***
Номер действительно выглядит роскошно. Ламинат блестит на свету. Рельефная серая стена выполнена в стиле модерн. За огромным панорамным окном алым цветом разливается закат. Всё выглядит простенько и со вкусом. Ремонт здесь, скорее всего, свежий. — Красота… — шепчет Антон. — Да, — тихо поговаривает Арсений, будто своим криком спугнёт комнату и та свернётся, как книжка. — Это будет мой лучший Новый год. — Наш, — поправляет Антон. — Наш, — соглашается Арсений.***
Обнажённый Антон сидит в джакузи. Его рост слишком крупный, поэтому только часть его тела находится под водой. Торчат коленки и кончики пальцев ног. Это по-своему забавно. Иногда он смачивает коленку, а потом, пока та влажная, окунает другую. В общем, весело проводит время в ожидании Арсения. Тот должен вот-вот подойти, и от предстоящего разговора у Шастуна идут мурашки по телу. Давно он никому не высказывался. Арсений заходит, чуть виляя бёдрами, на которых висит белоснежное полотенце. Он слегка нервничает, судя по заламыванию пальцев и вечно бегающему взгляду. — Залазь быстрее. Тебе же холодно, — говорит Антон, замечая мурашки на коже Арсения. — Это… Это не из-за холода, у меня так, когда я нервничаю. Антон не знал, что ответить. Его шокировало, что не один он находит пугающим и будоражащим их разговор. Было в нём что-то интимное и особенное для обоих. Арсений откидывает ткань в сторону. Придерживая член рукой, он перелезает через стенку джакузи и усаживается рядом с Антоном. — Так почему ты нервничаешь? — интересуется Шастун. — Я боюсь, что во время нашего… — пауза, — диалога я могу сказать что-то не так, и тебя это заденет, — неловко признаётся Арсений. — Почему? Не думал, что тебя беспокоят такие вещи. Арсений опускает голову. Смотрит вниз и понимает, что первым, кто расскажет о своих подводных камнях, будет именно он. — Потому что я долгое время делал людям больно своими словами, не понимая этого. Антон слегка шокирован такой информацией. Для него Арсений всегда был милым парнем, который и мухи не обидит. Его реплики всегда казались безобидными и лёгкими. — Я не знал. Арсений собирается с мыслями и всё же начинает свой рассказ: — После одного момента в моей жизни я обдумываю абсолютно каждое слово, которое скажу. Анализирую каждую шутку и предложение. Раньше это занимало много времени, и я толком не успевал следить за диалогом, но сейчас приловчился. — Тяжело тебе, — подытоживает Шастун. — А зачем ты так предвзято? — Потому что в подростковом возрасте из-за этого я потерял всех друзей. Мне до сих пор безумно стыдно перед ними. — Что же ты им такое говорил? — Я… Я шутил над внешностью, и все всегда смеялись. Абсолютно всегда. Но потом все начали осознавать, что мои шутки задевают и находятся на грани адекватного юмора. — Не думаю, что в этом твоя вина. — Моя. Я шутил над другом из-за его зубов. Говорил, что у него во рту шахматная доска, а его вторая половинка будет с аналогичными зубами, и, когда они будут целоваться, пазл сойдётся. Я ужасен, Антон, — он опирается локтями о свои согнутые колени. — Какая разница, какой ты был тогда? Я согласен, что про зубы перебор, но если ты извинился и стал лучше, то какая разница? — задумчиво спрашивает Антон. — Я извинялся перед ним, — продолжает рассказывать он. — Не знаю, сколько раз. Может, два, а может, три. Надеюсь, меня простили. — Иди сюда, — Антон разводит руки в стороны. — Хочешь лечь на меня? — Давай, — Арсений улыбается. Он укладывается между его ног так, чтобы его голова лежала на животе Антона. Из-за их громадного роста лежать так затруднительно. Им обоим комфортно чувствовать телом присутствие друг друга, поэтому на неудобство никто не жалуется. — Теперь моя очередь. Будет логично начать с родителей. Антон говорит, а пальцами перебирает каштановые локоны Арсения. — Я всегда их любил: и маму, и отца. Но после рождения моей сестры всё будто перевернулось, — объясняет он, пока Попов слушает с умиротворённым лицом. — Отец стал другим, он вообще перестал обращать на меня внимание и всё, о чём говорил мне, так это о моих недостатках. Он постоянно кричал на меня. Мама пыталась его успокоить, но безуспешно. Часто меня ставили перед фактом, не давая выбора. Когда я говорил: «Нет, я не хочу ехать на вашу ёбаную рыбалку», мне твердили, что я неблагодарный. Зато моя младшенькая сестричка с энтузиазмом прыгала от радости. В общем, в скором времени он забил на меня, перестал куда-либо звать и обращался, только чтобы я что-нибудь