Many are stubborn in pursuit of the path they have chosen, few in pursuit of the goal*. Friedrich Nietzsche.
Гермиона плохо спала той ночью; неудивительно, учитывая, что они чуть не попались Амбридж. Оглядываясь назад, можно было назвать это глупым и безрассудным поступком, который только усугубил её тревожные запутанные мысли о крёстном Гарри. То, что они делали, было опасно, и он должен был поощрять их проявлять осторожность, помогать им хорошенько всё обдумать, а не просто слепо подстрекать. Ей не очень нравилось так думать, часть её всё ещё хотела быть маленькой девочкой и наивно верить в то, что окружающие её взрослые всегда знают как лучше. На самом деле, взросление оказалось той ещё проблемой. Встреча со Снейпом за завтраком следующим утром только ухудшила ситуацию; к тому времени Гермионе почти удалось забыть, что Сириус сделал с ним в полнолуние. Каждый раз, глядя на него, она чувствовала себя почти виноватой, что совсем не имело смысла: она не участвовала ни в каких издевательствах, и хотя, по большому счёту, нападала на него пару раз, в те моменты это было полностью оправданно и не несло злого умысла. Она даже никогда не употребляла тех отвратительных прозвищ, которыми его называли другие ученики, — периодические мысли о нём, как о предвзятом мерзавце, не считались, поскольку, по сути, он чаще всего так себя и вёл. Она даже пыталась не смеяться над инцидентом с боггартом Невилла. Так почему же чувствовала себя виноватой в том, что произошло задолго до её рождения? «Может быть, потому, что по-настоящему виновным людям как раз всё равно?» — внезапно осознала она. Размышления о случае с боггартом напомнили Гермионе, что тогда ей тоже было очень неловко. Ведь было абсолютно не профессионально поощрять студентов смеяться над другим учителем, и это казалось совсем не похожим на доброго и миролюбивого профессора Люпина. Тем не менее с его лёгкой руки вся школа насмехалась над Снейпом. Гермионе стало стыдно, что с тех пор она впервые по-настоящему задумалась и задалась вопросом, что он, должно быть, чувствовал по этому поводу. Она всегда считала неправильным проявлять неуважение к преподавателю, но никогда не думала о том, что, возможно, это могло ранить его чувства. И, конечно, Сириусу никогда не было до этого дела. Она вновь посмотрела вдоль преподавательского стола на своего учителя Зельеварения, вспоминая, как Гарри и Рон смеялись, узнав про прозвище «Нюниус». Гермиона сама сталкивалась с хулиганами и прекрасно знала, что для ребёнка нет ничего обиднее гадкого прозвища. Очевидно, выжившие Мародёры не испытывали вины за свои действия, всегда отмахиваясь от любого упоминания об их вражде. Дамблдор тоже велел Снейпу смириться с этим, как будто ему не разрешалось злиться, — теперь ей даже вспомнилось, как директор присоединился к шутке про боггарта; Гарри и Рон рассказали ей о волшебной хлопушке. Это было несправедливо. Весь её мир перевернулся с ног на голову. Она узнала истинную роль Снейпа в войне всего пару месяцев назад, но, едва наступил октябрь, внезапно увидела всё под другим углом, так как поняла, что их всеми нелюбимый учитель Зелий оказался обычным человеком, и вообще всё было не так, как казалось со стороны. Гермиона почувствовала себя странно одинокой, когда поняла, что друзья её не поймут, так как просто не доросли до этого.***
Она хотела поговорить с мальчиками о том, как далеко готова зайти Амбридж, но никак не могла набраться смелости. Раздражённая собственной слабостью, Гермиона решила обсудить это на перемене и собиралась с мыслями, насколько могла, пока мальчишки праздновали пополнение команды по квиддичу. «Они действительно ещё такие дети», — поняла она со слегка грустной улыбкой. Как будто квиддич был важен, когда мир катился к чёрту. — Что с тобой, Гермиона? — спросил Рон, отрывая её от мыслей, пока она смотрела на стекающие по окну капли дождя. — Просто задумалась… — Насчёт Сири… Бродяги? — присоединился к разговору Гарри. — Нет. Не совсем. Скорее… задаюсь вопросом. А правильно ли мы поступаем? Боже, всё было так запутано! Так как, по сути, создание ОД было её идеей, она чувствовала себя ответственной, если что-то пойдёт не так и их поймают. В идеальном мире она могла бы обсудить это со взрослым, но единственным реалистичным вариантом казался Снейп, а в его присутствии она чаще всего терялась и робела, так как была уверена, что она ему не нравится, да и сам он ей не то чтобы нравился. С ним невозможно было представить разговор по душам. Кроме того, она сомневалась, что он сможет беспристрастно говорить о Сириусе или Гарри. — Ну, это проясняет ситуацию, — саркастически заметил Рон. — Было бы здорово, если бы ты нам всё объяснила. — Я просто задавалась вопросом, правильно ли мы поступаем, создавая ОД, — выпалила она, осознав, что ей не следовало произносить это вслух, даже если казалось, что их никто не слушает. — Что?! Герми, это была твоя идея в первую очередь! — Я знаю, — неловко ответила она. Гермиона ненавидела это чувство, ненавидела необходимость быть голосом разума, когда знала, что это рассердит её друзей, ненавидела затевать ссору. Это ранило. — Но после разговора с Бродягой… — Но он же полностью «за», — ничего не понимая, сказал Гарри. — Да, — согласилась она, снова уставившись в окно. — Да, именно это заставило меня подумать, что, возможно… это всё-таки была не очень хорошая