Depression is merely anger without enthusiasm.* Steven Wright.
С головой погрузившись в изучение Окклюменции, Гермиона отправилась в лазарет пару вечеров спустя по просьбе Дилис. Она устроилась в кабинете мадам Помфри с чашкой чая, пока целительница складывала несколько книг и папок в аккуратную стопку на соседнем столе. — Что ж, Гермиона, думаю, пришло время тебе узнать всю правду, — освободившись, сказала она. — Информация не должна покинуть пределы этой комнаты, ты понимаешь? — Конечно. — Хорошо. Сегодня ты ознакомишься со стандартной медицинской картой преподавателей. Поясню, чтобы тебе было понятнее, чем я занимаюсь, — она гораздо более подробная, чем студенческая. Вскоре ты сама в этом убедишься. Обычно я провожу полную проверку здоровья всего один раз, когда новый сотрудник впервые устраивается на работу, и, вполне возможно, это единственный раз, когда ему требуется полный осмотр. Большинство граф здесь пусты, за исключением незначительных заметок о приёме Бодроперцового в сезон простуды. Всё зависит от предмета — учителя Ухода за магическими существами обычно оказывались здесь время от времени, хотя Хагрид в основном старается лечить себя сам; предшественник профессора Снейпа иногда появлялся с лёгким ожогом или сыпью от того или иного ингредиента, и, очевидно, преподаватели ЗоТИ приходили после того или иного несчастного случая, пока не покидали пост в конце года. Думаю, здесь всё понятно? Она кивнула. — Полагаю, профессор Снейп не обращался к вам за помощью из-за несчастных случаев на уроках? — спросила Гермиона, безуспешно пытаясь скрыть сарказм в своём голосе. — Вообще-то такое было лишь однажды, — ответила ей Дилис. — Несколько лет назад один студент — кажется, он был ещё хуже молодого мистера Лонгботтома — устроил впечатляющий взрыв котла. Северус обратился к Поппи только потому, что обе его руки были сильно обожжены, и он не мог сам проводить лечение. Мадам Помфри кивнула со слабой улыбкой и взяла тонкую папку из стопки на столе. — Итак, вот официальная медицинская карта профессора Снейпа. Гермиона быстро пробежалась глазами по первой странице. Первоначальный осмотр оказался очень кратким и напоминал его студенческий анамнез. «Неудивительно, ведь тогда он ещё был очень молод». Там также говорилось о недостатке веса, влиянии стресса и его замкнутости. — На первый взгляд, он почти здоров, — задумчиво протянула девушка. — Да. Как же я скучаю по тем временам… Ты уже видела, как я веду заметки, Гермиона. Я не провожу подробных углублённых обследований, если не считаю нужным. Кроме того, как бы мне ни было неприятно признавать это сейчас, тогда я просто… решила ограничиться стандартным минимумом. Мы все знали или, по крайней мере, подозревали, что профессор Снейп был Пожирателем Смерти. Директор настаивал, что ему можно доверять, но на самом деле мы ему не верили. В то время я была очень разочарована Северусом и хотела видеть его как можно реже, отчасти потому что мне было противно то, во что он превратился. Ещё я испытывала вину за то, что мы довели его до этого. С пониманием кивнув, Гермиона перевела взгляд на записи. Снейп несколько раз брал у мадам Помфри зелье Сна без сновидений; предположительно, у него закончился собственный запас, поскольку он был более чем способен сварить его сам. Ей бросились в глаза краткие примечания: о том, что он получил степень мастера зелий и взял на себя обязанность снабжать зельями Больничное крыло, а также один или два несчастных случая, которые он помогал лечить, включая её неудачу с Оборотным зельем — отметила она с неловкостью — и окаменение от взгляда василиска, как и упоминала Дилис. На этом всё. Мадам Помфри вытащила из стопки значительно более толстую папку и бросила её на стол. — А вот это — неофициальный отчёт, — мрачно заявила она, — вплоть до нескольких месяцев после окончания первой войны. Гермиона шокированно уставилась на неё. — Понятно. — Нет, дорогая, тебе не понятно, — мягко сказала целительница. — До тех пор, пока не прочтёшь. Это не столько записи о его здоровье, сколько дневник моих наблюдений. Ты не найдёшь здесь строго медицинских выводов, за исключением тех мест, где мне приходилось отмечать его кровяное давление. Никто никогда этого не видел. И это ещё не всё. Северус никогда не рассказывал мне больше необходимого, и я уверена, что не знаю худшего, а некоторые вещи я так и не осмелилась записать. Советую тебе прочитать бегло, Гермиона… и не вчитываться в каждую деталь. Прежде чем начать, вспомни, что всё это произошло много лет назад и закончилось вскоре после твоего рождения. Сглотнув, девушка придвинула к себе папку и начала читать.***
Медицинский отчёт не предназначался для чтения кем-либо и на самом деле был скорее дневником мыслей и выводов школьной целительницы. Он касался её личных переживаний так же, как и того, что случилось со Снейпом. Первая запись была сделана незадолго до Рождества, в первый семестр Снейпа в качестве преподавателя Зельеварения. Дамблдор разбудил мадам Помфри и позвал её в покои мастера зелий в подземельях. Не было никаких подробностей о том, что случилось, но Снейп был весь в крови и испытывал очень сильную боль. Он не мог говорить, хотя это не помешало ему вывернуться из её рук и пытаться избежать прикосновений. Он отказывался смотреть на неё или директора. За этим инцидентом последовал долгий разговор мадам Помфри с Дамблдором о том, что Снейп перешёл на их сторону. За следующие несколько месяцев мадам Помфри узнала о проклятии Круциатус больше, чем хотела знать, а также о различных маленьких неприятных сглазах и порчах, которые довольно часто использовались в кругу Пожирателей Смерти. Снейп, по-видимому, подвергался практически всем наказаниям, которые только можно было себе представить: от избиения в кровь и ожогов до перелома костей и лёгких побоев. Внутренние повреждения накапливались у него с довольно пугающей скоростью, и последствия