***
— Приехали, миледи. — Благодарю, дорогуша. — Рэрити, легко шагнув со ступеньки, телекинезом протянула извозчику горстку бит. Тот с благодарностью их принял, кивнул на прощание и вывел карету обратно на улицу. Прикрыв копытом глаза от лучей послеполуденного солнца, единорожка подняла взгляд на дом. Когда Рэрити думала о «многоэтажках», она как правило представляла приземистые кирпичные квадраты, как в спальных районах Мейнхэттена, или стройные стеклянные небоскрёбы, как в его деловом центре. Стоящее же перед ней здание напоминало скорее старинные башни, в которых жили захудалые дворяне и высокопоставленные чиновники Старого Кантерлота. Это была высокая башня из бледно-белого мрамора, чуть подёрнутого извечными разводами от пепла и смога, не ниже шести этажей в высоту и с круглой конической крышей на макушке. Вдоль внешней стены аккуратно тянулась широкая лестница, замирая на площадке каждого этажа, и взбегали витиеватые орнаменты из серебра и золота, старательно — и явно неслучайно! — подражая старокантерлотскому стилю. Судя по визитке, Вайтхорн жил на третьем этаже, поэтому Рэрити в размеренном темпе порысила вверх. Отсюда с башни — а она стояла на западных окраинах центра — открывался великолепный вид на обширные хейтонские верфи, чьи корабли сверкали в алом золоте заката. Третья лестничная площадка была шире других и обхватывала башню почти вполовину. Три арочных моста соединяли её с соседними башнями, — и лабиринт воздушных улиц вздымался над дымной пеленой, как блистающий город из слоновой кости над трясиной отбросов. Пешеходов тут почти не было — мосты предназначались для пёстрого ассорти частных кэбов и дилижансов. Через двустворчатую арочную дверь на восточной стороне Рэрити проскользнула в широкий коридор, рассекающий башню на две половины. Красный флисовый ковёр и стены в тёплых оранжевых тонах создавали уютное, домашнее настроение в ровном свете электрических ламп. В коридоре было всего четыре двери, по две с каждой стороны на равном удалении, и Рэрити без труда отыскала вырезанную в дереве «32» — номер обители Вайтхорна. Единорожка быстро оглядела себя и разгладила короткое белое платье с голубой тесьмой. Вчера она вышла осмотреть город и вернулась вся в саже, после чего два часа провела в туалетной комнате мистера Рича, — но всё равно беспокоилась, что могла пропустить пятнышко. Удовлетворившись, она аккуратно постучала в дверь. Дверь с быстрым, но не резким движением приоткрылась, и в зазоре показалась немолодая пегаска с бледно-зелёной шерстью и вежливой улыбкой. — Чем могу помочь, мадам? — Я надеялась побеседовать с Вайтхорном, — Рэрити сделала лёгкий реверанс. — Передайте, что это леди Рэрити. Он должен был меня ожидать. Кобыла поклонилась, улыбнувшись как будто чуть шире. — Разумеется, миледи. Пройдёмте? Она провела Рэрити в гостиную с небольшой кухней, отделённой от зала гранитной барной стойкой. Центр комнаты занимал пухлый круглый диван с видом на раздвижную стеклянную дверь и балкон. Ещё пара дверей, деревянных, занимала другую стену, а третья пустовала, не считая нескольких картин с пейзажами, газетных статей в рамках и высокий, но узкий книжный шкаф. Самым удивительным в квартире был высокий сводчатый потолок, с которого свисали миниатюрные канделябры. Как и положено, гостиная была оборудована электрическими лампами для постоянного освещения, но огоньки свечей и тёплые тона обоев придавали ей бархатную, почти томную атмосферу. — Прошу, чувствуйте себя как дома, леди Рэрити. — Кобыла закрыла входную дверь и жестом обвела зал, затем подошла к деревянным дверям и вежливо постучалась. — Сэр? — В чём дело, Фритци? — Дерево заглушало голос, но тембр Вайтхорна угадывался безошибочно. — Прибыла леди Рэрити, сэр. С другой стороны сразу что-то глухо хлопнуло. — А-а, Рэрити! Одну секунду, я выйду. Единорожка