать, это был смелый шаг, — сказал Смоки, выглядевший удивительно спокойным, несмотря на эту катастрофическое выступление. — Хорошо, что ты подыграл мне. Джозеф, удивленно моргнув, повернулся к своему адвокату. — Что. Смоки улыбнулся и покачал головой. — Джоджо, то, что только что сделал твой дядя, вероятно, было лучшим, что он мог сделать. Мое вступительное слово показало, в свете Весов, что все твои хорошие качества были правдой. Я сделал все, что в наших силах, дав Львиному Сердцу шанс подставить нас, и они это сделали. Но Спидвагон, старый хитрец, он воспользовался их намерением и перевернул его! Он изложил практически все пункты, которые защита могла бы выдвинуть против тебя, представив их в благожелательном свете. Он установил твои добродетели, потом вписал в них твои грехи, а затем он вынудил защиту подтвердить его авторитет в этом вопросе перед Весами! Блестяще! После этого было нетрудно вызвать у тебя публичное раскаяние. Слава Богу, ты все сделал правильно... — Ты хочешь сказать мне, что вы двое это спланировали?! — Зарычал Джозеф. — Нет, нет! — сказал Смоки, все еще улыбаясь. — Взаимодействие между вызванными персонажами и любой из сторон ограничено выбором. Я выбираю людей, которым ты нравишься, они выбирают людей, которым ты не нравишься, и все. Хорошо, что Роберт Эдвард Орсон Спидвагон - знаток такого рода игр! — Но ты даже не сказал мне, что это было продумано наперед! — воскликнул Джозеф. — Ты только что бросил меня на съедение волкам! — Вот именно! — возразил Смоки, ткнув пальцем в Джозефа. — Если бы ты знал заранее, это повлияло бы на твою реакцию, побудило бы тебя солгать, а ложь обнаружили бы Весы. Извини, Джоджо, это было необходимо. — Но разве это не повлияет на меня в будущем? — Спросил Джозеф, приподняв бровь. — Теперь, когда я все знаю? — Ты сорвал повязку, Джоджо, — ответил Смоки. — Ты заставил себя быть честным с нами и с самим собой. Ты проглотил свою гордость и сделал этот первый шаг. С этого момента тебе будет легче признаваться в своих недостатках. Поверь мне, это не первое мое родео. Джозеф скрестил руки на груди и надулся. Его нога подрагивала от накопленной беспокойной энергии. Смоки протянул руку и положил ее на его вздымающееся плечо. — Эй. Как бы то ни было, мне жаль. Это было трудное первое препятствие, но ты справился с ним. Спидвагон во многом изложил каждый пункт, по которым Львиное Сердце собирались тебя победить. В дальнейшем они будут работать над теми же моментами, в то время как все на твоей стороне будут выступать с новым материалом. Это был рискованный шаг, но мы выйдем из него целыми. — Не невредимыми? — пробормотал Джозеф, кисло улыбнувшись. — Эй, меня зовут чудотворцем, но даже я знаю свои пределы. Джозеф усмехнулся в ответ. — Спасибо, Смоки, двуличный ты адвокатский сукин сын. — Не за что, Джоджо. Старый ты распутник. Между ними возникла пауза, прежде чем они оба разразились смехом, схватив друг друга за руки. — Спасибо, Смоки, — сказал Джоджо, его зеленые глаза засияли благодарной улыбкой. — Ты лучший. Смоки усмехнулся. — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. — Помнишь ту вечеринку на палубе в 75-м? Я напился и помочился на азалии знаменитой миссис Сары Браун, но потом почувствовал себя совестно и зарядил их хамоном. — Ты гонишь? — Смоки удивленно моргнул, прежде чем ухмыльнуться. — Она после этого выигрывала все конкурсы по ботанике десять лет подряд! — Передай ей, что я говорю "Не за что". — Сам передай! — Смоки усмехнулся и ткнул большим пальцем в галерею, где сидела элегантная, уравновешенная любовь всей жизни Смоки и махала ему рукой. Они никогда по-настоящему не сходились во взглядах, поскольку любая женщина, достаточно сообразительная, чтобы жить со Смоки Брауном, обладала весьма скверным складом ума. По сиянию ее улыбки и жизнерадостной позе он мог сказать, что она наслаждалась каждой чертовой секундой