I've become much too good at being invincible I'm an expert at play it safe, and keep it cool But I swear this isn't who I'm meant to be I refuse to let my life roll all over me…* Bethany Joy Lenz «Let Me Fall».
«Что ж, — потрясённо размышлял Северус, когда за сёстрами с небольшим усилием закрылась дверь — иногда она заедала, сырость проникла в древесину много лет назад, а он так и не удосужился её починить, — с этого момента я определённо в полной заднице». Впрочем, не настолько глубоко, как он предполагал… В конце концов, по сути, только что случившееся ничего не меняло. Это просто сделает всё немного более… реалистичным. Он уставился на свои руки, медленно закатывая рукава, чтобы посмотреть на красные отметины вокруг своих запястий. Через час или два они исчезнут и больше не появятся, пока Непреложный обет не будет выполнен. Физически это было совсем не больно, вот только от душевной боли никуда не деться. Он никогда раньше не давал Нерушимой клятвы. «Да, прежде я никогда не был таким чертовски глупым», — кисло сказал он себе. Неважно, ведь сейчас у него точно не было выбора. Если бы это была просто Нарцисса, он мог бы отказать ей, хотя Нарцисса никогда бы не попросила его об этом. Они бы поговорили по душам, он смог бы её успокоить, и на этом всё. Но Беллатрикс… хм-м… это значительно усложняло дело. Во-первых, она была полностью и бесповоротно сумасшедшей. Абсолютно, блять, чокнутой ведьмой! Во-вторых, невероятно параноидальной даже по слизеринским меркам. В-третьих, она ненавидела его, хотя, возможно, не так сильно, как он сам её ненавидел. В-четвертых, она была одержима их Хозяином и до смешного защищала его от любой предполагаемой угрозы. В-пятых, она ревновала к тому, что Северус в данный момент пользовался его благосклонностью, а она — нет. Если бы он был свободен в своих действиях, то послал бы её куда подальше и вышвырнул из своего дома. Нарцисса не посмела бы заступиться за сестру, если бы он пообещал ей помочь Драко. Но поскольку Хвост подслушивал, а сама Беллатрикс явно собиралась объявить его предателем, у него не было другого выбора, кроме как согласиться с её предложением и связать себя самой сильной магической клятвой из ныне существующих. «Только она всё равно недостаточно сильна, даже наполовину», — подумал он, несколько неуверенно застёгивая манжеты своей рубашки. Его личные обязательства и долги давили на него гораздо сильнее, чем любая официальная магическая клятва. Он был готов сделать всё, что мог, чтобы помочь Драко в любом случае, но — и это было ключевым — только до определённого момента. Он по-своему любил крестника; Малфои были его самыми близкими друзьями. Но, каким бы важным ни был для него Драко, окончательный план — важнее. И, боже, сегодня ему повезло больше, чем он рассчитывал. Слава Господу, Беллатрикс стала по-гриффиндорски импульсивной и слепой; в нынешние дни ей не хватало извращённой хитрости слизеринки, она слишком привыкла к мгновенному удовлетворению своих желаний и после тюремного заключения окончательно обезумела, потеряв остатки здравомыслия. Потребовался всего лишь легчайший едва слышимый шёпот, чтобы изменить одно решающее слово. Облизнув губы, Северус немного нервно усмехнулся про себя, но без юмора. Вместо того, чтобы принести Клятву на имя Драко, он поклялся на своего крестника. В крайнем случае, если он срочно будет искать выход из положения, наспех нацарапанное предложение, подпись и единственная капля крови гарантировали бы, что у него больше не будет никакого крестника. Следовательно, и никакой клятвы. По крайней мере, он на это надеялся. Не было никаких причин, по которым это не должно было сработать, но он никогда раньше не слышал, чтобы кому-то удавалось обмануть Непреложный обет. Он откинулся на спинку стула и медленно выдохнул, качая головой. «Это ничего не изменит. План всё равно будет реализован. Альбус медленно умирает, Драко всё ещё обязан попытаться его убить, а я в любом случае обещал это сделать». Но, по крайней мере, так он сможет сделать это на своих условиях; его не будут ни к чему принуждать, если только у него действительно не будет другого выхода. И, конечно, он не собирался позволять чёртовой Беллатрикс Лестрейндж диктовать ему свои условия. Часть его всё ещё надеялась каким-то образом найти выход из этой передряги. Скрип на лестнице вернул его к реальности. Он зарычал, внезапно теряя самообладание и принимая решение. Это было глупо, довольно рискованно, но он был сыт этим по горло! Достав палочку, Северус взмахнул ею, открывая потайную дверь; он построил тайную лестницу и комнату наверху как своё собственное убежище, где можно спрятаться, если возникнет такая необходимость, но теперь его пришлось превратить в крысиную клетку. — Я предупреждал тебя о подслушивании, Хвост, — холодно сказал он. — Или мне следует преподать тебе урок, чтобы научить послушанию? «Назови мне причину, Мародёр. Попробуй». Петтигрю обиженно заморгал водянистыми глазками. — Ты не посмеешь! Наш Хозяин… — Ему наплевать на тебя, Хвост, — презрительно перебил его Северус. — Ты идиот, если думаешь иначе. — Я вернул его обратно! — Только потому что ты слишком труслив и не посмел ослушаться его. В противном случае тебе пришлось бы продолжать влачить своё жалкое существование в крысиной шкуре, — ответил он с усмешкой. — Ты вовсе не герой. Как много ты слышал? Его глаза заметались из стороны в сторону. — Н-ничего… — Не лги мне. Круцио! Северус не держал на нём проклятие слишком долго. В данный момент он себе не доверял, и если продолжит в том же духе, вполне возможно, Петтигрю станет таким же «овощем», как Фрэнк