затяжного стресса начали проявляться по мере того, как он продолжал терять вес. У него начались проблемы со сном, и стала развиваться язва желудка. Его кровообращение и суставы страдали от постоянного воздействия Круциатуса, а иммунная система быстро ослабла, в результате чего он часто болел. Даже тогда, едва выйдя из подросткового возраста, Снейп ненавидел проявлять слабость и отказывался от помощи. Не осталось ничего от слегка неловкой, почти застенчивой вежливости, которую он проявлял по отношению к целительнице, будучи студентом. Он стал игнорировать её, насколько это было возможно, отвечал односложно, вздрагивал всякий раз, когда она к нему прикасалась, и делал всё возможное, чтобы избежать зрительного контакта. Каждый раз, когда они встречались, обнаруживались признаки скрытых травм, которые он лечил самостоятельно. К тому времени, когда она впервые обнаружила следы сексуального насилия, для него это, по-видимому, стало обычным делом. Снейп наотрез отказывался говорить об этом с ужасающим безразличием. — Здесь нет ни слова о Тёмной Метке, — заметила Гермиона в какой-то момент слегка отстранённым голосом. — Я не стремилась изучать его клеймо. К тому же он скрывал её, насколько это было возможно. — Но разве у неё нет никаких физических побочных эффектов? Я мало что знаю о том, как она работает, но помню, что профессор испытывал сильную боль, когда Сами-Знаете-Кто вызывал его. Когда постоянно болит одно и то же место, это должно иметь какой-то долгосрочный эффект. Мадам Помфри выглядела несколько пристыжённой. — Честно говоря, я никогда не думала об этом. Рассеянно кивнув, Гермиона продолжила читать. Даты в основном не фиксировались, поэтому было трудно определить временные рамки, и когда она добралась до записей про конец войны — это стало чем-то вроде сюрприза. Однако, судя по наблюдениям целительницы, после гибели своего Хозяина Снейп не выглядел счастливым. Он как будто впал в ступор, став ещё более отстранённым, и продолжал существовать на автоматизме. Следующая запись заставила её удивлённо уставиться на страницу. — Он попадал под арест? — недоверчиво спросила она. Мадам Помфри с хмурым видом кивнула. — За завтраком в Большом зале, на глазах у всех. Это случилось в конце ноября, после окончания войны. Оглядываясь назад, этого следовало ожидать, авроры тогда хватали всех без разбора, кого подозревали в служении Тому-Кого-Нельзя-Называть, но мы думали, что профессор Снейп в безопасности. Несколько человек в Министерстве были членами Ордена и знали его истинную преданность нашей стороне. — Она неодобрительно поджала губы. — Я так до конца и не простила Аластора. Он возглавлял команду мракоборцев, которая пришла за ним. — Неужели директор не пытался их остановить? — Нет, — решительно вклинилась Дилис. — Помнится, он сказал, что правосудие должно свершиться, и мы не можем себе позволить сделать исключение для Северуса, что он ни за что не будет приговорён к заключению, поэтому мы должны позволить Министерству провести суд. — Дело дошло до суда? — В итоге да, — продолжила Дилис. — После того, как были соблюдены стандартные процедуры, Северуса продержали в Азкабане неделю, а затем передали команде Грюма на несколько дней допроса, после чего он предстал перед Визенгамотом. — Боже… — шокированно прошептала Гермиона. Мадам Помфри кивнула, её лицо совсем помрачнело. — Я была на суде. Северус выглядел очень молодым и напуганным. Очевидно, он думал, что мы собираемся отдать его на растерзание дементорам теперь, когда он больше нам не нужен. Помилование было даровано в последний момент, ему даже не дали прийти в себя. Он должен был сразу вернуться в школу и приступить к работе. В принципе, для него так было даже лучше — ему нужно быть чем-то занятым, не позволять себе слишком много думать, — но в то время это казалось очень жестоким. — Она постучала по папке, и Гермиона послушно, хоть и неохотно, вернулась к чтению. Для неё было очевидно, что Снейп страдал от застарелых эмоциональных травм и посттравматического синдрома, но она сомневалась, что волшебный мир вообще знал о таких вещах. Он всё время жаловался на холод, хотя мадам Помфри так и не смогла найти физиологической причины, мало спал, если вообще спал, и был опасно близок к отравлению из-за передозировки снотворных зелий, пока ему, наконец, не удалось прекратить приём Сна без сновидений. Несомненно, у него могла появиться сильная зависимость, что объясняло, почему он не принимал его сейчас. Мадам Помфри однажды спросила его, что он чувствовал рядом с дементорами, — выражение его лица заставило её обрадоваться, что он отказался отвечать. Он был очень нервным, дёрганым и не пытался скрыть свою дикую обиду на всех за то, что они, по сути, бросили его. За всё это время Снейп даже не подумал сократить огромную дистанцию, пролегавшую между ним и его коллегами. Кроме того, авроры не гнушались ничем, когда «допрашивали» его, и в сочетании со всеми старыми повреждениями это подорвало его и без того хрупкое состояние. Он начал много пить и использовать отрезвляющие зелья перед уроками. Он был совершенно разбит физически и психологически. Как только учебный год наконец закончился, он быстро ушёл в подполье на всё лето, а когда вернулся в сентябре, был почти таким же, как сейчас, — холодным, отстранённым и бесчувственным. Он научился справляться со своей работой жёстко и эффективно, безразличный к тому, что это вызывало неприязнь к нему как у преподавателей, так и у учеников. Он окончательно замкнулся в себе и, по-видимому, старался, чтобы все как можно быстрее потеряли к нему интерес. Гермиона очень медленно закрыла папку и, чувствуя сильную дрожь во всём теле, откинулась на спинку стула. — В волшебном мире есть психотерапевты? — немного помолчав, тихо спросила она. — Нет, — так же тихо ответила целительница. — Все эти годы только я наблюдала за ним. В то время, после войны, мы все совершали ошибки, но