идея. Она чуть не вздрогнула от гнева в голосе Гарри, когда он опять взорвался, про себя задаваясь вопросом, как долго они будут отказываться разговаривать с ней на этот раз. — Давай проясним! Сириус согласен с нами, и поэтому ты думаешь, что нам не стоит этим заниматься?! Гермиона знала, что ему было больно; крёстный стал для него единственным близким человеком, в отличие от ужасных дяди и тёти, и Гарри любил Сириуса со всем отчаянием человека, которому больше некого было любить, но именно это делало его неспособным мыслить объективно. — Ты настолько доверяешь его суждениям? — шёпотом спросила она. Помимо всего прочего, Сириус провёл дюжину лет в Азкабане. Даже при его способностях к анимагии, было сомнительно, что он смог выйти оттуда в здравом уме, и она не собиралась полностью доверять тому, как он видел мир. — Да! — мгновенно отрезал он. — Он всегда давал нам отличные советы! «Советовать тебе быть осторожным, после того как кто-то пытался тебя подставить, не считается, Гарри». Пришлось проглотить вставший в горле ком; Гермиона знала, что то, что она собиралась сказать, расстроит его, затем Рон встанет на его сторону, а потом последует скандал. Почему ей всегда приходилось быть той, кто разрушает их солнечный оптимизм? — Тебе не кажется, что он стал… вроде как… безрассудным… с тех пор, как был заперт на площади Гриммо? — осторожно подкинула она идею. — Ты не думаешь, что он вроде как… живёт через нас? — Как понять «живёт через нас»? — требовательно спросил Гарри. — Я имею в виду… ну, я думаю, он был бы рад сам создать какое-нибудь тайное общество прямо под носом у Министерства… Бродяга расстроен тем, как мало он может сделать, сидя дома… — Это было вполне объяснимо. Дамблдор не очень хорошо справлялся с Сириусом, и насмешки Снейпа не помогали. Тем не менее у Сириуса были свои обязанности. — Так что мне кажется, что он в некотором роде стремится… подзадоривать нас. Они оба непонимающе уставились на неё. — Сириус прав, — наконец сказал Рон, — ты действительно говоришь как моя мать. «Что ж, я должна была хотя бы попытаться». Закусив губу, Гермиона грустно отвела взгляд и сдалась. Они её не поняли, и она не хотела, чтобы они снова на неё сердились. Для мальчиков всё было в порядке; они были друг у друга, а, если они ссорились, у них была она и другие друзья. Гермионе было сложнее. У неё имелись знакомые, с которыми она вроде как ладила, но Гарри и Рон были её единственными близкими друзьями, и, когда они с ней не разговаривали, она чувствовала себя брошенной. Гриффиндорская храбрость — это очень хорошо, но мир становится всё темнее, и она не хотела сталкиваться с этим в одиночку даже в течение нескольких дней.***
Северус тупо смотрел на отражение в зеркале, собираясь с духом, прежде чем покинуть своё мирное подземелье, чтобы отправиться на ужин. Он всем сердцем ненавидел Хэллоуин; со временем боль стала меньше, но он сомневался, что она когда-нибудь исчезнет. Его жизнь закончилась 31 октября 1981 года, когда он потерял единственного человека, на которого ему было не наплевать, который заставил его поверить, что он чего-то стоит, ведь Тёмный Лорд прекрасно умел лгать, вкладывая в уши молодому Северусу то, что он хотел слышать. Таким образом, он потерял смысл. С тех пор он просто существовал в вакууме, ожидая возвращения своего Хозяина. Ему не нравилось вспоминать о той ночи Хэллоуина. Сейчас Северус уже не мог перебрать в памяти всех деталей, всё было как в кровавом тумане, но он помнил достаточно, чтобы ему снились кошмары, как только спадали окклюменционные щиты. Всё стало хуже с тех пор, как Поттер поступил в Хогвартс, — неудивительно, мальчишка всё усугублял самим своим существованием. Иногда он задавался вопросом, не снятся ли Поттеру точно такие же кошмары. Однако Хэллоуин был знаменательной ночью. Большинству ведьм и волшебников нравилось выходить в свет в ту единственную ночь в году, когда им удавалось остаться незамеченными, а Пожиратели Смерти хотели доказать, что их хозяин возродился; как и сам Тёмный Лорд. Северус предупредил Дамблдора, что сегодня вечером его вызовут и что это будет важно; следом за этим должно было состояться собрание Ордена, на котором ему было приказано присутствовать, хотя он понятия не имел, во сколько сможет туда попасть и в каком состоянии он будет. По крайней мере, он был не настолько глуп, чтобы что-то есть или пить в окружении Тёмного Лорда. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его предплечье вспыхнуло болью, хотя на часах было всего девять вечера. Он бесшумно выскользнул из подземелий и направился прочь по территории школы, поправляя свои маски (как физическую, так и ментальную). Северус засунул палочку под рукав, касаясь ею обжигающей Метки и ответил на зов своего Хозяина. Сегодня собрание проходило на улице, где-то посреди леса; это было необычно. Поклонившись высокой фигуре в центре поляны, он занял своё место в круге и опустился на колени, его чёрные глаза быстро забегали под маской, высматривая отсутствующих. Похоже, сегодня вечером Тёмный Лорд был в благодушном настроении; едва последняя фигура преклонила колено, он начал свою речь. Северус слушал его почти со стыдом; его повелитель был одарённым оратором. Однажды его слова вдохновили Северуса, заставив его вступить в ряды Пожирателей Смерти. Ему было неприятно вспоминать об этом, но такова была правда, и