и Алиса Лонгботтом. Ему не нравилось использовать Непростительные, причинять боль, но для Хвоста он сделал исключение, потому что он был Мародёром и потому что эта крыса предала Лили. — Как много ты слышал? — повторил он вопрос опасно вкрадчивым тоном, как только Петтигрю распрощался с содержимым своего желудка. — Ненавижу тебя, Нюниус! — Это взаимно, — ледяным тоном ответил он, подавляя автоматическую вспышку ярости и ненависти из-за старого прозвища. По крайней мере, после смерти Блэка ему больше не придётся его слышать. — Даю тебе последний шанс, прежде чем начну отрезать у тебя пальцы. Как много. Ты. Слышал? Угрозы хватило, чтобы Петтигрю вполне предсказуемо сломался. — Всё! — Прекрасно. — Ч-что? Северус одарил его очень холодной улыбкой и задался вопросом, выглядит ли она так же неприятно, как ощущается. — Прекрасно, — шёлковым тоном повторил он. — Потому что теперь ты можешь вернуться к нашему Хозяину и сказать ему, какой я преданный верный слуга. Беги к его ноге как верный пёс. Нет, не пёс — пёс ведь теперь мёртв, не так ли? В любом случае, беги и пой мне дифирамбы. И, Хвост, сделай это убедительно. Крыса замешкалась в дверях. — Почему ты согласился? Ты действительно хочешь… убить старика? Очень медленно Северус встал и посмотрел на него. — Дамблдор, — тихо сказал он. — Директор, который поклялся защищать всех своих учеников. Тем не менее он ни разу не попытался остановить тебя или твоих жалких друзей, Хвост. Он закрывал глаза на всё, что вы со мной творили. Он никогда ни в чём не принимал мою сторону в течение более чем двадцати лет. Даже сейчас я ему не нравлюсь, и он не доверяет мне, несмотря на всё, что я для него сделал. Почему я должен колебаться, стоит ли мне убивать его? Месть — это блюдо, которое подают холодным. Петтигрю сглотнул, боязливо глядя на него. — А теперь иди и отчитывайся, — выплюнул Северус, устав от игры. Всё, что он сказал, по сути было правдой; он действительно ненавидел Дамблдора. Он ненавидел многих людей, но всё равно колебался, прежде чем убить их… Во всяком случае, большинство из них. — И возвращайся побыстрее. Я хочу перекинуться с тобой парой слов сегодня вечером.***
— Непреложный обет, — задумчиво произнёс Альбус. — Такого я не ожидал. Тем не менее это только поможет убедить их в твоей искренности. — Да, это просто замечательно, — съязвил Северус, сопротивляясь инстинктивному желанию вновь потереть запястья. Это было чисто психологическим; линии уже исчезли — не осталось ничего, что можно было бы увидеть или почувствовать. — Я так рад, что ты доволен. Вот только я поклялся Нарциссе, чтобы насолить Беллатрикс; теперь она неделями будет гадать, что я задумал. — Никогда бы не подумал, что ты на это согласишься, — задумчиво произнёс директор. — О, неожиданное благородство сбивает с толку нас, Пожирателей Смерти, — едко сказал Северус. — Мы не привыкли к такому. — Твоё остроумие кажется мне неуместным, Северус, — сказал его работодатель, бросив на него укоризненный взгляд. — Теперь ты связан серьёзными обязательствами. — Меня связали всевозможными обязательствами много лет назад. Директор проигнорировал шутку, какой бы она ни была. — Итак, у нас есть один год. В конце года всё изменится. — Да. — Тогда, при данных обстоятельствах… думаю, я могу назначить тебя преподавателем Защиты от Тёмных искусств, если ты всё ещё хочешь получить эту должность. — Что?! — Потрясённый Северус мгновение тупо смотрел на него. Проклиная ту маленькую часть себя, которая возликовала от радости, он подозрительно прищурился. — В чём подвох? — Почему ты во всём видишь подвох? — Потому что ты мне не доверяешь, — прямо сказал он. — Не драматизируй, Северус. — Ты мне доверяешь? — Ещё раз повторяю, у меня нет других претендентов на эту должность. Безусловно, ты знаешь достаточно об этом предмете, чтобы быть квалифицированным педагогом, а у меня нет ни времени, ни сил искать кого-то ещё. Надеюсь, я смогу убедить Горация снова выйти на работу на год, так что твои ученики по Зельеварению будут в хороших руках. Северус не упустил из виду тот факт, что Альбус не ответил на его вопрос. Ничего другого он и не ожидал. Несколько шокированный его решением и не в силах избавиться от мучительного предчувствия, что за всем этим стоит что-то ещё, он несколько минут думал, прежде чем устало решить, что на самом деле это не имеет значения. «Это всего на год, а потом всё закончится». Вполне вероятно, что он даже не доживёт до конца года — даже если его не прикончит наложенное на должность проклятие, его жизнь всё равно подходит к концу. Так или иначе, он не собирался доживать до конца войны, независимо от того, какая сторона победит. Когда-то назначение на этот пост сделало бы его счастливым или, по крайней мере, настолько близким к счастью, насколько он когда-либо был, но теперь ему было всё равно. — Мне всегда нравилось быть чьей-то последней надеждой, — устало сказал он.***