тогда люди об этом не думали, — мы просто учились жить дальше. Северус страдал намного больше других, но я не думаю, что он позволил бы кому-нибудь ему помочь, даже если бы мы знали как. — Как он прошёл через всё это в одиночку? — беспомощно спросила девушка, на что мадам Помфри только пожала плечами. — Я действительно не знаю, Гермиона. Уверена, в основном благодаря Окклюменции, но я ничего не знаю о ментальной магии. Всё остальное можно назвать его волей к выживанию. Думаю, он просто не сломался под гнётом обстоятельств. Ты сама видела, какой он сильный и сколько может вынести; Северус всегда был таким, даже будучи мальчишкой. В некотором смысле ничего хорошего в этом нет. — Не понимаю вас… — Даже будучи ребёнком, он никогда не плакал, по крайней мере, я этого не видела, не издавал никаких звуков, что бы с ним ни случилось. Он подавлял в себе эмоции, потому что ещё в детстве чётко усвоил, что демонстрация слабости или страха лишь усугубляет ситуацию. Я так и не нашла доказательств того, что с ним жестоко обращались родители, но готова поспорить на все деньги в Гринготтсе, что так оно и было. У него есть то, что я называю «тенью», — определённые признаки, присущие детям, подвергшимся домашнему насилию: лёгкая тьма в глазах, своеобразное смирение и полная неспособность доверять кому-либо, а также определённая эмоциональная отстранённость и неприязнь к любому физическому контакту. Он терпит всё, что с ним происходит, как будто это нормальная часть жизни, и никогда не попросит о помощи. Большинство людей думают, что это гордость, а я уверена, что это не так. Северус не верит, что кто-то ему поможет, и боится показать слабость. Он скрывает все свои эмоции, как хорошие, так и плохие, и намеренно изолируется. Я видела подобные случаи чаще, чем хотела бы вспомнить, но Северус Снейп — самый тяжёлый из всех и единственный, кто никогда не проявлял никаких признаков улучшения. Прикусив губу, Гермиона осторожно задала вопрос: — У Гарри вы тоже видите эту… «тень»? В течение многих лет она задавалась вопросом о тяжёлом детстве своего лучшего друга, хотя они старались не говорить об этом часто. — Не совсем. Уверена, у него не было счастливого детства, и за ним не очень хорошо следили, но я не думаю, что с ним жестоко обращались. Гарри не такой эмоционально открытый, как многие другие дети, но он не настолько травмирован. В нём есть такое же смирение и некоторые проблемы с доверием, но шрамы не так глубоки, чтобы он стремился к изоляции, иначе он вообще никогда не завёл бы себе друзей. Он не боится физического контакта. Ни у кого из твоих однокурсников нет таких серьёзных психологических травм. Она кивнула, у неё слегка кружилась голова; ей нужно было многое обдумать. Целительница дотронулась до последней папки в стопке. — Ты готова покончить с этим, или мы продолжим в другой раз? Гермиона судорожно сглотнула и покачала головой. — Я готова. — Честно говоря, осталось не так много. И ничего нового. Это оказалось правдой, но от этого, конечно, не стало менее удручающим. Мадам Помфри заметила, что общаться со Снейпом, пожалуй, стало сложнее, чем когда-либо. Он был менее устойчив к лечению, меньше спорил, но в основном потому, что стал более апатичным. Его тело ещё неплохо справлялось с нанесённым ущербом, но она беспокоилась о долгосрочных последствиях для его нервной системы и об ухудшении психологического здоровья. Закончив читать и отдав женщине папку обратно, Гермиона откинулась на спинку стула и некоторое время тупо смотрела на стену, пытаясь всё осмыслить. Кое-что встало на свои места с почти слышимыми щелчками и приобрело гораздо больше смысла, но она не могла достаточно сосредоточиться, чтобы понять остальное. Какая-то её часть хотела заплакать, но что бы это дало? Наконец она тяжело вздохнула. — Уже поздно. Мне лучше вернуться в Гриффиндорскую башню. — Возьми это с собой, — твёрдо сказала мадам Помфри, протягивая ей маленький пузырёк с прозрачным зельем бледно-голубоватого оттенка. — Одна маленькая доза Сна без сновидений. Завтра оно тебе больше не понадобится, но сегодня вечером нужно его принять. — Мне не нужно сонное зелье, — запротестовала она. Дилис сказала из своей рамки: — Ты бы так не говорила, если бы видела себя со стороны, девочка. Ты белая, как простыня, и у тебя огромные глаза. То, что ты прочла, — ужасно, шокирует и причиняет боль. Тебе нужно время, чтобы с этим смириться. Иди в постель и выпей зелье. Я поговорю с Северусом завтра утром и скажу ему, что ты неважно себя чувствуешь. Вам не следует оставаться наедине, пока у тебя не прояснится в голове. Иначе это чревато последствиями. Гермиона на мгновение задумалась об этом, прикусив губу, прежде чем отрицательно покачать головой. — Нет. Не говорите ему, что я заболела. Скажите правду. Дилис и мадам Помфри обменялись настороженными взглядами. — Ты уверена? — спросила её Дилис. — Он будет недоволен. — Мне кажется, он и так подозревает, что я уже всё это прочитала, — предположила она, затем пожала плечами и попыталась улыбнуться. — Я никогда не умела врать. Рано или поздно он всё равно узнает. Если вы скажете ему правду, то к тому времени, когда мы снова увидимся, он сможет смириться с этой мыслью — тем более завтра у меня нет Зельеварения. Кроме того, он имеет право знать. — Снейп в любом случае увидел бы это на уроке Окклюменции, но она решила промолчать, так как понятия не имела, кто что об этом знает. — Хорошая мысль, — согласилась Дилис после короткой паузы. — Так и быть, я скажу ему правду. — С тобой всё в порядке, дорогая? — мягко спросила её мадам Помфри. — Не знаю. Думаю, да. Многое нужно принять… и обдумать, — она вздохнула. — Разве мы не можем сделать для него что-нибудь ещё? — Мы делаем то, что можем, и то, что он нам позволяет. Не идеально, но это всё, что в наших силах. Гермиона кивнула, после чего ей оставалось только молча взять свою сумку и уйти. Оказавшись в уединении за занавесками вокруг своей кровати, она обняла Живоглота, чувствуя, как слёзы начали пощипывать глаза. Позволив себе несколько мгновений погоревать о трагедии всего увиденного, она выпила выданное ей зелье и погрузилась в блаженное забытье. Её последней ясной мыслью было то, что Снейп пришёл бы в ярость, если бы узнал, как сильно ей было жаль его.***