этого испытания. Джозеф помахал в ответ, слабо улыбаясь. — Я бы предпочел стать проклятым... *** Следующей была Сьюзи-Кью, одетая в свое лучшее воскресное платье и обращенная ко всему Раю с таким видом, словно она произносила речь на семинаре по ведению домашнего хозяйства, а не подвергала публичному порицанию своего мужа. Несмотря на ее кажущееся безразличие к серьезности ситуации, Джозеф почувствовал пьянящий прилив обожания к своей многострадальной жене. Их долгая совместная жизнь была счастливой. Конечно, не без взлетов и падений, но Джозеф знал, что никто во всем Мироздании не знал его лучше, чем она, и она все еще любила его, несмотря на все. Его наполнил острый и пронзительный стыд, когда он понял, чему собирался подвергнуть ее, раскапывая старые раны, но гордость и вера в ее скрытую силу несколько притупили его. — ...Спасибо вам, миссис Джостар. На этом все. — заключил Смоки, усаживаясь за стол. — Обвинение закончило. — Миссис Джостар, — сказал Сол, взмывая в воздух. — Вы бы сказали, что Джозеф был хорошим мужем при жизни? — Ни одна женщина не могла бы пожелать более заботливого и внимательного мужа, — сказала Сьюзи. — Даже когда он уезжал по делам, он всегда звонил, чтобы подбодрить меня, обычно как раз тогда, когда я чувствовала себя подавленной или встревоженной. И каждый раз, когда он возвращался, однако! Не думаю, что хоть одна из моих подруг могла бы утверждать, что наслаждалась более романтичным и активным браком даже в глубокой старости. Он обеспечивал меня и нашу семью, гарантируя, что мы ни в чем не нуждались. Во всех возможных отношениях он был идеальным мужем. — Несмотря на неверность? — многозначительно сказал Сол. — Да. Весы засветились синим, вызвав изумленный вздох на галерее. Сол, казалось, был немного сбит с толку ее прямотой, не говоря уже о сиянии Весов. — Вы считаете Джозефа Джостара идеальным мужем, несмотря на то, что он нарушил ваши святые обеты? — Я знаю. Весы снова засветились синим. — Не могли бы вы подробнее остановиться на этом месте, миссис Джостар. — Ключ к счастливому браку - знать своего супруга, поощрять его достоинства и не одобрять его недостатки, а также принимать и то, и другое как часть человека, которого вы любите. Быть слепым к худшим поступкам своего возлюбленного, а затем удивляться, когда это всплывает на поверхность, - такая же твоя вина, как и его. — Итак, вы никоим образом не чувствовали себя преданной его неверностью? — настаивал Сол. — О, конечно же, я чувствовала себя преданной, — сказала она, и ее ярость стала видна за ее вежливым, жизнерадостным голосом. — И злой, естественно. Но больше всего я чувствовала разочарование и немного грусть из-за моего Джозефа. Он всегда был тщеславным человеком, гордившимся своей внешностью и репутацией. К тому времени он начал беспокоиться о морщинах, седых волосах и неприглядных пятнах. Таких, как это своеобразное пятно в форме Сицилии на его... Джозеф закрыл лицо руками, и тут Сол, к счастью, прервал ее. — Итак, вы оправдываете неверность своего мужа, потому что он тщеславен? — Вряд ли, — ответила она, бросив на фальшивого Херувима тяжелый взгляд. — Тому, что он сделал, нет оправдания. Но я также не удивилась, что это произошло, потому что я знаю своего мужа, хорошего и плохого. Он был неуверен в своем возрасте, в своей меняющейся внешности. Я знала это, я могла видеть это на его лице каждый раз, когда он видел себя в зеркале, окне, на любой отражающей поверхности. Он принимал позы и прихорашивался, как попугай! Джозеф всегда был слаб к лести и вниманию, особенно со стороны хорошеньких молодых женщин. На том этапе своей жизни он был наиболее уязвим для того и другого. С галереи донесся горестный ропот. Джозеф вздохнул и кивнул, чувствуя себя побежденным. Весы вспыхнули синим, и Сьюзи-Кью продолжила. — Это был момент слабости, ошибка, с которой мы с мужем живем каждый день. Но я