Гермиона обнаружила своё невероятное преимущество несколько дней спустя; поскольку в особняке она была единственной несовершеннолетней, большинство членов Ордена вообще забыли о её существовании и теперь были гораздо менее озабочены безопасностью. Кухонная дверь всё ещё была защищена от подслушивания, но не окно, оставленное открытым по привычке. Поэтому она устроилась в комнате прямо над ними, широко открыв своё окно и высунувшись наружу, тщетно мечтая об удлинителе ушей близнецов Уизли. Собрание было неполным, присутствовали только несколько членов Ордена, а значит, они вряд ли будут обсуждать что-нибудь важное, но ей была любопытна каждая мелочь. Она внимательно слушала, расстроенная тем, что не могла уловить каждое слово; они обсуждали смерть Сириуса и то, как это повлияло на остальных членов Ордена. Дамблдор сообщил, что Гарри справляется так хорошо, как можно было от него ожидать (то есть вообще не справляется), через пару недель его заберут и доставят в «Нору», где, как они надеялись, присутствие друзей поможет ему. Гермиона в этом сильно сомневалась. Гарри изменился с момента возвращения Волдеморта и больше не был так зависим от окружающих, замкнувшись на себе. Она уже говорила об этом с Роном. Однако ни один из них на самом деле не знал, что с этим делать. Дамблдор тихо добавил: — Я намерен позаботиться о том, чтобы мистер Поттер не сидел без дела в этом году. Досадно, что никто не расспросил его о деталях, так что Гермиона не смогла узнать подробностей о планах директора. Разговор плавно перешёл на Люпина, который, по-видимому, был очень подавлен потерей своего лучшего друга и тоже плохо справлялся. Честно говоря, Гермиона часто задавалась вопросом об этих двоих… ну, на самом деле, со времён Визжащей хижины, хотя держала свои предположения при себе. Она чуть не выпала из окна, когда низкий голос Кингсли сообщил, что Тонкс некоторое время настойчиво добивалась встреч с Люпином, и прокомментировал, что её Патронус теперь изменил форму, что, судя по звукам, вызвало повышенный интерес. Билл — по крайней мере, ей показалось, что это был его голос, — добавил, что Люпин несколько раз ей отказывал, в последний раз достаточно резко, после чего Тонкс убежала в «Нору», чтобы поговорить об этом с миссис Уизли; очевидно, Люпин не показал девушке свою незаинтересованность, а только велел ей не связываться с оборотнем. Взгромоздившись на подоконник, Гермиона закатила глаза. Ей было всего шестнадцать, но она достаточно повидала в жизни, чтобы уяснить — большинство мужчин действительно глупы. И если Люпин на самом деле рассчитывал переубедить таким советом кого-то вроде Тонкс, то он ещё глупее многих. Грубый голос Грюма констатировал очевидное — что такая резкость несвойственна Ремусу — и спросил, есть ли у кого-нибудь идеи о том, как помочь ему справиться с депрессией. Знакомый бархатистый баритон произнёс прямо под ней: — Я мог бы добавить успокаивающее зелье в его Антиликантропное — это вполне может отравить его, но я готов пойти на такой риск. Гермиона чуть не потеряла равновесие; она не осознавала, что Снейп тоже был там. Ему следовало привязать колокольчик на шею или что-то в этом роде. В последнее время он не возвращался в штаб-квартиру, по крайней мере, насколько ей было известно. — Очень смешно, — сухо ответила профессор МакГонагалл. — На случай, если это вылетело у тебя из головы, Северус, он нам нужен. — Для чего? — презрительно спросил Снейп. — Он никогда не сможет расположить к себе других оборотней. Не знаю, почему вы упорствуете в этом фарсе. — Я знаю, что у тебя нет никакой веры в Ремуса, но… — Дело не в вере, а в логике, — раздражённо ответил он. — Неужели никто из вас ничего не знает об оборотнях? Люпин не альфа. Они не станут его слушать, даже если он будет твердить им об этом до хрипоты каждый день в течение столетий. Если вы действительно хотите, чтобы оборотни перешли на нашу сторону, вам нужно заполучить альфа-самца, более доминантного, чем Грейбек. Альфа-самца, который не является Пожирателем Смерти и не собирается к ним присоединиться, и убедить его вступить в наши ряды. Оборотни следуют за новым альфа — таковы их законы. Они будут подчиняться Грейбеку до тех пор, пока сильнейший не победит его в поединке. — Откуда ты так много знаешь об оборотнях? — спросила МакГонагалл после короткой паузы. Гермиона вспомнила урок, который Снейп вёл у них на третьем курсе. Тогда он не рассказывал об устройстве их общества. — Знай своего врага, — злобно сказал он, заработав всеобщее неодобрение. — В любом случае, дело не только в оборотнях. Хагрид не смог переманить великанов, а гоблины не слушают тебя, не так ли, Уизли? Нет абсолютно никакого смысла отправлять послов к какой-либо из других рас и пытаться убедить их присоединиться к нашей команде. — Что навело тебя на такую мысль, Северус? — мягко спросил Дамблдор. — Мы не в состоянии предложить им то, что они хотят. У нас нет власти менять законы магического правопорядка. Если Тёмный Лорд победит, он сможет изменить всё, что ему заблагорассудится, — он предаст своих союзников, но они явно в это не верят, поскольку слушают его. Если мы победим, лучшее, что мы можем им предложить, — это вежливо попросить важных «шишек» из Министерства вытащить свои головы из задницы и дать им чуть больше прав, а этого недостаточно. Нам не с чем торговаться. Почему какая-либо из нечеловеческих рас должна слушать нашу болтовню о концепции добра и зла? Если Тёмный Лорд сохранит их лояльность, им всем будет намного выгоднее его победа, и они это знают. Вы тратите время и ресурсы впустую, гоняясь за несбыточными мечтами. Я говорил так с самого начала. — Заткнись, Снейп, — прорычал Грюм, — если только у тебя нет ничего полезного, чтобы внести свой вклад для разнообразия. Гермиона посчитала это несправедливым. То, что он сказал, имело смысл; во время своей одержимости правами домашних эльфов она изучала законы, касающиеся других рас, и поняла, что в этом вопросе не было простых решений, — ей всё ещё была очень интересна эта тема, но у неё было не так много времени, чтобы заниматься этим вопросом. Конечно, Орден был не в том положении, чтобы что-либо им обещать. И, возможно, если бы они были менее озабочены «несбыточными мечтами», то смогли бы спасти тех, кому особенно нужна защита, — таких, как её