Северуса практически не тронуло заявление Дилис о том, что Грейнджер наконец-то увидела его полную медицинскую карту. На самом деле, он догадывался, что ей уже всё известно, но даже в этом случае был слегка удивлён собственным безразличием, получив веское доказательство своих подозрений. Его нехарактерная апатия, очевидно, беспокоила Поппи и портреты, но в последнее время ему было трудно сильно заводиться из-за чего-либо. Конечно, Поттер по-прежнему действовал ему на нервы, особенно после инцидента с Омутом памяти. Он всё ещё сопротивлялся желанию придушить мальчишку, особенно на уроках Зельеварения у пятикурсников. Амбридж тоже его порядком раздражала, но он перестал сильно беспокоиться о чём-либо ещё. Вероятно, это был симптом усиливающейся депрессии или что-то в этом роде, но его это тоже не особо волновало. И он никогда, в сущности, не злился на Грейнджер так, как притворялся. После стольких лет преподавания встретить ученицу с мозгами было сродни подарку, даже если временами она вела себя как невыносимая всезнайка. Она искренне прониклась к нему симпатией — что, по-видимому, ставило его в равное положение с угнетённым домашним эльфом, — но он, по крайней мере, верил, что она не будет распространять сплетни. Не стоило тратить энергию на бесполезные волнения — это всё равно ничего не изменит, к тому же ему и так было о чём подумать.***
Несколько дней спустя они в очередной раз занялись Окклюменцией. Она изучила теорию, и теперь пришло время применить её на практике. Когда Грейнджер прибыла в подземелья после комендантского часа, Северус показал ей, как пользоваться Омутом памяти, а потом спросил, есть ли что-нибудь, что она хотела бы поместить туда, прежде чем он получит доступ к её памяти. Сам он не пользовался им сегодня вечером; его воспоминания были в большей безопасности, находясь у него в голове, но он не собирался недооценивать её после глупого поступка с Поттером, поэтому закрыл их надёжным ментальным щитом. Девчонка задумчиво прикусила губу и несколько минут размышляла, прежде чем несколько неожиданно покачать головой. — Нет, сэр. Я не буду этого делать. Честно говоря, думаю, вы уже и так знаете большинство постыдных моментов моей жизни. Его губы дрогнули. «Правда». Большинство из них он обнаружил только спустя некоторое время, когда было слишком поздно назначать ей наказание, но, честно говоря, он сомневался, что сделал бы это в любом случае. В её поступках никогда не было злого умысла, даже если с её помощью Поттер часто выходил сухим из воды. У неё была добрая душа. — Как пожелаете, мисс Грейнджер, но вы должны понимать, что теперь мы будем практиковаться без поблажек. Я буду умышленно выискивать воспоминания, которые причинят вам боль или напугают вас, и не остановлюсь, если вас это разозлит или расстроит. Ваша сегодняшняя задача — сперва попытаться помешать мне найти такие воспоминания и, как только я это сделаю, отвлечь меня на более приятные мысли. Позже вы будете пытаться вытолкнуть меня из своего разума. Не знаю, хватит ли у вас сил, но вы, по крайней мере, поймёте, как это делается. — Есть ли у меня хоть какая-то надежда на успех, сэр? — понуро спросила она. Её глаза погрустнели, а губы на мгновение обиженно дрогнули; ей никогда не нравилось терпеть неудачу. — Конечно, но не на таком раннем этапе обучения. Хотя против меня, скорее всего, нет. Я не особенно сильный легилимент, но у меня есть преимущество, мисс Грейнджер, поскольку я очень хорошо разбираюсь в людях и знаю вас пять лет: о том, как вы мыслите, о ваших сильных и слабых сторонах. Другой Пожиратель Смерти, пытающийся применить Легилименцию, не будет обладать такой привилегией, так что, если это когда-нибудь случится, у вас будет больше шансов на победу. — А против Сами-Знаете-Кого? Северус на мгновение заколебался. Честный ответ был бы «никаких». Против Тёмного Лорда у неё было столько же шансов, сколько у снежка, брошенного, чтобы потушить Адское пламя, но он подозревал, что она и так была достаточно напугана. — Нет, — наконец тихо признался он. — Он не будет тратить время впустую, выискивая слабые места и находя способ пробиться сквозь вашу защиту, а просто применит грубую силу и пробьётся внутрь. Против него Окклюменция практически бесполезна, кроме того, что позволяет более-менее пережить атаку; она не может его остановить. — Тогда как вам удаётся лгать ему, сэр? — Только потому что он даже не догадывается об этом. Будь он более проницательным, Тёмный Лорд бы давно обнаружил, что у меня есть более глубокие слои защиты, на которые он никогда не обращал внимания. Как только он узнает об этом, меня ждёт провал. Он думает, что видел всё, на что я способен, поэтому верит и думает, что если бы я его предал, он был бы в курсе. С пленниками, которые не являются его последователями, он ещё более жесток, чем со своими Пожирателями Смерти. Проникая в чьё-либо сознание, он сжигает его дотла. Однако в данный момент это неважно. Вы должны научиться Окклюменции и в дальнейшем научить Поттера отключать удалённую связь, о которой Тёмный Лорд пока даже не подозревает. В конце концов, основная идея состоит в том, чтобы никто из вас не попал в плен, — саркастически добавил он, и на мгновение ей показалось, что она почти готова улыбнуться. — Я ещё не придумала визуализацию, которая мне подходит, сэр. Как я могу защитить себя без неё? Должна ли я попробовать один из тех методов, о которых вы мне рассказывали, например, отвлечение внимания? — Можете, хотя на вашем месте я бы не стал пробовать ничего сложного. Чистая сила воли — это