он заставлял себя думать об этом при каждом вызове. Когда-то он по-настоящему разделял взгляды своего господина и его последователей. Даже ради Лили ему не хотелось предавать своего наставника, хотя он знал, что то, что его заставляли делать, было неправильно. В прошлом году после возвращения Волдеморта Северус испытал настоящий ужас, увидев искорёженные руины, в которые он превратился. После вступительной речи их Хозяин перешёл к разговору о планах на будущее; в частности, он объявил, что намерен снова довести их численность до максимума. Тогда Северус стал уделять его словам больше внимания. Тёмный Лорд заговорил о тех верных последователях, которые отправились в Азкабан, но не отреклись от него. Знаменитая тюрьма для волшебников тоже преследовала Северуса во снах, и, если даже он не мог блокировать свои кошмары, сложно было поверить, что кто-либо из Пожирателей Смерти, всё ещё находящихся там, был в своём уме. Очевидно, Тёмный Лорд так не считал; в какой-то момент он заявил, что планирует освободить их. «Это будет нетрудно», — высокомерно сказал он; на острове было очень мало охранников-магов, только дементоры, которые не представляли для него угрозы. Вероятно, он не предпримет никаких шагов в этом направлении до Нового года, но вскоре их ряды пополнятся. Все казались довольными услышанным, но Северус знал, что это не так. Никому не нужны были новые соперники за благосклонность их господина, большинство присутствующих здесь ненавидели друг друга. Он был почти уверен, что услышал, как Люциус тихо выругался; ему и правда можно было посочувствовать. Беллатрикс Лестрейндж была невесткой Люциуса, но они не ладили, и, откровенно говоря, она спятила ещё до того, как попала в тюрьму. Северус до сих пор помнил, как она смеялась, играя со своими жертвами, и ему пришлось подавить дрожь. После обсуждения стратегии — какой бы она ни была — Тёмный Лорд обычно позволял своим последователям немного повеселиться. На сей раз не было ни рейдов, ни ужасающе ярких убийств. До сих пор единственные смерти были при попытках получить информацию, или иногда приводили какого-нибудь неизвестного маггла либо для проверки чьей-то приверженности, либо в качестве награды. Северус знал, что это ненадолго, но чем дольше он сможет продержаться, не испачкав руки кровью, тем счастливее он будет. Прошло всего около месяца с тех пор, как ему в последний раз приходилось кого-то убивать, чтобы проявить себя, и он не забыл, как Грейнджер смотрела на него. Выражение её глаз… видеть такое всегда было нелегко. По крайней мере, сегодня ночью не было пленников. Вместо этого Тёмный Лорд потребовал отчётов о проделанной работе. Северус начал морально готовиться, заранее зная, что добром это для него не кончится. Повелитель сначала разобрался с младшими последователями из внешнего круга, а затем с более приближёнными — теми, кто работал над получением доступа к Министерству. Северус понятия не имел, почему пророчество, по-видимому, не сработало или что говорилось в другой его половине, но Альбус, конечно, не спешил об этом ему рассказывать. Наконец, настала его очередь. — Северус… — Мой господин, — поднявшись, он вышел вперёд и поклонился; когда-то ему нужно было ползти к ногам своего Хозяина, но теперь он стоял достаточно высоко в иерархии его приспешников и мог наслаждаться соответствующими благами. — У тебя есть что мне сообщить? — Министерство продолжает усложнять ситуацию, милорд. За мной наблюдают так же пристально, как и за другими учителями, но власть Дамблдора с каждым днём слабеет. Амбридж упразднила большую часть его полномочий. — Хорошая новость, но это не то, что меня беспокоит в данный момент. Хогвартс — это наша будущая цель, а не нынешняя. Что с Орденом, Северус? Что они планируют? Он мысленно поморщился, собравшись с духом. — Милорд, ситуация такая же, как и раньше. Они изо всех сил стараются сохранить своё положение, не быть дискредитированными, пытаются привлечь других на свою сторону, продолжают охранять Отдел Тайн и отправлять посланников к другим расам, но я не могу найти даже намёка на какие-либо открытые действия против вас. «Большинство людей восприняли бы это как хорошую новость», — сказал он себе. На данный момент у Пожирателей Смерти было преимущество, если бы их лидер перестал беспокоиться о том, какую чушь несла Трелони, и перешёл к наступательным действиям. Конечно, Северус был против этого и не хотел, чтобы Тьма победила, но часть его не могла не отметить упущенную возможность. Волдеморт пристально уставился на него своими красными глазами. — Северус, сними свою маску. Он повиновался, зная, что за этим последует. — На колени. Сосредоточившись на своём дыхании, Северус опустился на колени, укрепив окклюменционные щиты. — Посмотри на меня. Легилименс! Давление нарастало за глазными яблоками, а затем последовал всплеск пронзительной, ввинчивающейся в мозг боли, когда Тёмный Лорд получил доступ к его разуму. Ментальное проникновение было быстрым, безличным и жестоким; он небрежно рылся в воспоминаниях Северуса, безразличный к тому, чего это стоило его шпиону. — Ты не можешь предложить мне ничего нового, Северус, — угрожающе прошипел он, когда они закончили. Снейп склонил голову. — Прошу прощения, милорд. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы служить вам. — И всё же твои достижения в последнее время были весьма скудными… — Как скажете, милорд. Он ненавидел себя за то, что приходилось быть таким угодливым, но главным образом, потому что когда-то действительно таковым являлся. — Посмотри на меня. Северус заставил себя встретиться взглядом с нечеловеческими красными глазами, прислушиваясь к своему дыханию и сбитому сердцебиению, пытаясь расслабить мышцы и готовясь к тому, что должно было произойти. — Круцио! За всю его жизнь всего несколько человек спрашивали его о Круциатусе. Однажды Поппи, когда пыталась понять, как помочь молодому слизеринцу, который, хныча, приполз в лазарет и потерял сознание. Как-то раз Альбус, но Северус отказался объяснять ему, сказав в общих чертах. Минерва тоже спрашивала после чьего-то дня рождения, когда слишком много выпила и была в сентиментальном настроении. Он не ответил никому из них, отчасти потому что не хотел говорить об этом, но главным образом, потому что не мог подобрать подходящих слов. Это было похоже на расплавленный лёд и леденящий огонь — совершенно уникальное ощущение, струящееся по венам. Оно зарождалось в грудной клетке и распространялось повсюду по нервным окончаниям; чувство времени пропадало, поскольку всё концентрировалось на мучительно медленном продвижении боли к конечностям, хотя, по сути, всё происходило за долю секунды. Затем она достигала головы, и все болевые рецепторы в мозгу вспыхивали, мир переставал существовать — оставались только огонь и лёд, настолько острые, ошеломляющие ощущения, что это была даже не боль, а что-то совсем другое, благодаря чему зрение быстро погружалось во тьму. Во время Круциатуса Северус всегда испытывал страх. Иногда ему казалось, что он вот-вот умрёт; если он действительно умрёт, будучи проклятым, то никогда не узнает об этом, пока не проснётся в том аду, который сойдёт за его загробную жизнь. Его пугала мысль о том, что он может умереть, так и не узнав, что это случилось. Боль лишала его чувств и почти выбивала душу из тела, по крайней мере, так ему казалось. Тогда он уходил глубоко в себя, похоронив свой разум под окклюменционными щитами, и отдавался во власть агонии. Помимо боли, другие физические проявления казались отдалёнными тенями, на которых приходилось по-настоящему концентрироваться, чтобы осознать их. Иногда проклятие заставляло его кричать, хоть и не очень часто — на самом деле, он больше так не реагировал на боль, — и, когда это случалось, его горло саднило, а гортань перенапрягалась. Если у него были незажившие повреждения, Круциатус усугублял их; вероятно, в данный момент его печень повреждалась ещё сильнее. Иногда он ненароком себя травмировал, когда корчился в агонии; независимо от его болевого порога, он не мог контролировать мышечные спазмы, вызванные проклятием. Но сейчас они стояли на влажной земле, так что он не ушибся и ни обо что не ударился. Иногда боль была настолько сильной, что физиология подводила его, и даже Окклюменция не могла помешать ему обмочиться, но он должен был находиться под проклятием в течение длительного времени, чтобы достичь такого позора. Время казалось бесконечным. Поппи пыталась измерить степень тяжести, спрашивая, сколько раз он был проклят и как долго длилось проклятие, прежде чем они разработали произвольную шкалу чисел для определения боли, но он так и не смог ей ответить на последний вопрос. В странном месте, созданном, когда агония Непростительного раскалывала его сознание, не существовало времени; могло пройти несколько секунд или часов, прежде чем пламя гасло и оставался лишь лёд. Абсолютная тьма сменилась знакомым зрелищем внутренней стороны его собственных закрытых век; он услышал, как кровь стучит в ушах и своё беспорядочное сердцебиение. Его мозг снова стал более-менее функционировать, и Северус осознал, что лежит на правом боку, прислушиваясь к своему тяжёлому дыханию. Он был весь в поту и дрожал, пока холод медленно отступал, оставляя после себя обычную боль. Во рту у него была кровь, что не было необычным; в какой-то момент он часто прикусывал свою губу или язык. Не обращая на это внимания, Снейп, полностью игнорируя боль, с трудом поднялся на колени и открыл глаза, тупо глядя в землю. Встать, не получив у Тёмного Лорда разрешения, было сродни самоубийству, но оставаться на грани обморока являлось признаком слабости, которая была столь же фатальной в долгосрочной перспективе. — Ты знаешь цену неудачи, Северус. Голос его Хозяина, казалось, доносился издалека и отдавался странным эхом, как будто он слышал его под водой, что тоже было нормально, если это вообще можно было назвать нормальным. Его собственный голос прозвучал так же бесстрастно, как всегда, хоть и с болезненной хрипотцой в обычно бархатистых тонах, когда он тихо ответил: — Да, мой господин. — Не подведи меня снова. — Нет, милорд, — послушно ответил он, не сказав ни слова правды. Он ещё много раз подведёт обоих своих Хозяев, прежде чем закончится война. Тёмный Лорд наказывал его физически, Дамблдор — эмоционально, и он всегда затруднялся сказать, чьё наказание было больнее. — Возвращайся на своё место. Северус медленно встал, не обращая внимания на то, как мир закружился перед глазами, его зрение потемнело по краям, а кровь отхлынула от головы достаточно быстро, чтобы вызвать головокружение. По опыту он знал, что не упадёт в обморок, даже если ему казалось, что это вот-вот случится. Надев маску, он вернулся на своё место в круге и снова опустился на колени, проводя языком по полости рта, чтобы найти укушенное место, и попутно сглатывая кровь. На этот раз всё было не так уж плохо; тело будет болеть остаток ночи, а завтра его будет ломить и трясти, но не было ничего такого, с чем он не мог бы справиться, ничего такого, с чем он не сталкивался много-много раз.***