родители, вместо того, чтобы Снейпу пришлось брать это на себя. — Например? — сухо спросил Снейп, и только по одному его тону она смогла представить сардонический изгиб брови и насмешливую ухмылку, изогнувшую его губы с одной стороны. — Например, какой следующий ход твоего Хозяина? — Грюм не мог изобразить сарказм так же хорошо, как Снейп, размышляла она, подавляя лёгкую улыбку. С другой стороны, никто другой, кого она когда-либо знала, не мог использовать сарказм так же искусно, как он. — Понятия не имею, — спокойно ответил Снейп, — по той простой причине, что и он, по моему мнению, тоже. Неудача в Министерстве была лишь незначительным неверным шагом, хотя за это он сурово наказал Люциуса и Беллатрикс. Как бы ему ни хотелось узнать полное пророчество, он пока не слишком обеспокоен, поскольку всё ещё уверен в своей победе. Истинной неудачей было появление Фаджа в конце; его устраивало, чтобы Министерство и волшебный мир в целом оставались в неведении о его возвращении, пока он не сочтёт нужным сам сообщить об этом. Это серьёзно нарушило его планы, и никто из нас не знает, что он будет делать дальше. — Ты, как всегда, «полезен», Снейп, — желчно сказал Грюм. — Достаточно, Аластор! — твёрдо вмешался Дамблдор. — Я всего лишь сказал правду, Альбус, и ты это знаешь. — Позволь с тобой не согласиться. Информация Северуса много раз оказывалась бесценной. Всего за последние пару месяцев его оперативные действия помогли уменьшить тяжесть травмы моей руки — хотя вы все вежливо делаете вид, что не смотрите на неё, — а его быстрое предупреждение свело потери в Министерстве к минимуму. — Да, а заодно он избавился от одного из своих врагов, — прорычал старый мракоборец. — Очень удобно, не так ли? — Тебе ещё не надоела эта игра? — холодно осведомился Снейп. — Звучит как заезженная пластинка. Хуже того, ты уже говоришь как Поттер. У тебя кризис среднего возраста? Так как я не могу придумать никакой другой причины, по которой мужчина твоих лет снова превращался бы в неуравновешенного подростка. Наверху, над ними, Гермиона прикусила губу, чтобы подавить смех. Ей не нравился Грюм; настоящий оказался чуть менее жутким, чем самозванец, но он был очень вредным и агрессивным, а также чрезмерно подозрительным. За последние пять лет она узнала, что, когда сарказм Снейпа не был направлен на неё или её друзей, он действительно мог быть очень забавным, хотя она никогда не осмелилась бы сказать об этом вслух. — Поттер не дурак, если не доверяет тебе, — парировал Грюм. — Тебе удалось убить Блэка. — В последней битве Блэк прекрасно справился с этим сам, — на повышенных тонах ответил Снейп. — бросившись очертя голову в опасность, даже не остановившись, чтобы подумать! Меня там даже не было! — Конечно! Ты прятался в своей норе, как трус, которым ты и являешься, дожидаясь конца, чтобы посмотреть, кто выйдет победителем, не так ли? Бесхребетный подонок! — Как хорошо, оказывается, ты меня знаешь. — Голос Снейпа понизился; единственная причина, по которой Гермиона всё ещё могла его слышать, заключалась в том, что он, похоже, сидел у открытого окна. Его вкрадчивый шелковистый тон был холодным и опасным, она могла представить, как его чёрные глаза посуровели и гневно засверкали. — Тьфу! — с отвращением воскликнул Грюм. — Меня от тебя тошнит, Снейп! Ты всего лишь трусливый падальщик! Гермиона тщетно попыталась ослабить хватку своих побелевших пальцев на подоконнике, сглотнув вставший ком в горле, когда вспоминала, как Снейп истекал кровью и метался на больничной койке в лазарете, молча перенося последствия очередных пыток. Этот человек временами был тем ещё мерзавцем, этого нельзя было отрицать, но он ни за что на свете не был трусом! — Заткнись, Грозный Глаз, — почти непринуждённо ответил ему Снейп; чёткое произношение слов было единственным намёком на его растущий гнев. — Что ты сделал для продвижения нашего благородного дела в последнее время, а? Терроризировал или пытал каких-нибудь беспомощных заключенных? Для того, кто всегда так открыто выступал против Тёмных искусств, вы, авроры, никогда не стесняетесь использовать их свободно. — Хватит, Северус! — вмешалась МакГонагалл. — Вы оба члены Ордена или нет?! — На самом деле, я — нет, — хладнокровно ответил он; его голос звучал совершенно отстранённо и незаинтересованно, но в интонации присутствовала слабая нотка жестокости, которая ясно сказала Гермионе, что сейчас он очень зол. Она не могла видеть его лицо, но была уверена, что его чёрные глаза вспыхнули тёмным огнём, а мускул на челюсти, возможно, начал подёргиваться, что всегда означало лишь одно — Снейп был критически близок к срыву; это и пульсирующая венка на его виске были двумя признаками опасности, которые заставляли наблюдательных учеников спасаться бегством. — Что?! — Я не член Ордена, Минерва. Меня никогда не просили присоединиться к вам. Я всего лишь инструмент, которым можно пользоваться, пока я не сломаюсь, а затем выбросить. Я не один из вас и никогда им не буду — это было ясно для меня на протяжении многих лет. Сказанное им было встречено долгим шокированным молчанием. Гермиона отчаянно желала видеть их лица, как Снейпа, так и людей, с которыми он спорил. Теперь, когда она задумалась об этом… ей вспомнился групповой снимок основного состава Ордена, который Грюм таскал с собой повсюду, и Снейпа на нём не было. Казалось, он посещал собрания только в том случае, если отчитывался, и, похоже, никогда не участвовал ни в одном из заседаний по планированию. — Нет, — с презрением выплюнул Грюм, нарушая тишину. — Ты не один из нас. Ты просто переметнувшийся Пожиратель Смерти. Последовала