первостепенное, что может помочь не пускать кого-то в ваш разум, и у вас она имеется, — заметил он с лёгким оттенком насмешки в голосе, чем заслужил её свирепый взгляд, скрытый за уважительным вниманием. Позабавленный, он продолжил: — Как только я окажусь в вашем сознании, лучшая тактика — пытаться отвлечь меня всякий раз, когда я буду находить подходящее неприятное воспоминание. Будет проще, если вы выберете что-нибудь похожее, связанное с найденным мной. Имейте в виду, неудача не является полным провалом. По мере того, как вас будет всё больше затрагивать то, что я делаю, вам будет гораздо труднее со мной справиться. — Как насчёт физического нападения, сэр? Могу я попробовать использовать против вас магию? — Опять? — сухо спросил он и ухмыльнулся, увидев, как она покраснела. Конечно, это была ещё одна причина, по которой он не пытался добиться её наказания; было крайне неловко осознавать, что девочка-подросток так часто брала над ним верх, и он не хотел признаваться в этом никому другому. Это послужило ему уроком за то, что он недооценивал её, и он был полон решимости не повторять тех же ошибок по мере того, как она становилась старше. Однако, если отбросить насмешки, это был хороший вопрос. — Можете, поскольку во время наших тренировок вы свободны и вооружены, хотя при настоящем допросе вам бы не предоставили такого шанса. Сомневаюсь, что вы сможете сосредоточиться на атаке, так как вы не привыкли к ментальному вторжению, но обязательно сделайте попытку. Вы готовы? Она прикусила губу. Северус заметил эту привычку ещё на первом году её обучения, но за пять лет, прошедших с тех пор, он усовершенствовал свои знания и определил несколько различных прикусов губ, которые могли означать что угодно: от боли до вины, страха и предвкушения; этот выглядел как нервная решимость. — Думаю, да, сэр. — Легилименс! — воскликнул он без предупреждения, его чёрные глаза впились в её карие. Он застал её врасплох, как и предполагал; появилась короткая вспышка паники, когда Грейнджер попыталась слабо воспротивиться вторжению, но она не была готова, и он проскользнул в её мысли почти без сопротивления. Она никогда раньше не подвергалась ментальному нападению, и он мог чувствовать её страх. По стандартной тактике он использовал этот страх, как мост, и искал воспоминания, которые заставили бы её почувствовать себя испуганной и беспомощной, следуя естественным связям в её сознании. На него нахлынули вспышки образов, но он пропускал их, не пытаясь сосредотачиваться на чём-то конкретном, просто наблюдал за мельканием, получая смутное представление о том, что видит. Воспоминание об испытании, когда они пытались добраться до Философского камня, не стало неожиданностью — это было первой настоящей проверкой её магических и интеллектуальных способностей, её осознанием того, что на самом деле представляет из себя новый для неё волшебный мир, и его тут же перекинуло к воспоминанию о Распределении — слишком большая шляпа смешно смотрелась на небольшой девичьей голове, скрывая глаза, и в тот момент он почему-то вспомнил себя в детстве, — которое было связано с её очень личной неуверенностью в себе. Дальше её мысли переметнулись, и возник образ МакГонагалл, хмурящейся и смотрящей на неё в гневном разочаровании, что, несомненно, было придуманным внутренним страхом, — Северус очень сомневался, что его коллега когда-либо так смотрела на кого-то из своего любимого Золотого трио, тем более на Грейнджер. «Хм-м…» Как он и предполагал, её навязчивая потребность слишком усердно стараться коренилась в глубоком, почти смертельном страхе ошибиться, потерпеть неудачу. Теперь ему стало любопытно, что вызвало этот страх, и он мягко подтолкнул поток образов, продвигаясь дальше. Грейнджер попыталась сопротивляться, и мелькающие картинки стало труднее разглядеть — появились вспышки образов улыбающихся мужчины и женщины — оба были настолько похожи на неё, что, несомненно, являлись её родителями, — и мелькнувшие на долю секунды школьники в классе маггловской начальной школы, прибавились слегка искажённые звуки, благодаря которым он мгновенно распознал травлю на детской площадке; маггловские дети дразнили её какими-то издевательскими стишками — он сразу узнавал такое, так как слишком хорошо знал это на своей шкуре, — за этим последовала короткая вспышка: Грейнджер сидела вдали от всех, на вид ей было около восьми лет, по её щекам текли слёзы… Северус мог понять её лучше, чем кто-либо другой. Он наблюдал за студентами почти пятнадцать лет, и в ней сразу увидел ребёнка, слишком умного для своего окружения, — девочка никогда не вписывалась в общество своих сверстников и так и не научилась этому. Он был таким же, но его детство было более суровым и научило его выживать. Грейнджер этого не умела. Окружающие её взрослые — родители и учителя — поощряли её, учили быть лучшей, и ценой за это было отсутствие равных ей друзей. Успехи в учёбе и интеллект стали её единственным утешением в ранние годы, но она с яростным стремлением продолжала добиваться большего, потому что не умела по-другому. Теперь, когда с каждым днём в мире становилось всё опаснее, она совершенно не была готова к ситуации и отчаянно пыталась не показывать своих страхов, стараясь казаться уверенной в себе. И ещё она боялась потерять своих единственных друзей. Поттер и Уизли часто появлялись в воспоминаниях, сопровождаемые вспышками эмоций. Мальчишки сводили её с ума, иногда она ссорилась с ними и каждый раз была несчастна и напугана, боясь потерять их, независимо от того, насколько они её бесили, потому что никогда не умела заводить друзей и больше у неё никого не было. Это было хорошо ему знакомо. Он начал мягко выходить из её мыслей и прервал связь. На самом деле, она не прилагала особых усилий, чтобы бороться с ним, но на сей раз он не собирался ругать её за это. Она тоже просмотрела эти воспоминания во всей их полноте и заново пережила