знаю своего Джозефа, я всегда ожидала, что что-то может случиться, когда он достигнет этого возраста, интрижка или какая-нибудь глупость вроде татуировок и экстремальных видов спорта. Когда я узнала об этом, я был зла, обижена и просто опечалена. Но я простила своего мужа, потому что знала, что он никогда не сможет простить себя. Он больше никогда не предавал моего доверия. Я люблю своего мужа, со всеми его бородавками. Весы зазвенели и снова засветились синим. Зал взорвался аплодисментами. Сол, выглядевший теперь немного обескураженным, перетасовал свои записи. — Вы вдохновляете всех нас, миссис Джостар. Теперь вопрос, каким отцом был Джозеф? — Самым заботливым, любящим и обожающим, — сказала Сьюзи-Кью, с улыбкой повернувшись к Джозефу. — Во всем Мироздании нет ничего, что Джозеф любил бы больше, чем наших девочек, Холли и Шизуку. Они обе были словно дар с Небес, и мы относились к ним как к таковым. Каждая капля любви в моем сердце была отдана этим девочкам, и вместе мы сделали их теми женщинами, которыми они являются сегодня. В частности, несмотря на его разбитое сердце из-за помолвки Холли с нашим… менее достойным восхищения зятем, он уважал ее выбор как человека и дал ей свое благословение. — Считаете ли вы, что брак вашей дочери с Садао Куджо утихомирил откровенный фанатизм Джозефа Джостара по отношению к японскому народу или усугубил его? — спросил Сол, и с галереи донесся ропот. — Чепуха! — Сьюзи-Кью хихикнула, отмахиваясь от него. — Глупенький, Джозеф вовсе не расист! Он просто капризничал как ребенок из-за того, что его малышка была замужем за музыкантом, который случайно оказался японцем. Он всегда говорил мне: "Сьюзи, отдать нашу маленькую девочку у алтаря было все равно, что отдать горилле Страдивари за миллион долларов!" — захихикала она, к ней присоединились еще несколько человек в галерее. — В моем Джозефе нет ни капли фанатизма! Сол прочистил горло, как будто собираясь продолжать, когда Сьюзи прервала его. — И я твердо убеждена, что если бы он не был так занят этими опасными разборками с Дио и не помогал Фонду Спидвагона выслеживать стрелы Стендов, он был бы превосходным отцом для этого милого мальчика Джоске! Весы истины засияли синим цветом, заглушая любые дальнейшие вопросы Сола. — Защита сказала свое слово. *** Смоки был прав. Дядя Спидвагон в той речи сыграл на всех планах Львиного Сердца. Опросы свидетелей проводились в шахматном порядке, причем обвинение и защита последовательно выдвигали отобранных ими людей. Львиное Сердце проделало хорошую работу, откопав всех возможных людей, у которых был заточен на него зуб, но Смоки тоже подготовился. Его вопросы были язвительными, а логика непогрешимой. Что неудивительно, многие из недоброжелателей Джозефа были его старыми деловыми партнерами и тому подобными, людьми, которыми Джозеф, не придавая этому особого значения, пренебрег в ходе их деловых отношений. Но многие из них, под вездесущим взглядом Весов, признали свою готовность сделать то же самое, если бы поменялись ролями; в конце концов, бизнес есть бизнес, и нельзя игнорировать фидуциарный долг. — ...Факт остается фактом, что проигрыш на том тендере стоил нам обновления нашего операционного бюджета на следующий год! — Воскликнул Лайонел Кассиус, бывший владелец Cassius Construction Ltd. — Нам пришлось уволить более сотни сотрудников на Рождество! Мистер Джостар знал о том, в каком затруднительном положении мы оказались, и все равно сделал это! — Факт остается фактом, что из-за неэффективности ваши эксплуатационные расходы в то время были слишком высоки, — ответил Смоки. — И позвольте мне напомнить вам, мистер Кассиус, что проект "Доступное жилье" был реализован как филантропическое начинание от имени мистера Джостара и связанных с ним благотворительных организаций. Его бухгалтеры сообщили ему, что допустимая погрешность была очень мала. Если бы он не принял