подошла к раздвижной стеклянной двери и посмотрела на город. Окна выходили на восток, но из-за балюстрады и мостов взгляд едва выхватывал задымлённые улицы — только сверкающие разноцветные башни и арки. Сзади щёлкнула дверь, и Рэрити обернулась: Вайтхорн вышел в гостиную, широко улыбаясь. — Миледи! Чем обязан? — Он был одет в простую белую рубашку на пуговицах с закатанными рукавами и расстёгнутым верхом. — Раздумывала кое о чём, дорогуша. Вы же не против небольшого суаре на двоих? — улыбнулась Рэрити в ответ, протянув ему копыто. Он ухмыльнулся уголками губ и, взяв её копытце, деликатно его поцеловал. — Графиня почтила меня визитом, чтобы пообщаться? Что же я могу предложить, чего нет у Крейзи? — Будет чудо, если я сумею удержать внимание Крейзи настолько, чтобы вести с ним диалог, — хихикнула Рэрити. — Полагаю, мы с вами знаем, каков он бывает. — Что ж, я только рад продолжить нашу прерванную беседу. Прошу, присаживайтесь, — Вайтхорн кивнул на кухню. — Что-нибудь выпить? — Не отказалась бы от чая, — отозвалась Рэрити, опустившись на диванчик. Горничная, которую Вайтхорн назвал Фритци, уже колдовала в кухонной половине зала. Тихое шипение газа возвестило о чайнике, поставленном на плиту. Вайтхорн сел напротив, отчего вечерний свет из окна превратил его в чёрный силуэт. — А мне, Фритци, налей сидра. Кхм, итак, миледи, чем я могу помочь? Рэрити поджала губы, не зная, с чего начать. — Как вы и советовали, я прогулялась, — начала она. — Картина не самая очаровательная. — В самом деле? — переспросил Вайтхорн. — Что же именно вы увидели? При воспоминании Рэрити оскалилась, едва не зарычав. Восточные кварталы — рабочие пони, перепачканные в саже, усталые глаза и походка. Западные районы — скромный звон монет, горькие шутки. Хуже всего было в Пятерне, где здания местами рассыпались, перекрывая улицы, а дороги были покрыты такими рытвинами и выбоинами, что такси отказывались ехать. — Я увидела достаточно. — О Селестия, леди Рэрити, — он выгнул брови. — Не думал, что столь прелестное личико способно исказиться в столь страшной гримасе. Рэрити впилась в него взглядом, не зная, как себя чувствовать — смущённой, оскорблённой, польщённой? Но через миг она пришла в себя, и гримаса растаяла в стыдливой улыбке. — Прошу прощения, дорогуша. Просто всё… всё так переменилось! Я никогда в жизни не видела нищеты, кроме как на страницах романов. В каждом городе было место-другое, куда пони могли обратиться за помощью. Что там, даже Селестия открывала двери нуждающимся! — Рэрити благодарно приняла чай с подноса Фритци. — Спасибо, дорогая. — Многие скажут, что она и не прекращала, — тихо хмыкнул Вайтхорн. Он не отвёл взгляда от Рэрити, даже когда Фритци поставила перед ним высокий бокал сидра. — Всё же это другое, — ответила кобылка. Она левитировала чашку чая к мордочке и вдохнула умиротворяющий аромат. Во время прогулки она видела местную религию, и каждый раз Рэрити становилось неуютно. Бельмом на глазу торчали эти чистые церкви в чёрном от копоти городе: коренастые, каменные дома в восточных кварталах и сверкающие бело-голубые пирамиды в западных. Дополняли картину цветные витражи принцесс, у которых прихожане искали божественного наставления. — Принцессы не богини. Никогда ими не были. — Кем же они тогда были? — глотнул сидра Вайтхорн, откинувшись на спинку дивана. — Пусть я и не историк, но встречал полотна из ваших времён. У одного Крейзи их наберётся на галерею. На мой взгляд, иначе как богинями Селестию и Луну не изображали. Единорожка прянула ушами. — Дорогуша, избавьте меня, пожалуйста, от лекций по моей почившей культуре. Вы видели слишком мало. Принцессы были для нас божествами не более, чем была бы мать для её жеребёнка. Могущественные создания, но не возводимые в пантеон. Они любили нас, а мы любили их в ответ. Мы кланялись им из