Возвращение Хагрида в начале ноября никак не улучшило настроение Северуса. Посланник к великанам потерпел неудачу, что никого не удивило; более того, все понимали — присутствие полувеликана в Хогвартсе только подстегнёт кампанию Амбридж и придаст ей решимости разрушить как можно больше оставшейся стабильности. Тем не менее, ко всеобщему удивлению, её дальнейшие шаги были направлены не против преподавателя Ухода за магическими существами или против кого-либо из учителей. Северус спокойно занимался своими делами, проверяя эссе третьекурсников, когда Минерва вихрем ворвалась в его кабинет и захлопнула за собой дверь, одарив его яростным взглядом. — Надеюсь, ты доволен, Снейп! — выплюнула она. Несколько ошеломлённый необычной степенью её гнева, Северус непонимающе посмотрел на неё, слегка нахмурившись. — Вряд ли я виноват в том, что дети начали драться после матча по квиддичу, — отметил он. — Они часто так делают; это стало традицией. Что тебя разозлило? — Она их выгнала! — прорычала его коллега. Он приподнял бровь. — Выгнала кого? — Поттера и близнецов! Я потеряла половину своей команды! Очень неразумно с его стороны, но Северус не удержался и фыркнул от смеха. Это было ошибкой, он прекрасно знал, что нельзя насмехаться над Минервой по поводу квиддича, если ему была дорога его шкура, но ничего не мог с собой поделать. Это было удивительно мерзко и расчётливо со стороны Жабы — Поттер скорее позволил бы ей ампутировать ему руку, чем отказался от своего любимого вида спорта, а без ловца и загонщиков Гриффиндор займёт последнее место в борьбе за Кубок в этом году. Минерва готова была влепить ему пощёчину, её глаза пылали. — Это не смешно, Северус! Драко Малфой намеренно спровоцировал их, и ты это знаешь! — Разумеется. Он всегда так делает, а они всегда попадаются на крючок, — протянул он в ответ. — К настоящему времени им следовало бы научиться держать себя в руках. К тому же за все эти годы я слышал гораздо худшие спортивные кричалки. — Всё началось не с этого. Ни сын Молли Уизли, ни сын Лили Поттер не смогли просто стоять и слушать, как кто-то оскорбляет их матерей, — мрачно ответила она, и он на мгновение замер от понимания. «Да, никто бы не стал стоять и слушать оскорбления в адрес матери». Северус никогда по-настоящему не любил свою мать и иногда пренебрежительно отзывался о ней, но он не позволил бы никому другому сказать о ней дурного слова. Драко очень повезло, что главы его факультета не было рядом, когда он говорил оскорбления в адрес Лили, и в прошлом, когда никто не слышал, как он употреблял слово «грязнокровка». — Как бы то ни было, — ответил он через пару секунд, убедившись, что уже успокоился. — Иди к директору и добейся их возвращения в команду. Это не конец света. — Я не могу, — беспомощно сказала она, и её голос больше не звучал так сердито. — Ещё один проклятый Декрет об образовании. — О, какая радость. И какой по счёту? Двадцать четвёртый? — Двадцать пятый. Он даёт ей право отменять наши решения по любому дисциплинарному вопросу. Она может делать со студентами всё что угодно, и у нас нет полномочий остановить её. — Чёрт возьми, — выругался Северус, хотя, по правде говоря, был не удивлён. Амбридж и так делала практически всё, что ей заблагорассудится. Он сильно сомневался, что ещё кто-то из учителей знал правду о её «отработках». Если бы он преподавал что-либо кроме Зельеварения, где приходилось следить за руками учеников, и не знал достаточно о тёмной магии, то вряд ли бы распознал шрамы от Кровавого пера. Конечно, всегда была слабая вероятность того, что мальчик практиковал особо театральную форму членовредительства, но даже Поттер был не настолько глуп. — Она становится слишком могущественной, Северус. Я не знаю, как её остановить. — Мы что-нибудь придумаем, — машинально ответил он, его мозг уже заработал в усиленном режиме. С него было достаточно вмешательства Жабы; пришло время подкинуть ей что-нибудь ещё, чтобы занять её мысли… С этой целью он опоздал на следующее учительское собрание. По устоявшейся традиции тот, кто приходил последним, готовил напитки для всех остальных. Обычно Северус старался прийти пораньше именно по этой причине, но не в этот раз. Устроившись поудобнее — по крайней мере, никто не пытался занять его любимое угловое кресло, — он потягивал кофе и смотрел на снегопад за окном, вполуха прислушиваясь к разговорам и считая про себя. Точно по сигналу, ровно семь минут спустя, пухлое лицо Жабы сильно побледнело, и ему потребовалась вся его выдержка, чтобы сохранить равнодушное выражение, когда он увидел, как она заёрзала на стуле. Через четыре с половиной минуты после этого она чуть не пролила свой чай с громким сдавленным стоном, который прервал Филиуса на полуслове и привлёк к ней все взгляды. — Что-то не так, Долорес? — спросил Дамблдор, выглядя искренне обеспокоенным; она была бледнее, чем когда-либо, и начала потеть, радостно отметил Северус. — Я… я… — пробормотала она, хватая ртом воздух и становясь ещё больше похожа на жабу; Амбридж