самую низкую цену и ваши расходы не оказались бы в минусе, вся эксплуатация здания была бы приостановлена. При таких обстоятельствах эти комплексы доступного жилья были бы выкуплены другой компанией и превращены в роскошные апартаменты! У него не было выбора! — Я в курсе, — Лайонел повернулся к Джозефу. — Я просто хотел знать, не поэтому ли он это сделал! Джозеф открыл рот, чтобы ответить, сделал паузу, но после минутного раздумья сказал: — Частично. Я хотел, чтобы этот проект состоялся, потому что в противном случае сотни семей не смогли бы позволить себе жить в лучшей части города... но я также не хотел, чтобы мое имя связывали с неудавшимся предприятием, особенно после всего освещения в прессе. Я солгу, если скажу, что гордость здесь ни при чем. Мне жаль, что ваши люди пострадали из-за этого. Весы засветились синим, и галеристы заворчали между собой. — Тебе не приходило в голову, что мой публичный имидж сильно пострадал? — зарычал Лайонел. — Половина нашего персонала ушла! Мы чуть не объявили о банкротстве! На Рождество! — Я знаю. Мне это не нравилось, но прогнозы и так были слишком высоки! — Джозеф кивнул с поникшим выражением лица. — Лайонел, я все еще считаю тебя своим другом, и мне жаль, что я вот так выбил почву у тебя из-под ног. После этого между нами никогда не было прежних отношений, даже если ты продолжал приходить на вечер покера. Но ты восстановился! Твои люди потеряли работу, но хорошие вернулись, и два года спустя вы снова были в расцвете сил, более на коне, чем когда-либо! Ты разобрался со своими проблемами, и мы вместе работали над несколькими действительно невероятными проектами. Но мы были друзьями, ты доверял мне, а я предал это доверие из-за своей гордости, и за это я сожалею. Весы засветились лазурным светом, и Лайонел Кассиус вздохнул, кивнув. — Это правда, после этого я больше никогда до конца тебе не доверял. Но слышать эти слова из твоих уст, и с этой волшебной штуковиной, которая заставляет тебя честным… — Весы моргнули и бросили на Лайонела злобный взгляд. — ...Думаю, я прощаю тебя. По галерее прокатились аплодисменты. Сол и остальные участники Львиного сердца выглядели так, как будто все они сидели в чем-то холодном и мокром. — Спасибо тебе, Лайонел, — Джозеф вздохнул, чувствуя себя легче. — Как насчет того, чтобы после этого собраться вместе и поиграть в покер? Выпивка за мой счет! — Хех! Я в деле, Джоджо! — Сказал Лайонел, прежде чем щелкнуть пальцами. — Еще кое-что! Я тут узнал, что ты получил эту свою суперсилу, этот [Hermit Purple], в 80-х. Я должен знать, поскольку Весы позволяют тебе быть честным: ты когда-нибудь использовал ее, чтобы обмануть меня в покере? — А? Э-э... н-ну, я–знаешь… — Джозеф побледнел, на его лбу выступил пот, прежде чем он обмяк, признав свое поражение. — ...Да. Ты заметил все мои подсказки, это был единственный способ, которым я мог победить. — АХ-ХА! — Лайонел Кассиус вскочил, потрясая кулаком и взирая на раскаявшегося Джостара. — Я ТАК И ЗНАЛ! Не может быть, чтобы ты стал так хорош в покере за одну ночь! Ладно, это моя вина. Я прощаю тебя. — Но–! — Сказал было Сол, розовые щеки Купидона почти покраснели. — Прости, Сол! — Сказал Лайонел, пожав плечами. — Мне нужно было это признание. Эй, Джоджо! Мы все еще участвуем в покерном вечере, так что держи свои тентакли при себе! — Заметано, Кэсси, — сказал Джозеф, ухмыляясь. — Эй, не называй меня так при всех! — Крикнул напоследок Лайонел Кассиус, прежде чем исчезнуть во вспышке света. *** Судебный процесс продолжался. Члены семьи, друзья, деловые партнеры - все они появлялись на подиуме и рассказывали всю правду. Бедный адвокат Львиного Сердца пытался вывести из себя тех, кто был настроен к нему более позитивно, ссылаясь на его грязные дела в бизнесе, его раздражающий характер и, конечно же, на его неверность. И, как и прежде, все они выступали с достоинством. Принимая