уважения, ставили памятники, устраивали праздники, но никогда не собирались в каких-то церквях на молитвы. — Рэрити ухмыльнулась и игриво поправила кудри. — Если уж так требовался совет, хватало простого письма. — Хм-м, — Вайтхорн задумчиво кивнул, приложив к подбородку копыто. — Знаете, графиня, полагаю, вы коснулись самого сердца проблемы. — Каким же образом? Жеребец поднялся и не спеша подошёл к окну. — Превосходный вид, не находите? Рэрити проследила взглядом. За стеклом раскинулись башни восточного города, омытые красно-золотым закатом. Пусть кобылке не понравилась эта ходьба вокруг да около, часть её восхитилась чувственным пейзажем. — Навевает воспоминания о Кантерлоте. Величества меньше. но… по-прежнему роскошно. Вайтхорн чуть помедлил, собираясь с мыслями. — Именно это видят богачи из своих окон. Пони у власти. Давайте, встаньте со мной, — жеребец фыркнул и медленно покачал головой. — Некоторые из них даже не ступали на поверхность. Еду им таскают курьеры, а деловые послания разносят жеребята на побегушках. Прямо у дверей всегда ждёт припаркованный воздушный корабль, если уж путешествия не избежать. На верхних островах кому-то даже доставляют воздух для дыхания. Рэрити подошла к стеклу, с чашкой чая в облачке магии, и просто взглянула в окно. Поистине, архитекторы верхнего города вдохновлялись старой эквестрийской столицей. На пару мимолётных секунд единорожка смогла поверить, будто и правда вернулась назад, и просто обсуждает дела с каким-то аристократом в верхней башне его резиденции. Иллюзия распалась, стоило ей моргнуть. Башни предстали бледным подобием кантерлотских, и пусть по стилю походили на его архитектуру, отличий тоже хватало. Она мысленно вздохнула, но внешне этого не выказала. Леди не к лицу глупые фантазии. Кобылка решила промолчать и просто ждать. Она чувствовала, что никакие её слова уже не изменят течения разговора. Вайтхорн сдвинул панель и вышел на балкон, Рэрити не отставала. Вместе они взглянули вниз. — Никто из них не видит истинного лица города. Улицам на земле не досталось и капли того лоска, что был у башен. Нижний город простирался серо-коричневым пятном с одинокими всполохами цвета — где зажиточные горожане ещё успевали без конца отчищать и перекрашивать жилища под наступающим смогом. Но и те были редки и далеки от центра. Рэрити отвела взгляд и посмотрела на своего собеседника. Тот опять кивал каким-то своим мыслям. — Видно, вы много об этом думали, — сказала она. — Да, — ответил Вайтхорн, не подняв головы. — И я считаю, мы могли бы сделать этот мир лучше, будь у нас больше таких пони, как вы. — Он повернулся и взглянул ей в глаза: — Кобыл и жеребцов, понимающих силу щедрости. Рэрити почувствовала, как её щёки краснеют. Сделав глоток, кобылка отвернулась к горизонту в попытке скрыть румянец. — Я бы очень хотела помочь, Вайтхорн, но при себе у меня лишь немного бит мистера Рича и свои копыта. Я даже не знаю, с чего начать. Жеребец не сказал ничего. Рэрити начала подозревать, что тот незаметно удалился, когда голос всё же зазвучал. — К западу отсюда есть остров. Фэллис. Он стал чем-то вроде пристанища для беженцев после недавних катастроф. Последние две недели я готовил туда поездку. Единорожка чуть обернулась и склонила голову. — К чему вы ведёте, дорогой? — Возможно, вы могли бы составить мне компанию, — ответил он. — Пожалуй, собственной статьи вы не напишете, но я уверен — в лагерях беженцев будут рады помощи могущественной Одарённой. Я отправлюсь на корабле друга. Там в достатке места для вас и ваших подруг, если кто-то из них пожелает вас сопровождать. Уверившись в цвете своих щёк, Рэрити полностью развернулась к жеребцу и улыбнулась: — Звучит восхитительно, дорогуша, но мне понадобится время на обсуждение. Я не могу вот так взять и упорхнуть на другой остров. Вайтхорн пожал