***
В лицее царит тишина. Слышно только отдалённое цоканье каблуков и плеск швабры о воду в ведре. Родные стены, наполовину окрашенные в светло-зелёный. Пока он идёт к своему кабинету, голову наполняют мысли о вчерашнем дне. Арсений весёлый, ему даже больше подходит «забавный», парень. Антон не понимает принцип его мышления и всё-таки сомневается доверять новому знакомому, но что-то в нём есть. Что-то особенное и несомненно индивидуальное. А внешность. По отдельности всё — нос, глаза, губы — выглядит непримечательно, но вместе… Это что-то запредельное. Шастун считает своего коллегу красивым. Он раньше не оценивал мужскую красоту, так что его это пугает. Безумно. Антон вспоминает крики отца, когда он услышал, что соседняя страна собирается легализовать однополые браки. Маты через каждое слово и это едкое, запавшее в душу «педики». Холод по телу, мурашки по коже. Антон — натурал, а натуралы не могут оценивать красоту других мужчин — и всё тут. Кабинет встречает его родными нотками кофе. Он сразу зажигает одну палочку с ароматом. Дым медленно растекается по воздуху. Антон выводит невероятно красивые узоры. Это его личное успокоение. Запах и дымка. Шастун видит не просто разводы, а реки, горы, холмы, полянки. Палочка тлеет, но запах не уходит. Он постоянно будет находиться в этом кабинете. Пока Антон не уйдёт на пенсию. Он не изменяет своим вкусам. Звонок звенит, за стенами кабинета раздаётся гул. Сейчас по расписанию у него урок у восьмого класса. Дверь открывается, но заходит далеко не восьмой, а пятый. Антон смотрит на них вопросительно, но они, судя по всему, в таком же недопонимании. — У нас тут урок русского, нам так завуч сказала, — пищит староста класса. — Ясно, разберёмся, — Антон встаёт с кресла и хлопает руками. Краем глаза замечает учеников восьмого. — Так, постойте тут. Я сейчас сбегаю к Елене Викторовне, — он машет рукой, привлекая внимание, и направляется к завучу их лицея. Ещё этого ему не хватало, честно. Бегать по кабинетам он просто ненавидит. Сейчас в его родном — третьем — надышат, напотеют, и весь запах кофе улетучится. Гнусно. Он заходит в учительскую на первом этаже. — Здравствуйте, Елена Викторовна, у моего кабинета сейчас толпится два класса. Восьмой и пятый. У восьмого — математика, у пятого — русский. Что будем делать? — Здравствуйте, сейчас что-нибудь сообразим. Так-с, — она открывает ежедневник с заметками. — Ну, кабинет литературы свободен, думаю, вы можете его занять. Восьмой класс — дети немаленькие, а вот пятиклашки могут заблудиться. Уступите? — Конечно, — он улыбается так наигранно, что ни одной морщинки возле глаз нет, зато все тридцать два зуба видно. — Вот и славно. Ох, как же он сочувствует ученикам восьмого класса, ведь вся агрессия сейчас спустится прямо на них. Он идёт обратно к ним, чтобы сообщить далеко не торжественную новость. — Итак, дети восьмого класса, мы идём в кабинет литературы, — подростки вздыхают, берут рюкзаки и следуют за Антоном. Он представляет себя вожаком стаи, и от этого становится забавно. Как только они подходят к кабинету, Антон говорит ученикам подождать, стучит в дверь и под громкое «войдите» открывает её. Попов что-то неотрывно пишет в журнале, но всё же поднимает голову. При виде Антона он замирает и расплывается в нежной улыбке. Кладёт ручку, а свои «ручки» складывает в подставку для своего подбородка. — Доброе утро, Арсений Сергеевич, нам нужен Ваш кабинет. — Какое необыкновенное совпадение. Мне тоже нужен мой кабинет, — хихикает он. — Но у Вас же окно? — А где я, по-вашему, журнал буду заполнять? В мужском туалете? — в голове Антона всплывают картинки туалета. Вонища. Ни одного окна, вентиляция отсутствует. Слегка темновато, потому что из освещения присутствует лишь одна голая лампочка на потолке. Дырки в полу вместо обычных унитазов, парочка перегородок. — Вы можете сидеть на задней парте, пока