неуверенно поставила чашку и пролила половину на блюдце. — Простите меня, директор, я… чувствую себя немного… нехорошо. Вы меня извините? — Конечно. Надеюсь, это не слишком серьёзно? — Надеюсь, что да, — пробормотала Минерва себе под нос, и губы Северуса дрогнули, прежде чем он восстановил контроль над собой, стараясь сидеть в расслабленной неподвижной позе, пока за ней не закрылась дверь. Амбридж почти сбежала, а он очень старался не рассмеяться. — Хочется верить, что с ней всё в порядке, — пробормотал Дамблдор, наблюдая за дверью. — Как вы думаете, она что-то не то съела? — Возможно, — сухо согласился Северус, даже не пытаясь скрыть довольную ухмылку; он наклонился вперёд и вылил содержимое её чашки. — Так я и знал! Что ты наделал? — Я, директор? — невинно переспросил он. Он увидел, как Минерва позади Альбуса начала улыбаться, когда до неё дошло, и почти полностью потерял самообладание. — Не играй со мной в игры, Северус. Ты отравил её? Он фыркнул. — Вы оскорбляете меня. Если бы я отравил её, она была бы мертва. А это пойдёт ей на пользу. Дамблдор ущипнул себя за переносицу. — Что ты ей дал? — Ничего фатального. К сожалению, в понедельник утром с ней всё будет в порядке, хотя она может чувствовать себя немного… опустошённой. Зато сейчас у нас впереди приятные, спокойные выходные. Несколько коллег захихикали, и его ухмылка стала шире; к концу года кому-то из них достанется приз в виде горшочка с галлеонами, и он намеревался претендовать на него. Учитывая, как обстоят дела, ему, вероятно, он понадобится. Директор выглядел разъярённым. — Зачем ты это сделал? — Потому что, — беспечно ответил он, начиная театрально пересчитывать причины по пальцам. — Потому что она это заслужила. Потому что она меня раздражает. Потому что я хочу не видеть её хотя бы несколько дней. Потому что, благодаря Министерству, это всё, что я могу с ней сделать. И потому что это было забавно. — Это не шутки, Северус. Министерство… — О, прекрати, — сказал он своему работодателю. — Вообще-то я не идиот и знаю, каковы ставки. Она не умрёт, это просто расстройство желудка. По крайней мере, она не сможет продолжать вредить нам в течение пары дней. — Его губы скривились. — В отличие от тебя, я хоть что-то пытаюсь с ней сделать. У Дамблдора, по крайней мере, хватило порядочности отвести взгляд.***
Ранним воскресным утром Гермионе пришлось пробираться по снегу, чтобы добраться до хижины Хагрида. К сожалению, полувеликан отнёсся к её словам скептически и явно не поверил, когда она попыталась рассказать ему про политику Амбридж. Она старалась попросить его не нарываться на неприятности, говорила про инспекции на уроках, но её друг не слушал. Через некоторое время ей пришлось сдаться и вернуться к другой причине своего визита. — Ещё один вопрос, Хагрид, прежде чем я уйду. — Она одарила его своей самой невинной улыбкой, которая ни на секунду не обманула бы ни её мать, ни, вероятно, Снейпа, но все остальные были более доверчивы, что иногда играло ей на руку, даже если потом она чувствовала себя слегка виноватой. — Мне интересно, есть ли здесь безопасное место, где можно побегать… После того, как она убедила Хагрида, что центр Запретного леса ей не подходит (если это было то место, куда Снейп отправлялся на пробежку, пусть сам там и бегает), он показал ей дорожку, проходившую вдоль озера и закруглявшуюся обратно рядом с деревьями у самого края леса. Бегло рассмотрев её, Гермиона отметила, что снег был утоптан и отмечен свежими следами, похожими на подошвы кроссовок, а взгляд в сторону замка подтвердил, что большая часть, если не весь маршрут, была скрыта от глаз даже сейчас, когда с деревьев опали листья. «Идеально». Трасса длилась пару миль (примечание: 3,22 км), Гермиона возрадовалась, что тренировалась и наращивала свою выносливость, поскольку ей потребуется немало усилий, а без подготовки, вероятно, это убило бы её. — Здесь никто не нападёт на меня? — спросила она, просто чтобы убедиться. Кальмар не причинит ей вреда, если она будет оставаться на тропинке, и она была почти уверена, что самый край Запретного леса был достаточно безопасным. — Нет, здесь нет никого опасного, — весело заверил он её. «А как же Снейп?» Она не осмелилась озвучить эту мысль, на мгновение прикусив нижнюю губу, когда Хагрид продолжил: — Приятно видеть, что кто-то из студентов хочет немного потренироваться. Это, безусловно, было правдой; если ученик не входил в состав команды по квиддичу, то единственной зарядкой была ежедневная беготня по коридорам с урока на урок. Учитывая рацион питания среднестатистического ученика, Гермиону всегда удивляло, что половина школы не достигла параметров Крэбба и Гойла. Она заметила, что с тех пор, как начала бегать трусцой даже на небольшие расстояния, стала лучше спать и чувствовала себя более энергичной. — Как ты думаешь, я смогу убедить Гарри и Рона составить мне компанию? — спросила она Хагрида и присоединилась к нему с искренним смехом, подчёркивающим насколько это маловероятно. Никто другой даже отдалённо не был заинтересован в утренних пробежках — в этом-то и был весь смысл.***