ещё одна затяжная пауза. Гермиона с несчастным видом задавалась вопросом, почему Дамблдор ничего не сказал в защиту своего шпиона. — Да, — наконец, едва слышно согласился Снейп. — Это я. — Стул заскрежетал по полу, когда он, по-видимому, встал. — И задумайтесь, где бы были вы все, если бы меня с вами не было. Хлопнула кухонная дверь, за ней — входная, и послышались крики портрета миссис Блэк. С кухни стал доноситься приглушённый гул голосов, но Гермиона их больше не слушала; они говорили слишком тихо, и в любом случае она была так зла на них, что не стала прислушиваться. «Если даже союзники Снейпа обращаются с ним таким образом… какие у него шансы?» Внезапно ей в голову пришла одна мысль, она соскользнула с подоконника и закрыла окно. Гермиона тихо ахнула от неожиданного осознания, прежде чем поспешить в свою спальню, чтобы подумать. Она была вполне уверена, что только что разгадала большую часть загадки, которой был Северус Снейп.***
Примерно через час она подняла глаза и обнаружила, что Финеас Найджелус смотрит на неё сверху вниз из рамы на стене. — Вы тоже подслушивали? — тихо спросила она. Его губы скривились. — Да. Уверяю тебя, нечто подобное происходит почти каждый раз. Она грустно кивнула, совсем расстроившись. — Я так и предполагала. Он когда-нибудь пытался защищаться по-настоящему? — Нет. — Так я и думала. — Значит, ты наконец-то во всём разобралась? — поинтересовался Финеас. Она опять кивнула, тоскливо глядя на портрет. — Да. — Вздохнув, Гермиона тщетно желала снова ощутить утешительное присутствие своего кота. Обхватив колени руками, она наблюдала за Финеасом, который смотрел на неё со своим обычным равнодушным выражением. — Я долгое время задавалась этим вопросом — на самом деле, с тех пор, как вы показали мне его покои. Почему он выглядит так, как выглядит, почему живёт так, как живёт. Я не понимала… Всё это только потому, что он так сильно ненавидит себя, так ведь? — Да, — прямо сказал ей портрет. — Кто-нибудь ещё знает об этом? — Дилис. Поппи в какой-то степени подозревает, но не знает наверняка. Никто другой не имеет ни малейшего понятия. — Почему вы никому не сказали? Финеас одарил её проницательным взглядом и внезапно стал очень похож на Снейпа. — Ты должна была догадаться сама. Сомневаюсь, что ты сможешь выразить свои новые знания словами; это не то, что можно объяснить, такое можно только почувствовать. Она медленно закивала. — Поэтому он присоединился к Пожирателям Смерти? — Отчасти, но, разумеется, не только по этой причине. Поймите, мисс Грейнджер, мы никогда не обсуждали это с ним и даже не пытались это сделать. Она вновь кивнула и заправила волосы за уши. — Как вести себя с человеком, который так себя чувствует? — осторожно спросила она. — Каково психологическое лечение такой сильной ненависти к себе? — Она знала о клинической депрессии ровно столько, чтобы понимать, что на самом деле ничего о ней не знает, и вряд ли она могла бы исследовать это в Хогвартсе, учитывая, насколько пугающе невежественным был волшебный мир, когда дело касалось психического здоровья. Она планировала заняться этим вопросом летом с помощью своих родителей, но, в общем… из этого ничего не вышло. Финеас пожал плечами. — Дайте ему повод не презирать себя, что в данном случае почти невозможно. Он не хочет жить, мисс Грейнджер. И вы это знаете, даже если не хотите этого признавать. Его жизнь значит для него меньше, чем ничего. Если так будет продолжаться и дальше, он, скорее всего, покончит с собой после того, как всё закончится, если он каким-то чудом переживёт окончание войны. Когда Волдеморт падёт, у Северуса больше не будет причин жить. — Неужели его жизнь действительно так пуста? — прошептала она. — Не пуста, нет, — для такого умного человека, как он, всегда есть чем заполнить время — но… она одинока и бессмысленна. Вы видели, как к нему относится Орден и как к нему относятся Пожиратели Смерти. У него нет семьи. Он не получает удовольствия от жизни. Я искренне верю, и Дилис согласна, что единственная причина, по которой он оставался в живых так долго, — это желание увидеть смерть Волдеморта. Это всё, ради чего он живёт. — Почему? — спросила она. — Почему он так сильно его ненавидит? — Я не знаю всех причин и не буду строить догадки, основываясь только на своих предположениях. Она задумчиво прикусила нижнюю губу. — Почему он так сильно ненавидит себя? Я могу придумать с полдюжины мелких причин, но ни одна из них не кажется достаточно веской, даже все вместе взятые. В голосе портрета послышалось лёгкое негодование. — Потому что, насколько мы можем судить, все в его жизни с тех пор, как он был ребёнком, относились к нему так, как будто он ничего не стоит. Никто никогда не ценил Северуса таким, какой он есть, только ломали его и использовали его способности, и почти все, кто когда-либо встречался с ним, презирали его. Любой человек в такой ситуации вырос бы, веря, что он действительно никчёмный и презренный. И кроме того, у Северуса есть совесть, и он знает, что то, что он делал в прошлом и должен продолжать делать, ужасно и неправильно. С каждым днём его затягивает всё глубже, и он не может выбраться из этого порочного круга. Большая часть его способности любить была разрушена, а то, что осталось, давно погребено под гнётом самоотречения. Гермиона некоторое время сидела, думала и покусывала губу. — Хоть кто-нибудь может ему помочь? — спросила она наконец, не уверенная, что хочет услышать ответ. — Вероятно, нет, — несколько грубо ответил Финеас. — Мы ни в чём не уверены, но, думаем, что, скорее всего, уже слишком поздно его спасать. Она провела