плечами. — Прекрасно вас понимаю. До отправления ещё несколько дней, так что можете не переживать. — Он шагнул обратно в комнату и крикнул: — Фритци! Предоставь графине подробности о моей поездке на Фэллис. — Для этого ещё не рано? — поинтересовалась из балконных дверей Рэрити. Единорог ухмыльнулся через плечо. — Отнюдь. Решите ехать — вам нужно будет лишь показаться в назначенное время. Нет, что ж… на нет и суда нет. Мои двери останутся открыты вам при любом исходе. — О, благодарю, — кобылка галантно поклонилась. — Но, боюсь, мне пора идти. Подруги должны вот-вот вернуться из экспедиции — я очень хочу встретить их. — Конечно, — Вайтхорн взял белое копыто в своё и поднёс к губам. — Рад был встрече с вами, миледи. Улыбка Рэрити стала шире. Румянец вернулся. — Взаимно.***
«Так, кажется, поняла». Перо Твайлайт воспарило к началу страницы, и кобылка приготовилась к третьей, сакральной, перепроверке. Уже не первый час она сидела, склонившись, над огромным письменным столом, который притащила к Флаттершай накануне, и знакомая усталость уже начала растекаться по её спине. Подруги встревоженно шептались где-то позади, на самой границе её восприятия. Твайлайт хотела заняться исследованием только сойдя с «Арго», но остальные настояли, что сперва она поужинает, а потом ещё и выспится. И даже уболтали позавтракать наутро, к вящему огорчению единорожки. Её не покидало смутное чувство, будто за ней присматривают, как за своенравным жеребёнком. Подруги сменяли друг друга, никогда не оставляя её одну, и, входя в комнату, сразу понижали голос. Впрочем, они могли и кричать во всю силу лёгких, ничего бы не изменилось — Твайлайт уже давно сотворила приглушающие чары. Все три спасённые книги, раскрытые, парили перед ней. Стол покрывали свитки. Один из них единорожка магией поднесла к глазам и задумчиво прикусила перо. У неё получилось сплести заклинание тауматопсии по указаниям из медицинских трудов, но она ещё не до конца запомнила детали. Перечитав всё в последний раз, Твайлайт повернулась к спящей Флаттершай и потянулась к ней магией. Вокруг внутренних лей-линий пегаски поползли нити заклятия, а глаза обеих кобыл засветились, испуская остаточную колдовскую энергию. Ничего не изменилось с прошлого осмотра. Тело Флаттершай опутывали сонные чары невероятной сложности, наведённые поверх обычной, топорной регенерации. Первая загадка таилась во внешнем заклятии. Его переполняла избыточная затейливость — местами переходившая в бестолковость, — присущая врождённой магии, а также явно прослеживалась циклическая структура, которую Твайлайт запомнила из мимолётных столкновений с чейнджлингами. Побочный эффект пребывания в коконе? Без надлежащих опытов сложно было что-то утверждать. Что действительно повергало единорожку в шок, так это сеть аберраций на краях чар, врезающаяся внутрь подобно трещинам на стекле. Она никогда такого не видела. Там не просто не было магии, там содержалась какая-то субстанция, и эта субстанция искажала матрицу заклятия вокруг себя, как массивное тело искажает пространство. Твайлайт могла лишь предположить, что благодаря этому чары пережили внешнее вмешательство и не развеялись, когда пегаску достали из кокона. Единорожка немного успокоилась, увидев, что в остальном заклинание было хоть и сложным, но узнаваемым. Она не хотела касаться тёмных трещин по краям и полагала, что сможет их обойти. Вообще, она уже придумала контрзаклинание, которое (учитывая влияние искажения) должно было расщепить чары сна по чистым промежуткам, как древесину вдоль волокон. Дав тауматопсии развеяться, она открыла глаза и посмотрела на свиток с контрзаклинанием. Он, больше как черновик, был испещрён помарками и заметками, поэтому Твайлайт потрудилась переписать его начисто. Наконец, всё было готово. Она трижды проверила работу, оставалось только претворить её в