его недостатки, высказывали свое честное – но иногда болезненное – мнение о нем, и под взглядом Весов правдивость их оценок касательно его характера сияла правдой. Даже те, кого выбирали Львиное Сердце, редко сохраняли свою враждебность, как только Смоки заводил свою речь. И поскольку Джозефа заставляли быть правдивым, между ними чаще всего достигалось примирение – или, по крайней мере, основа для него. Оставался всего один человек, и Джозеф с ухмылкой, почувствовал, что знает, кто это будет. Смоки явно приберег лучшее напоследок. — Последний свидетель, выбранный обвинением, — объявил судебный пристав, указывая на трибуну. — Детектив Джотаро Куджо! Джозеф удивленно моргнул: не Цезарь? На трибуне со вспышкой света появился его внук с каменным лицом, его холодные зеленые глаза пристально смотрели в зал суда. — Детектив Куджо, — сказал Смоки. — Какова ваша честная оценка Джозефа Джостара? — Мой дед - раздражающий крикливый идиот-всезнайка, которого следует держать подальше от самолетов, но у него добрые намерения, — сказал Джотаро, как всегда прямолинейный. — И даже несмотря на то, что он изменял бабушке Сьюзи, он с лихвой искупил это за эти годы, как перед ней, так и перед моим дядей Джоске. Весы снова засветились синим. — Обвинение высказалось, — сказал Смоки, садясь обратно. Джозеф улыбнулся. То, как Смоки говорил все меньше и меньше, давало понять: продолжать настаивать было бессмысленно; у него все под контролем. Сол поднялся в воздух, явно нервничая. Он обращался не только к детективу Департамента Небесного правосудия, но к Джотаро Куджо, который уже был известен там, наверху, своим острым восприятием бреда и низкой терпимостью к дуракам. — Детектив Куджо… — начал Сол. — Это правда, что именно вы раскрыли существование сына Джозефа, Джоске Хигашикаты? — Да. Синий, верно. Тут Джозеф съежился на своем месте. - "О нет." — И это вас послали сообщить этому молодому человеку о личности его отца? — Да. Сол кивнул, просматривая свои бумаги. — Когда вы сообщили Джозефу о существовании его сына, какова была его реакция? — Удивление, вина, стыд, — сказал Джотаро. — В основном стыд. — Удивление? Значит, Джозеф не знал, что у него есть сын в Японии? — заострил внимание Сол. — Вам пришлось противостоять ему по этому поводу? Джотаро бросил на Джозефа кислый взгляд, взгляд, который указывал на то, что его острый аналитический ум уже докопался до сути этого вопроса, и он был недоволен этим. — ...Так и было. Сол ухмыльнулся, выгнув бровь. — Вас бы удивило, если бы вы узнали, что Джозеф заранее знал о существовании своего сына? С галереи донесся резкий вздох. Смоки застонал и прижал руку к лицу. — Нет. Весы засияли синим, заставив зал суда замолчать. Сол удивленно моргнул. — Нет? — Меня бы это не удивило, — сказал Джотаро, поворачиваясь к Джозефу. — Его Стенд [Hermit Purple] открыл бы ему существование Джоске в тот момент, когда он подумал о Томоко или о своем романе с ней, так что, вероятно, он узнал о нем через секунду или две после того, как получил эту чертову штуку. Я всегда это подозревал. Я знаю своего дедушку, он своего рода прокрастинатор, склонный откладывать трудный выбор и трудные ситуации до тех пор, пока они не подойдут и не надают ему по яйцам. Кроме того, у него были свои причины не связываться с Джоске раньше времени. — И это...? — После того, как его Стенд пробудился, он поставил перед собой задачу выследить и убить Дио Брандо. К этому времени Дио был не только безжалостным вампиром-кровососом, но и опасным пользователем Стенда, обладающим значительной властью и влиянием по всему миру. Воссоединение с Джоске, даже для того, чтобы попытаться уберечь его, было слишком опасно. Весы показали, что это правда, Сол немного нахмурился, услышав это, но продолжил. — А после того, как ситуация с Дио была разрешена? — В течение некоторого времени после этого мы с дедушкой тесно