чувства, которые их сопровождали. Он бы не удивился, увидев её в слезах, но она, напротив, пыталась держаться изо всех сил. Отвернувшись, Северус задумчиво уставился на стену своего кабинета, давая ей время прийти в себя, пока сам обдумывал увиденное, складывая новые кусочки головоломки и составляя новый мысленный образ Грейнджер. Теперь ему нужно было придумать способ научить её, как организовывать свой разум так, чтобы было намного труднее добраться до скрываемых воспоминаний. Он не лгал, когда сказал Дамблдору, что понятия не имеет, как научить кого-то делать то, что сам делал инстинктивно. Тем не менее в чём-то они были поразительно похожи, так что, если бы он несколько дней хорошенько поразмыслил о том, как это сделать, возможно, решение пришло бы ему в голову. — Думаю, на сегодня хватит, — сказал Северус не оборачиваясь, как только приглушённые звуки подавляемых рыданий прекратились. — Теперь вы имеете представление о том, как выглядит атака легилимента, не так ли? Грейнджер громко шмыгнула носом. — Да, сэр. Он повернулся, вопросительно глядя на неё. Она поняла, что он ждёт чего-то большего, и, прерывисто вздохнув, продолжила: — Вы находили сходство между воспоминаниями, используя это как ступеньки, чтобы продвигаться глубже в моё сознание. — Вот именно. «Слава богу, она действительно умна». Даже если бы они с Поттером настолько не ненавидели друг друга, мальчик никогда не смог бы так быстро это усвоить. — Вы видели всё в деталях? — поинтересовалась она расстроенным тоном. — Только краткие вспышки. Я увидел ровно столько, чтобы получить некоторое представление о том, что содержалось в каждом воспоминании, но если бы это была настоящая атака, я мог бы сосредоточиться на отдельных деталях или увидеть всё целиком. Итак, как бы вы защитили себя? Судя по всему, Грейнджер прикусила губу в основном для того, чтобы сдержать последние остатки слёз, хотя она напряжённо думала. Несмотря на её недавние попытки казаться взрослой, он всё равно видел её насквозь. — Полагаю, есть два способа, сэр. — Продолжайте… — Я могла бы попытаться придумать ложные, связанные с настоящими образы, чтобы… увести вас в другом направлении? — говоря, она жестикулировала руками, описывая пальцами что-то вроде спирали, чтобы подчеркнуть смысл своих слов. — Да, но в действительности это требует времени, чтобы подготовиться заранее. Такое возможно, как только вы узнаете достаточно, чтобы определить, где вы наиболее уязвимы, но почти невозможно сделать это быстро и спонтанно, когда на вас нападают. Она понятливо кивнула. — Другой способ, который пришёл мне в голову, — это подождать, пока вы или кто-то другой сосредоточится на воспоминании, а затем попытаться нарушить вашу концентрацию, но, очевидно, это будет очень сложно. Он кивнул. — Верно, именно поэтому лучший метод — построить защиту, которая для начала предотвратит атаку или, по крайней мере, уменьшит её воздействие. Ключевым моментом здесь является самопознание; если вы знаете себя достаточно хорошо — свои слабые места, — вы будете подготовлены. Вам также нужно придумать метод визуализации, пользоваться которым вам будет удобнее всего. Как у Поттера продвигаются дела с медитацией? — Он делает успехи, когда мы тренируемся вместе, сэр, но я не уверена, насколько хорошо он справляется самостоятельно. Гарри утверждает, что медитирует каждый вечер и что видения становятся реже, и я хочу ему верить, но Рон рассказал мне, что он всё ещё иногда бормочет во сне. Северус хмуро кивнул. — Я не ожидал ничего другого, мисс Грейнджер. Тем не менее мы должны попытаться. Очень хорошо. На сегодня вы свободны. Увидимся завтра утром. — Да, сэр. Спокойной ночи.***
Гермионе потребовалось много времени, чтобы наконец-то придумать визуализацию. Снейп привёл ей много разных примеров, и её очень соблазняла идея создать в своём уме библиотеку, чтобы упорядочить там знания и значительно облегчить запоминание многих вещей. Вдохновившись, она зашла так далеко, что даже сделала несколько заметок о том, как бы она там всё рассортировала. Библиотека казалась идеальным средством организации разума, но она пока не могла придумать, как это можно использовать в качестве защиты, — наоборот ведь, ужасно легко находить информацию в такой организованной ментальной системе. Может быть, когда-нибудь у неё будет время сесть и хорошенько поработать над этой идеей, но прямо сейчас ей нужно было что-то другое — что-то попроще, что можно было бы использовать для защиты своего сознания.***
Пару недель спустя Гарри всё-таки признался в истинной причине, по которой его уроки Окклюменции прекратились. Он стыдливо рассказал правду двум своим друзьям как-то вечером в их любимом уголке гриффиндорской гостиной. Гермионе захотелось его ударить. — Как ты мог?! — укоризненно прошипела она. — Гарри, нельзя просто взять и залезть в чужой Омут памяти! Разве ты ничему не научился у Дамблдора? Может быть, если бы он тогда отчитал тебя, ты был бы осторожнее… — Гермиона, пожалуйста, прекрати! Я знаю, что был не прав, не должен был этого делать, и что Снейп имеет полное право на меня злиться, но уже слишком поздно что-то менять. Послушайте, я хочу рассказать вам о том, что я видел. Это… было ужасно, — закончил он, понизив голос, и выражение его лица убедило её отбросить свой гнев и выслушать его. Она могла понять его боль. Гарри выглядел очень подавленным и сконфуженным. Ведь всё началось только потому, что его отцу и Сириусу было скучно. Снейп ничего им не сделал, и они начали придираться к нему абсолютно без причины. По голосу её друга она поняла, что большая часть его иллюзий об отце и крёстном исчезла. Он всегда придерживался мнения, что вражда произошла по вине Снейпа, и теперь наконец-то понял, что ошибался. Пока Гарри размышлял о своём разочаровании, Гермиона вспоминала страницу из студенческой медицинской карты Снейпа. Диагностика показала, что его, по-видимому, заставили глотать