жизнь. Твайлайт чувствовала привычное желание перепроверить всё и в четвёртый раз, но понимала, что лишь потратит время зазря. Она уже доказывала это математически. В ушах зашипело, щёлкнуло, и к ней возвратился слух. Хотя слушать было нечего. Подруги хранили молчание. Она встала и размяла шею. — Кажется… — Голос Твайлайт сорвался, пересохшее горло запротестовало. Она прервалась на глоток воды из заботливо поставленного кем-то на стол стакана и повернулась к остальным. — Я готова. Похоже, Эпплджек и Рэрити взяли перерыв от бдения, Рэйнбоу свернулась возле двери, сопя с раскрытым ртом, и только Пинки Пай прыгала рядом. — Ох, я вся в нетерпении! Не могу дождаться, чтобы снова с ней поговорить, и пригласить на вечеринки, и устраивать чаепития, да! О, и играть с ней в шахматы, и… Твайлайт вскинула голову. «Шахматы?» Рэйнбоу резко проснулась и, потягиваясь, поднялась на ноги. — А, что? Ты уверена, что сработает? Твайлайт устало кивнула. Теперь, когда она выбралась из-под кучи свитков и книг, на неё навалилась усталость накопившаяся за часы беспрерывной работы. Эпплджек вошла в комнату вместе с плетущейся за ней Рэрити. — Ну что, ты готова к этому родео, Твайлайт? — Готова. — Твайлайт встала у кровати Флаттершай и открыла левитирующий подле неё свиток. — Можете наблюдать, девочки, только не подходите близко. Она расставила ноги пошире и прикрыла глаза, пытаясь прочувствовать чары, оплетающие её подругу. Как и снос зданий, рассеивание устойчивых чар требовало длительной подготовки ради пары секунд действия. Сложность была не столько в том, чтобы уничтожить матрицу заклинания — с этим справится любой новичок, — а в том, чтобы заклинание схлопнулось в себя, отменив свой же эффект, а остаточная магия рассеялась, не нанеся вреда. Со вспышкой света Твайлайт начала запитывать рог магией, подбивая ментальные клинья в тщательно вывыренные точки. Она глубоко вдохнула, успокаивая себя, и выпустила разряд. В ту же секунду стало понятно — что-то пошло не так. Она учла, что тёмные трещины будут фонить и сбивать заклинание, но всё же, видимо, в её модели был изъян. Её магия стягивалась к трещинам сильнее, чем Твайлайт ожидала. По её спине забегали мурашки, когда трещины пришли в движение, проедая свой путь к регенерации в центре зачарования. «Нет!» Искажение может оказаться летальным, если дойдёт до исцеляющего заклинания, и у Твайлайт было мало времени, чтобы это исправить. Она уже чувствовала, как Флаттершай стонет и дёргается — трещины соприкоснулись с краями регенерирующих чар. Твайлайт скрипя зубами подлила больше энергии в рог. Не очень изящный выход, но это спасёт её подругу от неминуемой опасности. Остальные кобылки разразились тревожными криками — зачарование взорвалось калейдоскопом волшебных искр. В них было слишком много энергии, чтобы быстро рассеяться, и Твайлайт втянула их в свой рог, вздрогнув от дикой магии, заструившейся по её телу. Дыхание участилось, успокаивая работающее на износ сердце, позволяя природным процессам тела рассеять и удержать излишки энергии. Наконец Твайлайт открыла глаза; копыта дрожали, и в животе нарастала маслянистая тошнота. Прошла от силы пара секунд. Флаттершай уставилась на неё круглыми испуганными глазами, но обвела взглядом комнату и чуть успокоилась, увидев лица подруг. — Эм, девочки? — прошептала она дрожащим голосом. — Ч-что происходит? — Флаттершай! Имя вылетело из четырёх ртов одновременно, и вскоре комната потонула в радостных возгласах и приветствиях. От внезапной какофонии Флаттершай плотнее укуталась в простыню, издав тихое «о-ой!» Копыто шлёпнуло по спине Твайлайт. — Неплохо вышло, яйцеголовая! Но могла бы и побыстрее! Твайлайт посмотрела на Рэйнбоу опухшими глазами, щёки единорожки надулись. «Мне нужно присесть». У неё никогда не бывало такой реакции на поглощение дикой магии. Рэйнбоу