тыльной стороной ладони по увлажнившимся глазам. — Так не должно быть! Он не заслужил такой горькой участи! — Жизнь несправедлива, — сурово сказал ей портрет. — Это то, чему Северус научился очень рано. Вы идеалистка, мисс Грейнджер, но люди редко получают то, чего заслуживают, будь то хорошее или плохое. Во что бы то ни стало сосредоточьте свой всем известный ум на его проблеме и попытайтесь придумать какой-нибудь способ убедить его ценить свою жизнь немного выше и больше заботиться о себе, но имейте в виду, что у вас почти наверняка ничего не получится. На этой «жизнерадостной» ноте он ушёл, оставив Гермиону смотреть в никуда, погружённую в мысли о человеке, который ненавидел себя так сильно, что не прилагал никаких усилий, чтобы позаботиться о себе; который не мог побеспокоиться о том, чтобы залечить свои шрамы, починить мебель или даже привести свои волосы в порядок. С учётом того, что их успех на победу зависел от него, будущее представлялось ей довольно трагичным.***
Её тревоги понемногу утихали в течение оставшейся части лета, которое оказалось приятно скучным и тихим, как только она уехала к Уизли, — ну, настолько тихим, насколько это вообще было возможно в «Норе», полной активных молодых волшебников. Она рассказывала всем (даже Гарри и Рону) одну и ту же историю — якобы она сама догадалась, что её родители находятся в опасности, каким-то образом убедила их уехать и отправилась в штаб-квартиру. Ей не нравилось лгать своим друзьям, но говорить правду был не вариант. Для начала они бы ей не поверили, а Снейп пришёл бы в ярость и, вероятно, оказался бы в опасности. В перерывах между переживаниями по поводу всего остального она находила время побеспокоиться о своих результатах С.О.В. Само собой, Гермиона была счастлива, увидев длинный список «Превосходно», омрачённых лишь одним «Выше ожидаемого». Это был позор, но защита никогда не была её сильной стороной, и… ну, нельзя же всё-таки быть идеальной во всём! «Довольно досадно, что я не смогла побить рекорд Снейпа», — сказала она себе с иронией, но она всё равно справилась достаточно хорошо и была собой довольна. Учитывая их отрывочное образование по этому предмету, было чудом, что они вообще сдали экзамен. И если она продолжит убеждать себя в этом, то, возможно, действительно в это поверит и перестанет заниматься самокопанием. Но, боже, как бы ей хотелось поделиться успехами со своими родителями… Большая часть оставшегося лета была потрачена на то, чтобы поддерживать Гарри. Она знала своего друга много лет, и его ни в коем случае нельзя было оставлять одного — особенно учитывая то, что он рассказал ей и Рону о пророчестве. После первого обсуждения пророчества Гермиона решительно включила это в «чёрный» список вещей, о которых она старалась не думать; она всё ещё ни в малейшей степени не доверяла предсказаниям, к тому же оно могло означать совсем не то, что думал Гарри. «Лучше пока вообще об этом не думать и постараться поддерживать в нём позитивный настрой». Возможно, ей было бы немного легче, если бы Флёр Делакур не приехала в «Нору», взбудоражив всю мужскую половину, но даже это оказалось довольно забавным; она провела много времени с Джинни, бесстыдно хихикая над Роном, что, безусловно, было намного веселее, чем когда её тащили играть в квиддич. Ничто в этом мире не смогло бы убедить её полюбить полёты; да и сам спорт казался ей неинтересным. Снейп не возвращался в штаб-квартиру с того самого собрания, которое она подслушала. Гермиона в какой-то степени беспокоилась о нём, но, если бы с ним что-нибудь случилось, Орден отреагировал бы, даже если ей казалось маловероятным, что кто-нибудь будет сильно горевать о нём, и она знала, что он сам может о себе позаботиться. Вероятно, ему не следовало замыкаться в себе, но, учитывая получаемый «тёплый» приём, она могла понять, почему он держался в стороне. Даже если бы он появился здесь тяжело раненным, то никогда не показал бы свою слабость на публике. В целом, ей удалось ненадолго забыть о войне, по крайней мере, до тех пор, пока они не отправились в Косой переулок за школьными принадлежностями и своими глазами не увидели пустые магазины и испуганных волшебников. Это сильно испортило ей настроение и даже притупило радость от посещения магазина Фреда и Джорджа, хотя не настолько, чтобы не поддаться искушению некоторыми их товарами. Гермионе потребовалась вся сила воли, чтобы ничего не купить, ведь скоро ей могут понадобиться все её денежные накопления. То, что Драко Малфой замышлял что-то плохое, не произвело на неё особого впечатления; он всегда вёл себя подозрительно, и обычно в этом не было ничего особенного. Паранойя Гарри по этому поводу волновала её гораздо сильнее. Гермиона очень сомневалась, что Малфой стал Пожирателем Смерти, в его-то возрасте. «Чем Сами-Знаете-Кому может быть полезен подросток? Что мог сделать Драко, чего не смогли другие его последователи?» Даже если бы по какому-то странному стечению обстоятельств это было так, Снейп знал бы об этом и сказал бы Дамблдору. «Вот пусть сами с этим и разбираются». Она была не настолько глупа, чтобы подогревать подозрения Гарри и решила сделать всё возможное, чтобы отвлечь своего друга. Таким образом, проблема с Малфоем была добавлена в «чёрный» список вещей, о которых пока не стоило думать.***