мыло… так вот что произошло в тот день. Она не понимала, как кто-то мог сделать что-то подобное. Над ней тоже издевались, но то, что сделали с ним, было просто отвратительно! Затем Гарри продолжил рассказывать о своей матери, и она замерла, внимательно слушая его. В основном он сосредоточился на том факте, что Лили не смогла вынести вида того, что творил Джеймс, но также рассказал им о том, как отреагировал Снейп. Гермиона прикусила губу, чтобы сдержать вздох возмущения. «Он назвал свою подругу грязнокровкой?! Что ж, неудивительно, что они поссорились». Если бы Рон или Гарри сказали ей что-нибудь подобное, она бы никогда больше с ними не заговорила. С трудом она отодвинула эти мысли в сторону, решив подумать об этом позже; прямо сейчас Гарри нужно было выговориться, попытаться разобраться в том беспорядке, который творился у него в голове и на душе. Он всегда любил отца, которого никогда не знал, и потеря этого идеализированного образа очень сильно ударила по нему. — Мне правда стыдно, — закончил он и немного поёрзал. — Я… почти готов извиниться перед ним. — Боже, Гарри, не делай этого! — с некоторой тревогой сказала ему она. — Он убьёт тебя! — Эй, я думал, теперь тебе нравится Снейп, — удивился Рон. Она мало рассказывала своим друзьям и, конечно, не упомянула об их пробежках или его косвенном намёке на создание ОД и интервью Гарри, и не вдавалась в подробности об уроках Целительства, но не смогла скрыть от них всё. Они знали, что иногда она помогала ему, когда он был ранен, и что она общалась с ним вне уроков, и иногда у них получались своего рода дружеские беседы. После некоторого раздумья Гермиона рассказала им о том, как ходила в подземелья перед Рождеством, чтобы спросить, есть ли у него какие-нибудь новости, и он позволил ей остаться и поработать вместе с ним. Ни Гарри, ни Рон этого не понимали, но до тех пор, пока они думали, что это случается лишь изредка, и пока Снейп продолжал вести себя как ублюдок по отношению ко всем троим на публике, они не собирались бить тревогу. «Это не может продолжаться бесконечно — рано или поздно они всё равно обо всём узнают и тогда, вероятно, больше никогда не заговорят со мной». — Ну, не так радикально, конечно… — смущённо ответила она, прежде чем пожать плечами и печально улыбнуться. — Но теперь я лучше его узнала. — Я всё равно считаю, что должен попытаться как-то это компенсировать, — пробормотал Гарри. — Уже немного поздно, не находишь? — раздражённо сказала ему она. — Жаль, что ты не подумал об этом до того, как начал вынюхивать его секреты. — Да, я знаю. — Брось, приятель, — решил Рон. — Снейп всегда ненавидел тебя и всегда будет ненавидеть. Где правда проступает сквозь туман, там терпит поражение обман. Что-то щёлкнуло в голове Гермионы, и, ко всеобщему удивлению, она бросилась к Рону и обняла его. — Ты гений! — Правда? — Ну, у тебя иногда бывают блестящие идеи. — Круто. Ты скажешь нам, в чём дело? — Нет.***
После отбоя Гермиона снова встретилась со Снейпом в пустом классе глубоко в подземельях. — Не понимаю, почему мы должны делать это так поздно, — без энтузиазма пожаловалась она. — Потому что днём у меня нет свободного времени и потому что даже идиоты, учащиеся в этой школе, никогда не поверят, что вам нужны дополнительные занятия, — довольно раздражённо ответил он; возможно, потому и что ему пришлось сделать ей косвенный комплимент, которые он всегда ненавидел. — И никто не поверит, что у вас отработка, поскольку все ваши нарушения правил происходят вне уроков и без доказательств. Вы добились прогресса? — Гарри стал спокойнее, но, по-видимому, всё ещё разговаривает во сне, — сообщила она, отметив, как сузились его глаза, когда она упомянула своего друга. Неудивительно. Она не винила его за то, что он до сих пор злится на него. Гарри заслужил как минимум половину того обращения, которое он получал от Снейпа, хотя, конечно, не всё. Она постаралась его отвлечь: — И, кажется, я придумала визуализацию. Он приподнял бровь. — Тогда приготовьтесь. Я хочу взглянуть. Закрыв глаза на несколько мгновений, Гермиона сосредоточилась, дыша так, как он ей показывал, впитывая в себя спокойную тишину подземелий и фокусируясь на образе, который хотела воспроизвести, прежде чем снова открыть глаза и встретиться с ним взглядом. — Легилименс, — сказал он, и она постаралась удержать изображение, когда давление усилилось и зрение затмила темнота. Как только связь прервалась, она опять сосредоточилась на его лице, пока он задумчиво за ней наблюдал. — Туман. Хороший выбор, хотя и не совсем то, чего я от вас ожидал. — А чего вы ожидали, сэр? Он внезапно ухмыльнулся. — Вам бы подошло что-то более упорядоченное. Я думал, вы ухватитесь за возможность создать библиотеку. Гневно пялиться на него было глупо и неприлично, но она всё равно не сдержалась, и его ухмылка стала шире. — Я думала об этом, — неохотно призналась Гермиона. — Очень заманчиво, но это заняло бы много времени и всё-таки слишком сложно. Насколько я знаю, мы можем потерпеть неудачу хоть завтра; нужно что-нибудь попроще. — Я тронут вашей верой в нас, — саркастически протянул он. — При всём моем уважении, сэр, я потеряла счёт вещам, которые директор не смог предотвратить только за последние пять лет. Не считая того, чему он просто позволил случиться. Она всё ещё с большим подозрением относилась к Философскому камню и, возможно, к некоторым другим событиям. — Тушé, — закончил он с тихим фырканьем. — И вы правы. На разработку такой сложной конструкции уходят годы. — У вас есть что-то похожее? — Да, в некотором роде, как часть самых глубоких областей моего сознания, но я не использую это как защиту — скорее, для поддержания порядка, организации и структуры разума. Она кивнула. — Значит, туман — хороший выбор? — Приемлемый. Он работает по тому же принципу, что и вода, поэтому мне будет легче вас научить. Что послужило источником вдохновения? — с искренним любопытством