нахмурилась, слегка отодвинувшись назад, и осмотрела лицо подруги. — Э-э, Твай? Ты в порядке? «Однозначно нет». Твайлайт открыла было рот, чтобы озвучить свои мысли, но вместо слов выдала тугую струю желчи. Рэйнбоу отскочила назад — слишком поздно. Рвота залила её грудь, окрасив голубую шёрстку в чёрный. — Что за… Твай? Твайлайт! Ноги наконец подвели единорожку. Лицо устремилось к полу, в ушах эхом отдавались озабоченные голоса друзей, — она провалилась во тьму. …Она дрейфовала в чёрной бездне. Было тихо и холодно. Твайлайт не чувствовала течения времени, только невидимые потоки, что подхватывали её безвольное тело. Вечность спустя мысли лениво вернулись — и она подумала, что наконец-то умерла. Возможно, странные трещины раскололи её изнутри, и её магия потекла наружу, пока Твайлайт не превратилась в скукоженную тень самой себя на ковре в гостевой мистера Рича. «Это — загробный мир?» Она всегда представляла его более радостным местом с раскинувшимися зелёными полями и ярким солнцем, где будут все её друзья и родные, умершие в её отсутствие. Может, её сочли недостойной такой судьбы, вместо этого наказав за бесконечные ошибки? Такая мысль должна была ввергнуть Твайлайт в ужас, но почему-то не вызвала ничего, кроме мимолётного любопытства. Единорожка почувствовала новый тянущий поток, в этот раз сильнее, чем раньше. Уголком глаза Твайлайт заметила далёкое голубое свечение, словно солнечные лучи пронзали поверхность океана. Оно прошло так же быстро, как и появилось. Казалось, прошли дни, прежде чем свет вернулся — в этот раз ярче, сильно ярче. И тут Твайлайт осознала, что она плыла в воде, холодной и тёмной, словно дно океана. Страх будто настиг её в один миг, вытеснив спокойную безмятежность, овладевшую её разумом. Моментально к ней вернулись остальные чувства, в груди забилось сердце, к ушам хлынула кровь. Твайлайт попыталась оглянуться, но не могла шевельнуться; хотела закричать, но не могла прошептать. Не могла даже открыть рот, чтобы вздохнуть, хотя лёгкие горели от нехватки кислорода. Она только и могла, что глядеть по сторонам в тщетной, инстинктивной попытке понять, что происходит. Она падала, погружаясь всё глубже и глубже, пока её тело с глухим стуком не коснулось чего-то плоского и твёрдого. Свет снова пронёсся над ней, и Твайлайт поняла, что находится на знакомом деревянном полу. Что-то схватило её за хвост и начало тянуть. Она снова закричала. И снова её тело не шевельнулось. Горячие слёзы побежали по щекам. Холодные когти схватили ноги Твайлайт и перевернули её на спину. Теперь свет сиял как солнце, очерчивая возвышающийся грифоний силуэт. Она узнала окна, дыру, где когда-то была дверь, и формы книжных шкафов, угадывающихся в игре светотени. Твайлайт была в своей библиотеке, только затопленной. Совелий сидел на жёрдочке у двери, лишь его глаза были видны в тусклом свете. — Ну-ка, что это у нас? — спросила грифина, наклоняясь ближе. Казалось, она не замечала, что они обе на дне океана, под тысячами тонн воды. «Помоги мне», — попыталась выдавить Твайлайт. Она уставилась в холодно-серые зрачки грифины, не в силах отвернуться. От лица единорожки расплывались кровавые кляксы — кровавые слёзы. Грифина хмыкнула. — Очередной единорог умер, одиноко и бессмысленно. — Коготь опустился на рог Твайлайт. — Ну, не совсем бессмысленно. «Нет! Прочь! Помогите! Селестия, Луна, кто-нибудь!» Другой лапой грифон держала пилу. Она напевала что-то весёлое, примеряясь к основанию рога. — Так и закончилась история Твайлайт Спаркл. Она умерла одна, когда разочаровывать и подводить ей осталось некого. «Пожалуйста, прекрати! Остановись! Я не хотела!» Скрежет пилы о рог зазвучал в её ушах, пробившись в голову сквозь боль. Не в силах открыть рот и закричать, она могла лишь наблюдать за работой грифины с немым визгом ужаса, эхом звучащим в мыслях.