сотрудничали с Фондом Спидвагона, чтобы разыскать оставшиеся стрелы Стендов. Это была опасная работа, к тому же обременительная. Ему пришлось сдаться через несколько лет, когда здоровье начало подводить его. Как только это произошло, он был не в себе, даже [Hermit Purple] начал выходить из строя. Лично я списал все на переливание крови Дио, из-за которого в его крови произошло короткое замыкание хамона… ну и то, что он слишком ленивый придурок, чтобы продолжать свои тренировки. К огорчению Джозефа, Весы снова засияли синим. — Вы бы сочли его ухудшающееся здоровье причиной того, что он избегает своих обязанностей по отношению к сыну? — спросил Сол, полный надежды, что это сработает. — В конце концов, все мужчины стареют. — Не могу сказать, — ответил Джотаро. — Не хочешь объясниться, дедуля? Все тут же переключились на Джозефа, который, без сомнения, чувствовал себя словно мышь перед мышеловкой. — Я, э-э... н-ну, многое из того, что говорит Джотаро, правда. Я… Я узнал о своем сыне, как только проснулся мой Стенд. Я всегда говорил себе, что свяжусь с ним после того, как все это закончится, но, казалось, это никогда не закончится! После Дио были Стрелы, которые он распространил по всему миру, все эти опасные фанатики, которых он насоздавал, не говоря уже об этом мафиози в Италии… мы потеряли так много хороших людей, пытаясь добраться до него. Но как только я стал слишком болен, слишком стар, чтобы продолжать, я... Джозеф сделал долгую паузу, побуждая Сола спросить: — Ты... что? Джозеф вздохнул, наклонившись вперед, его глаза защипало от горячих слез. — Я не хотел, чтобы мой сын видел меня таким. Старым, больным и сломленным. Я хотел, чтобы он восхищался мной, считал меня своим отцом, а не на немощным стариком, который обрюхатил его маму и бросил их на произвол судьбы. Я не хотел, чтобы он… ненавидел меня. Или жалел меня. Я думал, что уже слишком поздно. Я думал, что для него будет лучше, если я просто умру и он получит свое наследство, даже не встретившись со мной. Я, честно говоря, чувствовал, что это лучшее, что я мог для него сделать. Весы на мгновение посмотрели на Джозефа с печальным выражением в глазу, прежде чем засиять синим. Джозеф не обратил на это внимания, он глядел на Сола, на галерею, с улыбкой на лице, несмотря на слезы в глазах. — Это Сьюзи заставила меня протянуть руку, встретиться с ним, и я никогда не был так счастлив, что ошибался. Я был идиотом, что не хотел встречаться с этим замечательным мальчиком! Люди говорили, что мне нравится быть самым умным человеком. Что ж, я рад сказать здесь, сейчас, перед всей аудиторией, что я, Джозеф Джостар, абсолютный тупица! Дурак, дебил, называйте меня как хотите, лишь бы это означало "тупой, безмозглый идиот"! Это все я! То, что я не был хорошим отцом этому молодому человеку, навсегда останется одной из моих самых больших ошибок! Все, что я могу сделать, это наблюдать за тем, как он живет своей жизнью, и ждать, пока я не увижу его снова. Ждать, пока я снова не увижу всех своих детей. Холли, Шизуку… и Джоске, после чего стану отцом, которого они заслуживают! Весы засветились ярко-синим. Галерея зашумела, несколько человек промокнули мокрые глаза своими носовыми платками. — Защита высказалась, — проворчал Сол, сел и шлепнул своими записями по столу. Судебный пристав внезапно шагнул вперед и с громким треском опустил древко своего копья. — Суд объявляет перерыв, заседание возобновится ровно в 12:00. Все свободны. Люди на галерее начали расходиться, их разговоры сливались в невнятный шепот, подчеркиваемый шагами по мрамору. Джозеф снова появился рядом со Смоки, который вытер лоб рукавом. — Черт возьми! — Воскликнул он. — Это было близко! Почему ты не сказал мне, что знал о Джоске?! — Я думал, ты знаешь? — сказал Джозеф, вытирая глаза. — Почему ты не знал?! — Как я мог… — Смоки оборвал себя, потирая виски. — Смотри. Наблюдение отсюда весьма ограничено. Мысли, чувства, идеи, что угодно! Такого рода информация не предоставляется в распоряжение кого попало. Вот почему мы используем Весы! — Тогда как Сол узнал? — Либо он просто рискнул… — сказал Смоки, взглянув на защитников, которые выглядели настолько "хорошо", насколько можно было ожидать. — ...