спросил он. — Не припоминаю, чтобы в последнее время за окном был туман. Гермиона ухмыльнулась. — На самом деле, мне подкинул идею Рон. — Боже милостивый! Уизли подсказал что-то полезное? — Сэр! — запротестовала она, на что он только ухмыльнулся, даже не думая извиняться. — Теперь, когда есть визуализация, вам нужно поработать с ней, подумать о различных способах скрывать воспоминания и мысли в тумане. Я продемонстрировал вам несколько вариантов, которые использую, но туман даёт больше возможностей. Со временем вы могли бы добиться значительных успехов. — Да, сэр. Есть ли смысл пытаться научить этому Гарри? — Вот вы мне это и скажите. Гермиона уже открыла рот, но взгляд его чёрных глаз стал твёрдым и пронзительным, и она обнаружила, что не может ему солгать. — Он не готов, — призналась она. — Гарри говорит, что очищает свой разум, и в целом ведёт себя спокойнее, но я думаю, что он ещё не готов к чему-то подобному. Снейп кивнул. — Честно говоря, мисс Грейнджер, я буду сильно удивлён, если Поттер когда-нибудь будет готов. К тому же мы до конца не понимаем природу его связи с Тёмным Лордом. Остаётся только медитировать, очищать сознание и стараться блокировать эти видения. Сделайте всё, что в ваших силах; никто не ожидает от него чудес. Кроме вас, возможно. — Спасибо, сэр, — кисло ответила она. — У меня был ещё один вопрос об Окклюменции, но… — Вы не решались его задать — закончил он за неё, коротко ухмыльнувшись и покачав головой. — Продолжайте. — Я задавалась вопросом о последствиях её столь частого применения. Гермиона знала, что рискует. По сути, она только что спросила Снейпа, не сошёл ли он с ума из-за того, что ему так долго пришлось подавлять свои эмоции, и вздрогнула, когда его глаза посуровели и начали слабо блестеть в безошибочном гневе. После слишком долгой паузы профессор медленно выдохнул и резко спросил: — Почему вас это интересует? — Мне было интересно, влияет ли она на всех одинаково. Если бы Гарри научился ею пользоваться и делал это часто, или если бы я тренировалась с ним чаще, повлияло бы это на нас? — осторожно спросила она. — Мне хотелось бы знать, на что обращать внимание. Его глаза сузились, и он всё ещё выглядел уязвлённым, но немного меньше, чем минуту назад. — В некотором смысле, — в итоге сказал он немного отрывисто, — но это больше зависит от личности окклюмента и от того, для чего он её использует. Один из эффектов, который вы, вероятно, уже начали неосознанно испытывать, — это ваши сны. — Так вот почему вы ведёте дневник сновидений! — выпалила она, прежде чем смогла себя остановить, и замерла. «Вот дерьмо!» Теперь Снейп выглядел по-настоящему взбешённым. — Они действительно показали вам всё, не так ли? — опасным вкрадчивым тоном прошептал он; всё его тело слегка напряглось, создавая впечатление, что он собирается напасть. Гермиона отчаянно замотала головой. — Нет, сэр! Честное слово, я не прикасалась к вашим личным вещам! Финеас всего лишь сказал мне, что это такое! Он отвёл от неё взгляд и сошёл с места, где стоял, прислонившись к столу. Когда Снейп снова заговорил несколько минут спустя, он вернулся к отстранённому менторскому тону, которым обычно читал лекции, хотя она подозревала, что он не так хорошо себя контролировал, как старался показать. — Если вы слишком часто будете использовать Окклюменцию, она полностью подавит ваши сны на короткое время, поскольку ваши ментальные щиты будут развиваться, организм — адаптироваться, а воспоминания — пересортировываться. Это повлияет на ваше настроение, и вы обнаружите, что плохо спите, но это продлится всего пару недель. После этого вы снова начнёте видеть сны, но так, как будто просто наблюдаете чей-то сон со стороны. У вас больше не будет осознанных сновидений, и к большинству снов не будет привязано никаких эмоций. Вы редко будете помнить свои сны. — К «большинству» снов, сэр? — Даже Окклюменция не может подавить кошмары, — тихо сказал он. — Они будут сниться гораздо реже, и только самые худшие преодолеют вашу защиту, но побочным эффектом является то, что те, которые всё-таки прорвутся, будет намного труднее вынести. — Я поняла. — И поскольку вы, без сомнения, будете мучить себя догадками, — да, именно поэтому я веду дневник сновидений, — нехотя добавил он, пристально глядя в стену. — Наблюдение за снами позволяет мне оценить, какие области моей психики наиболее уязвимы. Другие записи там были бы вам непонятны, если бы вы взглянули на них; они написаны моим личным шифром. В основном психологические. И с сегодняшнего вечера я наложу на дневник Защитные чары. Если кто-нибудь, кроме меня, прикоснётся к нему, записи воспламенятся. Я также лишу Гриффиндор всех баллов до единого, если вы ещё когда-нибудь вторгнетесь в мою личную жизнь таким образом. — Да, сэр, — кротко ответила она, густо покраснев от стыда. Он лишь небрежно повёл плечами. — В любом случае, самопознание важно, мисс Грейнджер. Я знаю свои страхи и то, что заставит меня потерять контроль над собой, а также те области, где я больше всего… травмирован. Самоанализ позволяет мне подготовиться к тому, чтобы эти вещи не могли использовать против меня. Не идеальное решение, но это то, что у меня есть. Познай самого себя, как говорится. — Ясно, сэр. Вы хотели научить меня сегодня чему-то ещё? — Нет. Идите. Вам нужно немного поспать. — Не мне одной, — парировала она, прежде чем смогла прикусить язык. — Притворюсь, что я не слышал этого, мисс Грейнджер. Вы ходите по очень тонкому льду. Свободны. — Да, сэр.***
Северус очнулся от тревожного беспокойного сна с осознанием того, что мир изменился на фундаментальном уровне. Мгновение он ждал, пока его разум прояснится в надежде, что до сих пор спит. Он застыл, возвращаясь к реальности после короткой паузы. Нет, он не спал и не ошибался. Он слишком хорошо помнил это чувство. — О, чёрт, — прошептал он в пустую темноту своей спальни, вздыхая. — Только не это. Только не снова.