Оставшуюся часть лета Северус был ужасно занят, деля своё время между собраниями Пожирателей, собраниями Ордена, посещением Малфоев и попытками поговорить с Драко, занимаясь своими личными проектами, такими как приготовление чёртового зелья для Люпина — к слову, проклятый оборотень никогда не пытался научиться варить его самостоятельно — и попытками подготовить полностью обновлённую учебную программу для семи курсов, которым требовалось наверстать упущенное за восемь-девять месяцев. В сутках явно было недостаточно часов; сон стал почти недостижимой роскошью, а иногда ему ещё приходилось находить время, чтобы подлатать себя. Чем больше он думал о плане Дамблдора, тем меньше он ему нравился. Некоторые факты были неизбежны — старик умирал, и Северус согласился сыграть свою роль, но он всё больше убеждался, что директор не планировал рассказывать кому-либо ещё о том, что происходит, и это пугало его, поскольку… что же будет после того, как он это сделает? Он убьёт Дамблдора, и против него ополчится весь мир. Если его рассудок переживёт ещё одно убийство, более личное, чем любое, которое он совершил раньше, он потеряет всё: свой хрупкий статус в Ордене, какое-никакое общение и уважение своих коллег, то небольшое признание, которое он имел среди студентов (даже слизеринцы не простили бы ему такого, и не важно, что им не нравился директор). Поппи и портреты отвернутся от него — и Грейнджер, чёрт возьми, он изо всех сил старался не думать о ней! Он не сможет справиться со стрессом такого масштаба. Он привык в одиночку преодолевать большую часть дерьма в своей жизни, но не сможет пережить потерю абсолютно всего. «И что мне делать? Альбус велел защищать студентов, но как я могу сделать это при таких обстоятельствах, когда все поднимут против меня свои палочки? Кто защитит меня? Никто. Нет. Это крайне дерьмовый план!» Другая идея пришла ему в голову примерно в середине августа, и тогда он сразу же начал углублённо исследовать яды. Возможно, ему удастся избежать убийства. Если бы ему удалось обставить смерть старика как естественную, тогда он смог бы ещё некоторое время ходить по ужасно хрупкому лезвию бритвы между двумя сторонами. Если у него получится убедить Волдеморта в том, что он причастен к смерти Дамблдора, одновременно с этим убеждая Орден в том, что не имеет к этому никакого отношения, вероятно, он сможет ещё немного продержаться. Тёмный Лорд назначит его директором, когда они захватят школу; если бы другие учителя всё ещё были на его стороне, возможно, появилась бы возможность сделать то, что он должен был сделать. Он не видел другого выхода. Он не верил, что у Драко хватит смелости кого-либо убить, поэтому, как только он, Северус, умрёт, либо проклятие прикончит Дамблдора, либо старику придётся покончить с собой. В любом случае, план развалится, но в этом не будет вины Северуса. Вероятность того, что он умрёт до конца года, была очень высока. Относительно немногие из преподавателей Защиты от Тёмных искусств на самом деле умирали, но смертельные случаи случались, а эти волшебники вели гораздо менее опасную жизнь. Лето тянулось мучительно медленно, несмотря на всю работу, которую ему предстояло выполнить. Снова оставшись в одиночестве в своём унылом пустом доме, он сосредоточился на том, чтобы сохранить себе жизнь — напуганный, переутомлённый и пылающий беспомощным, бессмысленным гневом. Что бы ни случилось дальше, ему крышка, он уже и так балансировал на пределе сил, нервов и возможностей.***
Гермиона чувствовала, что учебный год начался не слишком благоприятно. По общему признанию, это был не первый случай, когда Гарри попадал в беду ещё до начала большого пира, но всё равно это казалось нехорошим предзнаменованием, особенно когда скучающий Снейп сопроводил угрюмого окровавленного Гарри в Большой зал незадолго до того, как был подан десерт. Она хранила молчание на протяжении всего его объяснения того, что случилось, стараясь игнорировать маленькую предательскую часть себя, которая нашёптывала ей, что это послужит ему уроком за попытку шпионажа. Был ли Драко на самом деле Пожирателем Смерти или нет, он возненавидел Гарри с первого курса и вряд ли упустил бы шанс его подставить. Увидеть почерневшую иссохшую руку Дамблдора тоже было неприятным потрясением. Гарри не упомянул об этом, но в реальности она выглядела просто ужасно, её внимание постоянно возвращалось к ней на протяжении всей вступительной речи директора, прежде чем она, наконец, смогла совладать с собой. — Мы рады приветствовать нового сотрудника в этом году, — сказал им Дамблдор, и она с любопытством посмотрела на нового учителя, когда тот встал со своего места. — Профессор Слизнорт, мой бывший коллега, согласился вернуться в школу на должность профессора Зельеварения. — Зельеварения? — ошеломлённо повторила Гермиона, и, судя по всему, ей вторила примерно половина учеников, когда она повернулась, чтобы посмотреть на Гарри. — Но ты сказал… — Тем временем профессор Снейп — продолжал Дамблдор чуть громче, привлекая всеобщее внимание обратно к преподавательскому столу, — займёт должность профессора Защиты от Тёмных искусств. — Нет! — довольно грубо выкрикнул Гарри. Он был не единственным; удивлённые, возмущённые и встревоженные возгласы прозвучали с трёх из четырех столов, даже среди слизеринцев аплодировала только горстка студентов. Гермиона уставилась на Снейпа, всё ещё шокированная этим неожиданным заявлением. Тот не встал, просто поднял руку, чтобы заставить своих слизеринцев замолчать, и, несмотря на его сардоническую ухмылку, на самом деле он не выглядел таким уж довольным. Выражение самодовольства казалось фальшивым и было скорее горьким весельем по поводу реакции студентов, чем ответом на само объявление. Во всяком случае, он выглядел очень усталым, хотя она предполагала, что не многие люди знали его черты достаточно хорошо, чтобы заметить это. — Но, Гарри, ты сказал, что Слизнорт