Либо он разговаривал с кем-то, кто знает лучше. Джозефу не понравилось, как это прозвучало. — С кем, например? — Кем-то, кто знает тебя лично, — ответил Смоки. — Кем-то, кто наблюдал за тобой некоторое время. Кем-то, кто может сделать обоснованное предположение. Кем-то близким тебе. — Кто– –Внезапно Джозеф оказался где-то в другом месте. Или, скорее, оказался нигде. Он парил в пустоте, белизна была такой чистой, что он чувствовал, как она разъедает его, как его контуры истекают кровью и растворяются в ней. Он чувствовал себя каплей дождя в те короткие мгновения, прежде чем она погружается в океан. И он был не один. — Кто здесь?! — Крикнул он, хотя и не был уверен, действительно ли он произнес эти слова, или у него вообще все еще был рот, или он сам вызвал эти слова к жизни. — Испытание проходит плохо, — ответил глубокий голос, эхом отдающийся в самых складках его души. — Стало очевидным, что для продвижения плана вперед необходимы альтернативные методы. — О чем ты говоришь? — воскликнул Джозеф. — Где я? Что происходит?! На него надавило присутствие, постепенно появляясь перед ним в огромной гуманоидной форме. Огонь, непохожий ни на что, что он когда-либо видел или даже осмеливался представить, окутал огромную фигуру, ее тело, облаченное в броню, окруженное формами, о которых больно думать, и все это прикрывалось огромными светящимися крыльями. Джозеф с трудом понимал, что он видит, но, тем не менее, знал, с кем говорит. — Архангел Михаил, — сказал он хриплым "голосом". — Джозеф Джостар, — прогремел Архангел. — Ты был выбран для выполнения миссии чрезвычайной важности. Вопрос деликатный, и невозможно предугадать степень знаний и влияния врага. Наш замысел был таков, чтобы ты оставался в неведении о своей истинной цели до тех пор, пока не будет сочтено абсолютно необходимым, чтобы ты это знал. Однако обстоятельства требуют, чтобы ты был проинформирован о миссии до ее выполнения. — Да что, черт побери, ты такое несешь? Фигура запульсировала немыслимыми цветами, приобретая девять дополнительных измерений и целую кучу других вещей, от которых его душе хотелось взорваться; Михаил был раздражен. — СлеДи За ЯзыКом. Джозеф внезапно почувствовал огромную благодарность за то, что у него больше нет ни кишечника, ни штанов, необходимых для того, чтобы их испачкать. — Извиняюсь. — Джозеф Джостар. Некто разрабатывает планы, которые могут обернуться катастрофой для всех. Святой Труп был унесен в Ад, и те, у кого он сейчас, стремятся использовать его силу, чтобы править не только Адским планом, но и всем Мирозданием. Тем не менее, есть силы, превосходящие даже их, с планами и замыслами бесконечно более гнусными и злобными. Ты единственный из Спасенных обладаешь должным резюме, самоотверженностью и навыками, необходимыми для выполнения этой миссии. Ты согласен? — Ну, как бы, — сказал он саркастически, несмотря на весь свой ужас. — Раз уж ты так об этом говоришь... Михаил снова почувствовал раздражение, со всеми вытекающими последствиями. — ДжоЗеф. — Ааа! Прекрати! — Крикнул Джозеф. — По крайней мере, расскажи мне все! Что я должен сделать? — Используй свой [Hermit Purple], чтобы установить прямой контакт со Святым трупом. — Звучит довольно просто… — сказал Джозеф, размышляя, почему Архангелам всего сущего нужна его помощь. — В чем подвох? — Ты должен проиграть суд, — сказал Михаил. — И оказаться в Аду на столько, сколько потребуется для достижения твоей цели. Джозеф на мгновение завис в белой пустоте. Если бы у него были глаза, они были бы большими и круглыми, как тарелки. — О-оу.