kinktober, 2022-2023

Рот остается раскрыт в немом стоне, выдать требуемое «Un» было невыполнимой задачей. — Je t'attends. Что-то там красиво спизданул Саша, и всё внутри замерло, Вова даже дышать на какой-то момент перестал. А воздух прямо-таки искрился от напряжения. Александр ощутимее сжал бедро, юркнув пальцем под край белья. Володя заёрзал на его коленях, то ли подставляясь под касания, то ли лишь пытаясь удобнее устроиться. И в конце-концов, с губ слетает требуемое слово, и в тот же момент ягодицу обжигает хлестким ударом. — Bien, continues. Вову выгибает, мозги снова отключаются. Если бы он знал, что Александр захочет именно так практиковать счёт, то никогда бы не признался, что плохо помнит цифры. Или, наоборот, признался бы гораздо раньше. Это же такая пытка, но такая сладкая. Цифры на французском гораздо легче укладывались в ассоциативный ряд, нежели японские или корейские, но из памяти их всё равно было сложно вытащить и потому, что Вова только-только начал учить язык, и потому, что его стояк неловко упирался в чужое бедро, и возбуждение в целом отвлекало. — Deux? — не слишком уверенно продолжает Володя. Вторя сказанному, Саша второй раз наотмашь шлёпает его, не забыв ментально приласкать: — Juste, bravo, — мурлыкнул, а иначе и не опишешь, Александр. Пока Вова не досчитает до десяти, Саша его нормально не трахнет, но после каждой цифры его от души шлёпали. Если вдуматься — какая-то ловушка, сюр. Если отключить рациональное мышление и отдаться эмоциям, что успешно получается, то всё потрясающе. Но, честно, было гораздо интереснее, когда надо было называть часть тела, которую Александр нежит, но там Владивосток сломался уже на le cou. С цифрами всё было хорошо, пока Вова не дошёл до пяти, которое благополучно перепутал с семёркой. Cinq и sept легко спутать, если тебе уже откровенное похуй, и хочется только приложить что-нибудь холодное к горящей коже или сесть на член. Володя даже не сразу понимает свою ошибку. Он снова весь подбирается, прикрывает глаза, готовясь к очередному хлесткому удару… которого не последовало. Ладонь Саши смещается, обретается в его волосах. Мягко перебрав их у лба, грубо сжимает на затылке и заставляет откинуть голову. — Pas correctement, recommences. Вова понимает, что от него требуют, где-то на интуитивном уровне. Отчаянно, почти испуганно сжимает пальцами брюки Александра, смутно представляя, как сейчас будет проходить весь этот путь заново. Если выдать все цифры на одном дыхании, это спасёт? — Pardonnez-moi, mais… — трепетно пролепетал Вова. Саша смотрел почти холодно, в серых глазах поблескивали азарт и желание, но вместе с ними — привычная для Петербурга лёгкая надменность. Вова был готов расплакаться, пока Александр молча съедал его взглядом и н и ч е г о не делал. К следующему разу он уже точно выучит фразу «Трахните меня, пожалуйста», чтобы сразу и поразить Петербург своими знаниями, и соблазнить. «Пожалуйста» это, вроде, «s'il vous plaît»; «меня», наверное, «moi»; а вместо «трахнуть» можно неоднозначно всхлипнуть, если вдруг забудется. Этот план был идеальный, но за время его разработки у Александра возник свой, и, следуя ему, он цепляет резинку трусов и приспускает их с Вовы. Невольно Владивосток прогибается, призывно вздергивая бёдра. Нежная кожа, покрасневшая от шлепков, стала ещё чувствительнее — Питер невесомо гладит её одними подушечками пальцев, а потом — льёт на ложбинку меж ягодиц холодную смазку. От контраста Вова кратко стонет. Его так ведёт, когда Саша, распаляя, ещё недолго касается кожи, размазывая по ней смазку, а потом осторожно проникает внутрь одним пальцем. — Tu devrais compter le nombre de doigts dans toi, — Саша то ли усмехнулся, то ли томно выдохнул. — mais c'est trop difficile, n'est-ce pas? В любом случае, Владивосток хватило лишь на то, чтобы тяжело уронить голову и шумно задышать. Когда Александр на фоне что-то ещё мягко говорил на французском, становилось только тяжелее не терять крупицы сознания. Второй палец проникает также безболезненно, осторожно растягивая мышцы. Пальцы у Саши длинные, действия все выверенные — он так Вову до исступления моментально доводит. Остаётся только хныкать и пытаться насадиться глубже. — J'adore t'entendre gémir. Владивосток покорно и самозабвенно ахает, отзываясь и на бархатистые, слитые в одну мелодию слова, и на касания. Александр внутри как раз задел простату, обрушив на Вову волну удовольствия. Петербург был непредсказуемым, холодным и ласковым, властным и чутким. Второй рукой он так нежно дотрагивался до выступающих позвонков, щекотно гладил рёбра, игриво вплетался в мягкие пряди и тем временем добавлял третий палец, подготавливая невыносимо неспешно и правильно. Владивосток был уверен, что он кончит просто так, если только Александр ещё раз что-нибудь скажет. Вова снова ёрзает на чужих коленях, изгибается по-другому. Саша его в этом положении ловит, стекает ладонью, протискивая её между собой и животом Владивостока. Изнывающий от недостатка внимания стояк обхватывает пальцами. — Finis. Вова слушается.