я буду вести урок, — ловко придумывает Шастун. — А вот это уже более интересно, — Арсений раскручивается на кресле. Теперь он смотрит прямо на Антона. — Соглашайтесь, — гордо говорит он. — А какая мне с этого выгода? — Можете потом занимать мой кабинет, — с трудом выговаривает Антон. Всё-таки Арсений тот ещё лис. — Отлично, договорились, — Арсений протягивает руку. Глаза у него хитрые, с лёгким прищуром. Антон колеблется, но всё же жмёт тёплую ладонь. Он открывает дверь и галантно пропускает учеников внутрь. Они рассаживаются по местам. Арсений почему-то до сих пор сидит за учительским столом. Антон приподнимает брови в вопросе, а тот протягивает ему расслабленную ладонь, как дамочка, которая выходит из кареты. Антон минуту пялится на руку, всё же берёт её и артистично выводит Попова из-за стола. — Премного благодарен, Ваше сиятельство, — говорит Арсений, и Шастуна это веселит. — Что Вы, Ваша светлость, мне всегда в радость помогать Вам, — выворачивается с улыбкой Антон. — Настоятельно прошу следовать к последней парте. — О-хо-хо, — Попов прикрывает рот ладошкой и изображает смех благородной девицы. — Ладно, следую Вашим указаниям, — он забирает журнал и парочку ручек, разворачивается и, слегка виляя бёдрами, уходит. Только сейчас Антон замечает, что большинство взглядов учеников направлены на них — те хихикают и обсуждают тёрки молодых учителей. Где-то по классу разносится фраза: «Я теперь их шипперю», но Антон не понимает значения молодёжного жаргона и решает загуглить, пока не прозвенел звонок. Вот Попов, например, улыбается, как будто бы он всё понял. А он что, хуже? Шастун откидывается на спинку стула и берёт в руки телефон. Вбивает в поисковик запрос «что такое шипперить?» и… охуевает. «Шипперить — это представлять, что какие-то персонажи (книги, фильма, сериала, игры) или популярные люди состоят в романтических отношениях, хотя в действительности это не так». Чего, блять? Его чуть ли не выворачивает. И даже некому высказать своё негодование. А Арсений? Почему он вообще улыбается? Это что, смешно? Это же мерзко. Почему Попову не мерзко и его наоборот позабавило такое поведение учеников? Странный Арсений. Кто он вообще такой? Он выглядел хрупко, но не являлся таковым. Арсений был собранным, начитанным и не прикидывался глупым и посредственным — это вообще не про него. Он был весёлым, сосредоточенным и энергичным одновременно. Иногда звучал яростно, но таковым не являлся. В нём вообще не чувствовалось злобы. И, казалось бы, как это? Жить в таком жестоком, полном стереотипов, войн и обмана мире и не быть хоть чуть-чуть озлобленным хотя бы на что-то. «Арсений не из этого мира», — сделал для себя вывод Антон. Звонок звенит — урок начинается. — Здравствуйте, восьмой класс. — Здравствуйте, Антон Андреевич, — отвечают хором подростки. — Итак, на сегодня у нас запланирован тест, о котором я предупреждал на прошлом уроке. — Вот блин, я не подготовился, что же делать, — раздаётся басом с задних парт. Чёртов литератор, он ещё ему мешать вести урок будет? Восьмиклассники смеются и оборачиваются на учителя. — Арсений останется после уроков за проявление неуважения к учителю, а вы разворачивайтесь обратно и слушайте, — опять лёгкие смешки. Те самые девочки-«шипперши» улюлюкают. — Всего будет три варианта. Увижу записки с ответами — два, увижу шпаргалку — два, увижу телефон — его заберут родители у меня лично. И я, конечно, поставлю два. А вы думали, кто-то шутил про строгость? Антон берёт стопку листов с вариантами и принимается лично выдавать каждому. Первый, второй, третий и так по кругу. Когда он доходит до последней парты, то приступает к следующему ряду. Приступил бы. Приступил бы, если бы не почувствовал, что кто-то ущипнул его. И не просто за плечо или ногу, а прямо за зад — точнее, одну из ягодиц. Он разворачивается, но виновник сидит как ни в чём не