На следующий день она завершила свой первый круг во время обеденного перерыва. Всё было не так плохо, как она боялась; это было дальше, чем она обычно бегала, но земля была ровной, а снега не слишком много. Теперь, когда она была совершенно уверена, что не поставит себя в неловкое положение, пришло время, наконец, привести свой план в действие, пока погода не стала слишком плохой. Она позаботилась о том, чтобы лечь пораньше и поставить будильник на пять утра. За окном по-прежнему было темно, как смоль, и это не помогало. Гермиона забыла, что в Шотландии в ноябре солнце всходит только к завтраку. «Могло быть и хуже», — твёрдо сказала она себе, осторожно пробираясь по замку в основном по памяти и молясь, чтобы ни одна из лестниц не сдвинулась с места. Возможно, снова пойдёт снег. Ей нравился снегопад, но не бег по сугробам. — Чёрт, — пробормотала она, обошла здание снаружи и, найдя укромное место, посмотрела на часы. Только что перевалило за половину шестого; если повезёт, Снейп уже вышел на дорожку. Добравшись до тропинки, она поискала его следы, чтобы выяснить, в какую сторону он пошёл, и быстро побежала по кругу в противоположном направлении. Поверхность озера подсвечивалась тусклым светом — отражался ли он от воды или каким-то образом испускался ею, она не поняла, зато не нужно было освещать себе путь Люмосом, поскольку сам снег, казалось, почти светился в темноте. Незаметность — так называлась сегодняшняя игра. Теперь, когда она была здесь, Гермиона оценила, в какую же глупую авантюру ввязалась. Девушка тихо старалась успокоить разбушевавшиеся нервы, сосредоточившись на том, чтобы не поскользнуться и удержаться на ногах. Нервозность переросла в настоящую панику, когда она заметила вдалеке тёмную фигуру. Помимо всего прочего, она подошла слишком близко к Запретному лесу. В этих лесах действительно могло водиться всё что угодно, и было полным идиотизмом гулять тут одной. На самом деле, это и было основой для её плана, но она всё равно жутко волновалась. Подобраться достаточно близко, чтобы разобрать, был ли это Снейп, а не какой–нибудь монстр, тоже не казалось особо привлекательной идеей, потому что она была почти уверена — их профессор Зельеварения ещё более опасен, чем всё, что могло бродить по лесу, за возможным исключением теперь уже одичавшего заколдованного Форда «Англия», который всё ещё разъезжал где-то там. Она точно определила момент, когда Снейп узнал её, так как он поскользнулся на снегу с краю протоптанной тропы и, чуть не врезавшись в дерево, резко затормозил. Сосредоточившись на своём дыхании и отчаянно молясь всем богам, Гермиона собрала остатки мужества и пробежала мимо него, не поворачивая головы и не сбавляя скорости, борясь с искушением посмотреть на него. Кожа на её спине покрылась мурашками, но она изо всех сил старалась сохранять ровный темп. Обогнув поворот тропы, она перешла на спринт, отчаянно надеясь, что Снейп был слишком потрясён, чтобы преследовать её.***
За завтраком, обедом и ужином Гермиона решительно старалась не смотреть на преподавательский стол. После тяжёлой бессонной ночи она повторила свою тренировку на следующее утро. На этот раз Снейп пришёл подготовленным, так как замедлился и остановился почти сразу, как только появился в поле зрения, и встал, ожидая её. Её шаг дрогнул, когда она начала сбавлять скорость, прежде чем заметила, что он отошёл в сторону и не загораживает ей тропу. Надеясь, что она угадала правильно, Гермиона снова ускорила шаг, настороженно наблюдая за ним. На него хотелось взглянуть ещё раз, поскольку он был поразительно не похож на её учителя Зелий. Для начала, на нём была довольно грязная пара тёмно-серых спортивных штанов, покрытые снежной коркой потёртые кроссовки и тёмно-синий лонгслив, местами потемневший от пота. Он не успел побриться, и его подбородок был тёмным от неряшливой щетины, которая на самом деле ему не шла, но удивительным образом делала его гораздо менее устрашающим. Подбежав достаточно близко, она услышала его учащённое дыхание и заметила лёгкий румянец на щеках. Его неодобрительный и слегка раздражённый взгляд был полностью в стиле профессора Снейпа. Он наблюдал за ней, скрестив руки на груди, но, несмотря на это, не двинулся, чтобы преградить ей путь. Собравшись с духом, Гермиона пробежала мимо, кивнув ему при этом и продолжив свой бег. Он не сказал ни слова в ответ, но она чувствовала на себе его пристальный взгляд даже после того, как завернула за угол и скрылась из виду.***
В тот же день Гермиона с некоторым смятением смотрела на своё последнее эссе по Зельеварению. Убористый, остроконечный почерк Снейпа даже в лучшие времена был не особенно аккуратным и определённо становился всё хуже. Она не смогла разобрать поставленную ей отметку, зато прекрасно поняла два слова «Нужно поговорить», выделявшихся пугающе-чётко на общем фоне. Слегка нахмурившись, она быстро прочитала его красные каракули — ничего необычного, в основном придирки и критика, с несколькими краткими комментариями в конце, в очередной раз упрекающими её за то, что она дословно цитирует целые абзацы, вместо того, чтобы думать самой. В эссе не нашлось ничего, что могло бы объяснить, о чём профессор хотел с ней поговорить… Это означало, что он желал увидеться с ней по другому поводу. Возможно, её совершенно безумный план сработал. После урока Гермиона с некоторым трепетом подошла к передней части класса. — Вы хотели меня видеть, сэр? Снейп быстро поднял на неё взгляд, убедился, что она не держит в руках свиток с домашним заданием, и продолжил складывать студенческие эссе в аккуратную стопку на своём столе. — Несомненно, вы знаете, что