подал и принёс. — Жестоко. — Да, я долгое время думал над этим. Я так любил его, но он этого, видимо, не видел, — Антон молчит пару секунд, а потом вспоминает: — А помнишь, мама сказала, что я стал закрытым? — Да, расскажешь? — Если ты не устал. — Хочешь — можешь сегодня, но кратко. Или завтра, но в деталях. — Хорошо, давай сегодня, а потом будем пьяные валяться в ванне, — соглашается Антон. — Пьяный будешь ты после одного бокала шампанского, а я буду трезв, как стёклышко, — шутит Арсений. Антон на это фыркает и продолжает: — Так вот. У меня была большая компания друзей, но я начал замечать, что не такие они и дружные. В общем, я рассказал это другу, он другому, и выгнали меня из этой компании, как вшей из головы. Ещё и угрозы потом писали, что якобы нос мне разобьют. — Это слишком… — Это очень слишком. Настолько, что подростком я воспринял всё близко к сердцу и сидел месяц дома в полнейшем одиночестве. Потом, правда, свыкся и жил себе как отшельник, пока не встретил Пашу, а потом и тебя. — Ужасная история, Антон. Мне правда жаль тебя. И жаль, что меня не было в тот момент рядом, — подводит итог Арсений. — Зато ты рядом сейчас. — So cute, — протягивает Попов. — Во мне проснулся романтик, а в тебе англичанин? Арсений смеётся в ладонь, откидывая голову так, чтобы видеть Антона. Он поднимает руку, гладит его по щетине. Смотрит со всей нежностью, которую только может дать. — Мне так комфортно с тобой, Антон. Шастун наклоняется, целует его в нос, щёки, лоб. Он касается губами всего, до чего может дотянуться. Лёгкими касаниями, слегка влажными из-за пара джакузи, он укутывает всё лицо Арсения. Не упускает ни одну родинку. — Ты же вроде говорил только про объятия? — Как насчёт совместной дрочки? — игнорирует вопрос Антон. — Я согласен, — быстро отвечает Арсений, чтобы тот ненароком не передумал. Арсений медленно, словно кошка, седлает бёдра Шастуна. Обхватывает ладонями лицо Антона — тот выглядит сейчас крышесносно и очень сексуально со своими закрученными мокрыми кудрями, спадающими на лицо, — и целует. Более настойчиво и грубо, чем Шастун. Он языком гладит нёбо, дёсны, щёки изнутри. Ёрзает на коленях, проезжаясь промежностью по бедру Антона. Тот наконец-то будто выходит из гипноза, убирает руки с ягодиц Арсения и берёт их стволы в кольцо. Медленно поглаживает, трёт обе розовые головки большим пальцем. Арсений открывает рот еще шире, отстраняется, хватает воздух в немом стоне. Не сводит взгляда с не менее возбуждённого партнёра. Зрачок широкий, глубокий, как чёрная дыра. — Ты очень красивый, Антон, — кряхтит он прямо в лицо. Шастун алеет и увеличивает темп рукой. Они стонут в унисон. Слишком громко, чтобы их не услышала соседняя комната, но сейчас так плевать. Кончают одновременно, содрогаясь от подступившего оргазма. Уставшие и обмякшие откидываются на спинку джакузи, наслаждаясь тишиной и душевным спокойствием.***
Они сидят в креслах и халатах, приятно уставшие и безумно счастливые. Перед ними огромное панорамное окно и глубокое звёздное небо. Они не говорят ни слова: тишина не давящая, а комфортная и, можно сказать, уютная. — Хорошо так. — Да, здесь уютно. — Я не только про это. В целом хорошо, и я себя давно так не чувствовал. И я хотел поблагодарить тебя за это. — За что? Я вроде бы ничего такого феноменального не сделал. — Сделал, Арс. Ты был рядом последние три месяца. Когда я был закрыт от окружающих, когда был пьян, когда на меня написали жалобу, — перечисляет Антон. — Сегодня с родителями ты прошёл со мной тот ад, который я терпел всю свою жизнь. Я безумно тебе благодарен за это. — Антон… Ты для меня очень дорог, поэтому я буду стараться всегда быть рядом, как бы это приторно сейчас ни звучало. Шастун хихикает. — И… — Арсений тяжело вздыхает. — Я бы хотел признаться, что влюблён в тебя по-настоящему, — он жмурит глаза, боясь увидеть усмешку на лице Антона. Боится, что Шастун скажет ему: «Хей, я ещё не готов к любви, я же просто хотел попробовать». Ужасные триггеры из прошлой жизни Попова. — Я тоже, Арс. Я тоже влюблён в тебя и готов всегда быть рядом. — Ты уверен? — неловко спрашивает он. — Конечно, уверен. Арс, ты лучшее, что случилось со мной в этом году. Оба встают с кресел. Когда между ними остаётся пара сантиметров, они тянутся друг к другу. Они нужны друг другу, как воздух. Движения нежные, плавные, ласковые. Мягко и чувственно, на фоне звёздного неба, стоят два любящих учителя. Любящих не свой предмет, а друг друга.