бывало, пишет в своём журнале. Антон нагибается к нему и раздражённо спрашивает на ухо: — Что это было? — Проверка. — На что? — На прочность. — А… — Антон замирает в ступоре, приходит в себя через несколько секунд и с красными ушами идёт дальше раздавать варианты. Не из этого мира… Адекватный мужчина так бы никогда не сделал. Антон представляет на месте Арсения Пашу, и это выглядит так ужасно, что его тянет блевать. Это же даже не дружеская шутка. Как вообще это объяснить? Спасибо, Арсений, он теперь всю ночь будет загружен этой ситуацией и размышлениями, как ему стоило ответить. Антон садится на кресло. За столом пахнет духами Попова. Это безумно отвлекает от мыслей. Шастун опускает голову и приглаживает волосы, хотя они и так плотно закреплены воском. Это всё из-за нервов. Он не понимает, что должен чувствовать. Может, злобу за такие радужные выпады? И согласно он должен набить лицо Арсению? Или ему должно быть смешно, потому что это просто неудачная шутка? А может, нужно его игнорировать, как Антон и говорил на собрании. Это всё так для него неестественно. Злость, смех и игнорирование неуместны вовсе. Что же делать? А если… просто плыть по течению? Перестать планировать и контролировать свои действия, отдаться судьбе? Да, это кажется более адекватным, чем задевать чувства Попова. Отлично. Антон счастлив от рассуждений в его голове. Тратит оставшиеся двадцать минут на слежку за учениками и тайным наблюдением за мужчиной с задней парты. Звенит звонок. — Сдаём работы, — ученики по очереди идут к столу и кладут свои работы в две стопки. Неожиданно для Антона учитель литературы тоже встаёт с задней парты с листком. Шастун не понимает, откуда он у него, ведь Антон ему ничего не давал. Арсений идёт уверенно, кладёт лист и быстро ретируется из кабинета, пока Антон не успел ничего прочитать. На листе ровным почерком выведены предложения: «Вы сегодня как никогда красивы, Антон Андреевич. Эта рубашка подчёркивает Вашу талию, а брюки обволакивают бёдра. У Вас невероятные кисти и пальцы, как у музыканта или художника. Это всё так возбуждает. Вы меня возбуждаете». Антон краснеет от каждого слова. Паника охватывает полностью. Тут же ученики, что он, чёрт возьми, творит? А если кто-то заметил? Шастун комкает лист, суёт его в свой дипломат и почти бежит в кабинет русского языка.***
— Паш, я так не могу больше! — он в истерике садится на стол Паши, пока тот проверяет тетради. — И тебе доброе утро, — бурчит под нос он. — Что-то случилось? Антон достаёт скомканный листок и кладёт перед носом Добровольского. — Что это? — он начинает вчитываться и через некоторое время улыбается. — И с какого класса эта школьница? — В том-то и прикол, что не школьница, — он поникает и ложится спиной на парту. Ноги свисают, и это неудобно. — А кто? Школьник? — хохочет Павел. — Это Арсений Пидорасович твой. — Почему сразу мой? — А кто его пристроил тут? На мою жопу, — ворчит он. — Ну понравился ты ему, что поделать, — смеётся он и с трепетом оглаживает листок. Антон вспыхивает красным. Он начинает хаотично ходить по кабинету и пыхтеть. — Нет, я не сексуален и выгляжу нелепо, — отрицает Шастун. — Посмотри на меня, чему тут нравиться? — Антон, он, по-моему, чётко написал всё, что ему нравится в тебе. Что ты от меня хочешь? — Поговори с ним, — Антон выпучивает глаза, останавливается у стола учителя, смотрит на него с надеждой. — Прошу. — Антон, я вам двоим не нянька и не передатчик. Сядьте и поговорите адекватно, а не бегайте ко мне поочерёдно. — Я никогда не делал первый шаг и не хочу его ранить. Мои слова могут задеть. — С учениками тебя это не волновало. Ты говорил всем всё как есть, а ему? Что не так, Антон? — Всё не так. Антон уходит. В своём кабинете он всё-таки берёт телефон, находит номер Арсения в рабочем чате и пишет ему лично.Антон Шастун
Нам нужно поговорить. Завтра после уроков.
Арсений Хорошо