бродить в одиночку по территории школы небезопасно. — Сэр? — переспросила она, решительно подавляя лёгкую дрожь нервного возбуждения. «Сработало!» — Если вы ещё раз скажете «сэр» таким глупым тоном, мисс Грейнджер, у вас будут серьёзные проблемы, — холодно сказал он, проходя мимо неё и доставая волшебную палочку; пару раз взмахнув, он убрал тему урока с классной доски. — Я знаю, что вы не дура, а когда пытаетесь казаться дурочкой, у меня от этого сводит зубы. Вы знаете, о чём я. Если не обращать внимания на грубость, это можно было истолковать как комплимент. На большее Снейп всё равно был неспособен. Сделав себе мысленную пометку подумать об этом, Гермиона вежливо ответила: — Я не бродила по территории, а совершала пробежку. Я никогда не сходила с тропы, а Хагрид заверил меня, что бегать там совершенно безопасно. Снейп скептически посмотрел на неё, изогнув бровь. — Должно быть, вы говорите о том самом Хагриде, который выхаживал соплохвостов, трехглавого цербера, дракона и акромантула? — спросил он таким сухим тоном, что она бы рассмеялась, если бы это был кто-то другой. — У него странные представления о безопасности, мисс Грейнджер, и я сомневаюсь, что он потрудился подумать, что может случиться с самой известной магглорождённой ведьмой нашего времени, если она будет бродить там одна. — Вряд ли Пожиратель Смерти сможет схватить меня у озера, сэр. Он приподнял другую бровь и одарил её таким насмешливым взглядом, что она прикусила губу и, потупившись, осознала, что сморозила. В конце концов, Пожиратель Смерти смотрел на неё в этот самый момент с расстояния менее трёх футов (примечание: около 90см). «И как я могла забыть об этом?!» Стараясь не покраснеть, Гермиона сконфуженно пробормотала: — Вы знаете, что я имела в виду, профессор. Это вызвало у него пренебрежительное фырканье, когда он начал готовить класс к следующему уроку. — Вы можете бравировать своей смелостью, но факт остаётся фактом — это небезопасно. Сколько раз вы и ваши маленькие друзья находили приключения на свою задницу только потому, что были там, где не должны были быть? Стоило ей открыть рот, как он одарил её испепеляющим взглядом. — Это был риторический вопрос. И ваши дальнейшие тренировки в одиночку не подлежат обсуждению, — он нахмурился. — Поскольку все остальные в замке, похоже, считают любую форму физических упражнений, не связанную с метлой, смертным грехом, если вы хотите бегать, то будете делать это со мной. — Его нежелание ясно передавалось через голос; это было не очень приятно, но она не могла его винить. Весь смысл плана состоял в том, чтобы выяснить, сможет ли она терпеть его общество. В конце концов, и она уже знала, что он не мог её выносить. — Да, сэр, — кротко согласилась она. — Спасибо. Он свирепо глянул на неё в ответ, что казалось справедливой реакцией на вежливую благодарность за то, что он явно не хотел делать, и ответил ей недовольным рычанием: — Мы будем встречаться около этого класса в пять тридцать каждое утро с понедельника по пятницу. Не опаздывайте. Если вас застукают, бродящей по замку в такую рань, это ваши проблемы. Я не буду защищать вас ни от мистера Филча, ни от… профессора Амбридж. Гермиона прикусила губу, чтобы сдержать усмешку. Снейп чуть не назвал Амбридж только по фамилии, опустив добавку «профессор». Учитывая его скрупулёзную педантичность, это говорило само за себя. — Я поняла, сэр. — Можете идти. Мысленно исполняя победный танец, она кивнула и быстро ретировалась, кусая губу, чтобы сдержать торжествующую улыбку.***
Финеас навестил её тем же вечером перед сном. — Умно, мисс Грейнджер, — с хитрой усмешкой заметил он. — Спасибо. Хорошее начало? — с надеждой спросила она. — Это ещё предстоит выяснить. Тебе определённо удалось привлечь к себе его внимание. — Я всегда его раздражала, — грустно констатировала Гермиона, поглаживая Живоглота. — Ха! Верно. Но тебе нужно быть осторожнее. Твоё обучение Целительству, теперь это… Полагаю, он начинает задаваться вопросом, сколько ещё свободного времени ему придётся проводить с тобой. Если у тебя ещё что-нибудь припрятано в рукаве, я бы придержал это на некоторое время. — Я знаю. Не всё сразу. — Хороший ответ. Достаточно хороший, чтобы я сказал тебе, что если завтра утром ты повернёшь налево (вместо направо) на втором этаже и спустишься по маленькой винтовой лестнице к старым винным погребам, я встречу тебя там и направлю к проходу, который приведёт тебя в подземелья. Так ты никого не встретишь на своём пути. — Благодарю, — удивлённо прошептала она. Он пожал плечами. — Я едва ли смогу наблюдать за развитием событий, если тебя поймает Филч, не так ли? Кроме того, завтра ты убедишься, что проход, который я тебе покажу, соединяется с малоизвестным выходом из замка. Этим маршрутом пользуется Северус, чтобы быстро уйти, когда его вызывают; по нему же он возвращается назад. Тебе нужно знать, где это, на всякий случай. — Понятно. В любом случае, спасибо вам. Финеас кивнул. — У тебя нет других планов на примете? — Надеюсь, этот план позволит мне узнать о нём достаточно, и других придумывать не придётся. Бывший директор довольно неприятно улыбнулся. — Думаю, ты будешь разочарована. Тебе ещё многое предстоит о нём узнать. Короткий холодок дурного предчувствия заставил её вздрогнуть. — Правда? Он ухмыльнулся ей. — Да, дорогуша. Например о том, что Северус Снейп просто ужасен по утрам.