собирался преподавать Защиту от Тёмных искусств! — обвиняюще сказала она своему другу. — Я так и думал! — запротестовал он, выглядя почти оскорблённым таким поворотом событий, когда по всему залу проносился недовольный гомон. — Ну, зато есть одна хорошая новость, — добавил он мстительным тоном. — Мы избавимся от Снейпа. — Что ты имеешь в виду? — спросил Рон. Даже он выглядел порядком удивлённым горячностью Гарри. — Эта должность проклята, — ответил ему Гарри с интонацией мрачного удовлетворения. — Квиррелл даже не дожил до конца года. Не знаю как вы, а я собираюсь держать пальцы скрещенными на случай ещё одной смерти… — Гарри! — рявкнула на него Гермиона, по-настоящему разъярённая. Она не сказала своим лучшим друзьям, что Снейп сделал этим летом, чтобы защитить её семью; так было безопаснее для всех, к тому же она знала, что им этого не понять, учитывая, что даже она полностью не понимала его действий. Она знала, что Гарри ненавидел Снейпа так же сильно, как Снейп ненавидел его, и несколько несправедливо обвинял его в смерти Сириуса, но говорить что-то подобное было совершенно непростительно.***
На следующее утро она нерешительно спустилась в подземелья, не уверенная, будет ли он ожидать её так рано в этом семестре. Она даже не знала, живёт ли он всё ещё здесь, внизу, ведь он больше не преподавал Зельеварение — в это до сих пор сложно было поверить. Снейп был мастером зелий, это казалось неизменным — и ни Дилис, ни Финеас прошлой ночью не посетили картину над её кроватью, так что у неё не было возможности спросить их. Он, как обычно, ждал у входа в коридор, а предрассветные тени не давали достаточно света, чтобы она могла распознать, был ли он удивлён, увидев её, или нет, тем более он явно не стал «жаворонком» за лето и выглядел так, будто не спал неделями. Довольно неловко вспомнив, что она не разговаривала с ним с той ночи, когда попросила его остаться в её комнате, пока не заснёт, Гермиона смущённо кашлянула. — Доброе утро, сэр. Он ответил ей невнятным ворчанием, которое могло означать всё что угодно, и повёл её на улицу. «По крайней мере, нет дождя», — отметила она с некоторым облегчением, когда начала осторожно потягиваться и разминаться. Взглянув на него, Гермиона робко спросила: — Значит, теперь вы будете вести ЗоТИ, сэр? — Похоже на то, — ответил он своим обычным хриплым после сна голосом, слегка поморщившись, когда один из его суставов громко хрустнул. Он одарил её ироничной улыбкой. — Объявление было очень хорошо воспринято, не так ли? Такой «радушный» приём действительно согревает сердце. Проигнорировав его сарказм, она спросила: — Почему вы не сказали мне, сэр? Он приподнял бровь. — Мисс Грейнджер, вопреки вашим ожиданиям, вам не нужно знать всё о моей жизни. — Его тон был мягче, чем смысл самих слов. — Кроме того, я и сам не знал об этом до начала августа. Всё было решено в последнюю минуту. Изучая его пару секунд, она отметила, что он точно не выглядел счастливым. С другой стороны, в такое раннее утро он редко выглядел как-то иначе, так что не было смысла пытаться придавать этому слишком большое значение. — Все ваши предшественники закончили свою карьеру довольно… печально, сэр, — осторожно заметила она, стараясь не думать о словах Гарри. Снейп бросил на неё острый взгляд. — Вы пришли сюда, чтобы поболтать со мной и заявить об очевидном, или позаниматься? — резко спросил он; эффект был несколько испорчен его попыткой не зевнуть на полуслове. Поняв намёк, она заткнулась. К тому времени, как они пробежали круг и разогрелись, она едва могла дышать. Он мерзко усмехнулся. — Боже мой, да вы совсем размякли. — Я бегала дома каждый день, — запротестовала она, задыхаясь и обиженно глядя на него. — Но не могла покинуть штаб-квартиру, а когда была в «Норе»… ну, там все считают, что любая форма упражнений, не связанная с метлой, является смертным грехом, — озорно добавила она. Он фыркнул, и его глаза на мгновение весело сверкнули. — Тушé. — У меня ЗоТИ перед обедом, — сказала она, с любопытством поглядывая на него. Снейп усмехнулся ей, вероятно, больше по привычке. — Спасибо, что просветили меня, поскольку, очевидно, я не знаю своего собственного расписания, несмотря на то, что на прошлой неделе потратил целый день на его составление. — Не за что, сэр, — сухо ответила она, стараясь не улыбаться. Когда за этим не скрывалось злого умысла, ей вполне нравился его сарказм, по крайней мере, иногда. — Что вы запланировали для нас? — Как будто я стану вам об этом рассказывать, мисс Грейнджер, — пренебрежительно ответил он, прежде чем ухмыльнуться. — Это будут точно не корнуэльские пикси. Я не собираюсь заставлять учеников писать обо мне стихи — страшно даже подумать о том, что там будет написано, — и не буду требовать, чтобы кто-нибудь прочитал мою автобиографию. Мне всё равно, знаете ли вы мой любимый цвет или нет. «Сомневаюсь, что он вообще у вас есть. Похоже, вам нравится только монохром». Оставив реплику при себе и проигнорировав насмешку по поводу Локхарта, она спокойно продолжила: — И сегодня днём у меня Зельеварения. Каков профессор Слизнорт в деле, сэр? Он фыркнул, снова ухмыляясь, и теперь в его блестящих чёрных глазах появился намёк на злобу. — Увидите. Его отношение к ученикам довольно сильно отличается от моего… хотя, несомненно, это следует рассматривать как положительный момент. — Он был вашим учителем? — О, да. Был. — Вы были членом его… клуба? Снейп вскинул обе брови. — Он уже начал вербовку? Значит, не терял времени даром. Интересно… По поводу вашего вопроса, мисс Грейнджер — это, как всегда, не ваше дело. А теперь ступайте своей дорогой.